Габриэлла могла по пальцам пересчитать эротические сны, которые когда-либо видела, но ни разу ей не доводилось переживать столь обжигающей — если не сказать настоящей — страсти, и все благодаря явившемуся ей во сне Лукану Торну. Его дыхание было сравнимо с прохладным ночным ветерком, залетевшим в открытое окно спальни. Его волосы цвета воронова крыла нависли над ней чернотой ночного неба, серые глаза сияли светом луны. Его руки, словно мягкие простыни, сжимали запястья и щиколотки, раскрывая ее перед ним.

Губы обжигали каждый сантиметр кожи; казалось, ее омывает волна невидимого пламени. Жасмин — называл он ее во сне, тихим ночным шелестом листвы струилось дыхание по животу, опускаясь ниже.

Она извивалась и стонала, отдавшись во власть его искусного языка, принимая томительную муку в надежде, что она никогда не закончится. Но она закончилась — и очень быстро. Габриэлла проснулась одна в темной спальне, на губах замерло имя Лукана, тело болезненно ныло от неутолимой жажды страсти.

Такое состояние продлилось до самого вечера, и это волновало Габриэллу куда больше, нежели тот факт, что таинственный детектив Лукан Торн сумел так завладеть ее мыслями и чувствами.

Она не считала его обещание зайти сегодня вечером романтическим свиданием, но с нетерпением ждала его. Ей хотелось узнать о нем как можно больше, поскольку он, один лишь раз взглянув, понял ее суть. Ей уже не столько хотелось рассказывать детективу о событиях той ужасной ночи, сколько просто поговорить с ним за бокалом вина или поужинать вместе. То, что она дважды побрила ноги и надела под шелковую блузу с длинным рукавом и джинсы черное сексуальное белье, было чистой случайностью.

Габриэлла ждала его почти до десяти и, потеряв всякую надежду, позвонила Джейми спросить, не желает ли он поужинать с ней где-нибудь в центре.

Сидя напротив нее у окна в бистро «Чао Белла», Джейми поставил бокал с пино нуар на стол и посмотрел на ее нетронутые frutti di mare .

— Дорогая, ты уже минут десять гоняешь по тарелке несчастного моллюска Тебе не нравится еда?

— Нет, что ты. Здесь всегда вкусно готовят.

— Итак, это был исключительно оральный секс?

Габриэлла оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на Джейми, качая головой:

— Не совсем. Ты же мой лучший друг…

— Xa, — улыбнулся Джейми. — Наверное, именно поэтому я в твоих эротических оргиях не участвую.

Габриэлла покраснела, заметив, что головы сидевших за соседним столиком повернулись в их сторону.

— Знаешь, иногда ты ведешь себя как самый настоящий засранец, — наклонившись вперед, прошептала Габриэлла. — И сказать тебе об этом — мой священный долг.

— О, подруга, не стоит так смущаться. Если бы я впадал в глубокие размышления каждый раз, когда просыпаюсь в судорогах сексуального экстаза, выкрикивая имя какого-нибудь парня…

— Я не выкрикивала его имя. — «А со стоном выдыхала, только проснувшись, и потом, стоя под душем, когда пыталась смыть с себя ощущение физического присутствия Лукана». — Джейми, я чувствовала его, словно он был со мной в постели… такой реальный, можно протянуть руку и дотронуться до него.

Джейми вздохнул:

— Некоторым девчонкам так везет, им достаются все радости мира. В следующий раз, когда твой возлюбленный навестит тебя во сне, отправь его ко мне после того, как у вас с ним все закончится.

Габриэлла улыбнулась, отлично зная, что у друга с романтическими отношениями все в полном порядке. Последние четыре года он счастливо жил с Дэвидом, торговцем антиквариатом. В данный момент Дэвида не было в городе, уехал куда-то по делам.

— Джейми, хочешь узнать, что в этой истории самое странное? Когда я утром встала, моя входная дверь была открыта.

— Правда?

— Ты же знаешь меня. Я всегда закрываю дверь на ночь.

Светлые, четко очерченные брови Джейми съехали, к переносице.

— Ты хочешь сказать, что этот парень пробрался в дом, когда ты спала?

— Я знаю, это звучит как абсолютная чушь: ночью детектив проникает в спальню, чтобы соблазнить меня, это похоже на бред сумасшедшего.

Габриэлла сказала это легко и непринужденно, хотя в течение дня сама не раз спрашивала себя, не свихнулась ли она. Она рассеянно теребила рукав блузки, а Джейми смотрел на нее изучающим взглядом, его лицо выражало беспокойство, отчего Габриэлле стало казаться, что она действительно сошла с ума.

— Послушай, за эти выходные на тебя столько всего свалилось, стресс, одним словом. В голове все перемешалось. Ты была расстроена, ну и, наверное, забыла закрыть дверь.

— А сон?

— А что — сон? Сон, он и есть сон. Твой уставший разум стремился к естественной релаксации.

Габриэлла рассеянно закивала.

— Да, наверное, ты прав, так все и было. — Она понимала, что Джейми дал вполне разумное объяснение всему тому, что казалось ей странным.

Но не успела Габриэлла согласиться, как у нее неприятно засосало под ложечкой, в голове завертелись мысли: «Я не могла забыть закрыть на ночь дверь. Такого со мной никогда не случалось, даже когда я бывала чем-то расстроена или озабочена».

— Эй! — Джейми подался вперед и положил ладонь на ее руку. — Все будет в порядке, Гэб. Знай, ты можешь позвонить мне в любой момент. Ведь так? Я твой друг, и ты всегда можешь на меня положиться.

— Спасибо.

Джейми взбодрился и вилкой ткнул в сторону ее тарелки.

— Ты сама с этим разберешься или позволишь мне расправиться с твоими объедками?

Габриэлла пододвинула к нему свою порцию:

— Это все твое.

Пока Джейми наслаждался успевшими остыть морепродуктами, она сделала большой глоток вина, положила голову на руку и нащупала небольшие следы на шее, которые обнаружила сегодня утром, выйдя из душа. Эти идеально симметричные отметины за ухом не шли ни в какое сравнение с незапертой входной дверью и поражали значительно сильнее.

Следы находились в том самом месте, где пульс прощупывался наиболее отчетливо. Вначале Габриэлла подумала, что случайно поцарапала себя во сне, слишком неожиданном и напряженном.

Но отметины мало походили на царапины от ногтей. Они напоминали что-то… совсем другое. Будто что-то — или кто-то — пыталось укусить ее в область сонной артерии.

Безумие.

Именно этим словом определялось ее состояние, и, чтобы не усугублять его, нужно было немедленно отбросить все эти невероятные мысли. Требовалось взять себя в руки и выкинуть из головы параноидальные фантазии о загадочном ночном визите и кровожадных монстрах, которые встречаются только в фильмах ужасов. Если она не справится с собой сейчас, то закончит, как ее родная мать…

— Боже мой, ты можешь мне прямо в глаза сказать, что я самая последняя свинья! — неожиданно воскликнул уплетавший морские гребешки Джейми. — Совсем вылетело из головы! Вчера мне звонили по поводу твоих фотографий. Одна из шишек нашего славного Бостона возжелала приватного просмотра твоих работ.

— Серьезно? И кто это такой?

Джейми пожал плечами:

— Не знаю, дорогуша. Мне с этим человеком поговорить не удалось, но, судя по высокомерному тону его или ее — это мне тоже неизвестно — секретаря, эта особа — настоящий денежный мешок. Завтра вечером у меня назначена встреча в одном из престижнейших бизнесцентров — офис в пентхаусе, дорогая.

— Вот это да! — удивленно выдохнула Габриэлла.

— Эх, это круто, подружка. Очень скоро ты сочтешь недостойным выставляться в дешевеньких галерейках вроде моей, — пошутил Джейми, как и Габриэлла, весьма воодушевленный новым предложением.

Трудно было остаться равнодушной, особенно в Свете пережитого за последние несколько дней. Габриэлла успела завоевать репутацию интересного фотографа и обзавестись респектабельными поклонниками, но приватный просмотр для анонимного покупателя — это впервые.

— Какие работы они просили показать?

Джейми налил бокал и шутливо поднял его в ее честь.

— Все, мисс Удача. Всю коллекцию.

По крыше старого кирпичного здания в самом центре города скользнул и исчез лунный свет, выхватив из темноты презрительную, несущую неизбежную смерть усмешку, застывшую на лице вампира, одетого во все черное. Припав к самому краю крыши, воин Рода повернул голову, вытянул руку и подал тайный знак.

«Четыре Отверженных. Преследуют жертву. Иду за ними».

Лукан кивнул Данте и выбрался из-за пожарной лестницы — укрытия, за которым он провел полчаса. Он спрыгнул на тротуар, приземлившись по-кошачьи бесшумно и мягко. За плечами, подобно демоническим крыльям, виднелись мечи. С едва слышным шипящим звуком Лукан вытащил их из ножен и направился вглубь узкой боковой улочки.

Было около одиннадцати часов вечера, в девять он обещал зайти к Габриэлле Максвелл и вернуть ей мобильник. Но телефон остался в лаборатории, Гидеон обрабатывал снимки и искал в Международной базе данных Рода информацию о шестерке Отверженных.

Лукан не испытывал ни малейшего желания возвращать Габриэлле телефон ни лично, ни каким-либо иным способом. Сделанные ею фотографии ни в коем случае не должны были попасть в руки людям; более того, после фиаско, которое он потерпел в ее спальне, ему лучше держаться от этой женщины подальше.

«Черт бы побрал эту Подругу по Крови».

Ему следовало быть внимательнее и сразу обо всем догадаться. Сейчас он ясно видел признаки, по которым мог бы определить, кем Габриэлла является на самом деле. В клубе она продемонстрировала способность видеть вампиров. Затем сумела найти в темноте Отверженных, устроивших кровавую бойню, и сфотографировать их, страх не позволил бы сделать это ни одному человеку. И у себя дома она проявила невероятную устойчивость к его внушениям; скорее Габриэлла поддалась собственному подсознательному желанию.

Не секрет, что женщины человеческой расы с уникальным генетическим кодом Подруги по Крови обладают острым умом и безупречным здоровьем, а кроме того, незаурядными экстрасенсорными способностями, которые значительно возрастали с того момента, когда такая женщина вступала в кровную связь с вампиром.

По всей видимости, Габриэлле Максвелл было даровано особое зрение, позволявшее ей видеть значительно больше, чем любому другому человеческому существу, но насколько больше, можно было лишь догадываться. Лукан хотел знать границы ее возможностей. Инстинкт воина требовал, чтобы он выяснил все — и немедленно. И не дай бог вступать с этой женщиной в какие бы то ни было отношения!

Почему же тогда его воля слабеет, когда он вдыхает ее запах, ощущает шелковистую нежность ее кожи… ее обжигающую страсть? Ему не нравилось, что она делала его слабым. А тут еще боль во всем теле от затянувшегося голода.

Единственное, что улучшило его настроение, это приближающиеся шаги Отверженных. Вампиры преследовали жертву — мужскую особь. Молодого, здорового парня в брюках в черно-белую ломаную клетку и покрытой пятнами длинной белой куртке, пропахшей ресторанной кухней и потом. Повар оглянулся на четверку вампиров. Послышалось приглушенное нервное чертыханье. Парень закрутил головой по сторонам и ускорил шаг, сжимая кулаки и тараща глаза, чтобы не споткнуться в темноте.

— Не надо так спешить, трусливая тварь, — с издевкой прошипел один из Отверженных, его голос прозвучал как шуршание придорожного гравия.

Второй Отверженный пронзительно гикнул и одним прыжком вырвался вперед, обогнав своих компаньонов.

— Эй, куда ты бежишь, все равно далеко не уйдешь!

Хохот Отверженных эхом прокатился по узкой, зажатой с обеих сторон кирпичными домами улице.

— Черт, — чуть слышно выругался парень.

Он больше не оглядывался, поспешно семенил вперед, в любую секунду готовый припустить со всей мочи, хотя в этом не было ни малейшего смысла.

Как только парень подошел достаточно близко, Лукан с мечами в руках медленно выступил из мрака и, широко расставив ноги, перегородил улочку. С холодной усмешкой он смотрел на Отверженных; в предвкушении битвы клыки удлинились.

— Добрый вечер.

— О господи! — взвизгнул парень и мгновенно замер на месте, с ужасом глядя на Лукана, ноги у него дрожали и подгибались. — Черт!

— Убирайся прочь, — едва глянув на трясущегося человека, процедил Лукан. — Быстрее.

С устрашающим металлическим лязгом он провел одним мечом по другому. За спинами Отверженных, так же как и он, бесшумно, по-кошачьи приземлился Данте, а затем выпрямился во весь рост, составлявший целых шесть с половиной футов. Меча у него не было, но талию стягивал кожаный пояс, увешанный оружием для рукопашного боя, включая пару острых, как бритва кривых клинков — в его быстрых руках они превращались в адскую машину смерти. Он называл их malebranche , но они были настоящими злыми когтями. Одним молниеносным движением он вытащил клинки и превратился в безжалостного вампира, готового к смертельному бою.

— О господи! — дрожащим голосом вскрикнул парень, увидев угрожающую ему опасность. Уставившись на Лукана, он трясущимися руками достал из заднего кармана брюк потертый бумажник и бросил его на землю. — Вот, возьмите! Он ваш. Только не убивайте, умоляю!

— Пошел вон отсюда. — Лукан не сводил глаз с Отверженных, которые, достав оружие, занимали боевую позицию.

— Он наш, — прошипел один из Отверженных, его желтые глаза с ненавистью буравили Лукана, зрачки сузились в вертикальную щелку. С длинных острых клыков капала слюна — еще один отличительный признак отмеченных Кровожадностью.

Эта болезнь поражала вампиров и ставила под угрозу выживание Рода, подобно наркомании, охватившей человеческий род. Тонкую границу между небольшой порцией человеческой крови, необходимой для утоления голода, и передозировкой легко переступить. Одни Вампиры добровольно и сознательно отпускали тормоза, другим недоставало опыта или внутренней дисциплины. Не в силах остановиться, вампиры заходили слишком далеко и со временем превращались в Отверженных. Четверо таких выродившихся ублюдков, рыча, показывали Лукану клыки.

Горя желанием испепелить их, Лукан скрестил мечи. Посыпались искры.

Человек, парализованный страхом, продолжал стоять, как идиот, поворачивая голову то в сторону приближавшихся Отверженных, то в сторону неподвижно замершего Лукана.

«Такая глупость может стоить этому болвану жизни», — мелькнула мысль, но Лукан с холодным безразличием тут же выбросил ее из головы.

Безопасность человека не его забота. Его долг — истреблять зарвавшихся кровососов.

Один из Отверженных вытер мокрый от слюны рот и прошипел:

— Убирайся прочь, гаденыш, дай нам поесть.

— Только не сегодня и не в моем городе! — прорычал Лукан.

— Твоем городе? — Отверженные заржали, один сплюнул под ноги Лукану. — Этот город принадлежит нам. Еще немного — и здесь мы будем править бал.

— Все верно, — подхватили остальные. — Это ты на чужой территории.

Наконец человек опомнился и пустился бежать, но далеко уйти ему не удалось. Двигаясь с невероятной скоростью, один из Отверженных нагнал его, схватил за горло и приподнял, черные кеды жертвы беспомощно закачались в воздухе. Человек кричал и яростно сопротивлялся, а вампир душил его. Лукан сохранял спокойствие, он даже бровью не повел, когда вампир бросил судорожно дергавшуюся жертву на асфальт и впился ему в горло.

Краем глаза он видел, как Данте подбирается к Отверженным сзади все ближе и ближе. Он облизнулся, показывая клыки, — готов к бою. А он будет жарким.

Лукан нанес удар первым, послышались скрежет металла и хруст сломанных костей.

Данте сражался, как исторгнутый адом демон, его malebranche зловещими молниями рассекали мрак ночи, тишину разрывали боевые крики. Лукан сохранял хладнокровие, позволявшее ему наносить точные удары. Один за другим Отверженные падали. Титановые мечи Лукана были ядом для крови Отверженных и ускоряли распад их тел.

Когда с врагами Рода было покончено, Лукан и Данте оглядели поле битвы: кучки пепла, которые вот-вот подхватит и разнесет ветер, и неподвижное тело человека — кровь обильно текла из его разорванного горла.

Данте опустился на колено и склонился над жертвой, принюхиваясь:

— Он мертв. Точнее, ему осталось жить не больше минуты.

Запах крови ударил Лукану в ноздри, внутренности скрутило. Клыки, увеличившиеся в пылу сражения, сейчас подрагивали от невыносимого голода. Лукан с отвращением посмотрел на умирающего. Хотя человеческая кровь была ему крайне необходима, Лукан не мог воспользоваться объедками Отверженного. Он предпочитал кровь добровольных Доноров, сам их выбирал — и только для того, чтобы маленькой порцией заглушить голод, но никак не утолить его.

Рано или поздно каждому вампиру приходится убивать.

Лукан не отрицал своей природы, но каждое его убийство было осознанным выбором и совершалось в соответствии с установленными им самим правилами. Чаще всего его жертвами становились разного рода преступники, наркодилеры, наркоманы и прочие отбросы человеческого общества. Лукан старался сохранять здравый смысл и действовать рационально, он никогда не устраивал кровавой бойни только ради удовольствия. Все представители Рода следовали подобному кодексу чести, именно это отличало их от Отверженных, преступивших все законы.

И снова внутренности Лукана скрутило от запаха свежей крови, пересохший рот наполнился слюной.

Когда в последний раз он утолял голод?

Он не мог вспомнить. Давно. По меньшей мере несколько дней назад, слишком давно, чтобы поддерживать себя в норме. Прошлой ночью он надеялся утолить голод, сексуальный в том числе, с Габриэллой Максвелл, но не вышло. И сейчас его тело корчилось в муках, и он больше ни о чем не мог думать, кроме как о живительной пище.

— Лукан, — Данте пощупал пульс человека, от возбуждения и запаха крови его клыки вытянулись в полную длину, — минута промедления, и его кровь свернется и станет мертвой, как и его тело.

Мертвая кровь бесполезна, она не может утолить голод вампира. Данте ждал, томимый единственным желанием — припасть к сочащемуся кровью горлу жертвы Отверженных, которая оказалась столь глупа, что не смогла спастись бегством, когда такой шанс представился.

Даже рискуя вовсе лишиться трапезы, Данте должен был ждать. Существовало неписаное правило: более молодые вампиры не могли пить кровь в присутствии старших, тем более если старший был П1 — воин первого поколения — и он умирал от голода.

Отцом Лукана был Древний, один из восьми воинов, которые много тысячелетий назад прибыли на враждебную Землю с далекой и мрачной планеты. Чтобы выжить, они пили человеческую кровь, жестоко истребляя население чужого мира. Изредка у них появлялось потомство от земных женщин — первых Подруг по Крови, их дети стали первым поколением вампиров па Земле.

Из тех свирепых, прибывших с далекой планеты предков в живых никого не осталось, но их кровь текла в жилах Лукана и еще нескольких рассеянных по планете представителей Рода. Они образовывали первый круг от вершины в иерархии земных вампиров, их уважали и немного побаивались. Все остальные вампиры принадлежали к младшим поколениям.

Вампиров первого поколения отличала более высокая степень жажды крови, унаследованная от их свирепых отцов, и потому для них существовала реальная угроза поддаться страсти и превратиться в Отверженных. Род научился выживать, преодолевая и эту таящуюся в них самих опасность. Многие умели контролировать голод и пили кровь только по необходимости и в небольших количествах, требуемых для поддержания жизни. Они вынуждены были следовать этим правилам, чтобы жажда крови не стала пагубным пристрастием, болезнью Отверженных, от которой не существовало лекарства.

Взгляд Лукана упал на судорожно подергивающегося, прерывисто дышащего человека. Из пересохшего горла вампира вырвался звериный рык. Он зашагал на запах крови, дарующей продолжение жизни. Данте почтительно отступил, чуть склонив черноволосую голову, предоставляя П1 первому утолить голод.