Два или три дня проехали мирно. Всех дождь спасал. Такой он был густой, как марлевый занавес в сельском клубе. Поэтому все простоквашинцы — и новые и старые — много спали и много читали. Никаких вылазок на природу и десантов в огород не было. Даже тётя Тамара в руки книгу взяла. Это была военная книга «Жизнь полководца товарища Суворова в армии и в гражданском быту».

Но вот выпал первый снег. Он липкий был, на всех проводах и деревьях повис. Последние листья с деревьев упали, потому что к ним снег прилепился. Всё было белое и чистое.

По первому снегу почтальон Печкин пришёл, вернее, прискользил, телеграмму принёс:

«Встречайте, едем. Охотники-пенсионеры!»

— Наконец-то, — сказала тётя Тамара Семёновна. — Наконец-то я их увижу, моих военных товарищей.

Видно было, что настроение у неё улучшилось, несмотря на погоду. Она даже запела про себя что-то очень лирическое:

А у Матроскина, наоборот, настроение резко испортилось.

— Чёрт их принёс этих военных товарищей! — бурчал он.

Шарик держал нейтралитет.

— Посмотрим на этих охотников, — решил он. — В конце концов, я ведь тоже охотник, хотя и не пенсионер.

Мама подумала: «Пенсионеры-охотники — это так романтично».

«Наверное, они старые! — подумал Печкин. — Еле ходят».

— Наверное, на них можно воду возить! — решил папа.

А Иванов-оглы сказал:

— Вот у нас один случай был военный, связанный с охотой. Завезли к нам собак сторожевых восемь штук. Склад хозяйственный охранять. В нём парашюты хранились, краски всякие, посуда, валенки. И знаете, что было?

— Что? — спросил Печкин.

— Вот что. Расставили мы их по углам объект сторожить.

— Как по углам? — удивился Матроскин. — У вас там что: восемь углов было?

Иванов-оглы оторопел:

— Тамара Семёновна, у нас там что — восемь углов было?

— Они в две смены работали, — объяснила Тамара Семёновна.

— Точно, в две смены по четыре штуки зараз. Собачки сначала были дохлые, — продолжал Иванов, — но мы с товарищем полковником их подкормили. Мы для них еды не жалели. И собачки наши стали здоровые как лошади. Правильно, Тамара Семёновна?

— Правильно, — согласилась тётя Тамара, — очень здоровые собачки стали. Поперёк себя шире.

— И вот, — продолжал Иванов-оглы, — к нам однажды военные охотники приехали. Только не пенсионеры, а настоящие, действующие. Генералы там и гражданские из министерства. И стали они охотиться.

— На кого? — спросил Шарик.

— На кабана, — ответил Иванов-оглы. — У нас в окрестностях кабаны водились. Выследили они этого кабана, напустили на него собак и помчались за ним. Интересно?

— Смотря кому, — сказал папа.

— Вам? — спросил Иванов-оглы. — Вам интересно?

— Нам интересно, — сказал папа.

— И что дальше было? — спросил Шарик.

— А то. Кабан летит, не разбирая дороги. Летит и летит. И прямо на наш склад. Пробил заборчик, потом в стену врезался. А стена-то лёгкая, из алюминиевых листов. Кабан в склад как нож в масло вошёл.

— И что? — подстегнул потрясённый Печкин.

— Стал он по складу носиться и греметь. Тут по его следам собаки и охотники прибежали. И давай лаять.

— А что же ваши собаки? — спросил Шарик.

— Наши собаки хватились, всполошились и стали склад защищать. Они стали здоровыми, а цепи остались прежними, худощавыми. Они враз и лопнули. И наши барбосы как за их собаками погонятся, как начнут охотников с ног сбивать. Вся охота вмиг назад повернула и побежала в гостиницу.

— А что же тётя Тамара? — спросил папа.

— А что тётя Тамара? Она первая поняла, что что-то неладно, схватила ружьё и на охрану склада встала. Потом и мы подоспели. И вдруг…

— Что «и вдруг»? — спросили все.

— Тут кабан наружу вылетает — на клыках у него фонари «летучая мышь», на голове кастрюля, как у фашистов. На ногах валенки. Сзади тормозной парашют. И весь-весь он в краске.

— В какой краске? — спросил дядя Фёдор.

— В зелёной, разумеется, — ответил папа. — Другой краски у военных не бывает.

— А вот бывает, — обиделась тётя Тамара. — У военных все краски есть. Корабли синие, самолёты серебристые, плащ-палатки чёрные. Военные очень романтичные люди. И красивые.

— А голубой цвет у военных бывает? — спросила мама. — Или розовый?

Тётя стала думать. Как ни напрягала мозги, как лоб ни морщила, ничего про эти цвета вспомнить не могла.

Неожиданно в окно постучали. Это были военные пенсионеры, и Иванов-оглы прекратил дозволенные речи.

— А что дальше было? — шёпотом спросил у него Шарик.

— Вечером дорасскажу, — шёпотом ответил оглы.

Военных пенсионеров было пятеро. Правильно предвидели папа и мама. Они были очень романтичные, с ружьями, с патронташами и очень здоровые. На них можно было не только воду, ртуть можно было возить. Они ещё были очень весёлые и добродушные, хотя и пожилые.

Они обнялись с тётей Тамарой, дали дяде Фёдору стреляные гильзы. Иванову-оглы подарили шарф и пошли на почту размещаться. Потому что у дяди Фёдора места уже совсем не было.

По дороге почтальон Печкин спросил:

— А почему вы без собаки? На охоту же с собаками ходят.

— Нам собака ни к чему, — говорят военные пенсионеры. — С нами Никитич приехал. Он лучше любой собаки следы читает. Он нам запросто и кабана и лося обнаружит. Мы его завтра с утра следы читать пустим. К обеду он всех зверей выследит.

— Он тоже военный? — спросил Печкин.

— Нет, он гражданский, из общества охотников. Вон он в кабине машины сидит.

И точно. Там сидел гражданский дядя. Такой сухощавый, весь охотничий, со стальными глазами. Видно, что он очень опытный охотник был. Потому что ружьё у него было самое старое. Да и одежда у него поношенная была, вся в заплатках.

Военные пенсионеры быстро стол накрыли. Выпили водки, закусили варёной картошкой. Печкина угостили. Он им потом весь вечер песни пел про то, как он на почте служил ямщиком. Иванов-оглы тоже хотел на почте остаться, но за ним Шарик прибежал и позвал дальше историю про собачек размером с лошадей и кабана с тормозным парашютом рассказывать.

— Значит, так, — продолжил Иванов. — Кабан с тормозным парашютом выскочил. А на нём ведь кастрюля новая, валенки казённые и фонари на клыках. Это же вернуть надо. Другой бы на нашем месте испугался. Но не товарищ полковник. Она за парашют рукой ухватилась и как на водных лыжах за кабаном поехала.

Все с уважением посмотрели на тётю Тамару.

— А что? — сказала мама. — Мы в детстве на реке жили. И Тамарочка чемпионом по водным лыжам была.

— И не только по водным лыжам, — сказала тётя Тамара, — но и по бегу на коньках. И по математике.

— Да, — подтвердила мама, — вся школа Тамарочкой гордилась!

— А что с кабаном было? — спросил Шарик.

— Вот что, — ответил Иванов-оглы. — Тамара Семёновна за ним ехала, пока с него всё не попадало. А скоро и собачки прибежали. Главный военный так на них ругался. Он говорил: «Надо бы их в чистое поле вывести и к стенке приставить». А что дальше было, я потом расскажу. Нас с Тамарой Семёновной к столу ждут.

— А там и дальше было? — спросил папа.

— Ой, там так много дальше было, закачаешься! — ответил оглы. Тамару Семёновну наградили значком «Спасибо» первой степени. Я потом, вечером дорасскажу.

Они с Тамарой Семёновной ушли на почту к Печкину с военными пенсионерами праздновать. А дядя Фёдор с Шариком и Матроскиным совещание устроили.

— Хоть наш кабан и противный, — говорит Шарик, — а мне всё равно не хочется, чтобы его стреляли.

— А я, — говорит Матроскин, — не хочу, чтобы и лося подбили. Давайте меры принимать.

— Меры, значит, будут такими, — говорит дядя Фёдор. — Ты, Шарик, с утра побежишь кабана предупреждать, чтобы в леса уходил подальше. Туда, к Троицкому. Ясно?

— Ясно, — говорит Шарик.

— И чтоб там лежал тише воды, ниже травы. Пока охотники не уедут.

— Понял, — слушается Шарик.

— Потом ты к Матроскину вернёшься, — продолжает дядя Фёдор. Раненько утром вы сядете верхом на Гаврюшу и такую путаницу из следов сделаете, чтобы у их Никитича глаза на лоб повылазили.

— Я на Гаврюшу сесть не могу, — возражает Матроскин. — Он как бешеный носится. Я на Мурку сяду. Мы с ней душа в душу живём. Пусть Шарик на Гаврюшу усаживается. Они спелись.

— Хорошо, — соглашается дядя Фёдор. — Ты на Мурку садись, а Шарик на Гаврюшу, пусть как бешеный носится. Охотники и подумают, что здесь целое стадо лосей прошло. Ясно тебе?

— Чего ж тут неясного, — отвечает Матроскин.

— С собой вы возьмите все ботинки, какие в доме найдутся. И все кеды и калоши.

— Это зачем ещё?! — удивляется Матроскин.

— Вот зачем. Вы Мурку и Гаврюшу в глубину леса заведёте. Они по первому снегу следы «лосевые» оставят. В лесу вы их остановите и на ноги им кроссовки привяжете и другую обувь. Дальше они в кроссовках пойдут. Следопыт увидит, что в лес следы лосевые пришли, а из леса не выходят. Значит, лоси остались в лесу спать. Они этот лес окружат и будут пустой лес до ночи караулить. К ночи они намёрзнутся и ни с чем уедут. И наши лоси целы останутся.

Этот план коту и Шарику очень понравился. Так они и решили с утра действовать.

…Мама и папа в это время на сеновале мёрзли. Мама говорит:

— Ты знаешь, Дима, я как-то себе жизнь в Простоквашине по-другому представляла. Я теперь поняла, что мне на работе больше нравится. Я там душой отдыхаю, когда мы товар в нашем магазине по прилавкам раскладываем.

— Да и я, — отвечает папа, — больше люблю в нашем гараже тормозные колодки менять, чем здесь на этой холодрыге педагогикой заниматься.

— Давай удерём, — предлагает мама. — Ребёнок наш в хороших руках останется. Тамара за ним приглядит.

— Если он от неё не скроется, — соглашается папа.

— Ну а если скроется, — говорит мама, — он всё равно не пропадёт. У него такой кот есть, до которого тебе расти и расти. Он всё умеет: и температуру мерить, и кашу варить. Если такой кот есть, — пошутила мама, — никакого мужа не надо.

— Что верно, то верно, — согласился папа. — Был бы у меня такой кот, я бы, может, и не женился никогда.

К этому времени фонарь во дворе замерцал. Так здорово колпачок белого света над снегом двигался. И в него то одна нога входила, то другая. Это Иванов-оглы вернулся дальше историю про охотничий случай рассказывать. Все вокруг него собрались. И Шарик, и Матроскин, и дядя Фёдор. И папа с мамой с сеновала подтянулись.

— Ну и что дальше там было с собачками? — спросил папа.

— Вот что. Через два месяца одна собачка, самая шустрая, четырёх щенят родила. А кто её просил? Ей склад охранять надо, а она со щенятами. Мы и решили щенят у неё отнять и под окотившуюся козу подложить. У козы молока много — выкормит.

— А нельзя разве было щенят раздать населению? — спросил папа.

— Конечно, нельзя, — ответил оглы, — это же государственное имущество. Так можно и танки раздать.

— И что коза, выкормила? — спросил Матроскин.

— Ещё как! Такие собачки получились — загляденье. Крепкие, активные! Пришла пора их на службу ставить.

— В армию призывать, — сказал папа.

— Не надо их призывать, — объяснил Иванов-оглы. — Они и так в армии. Мы с товарищем полковником вызвали инструктора-дрессировщика. Приехал специалист с помощником, стал их к сторожевой службе готовить. День готовит, два готовит, потом приходит весь в слезах. «Уберите от меня этих собак! — говорит. — Это служебный брак». Мы спрашиваем: «Почему брак». Он говорит: «Смотрите».

Иванов-оглы рванул стакан воды от волненья и продолжил:

— Вывел он собак на площадку и говорит: «Сидеть!» Они сели. Он говорит: «Голос». Они все как заблеют: «Ме-е-е-е-е!» Он им показал: «Гав! Гав! Гав!» Они ему: «Ме-ме-ме!» Он им опять намекает: «Гав! Гав!» Они ему опять: «Me! Me!» Он вывел им помощника и велит: «Взять!» Они как бросятся на помощника и давай его бодать. Он аж зелёный от злости стал. «Всё, — говорит, — списывайте их к чёртовой матери! Это не собаки, это козлы глупые! Вы бы их ещё в курятник поместили, чтобы они у вас кукарекали по утрам!» Плюнул он на землю и уехал. А что дальше было, я вам потом расскажу.

— А там и дальше было? — теперь уже удивилась мама. — Какая-то тысяча и одна ночь.

— Было-было, — ответил оглы. — Это долгая история. Мы с товарищем полковником не привыкли отступать в хозяйственных вопросах. Мы этих собачек к делу приспособили, и ещё как!

Он ушёл на почту ночевать, и все заснули.