Утром раньше всех Иванов-оглы и Печкин проснулись. Они наскоро выпили по стакану чая и в дом к дяде Фёдору собрались. Идут они, на жёлто-красные осенние перспективы посматривают.

Иванов-оглы-Писемский удивляется:

— Странные у вас пейзажи здесь какие-то: берёзки, солнцем подсвеченные, пеньки чёрные, речка вон, вся перекрученная, блестит и ни одного танка, никакой колючей проволоки. Непривычно как-то для военного глаза.

— Это вам, военным, непривычно без колючей проволоки, а нам, гражданским, это очень нравится, — отвечал мудрый Печкин. — Ну её на фиг эту проволоку.

— А грибы-то у вас есть? — спрашивает Иванов-оглы.

— А как же, — отвечает Печкин. — Мы можем по дороге в берёзовую рощу забежать, там всегда подосиновики растут.

— Это неправильно, — говорит Иванов-оглы, — непорядок. В берёзовой роще должны подберёзовики расти.

— Очень может быть, — согласился Печкин. — Только в нашем Простоквашине отродясь порядка не было.

Подходят они к роще, видят — ящик с гуманитарной помощью стоит.

— Выронили, — говорит Печкин. — Вчера целый день гуманитарную помощь возили. Один ящик и потеряли. Интересно, что в нём? Надо открыть.

Шарик проснулся и всё слышит. Его ящик с запахом закрывался, он конец запаха зубами прихватил, не даёт ящик открывать. Почтальон Печкин руку с трудом в трещину просунул и говорит:

— Что-то меховое там, наверное, шапки гуманитарные.

Иванов-оглы тоже руку просунул и как раз по зубам Шарику пришёлся.

— Нет, — говорит, — там гуманитарные гвозди. Или гуманитарные вилки.

Решили они ящик до дома донести.

«А что, пускай несут», — согласился про себя Шарик.

Они пошли вдоль речки. Печкин с ящиком, а Иванов-оглы просто так. Печкин никак не хотел с ящиком расставаться. Надо, чтобы все понимали, что это его ящик. Он прошёл немного, устал и говорит:

— Надо мне сесть на ящик, посидеть.

Шарик из ящика как закричит:

— Да ты что, совсем?! С приветом?!

Печкин испугался даже.

— Ой, — кричит, — радио заговорило!.. Гуманитарное.

Шарик спохватился и начал сообщать новости дикторским голосом:

— Вчера вечером ровно в шесть часов с приветом к избирателям обратился депутат Селёдкин.

Печкин удивился страшно и спорит:

— Нет у нас такого депутата!!

Шарик в ответ:

— А я и не про вас говорю! — И дальше шпарит: — Продолжаем последние известия. Новости с полей. На полях ничего нового. Всё уже убрали: и картошку, и кукурузу, и свёклу, и помидоры, и арбузы, и… бананы, и… студентов.

Больше он ничего придумать не мог, никаких последних известий. А Печкин и Иванов ждут. Делать нечего, Шарик как забормочет:

— За последнее время участились случаи… Участились случаи… Участились случаи…

А какие участились, он придумать не успел. Иванов-оглы говорит:

— Заело! Надо стукнуть как следует!

«Тебя самого надо стукнуть как следует!» — думает радио-Шарик.

— Участились случаи… нападения почтальонов на собак.

Печкин даже вздрогнул:

— Чего-чего? А ну-ка, повторите. Какие случаи участились?

Шарик так неуверенно повторяет:

— Случаи нападения почтальонов на собак.

— Да нет! — кричит Печкин. — Вы всё путаете! Это собаки на почтальонов нападают! У меня вон все штаны грызаные. Это какое-то противное радио. Его надо в речку выбросить.

— Да вы не нервничайте, — замечает Иванов-оглы. — Придём домой и разберёмся, какое это радио. И почему оно так странно агитирует. Идти два шага осталось.

Они дальше Шарика понесли. А Шарик им стал погоду на завтра говорить:

— Ожидаются заморозки, переходящие в наводнение. Ожидается землетрясение, переходящее в солнечное затмение. Местами снег, местами град, местами кислый виноград.

У них так глаза и вылупились.

Шарику уже трудно было остановиться:

— Передаём программу на завтра. Завтра будет такая программа закачаетесь.

— Почему? — удивился Печкин.

Шарик и сам не знал почему. Он и ляпнул:

— Музыку будем для хромых передавать!

В это время кот Матроскин уже проснулся и завтрак готовил. Он варил кашу на молоке, целое ведро, а сам думал: «День-два я ещё выдержу. Ну три. А на неделю меня уже не хватит. При таком количестве народа целую столовую надо содержать».

Он наскоро накрыл на стол, поставил творог, простоквашу, хлеб из магазина и с трудом горячее ведро на стол принёс.

На вкусный запах стал народ подтягиваться. Скоро папа с мамой пришли, дядя Фёдор и тётя Тамара Семёновна. Только Шарика не было и Печкина с Ивановым-оглы.

Тётя Тамара говорит:

— Нельзя без них завтрак начинать.

Дядя Фёдор спрашивает:

— Почему?

— У нас в армии так принято было. Мы всем полком за еду садились.

Матроскин говорит:

— А если они с Шариком на охоту пошли, на утреннюю зорьку. И вернутся только к вечеру?

— Такие события заранее планировать надо, — говорит тётя Тамара. — Я думаю, что с этого дня мы все будем жить по плану.

Тут как раз Печкин и Иванов пришли с «гуманитарным радио». Они это радио ещё по дороге из ящика вытряхнули — такого он им наговорил. Они тоже за стол сели, стали кашу есть и тётю Тамару слушать.

— Подъём у нас будет в семь, — говорила тётя Тамара. — Это поздновато, но для зимнего времени хорошо. После этого бег босиком по снегу полкилометра. От этого полезность идёт невероятная. Потом завтрак. Потом общественная работа. Потом…

Тут из Шарика выскочило:

— Суп с котом.

— Это что, шутка? — спрашивает тётя.

— Юмор, — отвечает Шарик.

— Для юмора у нас будет определённое время, — говорит тётя Тамара. Приблизительно с пяти до шести по субботам.

— А как мы сегодня день проведём? — спрашивает мама.

— На сегодня у нас такая программа намечена, — отвечает тётя. Матроскина с Шариком мы бросаем в речку рыбу ловить. У нас по понедельникам будут рыбные дни. Пусть берут удочки и уходят удить. — Она посмотрела на Шарика и Матроскина и сказала: — Возражений, конечно, нет!

Возражения, конечно, были. Особенно у Шарика, он не любил рыбные дни. Да и Матроскин не особенно их любил. Он любил молочные дни и сосисочные. Но возражать они не стали. Лучше уж на берегу с удочкой сидеть, чем устав строевой и караульной службы изучать.

— Папа с мамой займутся научным трудом. Я им шесть томов «Введения в педагогику» привезла. Перевод с немецкого. Занимательная книга для тех, кто понимает. Не оторвёшься. Возражений, конечно, нет.

Возражения были у мамы. Зачем ей педагогику изучать, когда у неё кот Матроскин такой педагог. Но она решила заняться педагогикой, чтобы папу в педагогику заманить.

Папа попробовал схитрить:

— Тамара Семёновна, зачем нам силы распылять? Давайте мы и меня на речку «бросим» с удочкой. На рыбном фронте я больше пользы принесу. Мама Римма одна с педагогикой справится.

— Нет-нет, — возразила тётя Тамара. — На рыбный фронт мы тебя с мамой в следующий понедельник «бросим». Когда вы все тома освоите. Сейчас у вас будет усиленный курс. — Она посмотрела на дядю Фёдора: — Ты, дядя Фёдор, будешь в сарае на пианино играть по самоучителю. Пора, брат, пора!

— Но там же Мурка! — кричит Матроскин. — У неё молоко скиснет!

— Для Мурки Печкин и Иванов-оглы в огороде палатку разобьют, возражает тётя Тамара. — Вы не переживайте, всё уже давно учтено. Я над этим планом целую ночь думала.

«Лучше бы она целую ночь дрыхла! — подумал про себя Матроскин. — Есть же вот люди такие наоборотные. Чем меньше они думают, тем больше пользы».

И все приступили к выполнению задания. Шарик с Матроскиным с удочками на реку поплелись. Какая там рыбалка, если осень на дворе. Того гляди дождик начнётся. И тут полустриженный Шарик придумал. Он вернулся и попросил Иванова-оглы ему в будке дырку сделать для головы. Потом он этот ящик на себя надел, голову в дырку просунул и пошёл на речку, как черепаха в своём собственном домике.

Матроскин увидел и сказал:

— А ты, Шарик, молодец, не пустая голова два уха! Здорово придумал. Я себе такую же будку сделаю. Будем мы с тобой по деревне как два пьяных робота ходить, боками толкаться.

Он быстро такой же картонный домик смастерил из ящика. Они, пошатываясь, как два качающихся робота, на речку отправились. А удочки у них как антенны были.

Хорошо, что на берегу только осенний ветер гулял, рыбаков не было. А то бы рыбаки с испугу в речку попрыгали, на тот берег переплыли бы и в партизаны ушли.

Папа с мамой на сеновале устроились, тепло одеялами накрылись, взяли в руки «Педагогику» и заснули. За неделю на работе они так умаялись, сил нет. А тут свежий воздух, молоко, сено. Дядя Фёдор внизу по клавишам барабанит, они даже не слышат.

Дядя Фёдор сначала честно пытался всё сделать, как в самоучителе указано. «Поставьте пальцы на ширину плеч…» А потом он стал барабанить что ни попадя. У него отличный «Первый концерт для фортепьяно и сарая» получился. Свою партию сарай очень хорошо исполнял — скрипел, как ненормальный.

Печкин и Иванов-оглы в огороде брезентовую палатку ставили. И Иванов-оглы Печкину случаи из военной жизни рассказывал:

— Вот помню такой случай был. Пришёл приказ к нам в часть: «Всем военнослужащим на зимнюю форму одежды перейти». Мы с товарищем полковником всем военным и выдали зимнюю форму: валенки, ушанки, шинели тёплые, всякие там бушлаты-ватники.

— И всё это бесплатно? — спросил Печкин.

— Конечно, это же ведь армия.

— А нам, почтальонам, бесплатно только фуражки почтальонские выдают, — посетовал Печкин.

Иванов дальше военный случай рассказывает:

— Кажется, всё тебе хорошо. А тут оттепель, да такая, что просто жара — пять градусов тепла. По такой жаре только в валенках и шлёпать. И что делать?

— Валенки отобрать, — сказал решительный Печкин. — Шлёпанцы выдать. Пусть шлёпают.

— Тебя за такое по головке не погладят. Приказ-то был из Москвы. Другая бы товарищ полковник растерялась. А наша товарищ полковник выход нашла. Она попросила перебросить нашу часть в Мурманскую область стропила для нового склада заготавливать. А там такой мороз! Без валенка шагу шагнуть нельзя! Вот как мудро вышло. И приказ выполнили, и брусья заготовили.

— Ты ж говорил — стропила! — удивился Печкин.

— И стропила тоже, — сказал Иванов.

Печкин просто потрясён был такой мудростью. А тут Тамара Семёновна подошла:

— Почтальон Печкин, оставьте вверенный вам участок работы и проведите беглый осмотр того, что сделано другими участниками трудового процесса.

Печкин оставил участок и первым делом на речку пошёл к двум рыбным роботам. Подошёл он к ним и спрашивает:

— Граждане сотрудники, прошу вас дать показания… то есть сведения. Сколько рыбы выловлено за истекшее время?

— Одна, — коротко, по-военному ответил Шарик.

— Прошу уточнить, — говорит Печкин. — В каких единицах ведёте измерения. Что у вас одна? Одна тонна? Одна тысяча? Одно ведро?

— Одна верхоплавка, — объясняет кот. — Весом в одну тонну, размером в тысячу метров.

— Еле запихнули в ведро, — добавил Шарик.

Печкин записал это в своей книжечке и к папе с мамой пошёл.

— Уважаемые, сообщите, какие у вас успехи за текущий период?

— За текущий период у нас очень большие успехи, — говорит папа. Телёнок Гаврюша один том «Педагогики» съел. Мы уронили нечаянно. Теперь умнее в десять раз будет.

Печкин и это записал в книжечку и к дяде Фёдору обратился. Дядя Федор в том же сарае на фортепьяно барабанил.

— Как у вас дела, молодой человек? Что доложить руководству?

— Доложите, что соседские куры за ночь гнездо в пианино устроили. Цыплят высиживать начали. Пора музыку прекратить. Скоро цыплята будут песню крокодила Гены кукарекать.

Дальше Печкин к Иванову-оглы подошёл:

— Ну как дела, боевой товарищ?

— Дела хорошие. Погода благодать! Строительство хоромов для Мурки заканчиваю. Да вот беда, пока я строил хоромы, корова Мурка целый угол у палатки сжевала. Пришлось её метёлкой стукнуть.

Печкин всё, как всегда, записал. И к Тамаре Семёновне с докладом явился:

— Разрешите доложить, товарищ бывший полковник.

Она говорит:

— Докладывайте, товарищ служащий деревенской почты.

Печкин просто обалдел. Он даже и не знал, что такое почётное звание носит. Он начал докладывать, заглядывая в книжечку:

— Кот с собакой рыбу ловят в ящиках.

— Какую такую они рыбу ловят? В каких таких ящиках? Консервы, что ли?

— Нет, они рыбу в реке ловят. Только сами сидят в ящиках. От ветра.

— И какой у них улов? Много наловили?

— Одну верхоплавку поймали. Весом в одну тонну. Размером в тысячу метров. Еле запихнули в ведро.

Тамара Семёновна подивилась такой верхоплавке.

— А как у дяди Фёдора дела? У него всё в норме?

Почтальон Печкин в книжечку смотрит:

— У него всё в норме. Соседские куры за ночь гнездо в пианино устроили. Цыплят высиживать начали. Цыплята скоро будут песню крокодила Гены кукарекать.

Тамара Семёновна всё больше удивлялась:

— У моего любимого ординарца товарища Иванова всё, я надеюсь, хорошо?

— Погода у него хорошая, — объясняет Печкин. — Строительство для хромой Мурки заканчивает.

— Почему Мурка хромая?

— Она угол у палатки съела, пришлось её метёлкой стукнуть.

— Так, а что папа и мама? — кричит тётя Тамара. — У них-то, я думаю, всё в норме? Какие у них успехи за текущий период?

— За текущий период у них очень большие успехи, — отвечает Печкин. Телёнок Гаврюша один том «Педагогики» съел. Его уронили нечаянно. Теперь умнее в десять раз будет.

— Караул! — сказала тётя Тамара и позвала к себе маму: — Я как старшая сестра тебе говорю: ты должна воспитывать не только сына, но и мужа.

— А может, не надо меня воспитывать? — говорит папа. — Мне уже скоро сорок.

— Мужчину надо воспитывать до пятидесяти, — отметила тётя Тамара, — а после уже перевоспитывать надо.

Потом она приказала:

— А сейчас перерыв на личное время. Всем отдыхать ровно шестьдесят минут.

Печкин быстренько всех обежал и в дом пригласил. Матроскин и Шарик в своих походных домиках с одной верхоплавкой на двоих явились. А что они — виноваты? Осень на дворе. Все просторы вокруг жёлтыми листьями усыпаны, даже речка. Какой уж тут клёв.

Дядя Фёдор не был особенно рад. Вместо того чтобы делом заниматься, дрова на тр-тр Мите из леса возить, зима же на носу, — он как-то кривобоко чижика-пыжика играл. Нужен ему этот чижик.

— А что потом? — спросил папа.

— Потом обед, — говорит тётя Тамара.

Это означало, что все отдыхают просто так, а кот Матроскин на кухне отдыхает за кастрюлями. И начало в нём закипать революционное возмущение.

Он обед, конечно, приготовил, но мысли у него включились в неправильную сторону.

…Вечером, когда все снова получили шестьдесят минут личного времени, чтобы выгладить и выстирать одежду, кот Матроскин решил создать подпольную организацию.

Он пригласил всех своих в подпол. Своими оказались: дядя Фёдор, Шарик, галчонок Хватайка и папа Дима.

— Вы как хотите, — говорит Матроскин, — а так жить нельзя.

— Правильно, — согласился папа. — Назревает революционная ситуация. Низы не могут, а верхи (он постучал пальцем в потолок) не хотят жить по-старому.

Галчонок Хватайка сразу закричал:

— Кто там? Кто там?

— Там они, — ответил папа, — чёрные полковники.

— Надо искать выход, — продолжил кот.

— Есть, — сказал Шарик. — У меня уже есть. Я уже нашёл. Очень интересный выход.

— Какой? — спрашивает кот.

— Надо выдать тётю Тамару замуж.

Идея всем понравилась. Все стали в уме женихов перебирать.

— За кого? — спросил Матроскин. — Уж не за почтальона ли Печкина?

— Нет, — отвечает Шарик. — Почтальон Печкин её не потянет. Надо её за профессора Сёмина выдать. За того, который язык зверей изучает. Он недавно из Африки вернулся, я знаю. Он крокодильские диалекты изучал.

— Но как это сделать? — спрашивает дядя Фёдор. — Ведь они даже не знакомы.

— А так, — говорит Шарик. — Знакомство по переписке. Мы между ними переписку наладим. Или через объявления в газете.

— Хорошо, — согласился Матроскин. — Налаживай. Какие ещё будут предложения и варианты?

Папа сказал:

— Тесновато ей в Простоквашине. Ей бы на большой государственный простор выйти. Давайте её в Государственную Думу выдвигать.

— А она справится? — сомневается Шарик. — Это ж какая работа. Это ж за всю страну думать надо!

— Она и в международном уровне справится, — говорит папа. — Она за всю планету думать может. Она там такое натворит!

— Вот пусть там и творит на международном уровне, — решил Матроскин. — А Простоквашино пусть в покое оставит.

Все за работу принялись. Шарик начал переписку между тётей Тамарой и профессором Сёминым налаживать. Матроскин и дядя Фёдор стали листовки обдумывать для выборов в Государственную Думу. А папу для воспитания на сеновал отозвали.

Тамара Семёновна тоже собрание устроила. Она собрала на сеновале всех взрослых и говорит:

— Можно, конечно, вести растительную жизнь. Жить как живётся: встал, поел, поспал. Снова встал, поел, поспал.

— На почту сходил, — добавил Печкин.

— На почту сходил, — подхватила тётя Тамара. — И всё! Через семьдесят лет жизнь прошла мимо. Люди должны быть куда-нибудь нацелены. На что-то очень важное.

— Мы не ракеты, — проворчал папа, — чтобы нас куда-то нацеливать. Надо просто жить.

— Ох, Димитрий, — сказала тётя Тамара, — ты уже дожился. От тебя сын сбежал. А была бы у него цель, никуда бы он от тебя не ушёл. Ну вот скажи ты мне, на что ты его нацеливал?

— На «книжку прочитать», на «в магазин сходить», на «в шахматы поиграть»…

— И только-то?! А если бы ты его нацелил к двухтысячному году космос освоить, на Луне в футбол играть с китайцами, он бы никуда бы не ушёл, он был бы делом занят.

— Он бы китайский язык изучал, — сказал папа.

Письмо, которое Шарик накалякал профессору Сёмину, было написано на синей бумаге с цветочками. Шарик торжественно его прочитал Матроскину и дяде Фёдору:

— «Уважаемый профессор! Какая хорошая погода стоит в Простоквашине! Одна таинственная женщина любит гулять около речки с собачкой ближе к вечеру. Это одинокая незнакомка средних лет с хорошим знанием жизни. Закачаетесь».

Матроскин спрашивает:

— А собачка тут при чём?

— При том, что пожилые учёные-профессора очень любят дам с собачками. Я по телевизору видел.

— А что ты ей напишешь? Самой тёте Тамаре? — спросил дядя Фёдор.

— Я уже написал, — ответил Шарик. — Вот слушайте: «Уважаемая сударыня! Если Вы возьмёте с собой собачку и пойдёте гулять по берегу, Вас ожидает приятная встреча. Таинственный и одинокий вечерний незнакомец».

Дядя Фёдор такую переписку одобрил:

— У тебя просто таинственный остров получается. Таинственно и романтично. А где она возьмёт собачку?

— Она меня с собой позовёт, — отвечает Шарик. — Не Матроскина же ей с собой брать.

— От такой лишайной собаки любой нормальный профессор в пять минут сбежит куда-нибудь в поля. Ищи потом, свищи этого профессора! — сказал Матроскин и решил Шарика в порядок привести.

Шарик тем временем письма в конверты положил, тоже с цветочками, и на почту побежал. Бросил их в почтовый ящик, и все стали ждать.