Мэгги едва сознавала, что ночь уже спустилась с небес и окутала все темнотой. Она сидела у огня на толстой медвежьей шкуре. Жизнь текла неторопливо при свете теплого домашнего очага.

Небесные Глаза с довольным видом сосала грудь, двигая по ней малюсенькими пальчиками. Улыбаясь, Мэгги наблюдала, как Соколиный Охотник осматривает маленького орла. Сейчас тот был неряшливым, но скоро приобретет внушительный вид. Соколиный Охотник сказал ей, что внешность орла полностью изменится за первые четыре или шесть лет.

Сейчас Мэгги видела перед собой пестрые перья, большие доверчивые глаза, желтые клюв и лапки.

Улыбка Мэгги померкла. Она не могла не вспомнить о родителях птенца, зная по себе, как больно, когда у тебя забирают ребенка.

Однако ей удалось утешиться тем, что в огромном гнезде она видела много птенцов, которые пытались сохранять равновесие, когда разворачивались и учились летать. Поскольку их было так много, возможно, их птенца и не хватятся. Она стала думать об удовольствии, которое птица доставила ее любимому вождю арапахо.

– Мой новый друг – самка, – сказал Соколиный Охотник, измерив лапки птицы. – Хотя и с большой неохотой, но мне придется ее выпустить. Ей надо дать возможность найти себе пару и произвести на свет еще многих орлов. Было бы эгоистично с моей стороны не позволить ей этого.

– Когда ты это сделаешь? – спросила Мэгги, с удивлением узнав, что он отпустит птицу, уже похоже, успев к ней привязаться.

– Я узнаю по ее оперению, – сказал Соколиный Охотник, держа птенца на указательном пальце. Птице явно нравился ее новый дом и новый хозяин. – Появление взрослого оперенья – белоснежной головки и хвоста указывает на половую зрелость. Это же помогает привлечь самца.

Он замолчал и обернул к Мэгги светящиеся теплые глаза.

– Однажды она найдет себе близкого друга, – хрипло сказал он, – так же, как и я нашел.

Лицо Мэгги вспыхнуло. Она почувствовала, как внутри по телу начали распространяться теплые волны, предвкушая то, что должно скоро последовать. Осознав, что так сильно желает его, Мэгги не могла не почувствовать себя распутницей.

Отведя взгляд от человека, которого она обожала, Мэгги взглянула вниз на Небесные Глаза и увидела, что дочка крепко спит, и губки ее не двигаются у груди. Снова тебе снятся ангелы, – прошептала Мэгги, аккуратно завернув одеяло вокруг Небесных Глаз, и отняв ее от своей полной молока груди.

– Дорогая доченька, я тоже вижу сны, только вот на этот раз они не об ангелах. Они о мужчине. О чудесном, милом мужчине, который настолько добр, что не только считает меня своей женой, но и тебя своей дочерью. Мария Элизабет, как мы заслужили такое счастье?

Медленно поднявшись, Мэгги отнесла Небесные Глаза к ее кроватке и уложила животиком на слой одеял, убедившись, что ее личико не прикрыто. Мэгги задумчиво дотронулась до щечки дочери, затем наклонилась и поцеловала ее в лобик, укрыв лоскутным одеяльцем, сшитым когда-то ей самой…

– Ты сильно задерживаешься возле Небесных Глаз, – сказал Соколиный Охотник, подойдя к Мэгги сзади и обхватив ее руками. Его ладони легли ей на грудь, которую она еще не прикрыла платьем.

Мэгги в блаженстве закрыла глаза и спиной прислонилась к нему. Его пальцы у нее на груди, нежно поглаживающие, были восхитительно теплыми. Соски твердо упирались в его большие пальцы, которыми он двигал по кругу.

– Она… так красива, – сказала Мэгги и застонала в блаженстве, когда руки Соколиного Охотника начали спускаться вниз по ее телу, стаскивая платье, пока оно, наконец; не упало на пол. Она буквально таяла рядом с ним, чувствуя, как его руки обхватили ее низ живота, где под легким пухом волос в предвкушении удовольствия уже билось в ней желание.

Она вздохнула и откинула назад голову, чтобы ощутить своей щекой щеку Соколиного Охотника. Он ввел свой палец и стал им медленно двигать, словно это была его мужская плоть, доставляя ей при этом удовольствие и приятные ощущения.

Сильнее прижавшись к нему, Мэгги приблизила свои ягодицы к выпуклости, которая жадно в нее упиралась, хотя еще была стеснена бриджами.

Внезапно руки Соколиного Охотника обхватили ее за талию, и он развернул Мэгги к себе лицом. Она млела в его руках, их губы встретились в страстных поцелуях. Ее руки оказались на поясе его бриджей. Дрожащими руками она стаскивала одежду с его бедер и облегченно вздохнула, увидев ее упавшей на пол. Теперь она имела доступ к его члену, который уже свободно пружинил и был готов к действию.

Сердце Мэгги заколотилось. Она взяла в руку его твердую плоть и начала медленно двигать по ней своими пальцами. Она услышала легкий стон возле своих губ и почувствовала, как он весь напрягся. Ее пальцы начали двигаться быстрее, иногда кругами, иногда вверх и вниз.

Соколиный Охотник чувствовал, как бешено колотится его сердце. В приятном возбуждении он закрыл глаза. Все происходило слишком быстро. Он хотел ее. Он хотел ощутить тепло ее тела вокруг своей пришедшей в волнение плоти, а не только ее пальцы. Он вспомнил ее в моменты их близости и почувствовал еще большее возбуждение.

Он осторожно отвел ее руки, затем, встав перед ней на колени, вновь доставил ей райское наслаждение, лаская своим дыханием и языком.

От его ласк Мэгги еле держалась на ногах. Она закрыла глаза и откинула назад голову, так что ее роскошные волосы упали ей за спину. Чтобы не закричать от удовольствия, Мэгги прикусила нижнюю губу и вцепилась пальцами в его плечи.

Ошеломленный стремлением своего тела, Соколиный Охотник встал, подхватил Мэгги на руки и отнес к кровати. Он уложил ее в постель бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку.

Затем, склонившись над ней, стоя на коленях в постели, нежно поцеловал ее щеку, затылок, грудь. Он погладил ее волосы, провел языком по закрытым векам ее глаз. Короткими поцелуями прошелся по шее, груди, животу.

Для Мэгги все происходило как в сказочном сне. Изнемогая от чувств, она ощущала своим раскрытым телом его твердую плоть, которая искала ее и жаждала пойти. Он входил в нее очень медленно, проникая все глубже и глубже, пока она вся не затрепетала, не в силач сдерживать переполнявшие ее чувства.

Она обхватила его ногами, понуждая начать движения. Затем, положив ладони ему на щеки, притянула к себе его губы и поцеловала с такой страстью, на какую была способна только в его объятиях.

Она ощущала влажный жар, который соединял их тела. Оба они лежали к предвкушении без движения, глядя друг другу в глаза и без слов говоря о своей страсти. Потом вновь бесконечный поцелуй. Его губы вдавливались и ее до тех пор, пока она не почувствовала себя с ним единым целым.

Его руки ощущали твердость сосков… Они одновременно восходили на вершину блаженства.

Тела их сотрясались, вздрагивали, трепетали.

Языки сплетались и двигались в общем танце.

С их губ слетали стоны удовольствия.

Их руки крепко обнимали друг друга.

Тихий Голос видела, как Мэгги и Соколиный Охотник вернулись. Она незаметно выскользнула из своего вигвама и спряталась за другой палаткой, поблизости от вигвама Соколиного Охотника, наблюдая за отбрасываемыми изнутри тенями. Когда она увидела тени Соколиного Охотника и Мэгги, то, как он подхватил ее на руки и понес в постель, Тихий Голос прокралась за его вигвам и стала вслушиваться в тишину, нарушаемую звуками тел, получающих удовольствие друг от друга.

Ей хотелось убежать, взлететь на крутой высокий холм и замертво броситься вниз на землю, ибо это был единственный способ избавиться от своих чувств к этому вождю, которым она всегда мечтала обладать.

Но что-то удерживало ее здесь. Неподвижно стояла она здесь и слушала звуки тел в момент их физической близости.

Она слышала все вплоть до стонов, которые означали то, что обитатели этого вигвама достигли вершин блаженства любви. Это было для Тихого Голоса последним оскорблением.

Повернувшись спиной к вигваму Соколиного Охотника, до глубины души потрясенная тем, что только что услышала, Тихий Голос закрыла лицо руками. Она сдерживала слезы, которые готовы были хлынуть из глаз. Она с трудом сдерживалась, чтобы не ворваться в вигвам и не вонзить нож в покрытые потом тела.

Она резко вскинула голову: глаза ее сузились, а губы злобно поджались. Тихо она покидала свое укрытие, пройдя вдоль вигвамов. Ей был слышен смех, разговоры или такие же звуки, какие раздавались в вигваме Соколиного Охотника.

Взгляд ее упал на необычный вигвам.

Вигвам деда Соколиного Охотника!

Она должна убедить Длинные Волосы лишить внука права жениться на белой женщине. Это был ее единственный шанс завоевать любовь Соколиного Охотника.

Она могла быть такой же теплой и внимательной в его объятиях. Она могла бы так же удовлетворять его в любви, как и белая женщина. Она могла бы быть всем для Соколиного Охотника. Всем!

Да, Длинные Волосы ее единственный шанс. Он находил ее красивой. Если бы он был молодым мужчиной, он бы взял ее как невесту, и вот тогда-то она бы показала кое-что Соколиному Охотнику!

Но Длинные Волосы был стариком со старческим телом. Ей нужен был молодой мужчина, способный ее удовлетворить.

Соколиный Охотник был единственным мужчиной, кого она хотела. Только Соколиного Охотника!

Решительным шагом Тихий Голос подошла к вигваму, где жил Длинные Волосы. По теням было видно, что огонь все еще жарко горит, как бы приглашая войти. Она была уверена, что Длинные Волосы сидит у огня, задумавшись о прошлом или, возможно, о том, что предстоит. Она уже давно заметила, что он, скорее, живет прошлым, чем настоящим. Очень грустно видеть человека, вернувшегося в детство, к тому времени, когда он был полон жизненных сил и красоты.

Она могла вспомнить то время, когда лишь начинала видеть разницу в мужчинах. Длинные Волосы тогда уже достиг своей шестидесятой зимы, но на него все еще было приятно посмотреть.

– Длинные Волосы, – произнесла Тихий Голос возле входной створки. – Длинные Волосы, это я, Тихий Голос. Могу я с тобой посидеть немного у огня? Тихому Голосу одиноко. Ты сегодня тоже один?

Длинные Волосы постучал веером из перьев по своей обнаженной груди, глядя в сторону входной створки. Сердце замерло у пего в груди от мысли, что Тихий Голос нуждается и его обществе, чтобы заполнить пустоту сегодняшней ночи.

Ему было понятно ее одиночество. Она не смогла завоевать Соколиного Охотника. Что тут много говорить, одним своим присутствием она заставила старого дурака чувствовать себя снова молодым, пусть только на мгновение.

– Входи, – пригласил Длинные Волосы, – Раздели огонь со старым человеком, если желаешь.

Тихий Голос понимала, что должна внимательно следить за своими словами в присутствии деда Соколиного Охотника. С такими мыслями она вошла в вигвам. Когда он похлопал по толстой подстилке из шкур и одеял, приглашая се сесть, она без колебаний заняла место рядом с ним. Даже сейчас можно было бы найти в нем некоторые из тех черт, которые делали его самым желанным мужчиной для женщин близлежащих деревень многие-многие годы.

Усевшись рядом с ним, Тихий Голос чуть-чуть улыбнулась.

– Ты проявил большую доброту, сжалившись этой ночью над одинокой женщиной, – сказала она, обратив на него свой взор. – Спасибо, почтенный дедушка.

– Ночи кажутся холоднее и длиннее для этого старика, – сказал Длинные Волосы, нервно похлопывая пером по своему обнаженному колену, где отвернулось одеяло, которым он был обкручен, начиная от талии и ниже. – Очень приятно, когда рядом с тобой сидит кто-нибудь, кто не только хорошо выглядит, но и хорошо пахнет.

Тихий Голос сделала вид, что застеснялась и опустила свои глаза, затем вновь медленно обратила на него свой взор.

– Почтенный дедушка, для меня тоже настали холодные и долгие ночи. Тебе кажется справедливым, что твой внук сегодня ночью согревает белую женщину, а не женщину своего народа? Неужели я бы не согрела его одеяла так же хорошо?

Длинные Волосы пристально посмотрел на нее, внезапно ощутив возбуждение. Это чувство было ему знакомо, хотя происходило такое с ним слишком давно… Он быстро отвел свой взгляд в сторону.

– Если бы этот старик мог приказывать своему внуку, ты была бы выбрана его женой, – сказал он, глядя в огонь и радуясь тому, что и в нем самом еще способны разгораться почти погасшие угольки костра. Это позволяло ему почувствовать себя снова молодым, полным мужских сил. Он знал, что это ощущение скоро уйдет, и он снова почувствует пустоту.

– Если ты так считаешь, почтенный дедушка, то почему не прикажешь своему внуку изгнать белую женщину? – умоляла Тихий Голос, отбросив все мысли о том, что надо быть умнее. – Не давай внуку своего согласия в том, в чем он неправ, когда он придет поговорить с тобой о женитьбе на белой женщине. Убеди своего внука взять в жены женщину одной с ним крови – взять в жены Тихий Голос!

Длинные Волосы быстро перевел свой взор на Тихий Голос.

– Ты забыла, что теперь мой внук вождь, и его слово во всем последнее? – напомнил он негромко.

– Ты старше его, и он тебя слушается. Он предпочтет сделать то, о чем ты его просишь, чем то, что он сам хочет, – сказала Тихий Голос, встав на колени. Она смело взяла его руку и прижала ее к своей груди. – Пожалуйста, почтенный дедушка? Пожалуйста? Ты сделаешь это для Тихого Голоса? Ты ведь сам считаешь, что так будет правильно не только для Соколиного Охотника, но и для всего нашего народа.

Длинные Волосы высвободил руку и коснулся своими шишковатыми костлявыми пальцами ее щеки, ощутив гладкость кожи, вспоминая, как много раз проделывал он это в прошлом. Длинные Волосы ощутил острую боль внутри, вспомнив, как много счастья испытал он с женщинами, особенно со своей любимой женой.

Тихий Голос прильнула к его руке, показывая этим жестом, что питает к нему какие-то чувства.

Если бы ты был молодым мужчиной, я бы и не взглянула на Соколиного Охотника, – сказала она, закрыв глаза. Я бы желала только тебя. Только… тебя…

Сердце старика стучало так, будто у него в груди било много барабанов, и он понял, что не все еще умерло в нем, как он полагал раньше. Он убрал свою руку, как будто прикоснуться к ней было все равно, что к горящему углю.

Тихий Голос открыла глаза и посмотрела на него. Она едва дышала от страха, что перешла границы дозволенного по отношению к старику, который одно время был великим вождем этого народа. Ей стало легче, когда он не показал ей ни своего гнева, ни унижения, а обычное дружеское участие, которое всегда между ними существовало.

– Ты пришла поговорить о моем внуке, – сказал Длинные Волосы, отложив в сторону свой веер. Он натянул одеяло и укутал им свои худые плечи, сразу осознав, насколько стар. – Дед не может ничего сказать или сделать. У моего внука свои собственные желания. Мне не подобает лишать его чего-либо.

– Значит, ты не поговоришь с ним? – сказала Тихий Голос дрогнувшим голосом. – Ты не внушишь ему, что женщина его крови красивее этой белой женщины.

– Внук уже получил благословение своего деда, – торжественно сказал Длинные Волосы.

– Ты благословил? – сказала Тихий Голос, задыхаясь.

– Однако он еще придет, чтобы поговорить о церемонии, – сказал Длинные Волосы, улыбнувшись Тихому Голосу. – Тогда я еще раз выскажу ему свое мнение.

Тихий Голос опустила глаза и вздохнула.

– Понимаю, – прошептала она. – Я не могу просить о большем, чем это.

Длинные Волосы взял ее за подбородок и слегка приподнял его.

– Ты красива, – сказал он, кивая головой. – Взгляни на других мужчин. Найди одного, который быстро тебя насытит. Тогда ты будешь удовлетворена, как никогда. Не надо продолжать добиваться того, кто не может быть твоим.

Глаза Тихого Голоса наполнились слезами. Когда они полились по щекам, она быстро встала и выбежала из вигвама.

Длинные Волосы медленно закивал головой, его губы осветила легкая улыбка. Он был доволен ее приходом: она заставила его понять, что он был вовсе не так уж и стар!

Он поднял трубку и зажег ее, затем склонился поближе к огню и его глаза снова наполнились мечтами.

Глядя на маленького орла, спящего в коробочке с соломой, Мэгги осмелилась погладить его мягкие, пушистые перышки, затем снова накрыла коробку легкой лосиной кожей с отверстиями для воздуха.

Мэгги встала на ноги и пошла посмотреть на дочь. Ее не оставляло беспокойство – Соколиный Охотник снова отправился к деду, чтобы поговорить с ним о церемонии, которая сделает Мэгги его женой. Она постоянно чувствовала на себе взгляд старика, который следил за ней, когда она проходила по деревне среди других людей, когда шла к реке помыться или набрать воды в кувшин. Почтенному старику было бы гораздо приятнее, если бы она собрала вещи и уехала. Она была в этом уверена. Сидя у огня, Мэгги начала вышивать платьице, сшитое ею недавно для дочки. Она втыкала иголку в ткань и вытаскивала ее оттуда, фактически не видя рисунка нежного листочка, который только что создала. Слишком много страхов переполняло ее, чтобы она могла что-нибудь видеть. Если бы только она могла стать маленькой мышкой и спрятаться в уголочке вигвама деда Соколиного Охотника, чтобы услышать разговор двух мужчин!

Соколиный Охотник вдыхал дым из трубки деда несколько торжественных мгновений. Длинные Волосы отложил трубку в сторону. Сегодняшняя ночь была ночью для гостей. Длинные Волосы внезапно ощутил свою важность.

– Что привело тебя этой ночью в дом твоего деда? – Спросил он, видя беспокойное состояние Соколиного Охотника: он явно не мог найти места своим рукам и наконец положил их на колени.

– Ты уже дал свое благословение моему союзу с Глазами Пантеры, – сказал Соколиный Охотник. – Сейчас я пришел, чтобы получить второе благословение и поговорить о празднике в честь этого события. На этом праздновании моя женщина будет принята в племя и станет моей женой.

Длинные Волосы позволил своему одеялу свалиться с плеч так, чтобы остались укутанными лишь его узкие бедра. Он скрестил руки на своей груди и улыбнулся Соколиному Охотнику.

– Это хорошо, внук, что ты дважды спрашиваешь благословения у своего деда, – сказал он, выражая свое явное удовольствие. – Ты терпеливо ждал этого момента в твоей жизни. Арапахо, как правило, женятся поздно, – сказал Длинные Волосы, кивая головой. – Ты, чей возраст достиг уже тридцати зим, говоришь о женитьбе, сейчас, когда приобрел славу и собственность. Это хорошо.

Глаза Соколиного Охотника наполнились радостью: он подумал, что дед принимает его невесту. Но когда дед продолжил свою речь, глаза Соколиного Охотника вновь померкли.

– Мне, возможно, не следовало тебе этого говорить, но, внук, я считаю себя обязанным сделать это, поскольку ты решительно настроен на женитьбе на белой женщине, – сказал Длинные Волосы торжественным и немного холодным голосом. – Этот дед никогда не хотел, чтобы у его внука была бы жена не индианка, а белая женщина.

– Но, дедушка, разве ты не увидел, что сердцем она настоящая индианка, и это главное? – сказал Соколиный Охотник в защиту Мэгги.

– Ничто не может изменить цвета ее кожи, волос и глаз, – проговорил Длинные Волосы. Он поднял свой веер из орлиного крыла и начал нервно им постукивать по своему обнаженному колену.

– Разве она не приняла изменения в своей жизни с тех пор, как стала частью нашей жизни? – более решительно высказался Соколиный Охотник.

Длинные Волосы не обратил на это внимания. Он просто спросил:

– Ты хочешь иметь белых сыновей и дочерей?

– Разве ты не видел, что я уже принял ребенка, который появился на свет из чрева моей белой женщины, как если бы это была моя собственная дочь? – сказал Соколиный Охотник, чувствуя себя не вправе спорить с этим человеком, которого обожал с детства. Но ради Мэгги он должен обо всем забыть и добиться возможности сделать ее своей женой.

– И ты считаешь это разумным? – спросил Длинные Волосы, выгнув бровь.

– С моей точки зрения – это приемлемо, да, – сказал Соколиный Охотник. – Что же касается детей, которые родятся от моего союза с белой женщиной, то неужели ты сомневаешься в мужской силе своего внука? Конечно же, мой сын будет похож на меня.

– А если ты ошибаешься, и твой сын родится белым? – раздраженно спросил Длинные Волосы.

– Если так случится, мой сын будет мне сыном в любом случае, независимо от цвета его кожи, – твердо отметил Соколиный Охотник.

– Мой внук, наша священная обязанность сохранять чистоту крови нашего народа, – Длинные Волосы высказал свой последний аргумент Соколиному Охотнику.

– Дедушка, разве ты не помнишь о всех тех изменениях, которые уже произошли в наших жизнях? – сказал Соколиный Охотник, положив свою руку на плечо деда. – Ты должен принять еще одно изменение. Мое сердце уже отдано Глазам Пантеры. Она мое дыхание, каждый удар моего сердца. Без нее я буду себя чувствовать лишь наполовину мужчиной.

Глаза деда дрогнули. Он отложил в сторону свой веер, протянул руки к Соколиному Охотнику и привлек его в свои объятия.

– Тогда иди к ней, – тихо сказал он. – Никогда впредь ничего не будет сказано против того, что ты хочешь сделать. Мой внук, вождь нашего народа, твой дед снова даст тебе свое благословенно. Но сделай одну, последнюю вещь для твоего деда. Пойди попостись, тщательно все обдумай и помолись о том, чтобы ты был наставлен на правильный путь.

– Да, я это сделаю, – сказал Соколиный Охотник, обняв деда.

Затем он быстро вышел из вигвама и отправился к Мэгги. Она взглянула на него, сидя у огня. В ее глазах застыл вопрос.

Соколиный Охотник упал рядом с ней на колени и сжал ее в своих объятиях.

– Дело сделано, – прошептал он. – Будет большое празднество, моя красивая Глаза Пантеры.

Их губы встретились в страстном поцелуе. Мэгги прижалась к нему, и сердце ее переполняла радость.

Но когда он оторвался от нее, и его глаза начали умолять ее о чем-то, она поняла, что он еще не все сказал.

– Что такое? – спросила она, дрогнувшим голосом. – Почему ты на меня так смотришь?

Соколиный Охотник взял ее за руки.

– Есть что-то, что я должен сделать не только для моего деда, но и для себя самого, – сказал он торжественно, заранее ища в ее глазах согласие с тем, что он собирался ей сказать. – Я должен покинуть тебя на четыре дня.

– Четыре дня? – произнесла Мэгги. – Но почему?

– Я буду поститься и молиться о том, чтобы меня наставили на правильный путь, – сказал Соколиный Охотник, привлекая ее в свои объятия. – Дни пройдут для тебя быстро. У тебя есть дочь. У тебя также есть орел. Прежде чем покинуть тебя для соблюдения поста, я пробуду здесь еще один день и научу тебя, как начать дрессировку орла. Это тебя позабавит и доставит удовольствие. Вот увидишь.

– Четыре дня? – сказала Мэгги, и грустные мысли овладели ею, когда она осознала, что так долго будет находиться во власти Тихого Голоса.

Фрэнк Харпер находился на индейской территории. Он не испытывал страха, ожидая увидеть первую на своем пути индейскую деревню, заранее решив понаблюдать издали, чтобы понять, есть ли там какие-нибудь признаки присутствия белой женщины. Затем он отправится к следующей деревне, если придет к выводу, что Маргарет Джун там нет.

Его рука покоилась на кобуре пистолета. Сейчас он был настроен найти ее не менее решительно, чем вчера, и все эти дни с тех пор, когда обнаружил пустой сейф.

– Она мне заплатит, – шептал он сам себе, когда холодный ночной ветер обжигал его щеки. – Самым худшим образом она мне заплатит.

Он злобно рассмеялся, пришпорил коня и поскакал быстрым галопом через залитую лунным светом местность.