Вся ночь проходит в беспокойстве. Я не могу спать, потому что не знаю, когда  появится Джереми.

Я не знаю, что на меня нашло сказать ему те слова.  Это было опрометчиво и неразумно. Я сказала это сгоряча. Боюсь, он не был согласен с этим.

Но и с первыми лучами солнца Джереми не появляется. Потеряв всякую надежду на отдых, я встаю. Если Джереми даже не пришел сегодня вечером, я представить не могу, что будет, когда я его увижу.

Я с опаской вхожу на кухню. Насколько сильно я его вчера рассердила? Какое наказание меня ждет?

На кухне никого нет. Колеблясь я всё же иду по коридору в сторону кабинета Джереми. Может быть он всё ещё там.

По пути я бросаю взгляд на часы. 7:28. Это значит, что он уже уехал на заседание совета.

Черт. Мне придется провести весь день, опасаясь его возвращения. Ладно я. Спал ли он? Он выглядел измотанным, когда я видела его в последний раз. Сомневаюсь, что, не спав всю ночь, он будет находиться в хорошем расположении духа.

Благодаря Чарльзу теперь я знаю намного больше о Джереми. Он выглядит более человечным в моих глазах.

Я качаю головой. Он может казаться более человечным. Но я не могу позволить себе чувствовать к нему жалость. Никогда. Не после того, что он сделал.

Я возвращаюсь на кухню и делаю себе двойной эспрессо. Затем с кружкой в руке я иду в сторону библиотеки. Чтение - единственный способ скоротать время до возвращения Джереми...и всем тем, что будет дальше.

Но тут меня ожидает сюрприз. Дверь в кабинет Джереми широко открыта. Я останавливаюсь на пороге, колеблясь и касаясь шеи. Ошейника нет. Дверь открыта. Я могу войти.

Не думаю, что это упущение со стороны Джереми. Даже если он был усталым, когда уходил, он был самим собой. Он был по-прежнему Джереми Стоунхартом: контролирующий, навязывающий и совершенно уверенный в себе и своих действиях.

Разве это не то, чего я хотела: неограниченный доступ к его домашнему центру управления? Какую информацию я могу найти внутри? Сколько всего я могу узнать о нем? Сколько всего я могу узнать о Стоунхарт Индастриз из документов, хранящихся в его столе?

Я ставлю одну ногу и останавливаюсь. Нет. Нет! Там нет ничего, что мне нужно. По всему дому стоят камеры. Это должно быть своего рода тест. Должно быть Джереми таким образом заманивает меня запретным плодом.

Его кабинет был единственным местом, куда он четко сказал мне не входить. Это была единственная дверь, которая всегда была заперта. А теперь она не только не заперта, но и широко распахнута, так и  умоляет меня войти.

И всё же моя цель строится на доверии Джереми ко мне. Возможно, это еще одна демонстрация этого. Я не знаю, как он видит такие вещи. Но я знаю, если я войду и начну разнюхивать, я таким образом предам его доверие.

Я поворачиваюсь, что чертовски трудно сделать. Но я всё же делаю это. Я утешаю себя мыслью о том инциденте в его кабинете с секретаршей. Действительно ли я хочу провести больше времени на месте, которое вызывает такие воспоминания? Итак остаток утра я провожу за чтением.

***

Робкий стук в дверь заставляет меня поднять голову.

Роза. Она одета в свою обычную одежду. Но есть что-то в её языке тела и позе, отчего она выглядит разбитой.

Осторожно я закрываю книгу. В этой новой ебнутой реальности, которая стала моей жизнью, я никогда не могу быть слишком осторожной. Я не ожидала, что Роза найдет меня. Опять же в моей ситуации ни в чем нельзя сделать точные прогнозы.

Роза прочищает горло.

- Мисс Райдер, - говорит она, словно школьница отчитывается перед классом. - Я хочу выразить свои искренние извинения за то, как я вчера вела себя с вами. Неподобающее поведение. Я прошу прощения. Я прошу вас не держать на меня зла и надеюсь вы примите мои извинения.

Она отворачивается.

- Роза, - начинаю я. - Подожди...

- Я сожалею, Мисс Райдер, - говорит она, не оборачиваясь. - Но мистер Стоунхарт считает, что лучше свести наше общение к минимуму. Я должна уважать его желания.

С этими словами она оставляет меня одну еще больше в замешательстве.

***

День тянется медленно, как мигрень. Я волнуюсь. Смесь плохого сна, тревога по поводу возвращения Джереми, сомнения и путаница в отношении поведения Розы, а также миллион других небольших забот, которые способствуют этому. Пол, моя мать, Фей...

Кофеин не дает мне заснуть. Но и это не помогает мне расслабиться. Чтобы развеяться, я прогуливаюсь по скалам с видом на воду. День мрачный и тоскливый. С моря доносится ветер и пробирается мне под куртку. Снаружи также противно, как и внутри.

Слова Фей, сказанные вчера ночью, повлияли на меня. Я никогда не знала её истинного мнения обо мне. Я никогда не думала, что кто-то будет уважать меня.

Думаю, каждый из нас не уверен в себе. Каждый недостаток, который мы видим в себе, увеличивается в десять раз во внешнем мире.

 Может быть, верно и обратное. Все мои недостатки заставили меня быть лучше.

Думаю, это и увидели во мне Фей, Соня, а также те, кто находился рядом: девушка, которая добилась успеха.

Всё это было иллюзией. Моя жизнь в Йеле не была совершенной - даже если это было то, что я думала я хотела. Это было тем, что я думала я хотела, потому что это был единственный способ, чтобы не закончить как моя мать.

Действительно ли создаётся впечатление, будто я не прикладываю никаких усилий? Так думает Фей. Но это не так. Все часы работы, бешеный график, бесконечные ночи, проведенные за подготовкой к экзаменам, тестам или написанию статей... все это повлияло на меня.

И всё же до Джереми, до...этого...эта академическая жизнь была всем, что я знала.

Я была свободна. Но в тоже время нет. Я была вольна делать всё, что хочу. Однако, все мои цели были настолько узкими, что с таким же успехом я могла бы сидеть в тюрьме. Обучение в Йеле было иллюзией. Это дало мне иллюзию выбора. Иллюзию свободы.

Реально, какие варианты у меня были? Тяжелые студенческие кредиты обременяли бы меня в течение многих лет после окончания.

Забавно, я всегда завидовала Фей. Она всегда была такой беззаботной и счастливой. Родители оплачивали её обучение. Ей не о чем было беспокоиться, кроме как хорошо учиться и закончить с дипломом. Затем она могла делать всё, что захочет. Она говорила о волонтерстве в Teach for America (американская некоммерческая организация, привлекающая выпускников-педагогов для преподавания в районах США с низким уровнем доходов населения). Ей не приходилось беспокоиться о том, что банк будет требовать ее очередного платежа по кредиту.

Стоило просрочить платеж, и банк начинал звонить. Общая сумма долга составляла двести тысяч долларов: умопомрачительная сумма для тех, кто вырос с родителями, зарабатывавших меньше десятой части этого каждый год. Это был единственный путь, который в конечном итоге даст мне контроль и ту жизнь, которую я хотела.

Жизнь, которую я хотела. Или жизнь, как я думала я хотела.

Может быть я была слишком наивной. Может быть мои цели были слишком узкими. Несмотря на мой интеллект, я вела себя как ребенок.

Если моей целью было не закончить как моя мать, я действительно должна была сделать то, что я сделала? Стоили того жертвы, которые я принесла в средней школе и колледже, а также те, которые я планировала принести после окончания?

Вот как я себе это представляла: я упорно работаю в Йеле. Пашу как проклятая и всё это дерьмо. Окончиваю университет с отличием, надеюсь, и в теории этого будет достаточно, чтобы получить приличную работу. Я бы сражалась как женщина, пытаясь войти в мужской деловой мир. Тем не менее, я бы продолжала упорно трудиться, посвящая по крайней мере половину каждой зарплаты на кредиты. Шесть, восемь, десять лет и я, наконец, свободна от долгов с Йельским дипломом, надеясь на восходящую карьеру. Только тогда я бы остановилась и подумала о том, чего я действительно хотела от жизни.

Хах! Оглядываясь назад, я чуть не смеюсь. Думая об этом сейчас, я понимаю, какой бы жалкой и скучной была бы моя жизнь. Я бы превратилась в бездушного зомби, тратя свою молодость впустую, пытаясь таким образом избежать судьбы матери.

Сделало бы это меня счастливой? Не думаю. Я была бы удовлетворена тем, что достигла своей цели. Но куда бы это меня привело?

Девушка средних лет, одинокая, нелюбимая. Вот куда!

У меня никогда не было желания  освободить время для мужчины. Я видела, что все эти лузеры сделали с моей матерью...как они пользовались её великодушием снова и снова, пока она не сломалась, и её жизнь не превратилась в беспорядок. Так что это никогда не входило в мои планы. Брак, дети, семейная жизнь? Этого никогда не было на радаре.

Но затем пришел Джереми и отбросил все мои предположения в сторону. Сначала я ненавидела его за это. Я ненавидела его за то, что лишил меня самостоятельности. За то, что забрал мою свободу. За то, что лишил меня способности делать выбор.

Между нами была психологическая война. Он требовал мое тело, физического насилия... Я могла и сделала это - противостояла ему. Это был психический аспект, который заставил меня мстить.

Но...посмотрев на вещи сейчас...обдумав всё то, что произошло с тех пор, и поняв, что все это привело к этому моменту...может быть я ошиблась. Может то, что сделал Джереми - украв меня из прошлой жизни, вовсе не похищение? Возможно, это было...спасение?

Я вздыхаю и опускаюсь на стул. Я схожу с ума в этом большом, бездушном доме, раз начинаю думать, что то, что сделал со мной Джереми - спасение.

Теперь я вижу в нем что-то человеческое. Отчасти благодаря Чарльзу. Отчасти благодаря его глупому признанию в "любви". Я до сих пор отказываюсь признавать, что это чувство настоящее. Но я не в силах остановить его влияние на себя.

К тому же разве Джереми показал, что он изменился? Или что он...меняется?

Он не стал бурно реагировать на то, что я сказала ему не трогать меня. Он повлиял на то, чтобы Роза извинилась. Даже если извинение было вынужденным и совершенно бессмысленным, это все-таки то, чего никогда не произошло бы, если бы это было не для него. Роза не сделала бы это по своей воле.

Он снял с меня ошейник. Да, конечно, договор все еще маячит на заднем плане. Но он не упоминал об этом раньше. Он предоставил мне доступ ко всему, что у него есть - богатству, имуществу. К своему сердцу?

Стук в окно заставляет меня дернуться. Я смотрю...и мое сердце замирает.

На земле лежит маленькая, хрупкая птичка. В месте столкновения стекло испачкано. Птица не двигается. Думаю, она уже мертва.

Я сглатываю и отворачиваюсь. Я тут же вспоминаю о том голубе.

Голубь, которого Джереми заставил меня съесть.

Я вздрагиваю и потираю руки. До этого я сказала, что это было не физическое насилие, а оскорбление.

Может ли мужчина, заставивший съесть женщину своего домашнего питомца, действительно способен любить? Может ли он искупиться в глазах женщины?

Я качаю головой. Нет. Нет! Не может.

Мне пора перестать верить ему. Что если он ведет себя по-другому? Он по-прежнему тот же человек, который был способен на такие вещи. Просто потому, что я знаю о нем сейчас, потому что я увидела другую сторону Джереми Стоунхарта, не говорит о том, что он не способен сделать со мной вещи и похуже в будущем.

А тут еще Пол. Мой отец, Пол. Я практически не думаю о нем. Он все еще там, заперт в той маленькой комнате с ошейником на шее. Все из-за Джереми.

Нет ничего, что позволило бы мне простить его.

Будет лучше, если я буду думать об этом, когда он вернется домой.