Макдональд вел машину по Кройдон-роуд через Митчам, Морден, Мертон, на запад по Кингстон-роуд и на север в Вандворт и Клэфэм. Километры вплотную стоящих домиков из красного и серого кирпича внезапно прерывались парками, школьными дворами и магазинами, дороги расслаивались на переулки. Двухэтажные автобусы кренились на поворотах, нависая над автомобилями. Куда ни глянь — поток машин, беспрерывные гудки. И бесчисленные цветочные и овощные магазинчики на тротуарах.

— Лондон — это не только Сохо и «Ковент-Гарден», — сказал Макдональд. — Это все тоже мое. — Он махнул рукой, показывая за окно на все живое и неживое.

— Да, большой город.

— Мягко сказано! Я говорил вам, что Кройдон — десятый город в Англии по величине?

— Да, по телефону.

— Строго говоря, я к Клэфэму не имею отношения, это территория полиции юго-востока. Но это мой бывший район, и шишки захотели, чтобы я взял это дело.

— И что сказали на это коллеги?

— Им нужно убийство белого иностранца? Они похлопали меня по плечу и пожелали удачи, посмеиваясь за спиной.

— А вы, значит, известная фигура.

— Сейчас — как никогда.

Макдональд резко вильнул, объезжая выкатившуюся из переулка тачку с фруктами, и кинул злобный взгляд на черного мальчика, висевшего на ручках тачки, как будто это она его тащила.

— Я вам говорил, что эта так называемая главная улица называется Кингстон-роуд?

— Да.

— Это не случайно.

Винтер услышал гудок наверху — по виадуку проезжал поезд. Он просвистел среди домов и мягко остановился у перрона.

— Здесь неподалеку живут родители Джеффа, которого убили у вас. Студента.

Винтер кивнул.

— Я бы хотел с ними поговорить.

— Я сделаю что могу. Но отец только что вернулся из больницы, где лежал с серьезным психическим срывом. Это произошло, когда я с ним поговорил.

Макдональд свернул на Кристчерч-роуд.

— Справа — Брикстон-Хилл, — сказал он. — Дорога ведет прямо в Вест-Индию.

— А, Брикстон, — повторил Винтер.

— Вы там были?

— Нет. Но наслышан, конечно.

— Ганс оф Брикстон. Клэш.

— Что?

— Клэш.

— Это название группы?

Макдональд посмотрел на Винтера, рассмеялся, пропустил такси, отъезжавшее от тротуара.

— Нет, это столкновение.

— Рок — не мой стиль, — ответил Винтер.

— Я сразу понял, что с вами что-то не так.

По радио трещали сообщения, но Винтер с трудом разбирал, что они говорили, и упоминающиеся названия улиц и районов были ему незнакомы. Женский голос координировал работу так монотонно, как будто читал хорошо заученный текст.

— Брикстон — интереснейшее место. Там, кстати, живет пара моих лучших друзей.

Они встали в пробке на Ройндерс-роуд.

— В самолете я снова думал о списках пассажиров, — сказал Винтер, поворачиваясь к шотландцу. — Адская работа.

— В подобных случаях надо пробовать все. Искать и искать, пока не упрешься головой в стенку. В том Ямайском деле, о котором я говорил, мы проверили списки за три недели, и уже от этого можно было рехнуться.

— Мы их запросили, во всяком случае.

— Мы тоже. Но если кто-то летает убивать — если вообще летает, — то вряд ли он это делает под своим именем. Это же очевидно.

— Если только он не хочет сам, чтобы мы его поймали, — сказал Винтер.

— Вы хотите сказать, что нам надо проверить все списки, исключить одного за другим, останется убийца, мы придем, а он там сидит и ждет, когда постучат в дверь?

— Примерно так. Может, у него такой план.

— Тоже версия. Вы не говорили с судебными психиатрами?

— Нет еще. Но это только предположение, конечно.

— Я вам расскажу одну историю, — сказал Макдональд.

Машины медленно объезжали автомобиль, который грузили на эвакуатор.

— Это был тоже «форд-фиеста». — Макдональд кивнул на убитую машину. — На прошлое Рождество у нас было убийство в Пекмане. Мы исходили из показаний свидетелей, что убийца сразу смылся на машине. Но часть говорила, что машина была серебристая, часть — что светлая. А один сказал, что это точно был «форд-фиеста», хотя он вообще не видел машины, но он слышал, как она выезжала на дорогу, а сам он всю жизнь ездил на «фиесте», поэтому он не может ее не узнать.

— Это выглядело правдоподобно?

— Да, он вполне внушал доверие. И мы стали проверять все «фиесты» страны, начав с юго-восточных регионов. Их оказалось десять тысяч. У нас нет столько людей в полиции.

— И вы решили ограничиться по цвету?

— Естественно. Мы взяли серебристые, их было тысяча восемьсот, тоже неподъемно для десяти человек, которые параллельно должны заниматься другими делами.

— Да.

— Тогда мы сконцентрировались на Пекмане и окрестностях, всего сто пятьдесят или сто шестьдесят машин, но не успели проверить все, как нашли убийцу другим путем. И тогда оказалось, что машина была зеленой. Но все-таки «фиеста».

— Надо больше доверять тому, что они слышат, а не видят.

— Да, но это заодно говорит, насколько бессмысленно копание в бесконечных списках. Заказать их, конечно, надо. Держать наготове. Когда мы найдем убийцу, мы сможем посмотреть и сказать: «Ага, он вылетел на следующий день после жертвы», — сказал Макдональд.

Они стояли в комнате. Из коридора доносились голоса, но в соседних квартирах было тихо. За окном жужжали машины. Послеобеденное солнце освещало стену. Высохшая кровь блестела так, что Винтер зажмурился. Перед глазами стоял Пэр Мальмстрём. Он переступил порог этой комнаты, и то, что было им, его жизнью, теперь покрывает стены и пол. Винтер вспотел, потянул узел галстука. Во рту был неприятный вкус после пива и сигарилл.

— Оставить тебя одного? — спросил Макдональд.

— Да.

Макдональд вышел.

— И дверь закрой, пожалуйста.

Он опять закрыл глаза, вспоминая фотографии, которые показал ему Макдональд в своей конторе, прежде чем они поехали сюда. Винтер не увидел ничего нового, все как в Гетеборге. Пэр тоже сидел на стуле в такой же жуткой расслабленной позе, спиной к двери, можно было подумать, что они просто читают… Винтер открыл глаза, встал за стулом, чтобы дверь была за спиной. Привязали ли Пэра, чтобы он наблюдал за тем, что происходит? Был ли он живой при этом? Может, их привязали, не чтобы связать, а чтобы удерживать именно на стуле? Веревки довольно гонкие, но нет следов попыток от них избавиться.

Заставили ли Пэра смотреть фильм? Фильм с убийством другого? Были ли убийства, о которых мы не узнали? Имело ли значение, где стоял стул?

Винтер посмотрел на пол. Кровь быстро свернулась и прилипала к ботинкам убийцы, и следы вертелись, как в танце.

Играла ли музыка? Макдональд не нашел в квартире никаких проигрывателей, никто не слышал звуков — ни музыки, ни криков. Только сейчас стены выли, и пол, поднимаясь с воплем, бросался на Винтера. Он снова прикрыл глаза, а когда открыл, солнце уже ушло и стена стала матовой и тяжелой.

Он вышел в коридор. Макдональд ждал у лестницы.

— Это случится опять, — сказал Винтер.

Они стояли у отеля «Дудли». Через дорогу дышал парк Клэфэм-Коммон, легкие четырех районов: Баттерси, Клэфэма, Балхама, Брикстона. У пруда и на детской площадке играли школьники в форме, учителя собирали их и строили в синие и красные прямоугольники. Собаковладельцы, заскочив домой после работы, вывели питомцев на прогулку. И снова дуновение теплого ветра на лице. Весна приходила с юга. Солнце подкрасило оранжевым виднеющиеся между деревьями облака.

— В Клэфэме много богатых, — сказал Макдональд, проследив за взглядом Винтера. — Они живут в основном вокруг парка. Я тут работал несколько лет. Теперь, так сказать, пригодилось.

Мимо прошли две девочки-туристки с рюкзаками больше их самих и выше головы.

— И вы так и не знаете, или мы так и не знаем, что он тут на юге делал, — сказал Винтер.

— Может, его родители что-нибудь вспомнят. А может, он приехал сюда из-за музыки.

— Какой музыки?

— Насколько я понял, регги опять вошло в моду. Значит, Ямайка и Брикстон снова популярны у тинейджеров.

— У него дома были диски с регги, но не так много, как бывает у фанатов.

— Это могло быть одной из причин.

— Но тогда бы его кто-нибудь узнал в округе, вы же всех опросили.

— Здесь люди неохотно узнают кого бы то ни было. Такая культура.

— Боятся?

— Да.

— Даже когда это так серьезно?

— Никто не изменит своих привычек из-за одного случая. Люди вею жизнь остерегаются. Многие связаны с наркотиками, например.

— И никто не видел белого мальчика, интересующегося регги?

— Нет. Но они могли и не запомнить. Хоть это в основном и черный район, белые часто приезжают сюда на метро. В основном как раз за музыкой.

— И даже твои старые знакомства не помогли?

— По крайней мере пока не помогли.

Винтер провел рукой по лбу. Он устал от перелета, впечатлений, от увиденного, и его не оставляло глухое холодное чувство страха, возникшее, когда он стоял в комнате. После пива он чувствовал ноющую боль в одном глазу — а может, от усталости.

А еще, как ни странно, хотелось есть. Последний раз он ел в самолете — салат с курицей, булочку с повидлом и два стакана чаю.

— Кстати, ты что-нибудь ел сегодня? — спросил вдруг Макдональд.

— Только в самолете. Подкрепиться бы не помешало.

— Я знаю тут одно место.

Макдональд повел машину по Клэфэм-хай-стрит, пару раз повернул и остановился у ресторанчика с тремя столиками на улице.

— Это «Эль ринкон латино», — сказал он. — Владелица — одна из моих старинных инфор… друзей, я бы сказал.

Они поднялись по ступенькам и вошли в открытую стеклянную дверь. У входа был бар, дальше небольшой светлый зал со столиками. Окна во всю стену смотрели на Клэфэм-Манор-стрит. Было безлюдно, пахло пряностями и чили, и везде, где можно, стояли цветы.

— Привет, Глория. — Макдональд обнял смуглую невысокую женщину, поспешившую из кухни им навстречу. Она выглядела ровесницей Макдональда и улыбалась. Голова женщины, когда он ее обнимал, была на уровне его груди.

— Como estás, Stefano? (Как дела, Стефано?) — оживленно спросила женщина.

— Estoy bien (Все в порядке), — ответил Макдональд и посмотрел на Винтера. — Это мой коллега из Швеции. — Он представил товарища.

— Buenas tardes, — сказал Винтер.

— Habla espanol?! (Вы говорите по-испански?!) — воскликнула Глория Рикот-Гомес.

— Un poquito. (Немного.)

«Мои родители сбежали от шведских налогов в Испанию, — пронеслось в голове у Винтера, — и я многому нахватался, но как же по-испански „уклоняться от налогов“…»

— Начнете с тапас? — спросила женщина Макдональда.

— Да, по твоему выбору. — Они продолжили по-английски.

— Бутылку вина?

— Мне только воду, — сказал Макдональд.

— Мне тоже, спасибо, — сказал Винтер.

Она показала им столик и стала возиться у двухъярусной стеклянной стойки, заполненной узкими блюдами с холодными закусками.

— Я подам и холодные, и горячие, — сказала она.

— У них есть сорок пять видов тапас, — похвастался Макдональд. — А на кухне готовит ее сестра.

Было слышно, как она возится на кухне.

Они долго сидели за жаренным на решетке лососем, креветками гриль с чесноком, запеченным сладким перцем, мягким сыром с кукурузным хлебом, оливками, фаршированными анчоусами с чили, осьминогами в черном соусе, фаршированными шампиньонами, картошкой и баклажанами гриль. Все подавалось в маленьких глиняных горшочках.

— Пива не желаете?

Хозяйка подошла убедиться, все ли в порядке.

— Если только маленький графинчик, — сказал Макдональд.

Винтер кивнул.

— Еще не так давно Глория вела в Боготе телевизионную программу о кулинарии, — сказал Макдональд, когда хозяйка подошла с графином.

— Всего лишь двадцать лет назад. Стефано такой джентльмен!

— Было необыкновенно вкусно, — сказал Винтер.

— Спасибо.

— Необыкновенно, — повторил Винтер.

— Я всегда мечтала открыть ресторан, и в конце концов мне пришлось выбирать между семьей и бизнесом, и теперь я разведена, — сказала она с улыбкой.

Макдональд налил пива Винтеру и себе.

— Ее сыну Давиду девятнадцать лет, и он играет на испытательном сроке в «Кристал-Палас». А племянник стоит в воротах юношеской команды Уимблдона.

— Патриоты района, — сказал Винтер, пережевывая соленую оливку.

Глория Рикот-Гомес вернулась к своим делам. Макдональд положил вилку. В ресторан зашла пожилая пара латиноамериканцев, следом — целая компания.

— По воскресеньям все латиноамериканцы собираются в парке, поиграть в футбол, поболтать. Многие приехали из Колумбии, Перу и Эквадора, — объяснил Макдональд.

— То есть у тебя тут настоящее многокультурное общество.

— Зато не скучно.

Они посидели молча. Пили пиво.

— Сейчас нам полегче стало работать, — сказал Макдональд, поставив кружку.

— Почему?

— Года полтора назад решили сделать постоянные отделы, которые занимались бы только убийствами. А раньше, если, например, убивали в Клэфэме, собирали группу из всех районов и отделов, и это оголяло другие участки. Народ ходил туда-сюда, и людей постоянно не хватало. Никакого порядка.

Винтер слушал.

— Лондон поделен на четыре зоны. Соответственно создано четыре отделения, расследующих только убийства. Я — в четвертом, юго-восточном. В углу города, так сказать. Всего нас тут сто три человека, разделенных на восемь групп, в каждой три инспектора и девять помощников плюс один наемный для поддержки компьютеров и учета. Я как раз шеф одной из групп, и мы ведем все дела одним составом.

— Тогда очень важно подобрать правильных людей, — заметил Винтер.

— Я постарался заполучить лучших, — усмехнулся Макдональд. — Прежде всего с юга и пару из Ярдена. У нас хорошая команда.

— И только убийства?

— Все сто три человека занимаются только убийствами на юго-востоке. Более трех миллионов жителей как-никак.

— Немало людей вы защищаете.

— В прошлом году у нас было семнадцать убийств, и мы раскрыли все. Стопроцентная раскрываемость! Конечно, сыграло роль, что мы были не очень загружены, всего семнадцать дел. На каждое наваливалось много сотрудников. А в позапрошлом году было сорок два или сорок три дела. Отчего такая разница, сказать не возьмусь.

— Тогда вы тоже все раскрыли?

— За двадцать один месяц, что мы работаем, мы не раскрыли только один случай. Не считая этого шведского мальчика.

Винтер промолчал.

— Жертвой был квартирный вор, зарабатывавший на жизнь только кражами. Профессиональный воришка. Все, кто его знал, были рады, что он умер.

— Никаких свидетелей?

— Ни единого.

— И сейчас вам опять не повезло.

— Я думаю, мы справимся. Для нас это первоочередное дело. Мне помогает еще одна группа, у нас общий шеф.

— Двадцать шесть человек, — подытожил Винтер.

— Двадцать семь, если считать нашего начальника, но на практике веду дело я.

— Большая команда.

— Больше, чем ты думаешь. Увидишь завтра, когда еще и журналисты соберутся.

— Ты оптимист, и это радует.

— В каком смысле?

— Ты сказал, что вы раскроете это дело.

— Мы детективы и реалисты, только и всего.

— Это правильная комбинация.

— Я бы сказал, необходимая. Если ты готов, я отвезу тебя обратно на станцию.