80

Жребий брошен.

Что сделано — должно быть.

Господи, прости…

— Девушки, смелее, смелее!.. Приз самой смелой Золушке за интересный танец! — конферансье зазывал желающих заработать славу и микроволновку от фирменного производителя бытовой техники, одного из спонсоров Проекта.

Но золушки в этот раз только переглядывались, подозревая очередную проверку на непутевость.

— Я хочу станцевать! — к сцене подошла шатаясь Ольга, с полупустой бутылкой водки в одной руке и фужером с фирменным коктейлем в другой. — На, подержи! — она с трудом поднялась по ступенькам и протянула конферансье бутылку, фужер и, видя, что ведущий собирается поставить бутылку и фужер на разнос проходящей мимо девушки в откровенном наряде, забрала коктейль, — э-э, стакан верни!

Все подруги повыскакивали из-за своих столиков, стекаясь к сцене, куда быстро переместился Виктор с камерой.

— Боже мой! Оля пьяная в стельку! — не верила своим глазам Ирэн, — где она успела так набраться?

— Она же не пьет! — в неменьшем шоковом состоянии сказала Наташа.

— А сейчас она просто свежим воздухом надышалась? — съязвила Ника, — в тихом омуте, сами знаете…

Ольга пошатываясь стянула с себя курточку и сумку, переброшенную через плечо, кое-как сложила вещи, протянула их конферансье:

— И это тоже. Забери.

А конферансье так обрадовался, что появилась первая за весь вечер желающая показать себя на сцене, что не стал обращать внимания на состояние конкурсантки.

— Представьтесь, девушка, как вас зовут?

— Меня зовут Оля, просто Оля. Но ты мне не тыкай, понял? — Ольга подняла указательный палец в направлении ведущего.

Зрители рассмеялись.

— Аплодисменты нашей Оле! — крикнул конферансье. — Оля, вы знаете, какой вам полагается приз, если вы станцуете нам танец?

— Я буду танцевать бесплатно, — Ольга неловко поправила лямку на сарафане, но та опять поползла вниз, — а свою микроволновку можешь себе домой забрать. Мужик, как тебя зовут?

— Константин!

— О! Еще один Константин! — Ольга подняла указательный палец в потолок, — терпеть не могу это имя, знаешь, мужик? Давай я тебя буду звать просто мужиком, а?

Конферансье растерялся, публика хохотала, и он ждал паузу, чтобы ответить, однако Ольга забрала у него микрофон, с силой дернув на себя:

— Щас, мужик, я станцую, ты не переживай. Только сначала тост, можно?

— Давай! — крикнул кто-то из «принцев».

— Вот, мужик! Клиент всегда прав, ты иди, посторожи мои вещи, чтобы не украли, а я тут сама разберусь.

— Но… — конферансье пытался улыбаться, что выходило неискренне.

— Пусть девушка скажет! — поддержали опять из зала.

— Господи, какой позор! — Олеся простонала, — ее же выгонят! Может, увести, пока не поздно?

— Уже поздно, Виктор снимает! — Ника схватила Олесю за руку, — пусть скажет.

— Ты — злая! — Олеся подернула плечом.

— Я ей не наливала.

Почувствовав себя свободней, Ольга подошла, встала поустойчивей, поднесла микрофон ко рту:

— Сначала я бы хотела поблагодарить своих родителей, маму и папу, за то, что они дали мне шанс оказаться на проекте; всю дирекцию этого дурацкого проекта (никак не возьму в толк, что мы тут делаем?). А так же моих подруг по несчастью… Мужик, сначала надо всех поблагодарить! — Ольга заметила нетерпеливое движение со стороны конферансье, — видишь, людям нравится. Люди, вам нравится моя речь?

В ответ полетели одобрительные выкрики и аплодисменты, в основном, со стороны мужской половины. Ведущий вечера сдался, на всякий случай отойдя подальше, чтобы не попасть в камеру оператора.

— … Мои самые лучшие подруги… Никуся, Олеся, Наташа, Маша, Арина, Ирэн, Нинель, Раминка, — Ольга тягуче перечислила всех, кроме Масловой, — самая любимая, Никусенька, ты мне как сестра, я знаешь, как тебя люблю, просто нету слов.

Олеся посмотрела на Нику, взывая к ее совести.

— Она же пьяная, ты не видишь? — Ника ответила на красноречивый взгляд подруги.

— … Мальчики, мои подружайки такие хорошие, вы их не обижайте! — пьяная то ли задумалась, то ли икнула в фужер, — …о чем это я? А! Я хотела сказать тост, а потом станцевать для вас.

Из всех парней серьезный был один Артур, ему стало так неловко, что он, шаря по карманам в поисках сигарет и зажигалки, направился к выходу.

— Я хочу сказать тост для моего друга… Артура Карамзина… Не-не-не! «Бедную Лизу» написал другой Карамзин, не этот!.. Вон он! Артурчик, я буду говорить для тебя! — Ольга хлопнула себя по ляжке. — Артурец, не уходи, иди сюда! Ком цу мир!

Все обернулись, и Артуру пришлось вернуться. Он так и стоял до конца представления, багровый и перебирающий пальцами сломанную сигарету.

— Мы с тобой оч-чень долго говорили, но я так и не сказала тебе самого главного…

Ника со злорадной улыбкой обернулась посмотреть на бывшего парня. Ольга задумалась на мгновение, пытаясь неловко выкинуть из фужера декоративный зонтик с трубочкой:

— …Понимаешь, я терпеть не могу людей, у которых нет своего мнения и мечты. Однажды я сказала Максу: «Не нужно стоять в чужой тени, если можешь отбрасывать собственную». Я тогда думала, что он во всем тебе подражает. А оказалось — наоборот. Ты стоишь в его тени… Так вот. Сегодня я хочу выпить за индивидуальность! — Ольга подняла высоко фужер, потом отпила от него, облизнула губы и медленно обвела глазами зрителей, ткнула фужером в сторону Артура, желающего в эти минуты одного — провалиться сквозь землю. Пьяная фыркнула, дрогнув в коленях и пошатнувшись. — Спокойствие, только спокойствие! Я не пьяная! Артурчик, хочешь, я тебе микроволновку подарю? На халяву? Извини, мужик, Артурчику микроволновка нужнее…

— Станцуй сначала! — выкрикнули весело.

— Щас! Девушка пообещала, девушка сделала! — Ольга пошла было в сторону ди-джея и остановилась, — кстати, наш Артурчик любит только девушек. Ему нужна жена, чтобы ни с-сучки, простите, ни сучка, ни задоринки!

Виктор с трудом удерживал камеру: от смеха у него тряслись руки.

— Мужик, держи стакан! — Ольга протянула окаменевшему конферансье коктейль и микрофон, вытерла потные руки о платье, — давай, ди-джей! У тебя хоть есть хорошая музыка? Я под фуфло танцевать не буду.

Зазвучала одна композиция, медленная — Ольга замотала головой и руками — ди-джей поставил другую, потом третью («У тебя чо, «Фифтисента» нет? Ну ты даёшь!»), пока девушка не кивнула, мол, пойдет. Она подошла и под аплодисменты стала танцевать, приноравливаться к звукам рэпа. Не раздумывая, стянула с себя сарафан и бросила в завизжавшую толпу, не ожидавшую увидеть вместо нижнего белья нечто, похожее на костюм профессиональной танцовщицы. Девушка прошлась по сцене туда-сюда, покачивая бедрами, потом неожиданно для всех запрыгнула на пилон, шест для стрип-данса, и, уверенно изобразила несколько фигур, покрутившись вокруг; неожиданно для зрителей, держась руками за металлический пилон, вдруг оказалась висящей на пилоне вниз головой — и сползла резко, остановившись в нескольких сантиметрах от пола, чем заставила зрителей вскрикнуть.

— Я в шоке: Лелька пьяная, а что выделывает! — Ирэн восхищенно аплодировала, — теперь, даже если ее выгонят, она уйдет знаменитой.

Удовлетворенная унижением Артура и шоу от Ольги, Ника сделала Олесе знак и протиснулась через толпу к сцене.

— Вот это девочка! — завистливо сказал кто-то рядом: Ольга как раз опустилась возле шеста, призывно провела рукой по волосам, подвигала бедрами и пошла к улюлюкающим зрителям.

Композиция все длилась. Ди-джей довольно кивал в такт головой, и толпа уже подхватила ритм, вскидывая руки и раскачиваясь в такт.

— Давай, давай! — крикнул кто-то, раззадорившись, стоящий ближе всех к возвышению.

Танцовщица откликнулась на возглас, улыбнулась, подошла и в танце выбросила ногу вперед, ударив по лицу крикнувшего. Молодой человек, принц, кажется, Маши, зажал руками нос под смех толпы. А Ольга уже танцевала с полузакрытыми глазами, рискуя свалиться со сцены.

— Танцуй, Золушка, танцуй! Молодец! Давай еще на шесте! — выкрикивали из толпы.

В зале появилась Вера и остолбенела от увиденного, не веря своим глазам. Ника как почувствовала, обернулась, помахала побледневшей начальнице рукой, показывая сначала на Ольгу, потом на дверь; Вера не поняла, и Ника протиснулась к двум принцам, вскидывающим сарафаном Ольги, словно флагом, вырвала платье из рук, вернулась к Олесе, перекрикивая музыку и крики, приказала забрать вещи танцующей у конферансье и побежала к Артуру, стоящему в стороне и не имеющему сил отвести взгляд от происходящего на сцене:

— Твоя машина рядом?

— Что? Да.

— Иди, заводи, я сейчас выведу эту пьяницу. Иди быстрее!

… Ольга продолжала танцевать, изобретая в процессе новые движения и возвращаясь к шесту, чем вызывала всплеск восторга, но вниз головой больше не повисала, ограничиваясь воздушными кругами вокруг пилона. Вера, испуганно закрыв ладонью рот, только переводила взгляд с толпы на сцену, с Виктора — на конферансье, заразившегося музыкой, с Ники, пробирающейся к сцене, — на Артура, поспешно идущего к выходу.

Наконец закончилась музыка, конферансье попытался перекричать бешеные аплодисменты и свист, а танцовщица остановилась, невидящим взглядом обвела толпу и стала медленно оседать — конферансье успел подхватить ее на руки.

81

Пляшет чья-то тень

У неподвижных ног.

Ночь перед Рождеством.

— А куда мы едем? — заплетающимся языком спросила Ольга, когда машина Артура с ней, Никой и Верой отъехала порядочное расстояние от клуба.

— Домой, пьяница! — сердито ответила Ника.

— Напилася я пьяна! Не дойду я до дома! — тихо запела Ольга, — зачем у меня так ноги болят? — она попыталась их вытянуть впереди себя, задрать их на спинку сиденья, за которым виднелась голова Артура, управлявшего машиной, — эй, можно убрать голову?

— Боже мой! — простонала Вера, помогая Нике опустить протянутые Ольгины ноги, — за что мне это? Оля, зачем вы столько выпили?

— Мам, с ней бесполезно разговаривать, ты разве не видишь: она пьяная, как бобик.

— Мама? — вдруг трезво переспросила Ольга и опять откинулась на сиденье, затянула, — пусть мама услышит, пусть мама придет, меня непременно к себе заберет… как там дальше?

— Болтай меньше! — Вера обернулась к Нике.

— Артурчик! Артурец! Ну и гнида же ты! — сегодня Ольге было позволено говорить все, — что же ты мне голову-то морочил, подлец, а?.. Крошка моя, я по тебе ску-ча-ю! Писем я от тебя не по-лу-ча-ю!..

Ника фыркнула, не в силах сдержаться, но водитель мужественно промолчал.

— Нафига вы мне с Максом нужны, такие сукины дети, а? — Ольга всхлипнула, — вам же доверия нет: один девушек друга на целе…целее… блин, как это?.. целесообразность… целостность… проверяет… другой морочит голову… а сам женится на другой… Думала, думала, думала, думала, ни ответа, ни привета, ты опять пропал-а! Думала, думала, думала, думала, вот такая вот история, ла-ла-ла-ла!

— Шоу продолжается! — проворчал Артур в паузе, как только певшая Ольга задумалась.

— Поворачивай! — Ольга вскинула руки, — едем назад, я там еще спою! Артурец, ты забрал свою микроволновку?

Ника тихо давилась смехом, Вера стеснялась, и не могла сдержать улыбки, закрывая ладонью от Артура свое лицо.

— Я не знала, что ты такая буйная! — Ника ворчала, придерживая пляшущие в воздухе Ольгины руки, — фу! Ты курила что ли?

— Нет, я только нюхала, — довольно сказала Ольга, — Никусь, ты меня прости, а?

— За что, алкоголик?

— За то, что я у тебя чуть — ик! — одноклассника не увела. Ну ты сама подумай, нахрена он мне нужен, а? Такой одноклассник… У меня своих много… Вот сколько пальцев на руках и даже ногах… Сколько же это?.. Артурец! Ты меня слышишь?

— Ну, слышу, не ори на ухо, — недовольно отозвался водитель.

— Ты скажи, ты точно в школе учился? Скажи! — Ольга пнула ногами кресло впереди себя.

— Ну что?!

— Признаки СПИДа знаешь?

Артур резко затормозил, и трезвые пассажирки вскрикнули, подавшись вперед.

— Так знаешь или нет?

— Нет.

— Вот, блин! Два тебе по физике!

— А почем по физике? — поинтересовалась Ника.

— Потому что я в школе не-на-ви-де-ла физику. Когда, Артурец, от тебя начнут шарахаться девушки, значит, ты — спидоносец! А вывод какой, а? Не знаешь? Это я тебе как врач скажу (блин, а чо так холодно?): спать нужно с одной, а не проверять всех подряд. Но я с тобой спать не бу-уду… потому что ты ка-зел и бросаешь своих классных одноклассниц! Холодно! — Ольга провела рукой по танцевальному костюму, — вот зараза! Я в таком виде приехала?

— Кажется, начинаешь трезветь, — заметила Ника, помогая не попадающей руками в прорези Ольге надеть сарафан и курточку, — а сама над нами прикалывалась, аликами обзывала!

— Я больше не буду, — притворно захныкала пьяница, — пока не буду. Я сегодня Лерке посвятила вечер. Пусть ей там, стерве, икается… Забирай меня скорей, увози за сто морей, и целуй меня везде, я ведь взрослая уже! Ла-ла-ла-ла-ла! Я уже танцевать устала, эта песня сто раз звучала! Ла-ла-ла-ла! Я сегодня взрослее стала! Ла-ла-ла-ла!

— У тебя еще много таких песен?

— Целых два альбома! — с гордостью кивнула Ольга, зевнула и положила голову на колени, — а что я вообще сегодня делала? Ничерта не помню… Бросили меня все, собаки… Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес, от того, что лес — моя колыбель и могила — лес, от того, что я на земле стою лишь одной ногой…

Всю оставшуюся дорогу Ольга так заразно пела грустные песни, что Ника не выдержала и затянула тоже.

82

Желтый лист клена…

До чего красиво

Осеннее забытье.

— Доброе утро, соня! — Ника зашла в комнату, где спала Ольга, поставила перед ней на стуле разнос с кофе и бутербродом, — наши все уже позавтракали, а ты все спишь. Как себя чувствуешь?

На самом деле Ольга давно проснулась, по старой привычке, но нарочно не выходила, хотя сегодня было ее дежурство по кухне, в новой паре с Олесей. Подводить рыженькую добрую подругу не хотелось, но нужно было доиграть до конца: получить минус еще и за пренебрежение обязанностями. Однако, Ника (с хорошим настроением!) встала «к станку» вместо проспавшей пьяницы… «Отлично, хоть одно доброе дело сделала — помирилась с Никой», — подумала Ольга, благодаря подругу за заботу и принимая в постель бокал с кофе.

— Да-а, погуляла ты, подруга, вчера на славу: лицо у тебя отекшее — просто жуть! — Ника с любопытством наблюдала за «больной», — сегодня все утро разговоры про твое выступление в клубе. И даже не знаю, кого больше, сочувствующих или завистников.

— А что я вчера натворила? Я думала, что опять сознание потеряла: помню, как мы приехали, потом я разговаривала с Артуром, пошла к бару, попросила еще коктейль — и очнулась утром здесь, — девушка говорила, словно не в силах была поднять покрасневшие, отекшие веки, — и все тело болит, словно после тренажерного зала.

— Совсем ничего не помнишь? — Ника бы и рассмеялась, но тихий голос и убитый вид Ольги заслуживал больше жалости.

— Ничего, абсолютно.

— И даже как сняла с себя сарафан?

На лице Ольги отразилось слабое удивление:

— Где? В клубе? Я стриптиз, что ли, танцевала?

— Нет, слава Богу, как я поняла, в танцевальном костюме: иначе Вере пришлось бы скорую вызывать. Зачем ты так оделась?

— Просто примеряла, хотела посмотреть, растолстела или нет. Неужели я напилась? Не может быть! Я как выпью — меня сразу клонит в сон.

— Ну да, ну да… Ты давай приходи в себя быстрее. Мы через час все вместе едем выбирать вечернее платье для театра и ресторана. Так что будь, как стеклышко!

— Я никуда не поеду, спасибо, — Ольга поставила пустой бокал на разнос, не притронувшись к бутерброду, — ни за платьем, ни в театр.

— Ну вот, захандрила… Боишься, что тебя выгонят за вчерашнее?

— А меня точно выгонят?

Ника подумала, стоит ли говорить правду:

— Нас сегодня утром уже собирали для профилактики алкоголизма. Собак была злая, как черт. Константин Андреевич тоже пришел, правда, ничего не сказал, но так посмотрел на нас, что — бр-р! В ресторане, сказали, теперь ничего крепче томатного сока наливать не будут. Даже шампанское. И все благодаря тебе. Так, ты пришла в себя?

— Я никуда не поеду. Я хочу спать.

— Хорошо, зайду через час, — Ника вышла, всерьез задумавшись: состояние «алкоголички» и вправду было неважным. Лгала Ольга, когда говорила, что ничего не помнит, или нет — трудно было понять, но лицо, посеревшее за ночь, и дрожащие руки были не в пользу самой непредсказуемой золушки.

Ольга осталась одна и вновь легла, закуталась в одеяло, как в мягкий кокон, достала из-под подушки фотографию Макса. Чем красивее ухаживания, тем больше неловкости при расставании, чем клятвеннее заверения, тем больше стыда за них. Но Она сдержала свое слово, данное когда-то на улице ночной Москвы: не стала проклинать бросившего Ее Макса, не думала о нем ни плохо, ни хорошо. Сосредоточилась только на своих чувствах и, как когда-то, в первую ночь, размышляя о нем, влюбилась, так и в эту ночь накрутила себя, опустошив мыслями.

Если бы Ей предложили дать имя этому состоянию, то Ольга сказала бы просто, без патетики: «Я умираю». Ей не нужно было целый день притворяться перед подругами, начавшими было подшучивать над ней, спустившейся вниз, чтобы помочь приготовить ужин. К этому времени девушки вернулись из модного бутика, и Ника, находящаяся в возбуждении счастливого человека, принесла Ольге платье в чехле со словами: «Самое лучшее для тебя выбрала. Нинель чуть от зависти не умерла, тоже хотела его взять, но я сказала, что оно будет ей коротковато, потому что она выше тебя… Туфли померяй сейчас на всякий случай, я сравнила наши размеры: почти одинаковые, у тебя чуть-чуть меньше. Если что, Вера поменяет. И хватить хандрить, ты только на платье взгляни! К нему я такое колье подобрала — у самой слюнки текут!» — и убежала, добавив, что ей некогда возиться с Ольгиной хандрой, а нужно готовить ужин. Вместо того, чтобы выполнить полуприказ-полусовет Ники, «больная» так и не подошла к платью — решила присоединиться к подругам, исполнить частично свой долг дежурной.

Олеся выгнала с кухни Ольгу после того, как та разбила тарелку и долго сидела над ней, рассматривая осколки и пытаясь на полу, словно фаянсовые пазлы, сложить заново посуду. Кроме того, болели во всем теле мышцы, получившие свою порцию нагрузки после «пьяного» стип-дэнса. Ольга выпила аспирин, и ее тут же бросило в пот; навалилась слабость, как от гриппа.

— Иди, иди, отлеживайся. Мы как-нибудь с Никусей сами разберемся, — Олеся, упершись ладонями в спину Ольги, вытолкала пьяницу в фойе, — ляг, полежи, я тебе чай крепкий с бутербродами сейчас принесу. Тебе тут, кстати, Маслова, представляешь(?), передала таблетки, специальные, о-пох-ме-ли-ру-ю-щие, скажи Никусь, как они называются?..

Ольга не стала сопротивляться и охотно вернулась в свою комнату: не все мысли были передуманы. Оставалось главное и самое трудное. Раз первый шаг к свободе был сделан, то теперь нужно было заставить себя, как бы больно не было, — разобраться, объективно, цинично и жестко, проанализировать свои действия и найти выход, чтобы жить дальше.

83

Надпись на камне —

Буквы не разобрать.

Вернусь-ка я домой…

«Это мне за мои грехи, за самонадеянность. Поучаю всех, а сама…» — думала Ольга, привычно укрывшись покрывалом и вытирая упрямо-бесконечные слезы. Вспомнилась баба Нюра, бабушка Васи и почти родная Ольге, до конца своих дней находившаяся в здравом уме и обладавшая потрясающим чувством юмора.

В тринадцать неполных лет Оля по-настоящему влюбилась в мальчика, учившегося двумя классами старше. Ситуация была скверная: близкая подруга тоже была влюблена в него, звезду школы, выступавшего с песнями под гитару на каждом празднике, отрастившего небольшую черную бородку и тонкие усики, благодаря чему Артем выглядел старше всех. Оля не стала говорить про свои чувства подруге, чтобы не стеснять ее, думала о возлюбленном дни и ночи, завалила не одну контрольную и бесконечно страдала, в результате заработав из-за плохого аппетита и постоянных переживаний немыслимый букет — низкий гемоглобин, гастрит и аритмию. Мать, наверняка, все понимала, но не могла разговорить дочь, вызвать ту на откровенный разговор, чтобы как-то помочь советом. Да и не до того было Инне Ивановне, страдающей от последних раковых метастазов. Когда, наконец, бедная женщина отмучилась, отошла в мир иной, ее дочь находилась на той грани безумства и отчаяния, которая либо ломает людей, опуская на дно, либо делают стальными, несгибаемыми.

И баба Нюра возникла в судьбе девочки-подростка, высохшей от любви и страха перед одиночеством без матери, как Моисей для порабощенного народа Израиля. Мудрая бабушка забрала девочку с собой в поездку к подруге, в Муром. Там баба Нюра собиралась исправить грех Инны Ивановны, которая была при жизни еще той атеисткой и пришла к Богу только перед своей смертью, что обычно делают неверующие люди, обреченные на медленное умирание от неизлечимой болезни. Всю дорогу баба Нюра рассказывала школьнице, подзабывшей эту историю из учебника литературы, про умную девушку Февронию, покорившую гордого князя; лучше учителя литературы бабушка-подружка объясняла мудрость сказания и ставила его в пример: ведь она, Ольга, счастливица, родилась в день памяти Муромских святых и имела могущественную покровительницу. Так к Ольге и пришла вера, вместе с первым чудом: по дороге, на второй день мерного стука колес, девочка стояла у окна в тамбуре и загадала, глядя в безоблачное небо, попросила: «Боженька, если ты есть, пусть пойдет дождь». А через пару часов за окном закрапали легкие капли, и по одну сторону от поезда побежала рядом тонкая радуга, смеясь над неверием наивной девчонки. Было это простым погодным совпадением или нет — Оля не стала задумываться: она спросила — ей ответили.

После праздничной службы священник окрестил девочку, а когда узнал, что сегодня еще и день рождения крещенной, повторил слова бабы Нюры. Там, в храме, Ольга попросила свою святую, чтобы та помогла успокоиться, пережить смерть матери и забыть красавчика Артема — и второе чудо случилось: за лето любовь испарилась куда-то. Первого сентября Она спокойно смотрела на повзрослевшего, ставшего более мужественным красавчика Артема, и поймала себя на мысли, что равнодушна.

Были другие знаки, которые Ольга запомнила надолго и которые утвердили ее новую веру. Она поменяла веревочку от крестика на завалявшуюся и потемневшую от времени цепочку из своей девчоночьей сокровищницы, шкатулки с искусственными камнями, мамиными старыми серьгами и бусами. Цепочка была обычная, с клеймом на застежке «3 коп.». И там, где висел крестик, посередине, металл вдруг посветлел и заблестел серебряной чистотой. И трижды, когда девочка передвигала крестик, металл под серебряной петелькой креста будто бы очищался и начинал блестеть. И еще кто-то светлый приходил во сне к заплаканной Ольге и гладил по голове, говоря: «Так надо, милая, потерпи».

Следующие несколько лет было по-всякому: возникали другие проблемы, которые надо было как-то решать или мириться с ними; были и счастливые мгновения, конечно, не такие яркие, как с Максом — но прошлое, Ольга так чувствовала, стало всего лишь увертюрой к настоящему, чтобы изменить будущее и создать новый взгляд на мир людей.

«Налево пойти — убиту бысть»? Выбрать дорогу брошенных, разочарованных влюбленных? Самый легкий путь для слабых, имеющих одну мечту, эгоистично глупую — быть счастливым самому. Можно быстро покончить с собой, как делают самые слабые и глупые, или предпочесть медленное самоубийство: истязать, жалеть себя и возненавидеть противоположный пол, превратиться, как Ника, в мстительную стерву, а потом удивляться одиночеству и нелюбви окружающих. Сколько таких людей наивно жалуется на жизнь и непонимание близких, забывая, что Любовь бывает разной! На смену одной приходит другая — в сердце того, кто открыт для Нее, кто жаждет влюбленности в любом ее проявлении и готов отдавать, делиться, а не потреблять. Поэтому, Ольга согласилась с разумом: встать на эту сужающуюся, становящуюся постепенно тесной и теряющуюся в песках будущего тропу значило предать две ждущие исполнения мечты: быть счастливой вместе со своей семьей в большом красивом доме и иметь возможность помогать нуждающимся, делать добро и получать от этого удовольствие.

Или пойти прямо, чтобы «царем стать»? Признаться в своем лицедействе, покаяться и назло Максу остаться с Артуром, не повторив Никиных ошибок, завоевать сердце обеспеченного маменькиного сыночка, наказать Маргариту Павловну за материнский эгоизм. Тем более что новый Артур стал похож на Макса не только внешне, но и мог, учился, наверное, поступать благородно: на руках донес «пьяную» Ольгу вопреки ее сопротивлению, от машины до кровати, кряхтел, но нес. А что, так делают многие, в частности, те девушки, о которых она сама недавно так резко и нелестно отзывалась в присутствии подруг и свах с телепроекта. Выйти замуж, жениться назло — решение легкомысленных глупцов, не понимающих, что за таким выбором стоит тягостная расплата, наказание, которое заденет невиновного человека. Каким бы плохим Артур и его мать не были, они не заслуживали чужого наказания — свой крест они и так понесут, рано или поздно… Нет, Ольга не стала даже мысленно развивать этот, второй вариант.

Главный герой в сказке, как правило, выбирал третью дорогу — жертвовал самое ценное для путешественника, коня, во имя своего спасения и возможности двигаться дальше, пешком, но все-таки двигаться. Это ли лучший выход? Для Ольги верным скакуном была Любовь, и отказаться в одночасье от этого чувства было невозможно. Каким бы не был этот Божий дар, отказываться от него нельзя. Мука, боль, счастье, сомнения, желание — все это последствия тяжелого наркотика, зависимости от которого не избежать. Ну не ложиться же впрямь в психиатрическую больницу? Нет, если в таком состоянии идти дальше нельзя, но и отказаться от чувства — кощунство, то и эта дорога не для Ольги. Она, конечно, будет стараться не думать о Максе, в конце концов, глупо любить любовь, а не человека. Однако, всему свое время.

«…И нищим стать, как прежде…», — оказавшись в тупике, девушка шепотом стала вспоминать одно из своих любимых стихотворений, «Заповеди» Редьярда Киплинга. Дойдя до нужной строчки, страдалица остановилась. Послезавтра она покинет проект и обязательно поедет домой через Муром, попросит у своей святой, как когда-то, помощи в мудрости жить дальше. А пока впереди еще два дня пребывания в Доме, где каждый сантиметр напоминал о Нем (Ольга боялась, чтобы вновь не расплакаться, даже мысленно назвать по имени предателя), есть одно проверенное средство. Для начала нужно попрощаться, и сделать это будет удобнее в пятницу вечером, когда все уедут в Большой Театр.

84

О, мухобойка!

Подари покой мне в доме,

Где я — хозяин.

Во всех пятничных, дополуденных, мероприятиях Ольга намеренно не принимала участия: «проспала» занятие по фитнесу, превзошла по дерзости Маслову, которая даже притихла от такой конкуренции; а над гостем, обладавшим талантом и славой эстрадной звезды нетрадиционной ориентации, сначала подшучивала, не беря в расчет цыканье готовых разразиться хохотом подруг, потом попробовала провести сеанс психоанализа, задавая вопросы личного характера, — в результате бедолага уехал обиженным и возмущенным, пообещав обесславить «Десять Золушек» на весь мир.

Такое демонстративное нарушение нескольких пунктов контракта заставило даже продюсера вскипеть: на робкую попытку Веры защитить Николаеву Стрэн процитировал пословицу «Суров закон, но это закон».

После отъезда звездного гостя все заметили улучшившееся настроение Ольги, словно та отвела душу и стала прежней, какой была в самые первые дни на Проекте: веселой в беседе с подругами и временами молчаливой, задумчивой. Арина смогла озвучить то, что вертелось на языке у многих, но никак не могло быть сформулировано:

— Лелька, у тебя в роду не было родственников, страдающих размножением личности?

— Не «размножение личности», а множественная личность. Что ты имеешь в виду? — переспросила Ольга, на сей раз равнодушно.

— Ты сегодня похожа на взбесившуюся живую коробку с детскими красками, — Арина нашла еще одно определение.

— То есть? У тебя очень интересные, богатые на метафору, диагнозы. Представляю, я говорю пациенту, у которого острый аппендицит: «Извините, мне крайне важно поговорить тет-а-тет с одной немаловажной частью ваших внутренностей, а какой — вам знать не следует. Не разрешите ли мне ее незамедлительно удалить, чтобы, так сказать, воссоединиться не токмо мысленно…»

— Тьфу ты, — Арина с досадой перебила подругу, — я имела в виду, что сегодня от тебя не знаешь, что ожидать: ты каждую минуту другая.

— Так полнолуние сегодня. Ты не знала? Подожди, ближе к ночи вы увидите мое настоящее лицо!

— Ох, и достанется, Оля, вашему супругу! — Вера улыбнулась, переглянувшись с Никой.

— Если он мне достанется…

Ближе к вечеру приехали стилисты помочь золушкам подготовиться к торжественному выезду в свет. Сотворив красоту на головах, лицах и руках всех девушек, стилисты тут же удалились, а вскоре подъехал автобус, готовый увезти участниц Проекта на очередное испытание — испытание светскими развлечениями.

— Оля! Мы уже выезжаем, спускайся! — Ника заглянула в комнату к Ольге и потеряла дар речи: та сидела на кровати в халате, с тюрбаном из полотенца на голове, без всяких признаков сделанного стилистами макияжа, и спокойно читала книгу. — Слушай, ну это уже слишком!

Ника перевела взгляд на другую кровать, на которой когда-то сама спала, и увидела платье в чехле:

— Ты его даже не открывала!

— Что тут у вас? — из своей комнаты к ним заглянула Вера, одетая в темно-бордовое вечернее платье, такая же красивая, как и Ника, — что это такое, Оля, вы же совсем не готовы! Люди на вас время потратили, а вы…

— А мне не понравилась их работа. Кроме того, я и не обещала, что поеду, — девушка отвлеклась от чтения и взглянула на обеих, — вы выглядите потрясающе.

— У вас уже вошло в привычку вести себя как заблагорассудится, — не моргнув глазом на комплимент, продолжила рассерженный менеджер, — нарушаете контракт на каждом шагу.

— Вера Александровна, я выучила контракт наизусть: единственное наказание за нарушение контракта — выбывание.

— Но вы делаете это намеренно!

— А вот про «намеренно» ничего не сказано. Так что тот, кто составлял контракт, немного просчитался. Вот если бы я сбежала, то у вас был бы шанс наказать меня. А я что? Я — ничего, просто нарушаю.

Вера глубоко вздохнула, призывая на помощь остатки терпения, и посмотрела на Нику:

— Спускайся к девочкам, я сейчас.

— В контракте так же написано, что я могу по состоянию здоровья временно отказаться от испытания, — кивнув уходящей Нике, Ольга попутно вспомнила еще один пункт.

— Ради вас никто не будет еще раз заказывать ложу и ресторан. Опомнитесь, Оля!

— Значит, так тому и быть.

— Ничего не понимаю, сейчас, когда для вас, Ольга, так все удачно складывается, вы отказываетесь от всего. Вы понимаете, что то, что вы сейчас делаете, идет не на пользу вашей репутации самой яркой золушки? А что скажут ваши будущие родственники? Я вам поражаюсь.

— Ох, спасибо! Наконец-то, я узнала, в чем дело. Ну, тогда можно немного и позвездить. Сегодня у меня свои личные планы. А в театр я еще успею сходить. Пусть его до конца отремонтируют: зачем смотреть на этот полуразрушенный Колизей?

Менеджер не верила своим глазам и ушам:

— Оля, я вас не узнаю…Честно говоря я рассчитывала на другую реакцию. Вам точно Ника все рассказала про Макса?

— О да! — Ольгу передернуло от напоминания, — поэтому я и хочу побыть одна. Вера Александровна, не злитесь на меня, пожалуйста, просто дайте мне шанс побыть одной, последний раз.

— Вот упрямая! Кто вас влюбленных разберет?.. Сегодня целуются в беседке, завтра готовы… Господи, кто бы знал, как я устала от вас! — Вера с негодованием потрясла сумочкой и тут увидела Ольгин «багаж» у стены, — а, вы уже собрались! Отлично, очень хорошо, что мне не придется завтра вас утешать! Все, я умываю свои руки: я и так достаточно навозилась с вами. Будь по-вашему: несколько часов вы проведете в полнейшем одиночестве. Имей в виду, кроме охранника, никого в Доме нет. Поэтому я вас очень прошу не выходить из помещения.

— Это я вам обещаю. Счастливо отдохнуть, — спокойно произнесла Ольга.

Вера закрыла за собой дверь, не прощаясь. Строптивица тут же отбросила книгу, стянула тюрбан с мокрых волос, распушила их, вышла в коридор удостовериться, действительно ли все уехали. В доме стояла тишина, а из окна на третьем этаже было видно, как отъехал автобус в сопровождении патрульной машины.

Тогда Ольга взяла с собой фотографию Макса, подаренную Маргаритой Павловной, и спустилась неспешно по лестнице вниз, в столовую.

85

Высокой горы

Не бывает без склона

Высокой горы

Сегодня оператор Дима был не то чтобы счастлив — доволен и находился в состоянии предвкушения от последней недели своего пребывания на Проекте. Он, талантливый звукооператор, монтажер и профессионал до мозга костей, сам стал пленником проекта: круглосуточно и почти безвылазно находился в просторной комнате с начинкой из мониторов, компьютеров, пульта управления и прочей техники. Это на других, нормальных, проектах такую нудную работу выполняют несколько человек, а здесь постоянно подозревающий утечку информации Стрэн дал всего одного напарника, Виктора, и строго-настрого наказал скрывать от толкового Макса все секреты. Виктор, конечно, был настоящим гомо сапиенсом, поговорить на разумные темы с ним можно было, но с Максом было веселее, хотя и приходилось при его появлении сворачивать окно, работу над новым, вечерним выпуском.

Дима стал раздражителен и часто с удовольствием, как одинокий Робинзон, дабы не сойти с ума, комментировал вслух происходящее в Доме, чем смешил Веру, Нику и Танюшку, заходящих иногда поболтать, и Олега Леонидовича, последний появлялся в операторской два раза в неделю для контролирования телефонных разговоров участниц.

Видя упадническое настроение работника, на котором лежала ответственность предупреждать дирекцию обо всех подозрительных и нестандартных поступках девушек, Стрэн пообещал Диме, что через неделю ему прибудет замена, поскольку начинается «открытая» часть проекта: все секреты и сюрпризы скоро станут достоянием общественности. Поэтому не у одной Ольги было чемоданное настроение.

Находясь мысленно в солнечном Шарм-Эль-Шейхе, где Дима собирался восполнить полуторамесячный дефицит ультрафиолета, «ответственный» звукооператор безответственно пропустил несколько моментов, в частности, тот, когда Артур и Ника поставили Ольгу в известность о состоявшейся, давно запланированной родителями жениха, свадьбе Макса и английской девушки. Трансляция событий Дома через спутник напрямую передавалась в головной офис Проекта, и Дима, возможно, получил бы нагоняй от начальства за эту пропущенную информацию, а не за то, что были отключены камеры в столовой.

Позже пленник операторской, пытаясь найти причину оплошности, вспомнил, что за полчаса до звонка из офиса в домик заходила Ника поболтать и даже предложила засыпающему от скуки оператору сходить в душ, пока она присмотрит за происходящим. Наверное, любопытная Ника случайно отключила злополучные камеры. Докопавшись до истины, Дима не придал этому случаю значения, как и всего лишь подивился странностям Ольги, много плачущей и вполне трезво передвигавшейся по комнате вечером, после выступления в ночном клубе. Ну а то, что девушка много молилась перед сном, стоя на коленях перед водруженной на столик какой-то мелкой иконой, заставило невозмутимого наблюдателя покачать головой: «Ну все, одной монашкой стало больше! Черта тебе лысого, Макс, а не невесту!» — и затем Дима по привычке громко «озвучил» беззвучную картинку, вставляя через каждое словосочетание неприличные слова…

Сегодня, слава Богу, все уехали, и можно расслабиться, попить пива и весь вечер смотреть канал «Спорт», а не пялиться на надоевшие лица и слушать одни и те же разговоры.

То, что осталась одна Ольга, его не беспокоило: вела девушка себя смирно, собралась пить чай: поставила перед собой тарелку с хлебом и села за стол, как истинная христианка, сложив руки в молитве и склонив голову.

— О! Мы уже и перед едой стали молиться… Госпидя! Пошли мне самый большой в мире сэндвич и бочку самого классного темного пива!.. Ну и дура, надо было ехать! — сказал ее изображению Дима, стягивая с себя футболку. — Подумаешь: напилась и станцевала, зато всех повеселила… Я бы, на твоем месте, не поехал бы, побежал, чтобы на нормальных людей посмотреть. Теперь сиди одна, как айсберг в океане… Давай, за наших тоже помолись, пусть выиграют…

Насвистывая гимн болельщиков футбола, он отправился в душ. А выйдя, довольный, подсушил волосы полотенцем, достал из холодильника банку пива — выпрошенную контрабанду от Виктора, открыл ее и, закрыв глаза, с наслаждением хлебнул холодненького. Направляясь к телевизору, мимоходом остановился у монитора с изображением Ольги, все еще пребывавшей в столовой, качнул банкой в сторону девушки:

— Эй, Николаева, будешь?.. Не понял!

На столе, на тарелке перед Ольгой что-то горело, выбрасывая короткие фиолетовые языки пламени вверх. Рядом с тарелкой, каким-то белыми точками были выложены буквы. Девушка явно плакала. Когда на тарелке потух огонь и пепел, до конца не остывший, пустил тонкую струйку дыма, Николаева придвинула ближе к себе стакан с водой и, одну за другой, что-то приговаривая, стала отправлять в рот, запивая небольшими глотками, «буквы», одну за одной.

Дима потянулся к монитору, чтобы понять происходящее, чертыхаясь и проклиная тот день, когда он поступил на факультет телекоммуникаций и новых инновационных технологий:

— Что же ты делаешь, дура? — он увеличил изображение и, наконец, рассмотрел: белые точки оказались таблетками, а первое слово из них уже исчезло со стола, и осталось зловещее «прощай!», — черт, черт!

Дима дрожащими руками набрал на мобильном телефоне, имевшем доступ всего к нескольким абонентам — Вере, Стрэну, Виктору и чрезвычайным службам — номер менеджера: продюсеру Дима побоялся сообщить страшную новость.

Вера почти забыла про существование выведшей ее из себя Ольги, слушала возбужденную беседу едущих на первое светское мероприятие золушек и улыбалась их планам и надеждам. До конца проекта было еще далеко, но результат уже радовал глаз. «Вот и настал ваш первый бал, девочки!» — думала Вера.

Когда зазвонил телефон, и Дима что-то начал кричать в трубку, она не сообразила сначала, кто это, взглянула на дисплей:

— Да, Дима, еще раз скажи, только погромче, а то шумновато у нас… Что?.. Что?.. Еще раз!.. И много выпила?.. Что она говорит?.. Сейчас, подожди, я никак не соображу, что делать… Дурочка, дурочка… Что же она творит?! — Вера терла лоб, — Господи, какая глупость!.. Так, ты скажи охраннику, пусть вызывает скорую, а я сейчас приеду… — менеджер обратилась к водителю, — Сергей, остановите автобус и посигнальте сопровождению.

— Что-то случилось?

— Да, небольшая проблема… Господи, господи… пожалуйста, побыстрее!

Уже стоя у готовых открыться дверей, Вера вспомнила про пассажирок:

— Девочки! Мне срочно нужно вернуться, вы поедете без меня. Там вас встретит Константин Андреевич. И, пожалуйста, пока он не подойдет к автобусу, не выходите самостоятельно.

— Что случилось? — Ника тут же соскочила с места и стала пробираться к выходу.

— Ничего страшного, — дрожащим голосом сказала Вера, — я присоединюсь к вам, но попозже, наверное, в ресторане.

— Это что-то с Ольгой?

Вера не ответила, только вздохнула и помахала рукой, ожидая, пока водитель выйдет и опустит ступеньку.

— Я тоже еду! Только я! — Ника уверенно остановила жестом повскакивавших подруг, — пока, девчонки! Все будет нормально! Удачи!

Менеджер подбежала к остановившейся впереди патрульной машине, что-то сказала сидящим в салоне милиционерам, те торопливо вышли и пошли к автобусу, а сама Вера и упрямая Ника, не желающая слышать крики-просьбы вернуться, заняли места страж порядка. Водитель включил сирену, машина развернулась и поехала в обратную сторону, гораздо быстрее, чем шла до этого впереди автобуса. Сам автобус тронулся с места, и расстояние между ним и машиной сопровождения стало увеличиваться.

86

Сестрицы мои,

Березоньки! Воспряньте:

Запах весны…

Вера и Ника, насколько им позволяла обувь, не предназначенная для занятий спортом, неслись по дорожке от ворот к особняку, оставив далеко позади охранника. Владимирыч никого не ожидал и уже, как оператор Дима, находился в первой стадии осчастливленного отдыхом человека: от него пахло чем-то острым и закуской. Возвращение взбудораженной начальницы его отрезвило, и он стоял у ворот, потирая шею и размышляя о причине указаний, связанных с будущим приездом кареты скорой помощи.

В столовой Ольга сидела неподвижно за столом, уронив голову с влажными волосами на сложенные руки. Вера подбежала и затрясла девушку за плечи:

— Оля! Очнитесь!

— Зачем вы вернулись? — Ольга выглядела бледной, немного всплакнувшей, и испуганной криками Веры, но, тем не менее, здоровой.

— Сколько ты выпила таблеток?! Что это за таблетки?! — Вера продолжала ее трясти.

— Что здесь горело? — Ника взяла в руки блюдце с пеплом прямоугольной формы, потом — лежавшую рядом одинокую таблетку, поднесла ее к глазам, — что это за лекарство?

— Где? — Вера схватила скатанный из хлеба приплюснутый шарик, понюхала, раскрошила в пальцах, — что это такое?

— Таблетки счастья из хлеба, — машинально ответила Ольга, потрясенная внезапной суетой.

— Какой хлеб? — Вера перевела вопросительный взгляд на Нику.

— Обычный, белый.

— Боже мой! — женщина тяжело опустилась на стул, — зачем вы это со мной делаете? Вы что же сейчас пили эти таблетки… из хлеба?

— А что? Я хотела умереть, — видя, что ее слова напугали примчавшихся к ней на помощь, и пояснила неохотно, — понарошку… А потом как бы ожить, стать новым человеком… Мы так в детстве играли… Почти всегда помогало…

— Они так в детстве играли… — Вера схватилась за сердце, почти плача, — Никусь, накапай мне валерьянки, пожалуйста… Я не могу больше… Ольга, вы сведете меня с ума. От ваших выходок меня скоро сюда ногами в дверь вынесут…

До обвиняемой в провокации, наконец, дошел смысл ситуации, Ольга вскочила и с грохотом задвинула за собой стул:

— Вы опять за мной следили?! Неужели вам все мало? Зачем вы постоянно лезете в мою судьбу, чувства? Да хоть бы я и отравилась по-настоящему, что это изменило бы? Ах да, рейтинг у программы повысился бы. Конечно! Как это трогательно: заставить провинциалку влюбиться, проверить ее на вшивость, а вдруг она недостойна такого замечательного мальчика, как Макс? И что? Ну, влюбилась я, влюбилась! Что теперь? Теперь нам стало неинтересно: а давайте, выгоним его, пусть едет в свою Англию, женится на дочери богатенького английского лорда! А мы тут посмотрим, как эта дурочка будет страдать и мучиться. И камер, камер везде побольше! Как она себя поведет, а? Наверное, плюнет на простого парня и будет дружить с богатеньким сынком, да? Или нет! Она напьется и устроит шоу… Вот, наверное, было жалко, что я не разделась догола, да? А еще можно сделать вид, что уехали, а сами понаблюдаем… О! Это же настоящее реалити-шоу!.. Вот вам всем! — Ольга показала фигу онемевшим слушательницам. — Не мешайте мне спокойно уйти! И не трогайте меня!..

— Так это все из-за Макса? — Вера поняла.

— Не говорите мне о нем. Все, он уехал — нет его! Сгорел! — Ольга ткнула пальцем в сторону пепла, — и меня нет! Нет Ольги Николаевой больше на проекте, вообще нет, понимаете? Для всех вас я умерла!

Она собралась выйти.

— Подожди, балда! — Вера встала, не отнимая одной руки от своей груди, — постой же!

— Что еще?

— Когда ты успела поссориться с Максом?

— Я? Поссориться? А у меня была такая возможность? Да и потом, кто я такая для него? Голубая кровь во мне не течет, потом, молчать и притворяться я не умею. Так что все нормально — развлеклись, подружили, теперь можно и разбежаться — вам какое дело? — Ольга зло встряхнула мокрыми волосами.

Вера посмотрела на Нику:

— Ты разве ей ничего не говорила?

— Я думала, что ты… вы сказали, — Ника покраснела и понесла тарелку с пеплом на кухню.

— А ну-ка постой, дорогая, — Вера остановила Нику за руку, — говори, солнце мое, почему ты не сказала, и своей подруге расскажи всю-всю правду, если она твоя подруга, на самом деле.

Ника повернулась к Ольге, сделала неуверенно шаг и тихо произнесла, путаясь в словах и оправдываясь:

— Прости, Оль! Я просто дура и ревнивая стерва… А потом, когда я уже поняла, что я натворила, я не хотела, чтобы ты начала переживать, что что-то случилось страшное…

— Что с Максом?

— Все нормально… прости меня… я, честное слово, хотела все исправить, но…

— Что с Максом?! — закричала Ольга.

— Ну, он… просто… физически не мог сюда приехать…

— «Физически не мог», — в ужасе повторила Ольга и сразу вообразила себе Макса, лежащего в бинтах на больничной койке.

— Да все нормально: он жив, — Нике было стыдно продолжать свои объяснения, — только…

Ольга рукой нащупала спинку рядом стоящего стула и попыталась его выдвинуть, но не хватило сил: закружилась вдруг голова. Вера подбежала и усадила Ольгу на стул.

— Оля, честное слово, все нормально! Он жив и здоров… А ты, балда, тянешь кота за хвост, нормально сказать не можешь… — менеджер положила руки на плечи ослабевшей Ольги, — твой Максим на неделю уехал в Англию, чтобы забрать из своего университета документы и перевестись в Московский, поближе к тебе. А сегодня он ждал, вернее, ждет тебя в театре. И у него для тебя есть сюрприз… Хотя я бы на его месте тебе сегодня больше новостей не рассказывала… Да что же это такое?!

Благая весть от Веры, казалось, только ухудшила состояние Ольги: девушку залихорадило, и менеджер протянула ей бокал с запахом успокаивающей валерьянки.

Ника робко подошла, не смея прикоснуться к подруге:

— Оль, прости, пожалуйста. Вот я, клянусь, хотела тебе вчера все рассказать, но у тебя был такой вид, будто ты уже знаешь, и вообще, ты сама не спрашивала… Не плачь, пожалуйста, а то я сама плакать начну, — Ника всхлипнула.

В брошенной на стол сумочке Веры постоянно играла одна и та же мелодия, но хозяйка не подходила. Теперь, когда ситуация стала более-менее управляемой, менеджер достала-таки телефон и поднесла к уху:

— Да? Да, все нормально… Клянусь, честное слово… Да, все обошлось… Здесь, рядом со мной… Конечно, мы приедем, только дождемся такси: я отправила патруль к вам… Нет… Постараюсь… Все, пока! — Вера вздохнула и выпила оставшуюся от Ольги воду с валерьянкой, — ну что, раз все живы и здоровы, то поехали? Я сейчас вызову такси, а вы, Оля, пока одевайтесь, приводите себя в порядок. В театр мы, конечно, не успеем, но в ресторан попадем.

— Куда идти? — откуда-то послышались голоса.

Вера ахнула:

— Я совсем про «скорую» забыла! Пойду, договорюсь! — и столкнулась в дверях с двумя женщинами-санитарами.

— Девочки, здравствуйте! — к ним вышла Вера, — вы нас извините, но мы, кажется, сами справились. Сколько с нас за ложный вызов?

— Вы с ума сошли, что ли, дамочка? — молниеносно отреагировала женщина постарше, — вы знаете, что у нас машин не хватает? Могли бы и отзвониться. Как помощь нужна, так все кричат: «Быстрей, быстрей! Тут девушка отравилась» А потом вот из-за таких, как вы…

— Да нет же, просто наш человек, который звонил, все перепутал. Простите нас, — рядом с Верой встала Ника, — плохо стало вашей коллеге. Вот, девушка, тоже на доктора учится. Она сама себе первую помощь оказала.

Санитары смерили Ольгу, устыдившуюся слез в присутствии посторонних людей, теперь судорожно вздыхающую и украдкой вытирающую лицо.

— Богатые тоже плачут, — глубокомысленно сказала избитую фразу санитарка, — беситесь и сами не знаете от чего.

Ника зашептала что-то на ухо Вере, и менеджер засмеялась:

— Хорошо, идите, я попробую.

Ника потащила Ольгу к лифту.

— Девочки, а вы вообще знаете, что это за дом? — Вера жестом пригласила женщин вернуться в фойе, — вы знаете, кто здесь живет?

Санитарки переглянулись. Вера показала Владимирычу пальцем на дверь и повернулась к санитарам:

— И если вы нам не поможете, то может случиться страшное…

87

Первые почки…

Запах на клейких пальцах

Держится долго.

Золушек ждали. Патрульная машина, на которой Вера вернулась в Дом, успела догнать автобус с девушками и с сиреной подъехала к Большому. Наряд милиции, ожидавший гостей с проекта, выстроил живой коридор, и любопытных собралось немало. Золушки, к которым подошли их друзья, одетые в строгие костюмы, под руку с Принцами, словно звезды из Голливуда, сопровождаемые криками из толпы, аплодисментами, важно прошествовали внутрь, в вестибюль.

Театр кипел и был подобен муравейнику своими многочисленными посетителями. Впрочем, не все дамы были одеты в вечерние платья, а джентльмены — во фраки, и тем ярче в этой толпе выделялись золушки со своими спутниками. Оказавшиеся здесь операторы суетливо забегали ради удачных кадров перед смущенными и смеющимися девушками; среди них один Виктор степенно переходил с места на место, запечатлевая всех подряд: и золушек, и простых людей, подходящих к ним за автографами, и своих коллег. Один из корреспондентов захватил Стрэна в свой плен догадок, потому что никто не отвечал подробно на вопросы: наученные Верой золушки говорили одинаково, что пока они не имеют права распространяться о своих планах и что всю информацию можно получить только у руководства. Часть наряда милиции с улицы перекочевала сюда же и у стен блюла безопасность красавиц от толпы фанатов и случайных зевак.

Прозвучал первый звонок, и золушки ушли в отведенную для них большую ложу, напротив сцены. В вестибюле остались Макс и Артур. Стрэн жестом показал им подниматься со всеми вместе, дал понять корреспонденту, что интервью закончено; последовал за молодыми людьми, лично проследил, чтобы они зашли к золушкам; сказал несколько слов двум охранникам у входа, и сам ушел к знакомым.

Конферансье объявил начало концерта, зал взорвался аплодисментами, но в крайней ложе, на втором ярусе, на сцену прилежно смотрел только телохранитель представительного вида: сам банкир и Маргарита Павловна, вооружившись биноклями, обсуждали появившихся девушек.

— Которая из них? — банкир нетерпеливо пытался угадать, — с которой он сейчас разговаривает?

— Нет, я ее не вижу, — Маргарита Павловна беззвучно посчитала девушек, — кажется, двоих нет. Интересно, что случилось?

— А что, эта очень даже ничего…

— Которая в лиловом? Да, ничего так, — жена отвела бинокль и посмотрела на мужа, — тебе нравится или твоему сыну?

…В это время, в большой ложе, Артур что-то нашептывал Наташе на ухо, не обращая внимания на находившегося тут же Наташиного Принца-Олега. Наташа хихикала, Принц морщился, а Артур между делом незаметно косился на Макса — в сущности, Карамзин-младший делал все, чтобы только избежать неприятного разговора со своим другом, который нервничал, не сидел спокойно, то и дело наклоняясь с вопросом к сидящей впереди Нинель. Макс попросил у нее сумочку, словно для того чтобы рассмотреть дизайн, и положил туда свой телефон:

— Н-не забудь потом в-выключить. Сама н-не боишься, что п-поймают?

— Глупости! — шепнула Нинель, — за нами уже не так строго следят.

— Смотри сама. Г-где Оля и Ника?

— Оля вообще с нами не поехала: у нее хандра. А Ника уехала с Верой, я даже не знаю, куда. Девочки говорили, что что-то случилось дома, в смысле, на проекте.

— Может, хватит шептаться? — не выдержала Олеся, которая сидела рядом с Нинель, — мешаете! Выйдите и говорите себе, сколько влезет!

— Да тихо вы! — цепная реакция зацепила Маслову.

Макс успокоился ненадолго, повернулся к Артуру:

— Д-дай, пожалуйста, телефон.

— А твой где?

— Д-дома забыл, — извинившись перед зашипевшими на него, он вышел из ложи, сделал знак дрогнувшим охранникам, мол, все в порядке, нашел в списке контактов менеджера и набрал номер. — Алло, В-вера Александровна?.. Д-да, я… Едете? Уже скоро? А п-почему сирена постоянно?.. Н-на чем?.. — Макс засмеялся. — Х-хорошо, жду. М-мужик, есть сигарета? — он обратился к стоящему на входе охраннику, — б-блин, когда надо, н-ни у кого нет.

Он нетерпеливо прошелся туда-сюда по коридору, побарабанил пальцами по стене, вернулся в ложу и опять зашептал Артуру:

— Френд, д-дай сигарету, а?

— Ты же бросил!

— С-сил нет ждать. Ск-казали, что едут.

— Вот вы надоели! — вздохнула Олеся, зачарованная музыкой.

— Н-не говори, — Макс опять вышел. Артур вслед за ним.

— Я тоже пойду, посмотрю, — Нинель шепнула Наташе.

— Сиди! Без тебя разберутся.

Молодые люди вышли на улицу. Там Макс закурил сигарету и немного успокоился:

— Н-не пойму, почему т-так долго?

— Бабы, одним словом. Антилопы… — Артур кусал губы. Макс покосился в ответ на его реплику, но ничего не сказал.

Где-то послышался вой сирены кареты скорой помощи, звук приближался.

— Едут! — Макс отбросил в сторону окурок.

— Не бойтесь, люди, это моя лягушонка в коробчонке едет! — низким голосом пошутил Артур, — … не на скорой же помощи…

Макс засмеялся и показал рукой:

— См-мотри туда, царевич!

К ним действительно приближался белый автомобиль с красным крестом. На подъезде к театру сирена стихла. Сначала из кареты скорой помощи вышли санитарки, они помогли Вере и девушкам.

— Т-ты только посмотри, к-кто это? — Макс ошалел: Ольга одергивала на себе платье, еще не замечая зрителей.

Ника увидела их первой, помахала рукой, тронула подругу за руку. Ольга подняла голову, увидела и нерешительно пошла к протянувшему руки Максу, тот подхватил подругу и закружил ее в воздухе. Словно не две недели — несколько лет — прошло со дня их последней встречи: двое никак не могли разомкнуть объятия. Было видно, как Макс отстранил от себя Ольгу, взял ее отворачивавшееся лицо в свои ладони, что-то сказал, расцеловал и прижал к себе.

— Ну что, это стоило моей работы? — Ника обратилась к санитаркам и вышедшему покурить водителю, — где бы вы еще такое увидели?

— Счастливая… — выдохнула одна из женщин.

— Спасибо вам большое, — Вера попрощалась со всеми за руку, — без вас ничего бы не получилось, — и сразу полезла в сумочку за телефоном предупредить Стрэна.

— Не за что, мы были рады помочь коллеге, — улыбнулась санитарка постарше, — теперь будем знать, как еще можно спасать людей.

— Да, условия были экстремальные, — Ника подхватила поудобнее большую сумку с феном, расческами разных размеров, средствами для укладки, косметичкой — одним словом, всем, что Ника нашла в своих закромах для создания красоты.

— Н-ника, привет! — Макс чмокнул подошедшую Нику в щеку, взял у нее сумку из рук, — д-догадываюсь, ч-что вся эта п-прелесть — т-твоих рук дело. К-кстати, ты выглядишь супер. Вы т-тоже, Вера Александровна.

— Учись, студент! — Ника показала язык остолбеневшему Артуру, — вот как ведут себя настоящие джентльмены.

— Я потрясен вашей красотой не меньше, — опомнился Артур, — чего опоздали-то?

— Тебе большое спасибо, — за промолчавшую Ольгу ответила Ника, подумала и добавила тише, — ну и мне, частично.

— Герои! — восхитилась Вера, — одна пара: сапог да лапоть. Но я с вами обоими в следующий раз поговорю, тет-а-тет.

— Т-так, тебе без меня б-было скучно? — Макс не выпускал Ольгиной руки.

Артур, наконец, догадался взять у друга сумку Ники, и влюбленные теперь свободно шли впереди остальной троицы.

— Чуть не умерла, — Она еще не в силах была поверить такому повороту в своей судьбе, — если еще раз уедешь, не предупредив меня лично, я сделаю что-нибудь такое гадкое, что тебе будет потом стыдно всю жизнь.

— М-мне уже стыдно, — засмеялся Макс, — н-но я рад, что ты в форме.

— В смысле?

— Я в-видел т-твое последнее выступление и остался д-доволен, — Макс, смеясь, поцеловал Ольгу в шею, — у м-меня очень гибкая невеста. И, к-кстати, хорошая актриса. М-мне нужно быть внимательней к т-тебе.

— Негодяй! — Ольга слегка ударила Макса сумочкой, — ты бросил меня и ничего не сказал. Что я должна была думать? Пришлось самой изобретать план побега. А теперь меня выгонят за аморальное поведение, из-за тебя, между прочим.

— Н-не выгонят, если захочешь остаться, п-просто скажи, что ты п-притворялась.

— Ни за что не признаюсь! Пусть верят.

— Н-ну и ладно, уедем завтра н-на мою квартиру и б-будем готовиться к свадьбе, если т-ты не передумала. Н-но это п-пока большой секрет.

— А вот и подумаю! Сил моих больше нет терпеть всю эту гламурность. Я, пока мы ехали, работу вспомнила, ностальгия одолела.

— П-потерпи всего одну неделю, ради м-моих предков. Я их уже п-предупредил, рады безм-мерно, т-только нужно к-кое-что довести д-до ума.

— Одну неделю?

— Одну н-неделю и все. К-клянусь, чем хочешь.

88

Нерукотворный

Памятник воздвиг себе.

Есть для чего жить!

Нику распирало от гордости за творение своих рук. Золотистое облегающее платье, которое она подобрала подруге, туфли и аксессуары, легкий макияж и прическа, наконец, — все это превратило Ольгу в настоящую светскую даму. Но не холодной и тяжелой красоты, а воздушную, похожую на невесомого мотылька с блестящими крылышками. Чего стоила эта красота Нике, знали только санитары и Вера: на полном ходу, подпрыгивая на ухабах и качаясь на поворотах и объездах дорожных ямах, добровольный стилист, еле сдерживаясь, чтобы не выпустить в воздух крепкое словцо, отрабатывала свою вину. Для макияжа, естественно, пришлось на пять минут остановить карету скорой помощи — так быстро Ника еще никогда не делала мейк-ап.

Не успели две пары и Вера зайти в вестибюль, как рядом тут же оказался Виктор, опоздавшие случайные фотографы и корреспондент. Стоило некоторых усилий уговорить Ольгу и Макса дать согласие на короткую фотосессию. А пока фотографировали эту пару, Ника с гордостью смотрела на них со стороны, впрочем, успев попозировать вместе с Артуром. Ольга и Макс, внешне неуловимо похожие друг на друга, не рассоединяли рук, постоянно переглядывались, иногда в один голос, не сговариваясь, выдавали одинаковые реплики — и светились от счастья. «Как лампочки», — проворчал Артур, за что и получил от Ники стандартный подзатыльник.

Стрэн, вышедший их встретить, довольно улыбнулся и, словно читая мысли Веры, похвалил качественную работу Ники, а заодно отвесил комплимент Максу по поводу его внешней гармоничности с партнершей.

Поверив в себя, Ника простила Ольгу как потенциальную соперницу и Макса, когда-то обидевшего ее, влюбленную в него. Кроме того, Ника это поняла, Артуру было не совсем комфортно в этот вечер: он с трудом заставлял себя не смотреть на спутницу друга, но и с Никой, излучавшей самоуверенность, ему тоже было тяжело. Наверное, и классическая музыка, которую недолго, но все-таки удалось послушать, внесла свою лепту в создание новой Ники, более сильной, доброй. Так что к тому моменту, когда кончился концерт, все приглашенные поехали в ресторан, Ника окончательно и бесповоротно была счастлива только потому, что теперь знала себе цену, и знала, как этой ценой распорядиться. А самое главное, Ника только подумала, что, возможно, без Артура ее жизнь будет даже интереснее, и поймала себя на мысли, что не чувствует по этому поводу никакого сожаления и страха потери, — только свободу. Так она фактически осталась без Принца на проекте, а стало быть шансов на победу, но не жалела.

89

От сглаза людского

Тяжелая шкура

У входа в пещеру.

В ресторан были приглашены, помимо золушек и их принцев, спонсоры, а так же почти вся группа, работавшая над проектом, для создания, так сказать, массы и атмосферы праздника. Едва появившись в ресторане и услышав музыку, Макс тут же повел Ольгу танцевать:

— Эти двое н-нам не дадут спокойно п-поговорить, — объяснил, имея в виду постоянно Нику и Артура, затеявших словесную дуэль, сидевших за одним столом с влюбленными. — П-пусть официанты п-принесут еду, т-тогда у этих, может быть, рот б-будет закрыт… Я уж-жасно соскучился!

— А мне уж-жасно хочется задать тебе кучу вопросов, но я не хочу портить вечер.

— Н-ничего я выдержу, сегодня к-как раз и нужно все в-выяснить.

— Почему?

— П-потому что такой сегодня в-волшебный вечер, — Макс закрутил в танце девушку и обнял ее со спины, зашептал на ухо:- Я д-должен буду успеть исп-править все твои п-претензии.

— Значит, ко мне претензий нет?

— К-какие могут быть к т-тебе п-претензии? — Макс смеющимися глазами смотрел только на партнершу.

— В-первых, я много плачу, если меня обижают.

— Я н-не буду обижать, и у тебя н-не будет п-поводов д-для слез.

— Во-вторых, я непредсказуема, в этом меня недавно обвинили, — Ольга загибала пальцы.

— Хорошо, зн-начит, мне будет в-весело.

— В-третьих, я, когда выпью, становлюсь опасной для общества.

— Я в-видел, как ты м-мужику нос разбила. В эт-том случае я б-буду т-тебя изолировать от общества, мы б-будем уединяться, а ты б-будешь танцевать для меня, а п-потом мы…

— В-четвертых, я ни за что не буду делать аборт, даже если это будет мой десятый ребенок.

Макс простонал:

— Т-ты это моим родителям скажи, они т-тебя на руках будут носить!

— В-пятых, я никогда не брошу свой институт и работу и не буду сидеть дома, когда дети вырастут.

— З-значит, пока они б-будут маленькие, ты все-таки н-не станешь искать им н-няньку?

— Ни за что! С ума сошел? Чтобы какая-нибудь злая тетка воспитывала моих малышей?

— Ч-что такого я с-сделал хорошего в жизни, что мне д-досталась жена, которая г-готовит, к-красива, умна, с-сексапильна еще и м-массаж умеет делать?

— Не заговаривай мне зубы! — партнерша закрыла, шутя, Максу рот своей ладонью.

— А ч-что, еще пункты есть?

— Навалом.

— Т-тогда не говори, п-пусть сюрприз будет.

— Пожалеешь!

— Н-ну, как жить без ложки д-дегтя? П-предупреждаю, у меня тоже есть н-недостатки.

Их диалог прервала Карина Собак, подошедшая с разносом, на котором лежали конверты:

— Ребята, возьмите свой конверт с номером.

— Ч-что за номер?

— Пары по очереди будут выходить на сцену и отвечать на вопросы, которые достанутся. Я попозже подойду к вам, вы мне номер свой скажете?

— Давайте сразу, — Ольга вскрыла конверт, — восемь.

— Отлично, у вас будет время подготовиться.

— Видел? — Ольга расстроилась, — опять эта показуха и пафос!

Она развернула лист на плече Макса и в медленном, не соответствующем ритму, танце стала читать вопросы:

— Первый вопрос. «Как вы думаете, ваши отношения продолжатся после окончания проекта?»

— Я отвечу н-на него.

— Можно я сегодня буду молчать? Ну что за глупость придумали? Анкета школьницы, ей богу!

— Ч-читай второй вопрос.

— «Вы будете составлять брачный контракт?»

— Д-действительно, гадость. Еще есть?

— Есть, видимо, организаторы очень любят троицу, как и Создатель. Но это не вопрос: «Расскажите, что вы чувствуете к своему партнеру».

— Ну и к-какие п-проблемы?

— Меня тошнит от этих испытаний, так и подмывает ответить назло.

— П-плюнь. Мы ч-что-нибудь придумаем. И в-вообще я хочу, чтобы мне сегодня в-все завидовали. П-потанцуем?

— А сейчас что мы делаем? — Ольга никак не могла успокоиться, пока у нее в руках был треклятый конверт.

— Разг-говариваем. Я сейчас!

Макс оставил Ольгу стоять одну и пошел к музыкантам. К этому времени рядом покачивались три пары. Одна из них, Олеся с Данилом, тоже, кажется, была довольна своим выбором: оба мило улыбались друг другу, а Олесины веснушки особенно трогательно смотрелись на ее нежно порозовевшем рембрандтовском лице.

Макс быстро вернулся:

— Я т-тогда получил столько удовольствия, п-помнишь наше танго? П-повторим? Учти, я поп-просил играть долго. Я хочу, ч-чтобы все мне сегодня завидовали самой ч-черной завистью. Сд-делай такой подарок, п-пожалуйста.

Он манерно поклонился, приглашая на танец. Ольга неуверенно оглянулась на зал и, уже подчиняясь музыке, ответила Максу, сделала на обманное движение партнера свое встречное. Другие пары попробовали последовать заразному примеру, но уступили талантливой импровизации двух влюбленных, отойдя в сторону.

Сегодня Макс вел танец, получая эгоистичное удовольствие от зрительского восхищения. «Это моя женщина!» — будто говорил его сияющий пристальный взгляд, и, хотя он не смотрел по сторонам, что и было положено профессиональному тангерос, физически чувствовал всеобщее любование и еще больше входил в азарт. В то время как партнерша смущалась и будто бы притворно сердито, в отместку за его «случайные» поцелуи украдкой, в танце давала Максу легкие пощечины, он только довольно улыбался и прикусывал край нижней губу, гипнотизировал Ольгу взглядом.

Официанты бросили работу, никто из гостей не жевал, Ника время от времени поддразнивала Артура, намекая ему на превосходство Макса и в танцевальном вопросе. Недалеко от сцены, за почетным столиком, Маргарита Павловна вытирала салфеткой выступившие слезы и вздыхала, ее супруг, счастливо откинувшись на спинку дивана, под столом, незаметно гладил коленку жены.

Никто не решился соперничать с этой парой, и только когда музыка затихла, а танцующие замерли в поцелуе, зал разорвался от аплодисментов и криков «браво».

— К-кто здесь? — оторвавшись от Ольгиных губ, Макс стал озираться, насмешив партнершу.

— Я проголодалась от такого всплеска адреналина.

— А я д-давно хочу есть, п-пойдем, перекусим?

— Пойдем, и пусть тут нас только попробуют переплюнуть!