Айви закричала. А потом она просто стояла, не в силах пошевелиться или отвести глаза от страшного зрелища, прижав руки ко рту. Сил кричать у нее больше не было.
Она попятилась к выходу из ванной комнаты. Прочь, прочь отсюда!
Выскочив из ванной, она промчалась через кухню. Наружные створки задней двери грохнули, со скрежетом захлопываясь у нее за спиной. Конверты, оставленные ею на ступеньках, и пустые канистры из-под антигололедного реагента, которые она заново сложила у стены, разлетелись в стороны.
Пробежав по подъездной дорожке, Айви пересекла переднюю лужайку и сломя голову помчалась к своей машине. Повалившись на сиденье водителя, она вставила дрожащими руками ключ в замок зажигания.
Это был не песок. Ванна была наполнена до краев отнюдь не песком. Белые кристаллы — это антигололедный реагент. «Поглотитель влаги, — вспомнила она разрозненные знания из школьного курса химии, — какая-то разновидность соли крупного помола; используется для обработки мяса и приготовления ветчины». Желудок опять подкатил к ее горлу, и она крепче ухватилась за руль.
Розовые ногти на ногах. Перед глазами у нее упрямо стояла жуткая картина. А тело — оно может принадлежать той самой Элейн Галлахер, женщине, чью почту доставили по этому адресу. Но цвет ногтей настойчиво предполагал нечто совершенно иное. Ведь в этот перламутровый цвет любила красить ногти Мелинда Уайт.
Нужно вызвать полицию. Айви взяла с пассажирского сиденья сотовый телефон и со щелчком раскрыла его. При этом она вполне отдавала себе отчет в том, что полиции не составит особого труда проследить звонок. И они приедут за ней и начнут расспрашивать ее о том, что привело ее сюда и что она делала в этом доме.
Айви нерешительно закрыла телефон.
Но и не позвонить она не могла. Если там, в ванне, действительно лежит Мелинда, тогда тайна ее исчезновения будет раскрыта и полиция сможет приступить к выяснению того, что же произошло на самом деле. А это значит, что им придется освободить Дэвида, разве не так?
Но она не могла заставить себя вернуться в дом и позвонить оттуда. Нужно придумать какой-нибудь другой способ. Может быть, она сумеет воспользоваться телефоном соседей. В доме напротив светилось окно гостиной. Нет, это тоже не годится. Ее слишком легко будет опознать впоследствии.
В нескольких кварталах отсюда находилась бензозаправочная станция. А на заправках всегда есть платные телефоны. Она позвонит оттуда, и звонок ее будет кратким, анонимным и нейтральным: «Хочу сообщить о трупе».
Айви повернула в замке ключ зажигания, и спина отозвалась мгновенной болью, которая огненной рекой перетекла в низ живота. «Пожалуйста, только не сейчас». Она проглотила комок в горле, когда на нее вновь накатила тошнота.
Айви закрыла глаза и откинулась на подголовник сиденья. Живот вдруг обрел твердость камня. «Дыши. Думай о чем-нибудь хорошем. Раз, два, три… — Айви стала считать про себя, пытаясь сохранить самообладание и взять себя в руки, — …семь, восемь…»
Она успела досчитать до двадцати, прежде чем боль начала отступать. Когда она прошла окончательно, Айви глубоко вздохнула и открыла глаза.
Тошнота Расстройство желудка. Судороги. Они накатывали на нее волнами. Между тем о пищевом отравлении не могло быть и речи. И простуды у нее тоже не было. И хотя предыдущие выкидыши не могли обогатить ее нужным опытом, она нисколько не сомневалась в том, что у нее начались схватки.
Сколько времени… Айви постаралась собраться с мыслями. Приступы слабости продолжались у нее вот уже три часа, с тех самых пор как она уехала из дому.
Она вспомнила, что говорила ей доктор Шапиро: «Если схватки становятся регулярными и продолжаются дольше тридцати секунд, хватай Дэвида за шкирку и отправляйся в больницу». Пожалуй, это время пришло.
«Только не паникуйте и не теряйте головы». Сара, инструктор, снова и снова, как заклинание, повторяла им эти слова на занятиях по родовспоможению. Первые схватки длятся от шести до двадцати часов. В самом худшем случае она опаздывает всего на три часа.
Айви запустила двигатель. Она не подвергнет своего ребенка ни малейшей опасности. До больницы было максимум двадцать минут езды.
Вцепившись в руль обеими руками так, словно это был спасательный круг, она покатила обратно к главной улице. Дорожная пробка, образовавшаяся на Браш-Хиллз-сквер, успела рассосаться. И вот после недолгого ожидания на светофоре, она уже ехала к больнице.
Позади осталась первая миля, за ней еще одна и еще. Айви мысленно представила, как неоновая вывеска отделения реанимации клиники «Непонсет» становится ближе и ближе с каждой секундой.
Когда во рту у нее вновь появилась горечь от очередного приступа, она свернула к тротуару и остановилась. Боль уже становилась знакомой, похожей на ту, что бывает при менструации, и опять сопровождалась тошнотой. Айви застонала, когда мышцы внизу живота у нее судорожно сжались.
«Сосредоточься на чем-либо, что поможет тебе расслабиться». Она коснулась рукой шеи. Бабушкин амулет — вот что ей сейчас было нужно. Тем более что она упражнялась с ним. Она терла его подушечками большого и указательного пальцев, одновременно делая вдох через нос и выдыхая через рот, а Дэвид считал вслух и держал ее за руку. Как легко ей дышалось тогда, когда схватки были воображаемыми, а не настоящими!
Но вот сейчас, когда железная хватка судороги вдруг ослабела, Айви почувствовала, как из уголка глаза у нее по щеке скользнула слеза. Как, черт возьми, она переживет этот кошмар без Дэвида?
Она вновь взяла в руки телефон и набрала номер Джоди. «Пожалуйста, будь дома, ну пожалуйста!»
Джоди сняла трубку после первого же звонка.
— Наконец-то! — выпалила подруга, не давая Айви возможности сказать хоть что-нибудь. — Здесь была полиция. Они задавали вопросы о твоей соседке. Я пыталась…
— Джоди.
— …дозвониться тебе и сказать…
— Джоди! Помолчи минутку!
На другом конце линии воцарилось долгожданное молчание.
— Послушай, я еду в больницу. У меня начались схватки.
— У тебя… — Секунды падали в тишину, и Айви услышала, как у Джоди перехватило дыхание. — Кто ведет машину?
— Я сама.
— Айви, ты спятила. Остановись и жди меня, я сейчас же выезжаю к тебе. Где ты находишься?
— Я уже совсем рядом с клиникой. Со мной все будет в порядке. Давай лучше встретимся прямо там. Но сначала я должна сказать тебе кое-что очень важное.
— Айви, тебе нельзя вести машину.
— Замолчи и выслушай меня. — Айви без труда уловила нотки паники в собственном голосе. — Найди платный телефон, например на бензозаправочной станции или еще где-нибудь. Позвони в полицию Браш-Хиллз. Скажи им, что в ванной комнате дома номер 6 по Белчер-стрит лежит труп.
— Разве это не…
— И сразу же повесь трубку.
— Откуда ты…
— Не говори им, кто ты такая, и ни в коем случае не называй своего имени. Просто скажи полиции, где они найдут труп. Пожалуйста, Джоди, я все объясню тебе, когда мы встретимся в клинике. — Айви прервала разговор и даже выключила телефон.
Через несколько минут она свернула на аллею, ведущую ко входу в отделение реанимации больницы «Непонсет».
— У меня начались схватки, — сообщила она мужчине в униформе, который вышел из скользящих раздвижных дверей и подошел к ее машине. Нет, у нее не открылось кровотечение и воды еще не отошли. Она кратко описала ему свои симптомы с холодным равнодушием, как если бы зачитывала сводку погоды.
Айви наконец отлепила пальцы от рулевого колеса. Санитар выкатил кресло и помог ей пересесть в нее из автомобиля. Ее повезли через ярко освещенное приемное отделение и доставили к столу для осмотров в небольшой комнатке, отгороженной от шума и суеты реанимационного отделения. Пожилая женщина с оранжевыми волосами и значком на халате, на котором значилось: «Спросите меня», улыбнулась Айви и начала заполнять бумаги. Накатил и схлынул еще один приступ. Удостоверение личности на лацкане женщины утверждало, что ее зовут Патриция Кеннеди, и на фото она была брюнеткой.
Наверняка было что-то успокаивающее в процедуре приема и поступления на конвейер больничных процедур, рассчитанных как раз на таких, как она. Но Айви ощущала что угодно, только не спокойствие, когда ее повезли по коридору и вкатили в лифт. Она вспомнила, когда была здесь в последний раз и чем все тогда закончилось.
Полтора года назад стояла душная июльская ночь. Айви была на двадцатой неделе беременности и наконец-то позволила себе надеяться на то, что беременность сохранится, когда у нее начались судороги и небольшие кровяные выделении. К тому времени когда они с Дэвидом подъехали к приемному покою отделения реанимации, кровь уже струилась у нее по ногам. Ее моментально переложили на каталку, воткнули в вену капельницу и подключили к фетальному монитору.
Врачи сделали все, что могли, чтобы остановить схватки, но ночь превратилась в утро, и болезненные судороги все продолжались и продолжались.
Айви вспомнила, как на лбу доктора Шапиро прорезались многочисленные морщинки, когда она прижала стетоскоп к ее животу. Прямая линия на экране фетального монитора подсказала ей все остальное.
Ее так и не вывезли из отделения реанимации. Тело Айви сотрясала крупная дрожь, когда одна из медицинских сестер собрала то, что осталось от ее мертвого ребенка. Та же самая сестра, в чьих глазах светились доброта и сочувствие, пояснила ей, что «плод» — какое уродливое слово! — будет передан патологоанатому.
Дэвид все время оставался рядом, держа ее за руку. Мелинда тогда наверняка еще работала в больнице санитаркой; быть может, она даже дежурила в ту ночь, когда мертвого ребенка Айви увезли в лабораторию клиники.
«Сегодня все по-другому», — думала Айви, когда двери лифта распахнулись на этаже родильного отделения. В этот раз она сумела продержаться практически до конца и срок ее беременности составил тридцать семь недель.
С амулетом или без него, в присутствии Дэвида иди без оного, но она намеревалась родить здоровую доношенную девочку.