На место добрались к полудню. Юзеф высадил Алана в тупике у шатра.

— Подозреваю, что мы еще увидимся, — сказал Юзеф.

— Весьма вероятно.

Алан повернулся, и Юзеф ахнул:

— Алан. У вас что-то на шее.

Алан пощупал, на миг забыв о своей хирургической импровизации. Ткнул пальцем в кровавую влагу.

Юзеф подошел ближе:

— Это что?

Алан не придумал, как объяснить.

— Болячку содрал. Много крови?

— По спине течет. И вчера так было?

— Ну как бы. Вчера не так.

— Надо к врачу.

Как устроено саудовское медобслуживание, Алан не знал, но решил, что да, надо бы показаться. И они с Юзефом уговорились съездить к врачу наутро. Юзеф его запишет.

— Вы всё сочиняете предлоги со мной встретиться, — сказал Юзеф. — Это так трогательно.

И уехал.

Молодежь в шатре сидела теперь у дальней стены, подальше от воды, в темноте, и глядела в экраны.

— Приветствую! — вскричал Алан. На него накатил необъяснимый оптимизм.

Подошел, сел на ковер. Огляделся — со вчерашнего дня ничего не изменилось.

— Опять припозднились? — сказал Брэд.

Оправдаться не выйдет. Алан и пытаться не стал.

— Вай-фая так и ждем, — сказала Рейчел.

— Я спрошу, — сказал Алан. — У меня встреча без двадцати три.

Ничего подобного. Вот пожалуйста — сочиняет фантомные встречи. Зато будет предлог вскоре смыться из шатра.

— Но есть и хорошие новости, — сказал он. — Король в Йемене. Так что сегодня не нагрянет, можно расслабиться.

Молодежь воспрянула, потом скуксилась. Раз король за границей, нет причин шевелиться, — впрочем, без вай-фая голограмму все равно не протестировать.

— Может, в карты? — спросила Рейчел.

Алану хотелось на пляж, сунуть ноги в воду.

— Можно, — сказал он.

Сыграли в покер. Отец обучил Алана десятку вариантов, Алан неплохо играл. Но не хотелось играть с этим молодняком. Однако сыграл, послушал разговоры, узнал, что накануне Кейли и Рейчел допоздна болтали у Рейчел в номере. Брэд никак не мог дозвониться до жены, а дозвонившись, узнал, что у племянницы коклюш, — какой еще коклюш в наше время? Поговорили об этом, потом о возвращении других болезней прошлого. Вернулись рахит, опоясывающий лишай, полиомиелит, наверное, тоже вернется. Тут Рейчел подбросила новую тему, и выяснилось, что ее друзья пережили тяжелый родовой опыт — травмы из-за того, что нетерпеливые врачи слишком быстро выдернули ребенка, мертворожденный, применение вакуум-экстрактора. Приветы из другого столетия.

Посидели в тишине. Ветер колыхнул стенку шатра, и все четверо оглянулись, будто понадеялись, что ветер окрепнет и шатер обрушится. Тогда будет чем заняться. Или можно будет поехать домой.

В «Швинне», в гостинице где-нибудь в Канзас-Сити, с полудюжиной молодых продавцов, Алан видел: перед ним аудитория, которой интересно, что разлеталось в период рождественских продаж, а что нет, почему «стинг-рэй» выстрелил, а «тайфун» не выстрелил, как дела на заводе, что у конструкторов в разработке. Они смеялись над его анекдотами, ловили каждое слово. Уважали его, нуждались в нем.

А этих людей ему нечему научить. Они умеют развернуть голограмму в шатре посреди пустыни, а он приезжает спустя три часа и не знает, как воткнуть штепсель в розетку Им неинтересно производство, они равнодушны к личным продажам, которые он всю жизнь оттачивал. Все это их никаким боком не коснулось. Они не начинали с продажи реальных предметов реальным людям. Алан оглядел их лица. Кейли со вздернутым носом. Брэд с неандертальскими бровями. Рейчел с безгубым ротиком.

Впрочем, в какие такие времена молодые американцы желали учиться у старшего поколения или хоть у кого-нибудь? Пожалуй, ни в какие. Американцы появляются на свет, зная все и не зная ничего. Рождаются в движении, очень быстром, — ну, или им так кажется.

— Статуя Свободы идет, слышь!

Так говорил мужик в самолете — только это, пожалуй, Алану показалось открытием, откровением. Мужик только что побывал в Нью-Йорке, съездил на остров Эллис.

— Все думают, она стоит, а она шагает!

Мужик брызгал слюной. Не замечал или плевать хотел.

— Я ее как увидел вживую, у меня башню снесло. Сам глянь при случае. Я те не вру, шагает, платье шелестит, сандалии гнутся, все дела, как будто сейчас войдет в океан и вернется во Францию. Башню сносит.

После нескольких партий в покер Алану отчаянно захотелось уйти. Сидит в шатре, в темноте, вонь от людей и их шмоток все острее, а снаружи, в каких-то пятидесяти ярдах, — Красное море.

— Ну, мне, наверное, пора, — сказал он.

Они не возразили. Он встал, подошел к двери.

— Я иду туда, — сказал он, махнув рукой на север, — так что если узрите короля, ищите меня там. — Он улыбнулся, молодежь улыбнулась, он понял, что его считают бесполезным, и ушел.

Выйдя из шатра, глянул на розовый дом и увидел силуэт в окне. Сначала глазам не поверил. Однако силуэт человеческий — бродит в окне четвертого этажа. Потом еще один. Потом исчезли.

Решил сходить, отыскать дверь, пойти на голоса. Дальше не продумал. Обогнул дом и чуть не грохнулся в котлован. Огромный, прямо целый карьер — с акр, не меньше. Очевидно, выкопали под фундамент, рядом с флоридским построят другой дом. Глубиной футов пятьдесят — чуть не похоронил Алана.

Прутья арматуры для будущих колонн, гигантские коробы и трубы, по которым однажды потекут вода и тепло. Условные ступени из дерева и глины. Решил спуститься — сам не понял зачем. Начал спускаться — воздух стал попрохладнее. Замечательно. Каждые десять футов — с каждым будущим этажом — температура падала на десять градусов. Он долез до самого дна — воздух там был натурально пристойным. Пол цементный, хотя кое-где песчаные кляксы и горы глины. В углу нашел обычный пластмассовый стул. Будто для него и сделан — для Алана, для этой минуты, — и он сел. Сидел на пластмассовом стуле, на дне котлована в городе у Красного моря, и воздух был прохладен, и все вокруг серо, и он был всем доволен.

Сидел и смотрел в бетонную стену.

Слушал свое дыхание.

Старался ни о чем не думать.

— Я тебя прощаю, — сказал Чарли Фэллон.

Он частенько так говорил. Простил за то, что Алан помог Аннетт переехать. Они только и делали, что ссорились, и Аннетт говорила, что Чарли ей угрожал. Алан выслушивал их целыми днями — то его, то ее. Так и не разобрался. Но когда Аннетт решила уехать — как-то раз в воскресенье, когда Чарли не было в городе, — и попросила Алана помочь, Алан помог. Помог ей вывезти из дома почти все.

Назавтра позвонил Чарли:

— Эта психованная все забрала.

Алан приехал, побродил по дому. Будто ураган налетал — остались только бумаги, катушки клейкой ленты, какие-то подушки.

— Надо отдать ей должное, — сказал Чарли. — Я был не готов. Вот трудяга, а? Уезжаю на один день, возвращаюсь — и дом пустой. Чего-чего, а мозгов у нее до черта.

Чарли не знал, что Алан ей помог, а Алан не придумал, как бы поделикатнее сообщить. И некоторое время не сообщал. Ну а зачем?

В конце концов Чарли узнал. Наверное, Аннетт рассказала. Поначалу злился. Но потом сказал, что понимает и прощает Алана.

— Мы с тобой слабаки, она умеет над нами властвовать, — сказал Чарли.

Алан встал со стула. Прошагал по периметру, посчитал шаги. Громадный построят дом. Двести футов по одной стороне, сто двадцать по другой. Приятно здесь. Приятно быть причастным. Увидеть рождение — что может быть лучше? Если город — новый Дубай, новый Абу-Даби или Найроби, Алан скажет потом, что мерил шагами фундаменты, закладывал в этом клятом городе основу всех ИТ. Но не будем забегать вперед.

Алан снова сел на белый пластмассовый стул.

Терри Рен забегал вперед.

— Господи, Ал, какой кайф.

Виделись несколько лет назад — Алан ехал через Питтсбург. Знакомы двадцать лет, еще с Олни, с Иллинойса. Терри бросил велосипеды, занялся сталью, потом стеклом, работал в «ППГ Индастриз», это крупный производитель стекла под Питтсбургом. Блестящий, казалось бы, ход. Уж стекло-то наверняка неподвластно кризисам? Строительство то растет, то падает, но окна бьются всегда.

Поужинали у стадиона «Хайнц-филд», Терри хвастался. «ППГ» подписала контракт на стекло для нижних двадцати этажей нового Всемирного торгового центра. Двадцать этажей взрывоустойчивого стекла, технологию мучительно разрабатывали прямо тут, в Пенсильвании.

— Мы как будто созданы только для этой работы, — сказал Терри, сунув в рот кусок рибая и воздев вилку триумфально, точно меч.

Терри наизнанку вывернулся, чтоб заполучить этот контракт, и ему не терпелось приступить. Народу в цехах не терпелось приступить. Строить башню Свободы! Вот зачем по утрам приходишь на работу.

— Крупнейший наш заказ, — сказал Терри. Работа нужна тщательная, срочная. Терри носил на лацкане значок с американским флагом. Работа что-то значила. А потом перестала.

Снова увиделись, когда все уже рухнуло. Оба в Нью-Йорке, «ППГ» только что спихнули. Терри распадался на куски. Встретились, выпили. Алан думал, Терри вот-вот расплачется.

Что случилось, поди разберись. Выяснилось, что Управление Нью-Йоркского порта одобрило проект другой компании, «Солера Констракшн». Вроде все честь по чести. Стоимость ниже, фирма нью-йоркская. Вопросов нет — пока Терри не копнул глубже.

— Господи боже, Алан, это же кошмар. — Терри стиснул ему локоть.

Оказывается, «Солера» заказывала стекло у другой компании из Лас-Вегаса. Терри злился, но все равно думал, что их обыграли справедливо. В Лас-Вегасе он никого не знал — может, они там за бесценок арендуют землю где-нибудь в пустыне Невады, нанимают нелегалов, чтоб дешевле выходило.

— Вроде все по-честному, да? — сказал Терри, плеснув из стакана себе на рубашку.

Но выяснилось, что в Вегасе стекла не делали. В Вегасе только представительство. А стекло делали в Китае. Китайцы выпускали шестьдесят листов взрывоустойчивого стекла для нового Всемирного торгового центра.

«Мы одобрили самый дешевый проект ответственного заявителя». Так гласило публичное заявление представителя Управления Нью-Йоркского порта.

— Ч-черт, — сказал Алан.

— Твою мать, ты представляешь? — сказал Терри.

Но тут случилась осечка, и немаленькая: китайский производитель использовал патент «ППГ». «ППГ» разработала стекло, подала запрос, получила патент, незадолго до тендера лицензировала технологию компаниям по всему миру. И одной из этих компаний была «Саньсинь Фасад», расположенная на побережье Южно-Китайского моря. Эта «Саньсинь Фасад» и собиралась поставлять стекло для башни Свободы. То есть «ППГ» изобретает новое взрывоустойчивое стекло, а китайцы используют эту технологию, производят стекло дешевле и продают его обратно Управлению Нью-Йоркского порта, которое хотя бы пытается вернуть некое подобие гордости и равновесия в центр раскаленного добела центра всего американского, что только есть на свете.

Алан уже бегал туда-сюда. Расхаживал по полу нового дома и потел; хотелось двинуть кулаком в стену.

Может, Терри по-любому вышел бы на пенсию. Ему было шестьдесят два. Но эта сделка его доконала. Не осталось больше радости.

— Пускай я дурак, — сказал Терри, — но мне это стекло для Свободы было важно. Твою мать, мне важно было, что мы работаем над этим проектом.

Когда Терри ушел, терпение у Алана лопнуло. Это позорно. И не только деловая сторона, не только то, что Управление Нью-Йоркского порта морочило «ППГ» голову, десять раз успело намекнуть, что, мол, естественно, «ППГ», создатель технологии, и будет поставщиком. Но к тому же стекло заказали за границей, и голову морочили сознательно — в предвкушении заказа «ППГ» миллионы спустила на модернизацию оборудования, — господи боже, везде вранье, и какая трусость, какая беспринципность. Стыд и срам. И прямо в эпицентре. Алан вышагивал туда-сюда, сжимая кулаки. Позор! В эпицентре! Среди праха! Позор! Среди праха! Позор! Позор! Позор!

— Челаек!

Алан огляделся. Остановился. Кто это с ним разговаривает?

— Челаек! Ты!

Он поднял голову. Сверху глядели двое рабочих в синих комбинезонах.

— Мистер Челаек! Не-не, — неодобрительно сказали они. Замахали руками, будто зачерпывали, вызывали его из подземного мира, выше, выше, выше. Тебе, говорили их лица, не положено быть там, в пятидесяти футах под землей, гулять там, бегать, злиться, вспоминать необратимые события не только своего прошлого, но прошлого всей своей страны.

Алан и сам понимал. Полез наверх по ступеням. Он прекрасно знал все, чего ему не положено.