Рахмади обрабатывал рану высокого молчаливого муджахедина. Кросс, вернувшись с Иранией, оставил ее с доктором. Эйб встретил ее, когда она, крадучись за домами, пробиралась искать его. Потом он сходил к Маре„ сказал, что все нормально и велел везти раненого. Хьюз и Бэбкок привезли его. И теперь Кросс, Ирания, Хьюз и Бэбкок стояли вокруг стола, в то время как доктор работал. Усыпив раненого, доктор вскрывал рану.

— Эти трое, которых вы убили, сэр, терроризировали всю округу. Власти ничего не делали. Они заняты выискиванием людей, религиозные верования которых хоть чуть-чуть отличаются от общепринятых канонов.

Он исследовал рану, когда Кросс спросил его:

— Вы видели какие-нибудь армейские подразделения в вашей местности?

Доктор Рахмади засмеялся. Его лысая голова блестела от пота под электрической лампочкой, питавшейся от генератора, и освещавшей операционный стол.

— У вас какой-то определенный интерес узнать это? Хьюз сказал:

— Я предполагаю, что вы уже догадались, что мы и молодая леди не случайно оказались здесь. Мы не в туристической поездке по сельской местности.

— Я слышал, что группа коммандос взорвала правительственный вертолет. Говорили, что диверсантов было не менее пятидесяти.

— Отчеты о нашем успехе слегка преувеличены, — сказал Бэбкок.

— Вы именно те люди? — спросил Рахмади.

Кросс посмотрел на Хьюза, и тот сказал:

— Мы и леди именно те люди, — он улыбнулся через стол Ирании.

— Не так часто народные муджахедины сбивают военные вертолеты.

— По какому маршруту продвигаются войска, доктор Рахмади? — спросил Хьюз.

— Вдоль берега. Складывается впечатление, что они каким-то образом подозревают о конечной точке вашего путешествия. Может такое быть?

Хьюз улыбнулся и опустил глаза.

— Нет сомнения, что так только кажется. Но позвольте вас спросить вот о чем. Не могли бы вы дать совет, можем ли продвигаться в том же направлении, но другим путем?

— Например, на лодке? — скривившись, спросил доктор. — Лодка требует существенного ремонта. Да, вероятно, можно. Здешние люди уже интересовались ее владельцами.

— Кто-нибудь из них уже сообщил о ней властям или армии? Как вы думаете?

— Никого здесь не волнует ни армия, ни аятолла. Вы должны запомнить простой факт, что этот молодой человек, — и он кивнул головой в сторону Кросса в то время, как его руки были заняты раной, — и моя дочь были какое-то время одни в одной спальне. И несмотря на то, что он спас ее жизнь от уголовника, они должны предстать перед религиозным судом. Представляете, каковы здесь порядки?

Бэбкок хотел задать вопрос, но Рахмади воскликнул:

— Я был прав! Кто бы ни удалял пулю, он делал это непрофессионально. Нужно было внимательно осмотреть рану, — он поднял пинцет с предметом чуть больше булавочной головки. — Осколок пули.

Кросс подумал, что ему уже пора подумать об удалении пятен крови с куртки высокого молчаливого повстанца.

Они не остались на завтрак, но взяли с собой термос горячего кофе, который приготовила для них дочь доктора, и сандвичи, которые сделала его жена. Кофе был крепким, сандвичи — из черствого хлеба, но со свежим мясом. Дочь доктора поцеловала Кросса в щеку, а жена обняла его. Кросс почувствовал внутри себя теплоту. Она исходила не от горячего кофе и пищи. Они оставили высокого молчаливого иранца на попечение доктора Рахмади, забрали тела трех грабителей и помогли удалить пятна крови на случай, если заявятся власти. Хьюз прокомментировал:

— В следующий раз, когда будешь убивать трех человек, постарайся быть чуть опрятней, парень.

Когда рыбацкая лодка с дизельным двигателем отошла от причала, оставалось менее часа до восхода солнца. Она имела примерно двенадцать метров от носа до кормы и около шести метров поперек.

Бэбкок как армейский человек, стоял у руля. Кросс, служивший когда-то в ВМС, был наблюдателем, а Хьюз — кем-то вроде механика.

Он занимался двигателем. Двигатель плевался и чихал, но завелся достаточно быстро.

Когда они вышли в море и тела грабителей, обвязанные якорной цепью, которую Кросс и Бэбкок позаимствовали в одной из лодок, стоявших поблизости, были выброшены за борт, на лодке стало просторней.

Бэбкок назвал судно “Неустрашимый”. Кросс задумался над этим названием, когда глазел в открытое море. Солнце подмигивало из-за горизонта. “Странное чувство юмора”, — подумал Кросс. Лодку можно было назвать как угодно, но она никак не выглядела неустрашимой.

Ирания стояла рядом с Эйбом. Мара и четыре оставшихся партизана сгрудились на корме, единственном месте, где было хоть какое-то укрытие.

— Может, нам удастся избежать русских, — сказала Ирания Кроссу.

Тот пожал плечами и ответил.

— Да, — но мысли его казались самообманом.

С тех пор, как они вошли в Иран, они столкнулись почти со всеми вообразимыми трудностями, кроме землетрясения или личной встречи с аятоллой Хомейни.

Появление Хьюза рядом с ними на носу “Неустрашимого” вернуло Кросса из мира грез.

— Мотор немного барахлит, но пока работает. И есть надежда, что она нас довезет.

— Почему ты говоришь о моторе в женском роде? — спросила Ирания Хьюза.

Он подавил улыбку.

— Я думаю, что раньше, когда ремонт машин выполняли мужчины, а поведение механизмов казалось в то время иррациональным, то, вероятно, было логичным думать о них, как о женщине. Я не хотел вас обидеть, Ирания.

Она засмеялась. Кросс смотрел на нее и ее волосы, которыми играл бриз.

Судя по циферблату “Ролекса” Кросса, они провели в море уже двенадцать часов. Наручные часы и куртку, забрызганную кровью, которые Эйб брал на разведку, он вернул раненому иранцу, и перед уходом оставил ему в иранской валюте эквивалент пяти долларов, чтобы тот мог почистить куртку.

Для этого иранца поход уже закончился. Приблизительно через неделю люди Ирании придут и заберут его. А потом он поправится, наберется сил и продолжит борьбу, которую Ирания, казалось, считала безнадежной, но необходимой. И в том, и в другом Кросс был согласен с ней.

Эйб только что отпустил Бэбкока и стал у руля. Бэбкок нуждался в отдыхе после бодрствования в течение этого длинного дня. Кросс проспал пять часов и, когда проснулся, увидел Иранию, примостившуюся рядом с ним. Он не стал будить ее, таким мирным был ее сон. Он нашел на корме квадратный метр свободной площади и проделал несколько упражнений для того, чтобы размять мышцы, онемевшие после сна в неудобном положении.

Хьюз отдыхал с утра. Все то время вместо него за дизелем присматривала Мара. А сейчас Хьюз снова был на своем посту.

Кросс посчитал, что их плавание продлится еще около девяти часов. Он снова был у руля, что давало ему кое-какие преимущества. У него было целое помещение, хотя и маленькое. Рубка была размером с обычный туалет. Здесь он мог покурить. За последние недели он выкуривал не больше полупачки, а последние дни — и того меньше. Он закурил сигарету, глубоко вдохнув дым. Солнце садилось, и небо становилось все темнее. Через несколько дней все закончится. Он либо погибнет, либо уйдет, но в любом случае больше не увидит Иранию. Он сомневался, что при его жизни Иран станет туристической Меккой. “Иран был туристической Меккой в конце нынешнего века”, — громко сказал Кросс в пустоту рубки. Иногда он завидовал выдающимся юмористам.

Вдруг он увидел свет, исходивший из-за серого горизонта. Но это было не солнце, окрашивающее море в эти цвета. Прямо на глазах свет становился все сильнее.

На рыбацкой лодке было переговорное устройство. Оно соединяло рубку с машинным отделением. Кросс наклонился к трубке и крикнул в нее:

— Хьюз!

В ответ раздался голос:

— Я не глухой, парень. По крайней мере я не был глухим до последнего момента. Что случилось?

— Мне кажется, по правому борту у нас будут неприятности.

— Насколько серьезные?

— Я вижу что-то похожее на прожектор или яркий ходовой огонь. Точно не могу сказать.

— Я сейчас поднимусь и посмотрю. Но сомневаюсь, что мы можем от чего-то убежать, за исключением гребной лодки.

— Знаю, — сказал Кросс и снова стал наблюдать за светом.

Свет усиливался на глазах.

Одной рукой придерживая рулевое колесо. Кросс открыл дверь рубки и крикнул:

— Ирания, Мара, разбудите Лю!

Бэбкок открыл дверь и вошел в рубку, а следом за ним появилась Ирания. Люис спросонья тер глаза.

— Вы хотите сказать, что я поспал свои шесть часов? — сказал он, глядя на часы.

— По-моему, около двадцати минут — посмотри вправо. — Кросс обеими руками держал рулевое колесо. Ирания оперлась на борт. Бэбкок стоял в двери рубки.

— Русские?

Кросс пожал плечами. Он теперь более отчетливо видел Иранию: она держала в руках полевой бинокль, вглядываясь в сторону усиливающегося света. Она повернулась к Кроссу и, пройдя мимо Бэбкока, все еще стоявшего у двери, сказала:

— Русские. Это должно было случиться.

— Вот дерьмо, — пробормотал Бэбкок, потом взглянув на Иранию, сказал: — Извини, Ирания.

— Мы можем уйти от них? — вместо ответа спросила Ирания.

Кросс помотал головой.

— Что же нам делать?

Кросс не знал, что ей ответить. А свет продолжал приближаться.