Опустилась темнота, но кавалькада продолжала двигаться вверх по тропе, забираясь все дальше и дальше в горы. Мул лениво шагал враскачку, и Фрост чувствовал, как по его израненному телу ползают мухи. Колючие ветки густо растущего у тропинки кустарника больно обдирали лицо и плечи с одной стороны и ноги — с другой. И самое главное — капитан страшно замерз, он трясся от холода, пальцы совсем онемели и потеряли чувствительность, по всему телу пробегала дрожь. Хэнк попытался хоть немного поменять неудобное положение, но в результате его движений наброшенная на шею веревочная петля только сильнее затянулась, и он едва не задохнулся.

Ночью мучительная боль переместилась со спины в шею и голову. Кровь прилила к мозгу из-за того, что половина его тела уже несколько часов находилась в перевернутом положении, — и все это окунуло Хэнка в море агонии. Такие мучения он редко испытывал в своей жизни.

Фрост потерял отсчет и времени, и расстоянию. Когда начало светать, почки его не выдержали такого напряжения, и он со стоном помочился, ощутив кратковременное тепло, разлившееся по животу и ногам, на смену которому пришел холод. В голове мелькнула несерьезная мысль: хотя бы в тех ящиках на спине мула, на которые он только что пописал, было что-нибудь важное для М—19…

Капитан открыл глаз. Вовсю светило солнце, процессия стояла на месте. У него не осталось сил, чтобы поднять голову, он только видел несколько пар ног в армейских ботинках, стоящих вокруг его мула. Кто-то заговорил. Миранда? Кровь глухо стучала в голове, и он не мог ничего толком расслышать. Он лишь почувствовал, как развязывают опутавшие его веревки, соскользнул со спины животного и свалился на землю рядом с мулом.

Его перевернули лицом вверх.

Хэнк увидел, что над ним стоит Миранда, направив ствол автомата ему в голову. Он ощутил, как его поднимают на ноги, но не смог удержаться и рухнул как подкошенный на камни, разбив в кровь нос. Его снова поставили и стали придерживать, больше не отпуская. В носу пульсировала боль, он задышал ртом и подумал, не сломал ли ненароком переносицу.

Голова Фроста безвольно свесилась на грудь — он не мог ее держать.

Он почувствовал, как его ухватили сзади за волосы и рывком подняли голову.

— Я — Эмилио Барранча. Миранда сказала мне, что ты полицейский. Тебя послали сюда, чтобы ты арестовал меня? Или, может быть, чтобы убил?

Лицо говорящего было длинным, глаза — глубоко посаженными, и, когда он говорил, виднелись желтые от никотина зубы.

— Что, не можешь говорить? Устал, дружище? Ну что ж, отдохни немного.

Эмилио засмеялся, и Фрост заметил его кулак, летящий ему прямо в лицо. Защититься не было сил, голову держали сзади за волосы, и после удара из носа снова хлынула кровь. Он почувствовал, как его дубасят по животу, по бокам, даже по спине. Боль усиливалась, усиливалась, а затем то ли исчезла, то ли он уже не мог ее ощущать.

Руки, держащие его голову, исчезли, и он свалился на землю.

Последнее, что он видел заплывшим глазом, — занесенный над его головой ботинок Миранды…