Глава первая

Основным лезвием своего ножа Дэвид Холден обтесал древко копья, которое он вырезал из твердой древесины. Когда рассветет, он соорудит костер и обожжет на нем острие копья. Боекомплект к его «Беретте» слишком долго пробыл в воде и был теперь ненадежен, а Холдену было необходимо оружие, готовое к бою. Только полный идиот стал бы выбрасывать свой нож, если это его единственное оружие. А сейчас, возможно, «Защитник» стал его единственным средством защиты.

Перу, страна анчоусов (пиццу с анчоусами он ненавидел, но сейчас съел бы ее с громадным удовольствием, он буквально умирал с голоду), страна нефти, золота, серебра, хлопка, табака (сейчас как приятно было бы закурить сигарету Рози), страна кофе (сейчас он готов был убить человека за чашку кофе). Перу. Он застрял здесь надолго.

Мария погибла, Инносентио Эрнандес убил ее чуть ли не ради развлечения. Когда вертолет заходил на очередной вираж, уже раненная Мария закрыла своим телом Холдена от пулеметного огня Эрнандеса. Почему она сделала это? Этот вопрос Дэвид Холден задавал себе сотни раз. Когда Руфус Барроус, бывший лидер «Патриотов», погиб, каким-то непонятным образом именно ему выпало руководить организацией, и непреднамеренно, почти неосознанно, Холден стал лидером «Патриотов»; и вот поэтому кое-кто стал придавать его жизни до смешного большое значение, одни — желая сохранить ее, другие — оборвать.

Инносентио Эрнандес и его друзья-коммунисты, занимающиеся контрабандой наркотиков, все еще живы. Список ни в чем не повинных людей, принесенных в жертву борьбе, все увеличивался, в нем были жена Холдена, Элизабет, их трое детей; Руфус Барроус, жена Барроуса, Аннет; Педро Вильялобос, загадочно-простая Мария. Казалось, все они погибли просто по недосмотру судьбы.

Спустилась ночь, и, сидя на берегу реки и дрожа от холода, Дэвид Холден дал клятву исправить эту ошибку, чего бы это ему ни стоило.

Он не мог вернуть к жизни ни Марию, ни Элизабет, никого из тех, кто погиб; но он мог обрушить на голову Инносентио Эрнандеса давно заслуженное им возмездие, и это будет лишь первая, но далеко не последняя жертва его мести. Сначала Эрнандес и Ортега де Васкес, затем Дмитрий Борзой. А потом и все остальные.

Первое копье было готово, Холден отложил его в сторону и занялся следующим. У него еще будет время попрактиковаться в метании. Эрнандес и его люди должны быть уверены в том, что он, Дэвид Холден, мертв, это даст ему время выследить их.

Пусть кто угодно из людей Эрнандеса и его хозяина, Эмилиано Ортеги де Васкеса, станет на его пути; если придется, Холден убьет его. Когда один из них умрет, он, возможно, получит свежий боекомплект для своей «Беретты»; наверняка ему достанется автоматическая винтовка М-16, или автомат «Узи», или пистолет. Одно определенно вело за собой другое, и Дэвид был готов к неизбежности смерти; но он никогда не сможет привыкнуть к последствиям смерти, как привыкли к ней самые безумные люди в мире — Инносентио Эрнандес или Дмитрий Борзой.

Он отложил силки для ловли мелких зверьков, которые сделал сам из тонкой лианы. Его желудок ныл от голода. Невыносимая боль от пыток, которым его подверг Дмитрий Борзой, прежде чем перевезти сюда, в горы Перу, на границу с Бразилией, уже прошла. Но осталась еще одна боль; быть может, смерть Эрнандеса и других принесет ему облегчение.

Он шел и плыл по воде в течение многих часов; он уже потерял счет времени. Он думал о тех деликатесах, от которых отказывался в прошлом. Как многие другие дети, маленький Холден не переносил некоторые продукты. Он вспомнил, как всю жизнь отказывался есть тыкву, сам вкус которой был ему отвратителен. Сейчас он был готов обжираться капустой брокколи и ненавистной тыквой до полного насыщения.

Одежда все еще не высохла, и он дрожал от холода.

Еще холоднее было сейчас Марии, она лежала где-то глубоко в земле, если, конечно, нашелся человек, у которого хватило совести похоронить ее.

Если все получится, говорил себе Дэвид Холден, если ему удастся убить Эрнандеса и Ортегу де Васкеса, тогда он попытается пробраться вниз по реке, на Амазонку, и найдет возможность связаться с Томом Эшбруком, отцом его, Холдена, погибшей жены, Элизабет. «Возможно, — подумал Холден, — Эшбрук поможет переправить его назад, в Соединенные Штаты».

К Рози Шеперд.

В Соединенных Штатах все еще шла война. Инносентио Эрнандес, Эмилиано Ортега де Васкес и им подобные лишь разжигали ее, получая свою долю прибыли, но не они сражались и гибли в ней. Когда не станет Ортеги де Васкеса и его подручного Инносентио Эрнандеса, найдутся другие, которые займут их место; другие, которые будут наживаться на страданиях и смерти. Всегда найдутся люди, готовые убивать и разрушать; разрушать ведь легче, чем строить; и в убийцах недостатка не будет, они всегда отыщутся среди террористов по всему миру; среди уличных негодяев, готовых убить старуху ради ее пособия по социальному страхованию; среди идеалистов-самоучек, для которых коммунизм — это судьба всего человечества, а индивидуализм — крайнее зло.

«Фронт Освобождения Северной Америки». ФОСА.

Когда закончится эта война, Дэвид Холден даже боялся загадывать. Скорее всего, ему до этого не дожить, смерть ходит за ним по пятам. Пуля однажды догонит его, и все закончится. Закончится для него, для других борьба будет продолжаться. На этот счет у Холдена не было никаких сомнений; и в них, в этих других, будут жить и он, и Рози, и Руфус Барроус.

Второе копье было готово, и Холден принялся затачивать острие. Завтра он обожжет наконечники обоих копий на костре. Потом он найдет деревню, украдет каноэ или лодку и переправится через реку.

Рубашка Холдена давно превратилась в лохмотья, но к холоду он привыкнет.

Копья были готовы, и он сидел в темноте, обхватив себя руками, пытаясь согреться.

Холден все еще дрожал от холода.

Он ждал. Времени у него теперь было достаточно.

 

Глава вторая

Дэвид Холден скорчился у костра; от дыма, заполнявшего землянку, было нечем дышать. Он задерживал дыхание сколько мог. На службе во флоте его тренировали нырять на время, и теперь он мог не дышать довольно долго. Когда становилось совсем невмоготу, он подползал к выходу из землянки, глубоко вдыхал несколько раз и возвращался к работе. Он не мог допустить, чтобы дым выдал его местоположение.

Дэвид Холден обжигал острия своих копий; языки пламени яростно лизали твердую древесину.

Дело было закончено, и он вылез из землянки, жадно глотая живительный воздух.

Осталось изготовить стрелы.

Лук он сделал из той же твердой древесины, только более зеленой и более гибкой, чтобы он сгибался без треска. Стрелы, а их у него было больше тридцати, Холден отшлифовал вручную. Простое деревянное острие, но после обжига оно с легкостью пробьет мягкую человеческую плоть.

Холден вдохнул поглубже и снова полез в землянку, готовить стрелы…

Нож «Защитник». Глаза Холдена пробежали по всей его длине, внимательно осматривая лезвие. Черное пластиковое покрытие рукоятки, отлитое по форме его ладони. Металлический наконечник рукоятки, которым запросто можно разбить человеческий череп. На мягком камне он заточил лезвие. На первый взгляд казалось, что нож имеет вогнутую форму, но на самом деле он был совершенно плоским. Холден перевернул нож в руке и начал затачивать другую сторону лезвия.

Так получилось, что он никогда не затачивал вторую сторону лезвия.

Было ли это попыткой сохранить в глубине души образ цивилизованного человека, преподавателя университета?

Теперь он решил наточить нож с обеих сторон…

Дэвид Холден придавил лук коленом и закрепил тетиву. Он поднял лук — тот был почти полтора ярда в длину — и, не вставляя стрелы, натянул тетиву. Усилие натяжения было для него невероятно велико; мышцы предплечий, бицепсы, плечи слегка дрожали от напряжения. Он перевел дыхание, выровнял лук, почти автоматически отпустил тетиву.

Холден взял в руки первую стрелу, хуже всего закаленную на огне. Оперение для нее он сделал из перьев мертвой птицы, предварительно отмыв ее от вшей и паразитов и высушив на солнце. При ярком свете дня он внимательно рассмотрел древко копья. Стоял теплый весенний день. Но его целью было не обновление, не возвращение жизни; он должен был отнять жизнь.

Он установил стрелу и оттянул тетиву; затем повернулся к мишени, которую соорудил из порванной рубашки.

Он натянул тетиву до предела, почти до самого уха, прицелился и выпустил стрелу. Туго натянутая тетива издала жужжащий звук, как будто мимо его уха пронеслось гигантское насекомое, лук задрожал в руках, стрела вонзилась в самую середину рубашки, набитой листьями и ветками. Для расстояния в пятьдесят ярдов он прицелился чуть ниже, чем следовало.

На лице Холдена появилась усмешка…

Холден пробирался звериной тропой, шедшей параллельно дороге. Он искал возможные следы карательного отряда, высланного Инносентио Эрнандесом, и одновременно высматривал средство переправы через реку, чтобы исполнить планы своей мести.

Внезапно он замер.

Моторная лодка. Три человека, все вооружены. Холден узнал одного из них; он запомнил это лицо, когда бежал из заточения на большом фургоне «Шевроле», а рядом с ним, дрожа от страха, сидела Мария. Это лицо принадлежало одному из людей Эрнандеса.

Он нашел то, что искал, и одно, и другое.

Он нашел и людей Инносентио Эрнандеса, и лодку.

Марии нет, ее уже не вернешь.

Но эти трое тоже вскоре отправятся на тот свет.

Он спрятался поглубже в чаще и принялся ждать…

Трое вооруженных людей шли дальше берегом реки. Скорее всего, они искали труп, — его, Холдена, труп?

Их предводитель, тот самый, со знакомым лицом, лицом хорька и сверкающими черными глазами, которого Холден помнил по побегу с виллы, нашел что-то у самой кромки воды и выкрикнул нечто совершенно неразборчивое по-испански, настолько неразборчивое, что Холден даже не пытался понять смысл.

Один из вооруженных людей махнул рукой в сторону кучи камней, возвышавшейся наподобие холма ярдах в пятистах к северу. Ускорив шаг, все трое двинулись дальше, в направлении кучи камней. Наблюдая за ними с приличного расстояния, Холден отметил про себя направление, затем, покинув свое укрытие, направился к тому месту, где только что стояли трое. Он увидел их следы, его собственных следов там не было. Был еще след большого предмета, который, очевидно, вытащили из воды. Лодка?

Холден бросил взгляд в направлении, в котором удалилась его добыча, затем проследил, куда вел след в речном иле. Ил сменился твердой землей, и по мере удаления от реки растительность становилась все гуще.

Холден остановился у кучи листьев, покрывавшей кусок брезента. Он отбросил брезент в сторону. Ящерица необычного вида — Дэвид никогда не был силен в биологии — бросилась наутек.

Он обнаружил моторную лодку, один к одному похожую на лодку, в которой находились те трое, с той лишь разницей, что у этой лодки был подвесной мотор.

Холден отвинтил крышку бензобака. Он оказался заполненным почти доверху. Холден закрутил крышку. Он мог бы украсть лодку — украсть — и упростить переправу через реку, не рискуя столкнуться с людьми Эрнандеса.

Но кто был хозяином лодки? Было очевидно, что те трое искали владельца лодки, а не саму лодку и не его, Холдена, мертвое тело, как он думал вначале. Они могли проследить лодку до самого места ее укрытия, как это сделал он. Любой неопытный скаут запросто нашел бы ее.

Холден опустил лук на землю, торопливо набросил брезент на лодку и, стоя на коленях, стал забрасывать брезент листьями.

Он поднял лук и стал всматриваться в каменистый пригорок, находившийся теперь ярдах в шестистах, за которым исчезли те трое. Холден вскочил на ноги и бросился за ними.

 

Глава третья

Лютер Стил внезапно проснулся и, протирая глаза, вскочил. Жена спала рядом с ним на кровати. «Дина», — встряхнув головой, пробормотал Стил. Сын и дочь лежали на соседней кровати. Дочь неожиданно зашевелилась, перевернулась на другой бок и затихла.

Стил посмотрел на часы.

Был почти полдень.

На стуле у кровати в комнате мотеля, где они остановились, лежал девятимиллиметровый пистолет «Зиг-Зауэр». А под матрасом был спрятан револьвер «смит-и-вессон» 66-й модели. Стил потянулся за ним, рукоятка торчала наружу ровно настолько, чтобы его можно было быстро достать.

Он сел, свесив ноги с кровати.

Потом встал.

Теперь его разыскивает полиция, официально или нет; его жену и детей, так же, как и его самого, должны убить. Из-за его работы в Бюро? Или потому, что он мог поручиться директору Серилье в том, что находящийся теперь в коматозном состоянии, умирающий президент Соединенных Штатов приказал ФБР вступить в союз с «Патриотами» с целью разгромить «Фронт Освобождения Северной Америки»?

Стил был уверен, что дело именно в этом. И за нападением на его тайное убежище стоял Роман Маковски, президент де-факто сейчас, когда настоящий президент умирал, а вице-президент был убит во время нападения ФОСА на конференцию по безопасности. Если бы не помощь Рокки Сэдлера в схватке, последовавшей за нападением…

С револьвером в руке Стил бросился к окну, левой рукой отдернул штору.

Рокки Сэдлер.

Старик сидел в машине на противоположном конце автомобильной стоянки, наблюдая за их домом. Фары машины зажглись и погасли, Сэдлер подавал условный сигнал «все в порядке».

Неужели он не спал всю ночь?

Стил задернул занавеску.

Внезапно он почувствовал себя полураздетым. На нем не было ничего, кроме кальсон; не было никаких сил распаковывать чемоданы, когда вчера они наконец добрались до мотеля, где, как считал Сэдлер, они будут в безопасности.

Стил направился в туалет, решив не закрывать дверь; положил револьвер, помочился, забрызгав край унитаза. Цель была выполнена. Он чувствовал себя совершенно измотанным, несмотря на сон. Лютер оторвал кусок туалетной бумаги и вытер унитаз. У него все же есть жена и дети. Стил опустил сидение. Он уже хотел пойти и разбудить Дину. Наклонившись за оружием, он увидел свое отражение в зеркале.

И он подумал о Рокки Сэдлере. И он, и Сэдлер были черными, но кожа у них была совершенно разного оттенка. Стил вспомнил свое первое важное задание в Бюро, насколько чувствительно он воспринимал свое расовое происхождение и необходимость проявить себя лучше всех остальных. Ему тяжело было думать, что по неудаче одного чернокожего будут судить обо всех чернокожих, все люди его расы будут унижены. Поэтому, как Стил сказал сам себе, «просто на всякий случай», он старался изо всех сил, так же, как раньше в школе и в колледже, и на юридическом факультете университета. Так же, как всегда до того, и каждый раз после.

Сэдлер. Лет шестьдесят, как минимум. Награжден орденами и медалями за службу во время войны. Реакция быстрее, способностей больше, чем у людей в два раза моложе него, чем у самого Стила. Стил уже не раз доверял ему безопасность своей семьи, и, не задумываясь, сделал бы это вновь. Все равно выбора у него не было, да и никто бы не смог справиться с этой задачей лучше, он сам в том числе.

У него было много дел.

Прежде всего, связаться с Кларком Петровски, Биллом Раннингдиром, Томом Лефлером и Рэнди Блюменталем. Но что делать потом? Вступить в организацию «Патриотов»? Попытаться бороться с Романом Маковски? Обратиться к средствам массовой информации?

Он наклонился над раковиной и закрыл глаза.

— Лют.

Рука сама повернула револьвер по направлению к источнику звука, но разум взял верх над реакцией, и Стил просто поднял голову.

Она была прекрасна, как и всегда. Дина была самой красивой женщиной в его жизни, и она была единственной в его жизни. На ней была его рубашка, и она очень шла ей. Он обнял ее прямо на пороге туалета.

Он целовал ее, и ее руки нежно гладили его лицо. Он склонил голову ей на плечо, и ее губы коснулись его щеки. Она прошептала:

— Все будет хорошо, Лют. Все будет просто прекрасно. Я люблю тебя.

Стил обнял ее еще крепче и чуть было не заплакал.

 

Глава четвертая

Встреча с Тероном Хайдом была назначена лишь через час. Сидя в глубине небольшой закусочной, подальше от входа, Том Эшбрук сразу узнал лицо только что вошедшего человека. Не было никаких приветствий, мужчина — высокий, смуглый, с копной темных волос, чуть тронутых сединой — быстрым шагом подошел к его столику.

Эшбрук встал.

— Я рад тебя видеть, Сол.

— Привет, Том.

Они сели.

Подошла официантка, спросила, что будет есть только что пришедший; акцент коренной жительницы Лондона время от времени прорывался в ее речи. Новый посетитель заказал только чай.

— Знаешь, забавно, Том.

— Что именно? — Эшбрук улыбнулся, закурил.

— Знаешь, я подумал, странно, что израильтяне выдали тебе оружие. — Подошла официантка, Сол Ротштейн замолчал. Когда она поставила на стол дымящуюся чашку с кофе и удалилась, Ротштейн продолжал:

— Сейчас я вспоминаю старые добрые времена гораздо чаще, чем раньше. Пожалуй, в то время я был чересчур занят работой, — он улыбнулся. — И ты был с нами, эдакий американский уличный мальчишка, который поставлял нам оружие в 1948 году и брал за это минимальную плату, только чтобы хватило на очередную операцию.

— Неправда, — ответил Эшбрук, чувствуя себя неловко. — Я еще брал с вас деньги на жратву и сигареты.

Ротштейн закурил.

— Да, правильно. Не сомневайся, когда ты позвонил, ты мог бы попросить у меня хоть танк, тебе я достал бы и его.

— Мне вполне хватит пистолета. Просто для страховки. — Эшбрук усмехнулся.

— Он у меня в пальто, в кармане. Перед уходом я оставлю пальто на стуле…

— …а я достану пистолет, положу его к себе в карман и побегу за тобой вдогонку, чтобы отдать пальто.

— И не забудь забрать запасные обоймы, — кивнул Ротштейн, отхлебывая чай. — Чай ужасный.

— Я подумал, в это время дня кофе пить безопаснее.

— Ну и что, твои ожидания оправдались? — улыбнулся Ротштейн.

— Нет.

— Как Дайана?

Эшбрук наклонился, стряхнул пепел.

— Отлично. Прекрасна как всегда.

— Я, разумеется, так и думал, — сказал Ротштейн, глядя прямо в чашку. — Передай ей привет, ладно?

— Обязательно.

— Мало того, что из самого грязного в мире дела ты выходишь благоухающий, как майская роза, так тебе еще удается отхватить прекраснейшую в мире женщину со времен Елены Троянской, — и Ротштейн засмеялся. — Я всегда был рад тому, что это… ну… никак не повлияло на наши отношения.

— Я тоже, — ответил Эшбрук.

— Зачем удалившемуся на покой, респектабельному бизнесмену понадобилось оружие в Лондоне… Или дело в… — и Ротштейн запнулся посередине фразы. — Послушай, Том, если ты отыскал тех, кто повинен в гибели твоей дочери и твоих внуков, у меня найдутся люди…

— Нет. Но, возможно, когда-нибудь я их найду. Я просто сидел на месте без движения. Я говорил себе, что слишком стар для подобных дел. А потом позвонила эта девушка. Ее зовут Роуз. Голосок такой, что больше хочется назвать ее Рози. Хорошая девушка. Бывший детектив. Они с Дэвидом, ну… Короче, Дэвида похитили. Похитил его ФОСА. Он большой начальник у…

— У «Патриотов». Я тоже читаю газеты. Итак, ты приехал поговорить с Тероном Хайдом. Слава Богу, я привез запасные обоймы. Мне поговорить с Хили?

— Я бы не хотел, чтобы в этом участвовали твои люди.

— Израильская разведка «Моссад» всегда завязана в таких делах. Одна из любимых целей ФОСА — синагоги. В тот день, когда вашего президента ранили, а вице-президента убили, мы потеряли нашего наблюдателя на конференции по международной безопасности, Моше Бен Исраэля.

— Боже мой, Бориса?

Ротштейн рассмеялся:

— Он терпеть не мог, когда его называли его настоящим именем.

— Это в нем сказывалось русское происхождение, я всегда говорил. Сменить правительство, сменить имя.

Смех Ротштейна прозвучал не совсем искренне, он смотрел на свои руки.

— Насколько я понял, он погиб внезапно, во время первого же взрыва. Хайд очень опасный человек, — продолжал Ротштейн, подняв голову. — Но это ты уже знаешь. Британцы, вроде твоего друга Хили из Секретной службы, не станут поддерживать тебя так, как поддержали бы мы. Это не их вина, просто они терпеть не могут обделывать грязные дела у себя дома. В то время как я, — Ротштейн улыбнулся, — я — всего лишь дипломат.

— В таком случае я — Санта-Клаус.

— Гмм. Так что, сможем мы помочь тебе? Информация, которую ты получишь, может быть полезна и нам.

Эшбрук задумался над словами Ротштейна. У Хайда будет сильная охрана, как и всегда. Встреча продлится не более пяти минут, Хайд согласился на нее только в качестве одолжения. Вот почему Эшбруку был необходим пистолет. Скорее всего, Хайд ничего не скажет, если его слегка не припугнуть.

— Что именно ты предлагаешь?

— Все, что, по-твоему, может помочь. Самое худшее, что могут сделать со мной, — это выслать назад в Израиль. Там меня ждет не дождется прехорошенькая племянница — ее муж погиб не так давно в секторе Газа, она умирает от желания кормить меня ужином каждый вечер; а, кроме того, пенсия и толпы богатеньких американских туристочек, которые с упоением будут слушать мои байки о том, где я получил свои боевые шрамы. Будет эдакий Пол Ньюмен из кино. Героический борец за свободу Израиля. Даже и глаза у меня голубые, — губы Ротштейна скривились в усмешке.

— Ладно, договорились. Значит, мы идем вместе до конца. Сажаем Хайда в мешок и держим его, пока он не скажет мне, как найти Дэвида. Когда скажет, делай с ним что хочешь, хоть выбрось его на помойку, мне плевать.

Ротштейн рассмеялся:

— А я-то думал, Том, ты и вправду ушел на покой.

 

Глава пятая

Дэвид Холден шел по следу охотников, выслеживавших добычу. Было очевидно, что именно этим занимались люди Инносентио Эрнандеса. Примерно в миле от них, на пригорке, была видна хижина, а чуть ниже, в неглубокой долине округлой формы — деревня. Казалось, дом еле держится на каменистом пригорке, практически лишенном растительности.

Те трое, с автоматическими винтовками наизготовку, образовав полукруг, все ближе подходили к хижине. Их цель была ясна — уничтожить противника. Враг Инносентио Эрнандеса не обязательно был другом Дэвида Холдена, но, в любом случае, он мог стать его союзником.

Он дрожал от холода, порывистый ветер высушивал его мокрую от пота спину.

Стало ясно, что вооруженные люди собираются атаковать.

Кто обитал в хижине?

Дэвид Холден провел пальцем по тетиве лука.

Один из трех, тот самый, которого Холден узнал, по мере продвижения вперед время от времени что-то говорил в радиопередатчик, видимо, пытался с кем-то связаться, либо докладывал непосредственно Эрнандесу.

Кто жил в этом доме, прилепившемся на склоне каменистого холма?

Дэвид Холден выжидал…

Рози Шеперд посмотрела на часы. «Таймекс Айронмэн» больше подошел бы мужчине, но она ни за что не променяла бы его на «Ролекс» Дэвида. И потом, она приехала сюда не ради развлечения. Рози лежала, скорчившись, в колючем кустарнике, в сотне ярдов от дороги, свою винтовку М-16 она положила рядом. Женщина не стала одевать черную униформу, которая лишь привлекла бы к ней излишнее внимание. Стоял холодный осенний день, и поверх легкой блузки на ней был толстый шерстяной свитер. Рози вытерла вспотевшие ладони о голубые джинсы.

Где этот Кларк Петровски?

Если он уже выехал, машина появится на дороге у подножия холма через несколько минут. А если не появится, будет ли это означать, что Кларк попал в беду? Она не может больше сотрудничать с ФБР, которое уже практически развалилось. А Дэвид…

— Черт, — вырвалось у нее сквозь зубы. Этот Томас Эшбрук, отец погибшей жены Дэвида. Будет от него хоть какая-то польза? Или он просто старый боевой конь, который не понимает, что ему пора на покой? Хотя ей так не показалось.

А потом этот звонок Митчу Даймонду из Лондона; ей передали, что для нее выслали посылку, и ей не надо раздумывать, что с ней делать; главное — не потерять ее. Посылка, на первый взгляд, казалась обычным «атташе-кейсом». Однако, открыв его, Рози обнаружила внутри странного вида телефон. Митч Даймонд, едва взглянув, сразу определил: «Шифровальщик-дешифровальщик», как его называют. Втыкаешь шнур от телефона вот в эту дырку, звонок проходит через прибор, а ты говоришь в микрофон. У человека, с которым ты разговариваешь, есть такой же прибор, или портативный, или стоит на столе. Короче, не важно. Твой голос доходит до них зашифрованным, они его расшифровывают. Их голос идет к тебе зашифрованный, ты его дешифруешь. Все очень просто. Короче, если у того, кто тебя слушает, есть дешифратор, он записывает разговор, а потом пропускает его через прибор и тебя понимают. А если тебя слушает посторонний, он ничего не поймет. Так, а вот это… — и Митч Даймонд показал на клавиатуру в углу аппарата, — по-моему, это для того, чтобы запрограммировать эту машину на определенный набор цифр, тогда, если человек не знает кода, ему потребуется много времени, чтобы расшифровать твой набор цифр, только потом можно будет разобрать, что ты там наговорила. А может, оно все еще сложнее, я не знаю. Если хочешь, могу все это раскрутить…» Тут она его остановила. Потому что Томас Эшбрук наверняка собирался использовать этот прибор и другой такой же на своем конце провода при разговоре, чтобы они могли говорить, не таясь; возможно, он еще передаст ей дополнительный код, а может, нет. Этого она не знала. В разведшколе учиться ей не пришлось, а в полицейской академии таким премудростям не обучали.

На дороге показалась машина. Она не узнала ее, но Кларк Петровски был не такой дурак, чтобы ездить в легко узнаваемой машине.

Рози Шеперд взяла винтовку наизготовку и приготовилась ждать…

Из деревни появились еще несколько человек, один из них оживленно разговаривал с тем главарем троицы людей Эрнандеса, которого Холден узнал еще на реке. Опять бандиты Инносентио? Или просто компания местных негодяев, которых купили на один раз? Этого Холден не знал. Ему было безразлично, кто они, он только радовался, что не обратился в деревню за помощью.

Десять человек заняли боевые позиции вокруг дома. Один из людей Эрнандеса разговаривал по рации. Некоторые из только что подошедших тоже были с радиопередатчиками, помимо этого у них еще были винтовки, пистолеты и ножи-мачете.

Дэвид Холден двинулся вперед…

Машина остановилась, из нее появился Кларк Петровски.

— Рози?

— Я здесь! — Она не сразу сообразила, что вообще не стоило подавать голос. А что, если он в машине не один? Не то чтобы Рози не доверяла Кларку. Агент ФБР пенсионного возраста был хорошим полицейским и хорошим человеком, и, наверное, даже сначала хорошим человеком, а уже потом хорошим полицейским. Но, с другой стороны, его могли просто принудить, заставить, что угодно. Как бы там ни было, что сделано, то сделано. Она медленно встала, оперлась на винтовку.

— Ты один?

— Да. А ты, я вижу, не одна, — он рассмеялся, одновременно изобразив пустыми руками, как он берет наизготовку автоматическую винтовку или пулемет.

Она улыбнулась, опустила винтовку. Кларк заговорил громким голосом, постепенно понижая его по мере приближения к ней.

— Я связался с Лютером, как и обещал. И я говорил с Раннингдиром, Лефлером и Блюменталем. До сих пор наши враги пытались нанести удар только по Лютеру, может, потому, что все остальные просто исчезли из виду. Возможно, у вас ожидается пополнение.

Она рассмеялась, остановившись в двух ярдах от него, опустила винтовку.

— Ну, я не знаю, Кларк. Таких молодых, как ты, мы обычно не принимаем.

Петровски ухмыльнулся.

— Нет, правда, малышка, у нас большие неприятности. Я подумал, тебе тоже полезно об этом знать. И у меня есть для тебя новости от Серильи. Кажется, он в конце концов кое-что раскопал для тебя. Дэвид еще был жив…

— Был?! — Она стояла в двух шагах от него, слова застряли у нее в горле. Рози давно слышала это выражение, но впервые поняла, что оно может означать.

— Спокойно, малышка. Не надо думать, что его уже нет в живых. Если бы его хотели убить, это гораздо проще было бы сделать в Соединенных Штатах, не вывозя его за границу. Серилье сообщил об этом один человек из Управления по экономическим вопросам Великобритании, он был у него в долгу. Дэвид был в руках человека по имени Инносентио Эрнандес. ФБР, разумеется, не допустило бы этого, но им слишком поздно сообщили. Как обычно, информаторы слабо работают. Поэтому…

— Ты замечательный! — воскликнула Рози, бросилась к нему на шею, чуть было не разбив ему голову своей винтовкой…

Дэвид Холден вытащил стрелу. Один из тех, кто появился из деревни, стоял спиной к нему, примерно в шестидесяти пяти ярдах. Но местность между ними была слишком открытой, бросаться на него с ножом опасно. У ног человека — он наблюдал за домом в бинокль — лежала винтовка М-16. На поясе, в кобуре, Холден заметил пистолет; он надеялся, что ему либо пригодится сам пистолет, либо девятимиллиметровые патроны к нему подойдут к его «Беретте».

Большой палец правой руки Холдена касался его щеки. Он прицелился и выпустил стрелу как раз в тот момент, когда человек начал двигаться. Вибрация лука передалась телу. Стрела попала в цель, вонзившись человеку прямо в затылок. Он упал и покатился вперед, однако Холден знал, что мужчина все еще жив.

Холден вскочил и побежал вперед. Переложив лук в левую руку, выхватил копье из колчана, сделанного из рукава рубашки. Когда он подбежал к человеку, тот уже перекатился на спину, его глаза округлились от боли; тем не менее, рука потянулась к кобуре. Там оказался пистолет, и, даже если бы пуля миновала Холдена, звук выстрела подсказал бы остальным, что случилось неладное.

Холден навалился на копье всем весом своего тела. Острие вошло глубоко, пронзив грудную клетку. Глаза расширились еще больше, потом взгляд стал пустым, человек скорчился на камнях в предсмертной агонии.

В ту же секунду Холден оказался на нем, вырвал копье из груди, готовый в любой момент вновь вонзить его в тело. Но в этом уже не было необходимости.

Не теряя времени, Холден обыскал человека, сорвал с него ремень с наполовину открытой кобурой. Вещмешок. Дешевый складной нож. Пачка сигарет, залитая кровью. Одноразовая зажигалка. Он выбросил сигареты, схватил все остальное, вместе с винтовкой М-16 и биноклем, и бросился в чащу деревьев.

Холден бежал долго, он остановился и рухнул на колени, лишь пробежав сотню ярдов через лес, испытывая странное смешанное чувство усталости и облегчения.

Винтовка. Он внимательно осмотрел ее. Она заряжалась с казенной части и, на первый взгляд, вполне его устраивала. Дэвид обнаружил три двадцатизарядных магазина и один тридцатизарядный. Он оттянул затвор, осмотрел ствол в поисках повреждений и ржавчины. Винтовка была недавно смазана и находилась в хорошем состоянии. Он отпустил затвор, еще раз проверив его работу. Подсоединил один из двадцатизарядных магазинов, дослал патрон в патронник и поднял предохранитель. Двадцатизарядные магазины реже дают осечку, чем тридцатизарядные.

Пистолет оказался «Магнумом», калибра 357, почти такого же размера и формы, как «смит-и-вессон». Шестизарядный, патроны «Спешиал Плюс» калибра 38, пули европейского производства. Холден застегнул на себе ремень с кобурой.

Он осмотрел содержимое вещмешка и обнаружил там целую пачку «Кэмэла». Дэвид немедленно сорвал упаковку и, не осмеливаясь закурить, несколько раз глубоко втянул в себя аромат свежеоткрытой пачки, почти физически ощущая запах дыма. Далее он обнаружил в мешке плитку шоколада, запечатанную, упаковка казалась сравнительно новой. Он разорвал обертку, внимательно осмотрел шоколад, затем откусил сразу половину, едва сдерживая дрожь в желудке.

Потом аккуратно сложил сигареты и шоколад в вещмешок, вместе с магазинами для М-16, которые он достал из подсумка. Затем схватил лук и окровавленное копье и бросился бежать.

 

Глава шестая

Пистолет Ротштейна был типично израильским. «Вальтер» 22-го калибра, с нарезкой для глушителя. Хотя это было излюбленное оружие израильских убийц и телохранителей, лично Томас Эшбрук никогда не был большим поклонником 22-го калибра для стрельбы по живым мишеням. Но он понимал, какими соображениями руководствовались израильтяне при выборе именно этого вида оружия. При стрельбе в толпе из 22-го калибра, независимо от цели стрельбы, была меньшая вероятность поражения посторонних, меньшая вероятность рикошета, и 22-й калибр было проще использовать с глушителем.

Крепко сжимая рукоять пистолета, он взгромоздился на заднее сидение «Ягуара».

Стекла машины были слегка тонированными, но улица четко просматривалась через них. Картина, разворачивавшаяся перед ним, напоминала рекламный ролик лондонского туристического агентства, в котором были перемешаны старые и молодые, подростки в невероятных одеждах и с еще более невероятными прическами, бизнесмены в темных пальто; иногда попадались даже традиционные котелки. Небо было ясным для Лондона в это время года; пятна пурпурного заката то здесь, то там проглядывали среди крыш домов.

Двери «Мерси-клуба», частного клуба для иностранцев-игроков в карты, хозяином которого являлся Терон Хайд, отворились. Из-за дверей показался коротко остриженный мужчина в чересчур ладно скроенном твидовом пиджаке; он вышел на крыльцо, осмотрелся по сторонам.

Эшбрук взглянул на часы.

Пора.

Он открыл дверь «Ягуара», ступил на тротуар, в уши ему ударил водопад звуков. Человек в твидовом пиджаке пристально посмотрел на него, и Эшбрук кивнул. Эшбрук склонился к двери машины и произнес достаточно громко, чтобы его друг, Сол Ротштейн, мог слышать его:

— Филип, в течение ближайших пятнадцати минут вы мне не понадобитесь. Если хотите, можете выпить кофе.

Он захлопнул дверь машины и направился к крыльцу, где, уставившись на него, ждал человек в твидовом пиджаке.

— Я полагаю, вы работаете у мистера Хайда? — Он старался даже не думать о докторе Джекиле.

— Мистер Эшбрук?

— Да.

— Мистер Хайд не говорил, что вы постоянно живете в Лондоне.

— А-а, вы имеете в виду Филипа. Он работает шофером у одного моего старого друга. Я одолжил его на время. А вы американец?

— Бывший. Прошу вас, входите.

Швейцар открыл дверь, как только они подошли к ней. Телохранитель, или лакей, или кто он там был, пропустил Эшбрука вперед, чтобы рассмотреть возможные видимые признаки наличия оружия. Эшбрук миновал дверной проем и ступил на покрытый ковром пол фойе; раздался звук звонка. «Детектор металла», — подумал Эшбрук.

— Очевидно, ключи? — рука человека полезла за пазуху, то ли за чем-то совершенно невинным, то ли за пистолетом, который мог находиться в кобуре под мышкой.

Эшбрук взглянул на него и улыбнулся.

— Это мой пистолет. Может, он пока побудет у вас?

— Просто положите его на стол, вон там, прошу вас, — все еще держа руку за пазухой, человек кивком головы указал на маленький столик у самого входа с миниатюрной лампой на нем.

Очень медленно Эшбрук достал «Беретту» образца 1934 года из-под пиджака и положил ее на стол. «Беретта», которую он позаимствовал из «бардачка» в машине Ротштейна, представляла собой полноценное оружие, проследить происхождение которого было невозможно. «Вальтер» 22-го калибра остался лежать в кармане пиджака.

— Мне еще раз пройти через детектор? — Эшбрук двинулся по направлению к двери.

Человек в твидовом пиджаке наконец вытащил правую руку из-под пиджака, в ней оказалась всего-навсего сигарета. Закурив, он выдохнул сквозь клубы дыма:

— Нет, пожалуй, не стоит.

— Я с удовольствием, как пожелаете.

Твидовый пиджак отрицательно покачал головой и начал спускаться по низкой лестнице в конце фойе. Эшбрук пожал плечами и направился вслед за ним. Все прошло чересчур просто, но иногда очевидное проходило именно так.

Массивные часы в углу напоминали странную помесь высоких напольных часов и часов с кукушкой. Эшбрук заметил время. Если часы шли правильно, примерно через четыре минуты Сол Ротштейн и его ребята из «Моссада» пойдут на штурм через парадный и задний входы.

Они миновали приятно обставленную гостиную с креслами, разбросанными в милом беспорядке, с громадным камином у задней стены и с лампами на читальных столиках у каждого кресла.

— Сегодня клуб выходной?

— Обычно в это время здесь затишье. Клиенты собираются позже. Возможно, мистер Хайд предложит вам стать членом клуба. Поскольку вы не британец, вас могут принять.

— А как насчет моего банковского счета?

— Этот вопрос вам придется обсудить непосредственно с мистером Хайдом.

Эшбрук лишь кивнул.

Они поднялись по еще одной низкой лестнице и попали в широкий, отделанный в одном стиле с гостиной, коридор: панели на стенах, приглушенное освещение, мягкий ковер; они миновали его в полном молчании. Возможно, где-то в коридоре находился еще один детектор металла, либо, возможно, Хили — Господи, до чего перетрусил бы Хили и его ребята, знай они, что израильтяне собираются похитить Хайда — возможно, Хили настолько доверяли здесь, что Хайд приказал снять всю охрану.

Если дело обстояло именно так, то Хайд не просто злодей, он еще и дурак.

Они подошли к двери, твидовый пиджак сдвинул влево настенный светильник, за которым оказался замок. Самозванный бывший американец вставил ключ в замочную скважину, и деревянная дверь, как и две предыдущие, пройденные Эшбруком, приоткрылась, раздался звонок. Человек распахнул дверь настежь, за нею оказалась еще одна дверь, на этот раз железная. Твидовый пиджак достал еще один ключ, отворил ее. Эшбрук увидел роскошно отделанную кабину частного лифта, явно сделанную из нержавеющей стали.

— Вверх, вниз? — поинтересовался Эшбрук.

— В сторону, — ухмыльнулся в ответ твидовый пиджак. Он жестом предложил Эшбруку войти, раздался звук пневматического механизма, и дверь моментально захлопнулась, твидовый пиджак остался за ней.

Кабина пришла в движение. И действительно, двигалась она вбок, справа налево. Кабина остановилась, затем, насколько мог определить Эшбрук, она развернулась на 180 градусов.

Дверь оставалась закрытой.

Из динамика, расположенного возле телефона вызова диспетчера, раздался голос. В нем слышался сильный британский акцент, и, казалось, он принадлежал скорее женщине, чем мужчине.

— Мистер Эшбрук, моя электронная система обнаружения металла подсказывает мне, что у вас при себе оружие. Сейчас в стене откроется ящик, прошу вас положить в него ваш пистолет.

Панель возле телефона вызова диспетчера отворилась, Том Эшбрук достал из кармана свой миниатюрный «Вальтер» 22-го калибра и положил его в ящик.

— Запасные обоймы могут остаться у вас. Вы получите пистолет обратно, когда будете покидать здание.

— Благодарю вас. Кстати, я спрашивал вашего большого друга там, в фойе, надо ли мне было пройти еще раз систему охранной сигнализации.

— Я бы не советовал вам теперь проходить рентген по меньшей мере в течение года. Вы только что получили дозу облучения, эквивалентную шести рентгеновским обследованиям. — Не было слышно ни капли иронии в этом бесцветном, слегка раздражающем голосе.

— Чудесно. Я всегда мечтал излучать отличное здоровье.

Раздался приглушенный смех, дверь отворилась. В дальнем конце длинного, скорее даже узкого кабинета Эшбрук увидел сидящего за столом мужчину. Но, в отличие от обстановки в помещениях клуба, которые Эшбрук проходил в сопровождении человека в твидовом пиджаке, оформление кабинета скорее подошло бы женщине, чем мужчине. Здесь были даже занавески, в данный момент раздвинутые. «Солнечный свет сюда впускают по расписанию», — подумал Эшбрук; впрочем, вид из окна был искажен настолько, что было ясно, что комнату и внешний мир разделяет не простое стекло, а несколько слоев плексигласа.

Мужчина — довольно хлипкий на вид — поднялся из-за безупречно чистого и пустого стола.

— Я Терон Хайд, мистер Эшбрук. — На Хайде был серый костюм довольно странного оттенка, казалось, — хотя, возможно, виновато было освещение, — что ткань слегка отливала розовым.

Эшбрук вышел из лифта и медленно направился к столу. Подойдя ближе, он понял, что дело было не в игре света и тени, костюм и в самом деле был с розовым оттенком.

— Рад познакомиться с вами. Приношу свои извинения по поводу пистолета, но, поскольку до сего дня мы не были знакомы, я не имел представления, чего можно ожидать от вас.

— Израильский, не так ли?

— «Вальтер», немецкого производства.

— Я говорю об источнике, а не о производителе.

— Вы поймали меня на слове. Я знаю, что израильтяне иногда используют «Вальтер» 22-го калибра, но этот пистолет мне достал один мой старый приятель, торговец оружием. — В какой-то степени это соответствовало правде.

Он прикинул время. Осталось еще две минуты, затем ребята Сола Ротштейна пойдут на штурм. Подойдя еще ближе к столу, Эшбрук оглядел стены по обеим сторонам лифта. Не было никаких признаков того, что его пистолет находится где-то здесь.

— Я бы не хотел обижать вас, мистер Эшбрук, — произнес Терон Хайд, направляясь к углу стола, — но я так же точно ценю свое время, как вы — свое. Чем именно я могу быть вам полезен? И прошу вас, садитесь.

Эшбрук подошел к креслу, на которое ему указала вялая рука Хайда, но не сел.

— Насколько мне известно, вы занимаетесь крупнооптовой торговлей наркотиками по всему миру с целью сбора средств для финансирования террористической деятельности и покупки оружия.

Хайд даже не моргнул глазом.

Эшбрук наконец сел.

— Мой зять, Дэвид Холден, один из лидеров «Патриотов Соединенных Штатов», был похищен подразделением «Фронта Освобождения Северной Америки»; я надеюсь, вы можете рассказать мне, кто поставляет наркотики, которые ввозятся в Северную Америку и продаются на улицах с целью финансирования деятельности ФОСА. Вы ведь можете, не так ли?

Хайд уселся на ближайший угол своего обтянутого кожей стола.

— Вы задаете чересчур откровенные вопросы, мистер Эшбрук. Я испытываю большое сожаление в связи с возможной судьбой вашего сына — или, точнее, зятя, — но у вас, к несчастью, неверные сведения.

— Сведения у меня абсолютно достоверные, сэр. Но должен ли я понимать вас так, что вы ничем не поможете мне?

— Мне нечем помочь вам.

— Вернее, вы не хотите, — поправил его Эшбрук.

Было видно, как все тело Хайда напряглось, и пальцы его левой руки, до этого постукивавшие по краю громоздкой подставки для карандашей, двинулись к ее середине.

Кнопка тревоги, скорее всего. Не вставая, держа руки на коленях, Эшбрук быстро произнес:

— На вашем месте я бы обдумал ответ еще раз, мистер Хайд. — Еще примерно полминуты, подсказывали ему внутренние часы, и люди Сола Ротштейна пойдут на штурм. — Но если вы не передумаете, — а от вас мне нужно лишь имя человека, который мог бы дать мне нужные сведения, — тогда мне придется обратиться в другое место. — Теперь он медленно встал, рука Хайда больше не двигалась. — Благодарю вас за уделенное мне время.

Хайд усмехнулся.

— Я рад видеть, что вы разумный человек, мистер Эшбрук. Всего хорошего.

— Скорее, спокойной ночи, — улыбнулся Эшбрук, бросив взгляд на часы. «В точку!» — чуть было не вскрикнул он.

— В самом деле, спокойной ночи.

Эшбруку не подали руки, он не предложил свою. Он повернулся и направился к лифту. Где же люди Ротштейна?

Тут он почувствовал за спиной какое-то движение. Пронзительно закричал Терон Хайд.

Эшбрук круто развернулся. Правая рука Хайда больше не лежала расслабленно на столе; он колотил ею по подставке для карандашей — наверняка сигнал тревоги был бесшумным, не было слышно ни звонков, ни сирены. В окне виднелись искаженные силуэты людей в масках; похожий на огнетушитель аппарат выплюнул струю жидкости и комнату заполнил такой знакомый запах, запах бензина.

Посреди плексигласового окна разрасталась дыра; в нее влетела граната. Дыра в окне все увеличивалась. Эшбрук зажал уши ладонями и отвернул лицо; закрыв глаза, он пытался укрыться от слепящего всполоха огня, свет которого проникал даже сквозь плотно сжатые веки. В ушах слегка звенело.

Он почувствовал, что падает на колени.

Когда Эшбрук поднялся, люди Ротштейна уже врывались внутрь через дыру в окне. Терон Хайд корчился на полу, пронзительно вопя. Один из людей Ротштейна что-то кричал, но Эшбрук не мог разобрать слов. Человек Ротштейна выхватил пистолет «Вальтер» с глушителем и приготовился стрелять, Эшбрук упал на пол.

Раздался звук приглушенного выстрела, по крайней мере, должен был раздаться, но Эшбрук не услышал его.

Эшбрук перекатился на спину и посмотрел на дверь лифта.

Твидовый пиджак. В левой руке он держал пистолет, в правой у него был мини-автомат «Узи». Но тут его колени подогнулись, и он упал в открытую дверь лифта, которая тут же захлопнулась, зажав неподвижное тело.

Эшбрук поднялся на ноги.

Все тот же израильтянин, застреливший человека в твидовом пиджаке, сунул ему пистолет, глушитель и запасной магазин.

Эшбрук взял пистолет, снял его с предохранителя, положил палец на спусковой крючок. Израильтянин жестом приказал ему следить за дверью лифта. Эшбрук подчинился.

Внезапно, буквально через несколько секунд, он услышал приглушенный рокот человеческого голоса:

— Идемте, сэр! Мы уходим!

Эшбрук повернулся прочь от лифта, бросился к дыре в окне, мимо двух израильтян с автоматами наизготовку, охранявших подходы к окну с обеих сторон.

Он поспешил выскочить наружу, в свежесть вечернего воздуха, прочь от тошнотворного запаха бензина.

— Бензин, — произнес один из израильтян. — Лучшее средство для разрушения плексигласа.

Эшбрук кивнул, сунул поставленный на предохранитель «Вальтер» под пиджак.

Фургон. Хайд уже исчез внутри.

Эшбрук начал было карабкаться вслед за ним, но его оттащили в сторону. «Мерседес». Эшбрук бросился к нему; израильтянин, сунувший ему пистолет, и те двое, что охраняли отход, двинулись вслед за ним. Эшбрук без сил рухнул на заднее сидение, рядом с ним сел один из тех, у кого был автомат «Узи», затем тот, кто передал ему пистолет. Второй стрелок с автоматом едва успел прыгнуть на переднее сидение возле водителя, и, не успели захлопнуться двери, как «Мерседес» рванул прочь.

Фургон уже исчез за углом в конце квартала.

Томас Эшбрук вертел пистолет в руках, щелкая предохранителем.

— Я уже далеко не так молод, как раньше, Сол, — сказал он своему другу, сидевшему за рулем «Мерседеса».

— Мы все уже далеко не молоды, Том. Но ты только представь себе, какую захватывающую историю ты расскажешь Дайане, — и Сол Ротштейн засмеялся. Том Эшбрук последовал его примеру. Приключение действительно было захватывающим. Но какое-то шестое чувство подсказывало ему, что все только начинается. И новизна ощущений может очень скоро пройти.

 

Глава седьмая

Девять оставшихся в живых стрелков заняли свои позиции, хотя Дэвиду Холдену все еще было не ясно, в чем состояла их задача. Судя по их расположению, они могли предпринять попытку штурма хижины, либо просто собирались стереть ее с лица земли автоматным и пулеметным огнем.

В поясной кобуре у Холдена находился «Магнум» калибра 357, снаряженный патронами «Спешиал Плюс» 38-го калибра. Через плечо висела автоматическая винтовка М-16, снаряженная двадцатизарядным магазином, еще два двадцатизарядных магазина и один тридцатизарядный лежали в вещмешке. Он почти физически ощущал запах сигарет из открытой пачки «Кэмэла», однако обстоятельства до сих пор не позволили ему закурить.

Холден подтянул ремень винтовки.

Потом поднял свой лук.

Положил стрелу.

Их все еще оставалось девять.

Он натянул лук…

Холден прицелился прямо в спинной хребет ближайшего к нему стрелка, который стоял, пригнувшись, в чаще кустарника, за ярко-зеленой, сверкающей на солнце листвой. Сразу за кустарником начинались камни.

Человек слегка переменил положение.

Холден прицелился достаточно точно, однако определить угол подъема при выстреле было довольно сложно; именно поэтому он и выбрал в качестве цели спинной хребет. Попадание в любую его точку сделает свое дело.

Холден выпустил стрелу.

Тело человека на какую-то секунду одеревенело.

Затем он завалился вперед.

Руки дрожали, дергались, однако это была всего лишь предсмертная агония.

Теперь их осталось только восемь.

Оглядываясь по сторонам, Дэвид Холден бросился вперед, держа копье наготове. Однако копье уже было ни к чему.

Холден торопливо сорвал винтовку М-16 с мертвого тела. На трупе был ремень с кобурой армейского образца, на нем стояло клеймо «Сделано на Тайване». К ремням крест-накрест крепилась еще одна кобура. Холден открыл ее. Внутри он обнаружил автоматический пистолет «Стар» калибра девять миллиметров, сравнительно недавно выпущенное оружие большой поражающей силы. Отличный пистолет — один из бойцов в лагере «Патриотов» забрал такой же к себе домой. «Дом», — прошептал Холден. Грубо сколоченный забор, скопище хижин и палаток. Душ с солнечным подогревом, остывшая и заново разогретая после боевой вылазки еда. Рози. На мгновение он закрыл глаза. Великолепное оружие — «Стар». Однако тот, что попался ему, был в плохом состоянии, казалось, по нему проехал грузовик. Но боеприпасы к нему — Холден проверил запасные обоймы на поясе — находились в отличном состоянии.

Он забрал винтовку М-16, пояс с кобурой, ранец, патроны к пистолету и несколько магазинов к винтовке. К сожалению, магазины и винтовка были в таком же плохом состоянии, как и помятый пистолет. Холден также взял себе дешевый армейский нож швейцарского производства и шоколадный батончик «Сникерс», на вид казавшийся свежим. Хотя он раньше и не любил орехов, сейчас его желудок разрывался от голода, поэтому он прихватил и батончик.

Документов у мертвеца не оказалось.

Дэвид Холден собрал свои новые приобретения и бесшумно скрылся в зарослях.

Он съел полплитки шоколада. Новыми девятимиллиметровыми патронами от «Парабеллума» зарядил запасные обоймы своей «Беретты». Холден узнал патроны, они были европейского производства; хотя оболочка пуль была цельнометаллической, они подошли на все 100 процентов. Он вытащил патроны из помятых магазинов винтовки; они еще могут пригодиться со временем, если их промыть растворителем и выровнять магазины. Пока же Холден закопал их в неглубокой яме, которую вырыл карманным ножом. Он бросил нож в яму вслед за боеприпасами и забросал ее землей.

Время теперь не имело значения. Возможно, если люди Эрнандеса решат начать атаку на дом сейчас же, будет проще справиться с ними, когда их внимание будет отвлечено.

Вторая винтовка М-16 находилась в ужасном состоянии. Дэвид вытащил затвор, разобрал пистолет мертвеца и забросил винтовку и корпус пистолета в ближайшие кусты.

Лук все еще мог ему пригодиться.

Он поднял его.

Дэвид Холден прошел примерно на сотню ярдов вперед от того места, где он выбросил винтовку и корпус пистолета, и зашвырнул обойму от пистолета и затвор винтовки подальше в колючие кусты.

Главное правило выживания: никогда не оставляй позади себя то, что может пригодиться противнику в борьбе с тобой.

Холден продолжал двигаться вперед.

Он попытается сравнять шансы. Еще восемь человек.

Холден съел еще один кусок шоколада.

И отправился искать очередную мишень.

 

Глава восьмая

На границе Висконсина и Иллинойса стоял совместный пост полиции обоих штатов; полиция Висконсина блокировала поток транспорта, идущий на юг, а их коллеги из Иллинойса блокировали дорогу на север. Обыскивали все машины, проверяли документы всех водителей и пассажиров.

В целом ситуация напоминала Джеффри Керни положение в Восточной Европе, за исключением того, что полицейские вели себя более вежливо и проверяли только водительские права, техпаспорт и страховку. Полиция, однако, не занималась поисками водителей, ездящих без прав; Керни знал, что они ищут предполагаемых убийц из числа «Патриотов», объявленных ответственными за резню на ферме, где у него, Керни, состоялась первая встреча после того, как он перешел через границу США и Канады.

Хэрриет.

Ее отец был убит «Фронтом Освобождения Северной Америки»; ее муж, с которым она давно рассталась, входил в состав группы ФОСА, расстрелявшей школьный автобус; и именно ФОСА совершил нападение на ферму, во время которого она была убита. Хэрриет была мертва. Керни не смог предотвратить ее смерть, хотя, с помощью Хэрриет и постарался сделать так, чтобы ни один из членов группы ФОСА не покинул ферму живым.

Средства массовой информации — «интересно, — подумал Керни, — они что, просто придерживаются официальной версии?» — передавали репортажи о том, что «группа вооруженных людей, предположительно членов незаконной организации сопротивления, называющей себя «Патриотами», взяла на себя ответственность за убийства».

На Керни эти трюки не действовали. «По крайней мере, — подумал он, слушая очередной выпуск радионовостей в машине, — в странах Восточного блока пропаганда работала лучше».

Застава дорожной полиции осталась позади, полицейские не нашли оружия, спрятанного в его «Форде», сделанной на заказ модели с усиленным двигателем. Продвигаясь вперед по более-менее свободной автостраде, Керни время от времени бросал взгляд на карту.

На теле одного из убитых членов ФОСА была найдена рекламная карточка закусочной в Милуоки. Однако, когда Керни наконец добрался до закусочной, она оказалась закрытой, хозяин исчез в неизвестном направлении. Осторожно опросив соседей, Керни выяснил, что у хозяина забегаловки есть брат в Чикаго, владелец ресторана. Позвонив своему человеку в Секретной службе, начальнику Среднезападного отделения в Соединенных Штатах, Керни легко узнал адрес ресторана и имя брата. На данный момент это была самая существенная его зацепка, именно из-за нее он и направлялся сейчас в Чикаго.

В его первоначальные планы входило, проскочив на хорошей скорости штат Висконсин, затем Иллинойс и южные штаты, выехать прямо к Чикаго, с целью оценить нынешнее положение там. Вначале он собирался ехать на восток; именно на Атлантическом побережье, близ островов Седар Ридж, существовала наибольшая возможность выследить этого русского, Борзого; именно там он прыгнул в океан во время схватки с Дэвидом Холденом. Но теперь его целью стал Чикаго.

Как объяснили ему слегка туманно, но достаточно ясно, его боссы из британской разведки, в его задачу входило найти Борзого и убить его. Он должен был выяснить, является ли Борзой главой ФОСА, и, если да, найти его и ликвидировать. Якобы в качестве дружеской услуги правительству Канады. Но Керни прекрасно понимал реальную подоплеку дела. Если ФОСА и дальше будет идти победным маршем по США, если ультралиберал Роман Маковски и вправду станет де-факто президентом Соединенных Штатов, Великобритании будет угрожать непосредственная опасность.

Экономическая нестабильность в самых развитых странах Запада очень чувствительно влияла на положение на мировых фондовых биржах. Британский фунт, исторически связанный с долларом, последовательно и стремительно падал вниз. На фондовых биржах Японии царил хаос. Вероятность мирового финансового краха становилась все реальнее, за ним неизбежно последует экономический кризис, политические и общественные беспорядки.

В бассейне Карибского моря, где были инвестированы деньги многих британских граждан, уже происходили отдельные случаи насилия и беспорядки. Арабский нефтяной картель открыто говорил о повышении цен в связи со снижением потребления нефти в Америке. Владельцам предприятий уже не удавалось заставить людей выходить на ночные смены, слишком велика была опасность нападения. Некоторые фабрики и заводы закрывались. Путешествия и переезды предпринимались только в случае крайней необходимости; случайный путешественник или прохожий мог запросто оказаться жертвой нападения ФОСА, или попасть в перестрелку между ФОСА и «Патриотами», или полицией, или военными.

Керни улыбнулся. Ситуация напомнила ему высказывание покойного У.С.Филдса: «Я приехал в Филадельфию, и Филадельфия оказалась закрытой». Соединенные Штаты превратились в гигантскую Филадельфию, в том смысле, как об этом говорил Филдс.

Было не ясно до конца, что хорошего может выйти из убийства лидера ФОСА в Америке. Безусловно, на некоторое время организация будет парализована; но потом ему найдут замену, и деятельность ФОСА немедленно возобновится. А политические выкрутасы Романа Маковски не давали повода думать, что среди продолжающегося хаоса правительство предпримет какие-то эффективные и хорошо спланированные действия для пресечения деятельности «Фронта», или хотя бы слегка стабилизирует ситуацию.

Маковски, казалось, склонялся к переговорам с ФОСА; казалось, он был убежден, что время войны с «Фронтом» подошло к концу, и настало время залечивать раны.

«Маковски осел, — подумал Керни. — И не я один придерживаюсь такого мнения».

Было очевидно, что Соединенные Штаты, как и Великобритания, сами по себе представляющие модель политической стабильности, постепенно скатываются в пропасть насилия и беспорядка. Грядет гражданская война или революция, возможно, и то, и другое сразу, и остановить их вскоре будет уже невозможно; и деятельность Романа Маковски больше, чем любые действия ФОСА, способствовала им.

Много лет назад Керни, будучи влюбленным в юго-запад США и подумывая об уходе в отставку, мечтал на старости лет поселиться в штате Нью-Мексико.

Он, улыбаясь про себя, подумал, затаив дыхание: «Безответная любовь». Потом закурил.

Владельца ресторана звали Рой Домбровски; его брат, Дэн, хозяин закусочной в Милуоки, исчез в неизвестном направлении. Керни отметил на карте Чикаго цель своего путешествия.

Он свернул на улочку под названием Иденс Экспресуэй; как показалось ему, это была самая короткая дорога к ресторану.

Керни уже бывал в Чикаго раньше. Хорошо организованный город, обычно он действовал как хорошо налаженная машина. И местная полиция — глава отделения, назвавший ему имя владельца ресторана, предупредил об этом — не особенно церемонится с приезжими.

Керни сам знал это; он всегда считал Чикагское полицейское управление одним из лучших в стране, да и в мире.

Тем не менее, в его нынешние планы вовсе не входила встреча с местной полицией.

 

Глава девятая

Номер восьмой оказался крепким орешком; Холдену потребовалось выпустить две стрелы, чтобы свалить его; быстрым ударом ножа Дэвид перерезал ему горло, и он затих навсегда.

Еще мальчиком, в школьные годы, во время экскурсии в музей, Холдену довелось стать свидетелем уличного ограбления: женщину сбили с ног, грабитель выхватил у нее сумку и бросился бежать. Из всех людей, стоявших на улице перед музеем, ни один человек не кинулся на помощь женщине, пока преступник не скрылся из виду, никто не бросился ему вдогонку. Весь остаток дня и позже, в течение многих лет, Холден вспоминал выражение лица женщины, страх и боль в ее глазах; ее порванные колготки и ноги в ссадинах, слезы, текшие у нее из глаз, когда, сидя прямо на тротуаре, она тщетно пыталась закрыть юбкой окровавленные колени.

Дэвид Холден прекрасно осознавал, что сейчас он лишает человека жизни; как и то, что человеческая жизнь, будь то даже жизнь торговца наркотиками или убийцы, неповторима, невосполнима и священна. Но уже в самом начале своей сознательной деятельности он сделал свой выбор: между злом и добром есть совершенно определенная разница. И просто наблюдать, как зло творит свое черное дело, само по себе значило способствовать злу. Он не мог быть простым наблюдателем. Кто бы ни находился в хижине, он мог представлять еще большее зло, чем люди Эрнандеса. Но что ему, Холдену, оставалось делать? Эти люди могут стать на его пути, когда он отправится осуществлять план своей личной мести Инносентио Эрнандесу и Эмилиано Ортеге де Васкесу. Но, даже если отбросить в сторону личное, пока они живы, они будут снова творить то, что творят сейчас: наживаться на страданиях людей, торгуя наркотиками, ради личной выгоды разжигая войну, принося в жертву смерти все новые и новые жизни.

Тот, кого он только что убил, уже не будет делать этого больше никогда.

Убитый наверняка весил больше трехсот фунтов; от него несло смешанным запахом прокисшего пота и испражнений. Холден забрал у трупа только патроны, а находившееся в плохом состоянии оружие вместе с запасными магазинами разобрал и забросил подальше в кусты. Волосы убитого кишели вшами; Холдену, хотя он старался держаться от мертвеца подальше, начало казаться, что у него зачесалось тело.

Теперь у него был запас патронов калибра 223 и россыпью, и в магазинах — запас, вполне достаточный для крупной перестрелки; кроме того, у него было достаточное количество девятимиллиметровых патронов «Парабеллум» к пистолету. Холден двинулся вперед, по направлению к номеру седьмому.

Холден сомневался, что у него будет достаточно времени вывести его из строя. Либо радиомолчание в эфире подскажет оставшимся в живых судьбу троих мертвецов, либо сейчас начнется атака на дом.

Когда Холден вернулся на опушку леса, подтвердилась вторая его догадка.

Семеро оставшихся в живых образовали неровное кольцо вокруг дома. Теперь они поливали дом огнем из автоматов. Два окна на передней стене немедленно разлетелись вдребезги, печную трубу как будто срезало ножом, дождем сыпались обломки крыши.

Внезапно огонь прекратился. С той стороны, где находились трое людей Эрнандеса, раздался голос; Холден с трудом разбирал слова, частью из-за большого расстояния, частью из-за отвратительного английского произношения:

— Эй, ты! Дом окружен! Бросай оружие и сдавайся или тебе конец!

— Гм, — пробурчал Холден. У говорившего были явные врожденные способности к языкам. Человека в доме, который так неумело спрятал лодку на реке, определенно хотели заполучить живьем. — Гм, — хмыкнул Дэвид снова. Все может быть.

Семеро начали подходить к дому, сжимая кольцо, прикрываясь беспорядочным автоматным огнем.

Из хижины раздались выстрелы; судя по звуку, стреляли из пистолета. Ответный огонь не возымел на атакующих никакого видимого действия. Неудивительно. Надо быть очень хорошим стрелком, чтобы с такого расстояния поразить насмерть живую мишень.

Пригнувшись, Дэвид подобрался ближе к скалам, где всего несколько секунд назад скрывались нападавшие. Еще несколько секунд и даже самый тупой из них сообразит, что в их кольце недостает троих.

Времени уже не было.

Холден почти упал на колени, упер винтовку М-16 в плечо и приготовился к стрельбе лежа. Большой палец левой руки сам переставил переводчик огня на автоматическую стрельбу. Сейчас он вполне мог сбежать с поля боя; у него был достаточный запас патронов и средства переправы через реку.

Вместо этого Холден открыл огонь прямо перед собой; он снял находившегося перед ним одного парня из оставшейся в живых семерки. Потом передвинул ствол вправо, еще один из атакующих упал.

Автоматные очереди взрывали землю и камни вокруг него, но Холден, низко пригнувшись и крепко сжав в руке винтовку, уже бежал прочь. Пули со свистом рикошетили от скал, срезали ветки деревьев. Он бежал дальше, едва успевая прикрывать глаза от потоков пыли.

Наконец он оказался под прикрытием деревьев.

Пистолет. Холден сделал из него несколько выстрелов наугад, когда бежал по направлению к линии атакующих, вызывая огонь на свою новую позицию, оставляя ее, прежде чем они успевали ответить.

Теперь он находился на противоположной стороне круга. Вход в еле держащийся на склоне домишко сейчас был прямо перед ним, на расстоянии меньше чем двести ярдов.

Из дома раздались новые пистолетные выстрелы.

Волна ответного огня выбила дверь хижины. Холден вскинул винтовку, выпустил сразу весь магазин. Нападающие укрылись от его огня за низкими, выбеленными дождями скалами, ярдах в семидесяти пяти от дома. Выстрелы Холдена взрывали фонтаны пыли и гравия вокруг, не задевая их.

Дэвид отсоединил пустой магазин, на бегу вставил новый. Повторяя свой прежний маршрут, он вновь менял позицию, бежал зигзагами, за каждую перебежку успевая зарядить в обойму пистолета две пули. Добежав до прежней огневой точки, он сделал несколько выстрелов, пробежал еще несколько ярдов и выпустил полный боезаряд из «Беретты». Затем совершил стремительную перебежку до первоначальной огневой позиции, туда, где находился убитый им номер семь. Затем выпустил серию коротких автоматных очередей из М-16.

Он расстрелял последние заряды из пистолета; дал еще одну очередь из М-16. Его целью, разумеется, было заставить атакующих думать, что, пока они окружали дом с отважным стрелком внутри, превосходящие силы противника, в свою очередь, окружали их.

Когда Холден достиг самой слабой точки в обороне противника, он остановился, выпустил очередь, сменил магазин и бросился вниз по склону оврага. Здесь проходило высохшее русло ручья, наполнявшееся водой лишь в сезон дождей, во время наводнений; сейчас оно представляло собой узкую полоску гальки и засохшей грязи, не видную с вершины каменистого холма.

Он добрался до конца оврага, где боковой склон внезапно обрывался, а русло ручья заворачивало налево и через несколько ярдов исчезало совсем. Холден свернул влево и бросился на землю, под прикрытие кучи камней.

Сейчас он спрятался в сотне ярдов от дома; ближайший из оставшейся в живых пятерки находился примерно посредине между ним и домом.

Он взял винтовку наизготовку, выставил прицел и установил переводчик огня на полуавтоматический огонь. Прицелился, сделал выстрел; голова человека как будто взорвалась от удара пули, бросив в воздух фонтан крови. Холден юркнул за скалу. Сомнительно, чтобы они могли определить его местоположение всего лишь по одному выстрелу; еще более сомнительно, чтобы среди общего грохота перестрелки кто-нибудь вообще расслышал этот звук, не говоря уже о том, чтобы определить источник.

Холден вновь высунулся из-за укрытия, вновь переставил регулятор на автоматический огонь.

Стрельбы по нему не было. Один из оставшихся в живых четверых бандитов перебегал от одной кучи камней к другой, пытаясь поскорее убраться со склона холма в безопасное место. Холден высунулся еще чуть-чуть, приготовился стрелять. Однако один из троих людей Эрнандеса опередил его, первым выпустив целую автоматную очередь в спину бегущего. Пули разрезали беглеца чуть ли не пополам, изуродованное тело свалилось на землю и затихло.

Теперь их осталось только трое.

Холден прополз назад по краю оврага, примерно до середины; вонзая нож в сухой дерн, он подтягивался на руках до самого верха.

Дэвид вновь взял М-16 наизготовку. Человек Эрнандеса, подстреливший беглеца, осторожно пробирался вдоль невысокой гряды скал, одновременно обстреливая дом; в ответ звучали лишь одиночные пистолетные выстрелы. Холден выпустил короткую автоматную очередь, затем еще и еще одну; вторая и третья очереди прозвучали почти одновременно. Автоматный огонь разрезал тело почти по спирали. Винтовка в руках мертвеца полыхнула огнем, подняв облако пыли и обломков камней; свист рикошетирующих пуль чуть не оглушил Холдена.

Автоматный огонь оставшихся в живых стрелков обрушился на углубление в стене оврага, где скрывался Холден. Холден скатился вниз по склону на самое дно оврага, встал, вытер лезвие ножа о штанину. Затем, спрятав нож, он вновь двинулся вверх по сухому руслу ручья. Грохот автоматных очередей, дырявивших стены оврага, становился все сильнее; пули со свистом отскакивали от стен, вздымали фонтаны пыли и обломков камней; со всех сторон на Холдена обрушивался водопад гальки и щебня.

Он зажмурил глаза.

У истока сухого русла Холден сменил магазин, упал на землю; следуя углублению в земле, он пополз дальше. Автоматный огонь все усиливался; слышались отдельные пистолетные выстрелы. Не успел Холден сделать первый выстрел из-за укрытия, как пружина тридцатизарядного магазина лопнула. «Черт!» Он отсоединил магазин; под давлением пружины патроны, больше не сдерживаемые заглушкой, посыпались из магазина на землю.

Холден выхватил «Беретту». Сейчас не было времени перезаряжать магазин; выглянув из-за своего укрытия, он обнаружил, что последние двое из людей Эрнандеса продвигаются по направлению к его позиции. Оба они были вооружены М-16, такими же, как и его теперь бесполезная винтовка; помимо этого, один из них держал в руке револьвер. Холден поставил пистолет на предохранитель, затем снял, оттянул курок, чтобы повысить точность первого выстрела. Выстрелил, затем еще раз, и еще, и еще, сразу же нырнул в укрытие; камни вокруг него, казалось, взорвались под лавиной пуль. Последнее, что он успел разглядеть, — это как один из нападавших, тот, у которого была только винтовка, упал замертво.

Холден спустил курок «Беретты», затем вновь снял оружие с предохранителя. Он сунул пистолет в поясную кобуру. М-16. Из почти пустого теперь вещмешка выхватил разряженный магазин и принялся как можно быстрее запихивать в него патроны калибра 5,56 миллиметров.

Магазин был заполнен лишь наполовину. Грохот автоматного огня раздавался все ближе.

Холден вскочил на колени, перекатился вправо; вставив магазин на место, он высунулся из укрытия, передернул затвор.

Указательный палец его правой руки уже приготовился нажать на спуск, когда из-за кучи камней появился последний человек Эрнандеса; его лицо пылало ненавистью, в руках он сжимал автоматическую винтовку и пистолет.

М-16 Холдена выплюнула все десять патронов сразу; теперь магазин был пуст.

Холден снова перекатился вправо; держа «Беретту» обеими руками, он сразу выпустил пол-обоймы. Человек Эрнандеса застыл на месте.

Винтовка вывалилась из его правой руки.

— Сукин сын!

— Пошел ты, — Холден нажал на спусковой крючок; раздался сухой щелчок, пистолет дал осечку. В этот момент человек Эрнандеса направил пистолет на Холдена в упор.

«Беретта» Холдена выстрелила первой.

Из пулевого отверстия прямо над правым глазом выплеснулась струя крови, залив переносицу и оба глаза; глаза закрылись; человек, — он был уже мертв, — завалился на спину и затих.

Холден перекатился в свое укрытие, перевел дыхание.

Он держал «Беретту» в правой руке, курок все еще был взведен; левой рукой Холден потянулся за винтовкой. Он схватил ее и затащил под прикрытие камней.

Из хижины раздался возглас на испанском:

— Кто ты?

— Друг, — также по-испански выкрикнул в ответ Холден; пальцы сами запихивали рассыпанные патроны из вещмешка в пустой магазин.

— Что-то непохоже, произношение у тебя паршивое, — ответил голос уже по-английски, с сильным нью-йоркским акцентом.

— Ну, не знаю, это, наверное, потому, что я не из Манхэттена. — Он дозарядил магазин, подсоединил его к винтовке; затем поменял магазин «Беретты». — А ты кто? Чего они хотели от тебя?

— Дураку понятно. Они хотели убить меня!

— Да неужели! — выкрикнул в ответ Холден. Собеседник уже начинал ему нравиться. — А за что? За замечательный характер?

— Кто ты? Скажи мне первый!

Холден на минуту задумался, пожал плечами и выкрикнул в ответ из-за камней:

— Я — Дэвид Холден.

На секунду воцарилось молчание.

— Ерунда!

— Прекрасно; в таком случае я — призрак Элвиса Пресли. Ну а ты кто такой, черт возьми?

— Антонио Бернарделли. Я работаю…

— На информационное агентство «Транс Америка Ньюз Уорлд».

— Ты смотри! Да ты читать умеешь!

Дэвид Холден облизнул губы, поднялся на ноги; винтовку и пистолет он держал в поднятых руках.

— Есть у тебя бинокль?

— Да.

— Тогда посмотри на мое лицо, — предложил Дэвид Холден.

В ответ последовало молчание.

Затем раздался голос Бернарделли.

— Черт возьми! Профессор Холден! Здесь?

Дэвид Холден медленно опустил руки и направился к развалинам расстрелянного дома.

— Только попробуй сделать глупость со своим пистолетом, и мне придется пристрелить тебя. Ясно?

Бернарделли вышел из дома, пистолет был у него в левой руке, он держал его за ствол. Он положил пистолет у входа и, показывая пустые руки, направился вперед.

— Какого черта делает в Перу человек, возглавляющий список «Их разыскивает полиция США»?

Холдена осенила вспышка вдохновения; он рассмеялся:

— Наверное, то же самое, что делает в Перу заслуженный журналист и обозреватель, лауреат всех возможных премий, да? Эмилиано Ортега де Васкес, Инносентио Эрнандес, ФОСА, торговцы наркотиками, которые их финансируют, так? И в следующий раз, Бога ради, берите с собой нечто более существенное, чем пистолет, ладно?

Бернарделли остановился, рассмеялся.

— Хороший совет. Но я никогда не беру с собой оружие, не брал его даже во Вьетнам. На этот раз, я подумал, что мне пригодится пистолет, вот и прихватил его. Думал, для защиты от диких зверей.

Дэвид Холден остановился. Он бросил взгляд на одного из убитых им людей Эрнандеса, лежавшего у ног Бернарделли.

— Дикие звери, да? Ну что ж, на этот счет вы, наверное, правы.

Холден поставил «Беретту» на предохранитель, сунул ее в кобуру; достал пачку «Кэмэла», вытащил сигарету, посмотрел вопросительно на Бернарделли. Тот пожал плечами:

— Я бросил курить.

— Я тоже, — ответил Холден и прикурил сигарету от зажигалки убитого.

 

Глава десятая

Терон Хайд не был человеком действия, поэтому Томас Эшбрук не думал, что он будет сопротивляться долго. Хайд и не сопротивлялся. Он не противился, когда ему вводили одну из так называемых «сывороток правды», изготовленную на натриевой основе; затем покорно сосчитал от ста до одного и спокойно вошел в состояние гипноза.

— Назовите ваше имя, — начал Сол Ротштейн.

— Терон Хайд.

— Чем вы занимаетесь, Терон?

— Я занимаюсь торговлей оружием и наркотиками для финансирования террористической деятельности по всему миру.

Томас Эшбрук вслушивался в приглушенное жужжание диктофона и еле слышный шум ламп дневного света. «Ненужный фон», — подумал он. Потом бросил взгляд на стоявшую на треноге видеокамеру и израильского агента перед ней.

— Где находится Дэвид Холден? — спросил Сол Ротштейн.

— Он был у Ортеги де Васкеса. Его отвез туда Эрнандес.

При звуке этого имени Томас Эшбрук вздрогнул, хотя в подвале дома в пригороде Лондона было настолько жарко, что он сидел в рубашке с короткими рукавами.

— Дэвид Холден погиб? — спросил Сол Ротштейн.

— Я не знаю.

— Он может все еще находиться у этого… — Ротштейн бросил взгляд в блокнот в руках хорошенькой девушки, сидевшей возле него. Она стенографировала их беседу; сейчас она наскоро нацарапала для него фамилию, — …у этих Ортеги де Васкеса и Эрнандеса?

— Да.

— Где он может находиться? В какой точке земного шара?

— В Перу.

Ротштейн поднял глаза на одного из израильтян.

— Принеси мне атлас или карту, живо!

Томас Эшбрук закрыл глаза, облегченно вздохнув, и пробормотал:

— Слава Богу.

Она легла рано; усталость была настолько сильной, что, как ей казалось, она сможет уснуть. Внезапно в палатку ворвалась Пэтси Альфреди, зашептала ей в ухо:

— Слушай, Рози, мы только что говорили по радио с Митчем Даймондом. Насчет того звонка по телефону, которого ты так ждешь. Тебе позвонят в телефон-автомат возле гоп-стопа.

К этому времени «Патриоты» выработали свой собственный жаргон. Дэвид Холден называл его «арго». Это была смесь слэнга полицейских, военного жаргона и обрывков фраз из кинофильмов. «Гоп-стоп» означало «супермаркет».

Рози села на кровати.

— Дай мне блузку, — сказала она Пэтси…

Она выскочила на улицу из фургона в юбке, но без чулок; ноги у нее моментально замерзли; через автомобильную стоянку Рози поспешила к телефонной будке. Черный «дипломат» с телефонным аппаратом она несла в левой руке. Задыхаясь от волнения, она повторяла имя Дэвида, почти пела его, как священный гимн.

Не успела женщина подойти к телефону-автомату, как тот зазвонил. Рози посмотрела на часы. Она опять по ошибке нацепила «Таймекс Айронмэн»; вместе с юбкой он смотрелся очень глупо.

Рози сорвала трубку с рычага.

— Алло!

— Подключите аппарат.

— Черта с два! Сначала скажите, он жив?

— Да; теперь подключите аппарат, черт возьми.

— Сейчас, — она перекрестилась, потом начала лихорадочно вспоминать, как пользоваться дешифратором; сейчас вспомнить было особенно трудно: ее глаза были полны слез.

 

Глава одиннадцатая

— И не бери с собой никакого оружия. Я привезу тебе все, что нужно.

— Мне нужен «Орел пустыни» 44-го калибра. Поверь мне, у меня есть на то причины.

Том Эшбрук — когда она начала думать о нем как о Томе вместо Томаса или мистера Эшбрука? — сказал ей тогда:

— Странно, что ты хочешь взять оружие именно израильского производства. Ладно, хорошо. Не переживай, достану.

Она сидела на откидном пассажирском сиденье напротив Пэтси Альфреди. Пэтси гнала громадный фургон «Шевроле» как ошпаренная; сквозь сосны вдоль дороги проглядывал дрожащий лунный свет; он мелькал, как кадры в старом немом кино, отбрасывая блики на капот «Шевроле» и дорогу перед ними.

— Я надеюсь, Дэвид вернется к тебе, — внезапно заговорила Пэтси, закуривая сигарету. — Мы все очень волновались за тебя, почти так же, как и за него. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Что, по мне все так хорошо видно?

— Вы двое — как дети. И очень милые дети.

Рози Шеперд почувствовала, что краснеет; в темноте переднего сиденья Пэтси все равно не увидела ее предательского румянца. Вместо этого она смотрела в темноту, на свои руки, лежавшие на коленях.

— Ты знаешь, я никогда не бывала за границей. Я никогда, ну…

— Насколько я помню из уроков географии, сейчас там весна.

— Весна, да? И ты думаешь…

— Мне кажется, и, по-моему, это разумная мысль, если они вывезли Дэвида живым за границу, то не собирались его убивать; он нужен им живым, так ведь? Я хочу спросить, ты согласна со мной?

— Да. Но ты понимаешь, как я себя чувствую?

— Понимаю ли я? Возможно.

Рози Шеперд закурила.

— Я никогда не думала, что я… — Она никогда не любила женской болтовни, просто не привыкла к ней: ее отец был полицейским, потом она сама пошла работать в полицию; а сейчас, когда Рози сражалась в сопротивлении, у нее тем более не было времени и возможности обсуждать свои личные дела. — Я люблю его.

— А Дэвид любит тебя. Это видно по его взгляду, когда он смотрит на тебя, Рози.

Рози выдохнула струю дыма прямо в ветровое стекло «Шевроле». Ей до боли хотелось увидеть Дэвида Холдена. Горячий пепел упал с кончика сигареты и чуть было не прожег юбку; ей пришлось стряхнуть его рукой.

Перу. Сейчас там весна. Почему при одной мысли об этом ее охватывала дрожь?

 

Глава двенадцатая

Глава среднезападного отделения сидел за рулем своего «Икс Джей-6», дым лениво подымался из его трубки.

— Этот парень, Рой Домбровски. Соседи хорошо отзываются о нем. Регулярно посещает богослужения в местной католической церкви. Финансирует команду кегельбана и бейсбольную команду Малой лиги. Женат, однако жена находится в психиатрической лечебнице в связи с умственным расстройством. Я продолжаю расследовать, в чем там дело.

Уставившись в упор в окно ресторана напротив, Джеффри Керни закурил сигарету. Большая часть окон в домах по главной магистрали, разрезавшей надвое знаменитый чикагский район Саутсайд, была выбита. Совсем недалеко от этого места, к западу от центра Чикаго, в свое время хозяйничали гангстеры Аль Капоне, а легендарные защитники законности и правопорядка, такие как почти мифический Элиот Несс, вовсю сражались с ними. Арчер авеню, так живо и зачастую бессвязно описанная Филипом Карлайлом, лежала перед ними. Она представляла собой как бы связующее звено между старыми районами, перенесенными сюда из практически всех европейских стран.

Большинство окон в домах были выбиты либо заколочены досками, однако окна католической церкви в нескольких кварталах от них и окна ресторана Роя Домбровски остались целыми.

— Карлайл, в какой именно больнице находится миссис Домбровски?

— В психиатрической, старина. Умом тронулась из-за чего-то там. Я уже говорил тебе, подробности я буду знать завтра утром.

— Далеко отсюда это место? Психиатрическая больница?

— На северной окраине города. Вечером, в это время, я думаю, туда ехать часа два, может, меньше.

— Возможно, ответы на мои вопросы найдутся не здесь, а там. Как насчет небольшой прогулки по окрестностям Чикаго, Карлайл?

— Старина, если мы сунемся в эту психушку, мы, очевидно, столкнемся с полицией, и уж наверняка с частной охраной.

Керни затянулся сигаретой.

— Можешь там посидеть в машине. Поехали отсюда. Или я возьму свою собственную машину. Можешь побыть за шофера, если нет возражений.

— Мне поручено оказывать тебе всяческую помощь и содействие. Что я и собираюсь делать. Но ты, по-моему, стучишься не в ту дверь.

— Пока не получил дверью по голове, это не страшно.

 

Глава тринадцатая

Дэвид Холден сидел за деревянным столом. Антонио Бернарделли расположился напротив него. Католическая монахиня принесла тарелку с хлебом, а девочка примерно лет двенадцати поставила на стол кувшин и две чашки.

Монахиня улыбнулась. Девочка сделала реверанс. Они обе вышли из комнаты через арочный вход.

— Отец Карлос Монтенегро уже приглашал меня сюда. Простая, но здоровая пища. И даже Ортеги де Васкес или сам Эрнандес не осмелятся напасть на католическую церковь.

Холден не очень-то полагался на уважение Ортеги де Васкеса или Эрнандеса к священному дому Божьему; не верил он и в то, что их может остановить один лишь страх перед общественным мнением. Мясо было вкусное, и хлеб тоже, Холден сделал себе громадный бутерброд; красное вино, слегка отдававшее сушеным виноградом, согревало до самой глубины.

Некоторое время они ели молча, Холден отдавал должное второму бутерброду; между очередным куском и глотком вина он спросил:

— Ну что, может, все же откроешь секрет? Что такой маститый журналист, как ты, делает в этой глуши?

— Ты имеешь в виду, что меня чуть не застрелили люди Эрнандеса? Они решили, что мне чересчур много известно об их контрабандных операциях. И знаешь что? — Антонио откинулся на спинку стула, закурил. — Они недалеки от истины. У меня есть магнитофонные записи, даты встреч, записи разговоров, фотографии. — В глазах у него появилось жесткое выражение, таким Холден его еще не видел. — Они убили моего оператора, Гарри. Сволочи, перерезали ему горло от уха до уха, — сказал Бернарделли, в голосе у него зазвучал металл.

— Жаль, — кивнул Холден, отхлебнул еще вина, пытаясь удержаться где-то посредине между удовольствием и опьянением. Он решил пить медленнее, прежде чем хмель одержит верх. — Итак, они начали охоту за тобой. Почему же ты не сбежал?

— Мне было мало, хотелось еще. Проблема всех журналистов — всегда хочется больше. Это как у алкоголика или азартного игрока — никогда не бывает достаточно. И вот, черт возьми, здесь, в этом забытом Богом месте, я встречаю объявленного вне закона лидера «Патриотов» профессора Дэвида Холдена. Итак, каким ветром занесло вас сюда, доктор? Только рассказывайте подробно и с расстановкой, я должен запомнить весь рассказ на память, иначе мне придется вставать за записной книжкой, а я чересчур устал для этого, — и он рассмеялся.

Холден откусил еще один кусок, от бутерброда почти ничего не осталось.

— Я приехал сюда не совсем по своей воле, Бернарделли. Это долгая история.

— Долгие истории повышают тираж газеты. Давайте вы выскажете мне свою точку зрения на борьбу между «Патриотами» и ФОСА, идет? Дадите мне эксклюзивное интервью.

— Что-то я не вижу здесь репортеров, дружище, — Холден доел бутерброд. У него появилось чувство, будто он ел чересчур быстро; скорее всего, он был недалек от истины.

— Нет, я хочу сказать, что как только я поведаю всему миру, где вы и что делаете, даже в общих чертах, все репортеры Соединенных Штатов бросятся разыскивать вас. Выдать вас Штатам не могут, так ведь? Что, в США стало слишком жарко, и вы решили бороться с ними из заграницы? Я имею ввиду, многие известные патриоты и лидеры так и делали, типа правительства в изгнании, понимаете? Скажем, генерал де Голль во время второй мировой войны, когда Францией управляло контролируемое нацистами правительство Виши. Вы задумали что-нибудь в этом роде?

— Нет. Дело обстояло совсем по-другому.

— Я нахожусь здесь уже три недели. Пропустил все события, связанные с покушением на президента…

— Он все еще жив? — перебил Холден, резко поставив чашку на стол, вино пролилось.

— Ну, если это можно назвать жизнью, тогда жив. Насколько я знаю. Но заправляет всем Роман Маковски. И, по-моему, и дальше будет заправлять. — Пока Бернарделли рассказывал, Холден закурил одну из своих трофейных сигарет. — Вам и вашим ребятам придется несладко. У Маковски своя собственная манера ведения дел, и все будет так, как хочет он, либо не будет вообще. Именно так он действовал в Палате представителей все эти годы. Не колеблясь проводил именно те реформы, которые считал нужными.

— Слово «реформы» предполагает, прежде всего, какие-то изменения, — вставил Холден.

— Я пропустил величайшую сенсацию века: здание телефонной компании разрушено ракетой, вице-президент убит, президент смертельно ранен. Вот поэтому мне так необходимо раскрутить это дело с наркотиками, иначе редактор сотрет меня в порошок. А теперь вы… Слушайте, этим делом займутся репортеры со всего мира. Но я буду первым.

— Вы хотите правду? Отлично. Нам сообщили, что недостающая батарея противотанковых ракет ФОСА находится на одной из авиабаз. Мы отправились на базу расследовать дело, и попали в ловушку. Меня взяли в плен, часть наших людей погибла; дальше я только помню, как этот русский, Борзой, пытал меня электрошоком, топил в ледяной воде, избивал до полусмерти… — при воспоминании о пытках его охватила дрожь, это было его собственное хождение по всем кругам ада, — …потом меня накачали наркотиками и я очнулся только здесь, в гостях у Ортеги де Васкеса. Доставил меня сюда Эрнандес. У него до сих пор осталась моя кобура. А я сбежал.

— Да вы, пожалуй, еще круче, чем о вас говорят. Эрнандес серьезный противник. Он работал на одно из пяти Семейств Нью-Йорка. В отряде боевиков. Говорят, именно он несет ответственность за резню в Олбани.

Холден задумался. Наконец он вспомнил.

— Это случилось примерно пять лет назад…

— В прошлом месяце исполнилось ровно семь лет. Один из врагов хозяина Эрнандеса приехал в Олбани на свадьбу дочери. Группа боевиков в лыжных масках ворвалась в церковь прямо во время богослужения; двадцать шесть человек были убиты, еще около десятка ранены. После этого Эрнандес перешел южную границу Штатов и скрылся в Мексике. Он стал слишком опасен даже для самих гангстеров. По слухам, хозяин Эрнандеса приказал своим людям: «Убрать его; как вы это сделаете, меня не интересует». Что-то в этом роде. Никогда не думал, что Эрнандес способен среди бела дня расстрелять столько людей, да еще прямо в церкви.

— Инносентио Эрнандес больше не сможет безнаказанно расстреливать людей. Ему недолго осталось ходить по земле, можете поверить мне на слово. Уж можете мне поверить, Бернарделли.

У журналиста загорелись глаза.

— Вы пойдете по его следу? Это будет вендетта?

— Слово «месть» подходит больше. «Вендетта» предполагает слепую, неконтролируемую ненависть к человеку за зло, которое он причинил, в то время как «месть» подразумевает тонкий расчет своих действий. Я назову это местью.

 

Глава четырнадцатая

Имя Лютера Стила на авиабилете беспокоило его. У него не было фальшивого удостоверения личности; и, хотя Рокки Сэдлер предлагал ему изготовить его, но помимо затрат времени, это задевало Стила на самом личном уровне. Подумать только — честный человек, при этом еще и агент ФБР, должен путешествовать под вымышленным именем, дабы его не убили в его же собственной стране. Он пошел на компромисс, указав в авиабилете в графе «профессия»: юрист (он на самом деле был по профессии юристом, хотя никогда и не занимался адвокатской практикой). Теперь при покупке авиабилета требовалось заполнять специальную анкету и предъявлять удостоверение личности.

Для тех, кто не водил машину и не имел водительских прав, правительство — тогдашний спикер Палаты представителей Конгресса Роман Маковски всячески проталкивал этот законопроект — ввело требование вместо карточек социального страхования обычного образца получить удостоверения личности с фотокарточками. Еще тогда Стилу показалось, что эти удостоверения личности уж слишком похожи на паспорта.

Он не стал предъявлять полицейский значок, показал лишь водительское удостоверение и карточку социального страхования нового образца.

Кроме того, ему пришлось путешествовать без оружия. Правила перевозки оружия в багаже на самолетах ужесточились настолько, что это стало практически невозможно; без предъявления полицейского значка он не смог бы пронести оружие в самолет.

В самом центре пустынной подземной автостоянки раздался звук работающего мотора; Стил похолодел. Хотя он ожидал машину, он не предполагал, что она будет ждать его с работающим двигателем. Последнее время доставать бензин становилось все труднее, все меньше бензозаправочных станций и супермаркетов работали после наступления темноты; положение еще больше усугублялось приближением зимы и ранними сумерками.

Стил пошел на звук работающего мотора.

Внезапно его лицо озарилось улыбкой. Билл Раннингдир вышел из машины и направился ему навстречу…

За рулем сидел Кларк Петровски, рядом с ним, на пассажирском сиденье, находился Том Лефлер; Лютер Стил, Билл Раннингдир и Рэнди Блюменталь разместились сзади.

— В банке мне пришлось назваться вашим именем, иначе меня просто не допустили бы к сейфу. Господи, ну и мудреная же у вас подпись, босс.

Стил услышал, как Блюменталь, самый молодой из них, с трудом подавил смешок. Раннингдир передал ему «дипломат», Стил положил его на колени, открыл. Внутри оказался «Зиг-Зауэр», как две капли воды похожий на тот, который Стил оставил жене и детям, находившимся под охраной Рокки Сэдлера; помимо этого, он нашел там наплечную кобуру с двойным карманом для патронов и несколько стандартных двадцатизарядных запасных обойм. Еще там были две зеленых пластиковых коробки с девятимиллиметровыми патронами, которые он предпочитал больше других.

— Он, наверное, решил, что на первое время тебе хватит две сотни зарядов, — засмеялся Кларк Петровски.

Стил начал снаряжать пистолетные обоймы.

— У вас есть план, мистер Стил? — заговорил Рэнди Блюменталь.

Лютер Стил не успел ответить, его опередил Том Лефлер:

— У Лютера всегда есть план, дружище.

Петровски легко вел машину по переполненной вечерней улице, Стил даже не замечал обилия транспорта.

Стил взглянул на Лефлера и улыбнулся, затем повернулся к Блюменталю и сказал:

— Между прочим, у меня действительно есть план, Рэнди. Я вижу перед нами лишь две возможности, и нам придется сделать выбор между ними, иначе нам крышка. И вторая возможность достаточно радикальна. Либо мы делаем наше дело четко и быстро, либо уходим в подполье и присоединяемся к «Патриотам». Самим нам придется несладко.

— Присоединиться к «Патриотам»…

— У нас у всех есть семьи. И, слава Богу, нам всем есть куда отправить их в безопасное место ровно настолько, насколько понадобится. Возможно, все это будет длиться достаточно долго. Нам придется поторопиться, либо уйти в подполье. Иначе они просто перебьют нас по одному. По-моему, никто из нас не считает «Патриотов» нарушителями закона. Они хорошие американцы и делают то, что считают правильным. Так же, как и мы.

— А в чем состоит первая возможность? — задал вопрос Раннингдир.

— Должен сказать тебе, Билл, эта возможность все время была у нас под носом. Тебе говорит что-нибудь имя Хэмфри Ходжес?

Раннингдир на секунду задумался, потом ответил:

— Он руководил кафедрой в университете Томаса Джеферсона, именно там преподавал профессор Холден. Он не получил и царапины во время нападения на университет. Ходжес заранее взял академический отпуск, якобы для проведения независимого исследования. Он по-прежнему живет недалеко от Вашингтона.

— Помнишь полицейские отчеты после нападения на острова Седар Ридж? Уже после нападения мы дали задание местным полицейским записывать номера машин приезжих. И я хорошо помню один из этих номеров. Не то чтобы это был какой-то престижный номер, но кое-что в нем заставило меня запомнить его. В него входили три последние цифры номера телефона моей жены, который был у нее еще до нашей свадьбы. Я уже видел этот номер. Что все это значит, я понял только после нападения на наше убежище. Расскажи им, Кларк.

Кларк Петровски опустил стекло, выбросил окурок в окно, затем произнес:

— Этот номер машины, номер Хэмфри Ходжеса, появился не только у островов Седар Ридж после нападения; недели за две до того именно на этот номер был выписан штраф за неправильную парковку.

— Тогда, возможно, Ходжес является связующим звеном…

Стил бросил взгляд на Блюменталя:

— Если только Борзой жив. Тогда, действительно, Ходжес может работать его связником с ФОСА. Это объясняет, как ему удалось выжить при нападении на университет, зачем он появился на островах Седар Ридж за несколько недель до нападения, а затем после. Что, если Борзой-Джонсон попал в передрягу, и ему надо было спрятаться в безопасном месте? Что, если он вызвал человека, с которым работал долгие годы, но который ни разу не засветился? Если Борзой был ранен, он не мог подвергать себя риску быть пойманным с людьми из банды «Леопардов» в краденой машине. Ему было необходимо легальное прикрытие. Что, если он вызвал Хэмфри Ходжеса?

— Это мы и должны выяснить, да? — спросил Лефлер, глядя на Стила с заднего сидения.

— И мы выясним, — кивнул Лютер Стил. А если это не получится, тогда надеяться им не на что.

 

Глава пятнадцатая

Стена была высотой около двух с половиной метров, что само по себе не представляло серьезного препятствия. Керни всегда находился в хорошей физической форме, и это его не волновало. На вершине стены была протянута в несколько рядов колючая проволока. Он подумал, что, скорее всего, через нее пропущен электрический ток, либо проволока подсоединена к системе охранной сигнализации. Соответственно, где-то на земле, у стены, расположены чувствительные к движущимся объектам датчики, которые при прерывании микроволновой передачи включают прожекторы.

Джеф посмотрел на Карлайла.

— Снимай пиджак и галстук. А потом взлохмать волосы.

— Что?

— Ты же обещал оказывать мне помощь и поддержку. Мы собираемся проникнуть в психушку, да? Так вот, если ты будешь похож на душевнобольного, нам будет проще попасть туда.

— Ты сошел с ума. С чего это ты взял, что если я взлохмачу волосы и разденусь, я стану похож на психа?

Джеффри Керни улыбнулся, ответил:

— Можешь поверить мне, старина, так оно и будет. — Из окна «Ягуара» Джеф уставился на главный вход…

Под пиджаком темного костюма у Керни не было оружия. Однако в маленьком кармашке с обратной стороны черного шелкового галстука был спрятан черный складной нож. Нож слегка оттягивал галстук, тем не менее он был практически незаметен. Они вышли из машины. Керни пришлось почти тащить Карлайла. Рубашка агента наполовину вылезла из брюк, на ногах не хватало одной туфли, ремень и галстук отсутствовали, одна штанина была подвернута, как будто агент собирался кататься на велосипеде.

Вид у Карлайла был жуткий, чего и добивался Керни.

— Весь этот маскарад нам не поможет, дружище, — сквозь зубы прошипел Карлайл.

— Он поможет нам проникнуть внутрь, большего не требуется. Успокойся.

На въездных воротах, всего в нескольких футах от «Ягуара», находилась видеокамера, а под нею — переговорное устройство. Почти толкнув Карлайла на стойку ворот, Керни надавил кнопку и заговорил с самым чудовищным американским акцентом:

— Черт побери, да кто здесь отвечает за порядок, если ваши пациенты свободно разгуливают по улицам, ловят машину и просят их подвезти?!

Он подождал.

Пауза была настолько долгой, что он уже собирался вновь заговорить в переговорное устройство. Наконец, видеокамера наверху ворот пришла в движение, автоматически производя наводку на фокус. Из устройства раздался голос:

— Это не наш…

Керни надавил кнопку несколько раз, чтобы дать понять говорящему, что ему совсем не интересно его слушать.

— Или ты откроешь эти чертовы ворота и вызовешь свое начальство, или я отвожу этого психа в ближайший полицейский участок и требую немедленного расследования! Ну, что скажешь?

Снова последовала долгая пауза, затем раздался тот же самый голос, при этом видеокамера продолжала жужжать и поворачиваться из стороны в сторону:

— Сейчас, подождите минуту.

Карлайл соскользнул по стойке вниз на землю, скрестив ноги в позе лотоса, дергая себя за волосы; кто угодно признал бы в нем психически больного, чего так долго добивался и что так долго репетировал с ним Керни.

Через несколько секунд из динамика раздался сонный голос:

— С вами говорит доктор Лоран Бледсоу. Этот человек рядом с вами не является нашим пациентом. Я уверен в этом. Я главный врач больницы.

Керни с трудом подавил улыбку.

— Я доктор Филип Риджуэй. — У него было удостоверение личности на это имя. — И если этот несчастный не является вашим пациентом, ваш долг как врача упрятать его в такое место, где он не сможет навредить себе; Боже мой, по-моему, он только что сходил под себя! Вы обязаны немедленно помочь ему! Я сейчас же свяжусь с управлением здравоохранения. Я не работаю врачом в вашем штате, но поверьте мне, вы еще узнаете, какие у меня здесь связи.

— Вы доктор…

— Филип Риджуэй. Работаю в Бостон-колледже. Я приехал в Иллинойс по личному делу, проведать брата. Он работает в прокуратуре штата. — Тут Керни слегка приврал, однако проверить это немедленно было невозможно. — А сейчас либо вы немедленно избавите меня от этого человека, либо мне придется объяснить брату, кстати, это машина его жены, почему все сидения ее «Ягуара» измазаны человеческими испражнениями!

— Боюсь, вам придется подвергнуться обыску, доктор Риджуэй. Опасное сейчас время.

— Я вполне понимаю вас. Пусть кто-нибудь сейчас же выйдет ко мне. — И Керни посмотрел вниз на Карлайла, который явно вошел в роль: строил гримасы и даже принялся сосать палец. Керни мог запросто переиграть историю с несуществующими испражнениями, заявив, что у Карлайла просматривались явные признаки метеоризма.

Когда из-за поворота дороги появились двое санитаров в белых халатах и белых штанах, Керни наклонился к Карлайлу якобы для того, чтобы «осмотреть» его, и зашептал ему на ухо:

— Не пытайся совершать ничего героического, пока я не приступлю к делу. Кстати, у тебя здорово получается. По-моему, я уже видел тебя где-то в подобном учреждении.

— Я чувствую себя ужасно глупо.

— Тсс. — Керни поднялся, попытался поднять Карлайла, еле державшегося на ногах.

Ворота за ним открылись, и Керни повернулся к санитарам.

— Вы с ним поосторожнее. Не его вина, что он в таком ужасном состоянии.

— Хорошо, доктор, — отозвался тот, что был повыше. Второй был чернокожим и строением напоминал культуриста.

— Мне ехать на машине?

— Доктор Бледсоу попросил вас пройти с нами. Здесь совсем недалеко.

— Хорошо. — Керни поднял руки в стороны, чернокожий быстро, но тщательно обыскал его, совершенно не обратив внимания на галстук и спрятанный в нем складной нож, как и предполагал Керни.

Довольно аккуратно они поставили Карлайла на ноги, похлопав его по спине, явно, однако, избегая прикасаться к нижней части, видимо, памятуя об истории с недержанием. Керни пожалел, что не придумал эту историю заранее; таким образом он запросто мог пронести оружие.

Санитары тащили Карлайла на буксире, одновременно поглядывая на Керни, шедшего за ними.

Проезжая часть дороги была достаточно широкой для движения в обе стороны; по обеим сторонам дороги росла живая изгородь — кустарник, практически лишенный листвы.

Когда Керни вслед за санитарами дошел до конца дороги, перед ним совершенно неожиданно возникло здание больницы. Зрелище было незабываемое. Две башни-близнеца возвышались над величественным каменным домом; все строение напоминало слегка уменьшенную копию замка.

И в самом деле, каменные ступени были широкими, длинными, и вели к внушительных размеров входу. На крыльце стояли две женщины, одна из них в униформе медсестры, вторая в шелковом купальном халате до колен, на плечах у нее была шаль, поскольку вечер был довольно прохладный; возле них находился мужчина в свитере, свободных брюках и комнатных шлепанцах. Крыльцо и стоявшие на нем были залиты ярким светом из окон здания.

Когда они подошли ближе, мужчина спустился к ним с высоты крыльца.

— Моя фамилия Бледсоу, — сказал он, протягивая руку подымавшемуся по ступеням Керни.

— Филип Риджуэй. Рад познакомиться, даже несмотря на обстоятельства. Знаете, мне неудобно, что я разговаривал с вами довольно грубо… — Рука Бледсоу была сухой, прохладной, рукопожатие твердым. Уже давно Керни понял, что старая легенда о том, что по рукопожатию можно судить о человеке, — не более чем бред. У одного из самых жестоких и злобных людей, которых он встречал, тоже была твердая сухая ладонь.

— Я понимаю вас.

Керни улыбнулся, посмотрел вверх на двух женщин, по-прежнему стоявших на верхней ступеньке.

— Бедняга шатаясь брел по дороге. Должен признать, я сильно перенервничал. Я чуть не сбил его. — Керни покачал головой, посмотрел на свои руки, заставил их слегка задрожать. — С удовольствием выпил бы кофе или еще чего-нибудь.

— Как насчет спиртного?

Керни улыбнулся, бросил взгляд на часы.

— Может, совсем чуть-чуть, пока мы будем разбираться с этим делом.

Они вместе пошли вверх по ступеням; Карлайл уже почти исчез внутри здания. Керни не мог позволить ему исчезнуть совсем.

— Откуда вы узнали про нашу лечебницу? — спросил доктор Бледсоу.

— Я слышал о той работе, которую вы ведете здесь с шизофрениками, а, проезжая по дороге, увидел знак. А потом заметил этого человека. Естественно, я предположил, что это ваш пациент. Я ехал на «Ягуаре» своей невестки и чуть не сбил его… — Они поднялись на крыльцо. Карлайл, которого по-прежнему вели под руки санитары, уже вошел в здание.

Бледсоу принялся представлять новоприбывшего стоящим на крыльце.

— Это Эйлин Стилер, старшая сестра. — Женщина в одежде медсестры улыбнулась ему, однако руки не предложила. — А это доктор Хелен Флетчер, одна из лучших врачей в нашем штате.

Она протянула ему руку. Керни подал свою. У нее были темные волосы, голубые глаза, и она выглядела очень привлекательно. Женщина улыбнулась ему довольно искренне, но тем не менее сдержанно.

— Рада познакомиться с вами, доктор Риджуэй. Я некоторое время училась в Бостон-колледже. Вы, разумеется, не помните меня, но я была одним из самых преданных слушателей курса лекций, который вы нам читали, я, к сожалению, не помню его названия. Мне так неловко.

Керни улыбнулся.

— Я тоже не помню. Я так часто выступаю с самыми различными курсами лекций. Их темы я, разумеется, помню, но вот какое название дают какому курсу — это все вылетает из головы. — Он все еще держал ее за руку. — Возможно, это симптом какой-то… — он засмеялся, провел ее внутрь здания и сразу же выпустил ее руку.

Карлайл сидел на деревянной скамье возле предмета, напоминавшего стол библиотекаря; по обе стороны от него, как часовые, стояли санитары.

Старшая сестра сказала:

— Я поручила выяснить в ближайших больницах и лечебницах, нет ли у них пропавших пациентов. Боюсь, это может занять некоторое время.

Доктор Флетчер заговорила:

— Это предложение выпить относится и ко мне тоже, Лоран?

Доктор Бледсоу улыбнулся.

— Разумеется, моя дорогая. — И он посмотрел на старшую сестру. — Принесите что-нибудь успокаивающее для нашего гостя, — врач показал в сторону Карлайла.

Керни взял сестру за руку.

— Не стоит, сестра. Я принюхался к его дыханию, когда затаскивал его в машину. Запах был такой, будто совсем недавно он что-то принимал. Я полагаю, сейчас необходимо просто присматривать за ним, и все.

— Да, хорошая мысль. Вы бы пришлись по душе нашему страховому агенту, — рассмеялся Бледсоу.

Бледсоу двинулся в коридор, обогнув скамью, на которой сидел Карлайл; у того на лице сразу появилось отсутствующее выражение.

— Не падайте духом, — ободряюще улыбнулся ему Керни. — Мы постараемся вытащить вас отсюда как можно скорее.

— Похоже, вас до глубины души взволновала его судьба, — заметила Хелен Флетчер, когда они направились вслед за Бледсоу. — Ваше отношение к пациентам — вот что особенно восхищало меня на ваших лекциях, доктор Риджуэй.

Керни улыбнулся и сжал ее руку.

— Зовите меня Филип.

— Филип. Да. Трудно представить — я хочу сказать, вы выглядите так молодо для своего возраста.

— Строгая диета, физические упражнения и подольше спать, — ответил ей Керни.

Они подошли к двери кабинета, Бледсоу отпер ее.

— Пациенты, знаете ли, — сказал Бледсоу, поигрывая кольцом от ключей. Он вошел в открытую дверь, и Керни услышал щелканье выключателя; затем Бледсоу провел их в не слишком большую, но достаточных размеров приемную; стол секретаря, компьютер, шкафы с карточками больных — во всем чувствовался железный порядок. Он провел их дальше через приемную, в свой личный кабинет. Кабинет был обшит роскошными панелями, на паркетном полу здесь и там были разбросаны коврики в восточном стиле. Стулья, диван, кресло у стола и верх самого стола были обиты одинаковой темно-коричневой кожей. В углу находился небольшой бар и обитая все той же темной кожей врачебная кушетка для пациентов.

— Я уже предложил вам выпить. Что вы будете?

— Ну, разве что шотландского, совсем немного. — Много лет назад он приучил себя за пределами Великобритании не употреблять слово «виски».

— Пусть будет шотландское. Звучит совсем неплохо. А вам, Хелен?

— Пожалуй, то же самое, совсем чуть-чуть.

— Вам льда, воды, доктор Риджуэй?

— Немного воды, пожалуйста. — Он так и не привык пить виски с большим количеством льда, в отличие от американцев, которые, как ему казалось, питают ко льду необоримую страсть. Бледсоу зашел за стойку бара, Хелен Флетчер присела на самый краешек врачебной кушетки. Керни закурил сигарету, пламенем зажигалки осветив циферблат своих часов «Ролекс». Он подгонял время. Очень скоро старшая сестра свяжется со всеми близлежащими лечебницами, — если она вообще собиралась это делать, — и выяснит, что ни в одной из них нет пациента, чья внешность подходила бы под описание внешности Карлайла. В компьютере наверняка хранится история болезни миссис Домбровски с указанием причины, по которой ее поместили в лечебницу, если, конечно, историю болезни не фальсифицировали. Это все было слишком сложно для такой простой игры, однако, если братья Домбровски действительно являлись членами ФОСА, тогда миссис Домбровски могли запрятать в психушку просто чтобы заставить ее молчать.

Керни взял предложенный ему стакан, Бледсоу сделал глоток из своего, поставил его на стол и произнес:

— Прошу извинить меня, но я собираюсь выяснить, на какой стадии находится расследование мисс Стилер.

— Пожалуйста, обязательно узнайте, как себя чувствует тот бедняга, — попросил Керни.

— Я сейчас же вернусь. Прошу вас чувствовать себя как дома. Бар в вашем полном распоряжении. — И Бледсоу вышел.

Хелен Флетчер поднялась, подошла к Керни, остановилась меньше чем в двух шагах от него.

— Вы из полиции?

— Вы имеете в виду, нет ли у меня раздвоения личности? Нет, во мне один человек.

Она даже не улыбнулась.

— Вы не Филип Риджуэй. В Бостон-колледже никакого Филипа Риджуэя нет, и не было в течение последних десяти лет. Говорите тише, комната, возможно, оборудована «жучками».

— «Жучками»? А-а, вы имеете в виду подслушивающие устройства? Возможно, это оправданно в наше время, когда развелось столько мошенников, наживающихся на обмане страховых компаний.

— Если вы не из полиции, тогда вы…

— Что? — спросил Керни; он схватил ее за руку, одновременно выпустив дым через ноздри.

— Тогда вы из ФОСА?

— С чего вы взяли?

— Иногда они приезжают сюда, живут здесь. Я узнала об этом всего пару недель назад. У меня не было возможности покинуть лечебницу и сообщить об этом кому-либо. А местная полиция наверняка замешана в этом деле.

— У вас здесь есть пациентка по имени Домбровски? Селия Домбровски?

— Да. Но она совершенно здорова. Именно она рассказала мне о ФОСА, а я решила, что это лишь проявление симптомов ее болезни. Но потом я поняла, что она сказала мне правду, что муж и братья упрятали ее сюда, чтобы заставить молчать. Вы…

— Что? — спросил Керни и загасил сигарету в пепельнице на столе Бледсоу.

— Вы поможете мне?

Керни оглядел комнату. Если это была ловушка, то очень хорошо сработанная.

— Я помогу вам, только если вы поможете мне. — Через открытую дверь в коридор он услышал звуки шагов. Керни повысил голос:

— Пожалуй, я выпью еще, — и он выплеснул нетронутый виски в горшок с комнатным растением на углу стола. Потом передал пустой стакан Хелен Флетчер. Она лишь смотрела, не отрываясь, на свой собственный стакан; ее рука дрожала, когда она ставила его на стол рядом со стаканом Бледсоу.

Повернувшись лицом к двери, Керни поменял стаканы местами, в тщетной надежде, что если в виски было что-то подмешано, Бледсоу по ошибке выпьет из его стакана. В кино это всегда срабатывало.

Бледсоу стоял в дверном проеме между приемной и кабинетом. Теперь он отчего-то казался выше ростом. Керни подумал, возможно, это потому, что в руке у него был револьвер.

 

Глава шестнадцатая

Она догадалась, это был тот самый маршрут. По которому в Штаты доставляли наркотики, только в обратную сторону. На этот раз, вместо того чтобы ввозить ее в Соединенные Штаты, Рози Шеперд, наоборот, вывозили. На небольшом аэродроме, куда ее доставила Пэтси Альфреди, ждал одномоторный самолет; «слишком маленький, чтобы можно было доверить ему свою жизнь», — подумала она. Почти через три часа самолет приземлился на частном аэродроме во Флориде; здесь ее встречал человек, назвавшийся Раулем. По-английски он говорил без малейшего акцента. Он предложил ей кофе из термоса, усадил в свой «Порше» и даже извинился, что на аэродроме нет больше никаких удобств; но следующий самолет будет совсем скоро.

— Чем вы занимаетесь, Рауль? — Рози не отрываясь смотрела в окно на залитую дождем взлетную полосу; свет от единственной желтой лампочки на здании ангара, проходя через мокрое стекло, разбивался на мириады брызг по всему ветровому стеклу.

— Занимаюсь, мисс?

— Да. Я имею в виду, наркотики, еще какая-нибудь дрянь?

— Мисс!

— Так и есть, я права. Аэродром. И эта роскошная машина, в которой мы сидим. «Порше» — не дешевый автомобиль. Я в том смысле, чтоб вы не думали, что я нахалка; может, вам так и показалось, но я просто хочу убить время.

Рауль откашлялся, в его голосе зазвучала обида. Он сказал ей:

— Я торгую машинами, мисс. Я член организации «Патриотов». Аэродром принадлежит еще одному члену нашей организации, или скорее, я бы сказал, его вдове. Сам он погиб, его убили.

Рози Шеперд почувствовала смущение:

— Простите. Раньше я работала в полиции, до того, как все это началось, и оперативная работа…

Здесь Рауль рассмеялся.

— Да, вы правы. Раньше этим путем действительно перевозили наркотики. Владелец аэродрома, Билли Сэйдж, убедился, что торговцы наркотиками используют его и сообщил властям. Полиция изъяла большое количество кокаина, но все это случилось много лет назад. Здесь очень удобное место для перелета в Южную Америку, мисс.

— Пожалуй, так.

Рози Шеперд замолчала и принялась наконец за свой кофе.

 

Глава семнадцатая

Доктор Бледсоу, безусловно, чувствовал себя выше ростом с револьвером в руке. Он сидел один на диване, ствол револьвера был направлен на Керни. Он не позвал никого на помощь. Хелен Флетчер все еще стояла у стойки бара. Наконец Бледсоу заговорил:

— Обычный человек наверняка отпил бы из своего стакана. Вы не притронулись к нему. И ни в одной из ближайших лечебниц не пропадали пациенты. И, уж во всяком случае, пациенты в трехсотдолларовых туфлях и с наманикюренными ногтями, как у вашего друга.

— Он по секрету рассказал мне, что сбежал из достаточно дорогой психиатрической лечебницы для очень обеспеченных людей. Разве я не говорил вам? А виски, судя по запаху, у вас дешевый.

Бледсоу рассмеялся.

— И еще, по-моему, вы не врач. — Револьвером он сделал движение в сторону Хелен Флетчер. — Это означает, что вы, Хелен, либо поняли это сразу, но у вас не было возможности сказать мне, либо вы с ним заодно. Одно из двух.

Прекрасные голубые глаза Хелен Флетчер бросили взгляд на Керни, затем она отвела их в сторону.

— На психиатрическом факультете Бостон-колледжа нет никакого доктора Риджуэя. Я догадалась, что это ложь.

— Умница. Я почти верю вам. Итак, если вы спокойно постоите у стойки бара до прибытия моих друзей, не исключено, что вам удастся выйти сухой из воды.

— Господи. — Керни улыбнулся; он надеялся, что улыбка вышла естественной. — Да вы просто добряк.

— А с тобой, умник, мы еще разберемся, когда братья Домбровски вышибут тебе мозги.

— Братья Домбровски?

Бледсоу вновь ухмыльнулся.

— ФОСА. Теперь дошло? Готов поспорить, ты из полиции или ФБР и тебе случайно стало известно, что миссис Домбровски находится здесь, ты просто сложил два и два.

— И у меня получилось четыре?

— Да.

— Отлично! Родители всю жизнь мечтали, чтобы я успевал по математике. Что, братья Домбровски являются местными лидерами ФОСА?

На лице Бледсоу снова появилась ухмылка.

— Какое это имеет значение, черт возьми? Они контролируют деятельность ФОСА начиная с Милуоки по всему северному Иллинойсу, Индиане до южного Митчигана.

— У них, наверное, масса дел, — сказал Керни совершенно искренне. — И миссис Домбровски, я полагаю, не поддерживала их? Поэтому ее и засадили в психушку.

— Рою следовало убить ее. Он не хотел этого, он считал, что она придет в себя и поймет, что он делает именно то, что нужно. Я мог бы убить ее сам, но тогда Рой и Дэн…

— Братья Домбровски.

— Они убили бы меня. Поэтому я и держал ее здесь.

— И здесь у вас…

— Укрытие, перевалочный пункт, если хотите. С тех самых пор, как правительственные войска уничтожили дом на островах Седар Ридж, мы застряли здесь. Но я полагаю, вскоре положение изменится.

— Можно мне закурить? — спросил Керни.

— Одно неверное движение и мой револьвер выстрелит.

— Вы хотите сказать, вам даже не потребуется нажимать на спусковой крючок? Просто поразительно, — усмехнулся Керни. Медленно он вытащил из кармана зажигалку «Зиппо» и пачку «Пэл Мэла». Закурил и произнес:

— Простите, что не угощаю вас, у меня почти закончились.

— В любом случае, это вредно для здоровья.

— Согласен. Год назад я уменьшил дневную норму ровно в два раза. Какие там последние новости от Дмитрия Борзого? Жив он еще, мертв?

Было видно, как Бледсоу сразу напрягся.

— Значит, вы признаете, кто вы.

— Вообще-то я являюсь агентом британской Секретной службы. И здесь я нахожусь с целью убить Борзого, я имею в виду, здесь, в Соединенных Штатах, конечно же; его или того, кто руководит ФОСА. Итак, это Борзой?

Лицо Бледсоу обратилось в маску.

— Вы чересчур откровенны со мной, Риджуэй.

— Моя фамилия, кстати, не Риджуэй. Но это не имеет значения, совершенно. Борзой жив? Это он руководит ФОСА?

Бледсоу вновь ухмыльнулся.

— О да, он жив, и если то, что вы говорите — правда, возможно братья Домбровски могут переправить вас к нему. Насколько я понимаю, у него только что был в гостях этот чертов сукин сын, «патриот» Холден.

— Вы имеете в виду Дэвида Холдена?

— Да, Дэвида Холдена.

— Он убил Холдена?

— Нет; а теперь заткнитесь.

— Где он сейчас, этот Борзой?

— Заткнись ты, черт возьми.

Джеффри Керни швырнул окурок сигареты в лицо Бледсоу и крикнул Хелен Флетчер:

— Ложитесь!

Бледсоу вскрикнул, но лишь один раз. Из его револьвера раздался выстрел, пуля попала в стол, следующая разбила зеркало бара; Керни выхватил карманный нож и бросился на Бледсоу. Не было времени на шутки, можно было убить или оказаться убитым самому даже если братья Домбровски были еще далеко, у Бледсоу наверняка имелись помощники, возможно, весь дом был полон боевиками ФОСА, которые лишь ждали сигнала, чтобы прийти на помощь.

Керни бросился на вскочившего Бледсоу; удар получился такой силы, что Бледсоу свалился назад, перевернув диван. Правое плечо Керни болело, как будто его ударили молотом. Выстрел. Керни почувствовал жар и потом холод в левом бедре. Он упал прямо на Бледсоу, вонзив нож в его бедро и располосовав его сверху донизу, рассек врачу артерию; а затем откатился назад.

Бледсоу попытался встать; он поднял револьвер вверх. Доктор попытался сделать шаг вперед, но его левая нога подкосилась. Он издал один-единственный придушенный крик; его глаза широко раскрылись, и он был мертв еще до того, как упал; револьвер разрядился прямо в восточный коврик.

В ту же секунду Керни прыгнул на него, нож был у него в левой руке, все еще открытый; правой рукой Керни вырвал револьвер из слабеющих рук Бледсоу. Из него были выпущены четыре пули; значит, оставалось максимум пять, если револьвер заряжали вручную, и первый патрон не был вставлен в барабан.

Времени проверить это у него не было.

Мощный чернокожий помощник Бледсоу уже бежал через приемную в кабинет, в правой руке он держал пистолет. Керни выстрелил в него. Тело продолжало двигаться вперед за счет инерции. Затем Керни сделал еще один выстрел, негр покачнулся, споткнулся и упал.

Керни вскочил на ноги и заорал Хелен Флетчер:

— Живее, доктор Флетчер. Теперь все зависит только от вас!

В приемной Керни насухо вытер широкое лезвие ножа и, закрыв его одной правой рукой, сунул в карман. Левой он схватил пистолет мертвого помощника Бледсоу. Это оказался «смит-и-вессон» с фиксированным прицелом, кажется, «Спешиал» калибра 38.

— Кто вы? — раздался сзади голос Хелен Флетчер.

— Зовите меня просто Джеф, идет? — У выключателя на стене он увидел термостат. Керни довольно улыбнулся. Он включил его на полную мощность, четыре градуса ниже пятидесяти по шкале Фаренгейта.

Не оглядываясь назад, он бросился в коридор; еще немного, и мозги Карлайла были бы размазаны по стенке от выстрела из автоматического «Кольта» 45-го калибра, который держал в руке белый санитар.

Керни направил «смит-и-вессон» вперед и выстрелил; он закричал:

— Осторожно, Карлайл!

Отдача оправдала подозрения Керни, у него в руках оказался лишь «Спешиал» 38-го калибра. Он выстрелил еще раз, обе пули попали в бок санитару с пистолетом. Санитар упал. Карлайл ударил его в лицо, наступил на руку и выхватил оружие.

— Уходим?

— Еще нет, — выкрикнул в ответ Керни. Он обернулся и посмотрел на Хелен Флетчер.

— Где миссис Домбровски?

— Второй этаж, в самом конце коридора. Она всегда накачана наркотиками.

— Отопление работает? — В кабинете доктора Бледсоу он заметил вентиляционное отверстие и вытяжку; это означало, что для отопления использовали мазут или, скорее даже, природный газ. — Котел включен?

— Последние несколько ночей было прохладно. Я думаю, отопление работает.

— Где вход в подвал?

— Дверь в конце коридора. Но она заперта.

— С замком я справлюсь.

Керни передал Карлайлу револьвер.

— Должно остаться четыре патрона. Заберите отсюда миссис Домбровски.

Карлайл понял, что задумал Керни.

— А как же остальные больные? Господи, этого нельзя делать!

— Все остальные пациенты являются членами ФОСА, так? — И Керни посмотрел на Хелен Флетчер. — Правильно?

— Не из ФОСА здесь только миссис Домбровски и пожилая женщина в палате рядом с ней. Она здесь уже долгие годы, и, я так думаю, им просто не хотелось рисковать, убив ее.

— Убирайтесь отсюда любым путем, — рявкнул Керни, затем сунул револьвер в руки Карлайла и бросился прочь по коридору. — Будьте осторожны, — крикнул он на бегу.

Дверь подвала оказалась запертой. Времени возиться с ней у него не было. Керни отступил на шаг и выстрелил из пистолета. Замок разлетелся на куски.

Он с размаху саданул по двери. Дверь, наполовину слетев с петель, открылась внутрь. Керни увидел выключатель, почти ударил по нему. Зажегся свет.

За дверью он увидел длинную узкую лестницу. Керни бросился вниз по ступеням. Он не рассчитывал найти все необходимое, чтобы с помощью топки взорвать все здание целиком, — разумеется, он бы так и сделал, будь у него чуть больше времени, — но небольшой взрыв на скорую руку и пожар, который последует за ним, наверняка будут уместны. Если раздастся сигнал пожарной тревоги, то прибудут пожарные и полиция, и те, кто спасется, будут арестованы. Если нет, архивы ФОСА с записями о том, где хранится их оружие, будут полностью уничтожены.

У подножия лестницы он, наконец почувствовал запах, запах промышленной газовой печи.

Керни распахнул настежь заслонку печи.

Терпение.

В дальнем углу подвала он увидел банки с краской, бочонки с древесной стружкой и канистры с растворителем; все это стояло на полках в безупречном порядке. «Чудесно», — пробормотал Керни. Сверху послышались выстрелы, но Джеффри не обратил на них внимания; сейчас он ничего не мог сделать. Банки с краской. Он подтащил их к заслонке печи; Керни срывал крышки с банок краем уже пустой обоймы от «Вальтера». В пистолете остался лишь один патрон, уже досланный в патронник. Он выливал краску на дно входной камеры печи, разливал ее повсюду, прекрасно понимая, что при малейшей ошибке сам взлетит на воздух.

Он засунул банки с краской в камеру сгорания печи, все, что только могли поместиться там. Потом бросился в угол, принес еще банки и поставил их как можно ближе к печи. У него ушло на это три перебежки.

Керни оставил дверцу печи открытой.

Трубы системы подачи горячего воздуха были совсем рядом. Ножом Керни пробил покрытую изоляцией алюминиевую трубу, вырезав рваную дыру диаметром шесть-семь дюймов. Этого должно было хватить. Взяв на заметку, что лезвие ножа теперь придется наточить, он огляделся вокруг. Сейчас надо найти какие-нибудь тряпки либо пожертвовать пиджаком. Тряпок не было. «Черт». Он скинул пиджак, затем галстук, почти сорвал с себя рубашку. Рубашку будет проще заменить.

Керни швырнул рубашку на пол, одним движением влез обратно в пиджак. Он схватил канистру с краской и вылил ее на рубашку, оставив сухим маленький клочок, чтобы можно было взяться за нее. Потом затолкал рубашку в камеру сгорания, как можно ближе к розжигу.

Керни бросился к лестнице; левая нога почти не болела, только сильно ныла. Видимо, рана была навылет. Он задержался в тени у подножия лестницы, выбросил пустую обойму.

Затем бросился вверх по лестнице.

Снова раздались выстрелы, но на этот раз уже снаружи; Керни надеялся, что Карлайлу, Хелен Флетчер, Домбровски и старухе удалось, наконец, вырваться из дома.

Керни остановился перевести дух наверху лестницы, обернулся и посмотрел на печь. Он бросился в коридор, к все еще открытой двери в приемную Бледсоу. Там включил термостат на полную катушку, затем кинулся прочь. Как только краска загорится, внутренняя тяга втянет газ и языки пламени в небольшое отверстие, проделанное им в трубе подачи воздуха; газ и огонь разнесутся по всему зданию. Он не успел пробежать по коридору и шести футов, как прогремел взрыв, лишь слегка потрясший дом. Но это только начало.

Керни бежал по коридору, прижимаясь к стенам, когда предательские языки пламени вырвались из отверстий отопительной системы.

Он услышал крик, но не обратил на него внимания. Наверняка все здание лечебницы кишит боевиками ФОСА. Пусть им будет хуже.

Керни наконец добежал до входной двери; дым валил из подвальной лестницы как из заводской трубы; языки пламени вырывались из вентиляционных отверстий подобно выхлопам из газовой турбины.

Он выскочил на крыльцо.

Хелен Флетчер стояла на коленях. Карлайл вел огонь по группе боевиков, постепенно окружавших его со всех сторон. Сзади него раздался звук взрыва. Дождем посыпались осколки оконного стекла.

Керни поднял пистолет и выстрелил, уложив последней пулей одного из боевиков; затем перехватил оружие за ствол, открыл складной нож и бросился вниз по ступеням на подъездную дорожку.

Еще трое боевиков ФОСА упали на землю, однако, по-видимому, у Карлайла заканчивались патроны и совсем не было сил. Карлайл держал оба револьвера в руках как молотки, прикрывая собой Хелен Флетчер. На земле у ног доктора Флетчер бесформенной массой лежало тело пожилой женщины; на ней все еще была ночная рубашка и халат, такой же, как на Хелен Флетчер. Рядом с пожилой женщиной находилась более молодая, одетая точно так же; ее темные волосы были завязаны в хвост, стоя на коленях, она обеими руками зажимала глаза, как будто пытаясь уйти от реальности.

Керни бросился на людей ФОСА сзади; он обрушил рукоять пистолета на голову ближайшего из них, у самого основания головы, возле шеи; одновременно ножом перерезав горло второму.

Один из боевиков набросился на него сзади. Керни, наполовину развернувшись вправо, левой ногой нанес ему двойной удар тае-квон-до; первый удар пришелся в грудь нападавшему, второй попал в пах. Левая нога Керни отозвалась резкой болью.

У одного из боевиков ФОСА появился в руке пистолет. Керни отступил на полшага назад, поднырнул под него и ножом нанес человеку удар в пах, затем резким движением руки дернул нож вверх, располосовав ему брюшину снизу вверх. Ребром левой ладони, — пистолет он к этому времени потерял, — Керни нанес удар по лицу боевика, проломил ему переносицу, вдавил ее вверх, в лобную кость; из пролома брызнули мозги.

Оружие.

«Браунинг Хай Пауэр», как называли его по эту сторону Атлантического океана. Керни выставил пистолет вперед, сорвал с предохранителя и выстрелил. Один из боевиков получил пулю в лицо. Керни сделал еще два выстрела, обе пули попали в шею следующего бандита.

— Убери отсюда женщин! Немедленно!

Последний из людей ФОСА подошел совсем близко к нему. Керни сделал два выстрела в грудь человека, тот упал.

Нижний этаж здания был объят огнем; языки пламени вырывались из разбитых окон, лизали стены дома. Из одного окна, пытаясь ускользнуть от огня, выскочил человек. Он не успел увернуться от пламени, одежда и волосы на нем горели. С громким криком он покатился по земле. Керни потратил на него одну пулю, прекратив его страдания. Теперь языки пламени вырывались из окон верхнего этажа, однако башни по обеим сторонам здания стояли нетронутые; видимо, система распределения горячего воздуха не доходила до них.

На крыльце появились новые люди, их силуэты четко вырисовывались на фоне пожара. Керни сделал два выстрела, один из боевиков был ранен, второй выстрел вдребезги разнес стекло в окне над выходом.

Керни повернулся и бросился на помощь Карлайлу, который изо всех сил тащил вперед пожилую женщину; с другой стороны ему помогала Хелен Флетчер. Женщина что-то невнятно бормотала. Спотыкаясь, с заплетающимися ногами, рядом с ними плелась более молодая женщина, по-видимому, это была миссис Домбровски; то ли она была накачана наркотиками, то ли перепугана до смерти, возможно, и то, и другое.

Ворота были закрыты и заперты. Керни всем телом навалился на створку.

— Отойдите в сторону. Карлайл, дайте мне пустой пистолет. — Вместо пистолета Карлайл протянул ему револьвер «смит-и-вессон», Керни взял его и отдал Карлайлу девятимиллиметровый пистолет, который он забрал у убитого им члена ФОСА.

Он начал карабкаться на забор, прекрасно понимая, что у него не хватит сил перетащить через него женщин. Англичанин размахнулся и ударил по коробке электрического блокиратора ворот рукояткой пустого револьвера; после того, как Карлайл использовал его в качестве молотка, на рукоятке остались человеческие волосы и запекшаяся кровь. Керни сунул ствол револьвера между рядами колючей проволоки, чтобы замкнуть электрическую цепь; он чуть было не свалился со стены, получив удар электротока. Тем не менее, когда револьвер упал на землю, ворота открылись.

Всем весом своего тела Керни навалился на створку ворот, медленно и с трудом они открылись. Карлайл вытолкнул наружу двоих женщин, третью он буквально тащил на себе.

Керни бросился к «Ягуару», одновременно вытаскивая из кармана ключи. Запасные ключи находились на магнитном блоке внутри рулевого колеса, на случай, если он потерял бы свои собственные.

Он распахнул дверь машины настежь и рухнул на водительское сиденье, бросив быстрый взгляд на заднее сиденье.

Керни включил зажигание. Карлайл со старухой уже сидели сзади. Хелен Флетчер затолкала миссис Домбровски на заднее сиденье, затем буквально упала рядом с Керни.

— Все в порядке, поехали! — воскликнула она.

Керни выставил пистолет из открытого окна и начал вести беглый огонь по бросившимся вдогонку боевикам, поочередно направляя ствол то влево, то вправо; патроны кончились, он бросил уже ненужное оружие на землю. У «Ягуара» была автоматическая коробка передач. Джеф вдавил в пол педаль газа и машина сорвалась с места.

Керни крикнул:

— Держись! — Он дернул руль вправо и рванул ручной тормоз, «Ягуар» развернулся вокруг своей оси чуть больше, чем на сто восемьдесят градусов. Керни отпустил рукоятку тормоза, переключил передачу и вновь вдавил в пол педаль газа. Пули, визжа, пролетали мимо, рикошетили от камней и створок ворот; одна случайная пуля разбила зеркало заднего вида.

— Вы и вправду сделали то, что хотели! Вы подожгли и взорвали здание!

Керни обернулся, посмотрел на Хелен Флетчер.

— Ну и что?

— Как… как вы могли? Да, они члены ФОСА, но ведь они все люди. Как вы могли…

— Это очень просто. Я могу все рассказать и объяснить вам буквально за пять минут, если вас интересуют технические подробности. Если вас это не интересует, не надо заговаривать со мной об этом. Вопросы морали и нравственности здесь не встают. Ваш замечательный «Фронт Освобождения Северной Америки» — не что иное, как банда убийц и террористов. Они получили то, что заслужили. На этом закрываем тему.

Джеффри Керни был очень сердит, и поэтому закурил внеочередную сигарету; если он и дальше перестанет следить за собой, то явно выйдет за пределы дневной квоты, которую сам себе определил.

— Черт, — он с силой вдавил в пол педаль акселератора.

 

Глава восемнадцатая

Антонио Бернарделли, несмотря на всю свою усталость, никак не мог заснуть крепко. Очевидно, ему снился кошмар, он стонал и ворочался во сне.

Дэвид Холден встал, он был почти полностью раздет, за исключением чистых подштанников, которые ему одолжил святой отец; он направился к двери небольшой комнаты, которую им выделили на двоих с Бернарделли.

— Спи, Антонио, — сказал ему Дэвид, вложив в свои слова всю возможную уверенность и ободрение, и Бернарделли перевернулся на другой бок и затих.

Холден вернулся к кровати, взял одеяло и, закутавшись в него, взял свою «Беретту», последнюю пачку трофейных сигарет, трофейную зажигалку и вышел в небольшой коридор.

Он направился к крыльцу, чуть не потеряв по дороге одеяло, и вздрогнул от неожиданности, заметив одинокую фигуру; человек сидел на перилах крыльца и курил трубку. Холден потянулся за пистолетом, и лишь потом узнал в сидящем отца Карлоса.

— Доктор Холден. Вам тоже не спится?

— Ну-у…

— В прошлый раз, когда он приезжал сюда, было то же самое. Жестоко с моей стороны было поместить вас в одну и ту же комнату. Очевидно, во сне он не так уверен в себе, как когда бодрствует.

Отец Карлос напоминал Холдену персонаж из «Одинокого ковбоя», святого отца-миссионера, за исключением того, что отец Карлос был моложе. Он носил коричневую рясу и шапочку монахов-франсисканцев, как и тот старик-миссионер, и в голосе его звучало то же спокойствие, та же подкупающая искренность.

— Как вы можете жить здесь?

— Я не понимаю, сеньор.

— Как вы можете жить в этом мире, где всем правят Инносентио Эрнандес и Ортега да Васкес, они же решают судьбу всех и каждого? Они здесь властны над жизнью и смертью любого человека.

— Я каждый день имею дело с жизнью и смертью, но я имею дело и с жизнью после смерти. Я разговаривал с Эрнандесом. Он в большом страхе за свою бессмертную душу, как оно и должно быть. Он отказывается ходить на исповедь, но зато обеспечивает безопасность нашей церкви. Я не поддаюсь на его уловки, не сдаюсь. Он боится меня. И зря, я не хотел бы, чтобы меня боялись.

— Он будет убит.

— Убийство — это не ответ на все вопросы, доктор Холден.

Холден плотнее завернулся в одеяло, ночь была холодной, и сел на перила на противоположной стороне низенького крыльца. Он склонился к ступеням, положил пистолет на крыльцо у своих голых ног, затем закурил сигарету, положил пустую пачку и зажигалку на перила. Дым согревал легкие, вызывал знакомые ощущения.

— Каков же ответ, святой отец? Я уже давно бросил попытки решить этот вопрос самому. Я с нетерпением жду, когда вы просветите меня.

Отец Карлос рассмеялся.

— В таком случае, вы обратились не по адресу. Я стараюсь направлять людей, настолько, насколько мне это удается, со всем возможным смирением. Если бы у меня были ответы на все земные и небесные вопросы, я, видимо, занимал бы священный папский престол в Риме… — и он перекрестился, затем рассмеялся. — Если бы я полагал, что знаю все ответы, я, возможно, был бы Господом Богом, или Дьяволом, или и тем и другим. Но я не один, не второй и не третий. Я готов выслушать любого, будь он католик или нет, где угодно — или здесь, или там. — Он кивнул по направлению к маленькой церквушке, стоявшей ярдах в семидесяти пяти за домом. — Господь Бог не знает различий в вероисповеданиях, доктор Холден.

— А что, Господь Бог хочет, чтобы я позволил такой твари, как этот Эрнандес, и дальше разгуливать по белу свету?

— А кто сказал вам, что Господь Бог избрал вас орудием своего возмездия?

Холден так зашелся смехом, что чуть не подавился дымом от сигареты.

— Вы здраво рассуждаете, святой отец, у вас ясный ум.

— По-моему, у вас тоже, иначе вы, прежде всего, не стали бы задаваться такими вопросами, ведь так?

— В точку.

— Вот именно. Скажите мне, сеньор, вам стало бы легче на душе, если бы вы знали, что ваши враги убиты, мертвы?

— У меня очень много врагов, отец Карлос.

— Но если бы все они исчезли с лица земли… — он улыбнулся, его лицо было лишь очень смутно видно в тусклом свете луны и огня его трубки, — вы были бы счастливы?

— Был бы я счастлив, если бы погибли люди? Пожалуй, нет. Но и сейчас я несчастлив. У меня на родине люди, мужчины и женщины, честные и очень смелые, сражаются и погибают, но тем не менее война продолжается, и конца ей не видно. Эрнандес и Ортега де Васкес поставляют наркотики, продают их, а на эти деньги финансируют войну.

— Но что, доктор Холден, если убийство будет стоить вам вашей души, бессмертия вашей души?

Дэвид Холден затянулся сигаретой.

— Я не знаю. С трудом могу представить себе, чтобы это стоило мне больше, чем я уже заплатил.

— Я читал о вас в газетах и журналах. Ваши жена и сын, и обе ваши дочери погибли в начале той войны, которую вы сейчас ведете, так?

Внезапно Холден почувствовал сильный жар и почти полностью скинул с себя одеяло, теперь оно прикрывало лишь его ноги, на случай, если кто-нибудь из женщин, из двух монахинь, или девочка, еще не спит.

— Да, они погибли, — наконец еле слышным шепотом ответил Холден.

— Сможет ли убийство вернуть их вам?

— А сможет ли убийство предотвратить гибель других невинных людей, святой отец?

Отец Карлос засмеялся.

— Логично. Безукоризненная логика. Тем не менее мне вспоминается лозунг пацифистского движения шестидесятых годов. «Что, если правительства объявят войну, а воевать никто не придет?» Вот о чем я хочу вас спросить. Можете ли вы, проявив огромную отвагу и мужество, сложить свое оружие, как то, что лежит на полу у ваших ног, и принять святую проповедь любви, и заставить других принять ее, следуя вашему примеру?

Дэвид Холден обдумал слова отца Карлоса. Он спросил:

— Святой отец, если бы Христос шел по дороге и увидел, как воры и убийцы убивают и грабят бедного несчастного прохожего, неужели он не остановился бы и не стал бы действовать?

Отец Карлос ничего не ответил.

— Если бы эти воры и убийцы, в своем ослеплении и помутнении сознания, не узнали бы и соответственно не испытали бы благоговения перед Его Божественной силой и продолжали бы творить зло, неужели Христос не вмешался бы? Я не имею в виду, что ему следовало бы призвать гнев Господень на их головы, возможно, ему просто следовало бы вмешаться как обыкновенному смертному?

— Нет никаких указаний в Священном Писании на то, что…

— Ну а что вы думаете по этому поводу?

— Я…

— Я не претендую на обладание достаточным знанием, чтобы сформулировать правильный ответ, но каким-то образом внутри у меня есть чувство, что самое бесконечное добро не может быть слепо по отношению к злу, и что Господь дал человеку способность распознавать зло, чтобы он мог предпринимать попытки бороться с ним. Единственный известный мне способ противостоять злу — это бороться с ним. Простите меня, святой отец, ибо грешен я, и собираюсь согрешить вновь. Скорее всего.

Холден затушил окурок и выбросил его в темноту, взял пистолет, сигареты, зажигалку, поднялся и пошел по коридору по направлению к комнате, где Антонио Бернарделли спал как в аду.

 

Глава девятнадцатая

В гостиничном номере работал кондиционер, но ей все равно было жарко. Когда они добрались до аэропорта, вечер был прохладный; но здесь, в комнате, где собралась вся их группа, было очень душно. На столе, вокруг которого стояли люди, горела лампа на высокой подставке. Помимо Рози, здесь была еще одна женщина, или девушка, примерно двадцати пяти-двадцати шести лет; ее волосы полностью выгорели на солнце. На ней были шорты цвета хаки и ярко-розовый хлопчатобумажный свитер. Она сидела в углу, курила сигарету.

— Первым делом снаряжение, — начал высокий светловолосый израильтянин. — Насколько я понимаю, мисс, вы просили достать вам пистолеты «Магнум» 44-го калибра.

— Да. Но это не для меня. Я собираюсь взять пистолет с собой, чтобы отдать его Дэвиду. У вас есть такие пистолеты?

— Да. Вначале я прикинул, что это чересчур тяжелое оружие для женщины; я, разумеется, не хочу вас обидеть. — Он неловко отвел взгляд в сторону. Рози не отрываясь смотрела на него.

Том Эшбрук откашлялся, прочистил горло, и лишь после этого заговорил.

— Для всех остальных у нас есть достаточное количество пистолетов «Глок-17» калибра 9 миллиметров; также имеется хороший запас девятнадцатизарядных магазинов. Однако, нравится вам это или нет, основную задачу нам придется выполнять с помощью автоматического оружия. В качестве автоматов мы, разумеется, будем использовать «Узи». Если понадобится, у нас имеется в наличии снайперская винтовка, это «Стейр-Манлихер» старого образца, калибра 7,62 миллиметра. Разумеется, у нас есть осколочные и противотанковые гранаты, а также гранатомет для нанесения еще более мощных ударов по оборонительным укреплениям противника. Мы не должны оставлять позади себя живую силу врага, чтобы он не мешал нашему последующему отходу, и никто из нас не будет возвращаться, чтобы закончить недоделанную работу.

— А как у нас обстоит дело с ножами? — спросила Рози Шеперд. Внезапно она поняла, почему задала этот вопрос: она слишком долго пробыла возле Дэвида, и при мысли об этом улыбнулась. Слова «слишком долго» и «в компании Дэвида» совершенно не подходили друг к другу, не сочетались.

Молодой израильтянин, руководитель ударной группы коммандос, ответил на ее вопрос.

— У нас есть ножи «Глок-81», лезвие сто миллиметров с зубчатой нарезкой на обратной стороне клинка, и «Глок-78» без зубчатой нарезки.

Она никогда не видела ножей «глок», и, очевидно, это отразилось в ее глазах. Израильтянин полез за пазуху своей куртки цвета хаки, она услышала звук щелчка, и у него в руке появился нож с черным лезвием, по форме напоминающий кинжал. Израильтянин бросил нож через стол рукояткой по направлению к ней. Очевидно, это был «Глок-78», зубчатой нарезки на нем не имелось.

— Такие ножи хорошо сбалансированы, их легко метать, если у вас есть опыт по этой части. — Она не собиралась говорить мужчине, что никакого опыта по этой части у нее не было; однако ей удалось вернуть ему нож правильным броском, рукояткой вперед.

— Нам придется разделить лагерь на два сектора, — начал Том Эшбрук, тем временем израильтянин спрятал нож. — И сделать это нам придется для удобства проведения операции. Первый сектор — внешний, здесь в бараках живут люди Инносентио Эрнандеса. Затем идет стена, а уже за ней — поместье, которое занимает сам Эмилиано Ортега де Васкес, не слишком хорошо защищенное и, по-видимому, не слишком хорошо охраняемое; в особенности, если учесть, что барачный сектор, окружающий усадьбу, будет нами нейтрализован.

Рози Шеперд засунула руки в карманы юбки, нашла сигареты и зажигалку, закурила, уселась поудобнее и принялась увлеченно слушать разговор своих единомышленников.

Том Эшбрук продолжал:

— Мы не сможем нанести удар по дому, пока не будем точно знать, где находится Дэвид Холден. Сложность, разумеется, заключается в том, чтобы захватить территорию, занятую бараками, достаточно быстро, так, чтобы где бы ни находился Холден, его не успели ликвидировать просто в качестве меры предосторожности.

— Я прекрасно понимаю все это, сэр, — заговорил молодой израильтянин, он показался ей очень интересным; внешне он напоминал Пола Ньюмена, за исключением голубых глаз. — Мягкое проникновение, вот как это называется; мы сразу же сможем выяснить, где его прячут. Это единственный способ освободить его.

— Что вы сказали?

Молодой израильтянин обернулся и посмотрел на нее; настольная лампа освещала его сзади, за ним стоял походный стол с разложенными на нем картами.

— Да, мисс?

— «Мягкое проникновение» не решит нашу задачу, дружище. Мы нанесем им лишь один удар; этот удар будет настолько силен, что у нас просто не будет возможности отступать, нам придется довести дело до конца. Вот как мы можем спасти Дэвида. Один из нас проберется внутрь лагеря первым и выяснит, где его прячут; затем, когда подойдут остальные, он приведет их к нему. Если мы будем ходить вокруг да около, то нанося удар, то отходя, они поймут, что к чему и зачем мы здесь, и первым делом убьют Холдена. Это совершенно точно. Никакого к черту «мягкого проникновения».

— Мисс, я прекрасно понимаю, что вы расстроены…

— Да, я расстроена, это правда. И мне начинает действовать на нервы, что я сижу в каких-нибудь двух милях от того места, где держат Дэвида Холдена, и мне приходится выслушивать ваши разговоры, которые очень напоминают женскую болтовню. Нет. Я сама проникну внутрь. Я проникну внутрь и найду Холдена. Я приведу вас к нему. Потому что, если Холден не выкарабкается, мне уже будет нечего терять. Совсем нечего.

Израильтянин рассмеялся.

— Но как один человек сможет проникнуть внутрь лагеря?

По крайней мере, он не сказал «женщина», он назвал ее «человек».

— Я смогу проникнуть внутрь, потому что я — это я. Я нужна этим подонкам почти так же, как Дэвид. И если Дэвид у них, и он не соглашается сотрудничать с ними, — а он не будет сотрудничать с ними, разве что его накачают наркотиками, чтобы отключить мозги, — тогда они могут использовать меня для давления на Дэвида. Я буду в полной безопасности, как в церкви — или, как это для вас, в синагоге — и когда я проникну внутрь, то расколю одного из них и найду Дэвида; затем я подам вам сигнал к наступлению. Он — Давид. Я — праща. Вы, ребята, будете за камни, а этот сукин сын Эрнандес — за Голиафа, которого победил Давид.

Рози Шеперд поднялась, затушила окурок сигареты каблуком и вышла из комнаты. Когда она проходила мимо девушки-израильтянки, та улыбнулась ей и в знак одобрения показала большой палец.

 

Глава двадцатая

Иногда Лютер Стил жалел, что бросил курить. К черту заботу о здоровье, сигареты помогали коротать время при проведении слежки, делали скучное сидение в машине не таким нудным, более терпимым. Просто потому, что это было хоть какое-то занятие, помимо того, чтобы прихлебывать остывший кофе, вкус которого был гораздо хуже, чем когда он был горячий.

Машина Хэмфри Ходжеса стояла неподвижно на подъездной дорожке к дому. Стил четко видел последние несколько цифр ее номера. Он отлично помнил их, на эти цифры заканчивался номер телефона его будущей жены в то время, когда они только встречались и только собирались пожениться. Теперь, когда он видел эти цифры, они лишь напоминали ему о Дине, заставляли его еще острее чувствовать одиночество, гораздо острее, чем до этого; одиночество еще более усиливалось при воспоминаниях о тех моментах радости, покоя и счастья, которые были у них до нападения боевиков ФОСА на тайное убежище.

— Я скучаю по тебе.

— Что?

Он посмотрел на Билла Раннингдира.

— Я думал о своем, Билл. Я разговаривал не с тобой, извини. Это задание начинает действовать мне на нервы, я так думаю.

— Ладно, ничего страшного, — сказал Раннингдир, затем, после долгой паузы, добавил: — Как ты думаешь, этот чертов Ходжес собирается когда-нибудь сдвинуться с места, или он будет торчать здесь, пока мы все не подохнем от старости, или у нас лопнет терпение, или пока наши машины не проржавеют насквозь и не обратятся в прах?

— Нам остается только сидеть и ждать, — посоветовал товарищу по несчастью Стил, с трудом выдавив из себя улыбку; улыбаться ему совсем не хотелось. — Нам извест но, что он находится в доме, и, если он наш человек, то рано или поздно вылезет наружу, ему необходимо будет войти с кем-нибудь в контакт.

— Было бы здорово, если бы мы могли потрясти его за шиворот, он моментально разговорился бы.

— На это нам понадобилось бы постановление суда, а при нашем менее чем законном положении нам еще повезет, если нас не запихнут в тюрьму за все наши художества.

— Мы запросто обошлись бы без постановления суда.

— Даже сделай мы у него обыск, что бы мы ни нашли, суд не принял бы это в качестве доказательства, не забывай об этом. Помни, мы здесь для того, чтобы арестовать этих негодяев, а не для того, чтобы убить их.

Билл Раннингдир зевнул и отвернулся…

Наконец-то ему удалось заснуть; он ворочался до двух часов ночи, когда, в конце концов, Бернарделли окончательно успокоился. Неужели отец Карлос специально положил их в одной комнате, чтобы Антонио Бернарделли служил ему постоянным напоминанием о том, что может неспокойная совесть творить с человеком?

Дэвид Холден проснулся поздно, судя по его часам «Ролекс», в самом начале девятого; во рту совсем пересохло от большого количества сигарет, выкуренных накануне. Бернарделли все еще спал.

Холден погрозил ему пальцем, натянул штаны, стоявшие колом от грязи, и побрел по коридору. В доме была одна-единственная ванна, которой никогда не пользовались. Он положил «Беретту» на сиденье унитаза, оправился, взял полотенце и пошел в металлическую кабину душа. Напор воды был нормальный, однако сама вода была практически холодной. Несмотря на это, Холден простоял под струей воды почти до полного окоченения.

Когда он вышел из кабины душа, его уже ждала чистая одежда: белый хлопчатобумажный свитер, вылинявшие голубые джинсы, чистые кальсоны и носки, и носовой платок. Он улыбнулся про себя при мысли о том, что кто-то вошел в ванную, оставил чистую одежду и удалился, а он ничего этого не слышал. Да, много пользы мог принести ему лежавший на туалетном бачке пистолет.

Он обул спортивные туфли, доставшиеся ему в наследство от погибшего фотографа Бернарделли, и сунул «Беретту» под свитер, за поясной ремень.

Холден вернулся все тем же коридором к себе в комнату, бросил грязное белье у постели Бернарделли. В небольшой столовой он увидел отца Карлоса, тот пил кофе из фарфоровой чашки.

— Прошу вас, профессор Холден, садитесь, будем пить кофе. Вам удалось в конце концов заснуть?

— Да, спасибо. И спасибо за одежду.

Отец Карлос улыбнулся.

— Сестра Мэри Лоранс приготовила вам одежду, но наотрез отказалась войти к вам в ванную, пришлось это сделать мне.

— Вы ходите очень тихо.

— Да, я видел ваш пистолет.

— Очевидно, слух и зрение у меня хуже, чем я думал, если я ухитрился не заметить вас.

Отец Карлос пристально вглядывался в свой кофе. Он заговорил; казалось, что священник обращается к чашке.

— Когда-то я служил, что называется в частях специального назначения, еще до того, как принял сан. Там и научился двигаться бесшумно. Простите, если я заставил вас понервничать.

— Именно поэтому вы и рассуждали с такой уверенностью в себе вчера вечером?

Отец Карлос засмеялся, затем внезапно остановился.

— Нет, это не самоуверенность. Скорее, опыт. Когда-нибудь, если вы будете продолжать заниматься тем, чем вы занимаетесь сейчас, вас будут так же мучить ночные кошмары, как сегодня мучают Бернарделли, только причина будет другой. Он не настолько храбрый человек, как вы, он лишь хорохорится. И у вас будут другие кошмары, чем у него, но они завладеют вами так же, как они завладели им. Мне тоже по ночам снятся сны.

Холден присел у дальнего конца стола. Отец Карлос встал, взял для него чашку и блюдце и налил ему кофе.

— Мы уже успели позавтракать несколько часов назад, но я могу распорядиться, чтобы вам приготовили поесть.

— Нет, спасибо, кофе будет вполне достаточно. Вчера вечером я съел столько, что мне хватит на несколько дней. — Холден посмотрел на кофе, ему захотелось курить, и он даже обрадовался, что у него нет с собой сигарет. В любом случае, сигареты уже заканчивались. — Итак, вы стали священником с целью искупить свою вину за все, что успели натворить? Вы это собирались мне сказать?

— Я бы ответил так: то, что я чувствую, был зов Господень, призыв служить Ему и Его людям. Я никогда не смогу искупить свою вину за то, что я сделал, по крайней мере, не на этом свете. Никто не давал мне права лишать человека жизни, но я делал это.

— Бернарделли хочет последовать за мной, он жаждет написать репортаж. Он даже прихватил фотоаппарат своего погибшего друга. Я был бы очень вам признателен, если бы вы нашли способ остановить его, не дать ему пойти за мной. Он лишь будет мешать мне, и его могут убить.

— Значит, вы не хотите, чтобы его смерть лежала на вашей совести?

— Если вам угодно сказать именно так, святой отец, то не хочу, — Холден кивнул, отпил кофе. — Мне никогда не удастся отблагодарить вас за вашу доброту, но я и не думаю, что вы ждете благодарности. Вы, и святые сестры-монахини, и эта девочка, — все вы подаете прекрасный пример христианского братства и милосердия. И я благодарен вам за это. Что бы ни случилось, я никогда этого не забуду.

— И что бы ни случилось, вам никогда не вернуть ваших близких при помощи новых жертв. Я сам пытался когда-то сделать это. И все, что я получил, — это пустоту и отчаяние, внутри у меня все вымерло.

— В ваших словах есть своя логика, но я сделаю то, что я должен сделать.

Отец Карлос улыбнулся, отхлебнул кофе.

— Эта фраза, случайно, не из американского вестерна?

Холден ухмыльнулся в ответ.

— «Человек должен делать то, что он должен делать, падре», — Холден постарался как можно точнее воспроизвести голос Джона Уэйна, но ему это плохо удалось.

— Что ж, тогда пусть Господь даст вам больше мудрости, чтобы вы могли лучше разглядеть свое предназначение в этом мире, и подготовиться к переходу в мир иной.

— Надеюсь, здесь вы окажетесь правы, я имею ввиду, насчет другого мира. Я люблю женщину по имени Рози Шеперд. И я все еще люблю свою покойную жену. И всегда буду любить. Мне кажется, Рози и моя жена, Элизабет, пришлись бы по вкусу друг другу. Они совершенно разные люди. И, тем не менее… в любом случае, надеюсь, вы правы. Я бы очень хотел вновь увидеть жену и детей снова. Но, может быть, если вы правы, мы вновь увидимся, но уже в другом месте.

— Я надеюсь, вы найдете свою дорогу к ним. Я буду молиться за вас, чтоб так оно и вышло.

— Мне пора отправляться в путь. Я продырявлю одну из лодок на этой стороне реки, чтобы Бернарделли не пришло в голову последовать за мной. Если у вас получится, отправьте его домой. Он слабак, но, в общем, неплохой парень, по-моему. Скажите ему, что если мне удастся выбраться отсюда живым, я постараюсь написать ему и рассказать, что случилось дальше, так что он в любом случае сможет написать репортаж. Хорошо?

— Да. Я сделаю то, о чем вы меня просите. А если вам не удастся выбраться живым, что будет с этой женщиной, о которой вы говорили?

— Вы не сможете написать ей, святой отец, не вступив в сделку со своей совестью. Но если вам когда-нибудь удастся связаться с ней, тогда… просто повторите, что я говорил о ней, прошу вас. И она поймет.

Отец Карлос только кивнул.

 

Глава двадцать первая

Машина Хэмфри Ходжеса отъехала от дома на рассвете. За рулем сидел Билл Раннингдир, Лютер Стил электробритвой старательно сбривал отросшую за ночь щетину со щек, подбородка, шеи и верхней губы. Ходжес ехал в машине один; как они надеялись, он направлялся на встречу с одним из членов ФОСА; и, если Дмитрий Борзой, неуловимый мистер Джонсон, все еще был жив, как подсказывала логика, возможно, Ходжес ехал именно к нему.

Стил положил бритву, кожа слегка горела после бритья. Он взял портативный радиопередатчик, лежавший на сиденье рядом с ним. Обычным средствам связи больше нельзя было доверять, и наилучшей альтернативой им были позаимствованные у «Патриотов» коротковолновые передатчики.

— Гончая два, говорит Гончая один, как слышите, прием.

В ответ раздался голос Кларка Петровски.

— Говорит Гончая два. Гончая один, слышу вас хорошо, прием.

— Гончая два, мы сели на хвост, повторяю, мы сели на хвост, прием.

— Гончая один, вас понял, конец связи.

Когда одна из машин преследования заметит автомобиль Ходжеса, любая из них, — то ли машина Петровски, то ли машина Лефлера и Блюменталя, — в свою очередь, сядет Ходжесу на хвост, в то время как предыдущая машина свернет с дороги. Если Ходжес наблюдает, нет ли за ним слежки, в любом случае, к тому времени, когда он начнет что-то подозревать, сомнительная машина уже исчезнет, ей на место придет другая.

Лютер Стил улыбнулся, потом начал смеяться.

— Чего тебе так смешно, Лютер?

Сейчас Стил просто зашелся от хохота.

— Я просто вспомнил одну вещь, я не думал об этом уже много лет. Это было, когда я только что закончил полицейскую академию. У нас был такой Макс Терхун; он готовил наружное наблюдение за одним парнем, которого подозревали в соучастии в краже ценных бумаг. Терхун предусмотрел все, это был классический случай наблюдения с участием трех машин. Но он был настолько занят деталями, что забыл о самом очевидном. Все три машины были одной и той же модели и цвета; и, когда одна из них сдавала смену, а другая занимала ее место, преследуемый не мог определить разницы между ними и думал, что за ним все время гонится одна и та же машина. Я пытался объяснить Максу, что он не прав, но он даже не захотел меня слушать.

— Черт, ну и придурок!

— Да уж, милый старина Макс, — усмехнулся Стил. — Теперь, насколько я знаю, он все еще служит штатным полицейским.

Раннингдир свернул на стоянку возле универсама. Не успела машина Ходжеса пересечь перекресток, как машина Петровски уже выезжала на дорогу.

— Пока все идет прекрасно, — заметил Билл Раннингдир.

— Аминь.

 

Глава двадцать вторая

Дэвид Холден стоял под навесом у небольшого гаража. Здесь он спрятал свое оружие после того, как вместе с Бернарделли добрался до церкви. После сражения у хижины Бернарделли у него накопился довольно значительный арсенал личного вооружения, из которого было что выбрать. Три винтовки М-16 были хорошо смазаны и находились в отличном состоянии. Еще один пистолет «Беретта», как две капли воды похожий на тот, который был у него раньше. Холден перебрал все оружие, боеприпасы и снаряжение, еще когда жил в доме у отца Карлоса; поскольку он не мог взять с собой все, то решил захватить лишь самое лучшее. Он еще раз осмотрел свои запасы. Всего четыре винтовки М-16. Две «Беретты» калибра девять миллиметров. «Лютерман Тул», точно такой же был у него, когда его взяли в плен. Армейский ремень и к нему две кобуры «Бианчи М-12». Одну из них Холден уже переделал из правосторонней в левостороннюю, чтобы иметь под рукой пистолет и с правой, и с левой стороны. Затем два вещмешка для всякой всячины. Ранец с запасными магазинами для М-16.

Ему не хватало лишь походных ботинок.

Придется довольствоваться позаимствованными спортивными туфлями.

Солнце уже стояло в зените и припекало, когда Холден наконец нацепил свой ремень с кобурой. Ножны от ножа убитого им боевика подошли почти впору к его клинку, и он также прицепил их на ремень.

Пистолет «Ремингтон-870 Вингмастер» полицейского образца.

Холден взял винтовки М-16, по две на каждое плечо. Очень тяжело и не очень удобно нести, но другого выхода не было.

Полицейским пистолетом Холден подцепил походную флягу, которую ему дал Бернарделли. Раньше она принадлежала покойному фотографу.

Дэвид Холден обернулся, бросил последний взгляд на церковь отца Карлоса.

Затем он отправился в путь…

На реке, орудуя рукояткой пистолета, он пробил дыру в одной из переносных лодок.

Холден оставил пробитую лодку на виду и пошел ко второму суденышку, которое уже спустил на воду.

Рядом с уже лежащими в лодке винтовками он положил пистолет. Затем Холден снял туфли, бросил их туда же, оттолкнулся от берега, перескочил в лодку, слегка замочив при этом штаны, и уселся на скамью.

Дэвид взял весла, собираясь в основном грести, а мотор использовать лишь в случае крайней необходимости: он не хотел производить лишнего шума.

Холден опустил оба весла в воду и оттолкнулся.

В воздухе повеяло свежестью. Над рекой дул прохладный ветерок.

Он греб не останавливаясь.

«Переплыть на другой берег, — думал он. — Добраться до дома Ортеги де Васкеса. Убить как можно больше его людей и, если удастся остаться в живых, сбежать».

Он пожалел, что у него нет взрывчатки, но подумал, что, возможно, ему удастся избежать гостеприимства Ортеги де Васкеса и Эрнандеса и украсть взрывчатку у них, чтобы против них же потом ее и использовать.

Холден продолжал грести.

Для начала ему придется пробраться незамеченным через лагерь, и лучше всего это сделать ночью, на то было несколько причин. Если ему повезет, два человека, которых он хотел убить больше всего, окажутся вместе, в одном доме.

— Если повезет, — пробормотал Холден, обращаясь к ветру.

 

Глава двадцать третья

Почему-то, она сама не знала, почему сегодня ей захотелось одеть все самое лучшее, что было у нее с собой. Хлопчатобумажная юбка, длиной почти до колен, и ярко-синий хлопчатобумажный свитер без рукавов. Рози Шеперд вошла в бар гостиницы и сразу же увидела Тома Эшбрука. Это был красивый мужчина, выглядел как Дэвид Холден в преклонном возрасте, и был скорее похож на его отца, чем на тестя. Он сидел за маленьким столиком на табурете, и, увидев ее, приветственно помахал рукой.

Рози улыбнулась ему, засунула руки в карманы юбки и направилась к его столику.

Он поднялся навстречу ей. Она села на табурет напротив него. Может, это тоже добавляло ей лишних проблем: она чересчур изящно сидела на высоких стульях в баре, чтобы ее можно было воспринимать как серьезную женщину. Про себя она пожала плечами.

— Спасибо, что пришли, Рози.

— В любом случае, можно выпить, — ответила она ему. И посмотрела на свои часы. Самолет отправляется меньше чем через час.

— Я хотел отговорить вас от индивидуального проникновения в лагерь по причине чисто практической.

— Вам не удастся отговорить меня, Том. — Она достала из кармана сигареты и, прежде чем она успела прикурить от своей зажигалки, Том Эшбрук протянул ей свою.

— Что будете пить?

— О-о, я попробую рискнуть и закажу ром с кока-колой.

— Хороший выбор. Когда-то, когда Куба еще не была коммунистической страной, этот коктейль называли «Свободная Куба». — Он слез со стула, направился к бару, обменялся с барменом многозначительным взглядом, заговорил с ним вполголоса, затем вернулся к столику.

— Я сказал бармену смешать «Майерс Дарк» и настоящую кока-колу. Так получается вкуснее всего, поверьте мне.

— Вы, случайно, не попросили его положить в мой стакан еще и снотворного? Я вовсе не подозреваю вас в бесчестных намерениях, может, просто для того, чтобы я не могла сделать то, что задумала?

Том Эшбрук рассмеялся. Бармен принес наполненные стаканы. На краю стакана был ломтик лимона. Рози взяла его, положила в рот, попробовала языком, затем положила на блюдечко.

Том Эшбрук поднял свой стакан:

— За успех предприятия.

— За то, чтобы Дэвид был жив и свободен.

— Поехали.

Они выпили. Ром с кока-колой, — «Свободная Куба», почему-то ей хотелось запомнить это название, — был просто великолепен.

— У меня есть для вас один серьезный довод, и, поскольку я знаю, что вы разумный человек, даже несмотря на то, что вами движет любовь, я надеюсь, Рози, что вы к нему прислушаетесь. Вы не сможете отрицать справедливости моих слов. И тогда уже вам самой решать, что для вас представляет большую ценность — ваше «я» или жизнь Дэвида.

— Да, это у мужчин есть собственное «я», как же я забыла. Я всего лишь женщина. У меня могут быть только условные рефлексы.

— А как насчет логического мышления? — спросил ее Том Эшбрук.

— Иногда. — Она улыбнулась, отхлебнула из стакана, затем сделала последнюю затяжку и затушила сигарету.

— Возможно, именно сейчас вам и следует прислушаться к голосу разума, — улыбнулся Том. — Все просто и ясно, как Божий день. Если вы проникнете в лагерь до нас и целенаправленно дадите им увидеть вас, — отлично. Предположим, все происходит именно так, как вы задумали, вы находите Дэвида и впускаете нас. Все дело в том, что как бы хорошо ни сработал ваш план, благодаря вам люди в лагере поймут, что мы знаем, что Дэвид у них. Даже если это не поставит жизнь Дэвида под угрозу, то значительно затруднит наше проникновение в лагерь.

— Следующее. Мои друзья, — продолжал Том Эшбрук, имея в виду израильтян, — сделали мне еще одно одолжение. Видите ли, много лет назад, когда только образовалось государство Израиль, — это было еще до вашего рождения, — я несколько раз оказывал им некоторые услуги. Теперь они любезно пытаются отблагодарить меня, оказав помощь в проведении нынешней операции. Они провели авиационную разведку, и теперь у нас есть фотографии всего лагеря, сделанные с воздуха. У нас есть возможность изучить данные, выбрать наиболее вероятные места, где может содержаться Дэвид, ворваться в лагерь неожиданно, вовремя покинуть его и даже полностью взорвать. Но, если вы пойдете туда первой, одна, они будут ждать нашего нападения. Это будет стоить нам многих жизней, которыми вовсе не обязательно жертвовать. У меня девять мужчин и одна женщина, плюс вы и я. Двенадцать отличных людей, — должен сказать, при одной мысли об этом у меня на душе кошки скребут, но мы сможем выполнить поставленную задачу, только если внезапность будет на нашей стороне.

— Значит, ради того, чтобы лишь слегка повысить шансы найти Дэвида целым и невредимым, я могу сорвать всю операцию и стать причиной гибели Дэвида и других людей? Это вы хотите сказать?

— Именно это я и хочу вам сказать, — ответил ей Том. — Я не имею права приказать вам не делать этого, но иногда другой подход к проблеме, подход, отличный от того, к которому вы привыкли, трудно принять сразу, этому противится ваше «я». У женщин есть свое «я». Я знаю это по многолетнему опыту. Может, дать вам время подумать, Рози?

— Я уже все обдумала. — Она выпила еще один глоток. Уголки рта у нее задрожали.

— Простите, что пришлось…

— Я подожду, я пойду в лагерь вместе с вами. Я только молюсь Богу, Том, чтобы вы оказались правы.

Том Эшбрук наклонился через стол и сжал ей руку. У нее не было сил смотреть ему в глаза, она просто уставилась в свой стакан. Рози почувствовала, что щеки ее горят, а глаза наливаются слезами.

 

Глава двадцать четвертая

Хэмфри Ходжес пересел на другую машину в многоэтажном гараже самообслуживания в самом центре столицы. Лютер Стил понял, что противник принимает меры предосторожности.

Рэнди Блюменталь и Том Лефлер только что сменились, их место заняли Стил и Раннингдир.

Новой машиной, которую Ходжес взял напрокат, был седан «Вольво» последней модели; на нем Ходжес запросто мог оторваться от преследователей, если бы дело дошло до погони: ни одна из машин наблюдения не имела усиленного двигателя.

Синий «Вольво» направлялся на юго-восток по открытой автостраде, и заметить машины преследования здесь было гораздо проще.

— У тебя в голове те же мысли, что и у меня, Лютер?

Стил, кивнув, ответил:

— Нам следует чаще менять машины, чтобы он не смог нас заметить. Здесь слишком слабое движение и чересчур много дневного света.

— Ты правильно меня понял. Куда, черт возьми, он направляется?

Стил, усмехнувшись, ответил:

— Если бы я знал, вся наша гонка была бы ни к чему, правильно?

Раннингдир вел машину дальше. Ночь, проведенная в обрывочном сне, в одежде, на переднем сиденье машины, начала сказываться на Лютере Стиле. И на Раннингдире тоже. Он подумал, что это также относится к остальным троим. Лютер опустил окно, поток встречного воздуха обдувал лицо, он пытался проснуться. Это не слишком помогло. «Уставший человек больше склонен совершать ошибки», — напомнил себе Стил. Но выбора у него не было.

Он спросил сам у себя, хорошо ли выспался сегодня Хэмфри Ходжес, и он готов был поспорить сам с собой, что да.

«Вольво» притормозил перед пересечением автострады с дорогой местного значения с однополосным движением.

— Черт, — выругался Раннингдир.

Лютер Стил потянулся за радиопередатчиком.

— Гончая два, говорит Гончая один, ответьте, прием.

— Говорит Гончая два, — отозвался Петровски. — Прием.

— Он сворачивает с дороги, чуть не доезжая до вас. Как меня слышите, прием.

— Я еду за ним, начальник. Гончая два, конец связи.

— Проезжай мимо, — сказал Стил Биллу Раннингдиру, провожая глазами синий «Вольво»…

— Мой муж — один из руководителей «Фронта Освобождения Северной Америки». Сначала мне казалось, что это какая-то ошибка. Я хочу сказать, разве не так? Мы вместе с Роем учились в школе. Он играл в футбольной команде. Мы все время с ним встречались. Я хочу сказать, как он мог стать коммунистом или еще кем-то там?

Хелен Флетчер сказала:

— Не волнуйтесь так, миссис Домбровски.

— Он не сможет найти меня здесь, ведь правда?

Джеффри Керни солгал ей в ответ:

— Ну разумеется, нет, миссис Домбровски. Рассказывайте дальше, пожалуйста. — Он закурил.

Воздух в подвале отдавал сыростью.

Она смахнула слезу, — женщина плакала непроизвольно, по мере того, как заканчивалось действие лекарств, — и продолжала:

— Он сказал мне, что борется за счастье американцев, что вся наша система прогнила. Я ответила, что мы очень неплохо чувствовали себя в этой системе. Ресторан приносил нам хороший доход. Конечно, это была тяжелая работа, и довольно часто… но он даже не захотел меня слушать. Мы начали кричать друг на друга. Я не знаю, кто первый начал. Но Рой сказал мне, что я должна попридержать язык, иначе Дэн — это его брат — Дэн, который никогда не доверял мне, мигом убьет меня. Ну вот, я начала плакать… — и она опять зарыдала.

Хелен Флетчер, сидевшая на складном стуле с прямой спинкой у карточного столика, встала, подошла к миссис Домбровски и принялась утешать ее.

Керни переступил с ноги на ногу и отошел от дверного проема, направившись к лестнице; он поднимался, перепрыгивая сразу через две ступени, и вышел в кухню.

Жена Карлайла, Мелани, стояла у плиты. Карлайл, уже переодевшийся во все чистое и выглядевший теперь более чем солидно, набивал трубку табаком из коробки. Дом, которым владела подставная компания, и в котором редко кто жил, лишь изредка использовался в качестве безопасного убежища; все остальное время он находился в полном распоряжении агентов британской разведки, работавших в радиусе двухсот миль. Не то чтобы британская разведка вела активную шпионскую деятельность, направленную против Соединенных Штатов. Такого не случалось за все последнее столетие, однако, время от времени агентам приходилось выполнять задания по защите чисто британских интересов, которые приводили их в США. Если была возможность, американцев, разумеется, информировали об этом. Иногда, однако, такой возможности не было.

Керни подошел к кухонной раковине, выглянул в окно поверх нее, посмотрел на сосны, росшие сразу за двором; только их и можно было разглядеть в почти полной темноте при неверном свете луны. Ему не нравились «безопасные убежища», эти секретные дома, поскольку само название подразумевало, что человек здесь может расслабиться, забыть об опасности, и, в результате, оказаться в дураках.

Миссис Карлайл жарила бифштекс с яичницей. Мойка для посуды тихонько гудела, она была включена на сушку. Небольшой домик, его легко и быстро убирать; миссис Карлайл приехала сюда за несколько часов до того, как появились Керни с ее мужем и тремя женщинами. Пожилая дама находилась в спальне наверху, доктор Флетчер дала ей успокоительное. Ею еще предстоит заняться, для нее уже нашли соответствующую лечебницу, где она получит должный уход, и где к ней будут относиться с подобающим уважением и добротой. Она была уже в летах и годилась в бабушки всем, кто находился сейчас в доме, даже Карлайлу, самому старшему из них.

— Что, старина, чувствуешь себя не совсем в своей тарелке?

Керни стряхнул пепел с сигареты в раковину; послышалось шипение. По какой-то причине Карлайл не отрываясь смотрел на автоматический пистолет «смит-и-вессон» за поясом Керни.

— Почему ты спрашиваешь?

— Я никогда не был в особом восторге от оружия, нет, правда.

— А я никогда не приходил в особый восторг, когда у меня не было при себе оружия, — ответил Керни. По правде говоря, Керни понимал, что как только ФОСА узнает о существовании этого дома, братья Домбровски будут искать жену Роя прежде всего именно здесь. А дом был совсем не защищен от нападения.

— А где твой пистолет?

Мелани Карлайл посмотрела на Керни, затем на своего мужа.

— В машине, — ответил Карлайл почти смущенно.

— Если он и дальше будет лежать там, от него будет мало толку, я не прав? — На кухонном столе стояла пепельница; Керни затушил в ней сигарету. — Я прогуляюсь вокруг дома. — Керни вышел из кухни, прошел в маленькую гостиную и взял с кушетки свою коричневую кожаную куртку, натянул ее поверх черного хлопчатобумажного свитера. Сзади свитер был слегка подтянут вверх, чтобы можно было быстрее добраться до рукоятки пистолета, который он засунул за ремень. По той же причине Керни не стал застегивать куртку.

Снаружи стоял ранний вечер, воздух был свеж, им было приятно дышать.

Он услышал, как дверь за ним отворилась и повернулся на звук скрипа; но, как он и ожидал, это оказался Карлайл, который направлялся в гараж за оставленным в «Ягуаре» пистолетом. «Ягуар» и «Форд» с номерными знаками штата Техас находились в гараже внутри дома; небольшая «Хонда аккорд», на которой приехала миссис Карлайл, стола на стоянке перед зданием.

Легенда, разработанная для прикрытия дома, состояла в том, что он является загородной виллой одного местного толстосума, который время от времени предоставляет его в распоряжение своих друзей. Соответственно, дом был буквально набит последними достижениями бытовой электронной техники, во всех трех спальных комнатах были огромные ванные, везде стояла мебель, обитая натуральной кожей, и все остальное в том же духе.

Тем не менее, места в доме едва хватило на всех новоприбывших; душевнобольной старухе, разумеется, была необходима отдельная комната; безусловно, Карлайлу и его жене также была нужна отдельная спальня; и, в полном противоречии со всеми существующими шпионскими романами, милая доктор Флетчер отнюдь не планировала провести ночь с Керни; напротив, ей предстояло присматривать за миссис Домбровски. Керни лишь оставалось надеяться, что кушетка в гостиной окажется достаточно удобной и выдержит его вес.

— Керни?

Это был Карлайл, в правой руке он держал небольшой, синего цвета револьвер «смит-и-вессон чифс спешиал» калибра тридцать восемь сотых дюйма; держал он его как-то неловко.

— Да?

— Я хорошо проявил себя там? Я имею в виду, в психиатрической лечебнице, в отделении для буйных?

— Все было просто великолепно, Карлайл, вы действовали свыше всяких похвал. Я не мог и мечтать о лучшем напарнике в этой операции, чем вы, — совершенно искренне заявил ему Керни.

— Меня никогда не готовили к подобного рода операциям. Вот почему так быстро закончились патроны в тех пистолетах, которые вы отобрали у убитых и отдали мне. Я не стрелял из пистолета чуть ли не десять лет. Я хотел попросить вас взглянуть на мой револьвер, посмотреть, все ли в нем в порядке.

Керни почувствовал, как у него на лице появляется улыбка.

Карлайл вынул патроны, передал оружие Керни.

Тот взял в руки револьвер, сам убедился в том, что он не заряжен, поставил барабан на место. Джеф держал револьвер против света, падавшего из кухонного окна. Пространство над и под барабаном, спереди и сзади, было как раз такое, как надо. Он открыл барабан, держа револьвер под острым углом, провернул его вокруг оси, все было как надо.

Керни вновь поставил барабан на место. Аккуратно держа его большим пальцем левой руки и первыми двумя пальцами той же руки, он медленно спустил курок вручную. Барабан стал на место еще до того, как курок ударил по бойку.

— Патроны давно менял?

— Я меняю их каждый раз, как мне выдают новую коробку. Последний раз два месяца назад.

Керни отступил подальше в тень, щелкнул зажигалкой, поднес ее к открытому теперь корпусу и заглянул в ствол. Он четко видел винтовую нарезку, на ней не было никаких повреждений.

— Отличный револьвер. Все в полном порядке, — сказал он Карлайлу, нажимая на спусковой крючок. — Понимаешь, — продолжил он как бы в качестве объяснения, — меня с самого начала готовили к оперативной работе. У меня никогда не хватило бы терпения на ту работу, которую выполняешь ты. Я вовсе не собираюсь обижать тебя, на самом деле это комплимент. Ну, не хватило бы у меня терпения, и все. Я просто с ума готов сойти, когда мне приходится целый день только и делать, что сидеть за столом. И я вовсе не отношусь к числу тех людей, которые, выполняя опасное задание, получают удовольствие от того, что их жизни угрожает опасность. Наверное, тут я похож на подростка. Если все идет своим чередом, ни капли не меняясь, это очень быстро надоедает. — Он усмехнулся себе под нос. — Наверное, у меня чересчур мало терпения.

Карлайл взял у Керни протянутый револьвер, аккуратно зарядил барабан.

— По-моему, у американцев есть соответствующее выражение. Ты игрок. А я нет.

Керни улыбнулся.

— А что, игроки всегда проигрывают?

Карлайл рассмеялся.

— Не знаю. Я никогда об этом не думал. Мне всегда хватало того, что я имел, я был доволен этим. Меня никогда особенно не интересовала материальная сторона вещей, в основном духовная.

— Когда физическая сторона вещей брала верх, я никогда не зацикливался на стороне духовной. Как я уже говорил, мне, наверное, никогда не суждено повзрослеть. Странная вещь, нет, правда, — продолжал Карлайл. — Это сражение в психбольнице, когда мы спасали женщин. Мне это доставило громадное удовольствие, но, в то же время, я перепугался до смерти. А по тебе и сказать нельзя было, что ты чем-то напуган.

Джеффри Керни произнес в ответ:

— Есть одно качество, которое приходит лишь с долгим опытом нашей работы. Оно заключается в том, что ты постепенно учишься скрывать свой страх настолько, что противнику приходится заглянуть очень глубоко тебе в глаза, чтобы увидеть его; и вот, когда он останавливается, чтобы сделать это, тогда он твой, ты можешь брать его голыми руками.

Керни похлопал Карлайла по плечу.

— Мелани, наверное, уже приготовила ужин, — произнес Карлайл.

Керни ответил ему:

— Вот именно в этом ты превзошел меня, и намного. Такая женщина, как она. Я правда так думаю, Карлайл. Тебе действительно повезло с ней.

На самом деле он так не думал. Но Карлайл был и вправду хороший человек…

Лютер Стил чуть было не споткнулся о Кларка Петровски; потом он пополз по-пластунски через небольшую сосновую рощу примерно в двухстах ярдах от забора.

Раннингдир держал автомат «Узи» наизготовку; своими глазами индейца он пристально всматривался в темноту ночи. Стил даже удивился, насколько сильны были его предрассудки по поводу Раннингдира как американского индейца; и это несмотря на то, что он ненавидел те предрассудки, которые некоторые люди имели в отношении его, поскольку он был чернокожим.

— Вот там засел наш водитель-дальнобойщик, и, похоже, его будет довольно трудно вытащить оттуда, — произнес Петровски, указывая пальцем на дом за забором. — Я даже не могу закурить, меня просто могут увидеть оттуда, — добавил он решительно.

Стил еще раз внимательно осмотрел дом.

— Почему ты думаешь, что нам придется трудно? Я понимаю, открытая местность и все такое, но сам забор не представляет никакой сложности.

— Да, но ты не видел двоих парней с автоматами, а я видел. Они торчали прямо перед домом, и это было до наступления темноты. Если эта сволочь Борзой жив, он нанял этих уличных подонков охранять его. Итак, босс, что мы будем делать?

— Кто это мы, бледнолицый? — рассмеялся Раннингдир.

— Кого это ты называешь бледнолицым, Билл? — усмехнулся в ответ Стил. Он включил микроволновый передатчик. — Говорит Гончая один. Гончая три, ответьте, прием.

Ответил голос Рэнди Блюменталя.

— Гончая один, говорит Гончая три. Наблюдаю два объекта позади дома, вооружение — винтовки М-16. Том ведет наблюдение. Конец связи.

— Так, теперь, поскольку нам нет необходимости вести наружное наблюдение, что мы будем делать? — Петровски внимательно посмотрел на Стила.

Тот прошипел в ответ:

— Не мешай, Кларк, я думаю. Не волнуйся и не переживай, я думаю. — Он думал, но в голову ему приходил один и тот же ответ. Поскольку помощи было ждать не от кого, поскольку у них не было ордера на обыск и арест, поскольку они совершенно не представляли, что им предстоит обнаружить в доме, единственный ответ, который приходил ему в голову — это напасть на дом и, если Борзой находится там, убить его.

Но так делают только преступники и негодяи. Как федеральный агент он мог лишь арестовать подозреваемого, он не мог судить его, выносить приговор и приводить его в исполнение.

Кларк Петровски, очевидно, прочел ответ в его глазах; Стил это понял.

— Тебе, я смотрю, все это не по душе, да? Мы ворвемся туда и там ты не сможешь быть полицейским. Если ты-таки найдешь этого подонка Борзого, ты не сможешь его арестовать. Судебного дела у тебя не выйдет, потому что у тебя нет ордера на обыск и арест. По закону ничего у тебя не получится. И это все еще при том, что он действительно окажется в доме. Относительно него суд никогда не принимал решения. Официально он даже не существует, а даже если и существует, считается, что он мертв.

— Заткнись.

— Черта с два я заткнусь, босс. Мы врываемся в дом, смотрим, что там происходит, и, если мы решим, что со всем этим надо кончать, если все это надо просто смыть в канализацию, мы дергаем за цепочку туалетного бачка — и на этом дело закончено.

Заговорил Раннингдир:

— Он прав, Лютер. Ты помнишь, что эти подонки сделали с Анной Комачо?

Секретарь их отдела после того, как ей в лицо плеснули кислотой, была убита в своей больничной палате.

— Ну, что будем предпринимать, босс? — прошипел Петровски.

Лютер Стил взял в руки портативную радиостанцию.

— Гончая три, ответьте, прием.

— Говорит Гончая три, прием.

— Том уже вернулся? Прием.

Последовала пауза, затем раздался голос Тома Лефлера:

— Я здесь, босс.

— Вы с Рэнди будьте готовы. Когда услышите стрельбу, быстро на подмогу, и, ради Бога, не пристрелите нас. Говорит Гончая один, конец связи.

Кларк Петровски рассмеялся. Лютер Стил вытащил из-под пиджака свой новый «Зиг-Зауэр» и сунул его в кобуру. Он бросил взгляд на полицейский пистолет, лежавший у подножия дерева. Его всегда учили, что нельзя досылать патрон в патронник до непосредственного момента начала стрельбы. Стил поднял «Ремингтон-870» и перезарядил его.

— Я уже готов.

 

Глава двадцать пятая

Сумерки спустились уже некоторое время назад. Дэвид Холден не знал, кому принадлежал грузовик, который он нашел на другой стороне реки, то ли святому, то ли грешнику, но, в любом случае, он его украл. Холден бросил его примерно в двух милях от того места, где, по его оценке, должны были начинаться владения Ортеги де Васкеса, и где должны были располагаться Инносентио Эрнандес и его люди.

Прогулка по дремучим джунглям в полной темноте слегка нервировала его, но это было ничто в сравнении с той ночью, которую ему пришлось провести в тех же джунглях. Боль в раненом бедре почти не ощущалась, она постепенно затихала. Холден старался двигаться как можно более внимательно, постоянно держаться начеку, быть готовым к любым ловушкам, которые могли расставить люди Эрнандеса; он старался убедить себя, что находится в какой-нибудь южноазиатской стране и ведет борьбу с коммунистическими повстанцами. Но эта параллель была почти нереальной. Любой человек, на которого он имел шанс случайно натолкнуться, мог оказаться потенциальным врагом, готовым убить его даже предварительно не опознав. Он являлся вооруженным чужаком на их территории, и это делало его потенциальной жертвой.

Вес четырех винтовок М-16, двух пистолетов, револьвера, запасных патронов и заряженных магазинов заставил его два раза сделать остановку. Насколько все было легко и просто в кино: герой, с поклажей, способной раздавить полуторатонный грузовик, с легкостью перебегал с одной позиции на другую, запутывая следы. «Может, — подумал Дэвид Холден, — эти герои были сделаны из другого теста, из более твердого сплава».

Холден вновь двинулся вперед, теперь впереди виднелся свет в прогалине между деревьями. Возможно, это и был лагерь Инносентио Эрнандеса, окружавший со всех сторон дом Эмилиано Ортеги де Васкеса.

Каким-то непонятным образом свет впереди принес Дэвиду Холдену успокоение…

Лютер Стил старался двигаться как можно быстрее и тише, сжимая обеими руками двенадцатизарядный «Ремингтон-870»; он поднял повыше воротник пиджака, чтобы лучше скрыть белую рубашку, и при этом как никогда был благодарен Всевышнему за черный цвет своей кожи.

Рядом с ним шел Билл Раннингдир, как отметил про себя Стил, ничуть не тише, чем он сам. Расовое происхождение американского индейца давало ему ровно столько же преимуществ, как и расовое происхождение любого другого человека. Сказать, что у всех индейцев есть врожденная способность передвигаться тихо, это все равно что сказать, что у Кларка Петровски, поляка по происхождению, есть врожденная способность готовить краковскую колбасу, или что собственные дети Стила смогут так же метко бросать мяч в баскетбольную корзину, как это делают гарлемские «Глобтроттеры».

Наконец они добрались до забора, окружавшего дом. Это был обычный деревянный забор, крашенный белой краской; ползучие розы обвивали планки забора, тут и там проглядывая сквозь щели. Но, напомнил сам себе Стил, уже чуть было не коснувшись растений, шипы у них острые. Не было видно никаких признаков системы электронной защиты, но Стил был уверен, что это вовсе не означало ее отсутствия. Дело всего лишь в том, что он не смог ее обнаружить. Сейчас настал как раз тот момент, когда Лютер мог найти применение самым разнообразным и многочисленным навыкам Рокки Сэдлера, но тут же ему пришла в голову мысль: как хорошо, что старого чернокожего детектива нет с ними, что сейчас вместо этого он охраняет его, Стила, жену и детей.

Стил подал сигнал Раннингдиру и Петровски, и они пошли вперед, вдоль забора по направлению к подъездной дорожке. Стил понял: у него нет другого выхода, кроме как полностью выкинуть из головы мысль о системе электронной охраны.

Он должен попытаться.

Они добрались до подъездной дорожки; все еще не было никаких признаков, что они потревожили где-либо систему звуковой сигнализации, не было слышно ни сирен, ни звонков.

Эфбээровцы спрятались на границе между поляной и гравиевой дорожкой.

— Что, как насчет каких-нибудь замечательных предложений, нет ни у кого? Я не самый великий коммандос в мире, как вы уже успели заметить.

Петровски, прежде чем начать, откашлялся.

— Мы движемся по обеим сторонам подъездной дорожки, подходим как можно ближе к дому, пока не начинается стрельба, затем продолжаем продвигаться к дому. По-моему, самый лучший вариант.

— Это называется фронтальное нападение, — прокомментировал Билл Раннингдир. — Его часто использует морская пехота. Потери только при этом очень большие.

— Да, только не забывайте, что у нас есть еще Лефлер и Блюменталь, как только они услышат стрельбу, то сразу поддержат нас с тыла.

— Это уже похоже на взятие в кольцо, — вновь подключился Раннингдир.

Стил посмотрел на него:

— Сынок, да ты у нас великий стратег. У тебя, оказывается, масса неоткрытых талантов. — Затем он посмотрел на Петровски:

— Мы идем посередине, как предлагал ты. Только очень быстро. Когда начинается стрельба, мы наносим удар по дому, как можно быстрее. И помоги нам Господь.

Петровски бросил взгляд вверх и вниз по подъездной дорожке, затем, пригнувшись, пересек ее, добежал до противоположной стороны забора. Ворота оказались закрыты.

Стил был уверен, что, если попытаться открыть ворота, раздастся сигнал тревоги; но, возможно, если попытаться перебраться через них сверху, все обойдется тихо. Большим пальцем правой руки Стил прокрутил барабан, добрался до следующего патрона. Очень медленно и осторожно, чтобы не было щелчка, он снял револьвер с предохранителя и взвел курок. Осмотрел оружие, вновь поставил на предохранитель. Вынул патрон из патронника; еще мальчиком он достаточно узнал о мерах безопасности на охоте, чтобы карабкаться сейчас на забор с заряженным револьвером. Стил начал перелазить через ворога, его неестественные движения сразу напомнили внезапно, болезненно, о рваной ране в грудной клетке, которую он заработал, когда вместе с Рокки Сэдлером удерживал коридоры верхних этажей в загородном доме в Висконсине. Хотя это случилось всего несколько дней назад, казалось, с тех пор прошли долгие годы.

Когда Стил приземлился на траву, раздался щелчок; прожекторы, расположенные на крыше по обеим сторонам дома, залили яркими потоками света всю подъездную дорожку и прилегающую территорию на сотню ярдов вокруг; свет был настолько яркий, что при нем можно было читать. Стил снял револьвер с предохранителя.

— Пригнитесь, босс! — послышался голос Билла Раннингдира. Как только Раннингдир открыл огонь из своего «Узи», Стил сказал сам себе, что даже такому умелому стрелку из автомата, каким является Раннингдир, будет трудно вести прицельную стрельбу с такого расстояния; до дома было не меньше шестидесяти ярдов. Тем не менее, прожекторы начали гаснуть один за другим.

Стил бросился бежать по направлению к дому; из искусственной темноты за прожекторами по нему начали вести автоматический огонь. Стил сделал несколько выстрелов по прожекторам, потом вновь бросился вперед.

На ходу он обернулся, посмотрел назад. Кларк Петровски бежал зигзагами, регулярно перезаряжая свой пистолет и продолжая стрельбу. Все новые и новые прожекторы гасли, издавая при этом звук разорвавшейся гранаты. Через забор, наконец, перебрался Билл Раннингдир, выстрелил по прожектору и покатился по траве.

— Билл!

Раннингдир продолжал стрелять по прожекторам, на этот раз он разбил сразу четыре; а затем заорал:

— У меня все в порядке! — Раннингдир поднялся на ноги, он прихрамывал, но бежал дальше.

Стил нырнул в укрытие, за машину. Это оказался синий «Вольво» Хэмфри Ходжеса. Сухая земля и гравий по обе стороны машины взбивались фонтанами от продолжающейся автоматической стрельбы. Стил выхватил «Зиг-Зауэр» из наплечной кобуры, в которой он его всегда носил, положил руку с пистолетом на капот машины, и, поворачивая ствол вправо и влево, начал вести огонь по парадному крыльцу дома.

Внезапно он услышал, что стрельба раздается с другой стороны; видимо, из-за дома, где в наступление пошли Лефлер и Блюменталь.

Стил вытащил пустую обойму из «Зига», сунул в карман и заменил ее на одну из двадцатизарядных обойм.

— Кларк?

— У меня все в порядке. У Билла тоже!

Лютер Стил дозарядил пистолет патронами из заднего кармана.

— Ребята, вы готовы?

Из темноты раздался смех Кларка Петровски:

— Как однажды Уорд Бонд сказал Дюку: «Черт возьми, я всегда готов!»

— Тогда вперед!

Стил поднялся на ноги, распахнул настежь дверь «Вольво». Он прекрасно умел завести практически любую машину без ключей. Однако на этот раз его умение не пригодилось. Ключи торчали в замке зажигания. Стил переключил передачу, завел машину, буквально вдавил в пол педаль газа, отпустил ручной тормоз.

Стил отпустил ручку переключения передач, раздался равномерный шум двигателя. Автоматический огонь переместился в его сторону.

Он вывернул рулевое колесо «Вольво» влево до упора. Пули застучали по ветровому стеклу, оно разлетелось на куски, Стил едва успел пригнуться; осколки стекла засыпали ему пиджак и руки. Он снова взялся за ручку передачи, нашел первую скорость, включил фары на полную мощность. Стил протянул ногу, с трудом достал педаль газа. «Вольво» поехал вперед, в темноту, за пределы потока света от оставшихся прожекторов. Колеса натолкнулись на какое-то препятствие, — видимо, ступени крыльца, — однако машина, хотя двигатель ревел и стонал, как раненый зверь, а самого Стила вдавило в спинку сиденья, тем не менее, продолжала двигаться, только теперь вверх!

«Вольво» сильно тряхнуло. Пули влетали в боковое окно; вдребезги разлетелось зеркало заднего вида, разбился приборный щиток, отлетел кусок рулевого колеса, однако Стил все еще не был ранен.

Одна из фар «Вольво» погасла.

Но в свете второй фары, — он нащупал переключатель дальнего света, — Лютер все еще мог видеть, что творилось вокруг. Дверной проем. «Вольво» как раз прошел его, когда Стил распахнул настежь дверь машины, одновременно хватая с соседнего сиденья свой «870-й»; затем он буквально выкатился из машины. Всюду валялось разбитое стекло, оно ломалось и хрустело у него под ногами и руками.

Внезапное движение совсем рядом. Лютер откатился влево, комнату осветила вспышка автоматной очереди. Стил заорал:

— Билл?!

— Это не я! — вновь зазвучали выстрелы, огонь стал еще сильнее.

Стил сделал несколько выстрелов, откатился в сторону, перезарядил оружие, вновь бабахнул, опять откатился в сторону, перезарядил. Затем резко вскочил на ноги. «Вольво» врезался в стену и его единственная фара погасла.

Тишина.

Звон стекла.

Внезапно Стилу пришлось зажмурить глаза. В доме вновь вспыхнул свет.

Эфбээровец нырнул влево, за кресло, которое, казалось, само бросилось ему навстречу. Он больно ударился о пол, потом резко вскочил на колени, принялся лихорадочно перезаряжать револьвер.

— Эй, босс!

Стил отскочил в сторону от кушетки, за которой он прятался.

Он слегка приподнялся, револьвер он держал наготове.

— Я не хотел, черт возьми, я не хотел этого!

Это был голос Рэнди Блюменталя. Затем он услышал, как заговорил Том Лефлер:

— Ни черта не было видно. Они все бежали в одной куче, бросились к двери черного хода и вдобавок стреляли по нам.

Стил отошел от кушетки, глаза постепенно привыкали к свету наполовину разбитой люстры и бра в дальнем конце комнаты. Стена над светильником и вокруг него была испещрена пулевыми отверстиями; небольшой столик был пробит в нескольких местах. Но сама лампа осталась целой, за исключением того, что абажур на ней висел перекошенный, как будто его надевал пьяный.

Билл Раннингдир прохромал к «Вольво», его лицо кривилось в гримасе боли, в правой руке он сжимал «Узи», в левой держал пистолет.

Стил вытащил свой собственный пистолет из поясной кобуры.

Кларк Петровски и Рэнди Блюменталь стояли в дверном проеме. Тома Лефлера нигде не было видно. Стил направился к ним; казалось, Петровски прочел его мысли, он сказал:

— Том в полном порядке. Проверяет, не осталось ли кого на первом этаже. Есть еще второй этаж; мы осмотрим все сейчас же.

— Где Ходжес?

— В этом-то все и дело, босс.

Лютер Стил посмотрел на Петровски, затем прямо в глаза Блюменталю. Лицо молодого агента покраснело. На щеке у него виднелся порез, по-видимому, от разбитого стекла.

— Я не знал, что это был он, все стреляли в нас. Я увидел этого человека, он бежал, и я продырявил его.

Стил проследил за взглядом Блюменталя. В углу комнаты — она походила на малую гостиную — лежало тело, глаза были широко открыты и смотрели прямо в потолок.

— Черт, — выругался Лютер Стил.

Это был Хэмфри Ходжес собственной персоной, пуля пробила ему лоб, примерно посредине между глазами.

— Ты видел, как он упал?

Кларк Петровски прошептал:

— Ты думаешь то же, что и я, босс? Эта мысль сразу же пришла мне в голову.

— Отвечай на мой вопрос, Рэнди, — настойчиво повторил Стил; миновав Блюменталя, он подошел к телу Хэмфри Ходжеса.

— Нет, сэр. Но я точно видел какое-то движение. А затем я выстрелил, и Ходжес свалился прямо на меня. Это все произошло очень быстро.

Стил склонился над телом. Кларк Петровски стал на колени возле него.

— Ты видел много убитых, так ведь, Кларк? — спросил Стил, понизив голос почти до шепота.

— Хочешь знать, что я думаю?

Стил посмотрел ему в глаза.

— Да.

Петровски кивнул, его руки уже ощупывали тело. Он подозвал Блюменталя:

— Рэнди. Пойди найди мне убитого с дальнозоркостью, мне нужны его очки. А еще лучше, если ты найдешь увеличительное стекло.

Стил встал на ноги. Он посмотрел в сторону «Вольво». Билл Раннингдир тяжело облокотился на него.

— Тебе надо сделать перевязку прямо сейчас?

— Несколько минут я выдержу. Кровотечение почти прекратилось, по-моему, пуля прошла навылет.

— Можешь посмотреть за входной дверью?

— Вас понял, босс. — Сильно прихрамывая, Раннингдир направился к парадному входу. Там не осталось ни двери, ни дверной рамы, не осталось почти ничего, лишь обломки стены и пустые глазницы окон.

— Том!

Голос Лефлера раздался из самой глубины дома.

— Что?

— Иди наверх. Все, что может представлять хоть какой-нибудь интерес, забирай и неси сюда.

Блюменталь вернулся с очками. Стил взял очки и посмотрел на свет. Они увеличивали.

— Мы тебе расскажем о результатах. Иди проверь подвальный этаж. Все то же самое, что я говорил Лефлеру.

— Есть, сэр.

— Поищи тряпку или туалетную бумагу, Лютер.

Стил кивнул Петровски; он нашел ванную, больно ударился боком на входе, взял туалетную бумагу и вернулся в гостиную.

Протянул бумагу Петровски.

— Можешь не смотреть, лучше отвернись. Многие не выдерживают, может стошнить. Даже самого хладнокровного человека. — И Петровски кивнул.

Стил не стал отворачиваться, однако уже в следующее мгновение пожалел, что не сделал этого. Одним куском туалетной бумаги Петровски промокнул открытые глаза Хэмфри Ходжеса.

Он склонился над Ходжесом, принялся пристально осматривать глаза через очки; при этом Кларк очень походил на Шерлока Холмса с увеличительным стеклом.

— Он умер задолго до того, как Рэнди пристрелил его. Ты был прав. В этом вопросе, босс, мы с тобой сходимся. — Он поднял голову и улыбнулся. — Глазные яблоки практически сухие. Здесь, в доме, совсем не жарко, так что, если бы его убили всего пять-шесть минут назад, на глазных яблоках сохранилось бы гораздо больше влаги. Рэнди не убивал его. Его застрелил один из членов ФОСА.

— Сейчас здесь будет полиция, — произнес Стил, сам поражаясь тому, что говорит. — Нам надо сматываться отсюда, и побыстрее.

— Да, если нас застанут рядом с убитым честным гражданином в разгромленном доме, Маковски получит все, что ему так необходимо.

Стил посмотрел на Петровски, их взгляды встретились.

— То, что из этого следует — полнейший абсурд, — пробормотал Стил.

— Можешь повторять это снова и снова, Лютер. Особенно, когда тебя повезут в тюрьму. — Петровски встал, закричал:

— Рэнди, Том! Вытрите все отпечатки пальцев, которые вы успели наставить. И поживее. — Он направился в сторону «Вольво».

— Какого черта, что ты собрался делать?

— Я собираюсь вытереть твои отпечатки пальцев с этой чертовой машины, Лютер. В конце концов они получат кое-какие улики от оружейных гильз, и с этим мы ничего не сможем сделать. Но отпечатки пальцев оставлять совсем не обязательно. Похоже, нас подставили, черт возьми.

Лютер Стил почувствовал, что сейчас его стошнит. Он достал носовой платок и бросился к ванной, нажал на дверную ручку…

 

Глава двадцать шестая

Сделав последний шаг, буквально за мгновение до того, как боевик Эрнандеса успел обернуться, Дэвид Холден вонзил свой нож в сонную артерию на его шее. Глаза человека широко раскрылись в предсмертной агонии; Холден едва успел отвернуться в сторону, чтобы хлеставшая фонтаном кровь не попала ему в глаза или в рот, затем аккуратно, почти беззвучно, опустил мертвое тело в ярко-зеленый широколиственный кустарник.

Холден торопливо вытер лезвие ножа о штаны мертвеца, потом перерезал ремень, сорвал с тела оружие и снаряжение. Затем он скрылся в кустах.

Убитый им человек был вооружен автоматом «Узи». Холден взял его себе, предварительно проверив, как он работает; затем прихватил сумку с запасными магазинами, подтянув ее ремень до необходимой длины.

Пистолет и нож были ему не нужны, тем более, что они находились в плохом состоянии. Холден разрядил пистолет, вынул обойму, потом забросил оружие в кусты.

И снова двинулся вперед.

Следующий часовой, которого он увидел совершенно случайно, стоял в двухстах ярдах далее, у самых ворот забора, окружавшего лагерь Эрнандеса, который, в свою очередь, со всех сторон окружал владения Ортеги де Васкеса. Холден ни за что не заметил бы часового, если бы тот не был освещен сзади светом фонарей лагеря.

Он медленно подходил к противнику, стараясь двигаться как можно тише, чтобы тот его не заметил. В дневное время ему наверняка не помешала бы маскировка, однако сейчас, в темноте, Холден не мог применить для маскировки ветки и листья; местность и растительность менялись настолько быстро, что тот камуфляж, который сработал бы в одном месте, запросто выдал бы его присутствие в другом, через каких-нибудь сто-двести ярдов. Поэтому ему приходились полагаться лишь на темноту; он вымазал лицо и руки землей, но пот постоянно смывал его «грим».

Прилагая максимум усилий остаться незамеченным, Холден подкрадывался ко второму часовому…

Рози Шеперд свернула треугольником черный платок, откинула волосы назад, завязала платок поверх волос, вокруг головы, затянув узел на затылке. Второй платок она тоже свернула треугольником, завязала его поверх нижней части лица, как что делают грабители; затем посмотрела на себя в маленькое металлическое зеркало, висевшее на стенке фургона; теперь между двумя повязками были видны лишь глаза и узкая полоска лица.

Она поднялась, натянула черные перчатки без пальцев.

Пистолет «Глок», боевой нож «глок» облегченного образца, автомат «Узи» — все вооружение находилось в полной готовности.

Том Эшбрук уже входил в заднюю дверь фургона; он был одет в черное и вооружен так же, как и она.

Рози Шеперд повернулась к двери:

— Я готова. И спасибо за все. Том, как бы там оно ни закончилось. — Она сдвинула вниз повязку, покрывавшую ее лицо, затем сдернула его повязку и быстро поцеловала в губы. Потом распахнула настежь дверь и выпрыгнула из фургона в ночь.

Их уже ждали израильские коммандос.

— Поехали. — прошептала Рози Шеперд сквозь повязку, которая вновь покрывала ее лицо.

 

Глава двадцать седьмая

Забор был десять футов высотой: по его верхнему краю проходила колючая проволока, словно в концентрационном лагере или лагере для военнопленных; за внешним забором находилась внутренняя ограда, сделанная из колючей проволоки. «Пространство между заборами, подумал Холден, — наверняка заминировано». Наверное, можно было бы осторожно перелезть сначала через один забор, потом пересечь заминированное пространство, затем перелезть через второй забор, но перетащить через эти препятствия весь свой запас вооружения он просто не смог бы. И перебросить оружие через забор Холден не мог: наверняка взорвалась бы мина, и, скорее всего, не одна.

Он залез на высокое дерево, к его счастью, уже спустилась ночь. На дереве наверняка было полно муравьев, в темноте он просто не видел их. Дэвид тщательно обдумывал план своих последующих действий; от успешного осуществления его операции зависело не только то, сможет ли он убить Эрнандеса и Ортегу де Васкеса, от этого зависела его собственная жизнь.

В осназе инструктором их подразделения был военный в отставке; про него говорили, что во время второй мировой войны он служил в отряде коммандос. От него Холден узнал, что ключом к успеху любой боевой операции является то, как сам человек подходит к ней. Если рассматривать операцию как безнадежно усложненную и запутанную, то средства и методы ее осуществления получатся еще более безнадежно запутанными. Простота, основанная на собственном взгляде и понимании ситуации, — вот ключ к успеху. Чем больше планируешь сделать, тем больше ошибаешься.

Прорыть подкоп под забором, протащить по нему оружие и снаряжение, при этом имея лишь слабую надежду не быть замеченным или не подорваться на мине; затем очень осторожно пробираться по минному полю лишь для того, чтобы достичь следующего забора, потом перелазить через него или под ним, потом пробираться через лагерь Эрнандеса по направлению к внутреннему поместью — это и был очевидный ответ на вопрос, который сразу же приходил в голову.

Очевидный, но, возможно, не самый лучший.

Если удастся внушить людям Эрнандеса, что их атакуют превосходящие силы противника, это может сослужить ему хорошую службу. Правда, таким образом он рисковал потерять самого Эрнандеса; но, тем не менее, так меньше риска быть убитым самому, не добравшись до людей, которые очень его интересовали.

Дэвид Холден внимательно осмотрел дерево, на котором сидел.

Тщательно прикрывая огонек зажигалки, доставшейся ему в качестве трофея, он закурил последнюю сигарету. Деревья со всех сторон скрывали его, заметить Холдена практически не могли. Хотя эта сигарета запросто могла оказаться последней в его жизни…

Они находились в четверти мили от дороги, в каменистой местности; луна заливала ярким светом вершину близлежащей горы. Рози поправила ремень вещмешка, в котором она несла «Магнум» 44-го калибра и запасные обоймы к нему. Рози твердо решила: либо она передаст содержимое вещмешка Дэвиду Холдену, либо погибнет.

Все они были в масках, решив, что лучше, если члены группы поддержки, — их было шестеро, все студенты-израильтяне из местного университета, — не увидят их лица. Все шестеро должны были участвовать в операции лишь в качестве вспомогательной группы; их набрал специально для этой цели израильский агент, и ни один из них не знал в лицо членов основного отряда. Оттого, что ее лицо было скрыто под черной повязкой и такая же черная повязка стягивала ее волосы, Рози Шеперд чувствовала себя очень неуютно, почти так же неуютно, как, когда она принимала участие в операциях «Патриотов» и ей приходилось цеплять на голову черный капюшон. Конечно, сейчас был совсем другой случай, но чувство неловкости не оставляло ее.

Руководитель группы израильских коммандос быстро заговорил на иврите, девушка-израильтянка вкратце пересказывала на английском смысл его слов для Рози и Тома Эшбрука.

— Он говорит молодому человеку по имени Моше, что успех или провал всей операции полностью зависит от направления ветра. Если ветер будет дуть не в ту сторону, сегодня вечером мы не сможем выступить.

— К черту это направление ветра, — ответила ей Рози Шеперд. — Мы проведем операцию сегодня же.

Девушка ничего не ответила, но Рози увидела, как повязка поверх ее рта втянулась, затем расправилась в такт ее дыханию. На мгновение воцарилась тишина, все шестеро членов группы поддержки и руководитель израильтян замолчали. А Рози Шеперд принялась разглядывать дельтопланы, стоявшие наготове на вершине холма. Здесь же она увидела анемометры, они вращались, но как-то беспорядочно. «По крайней мере, — подумала она, — теперь я знаю, что эта штука, измеряющая скорость и направление ветра, называется анемометр. Дэвид так точно знает эти приборы».

Внезапно она вздохнула, при этом ткань повязки втянулась внутрь, Рози почувствовала ее вкус на губах; она чуть было не произнесла вслух имя Дэвида.

Девушка продолжала переводить:

— Тот высокий, что заговорил сейчас, утверждает, что он уже летал на таких же дельтопланах несколько раз при таком же ветре, и что этот ветер непредсказуем. Но мы попробуем в любом случае. — И повязка вновь глубоко втянулась в ее рот, как будто девушка собиралась сказать что-то еще. Но она замолчала.

— Что? — спросил ее Том Эшбрук.

Израильтянка ответила:

— Он сказал командиру: самое худшее, что может с нами случиться — нас могут убить. Но если мы переждем несколько часов, направление ветра может измениться.

Рози Шеперд как зачарованная уставилась на анемометр…

Дэвид Холден продвигался вперед как можно быстрее; по пути он закреплял концы лиан, стараясь, чтобы их можно было потом легко найти при слабом свете луны. Эта работа отняла у него больше времени, чем он планировал; он оборудовал себе нечто вроде подвесной дороги, проверял на прочность, каждую лиану, замечал по пути ориентиры, чтобы впоследствии, скорее всего, под огнем противника, быстро определить свое положение на местности.

— Надо было почаще смотреть фильмы про Тарзана, — затаив дыхание, сам себе прошипел Холден.

Когда он наконец закончил свою работу, стрелки его «Ролекса» показывали два часа ночи. Замечательно, теперь он запросто накроет Эрнандеса и Ортегу де Васкеса, сразу обоих, прямо за ужином.

Холден вернулся к предыдущему дереву, медленно, — осторожно спустился на землю. Еще раз проверил свой склад оружия, устроенный под деревом. Автомат «Узи», две винтовки М-16, набор запасных магазинов и патроны россыпью, все было на том же месте, где он оставил их.

Холден последний раз проверил вооружение, которое было при нем. Еще две винтовки М-16, два пистолета «Беретта», несколько запасных магазинов для всех видов оружия и, вдобавок, нож.

Холден полез на дерево…

Рози Шеперд бросила взгляд на циферблат своего «Таймекс Айронмэна», стрелки часов показывали начало третьего ночи. Ей до смерти надоело и стоять, и сидеть на одном месте, ей надоело скрывать свое лицо, надоело смотреть на беспорядочное вращение анемометра.

Однако, посмотрев на него в очередной раз, она обратила внимание на то, что его движения стали более четкими, равномерными. Теперь она наблюдала за ним не отрываясь, как будто стоило ей отвернуться, и его ритм вновь собьется, а тогда их попытка спасти Дэвида будет сорвана.

Девушка-израильтянка что-то говорила на иврите в портативный радиопередатчик.

Наконец она опустила рацию.

— Холодный фронт, которого мы так ждали. Наш информатор в службе прогноза погоды сообщает, что он наконец приближается. Вначале ветер стабилизировался, словно застрял на месте, но теперь пришел в движение. Очень скоро сильно похолодает, но направление ветра удержится.

Она направилась к руководителю группы, который уже переговаривался о чем-то с одним из шести молодых израильтян по имени Моше.

Том Эшбрук стянул перчатку и крепко сжал руку Рози Шеперд…

Дэвид Холден установил прицел винтовки М-16, она по-прежнему стояла на предохранителе; Холден прицелился в то место, куда он сам установил бы группу противопехотных мин. Он удерживал это положение как раз столько времени, сколько потребуется впоследствии на одну автоматную очередь; затем быстро перебросил винтовку через плечо, потянулся рукой, схватился за лиану и переполз по ветке до того места, откуда можно сделать прыжок.

В теории все получалось как нельзя более гладко…

Командир израильтян объяснял по-английски свои действия, по мере того, как он, девушка и двое его людей готовили дельтопланы к полету; им помогали шестеро студентов-израильтян.

— Размах крыльев у дельтоплана Рэйчел всего лишь двадцать два и одна десятая фута, поскольку она весит сто десять фунтов, а общий ее вес со всем снаряжением не превысит ста пятидесяти пяти фунтов. Общая площадь крыльев, которая будет поддерживать ее в воздухе, составляет сто девяносто два квадратных фута. При меньшей площади крыльев ей просто не удалось бы подняться в воздух, а если бы и удалось, то с большим трудом; и, уж во всяком случае, ей очень трудно было бы лететь. При больших размерах дельтоплана, как, скажем, у меня, — а я вешу сто восемьдесят фунтов и несу больше снаряжения, поэтому размах крыльев у моего дельтоплана двадцать пять и восемь десятых фута, площадь почти двести шестьдесят восемь квадратных футов, — ей было бы сложно управлять дельтопланом во время полета.

Он направил против ветра носовую часть огромного дельтоплана, напоминавшего Рози воздушного змея.

— Используя восходящие потоки воздуха, мы можем подняться на очень большую высоту; однако, на этот раз мы не собираемся забираться выше, чем это необходимо. Мы предполагаем облететь лагерь, сбрасывая газовые гранаты; затем приземлимся на покрытой травой поляне, во внутреннем поместье, где живет Ортега де Васкес. Как только будет сброшена первая граната, вы и вся остальная группа идете на штурм лагеря, как мы и договаривались.

К дельтоплану были прикреплены ремни разной длины, видимо, для управления полетом. Израильтяне распаковали какое-то устройство, напоминающее деталь от велосипеда необычной формы. Руководитель группы достал из ящика инструменты и принялся подтягивать болты и гайки.

Рэйчел на секунду оторвалась от своего дельтоплана и сказала Рози:

— Я очень надеюсь, что вам удастся найти его. Мы все будем молиться за вас.

Рози Шеперд поблагодарила девушку; Том Эшбрук уже звал всех садиться в фургон. «Спасибо», — еще раз повторила она и направилась к Эшбруку; ей показалось, что вещмешок с пистолетами внезапно потяжелел…

Дэвид Холден стал поудобнее на колени на развилке дерева.

Он переставил регулятор М-16 на автоматический огонь.

Навел прицел на то же место, которое выбрал заранее, примерно в четырех футах за внешним забором; то самое место, куда попала бы его нога и где он подорвался бы на мине после того, как перебрался бы через забор.

Дэвид Холден открыл огонь, непрерывно перемещая ствол автоматической винтовки вправо и влево, вверх и вниз. Ему пришлось выпустить по меньшей мере десяток пуль, прежде чем взорвалась первая мина; фонтаны дыма и пыли подымались вверх и стояли рваной стеной.

Он поставил винтовку на предохранитель, перебросил ее через плечо, потянулся за лианой и приготовился к прыжку.

Ответного огня из лагеря пока не последовало. Холден покрепче схватился за лиану, оттолкнулся и буквально перелетел от того дерева, с которого он вел огонь, к тому, где была прикреплена его лиана. Больше всего на свете ему сейчас хотелось воспроизвести знаменитый крик Джонни Вайсмюллера, он с трудом удержался от этого.

За считанные секунды Холден взлетел на выбранную заранее ветку, поздравил себя с этим успехом, взобрался на развилку ветвей, перехватил М-16, приготовился к стрельбе, цель была выбрана заранее, он обозначил ее куском материи, оторванным от носового платка.

Холден вновь открыл огонь; теперь он стрелял по другой стороне ворот. Он насчитал по меньшей мере пять взрывов мин. Теперь его задача облегчалась тем, что у него в голове уже сложилась система, по которой были уложены мины.

Снова очередь из десяти выстрелов. Винтовку на предохранитель. Винтовку за спину. Он дотянулся до следующей лианы, оттолкнулся от ветки и полетел к соседнему дереву; дерево, где он только что сидел, уже крошили автоматные очереди.

Холден чуть было не промахнулся, с большим трудом ему удалось схватиться за ветку; при этом он больно ударился грудью о ствол дерева. Тем не менее, Дэвид не разжал руки. «Черт побери, никудышный из меня Джим Джангл», — проворчал про себя Холден. Он подтянулся на ветке, пополз вдоль нее.

Развилка. Найти тряпку, указывающую направление огня. Регулятор на автоматическую стрельбу.

Холден открыл огонь, выпустил три пули по дальней стороне ворот, при этом подорвались сразу две мины; оставшиеся в магазине семь или восемь патронов он выпустил по ближней стороне ворот, взорвав еще три мины.

Холден отсоединил пустой магазин, сунул его в вещмешок, вставил полный, дослал патрон в патронник, поставил винтовку на предохранитель; после этого, ухватившись за лиану, прыгнул на следующее дерево; пули свистели вокруг него, разрывая листву и впиваясь в стволы деревьев.

Он добрался до следующей ветки, та оказалась скользкой, и пополз к развилке.

Указатель цели. Холден открыл огонь, подорвались еще две мины; он выпустил полдесятка пуль по цистерне с бензином, стоявшей у гаража. Несколько секунд ничего не происходило, потом раздался взрыв, ночное небо осветилось яркой вспышкой пламени; постепенно темнеющий огненный шар поднялся в небо и медленно растаял в нем.

Двое людей пытались установить пулемет, его ствол был направлен в сторону деревьев. Холден выпустил очередь из трех выстрелов, затем еще одну, при этом застрелив обоих.

Винтовку на предохранитель. Схватиться за лиану. Прыжок.

Теперь огонь по нему вели со всех сторон, листья хлестали по лицу, вокруг разлетались щепки; он допрыгнул до следующей ветки, дополз до развилки.

Холден выпустил сразу весь магазин, убив при этом еще троих людей Эрнандеса и вдребезги расколотив ветровое стекло стоявшего поблизости грузовика.

Смена магазина. Прыжок.

Холден спрыгнул на землю.

Он отбросил в сторону кучу листьев и веток, прикрывавших его склад оружия, схватил винтовки за ремни, забросил на плечо. В руке у него был пистолет.

Дэвид Холден бросился вперед, стараясь пригибаться как можно ниже: автоматные очереди из лагеря Эрнандеса были направлены на кроны деревьев, а не вдоль поверхности земли.

В наружном заборе образовалась рваная дыра, на земле под дырой зияла воронка от разорвавшейся мины. Холден побежал к дыре, проскочил в нее, потом побежал между двумя заборами, придерживаясь воронок от разрывов мин. Так он добрался до следующей дыры, уже во внутренней ограде.

Холден миновал последнее препятствие.

Человек слева. Холден выстрелил из пистолета, потом еще раз.

Перебежка.

Еще двое.

Третий. Холден схватил «Узи» левой рукой, сорвал с предохранителя, навел на тех троих, открыл огонь, выпустил в них весь магазин; трое упали. Он бросил «Узи», автомат свободно повис на ремне.

Холден снова побежал.

Сейчас он находился уже на улице лагеря, вокруг стояли разборные домики с кондиционерами, везде горели прожекторы. На доме, где жил Эрнандес, тоже горел прожектор.

Холден бросился к дому Эрнандеса.

Еще трое появились, на этот раз из-за павильона.

Холден выстрелил из пистолета, потом еще и еще. Все трое были убиты. Холден отбросил пистолет в сторону, схватил обеими руками сразу две винтовки М-16, побежал к дому Эрнандеса.

Из дверей выскочил мужчина, на секунду Холдену показалось, что это Инносентио Эрнандес, торговец наркотиками, человек, которому нравилось убивать. Но бегущий оказался обычным боевиком, в его фигуре не чувствовалось медвежьей силы Эрнандеса.

Два выстрела сразу из обеих винтовок прозвучали одновременно, обычный человек упал замертво.

Холден выпустил по дому две очереди, бросил винтовки, они свободно повисли на ремнях; Дэвид подхватил две следующие.

Он взбежал по ступенькам вверх, ворвался в дом через распахнутую настежь дверь.

Внутри никого не было.

Холден заменил пустые магазины в винтовках и автомате «Узи».

Выскочив на крыльцо, он увидел, как в воздух взлетел человек, раздался грохот взрыва, над землей поднялось облако газа.

— Какого черта…

Холден побежал дальше, по направлению к стене, отделявшей лагерь Эрнандеса от виллы Ортеги де Васкеса.

От дома Ортеги де Васкеса отъехал открытый джип. Холден бросился вслед за ним. Еще один человек взлетел в воздух, разорвалась еще одна газовая граната. Холден задержал дыхание, когда газовое облако приблизилось к нему.

Человек, сидевший за рулем джипа, резко свернул в сторону Холдена. Дэвид выстрелил, потом еще, и еще, и еще. Ветровое стекло разлетелось вдребезги, водитель свалился на рулевое колесо.

Все еще сдерживая дыхание, Холден кинулся вправо, прыгнул и, стуча по обшивке джипа оружием, схватился за руль, сбросив с него руки мертвеца. Затем он влез в машину на соседнее сиденье, оттолкнув тело в сторону.

Холден выжал тормоз, включил заднюю скорость и нажал на педаль.

Облако газа окружало его почти со всех сторон. Холден резко дернул руль вправо, переключился на переднюю скорость — он даже не знал, какую, — и выжал сцепление до отказа. Ничего не произошло. Холден снова переключил скорость, нажал на газ, и джип резко рванулся вперед. Холдену пришлось зажмуриться: осколки посыпались из разбитого ветрового стекла.

Наконец он выехал из газового облака, закашлялся, стараясь как можно скорее выдохнуть из легких остатки ядовитой субстанции и надышаться свежим воздухом.

Стена поместья Ортеги де Васкеса возвышалась прямо перед ним.

Холден направил свой джип к воротам…

Рози Шеперд, пригнувшись, стояла у двери фургона, которую уже успел открыть один из израильтян. В лагере уже шло сражение. Но с кем?

Она выставила ствол «Узи» из двери и открыла огонь; любой движущийся объект (за исключением, разумеется, Дэвида или одного из членов их команды) представлял собой потенциальную мишень. Один человек упал, вслед за ним еще и еще.

Том Эшбрук стал на колени по другую сторону двери фургона, сорвал чеку с газовой гранаты, швырнул через машину.

Рози Шеперд выпустила последнюю очередь из автомата, нырнула внутрь фургона, подсоединила новый магазин; затем, выставив ствол автомата из двери, вновь открыла огонь.

Она увидела, как приземляется последний человек из команды израильтян. Сама не зная, почему, она решила, что это Рэйчел, ее фигура выглядела более грациозно, чем у остальных, несмотря на вооружение.

Газовая граната упала на землю и разорвалась.

Рози Шеперд, безусловно, предпочла бы, чтобы вместо противогаза, от которого у нее по лицу текли струи пота, ее внешность по-прежнему скрывала простая черная повязка. Однако используемый ими газ мог запросто вывести человека из строя; это был один из вариантов слезоточивого газа, когда-то ей довелось присутствовать на демонстрации его действия. Это произошло еще во время ее службы в полиции; когда несколько баллонов газа было похищено с военной базы недалеко от Метроу. Их отдел привлекли для поисков виновных.

«Вечно в этом городе что-то происходит», — подумала она.

И продолжала вести огонь…

Дэвид Холден держал свой «Узи» в левой руке, одновременно ведя машину и стреляя из него; подъезжая ко рву со стеной, окружавшем поместье Ортеги де Васкеса, он уложил еще одного человека Эрнандеса.

С неба спускались люди на дельтопланах, они приземлялись на траву у стены, при этом бросая газовые гранаты.

Один из них пролетел прямо у Дэвида над головой.

Кто были эти люди?

Холден ехал дальше…

У Рози Шеперд внезапно возникла мысль.

Она заговорила в микрофон, встроенный прямо в противогаз.

— Спасатель один, говорит Спасатель одиннадцать. Спасатель один, ответьте.

У руководителя израильских коммандос, у двух мужчин — членов их группы и у единственной среди них женщины были комбинированные шлемы-противогазы со встроенными приемо-передающими устройствами. Все они находились в радиусе связи.

— Спасатель одиннадцать, говорит Спасатель один. Слышу вас хорошо. Что случилось? Прием.

— Спасатель один, здесь идет настоящее сражение. Что, если в нем участвует Дэвид?

— Этот газ не смертелен. Повторяю, Спасатель одиннадцать, газ не смертелен.

— Высматривайте его, Спасатель один. Пожалуйста. Конец связи.

Это было не более чем просто ощущение, но внезапно оно стало настолько сильным, что у Рози появилось чувство тошноты.

Она вскочила на ноги, бросилась в кабину водителя.

— Поезжай через лагерь, живо! Не спрашивай ничего, делай!

— Нам дали задание поддерживать наступление со стороны внешнего лагеря, детектив Шеперд, — ответил ей израильтянин.

Рози Шеперд наставила на него ствол своего «Узи».

— Я сама справлюсь с управлением этого фургона, черт побери. Ну, что ты решил?

— Вы не сможете…

Рози Шеперд в упор смотрела на него, ствол автомата был в нескольких дюймах от его лица. Она, конечно же, не стала бы стрелять, просто оглушила бы парня прикладом и села за руль, но он-то этого не знал.

— Хорошо, — он кивнул, его голос звучал слабым эхом, едва слышным через противогаз и по радиопередатчику. Израильтянин резко рванул руль влево, и, чтобы не упасть, Рози Шеперд пришлось ухватиться за спинку сиденья…

Дэвид Холден выпустил в лицо человека с М-16 полную автоматную очередь, затем резко развернул руль джипа вправо и погнал через поросшую травой лужайку, стараясь объезжать облака газа.

На землю уже спустились четверо, они срывали с себя ремни дельтопланов, шлемы полностью закрывали их лица. «Очевидно, — подумал Холден, — они скомбинированы с противогазами».

Сейчас он был полностью окружен облаком газа, его практически не было видно.

Дэвид Холден повернул руль влево, двинулся по направлению к ближайшему из четырех спустившихся с неба, который приземлился последним.

Он закричал:

— Я на вашей стороне! Вы меня слышите? Газ! У вас есть запасной шлем?

Облако вокруг него смыкалось…

Теперь они ехали через лагерь; газ уже рассеялся, повсюду валялись мертвые тела, многие из них с огнестрельными ранениями. Дэвид? Рози Шеперд подумала о нем.

Они проехали мимо дома, стекла в нем были выбиты, на крыльце лежал убитый.

На дороге виднелись отметины от гусениц бронетехники.

Впереди показались ров и стена, окружавшие дом Ортеги де Васкеса.

— Вы бы не смогли меня убить, мисс, — внезапно заговорил водитель фургона.

Рози Шеперд посмотрела на него. С противогазом на голове он был похож на злобного инопланетянина. Но его глаза, видные из-за стекол противогаза, улыбались.

— Наверное, вы любите этого человека?

— Ты догадлив, Шерлок Холмс… — и Рози Шеперд рассмеялась.

Впереди них повсюду поднимались облака газа.

Но где же Дэвид?

Она почувствовала, как фургон набирает скорость…

Дэвид Холден притормозил. Человек, приземлившийся на четвертом дельтоплане, оказался женщиной, и в правой руке у нее был автомат «Узи», нацеленный прямо ему в грудь.

Он вновь закричал ей:

— Что вы здесь делаете?

Она опустила автомат. Ее голос был сильно искажен противогазом.

— Так вот из-за кого детектив Шеперд сходит с ума. А вы ничего. — И девушка сунула руку в вещмешок, висевший у нее на плече, достала из него запасной противогаз и бросила ему.

— Спасатель один и все остальные члены группы. Мы нашли Холдена. Он в полном порядке. — Дэвид Холден ничего не понял. Тем не менее, он надел противогаз…

Рози Шеперд ничего не видела. Внезапно из ее глаз потекли слезы, и стекла ее противогаза моментально запотели, а она плакала и не могла остановиться.

 

Глава двадцать восьмая

Они наконец рискнули снять свои противогазы, — израильские коммандос из фургона, трое мужчин и женщина, которые приземлились во дворе на оборонительных позициях неподалеку от грузовика.

И Том Эшбрук был вместе с ними.

Когда заговорил Том, его голос был сильно искажен противогазом:

— Я рад, что ты жив, сынок, — сказал он Дэвиду.

Дэвид Холден сорвал с себя маску.

Рози Шеперд сделала то же самое.

Они вскарабкались в фургон.

Дэвид прикоснулся к ее лицу.

В глазах у нее стояли слезы.

Холден крепко обнял ее, поцеловал…

Рози Шеперд пристально смотрела на него. Она выпрыгнула из фургона.

Дэвид Холден обратился к ней:

— Что это ты так смотришь на меня?

— Ты все равно не поймешь. Даже несмотря на то, что ты самый лучший человек в моей жизни и если хоть кто-нибудь может меня понять, так это ты. Но сейчас ты все равно не поймешь. У нас еще есть здесь дела?

— Эмилиано Ортега де Васкес и Инносентио Эрнандес. Они убили женщину по имени Мария, застрелил ее Эрнандес, а она помогла мне бежать. Он просто хладнокровно прикончил ее.

— Тогда идем, Дэвид сделаем, что нужно и уберемся отсюда.

Стоя в дверях фургона, Дэвид Холден увидел своего тестя, подошел к нему, обнял…

Дом был окружен, четверо израильтян охраняли его парадный вход, еще четверо дежурили сзади.

Дэвид Холден, Рози Шеперд, Том Эшбрук, командир израильтян и девушка-коммандос, Рэйчел, собрались у главного входа в особняк Ортеги де Васкеса.

Девушка-израильтянка, все остальные при этом прикрывали ее, наклеила тонкую полоску пластика на обе половинки дверей, вывела провод детонатора наверх.

Ходен внимательно наблюдал за ней сквозь стекла очков противогаза.

Рэйчел подтянула концы двух проводов от куска пластика, накрутила один из них на полюс портативного аккумулятора.

Потом бросила взгляд на всех остальных.

Капитан коммандос кивнул.

Рэйчел прижала конец второго провода ко второму полюсу аккумулятора.

Казалось, двери просто провалились внутрь в облаке дыма.

Холден уже был на ногах и бежал в дом, рядом с ним была Рози Шеперд. И у него появилось очень приятное чувстве. Он не говорил ей, что любит ее, что скучал по ней. Но он понимал, что она знает это.

Они ворвались в выбитые взрывом двери, Холден и Рози Шеперд бросились направо, командир израильтян и Рэйчел — налево; Том Эшбрук остался охранять вход, в каждой руке он держал по автомату.

Холден остановился в главном вестибюле.

Потом повернул в сторону библиотеки.

Двери библиотеки были приоткрыты.

— Осторожно, Дэвид, — прозвучал голос Рози у него в наушниках.

Дэвид Холден медленно вошел в библиотеку.

За столом сидел Эмилиано Ортега де Васкес.

Рядом с ним стоял Инносентио Эрнандес; сейчас он показался Холдену выше и шире в плечах, чем раньше. На лице Эрнандеса сияла улыбка.

Ортега де Васкес медленно приподнялся из-за стола, отлично скроенный дорогой костюм сидел на нем великолепно, прическа, как всегда, была образцом аккуратности. Все в его внешности было безупречно, так же, как абсолютно все в Инносентио Эрнандесе выглядело отталкивающе, он был похож на животное.

— Я предлагаю вам то, профессор Холден, что вы, американцы, называете сделкой.

Дэвид Холден, Рози, Том Эшбрук и двое израильтян за ним стояли в дверном проеме.

Ортега де Васкес продолжал:

— То, что известно мне, представляет большую ценность для вас и для ваших так называемых «Патриотов». Взамен на мою жизнь и, когда я расскажу вам все, что вы пожелаете, взамен на мою свободу, я с удовольствием поделюсь с вами своей информацией. Имена, фамилии людей в Штатах, которые хотят продолжения войны, поскольку она приносит им деньги; фамилии официальных лиц в Соединенных Штатах, которые работают на «Фронт Освобождения Северной Америки». Все детали операций с наркотиками, взрывчаткой, абсолютно все. В обмен на мою жизнь, — и жизнь Эрнандеса, разумеется.

Дэвид Холден сорвал противогаз, «Узи» он по-прежнему держал в правой руке.

— Наша сделка может состояться, если мы исключим из нее сеньора Эрнандеса?

Улыбка Эрнандеса погасла. Он посмотрел на Ортегу де Васкеса.

Ортега де Васкес отодвинулся от него.

Потом улыбнулся и медленно произнес:

— Нет, профессор, это не помешает нашей сделке.

Дэвид Холден повернулся, посмотрел на Эрнандеса. Инносентио Эрнандес рассмеялся, однако его смех звучал не очень весело, в нем слышалась бравада:

— Ты же американец! Американцы не убивают людей, нет! Плевал я на тебя, потому что ты не сможешь убить меня! У меня есть права, и ты это знаешь! Глупый американец!

— Мария, — прошептал Дэвид Холден, он вытянул правую руку, указательный палец лег на спусковой крючок «Узи». Раздался выстрел, казалось, лицо, шея и грудь Инносентио Эрнандеса смялись и растаяли.

Холден отвернулся. Рози уже сняла противогаз. Зажмурив глаза, он наконец обнял ее.