Когда они приехали к Махмеду домой, хозяин проводил его в большую гостиную, устланную персидскими коврами. Они уселись в мягкие кожаные кресла под длинными лопастями медленно вращающегося вентилятора, и Фрост поведал ему о своих последних безрадостных приключениях, о “Циклопе”, о встрече с Евой и о нападении акул на шлюпку. Махмед задал из вежливости несколько вопросов о Бесс — он знал об их отношениях с Хэнком, — а затем разговор зашел о том, кто волновал собеседников больше всего — о Чапман.

— Ты знаешь, что она хотела воспользоваться моими услугами для приобретения вооружения? Я ей, ясное дело, отказал, но тогда она вышла напрямую на Калантоса. Тот тоже не согласился с ней сотрудничать. Я был уверен в этом — ведь продавать оружие члену семьи Чапман, то ли ее отцу в свое время, то ли Еве, это значит способствовать развязыванию новой войны. А ее намерения мне были понятны с самого начала — она представила ходатайства от таких лиц, которые, дай им волю, тут же развязали бы третью мировую.

— И для кого же она хотела купить оружие?

— Для человека, которого можно назвать… есть такое научное словечко… да, вспомнил, — анахронизм.

Капитан улыбнулся, было очевидно, что Махмеду понравился этот научный термин. Только он собрался спросить, как же зовут этот анахронизм, и наклонился над столиком с напитками, чтобы поставить стакан, как вдруг спинка кресла взорвалась в том месте, где секунду назад находилась его голова. А Махмед с выпученными от ужаса глазами рухнул со своего разлетевшегося в куски кресла на стол, заливая его кровью. Его красная феска покатилась по ковру.