Честно говоря, до сих пор толком не знаю, как полагается выглядеть частному сыщику. Кажется, по мнению большинства, это на редкость жалкий персонаж в старом линялом плаще и с торчащей изо рта сигаретой. Но даже если клиенты приходят ко мне в офис, заранее зная, что встретят здесь женщину, они ну никак не ожидают, что эта женщина выглядит так, как ваша покорная слуга.

Видимо, виной тому отчасти мой небольшой рост, ибо мне так и не удалось перерасти отметку, соответствующую ста пятидесяти семи сантиметрам, на стене маминой кухни. Или же клиентов несколько обескураживают мои буйные рыжие волосы (спасибо египетской хне). А может удивленно-растерянные взгляды вызывает мой вес. Чего уж греха таить, моя полнота чуточку превышает «милую и аппетитную» (ну ладно, ладно, значительно превышает). Но какое, собственно, отношение все это имеет к моим деловым и профессиональным качествам — ума не приложу.

Так или иначе, едва посетительница, записавшаяся на одиннадцать часов четверга, переступила порог моего кабинета, челюсть её отвисла в точности как и у всех прочих клиентов, с которыми я имела дело за двадцать лет своей детективной карьеры (как вы понимаете, двадцать лет назад у меня едва-едва прорезались зубки).

Визитёрша была совсем крошечной (сомневаюсь, что она дотянула до полутора метров) и весьма элегантной. Седые волосы зачёсаны назад в аккуратный пучок, а на ухоженной оливковой коже почти не заметно морщин. Но больше всего меня поразили её глаза: в жизни не видала таких лучистых ярко-голубых глаз. Единственным диссонансом в облике постаревшей Дюймовочки была трость, хоть и довольно изящная, опираясь на которую дама преодолела несколько шагов от двери до моего письменного стола.

Определить возраст посетительницы было практически невозможно. Тем не менее я предположила, что, несмотря на моложавую внешность, ей около семидесяти, главным образом из-за трости и седины — что, впрочем, само по себе ничего не доказывает. Однако, как я позднее с удивлением узнала, даме было далеко за восемьдесят.

Она прислонила трость к моему столу и неуверенно спросила, словно в тайной надежде на отрицательный ответ:

— Миссис Шапиро?

— Зовите меня Дезире, — предложила я, поднимаясь и протягивая руку.

Если дама и была разочарована, надо отдать ей должное: она хорошо это скрыла.

— Я миссис Корвин, миссис Эвелина Корвин, — негромко представилась посетительница. От прикосновения её ледяных пальцев я невольно поёжилась.

— Позвольте ваше пальто.

Когда она расстёгивала пуговицы, я заметила, как сильно дрожат её руки.

Повесив дорогое темно-синее кашемировое пальто на плечики за дверью, я снова уселась за стол, а она опустилась рядом на стул — единственное посадочное место в пенале, именуемом офисом, который я арендую у юридической конторы «Гильберт и Салливан». Я отметила, что старушка присела на самый край стула, словно изготовясь к бегству.

— По какому вопросу вы хотели со мной встретиться? — мягко спросила я, видя, как нервничает дама. Она сделала глубокий вдох, несколько раз судорожно облизнула нижнюю губу, но ни единого слова она не произнесла. Выждав с минуту, я ещё мягче повторила: — Миссис Корвин, чем я могу вам помочь?

— Я… э-э… речь о моей внучке, которая… — только и сумела выдавить она, и ярко-голубые глаза наполнились слезами.

На протяжении долгих лет я сталкиваюсь с болью, причиняемой гулящими мужьями, беглыми детьми и пропавшими кошками и собаками, не говоря уже о горе, с которым столкнулась, не так давно расследуя убийства. Вы, очевидно, полагаете, что я научилась справляться с подобными деликатными ситуациями, да? И вовсе нет. Более того, сдается мне, никогда не научусь.

— М-м, позвольте вам что-нибудь предложить?.. — робко промямлила я. Заливаясь слезами, старушка пошарила в сумочке и достала изящный кружевной платочек. — Может быть, воды?

— Да, пожалуйста, — прошептала она, не поднимая головы.

Я резво устремилась из кабинета к фонтанчику в холле, радуясь возможности пусть ненадолго, но вырваться из-под гнетущего пресса чужой беды. Когда я вернулась, старушка прикладывала платок к глазам. Она чуть не выхватила у меня из рук пластиковый стаканчик и тотчас его осушила.

— Спасибо, — поблагодарила она, возвращая мне пустой стакан. — Прошу прощения. Я надеялась, что сумею пройти через это, не потеряв самообладания, но…

— Бога ради, не извиняйтесь. Не спешите, соберитесь с мыслями.

— Нет-нет, уже всё нормально.

— Не спешите, — повторила я.

Женщина с благодарностью посмотрела на меня. Затем, снова облизнув губы, тихо сказала:

— Мне посоветовал к вам обратиться Марк Валентайн; он полагает, что вы, возможно, сумеете мне помочь.

Ну надо же! Валентайн — это адвокат, для которого я несколько лет назад выполнила кое-какую работенку по делу об опеке над ребенком. Удивительно, что он вообще обо мне не забыл, а уж чтоб направить ко мне клиента! Но, как говорится, никогда не угадаешь, верно? Хотя с тех пор, как одно за другим я раскрыла два убийства (о первом, помнится написали все нью-йоркские газеты, а «Пост» даже поместила на третьей странице мою фотографию), многие старые знакомые обо мне вспомнили.

— Чуть больше месяца назад я потеряла внучку, — продолжала между тем Эвелина Корвин тихим, срывающимся голосом. — Она умерла ровно за неделю до… до своего дня рождения. Ей должно было исполниться десять лет.

— Мне очень жаль, — пробормотала я. Господи, ну что можно сказать перед лицом такой трагедии!

— Да, ну так вот… Наверное, со временем… боль от потери Кэтрин притупится. Во всяком случае, это я слышу со всех сторон. Но дело в том, что я не в силах свыкнуться с мыслью, что Кэтрин не просто умерла, а её убили. И я…

— Убили?! — ахнула я, не сдержавшись.

— Да, — резко ответила миссис Корвин. — И хуже всего то, что мне никто не верит, но я не отступлюсь. Я намерена доказать это. Всем им! — Губы её задрожали.

— Полагаю, вы разговаривали с полицейскими, — поспешно вставила я, пока она вновь не расплакалась.

— Да уж, столько разговаривала… По их словам, причиной смерти Кэтрин стала дыхательная недостаточность. Острая дыхательная недостаточность, как они говорят. Видите ли, у неё была астма, в очень тяжёлой форме, а также врожденное легочное заболевание, о котором я и не слышала, пока не… пока не родилась моя бедняжечка Кэтрин.

Я вопросительно взглянула на старушку.

— Это называется альфа-один-антитрипсиновая недостаточность.

Я покачала головой: мол, в жизни такого не слышала (а если бы и слышала, все равно не выговорила бы).

— Вскрытие проводили? — спросила я как можно деликатнее, отдавая себе отчёт, что это не самый удачный вопрос, который задают скорбящей бабушке.

— Только что пришли результаты. Но где-то они напутали, проглядели истинную причину, которая убила мою девочку. Послушайте Дезире, ни для кого не секрет, что моя внучка была тяжело больна, поэтому вряд ли они усердствовали в поисках. — Выпрямившись на стуле и глядя мне прямо в глаза, она бесстрастно добавила: — Знаете, ведь больных людей тоже убивают.

В общем-то, она права. Однако… Задавая следующий вопрос, я заикалась и запиналась:

— А Кэтрин… она не… её состояние… то есть её болезнь, она была неизлечимой?

После долгого молчания миссис Корвин ответила, тщательно выбирая слова:

— Врачи говорили, что Кэтрин не проживет долго. Но, разумеется, она могла бы прожить ещё несколько лет. А кто-то украл у неё это годы. И потом… — в голосе старушки появились воинственные нотки, — ведь сейчас медицина так стремительно развивается, вполне возможно, что её сумели бы вылечить. — Я молчала, и дама с вызовом закончила: — Мало ли что бывает, верно?

Верно, согласилась я, бывает.

— Учитывая прогнозы врачей, у вас должна быть очень веская причина полагать, что смерть Кэтрин — не следствие заболевания.

Миссис Корвин снова замялась. Опустила глаза на свои руки, которые последние минуты более-менее спокойно лежали на коленях. Я проследила за её взглядом: она яростно вонзала ухоженные ногти правой руки в мягкую и нежную ладонь левой.

— У меня есть очень веская причина, — наконец произнесла она, не поднимая глаз. — Это было уже второе покушение на жизнь Кэтрин. За две недели до смерти она сама рассказала мне, что кто-то умышленно пытался сбить её машиной. Тогда я ей не поверила… точно так же, как сейчас никто не верит мне. Знаете ведь, как аукнется, так и откликнется… В общем, я убеждала девочку, что машина просто потеряла управление, — в конце концов, кому придет в голову делать такие вещи нарочно? — но Кэтрин твердила, что водитель хотел её сбить. — Эвелина Корвин медленно покачала головой. — Господи! Если бы я только…

Этого хватило, чтобы вызвать новый поток слез, а я, закалённая в боях частная сыщица, почувствовала предательское жжение в глазах. Пришлось мысленно пригрозить себе жестокой расправой, если не научусь держать эмоции в узде.

— Может, ещё воды? Или кофе? — предложила я, ощущая свою полнейшую никчёмность.

Не в силах ответить, женщина жестом отвергла оба предложения. Прошло не меньше трех минут, пока была вытерта последняя слеза.

— Ну как, вы в состоянии продолжать? — осторожно спросила я.

— Да уж, куда денешься? Она вымученно улыбнулась.

— Итак. Миссис Корвин, кто мог желать зла вашей внучке? У вас есть какие-то версии?

— Абсолютно никаких, — призналась старушка. Затем посмотрела мне в глаза, и в голосе её появились властные нотки, которых прежде не было: — Но ведь кто-то явно пожелал зла, не так ли?

— И у вас нет никаких соображений, кто бы это мог быть.

— Никаких.

— А Кэтрин? Она не разглядела водителя?

Дама покачала головой:

— Всё произошло слишком быстро.

— Расскажите поподробнее.

Миссис Корвин удобнее устроилась на стуле, очевидно решив наконец задержаться и не убегать.

— Это было утром в субботу, примерно в половине двенадцатого, — начала она. — Кэтрин с Терри (это няня моей внучки) направлялись на прогулку в Центральный парк, который в нескольких кварталах от дома. И как только дошли до угла, всё и случилось. — Она вздрогнула всем телом, но продолжала: — Кэтрин держалась за руку Терри, для них горел зелёный свет, и они собрались переходить улицу. Кэтрин первая ступила с тротуара на мостовую, как вдруг из-за угла вылетела машина и понеслась прямо не неё. Терри окаменела от ужаса. Но внучка не растерялась и быстро прыгнула обратно на тротуар. — На миг лицо Эвелины Корвин засветилось от гордости, но тут же вновь стало бесстрастным. — А машина умчалась, — с горечью закончила она.

— Ваша внучка разглядела марку машины? Или хотя бы цвет?

— Боюсь, что нет. Кэтрин мало что понимает… понимала в автомобилях. Сказала только, что машина была тёмной — вроде бы чёрной — и большой. Но я не знаю, что в её представлении значит «большая». А расспрашивать не стала, решив, что девочка ошибается — насчёт того, будто это было сделано умышленно.

— А что няня?

— Терри? Она только повторяла как заведённая, что Кэтрин едва не сбила машина, а она, Терри, ничем не помогла. Очень корила себя за это.

— Но Терри не считала, что это было намеренно?

— Нет-нет! Она подумала, что водитель был пьян, или накурился, или ещё что-нибудь. Ничего другого ей даже в голову не приходило. — И добавила со вздохом: — Никому из нас не приходило. Донна считала, что Кэтрин насмотрелась детективов по телевизору, вот и…

— А Донна — это…

— Моя невестка. Мама Кэтрин. Какая я, право, глупая — надо было сразу сказать, верно?

— А ваш сын — что он считает?

— Мой сын умер от сердечного приступа полгода назад, — ровным голосом ответила миссис Корвин. Да уж, этой женщине досталось сполна! Я уже открыла рот, чтобы выразить соболезнования, но она не дала мне такой возможности: — Я вот думаю, может, всё сложилось бы иначе, будь Кларк с нами. Может, он не стал бы сомневаться в словах девочки. Может быть, он… Ох, не знаю.

— Кто-нибудь сообщил о происшествии в полицию?

Миссис Корвин печально покачала головой:

— Если бы! Честно говоря, поначалу я об этом подумывала. Но ведь никто не пострадал, вот я и… вот мы и решили забыть об этом.

— Скажите, а многие были в курсе, что Кэтрин пойдет в тот день в парк?

— Да, собственно, все, кто её близко знал. Они с Терри всегда по субботам ходили в Центральный парк, если погода была хорошей. Ну и если Кэтрин самочувствие позволяло. А потом они отправлялись обедать в «Макдоналдс». Кэтрин обожала «Макдоналдс».

Я улыбнулась. Кто из детей не любит «Макдоналдс»? (А кое-кто и из нас, взрослых младенцев, тоже не в силах противостоять искушению: Ах, какое там мороженое!..)

— К несчастью, — продолжала миссис Корвин, — тот день, когда Кэтрин умерла, был не из погожих. Вдобавок синоптики обещали дожди, и хотя, по обыкновению, просчитались, но Донна всё равно решила, что для Кэтрин лучше остаться дома. Тем более что накануне вечером у неё побаливал живот.

— Что именно произошло в тот день?

— Экономка нашла мою внучку мёртвой на полу в библиотеке — вот что произошло.

— Это случилось через две недели после эпизода с автомобилем?

— Ровно через две недели.

— Будьте добры, расскажите подробно обо всем, что происходило до того, как экономка обнаружила, что ваша внучка… до того как экономка нашла вашу внучку. Всё, что можете вспомнить.

Тёмные, искусно подведенные брови сошлись на переносице, лоб прорезала складка.

— Так, дайте подумать… Всё утро Кэтрин провела в своей комнате, читала… возможно смотрела телевизор. Потом, в начале первого, она спустилась вниз. Луиза — это экономка — как раз собиралась прибрать в библиотеке, когда Кэтрин сказала ей, что проголодалась. Луиза так этому обрадовалась, что сразу побежала в кухню готовить обед. Внучка не отличалась хорошим аппетитом, — пояснила старушка с грустной улыбкой.

— Кэтрин не пришла на кухню вместе с экономкой?

— Нет. Она отправилась в библиотеку, почитать.

— Что было потом?

— Как только Луиза открыла холодильник, сразу же увидела, что за утро кто-то допил остатки молока. И ей пришлось срочно бежать в магазин за новым пакетом. Вернулась она минут через пятнадцать-двадцать и, едва приготовила обед, пошла за Кэтрин. Нашла её на полу в библиотеке, и было… она была… — Миссис Корвин умолкла и сделала глубокий вдох. Через несколько секунд она продолжила рассказ на удивление ровным голосом (однако ногти её снова впились в ладонь): — Луиза позвонила в Службу спасения, и парамедики прибыли в считанные минуты. Но было поздно. Возможно, было поздно, уже когда она… когда она нашла тело.

— И по мнению полиции, ваша внучка умерла от острой дыхательной недостаточности, правильно?

— Так говорят.

— Позвольте вас спросить. Помимо этой истории с автомобилем, есть у вас какие-либо ещё причины подозревать, что Кэтрин была убита?

— Безусловно. Во-первых, один из стульев в библиотеке был перевернут. И разбита настольная лампа. Как будто в комнате происходила борьба.

— Что об этом думают полицейские?

— Они считают, что у Кэтрин случился астматический приступ, а мебель в беспорядке — так это дескать, она сшибла, когда пыталась добраться до телефона, чтобы позвать на помощь. На одном из столов в библиотеке стоит телефон с интеркомом, сигнал поступает в различные части дома. — Эвелина Корвин качнула головой и с неприязнью сказала: — Они считают, они полагают. Очень весомо и по-научному, верно? — Она в упор посмотрела на меня: — Ну да ладно. А теперь скажите: что думаете вы?

Я постаралась проявить максимум дипломатии:

— Послушайте, миссис Корвин. Я понимаю, что из-за инцидента с автомобилем вы могли прийти к выводу, что в смерти вашей внучки замешаны злые силы. И мне понятно снедающее вас чувство вины за то, что усомнились в её словах. Но честно говоря, судя по тому, что вы мне рассказали, всё это — не более чем трагическое совпадение. Нет ни малейших оснований подозревать, будто Кэтрин умерла от каких-то иных причин, помимо своего заболевания.

— Очень даже есть! — твёрдо объявила Эвелина Корвин, упрямо вздёрнув подбородок и с вызовом буравя меня голубыми глазами.

— Но право же, я не…

— Кэтрин повторяла, что кто-то пытался её убить, а через две недели она мертва. Я бы не назвала это совпадением. — Старушка подалась ко мне и медленно, внятно произнесла: — Я бы назвала это убийством.