Только не поймите меня превратно.
Не в том дело, будто я мечтала обнаружить, что Кэтрин убили, — тут нельзя не согласиться с сержантом Якобовичем: трудно придумать преступление ужаснее. Однако, принимая во внимание настрой моей клиентки, мне всё же хотелось найти улики, которых она так отчаянно жаждала. (И если, по-вашему, я совсем запуталась и в голове у меня каша, то так оно и есть.) Короче, вот что я хочу сказать: если рамка с фотографиями была первой осязаемой ниточкой, которую я обнаружила, мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Даже если она никуда не приведёт.
Выйдя из участка, я отправилась на поиски телефона-автомата и с третьей попытки обнаружила один в добром здравии. Кажется, сегодня звёзды ко мне благосклонны.
— Дом семьи Корвин. — ответила Луиза.
— Говорит Дезире Шапиро. Мне хотелось бы кое-что у вас уточнить.
— Да? — В голосе тотчас прорезались тревожные нотки.
— Помните, я спросила вас, не пропало ли что-нибудь из библиотеки после смерти Кэтрин?
— Да, — Ещё тревожнее.
— Так вот, я только что изучила фотографии, сделанные полицейскими, и на столе — вишнёвом, на котором телефон, — стояла рамка с фотографиями.
— Рамка с фотографиями?
— Ну да. С коллажем из фотографий.
— Ох. Господи. А я её и не заметила в тот день. Обычно эта рамка стоит в маленьком кабинете внизу.
— А сейчас она там, случайно не знаете?
— Нет. То есть знаю — её там нет. Наверное, она у миссис Корвин в комнате.
— Вы видели её в спальне миссис Корвин?
— Недели две назад.
— Луиза, а сейчас миссис Корвин дома?
— По-моему, только что вернулась. Позвать её?
— Да, если не трудно.
Донна Корвин подошла к телефону, как только я обогатила Нью-Йоркскую телефонную компанию ещё на двадцать пять центов.
— Я хотела узнать, нельзя ли заехать поговорить с вами, — вежливо попросила я. — Много времени я у вас не отниму.
— Конечно, приезжайте. Сегодня?
— Желательно.
— Часов в семь устроит?
— Отлично.
— Ой, минутку, — поспешно вставила Донна, когда я уже собралась повесить трубку. — Вы что-то обнаружили? — Очевидно, эта мысль только что пришла ей в голову.
— Нет-нет. Просто нужно кое о чём у вас узнать, вот и всё.
— О чём?
— Пустяки. О фотографиях. — Мне не хотелось, чтобы она объяснялась по телефону, поэтому я быстренько добавила: — При встрече всё вам расскажу.
* * *
Когда я прибыла в резиденцию Корвинов, Луиза вновь провела меня в гостиную, где я нашла Донну. В мешковатых джинсах и бело-голубой полосатой рубашке, она сидела всё в том же чёрном кресле и, сосредоточенно нахмурившись, что-то вязала из двух клубков шерсти — красного и кремового. Плодом её трудов был прямоугольный лоскут, полметра на полтора. Донна настолько увлеклась, что даже не заметила, когда мы вошли. А ведь мы с Луизой разговаривали, пока шли по коридору, и отнюдь не шёпотом.
— Миссис Корвин? — робко позвала экономка.
Донна подняла взгляд:
— Ой, Дезире, проходите! Я и не знала, что вы уже здесь. Спасибо, Луиза. — Всё это она выпалила на одном дыхании. Экономка кивнула и вышла, бесшумно притворив за собой дверь. — Садитесь, пожалуйста. Я недавно научилась вязать и теперь с головой ушла в это занятие, — словно извиняясь, сообщила мне Донна.
— Свитер вяжете? — поинтересовалась я, устраиваясь на диванчике.
— Ну что вы! До такого мне ещё далеко! Это плед.
— Приятная расцветка.
— Спасибо. Теперь есть чем руки занять… Подруга научила, на прошлой неделе, чуть ли не насильно. Уверяла, что это поможет мне отвлечься. Она оказалась права. Так что теперь хватаюсь за спицы при первой же возможности. — С этими словами она аккуратно завернула клубки в вязанье и отложила всё в сторонку, между креслом и подушкой. — Луиза сказала, вы хотите поговорить о рамке с фотографиями, которая раньше стояла в кабинете.
— Да. Но в день смерти Кэтрин рамка оказалась на столе в библиотеке — я видела на полицейских снимках.
— Здесь нет никакой тайны. Там были фотографии Кэтрин — коллаж, и вечером накануне того дня я взяла рамку с книжной полки в кабинете, собираясь унести наверх. Хотела заменить один снимок, который мне не особенно нравился, на тот, что сделала Барри. В общем, я пошла к себе, но, проходя мимо библиотеки, увидела там Барри — она искала какую-то книгу. Я заглянула к ней поболтать, а потом забыла о рамке. — И смущенно добавила: — И ведь специально поставила её на видном месте, чтобы наверняка не забыть.
— А после того как полицейские осмотрели библиотеку, вы забрали рамку. — Это даже не было вопросом.
— Да. Чтобы фотографии Кэтрин всегда были рядом. Конечно, мне больно смотреть на неё, но при этом я словно чувствую себя ближе к ней. Такая, знаете, горькая радость…
Я кивнула. Донна выглядела такой несчастной, что мне пришлось буквально сесть себе на руки, чтобы удержаться, не похлопать её по плечу, не пробормотать какую-нибудь ерунду вроде «Ну полно, полно…».
Вот так-то. Рамка с фотографиями привела меня именно туда, куда и предрекал мой разумный внутренний голос, — в тупик. И тут я услышала, как спрашиваю:
— Вы не против, если я взгляну на эти снимки: — Причём спросила, не преследуя абсолютно никакой цели. Зачем — до сих пор не пойму.
Донну моя просьба явно огорчила.
— Уверяю вас, это никоим образом не поможет в вашем расследовании, — резковато возразила она, и на бледных щеках вдруг заалели яркие пятна.
Теперь уже меня разобрало любопытство.
— Есть причины, по которым вы не хотите мне их показывать?
— Конечно нет. Сейчас принесу. — Поджав губы, она встала и поспешно вышла из комнаты.
Вернулась Донна с хозяйственной сумкой в руках, изо всех сил стараясь не выдать своего беспокойства. Даже вымучила напряжённую улыбку. Если эта женщина и не была в восторге от моего желания взглянуть на снимки, то по крайней мере она с этим смирилась. Донна села, достала из сумки рамку и молча передала мне её лицом вниз.
Рамка оказалась больше, чем я ожидала, и была выполнена из красного дерева толщиной сантиметра четыре, с инкрустацией. Само собой, переворачивала я её не без любопытства, заключив из поведения Донны Корвин, что увижу нечто неожиданное. Но к тому, что увидела, была совершенно не готова.
На основу цвета слоновой кости были наклеены фрагменты снимков — всего восемь штук. С каждого смотрела маленькая Кэтрин. Фотографии были своего рода хронологией короткой жизни девочки, от младенчества и до недавнего времени. Некоторые снимки — явно студийные, сделанные профессионально, а некоторые — любительские. Но все их роднила одна общая, ужасная особенность.
На каждой из восьми фотографий личико Кэтрин с тонкими чертами было перечёркнуто отвратительным красным крестом.