В понедельник утром фотографии уже ждали меня на столе. Селена привезла три довольно приличных снимка Луизы и Альмы Константин, четыре фотографии Уоррена и две – Билла Мерфи. Я отобрала по одному фото и позвонила Тиму Филдингу.

– И чем теперь я тебе могу помочь? – с шутливым ужасом вопросил он.

– Например, можешь поведать, что у вас там новенького.

– Ох, было бы это самое новенькое. А как у тебя дела?

– Аналогично.

– Постой-ка… Пожалуй, у меня все-таки есть новость, которая тебя заинтересует. Окружной прокурор отказывается выносить дело твоего клиента на суд присяжных.

– Только не говори мне, что до сих пор подозреваешь Джерри.

– Ты меня изумляешь, дорогая моя Дез. Я же в прошлый раз внятно сказал: твой юный Джерри по-прежнему остается главным подозреваемым в деле Агнес Гаррити. Но у тебя, видимо, какие-то проблемы со слухом.

– Господи, да это такая глупость несусветная, что я попросту не поверила, что ты говоришь серьезно. И уж точно не думала, что вы подадите запрос о передаче дела в суд. Хорошо, что у окружного прокурора больше здравого смысла, чем у нашей доблестной полиции.

– Ха! С чего ты взяла, будто прокурор считает парнишку невиновным? Ему просто кажется, что смерть Константина осложняет дело. Роузен, человек из ведомства окружного прокурора, уверен, что присяжные как пить дать станут искать связь между двумя убийствами. А поскольку они ее не найдут, нам придется предъявить очень веские доказательства вины мальчишки в убийстве Агнес Гаррити. Так что, сама понимаешь, твоему клиенту ничего не грозит.

Прежде чем я успела ответить, Тим зловеще добавил:

– Пока не грозит! Слушание дела просто откладывается, не более того.

– Тим, ты действительно не видишь связи между этими убийствами?

– Я ведь родом с берегов Миссури, дорогая, а в тех краях народ недоверчивый. Меня носом надо ткнуть, только тогда поверю. Не забывай, что стреляли из разных пистолетов.

– И что это доказывает?

– А ничего не доказывает. Но позволяет предположить, что преступников было два – в каждом случае свой.

– С таким же успехом можно предположить, что убийца испугался, как бы у него не нашли оружие после убийства Агнес Гаррити, и потому поспешил избавиться от пистолета. Вполне возможно даже, что он или она… словом, убийца тогда еще не собирался убивать Нила Константина.

– Столь же вероятно, и даже более вероятно, что мы имеем дело с двумя разными убийцами. И на сегодняшний день Джерри Костелло – наш главный подозреваемый по делу Гаррити. Но я не отвергаю возможность, что он также прикончил и Константина.

– Да ладно тебе, Тим! Какой у Джерри мог быть мотив для убийства Нила Константина?

– Позволь теперь мне задать вопрос. Ты уверена, что существует связь?

– Абсолютно!

– И какой мотив мог быть у подозреваемых в убийстве Константина для расправы над старой женщиной?

– Именно это полиция и должна стремиться выяснить, – пробормотала я.

– Ну уж нет! Раз ты уверена в существовании связи, тебе и карты в руки. Тем более что ты у нас дока по части расследования убийств.

– Эй, парень! – напомнила я. – Ты ведь тоже не родился детективом. Я еще не забыла то время, когда ты разрешал семейные ссоры и хватал за шиворот бедняг, что перепрыгивают через тур­никет.

Филдинг добродушно рассмеялся:

– Сдаюсь. Послушай, Дез, поболтать с тобой всегда приятно, но пора работать. Будь другом, сделай мне одно одолжение.

– Какое?

– Позвони, как только раскроешь это дело.

И этот мерзавец повесил трубку прежде, чем я успела ответить ему тем же.

Я попыталась сосредоточиться на положительных сторонах нашего разговора. Во всяком случае, в ближайшее время обвинение Джерри не грозит. И то хлеб. Но поскольку я всерьез и не предполагала, что Джерри снова засадят за решетку, то и особого облегчения не испытала. С другой стороны, создавалось впечатление, что Филдинг собирается землю носом рыть, только бы раздобыть свидетельства против Джерри. И это вместо того, чтобы искать настоящего убийцу!

Я поежилась. Похоже, мой сон мог оказаться пророческим.

Унылые размышления прервала Джеки, доставившая почту. В том числе конверт с фирменным штампом конторы Билла Мерфи. Внутри конверта лежала короткая записка: «Забыл отдать вам это в пятницу. Билл». К обратной стороне записки была прикреплена квитанция из местной ювелирной лавки, датированная 29 октября. Квитанция на ремонт часов.

Разумеется, бумажка эта ничего не доказывала. Если не считать того, что по крайней мере иногда Билл Мерфи все же говорит правду…

Днем я отправилась брать приступом дом, где были совершены убийства.

И начала, конечно же, с любимого Шона Клори. Мне потребовалось немало времени, чтобы убедить этого сукина сына хотя бы пустить меня в здание.

– Убирайтесь! – проорал в домофон милый моему сердцу голос.

– Может, напомнить о родственниках моего клиента? – прокричала я в ответ.

– Валяйте! Но на эту чушь я больше не поддамся!

– А как насчет бумажки в пять долларов?

– Двадцать!

– Совсем спятили!

Клори тут же прервал наши дипломатические переговоры. Я остервенело надавила на кнопку звонка, но милый Клори, похоже, решил поиграть в молчанку. Я жала на кнопку до тех пор, пока он не рявкнул из-за двери:

– А ну проваливайте отсюда, мадам!

– Двадцать, – с отвращением уступила я.

И Клори впустил меня. Но даже двадцать долларов не гарантировали гостеприимства с его стороны.

– За две поганые десятки в мою гостиную вас никто не приглашал! – прорычал он, загораживая большим и грязным телом вход в свое жилище.

В итоге, чтобы получить доступ в святая святых, мне пришлось поднять ставку до двадцати пяти.

Но как только Клори вооружился бутылкой пива и развалился в своем любимом кресле, втянуть его в разговор не составило труда. Особенно если тема касалась Нила Константина.

– Ну и мужик! Это что-то! – с восхищением протянул Клори. – У меня просто нет слов. Сам уже не молоденький, а захомутал такую смазливую телку, как эта Селена. У меня просто нет слов! – повторил он, и в голосе его чувствовалось что-то похожее на благоговение.

Я спросила, знал ли он бывшую жену и дочь убитого.

– Не то чтобы говорил с ними, но видал, когда они сюда приходили. Жена-то уж с полгода не показывалась, а вот дочка забегала пару-тройку месяцев назад. – Я достала фотографию Билла Мерфи – Этот? Может, и шастал сюда… Но точно не скажу. – Я сунула ему под нос фото Уоррена. – Не-а… Такого не видал, точно не видал. Дочка частенько таскалась, факт. Черт-те что, а не девчонка, а ведь когда-то была такой очаровашкой. Трудно поверить, правда? Господи, ну и неряха! – И Клори с осуждением затряс голым брюхом, вывалившимся из-под грязной футболки. – Бывшая-то его ничего фифа. Ясен перец, в молодости небось выглядела куда лучше. Эти холодные и чванливые фифы только с виду такие недотроги. А затащишь их в постель, и бац! – И Клори с восторгом взмахнул пивной бутылкой. – Может статься, та дамочка еще более страстная, чем эта телка Уоррен, – мечтательно протянул он, и глаза его заблестели. Неужто похотливый мерзавец сейчас начнет слюни пускать?! Но вместо этого он рыгнул.

– В котором часу возвращается миссис Клори? – сухо спросила я, стараясь не обращать внимания на звуковые эффекты.

– Она не сможет вам ничего сказать.

– Так все-таки в котором часу? – повторила я.

– Около пяти тридцати, как и в прошлый раз, – нехотя буркнул Клори, выдав новую порцию очаровательных звуков.

– Я вернусь. И не пытайтесь вытянуть из меня еще денег.

– К вашему сведению, я в такие игры не играю, дамочка. Сделка есть сделка.

Этот мерзавец действительно выглядел оскорб­ленным.

После беседы с обаятельным мистером Клори я решила попытаться что-нибудь выведать у обитателей пятнадцатого и шестнадцатого этажей. Но те немногие, кого я застала дома, не сообщили мне практически ничего. Как я и предполагала, даже ближайшие соседи Агнес Гаррити, по их утверждению, редко ее видели. И хотя в лицо Нила Константина знали многие, общение с покойным ограничивалось обычным обменом любезностями. И лишь несколько человек припомнили его родствен­ников. Что касается Билла Мерфи и Джека Уоррена, то их по фотографии не признал никто.

Ситуация чуточку улучшилась, когда я завела разговор с доктором Максом Эллисоном.

Доктор Эллисон, живший прямо напротив квартиры Константина, поддерживал отношения с убитым. Он неоднократно встречал Луизу и Альму. Более того, Эллисон был знаком с Биллом Мерфи, который, по его словам, часто наведывался к соседу.

– Впрочем, все это уже в прошлом. Я давно не видел Мерфа.

– Мерфа?

– Мы были довольно дружны, – сказал доктор Эллисон с улыбкой. – Два-три года назад Билл с Нилом регулярно устраивали партию в покер, и если им не хватало игрока, то приглашали меня. Чертовски приятные люди. Я с удовольствием проводил с ними вечера.

Четверть часа я болтала с пожилым доктором, который, как и многие одинокие старики, стосковался по общению и не возражал против беспрерывного потока вопросов. Но в итоге я так ничего и не узнала.

В пятнадцать минут седьмого я позвонила в дверь Эллен, так, на всякий случай. Оказалось, что у племянницы выходной, и она была дома и голодна. Мы отправились в небольшую кофейню по соседству. Час спустя я вернулась, чтобы осторожно расспросить Эдну Клори. Но на этот раз ее муж оказался прав: Эдна ничего не смогла мне сказать.

Я вновь поднялась на четырнадцатый этаж и поговорила с одним из жильцов, которого прежде не было дома. Но мне снова не повезло. Оставалась одна квартира – 14-В.

Дверь открыла миниатюрная седая старушка лет восьмидесяти. Она пригласила меня войти. Мы расположились за кухонным столом, и я разложила перед ней фотографии.

– О, вот это лицо мне знакомо! – воскликнула миссис Черткофф, хватая снимок Альмы. – Я видела, как эта девушка выходила из квартиры мистера Константина в ту самую ночь, когда его убили. Было, наверное, часов двенадцать, а может, и час ночи.

– Вы откуда-то возвращались домой? – спросила я, чувствуя мощный прилив адреналина.

– Нет-нет… Просто выносила мусор. Я плохо сплю, поэтому иногда встаю среди ночи, чтобы выпить чашку чаю с кусочком торта. И не хочется оставлять тараканам даже крошки, – пояснила она, – поэтому после еды я всегда сразу же выношу мусор. В ту ночь, возвращаясь к себе, я услышала, как открылась соседняя дверь. Я оглянулась и увидела, как девушка выходит из квартиры мистера Константина. Один в один! – Старушка ткнула пальцем в фотографию Альмы, и глаза ее восторженно загорелись.

– Вы сказали об этом полиции? – возбужденно спросила я.

– Нет, не сказала, – произнес скрипучий мужской голос.

Я испуганно обернулась. Я и понятия не имела, что в квартире есть кто-то еще. В дверях кухни стоял тощий, высохший человечек с выражением страдания на изборожденном глубокими морщинами лице.

Шаркая ногами, он приблизился к столу, достал из кармана рубашки очки и аккуратно водрузил на нос.

– Дорогая, можно мне взглянуть? – тихо спросил мистер Черткофф, вставая за стулом жены. Старушка протянула ему фотографию Альмы, и он несколько секунд внимательно всматривался в нее. – Должно быть, Сара перепутала эту юную особу с внучкой миссис Уилкерсон из квартиры четырнадцать-F. Внучка миссис Уилкерсон часто навещает бабушку

– Не понимаю, как здесь можно ошибиться, Лу, – в замешательстве возразила миссис Черткофф, недовольно заерзав. – Когда я возвращалась от мусоропровода, то…

– Ох, Сара, Сара! – Старик грустно покачал головой. – Разве ты не помнишь? Тебя ведь даже не было дома, когда убили этого художника. – Он повернулся ко мне: – У нашей дочери родился ребенок, и мы с Сарой летали в Виргинию, чтобы присмотреть за ее старшими. Мы пробыли там всю вторую половину октября. – Он нежно положил руку на голову жены и так тихо, что едва можно было разобрать слова, прошептал: – Она иногда путает события.

Несколько минут спустя мистер Черткофф проводил меня до двери.

– Вы уж извините нас, мисс, – сказал он напоследок. – Моя жена просто очень хотела помочь.

В полной прострации я села в лифт и поднялась на пятнадцатый этаж, где меня ждала радостная встреча с представителем собачьих, питавшим слабость к человеческим ногам. Судя по всему, мои потрепанные полуботинки произвели на Филипа не меньшее впечатление, чем роскошные итальянские кожаные туфли. Когда с помощью мистера Ламбета я все-таки сумела вырвать правый ботинок (в котором все еще оставалась моя правая нога) из пасти Филипа, то сочла это благим знаком: пора, мол, и честь знать.

К вечеру среды я побеседовала со всеми жильцами дома и не узнала ровным счетом ничего. Я так устала, что готова была рухнуть на месте. И что еще хуже, я понятия не имела, что же делать дальше.

В четверг был День благодарения. Эллен собралась во Флориду, чтобы встретить праздник вместе с родителями. Она настойчиво звала меня присоединиться к ней.

– Мне очень хотелось бы, чтобы ты поехала вместе со мной, тетя Дез, – уговаривала Эллен. – И моим родителям тоже. Мама спрашивала, не пригласить ли ей тебя самой, но я сказала, что такие формальности ни к чему и я сама тебя позову.

– Спасибо, Эллен. И спасибо твоей милой маме. Но я лучше воздержусь от дальних поез­док. Меня это дело настолько вымотало, что мое общество будет не самым приятным.

– Ну, тетя Дез… тебе лишь пойдет на пользу, если ты побудешь в кругу семьи.

– На следующий год. Если, конечно, меня пригласят.

– Мне очень не хочется, чтобы ты провела День благодарения в одиночестве. Может, все же передумаешь, а, тетя Дез?

– Нет, Эллен. Честное слово, это проклятое дело меня просто доконало. Поверь, мне лучше побыть одной.

– Ладно, раз мне не удалось тебя убедить… Тогда поговорим в воскресенье, хорошо?

– В воскресенье?

– Ну да, я вернусь в пятницу вечером. В субботу мне надо работать, вечером у меня свидание с Гербом. А в воскресенье ты приходишь ко мне на ужин, договорились?

– Честно говоря, я не думаю…

– Договорились? – повторила Эллен не допускающим возражений тоном.

– Договорились.

Спорить смысла не было. Кроме того, если я не перережу себе вены, находясь три дня подряд в собственном невыносимом обществе, то, возможно, порадуюсь компании Эллен.

Не могу наверняка утверждать, но думаю, что если бы в тот вечер я не ответила Эллен согласием, то фиг бы раскрыла это дело.

Однако ведь никогда не угадаешь, правда?