Он позвонил утром, чтобы сказать, как чудесно провел вчерашний вечер.
– Даже не помню, когда я получал столько удовольствия.
– Я тоже.
– В понедельник я вылетаю на Западное побережье. На следующей неделе мы снимаем в Калифорнии два рекламных ролика, но к выходным я вернусь. Как насчет того, чтобы поужинать в субботу? У меня дома. Я предстану перед тобой во всей красе и приготовлю одно из моих фирменных блюд, которое разит наповал!
Я почему-то с трудом представляла этого человека на кухне.
– Так ты умеешь готовить? – спросила я с сомнением.
– Профессиональный повар к вашим услугам, мадам. И один из лучших в мире. Тебя ждут воистину неземные переживания!
Попрощавшись с Биллом, я набрала номер Эллен. Мне не терпелось рассказать ей о проведенном вечере и утреннем звонке. Кроме того, я жаждала узнать, как прошло ее свидание с Гербом.
Эллен была в полном восторге как от Герба, так и от новости, что у меня завелась личная жизнь.
– Я так рада, что ты встретила человека, который тебе небезразличен, тетя Дез. Твой старина Стюарт, конечно, замечательный, – поспешно добавила она, – но я ведь прекрасно знаю, что тебе нужны совсем другие отношения, более романтические. Может, сходим куда-нибудь вчетвером, а? Мне не терпится познакомиться с твоим Биллом. Да и ты до сих пор не знакома с Гербом, а я ужасно хочу, чтобы ты его наконец увидела.
– Я тоже сгораю от желания познакомиться с этим идеальным мужчиной. Но все это может произойти не раньше чем через неделю, не могу же я взять и с порога вывалить на Билла, что интимный ужин для двоих превратится в ужин для четверых.
– Это точно, если не хочешь, чтобы тебе в суп подмешали цианида, – хихикнула Эллен.
Следует отметить, что на этот раз племянница повесила трубку, не ответив на мой традиционный незаданный вопрос…
В понедельник утром я впервые после четырехдневного перерыва появилась на работе. Джеки стиснула меня в дружеских объятиях. Эллиот Гилберт и Пэт Салливан стиснули меня в дружеских объятиях. И даже их помощник, вечно напоминающий снулую рыбу, выглядел так, словно хочет обнять меня. В который уже раз за последние дни я осознала, как приятно быть живой, а не мертвой.
На работе помимо объятий меня ждал и сюрприз. В виде нового клиента, пришедшего по рекомендации… только не упадите… Луизы Константин! Что ж, меня давно уже ничто не удивляет. Этот мир переполнен случайностями.
Неделя текла своим чередом. Нельзя сказать, чтобы спокойно и мирно, – внезапно возникли сложности у Эллен. Ее неповторимый Герб не поделился со своей избранницей планами на следующую неделю, и моя мнительная племянница тут же заподозрила, что их отношения дали трещину. Точнее, перешли на новый уровень. Она не объяснила, что подразумевается под «новым уровнем», но этого и не требовалось.
Ко вторнику Эллен выглядела так, словно провела в терзаниях по меньшей мере год. Мы встретились за ленчем.
– Он не позвонил, – прошелестела племянница заупокойным голосом.
Могла бы и не говорить – по лицу бедняжки я видела, что дела ее плохи.
– Почему бы тебе самой не позвонить ему?
– Мне не хочется, чтобы Герб думал, что оттого, что мы… э-э… стали ближе, я возомнила, будто он моя собственность.
– Не говори глупостей, дорогая. Просто позвони и скажи: «Привет, как дела?» – и посмотри, что будет дальше. Может, твой кавалер заболел. Или у него на работе завал. А может, просто боится слишком привязаться к тебе и потому взял небольшой тайм-аут. (Эллен с сомнением посмотрела на меня.) Глупышка, да он наверняка будет рад услышать твой голос.
– А если нет?
– Тогда ты спросишь, что происходит, а если не готова задать прямой вопрос, то наврешь, будто по горло занята, или кто-то звонит в дверь, или что-то еще. Прочирикаешь, что до ужаса рада была поболтать с ним, и повесишь трубку.
У Эллен был такой потрясенный вид, словно я дала ей не самый обычный житейский совет, а по меньшей мере сплясала голой на столе. Пришлось успокоить эту наивную душу:
– Очень сомневаюсь, что дело дойдет до вранья, но если все же дойдет, ты хотя бы будешь знать, что говорить.
– Наверное, ты права.
Спустя несколько минут мы уже упоенно обсуждали пурпурные волосы официантки. На середине фразы Эллен внезапно замолчала, а через мгновение выпалила:
– Я обязательно ему позвоню!
И в течение получаса еще трижды выкрикнула эти слова, с каждым разом все решительнее и громче. Наверное, настраивалась на сей шаг. Но я вовсе не была уверена, что ей удастся его сделать…
В среду Эллен застала меня в офисе и сказала, что накануне звонила аж четыре раза – три на работу, где натыкалась на секретаршу, сухо сообщавшую, что драгоценный Герб на совещании, и напоследок пообщалась с домашним автоответчиком. Голос у нее был таким похоронным, что я усомнилась в правильности своего совета. Но по зрелом размышлении поняла: рано или поздно Эллен пришлось бы что-то предпринять. Так что нечего предаваться самоистязанию, будем надеяться на лучшее.
А к вечеру этого чудесного денька, когда я собиралась домой, свою лепту внес Тим Филдинг.
– Я со вчерашнего дня колеблюсь, звонить тебе или нет, – осторожно заговорил он. – Уверен, что тебе не о чем беспокоиться, к тебе это не имеет никакого отношения. Но если ты услышишь эту новость от кого-нибудь другого, то я могу смело записывать себя в покойники. Вот я и решил, что лучше скажу тебе сам…
– Большое спасибо, – вежливо ответила я, вся похолодев.
– Не злись, Дез… Просто я хотел сказать, что в понедельник Джека Уоррена выпустили под залог.
– Под залог? Ты же говорил, что никакого залога не будет!
– Да, но нам попался непробиваемый и чересчур мягкосердечный судья. Судимостей у Джека Уоррена нет, хорошее положение в обществе и прочий вздор. Впрочем, залог установили довольно высокий. Двести пятьдесят тысяч.
– Но речь же идет о двойном убийстве!
– Знаю, знаю. Окружной прокурор в ярости. Но послушай, тебе нечего опасаться Уоррена. Напасть на тебя – все равно что признать свою вину. Он для этого слишком хитер.
Наверное, Тим прав. Надо быть полным идиотом, чтобы, выйдя под залог, попытаться снова кого-то убить. А Джек Уоррен был убийцей, но отнюдь не идиотом. Тогда с какой стати, сидя в теплом офисе, я тряслась как на тридцатиградусном морозе?
Четвертое памятное событие той недели – мой традиционный четверговый ужин со Стюартом. Он регулярно названивал с прошлой среды, но я все оттягивала и оттягивала нашу встречу. С одной стороны, мне хотелось видеть Стюарта, а с другой – я не хотела никаких объяснений. Обычная история, что приключается с неисправимыми трусами. Видите ли, я вознамерилась рассказать Стюарту о Билле Мерфи.
Стюарт подъехал к моему дому в восемь вечера. Он не сказал, куда мы собираемся, поэтому я поразилась, когда такси остановилось перед «Лютецией» .
Еда была такой же потрясающей, как и в последнее мое посещение этого шикарного заведения – десять лет назад мы с Эдом отмечали здесь двойной праздник: мой день рождения и благополучное завершение очень выгодного дела, над которым Эд тогда работал.
И хотя Стюарт обычно водит меня в очень приличные рестораны, «Лютеция» – это не просто приличный ресторан, это ресторанный чемпион по части респектабельности. Изысканность меню, обстановки и обслуги вполне соответствует заоблачным ценам. И от этой щедрости Стюарта мне было еще труднее признаться ему, что в моей жизни появился новый мужчина. Впрочем, как только мы устроились за столиком, он забросал меня вопросами о расследовании, так что Билла Мерфи на некоторое время я смогла отложить в сторону.
Признаюсь как на духу, к той минуте, когда я допила кофе и доела совершенно умопомрачительный малиновый мусс с миндальной меренгой, о Билле по-прежнему не было сказано ни слова. Стюарт спросил, не хочу ли чего-нибудь выпить напоследок.
– А ты тоже будешь?
– Почему бы и нет? По такому случаю.
И вот за выпивкой я наконец собралась с духом и завела тягостный разговор.
– Не могу сказать, что для меня это неожиданность, – вздохнул Стюарт, когда я завершила свою любовную сагу. – В последнее время ты ходила сама не своя. Поначалу я думал, что причиной всему – твое расследование, но затем начал подозревать, что скорее всего у тебя кто-то появился.
– Послушай, Стюарт, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ты столько лет был настоящим другом, и даже больше чем другом. – Я тщетно шарила в потемках своего разума, пытаясь подобрать верные слова. – Новое обстоятельство не должно никак сказаться на нашей дружбе, но нам больше не стоит… э-э… проводить вместе ночи… Нет-нет, не подумай, что мне это не нравилось. Нравилось, очень даже нравилось. Но теперь мне это кажется неправильным. Я не считаю себя настолько неотразимой, чтобы воображать, будто твоя жизнь от этого круто изменится. Просто пытаюсь объяснить, почему не могу больше оставаться у тебя на ночь. По крайней мере, после того, как у меня возникли отношения с другим человеком. Я вовсе не имею в виду, что ты без этого жить не можешь… – Тут я смущенно замолчала. – Черт! Совсем запуталась.
Стюарт улыбнулся:
– Напротив, ты отлично все сформулировала, и я прекрасно понял тебя. Конечно, наша дружба много значит и для меня. И мне чертовски не хотелось бы потерять тебя. И хотя я получал большое удовольствие от… э-э… ночей нашей дружбы, но смогу обойтись и без них. Радоваться, конечно, не стану, – галантно добавил он, – но постараюсь привыкнуть.
Не знаю, то ли от облегчения, что скинула с себя эту ношу, то ли оттого, что Стюарт проявил такое понимание, но я разрыдалась. Не на весь зал, разумеется, но достаточно громко. Стюарт схватил меня за руку и выволок из ресторана.
– Пойдем! Не дай бог, Андре Сольтнер подумает, будто нам не понравилась его стряпня.
Спустя двадцать минут мы пожелали друг другу спокойной ночи у двери моего дома. Стюарт нежно сжал мне руку и сказал, что скоро позвонит. Но перед тем как он ушел, я привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Друзья по-прежнему?
– Навсегда! – серьезно заверил он.