Отловить Питера оказалось нелегко. Утром первым делом я позвонила ему на работу. Его секретарша — а может быть, и не его, и не секретарша вовсе, — сообщила, что он взял отпуск. Позвонила домой. И пообщалась с автоответчиком. А потом стала ждать и ждать…

В полдень я отправилась на встречу, связанную с двумя другими делами, которые в тот момент вела. Часа через полтора вернулась в офис и ещё немного подождала.

Питер объявился ближе к четырём.

— Прости, — извинился он, — я с утра в больнице и только сейчас позвонил домой, узнать, что у меня скопилось на автоответчике.

— Как она?

— Почти без изменений, — ответил Питер, но его голос звучал более оживлённо, чем накануне. — Я разговаривал с нейрохирургом, и он сказал, что с каждым прожитым днём её шансы повышаются. Сегодня уже пятница, прошло четыре дня с тех пор, как в неё стреляли. А врачи не надеялись, что она протянет хотя бы сутки.

Мне очень хотелось проявить оптимизм, дабы Питер не падал духом, но я понимала, что состояние жертвы в любой момент может ухудшиться, и потому высказалась осторожно, хотя и весьма бодро:

— Она молодец, борется за жизнь.

— О да! — с горделивым изумлением отозвался Питер, словно и сам не ожидал такой стойкости от своей невесты. А потом заговорил о том, о чем я боялась даже думать: — Знаешь, врачи считают, что пока нельзя определить, насколько повреждён мозг, мол, ещё слишком рано. Но я вот что думаю: во-первых, надо выяснить, Мэри Энн это или нет, а во-вторых, дождаться, когда она выйдет из комы. А с тем, что будет дальше, я как-нибудь справлюсь.

Преданность и мужество Питера и его почти детская вера в свои силы не могли не растрогать. И я буду последней, кто захочет разбить его розовые очки.

— Возможно, мозг не так уж сильно затронут, — предположила я.

— Очень надеюсь. — Затем он осведомился шутливым тоном: — Ты опять вознамерилась устроить мне пытку?

— Послушай, давай встретимся у больницы и вместе поужинаем. А заодно и побеседуем.

Я не сомневалась, что Питер зачахнет от голода, если я не прослежу, чтобы он хотя бы изредка получал полноценное питание. И была готова к отпору: вот сейчас он попытается увильнуть, заявив, что не желает уходить из больницы, или попросту сошлётся на отсутствие аппетита. Однако сражаться с Питером не пришлось. К моему удавлению и радости, он сразу согласился:

— Отлично. Когда ты подъедешь?

Очевидно, сказалось томительное одиночество, которое он наверняка испытывал, сидя у постели больной.

* * *

Такси остановилось у главного корпуса больницы ровно в шесть. Питер ждал меня на улице.

К вечеру сильно похолодало, пронзительно завывал ветер. По моим ощущениям, на ветру было минус двадцать, не меньше. В такую погоду я бы с удовольствием осталась дома, устроившись у камина с хорошей книжкой. Если бы, конечно, у меня был камин.

Стоило мне выбраться из тёплой машины, как зубы начали отбивать дробь.

— Ок-колеть можно! — сообщила я Питеру. — Почему ты не ждал внутри?

— Тебе никогда не говорили, что свежий воздух полезен для здоровья? — улыбнулся Питер.

Он был даже без шапки и перчаток, и я с трудом удержалась, чтобы не прочесть ему нотацию. Но бедняге сейчас только увещеваний мудрой старшей сестры не хватало.

— Ты какую кухню предпочитаешь? — спросил он.

— Выбор за тобой.

— Я приметил один маленький итальянский ресторанчик. Никогда там не был, но выглядит он очень неплохо и находится в двух шагах отсюда.

— В д-двух шагах — это хорошо. — Зубы у меня стучали, как кастаньеты.

Рассмеявшись, Питер взял меня под руку. Впервые после Аштабулы я слышала, как он смеётся.

— Невероятно! Как ты можешь мёрзнуть? Только посмотри на себя! Пальто почти до полу, шляпа на самые уши натянута, а шарф даже нос прикрывает. И чем ты только дышишь?

Он опять расхохотался. Ладно, ради того, чтобы его повеселить, я была готова отморозить себе задницу. Но не насовсем. Мы завернули за угол.

— Осталось чуть-чуть, — обнадёжил Питер. — Минуты через три будем да месте.

Так оно и случилось. В баре было оживлённо и шумно: ещё бы, "час удачи", когда напитки отпускают за полцены, только начался. К бару примыкал обеденный зал, и, несмотря на столь, ранний час, он был почти полон. К счастью, в дальнем углу нашёлся свободный столик. Наши соседи ещё не успели наклюкаться на дармовщинку, посему у нас с Питером был шанс расслышать друг друга.

Я заказала бокал красного вина, чтобы оттаять. Питер попросил пива. Я не поверила ушам своим: холодное пиво в такую погоду! Но смолчала.

Когда официант торопливо удалился, Питер глянул на меня с лукавой усмешкой:

— Начинай!

Терпеть не могу обсуждать дела, вкушая пищу. Но в этом заведении не приходилось рассчитывать на то, что нам позволят неспешно побеседовать за чашечкой-другой ароматного кофе, поскольку у входа в зал уже вытянулась очередь желающих отужинать. Я не стала мешкать:

— Полагаю, ты знал, что Мередит и Ларри Шилдс, её режиссёр, встречаются.

— Конечно.

— Тогда тебе также известно, что недавно они поссорились?

— Но… Неужто я не упоминал об этом? — смутился Питер.

— Нет.

— Да что это со мной! — Он ударил себя ладонью по лбу. — Странно, что я ещё помню своё имя.

— Твоя забывчивость вполне объяснима, слишком многое на тебя свалилось в последнее время, — утешила я Питера. — Расскажи, что ты знаешь об этой размолвке.

— На самом деле ничего не знаю. Мэри Энн говорила, что Мередит и Ларри поссорились и что сестра места себе не находит. Но Мередит заставила Мэри Энн поклясться, что она никому не скажет, из-за чего они разругались, даже мне. Думаю, что она — Мередит то есть — считала себя виноватой. Это не Мэри Энн мне сказала, просто у меня сложилось такое впечатление. Но не прошло и недели, как мы уже вместе ужинали, в ресторане, и они казались безумно влюблёнными. Прямо-таки ни на шаг друг от друга не отходили. И я решил, что ссора была пустяковой.

— Возможно, по этой причине ты и не упомянул о размолвке? — предположила я.

— Скорее всего, — виновато улыбнулся Питер. — Ничего, если мы поторопимся с заказом? Я хотел бы вернуться ненадолго в больницу.

Мы заглянули в меню, лежавшие на столе, и быстро выбрали блюда. Как только официант отошёл, я решила сыграть роль старшей наставницы — больше сил не было терпеть.

— Питер, прости, что вмешиваюсь, — начала я, понимая, что он может и не простить, — но разумно ли проводить всё время в больнице? Ты уже на пределе, но ведь на данном этапе от тебя мало что зависит. Не лучше ли вернуться к работе, это отвлечёт тебя от тяжёлых мыслей.

— Меня не нужно отвлекать, — резко возразил Питер, но продолжил уже более спокойным тоном, подыскивая нужные слова: — Видишь ли, я должен быть там, я просто не в силах находиться где-нибудь в другом месте. Прихожу домой ночевать и беспокоюсь, как бы чего в моё отсутствие не случилось. Выхожу поесть — как сейчас, — а тревога не покидает. Ты меня понимаешь?

— Конечно, — пристыженно пробормотала я. — У меня длинный язык. Забудь, что я сказала, ладно? Но тебе надо есть, обязательно!

— Что я и собираюсь сделать, — с улыбкой согласился Питер.

— Я хотела тебя спросить ещё кое о чем.

— Спрашивай.

— Ты, случаем, не видел Мэри Энн в понедельник утром или днём?

— Нет. (Видимо, я не сумела скрыть своего разочарования.) А что? Это важно?

— Возможно. Но не бери в голову. Я легко отыщу кого-нибудь, кто видел её или Мередит в понедельник.

— А зачем это нужно?

— Тебе известно, что сестры были ранены дважды? Первые пули попали в тело.

— Разумеется. Неужели я не сказал тебе об этом? Видимо, опять упустил, — сокрушённо признал Питер.

— Ничего, не переживай. Вчера вечером мне пришло в голову, что если мы выясним, во что была одета хотя бы одна из сестёр, и сумеем отыскать их одежду, то по дыркам от пуль определим, кто куда был ранен. И, следовательно, узнаем, кто лежит в больнице.

— Дезире, ты гений! — восторженно произнёс Питер. — А почему полиция до этого не додумалась?

— Ха! Не переоценивай меня. Возможно, они и додумались. Но по какой-то причине не смогли найти одежду. Когда закончим ужинать, я попробую навести справки в отделении скорой помощи. А если там ничего не выйдет, то наведаюсь в театр и спрошу, не помнит ли кто, как была одета Мередит в…

— Стоп, вспомнил! — возбуждённо перебил Питер. — Я знаю, во что была одета Мэри Энн! Я звонил ей в понедельник утром, и она упомянула, что на ней жёлтый кашемировый свитер. Это мой подарок на день рождения, вот она и хотела, чтобы я знал: она его носит.

— Замечательно, — обрадовалась я. — То есть будет замечательно, если она не переоделась, когда пришла домой вечером. Послушай, Питер, сделай мне одолжение, не уповай чересчур на эту затею с одеждой. Сержант Филдинг — мой хороший приятель и компетентный следователь. Скорее всего, полиция меня опередила. Я просто стараюсь ничего не упускать, вот и всё.

— Не волнуйся, Дезире, я учёл. А теперь я хочу задать вопрос.

— Ладно, валяй.

— Филдинг случайно не упоминал, куда она ранена? Девушка из больницы?

Нарушать обещание, данное Филдингу, я бы ни за что не стала, поэтому твёрдо ответила:

— Нет. Но уверена, что скажет, если я сумею добыть доказательства, которые помогут установить её личность. А почему ты спросил?

— Только потому, что хотел бы знать как можно больше о её состоянии. Но все кругом такие скрытные.

Не успел он закончить фразу, как явился официант с нашим заказом, и на время мы с Питером постарались забыть, по какому поводу ужинаем вместе. Принявшись сразу за основное блюдо (из уважения к стремлению Питера побыстрее вернуться в больницу я отказалась от закусок), мы болтали о жизни, о работе и даже потчевали друг друга анекдотами. Однако на десерт у нас были капучино, творожный пудинг и опять вопросы.

— Ты не мог бы назвать имена друзей девушек? — осведомилась я. — Какие вспомнишь. И мне также необходимо знать, как связаться с их братом.

— Эрик остановился в «Гранд-Хайятте» на Восточной Сорок восьмой улице. Между прочим, Филдинг тоже спрашивал меня о друзьях вчера вечером. Мне удалось припомнить четверых. Вероятно, у Мередит были какие-то друзья, которых я не знаю, но с этими четырьмя сестры были особенно близки.

Три имени я записала в блокнот, четвёртое вносить не стала: с Чаком Спрингером я уже познакомилась.

— Телефоны не знаю, — извинился Питер, — но все они живут в Манхэттене. Наверняка их можно отыскать в справочнике.

— Не беспокойся, найду.

Когда пять минут спустя мы вышли из ресторана, ветер кусался ещё сильнее, и я жаждала лишь одного — поскорее попасть в помещение. Но по дороге к больнице Св. Екатерины мы наткнулись на маленькую овощную лавку — в таких обычно чего только не продают, — и Питер неожиданно остановился.

— Жди здесь, — приказал он, — я быстро.

Питер забежал в лавку, а я покорно дожидалась, трясясь от холода. Через пару минут он вернулся с двумя небольшими букетами роз — розовых и жёлтых.

— Я ещё с утра хотел купить цветы, чтобы отнести в больницу. Но ты же меня знаешь: как всегда, вылетело из головы. В этом магазинчике выбор небогатый, но всё же. — И он протянул мне розовые цветы. — Это тебе. Поздравляю с Днём святого Валентина!

Вряд ли стоит упоминать, что я с трудом удержалась, чтобы не разреветься, как девчонка.

* * *

Отделение скорой помощи больницы Св. Екатерины занимало целое здание. Когда я вошла, приёмная была почти пуста. Слева у входа торчал охранник, но, к счастью, он был по горло занят. Могучая женщина средних лет стояла практически вплотную к нему и орала — подозреваю, всякие гадости — по-испански. За подол дамы цеплялась плачущая малышка.

Я двинулась прямо вперёд через двойные двери, проигнорировав, что ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ПАЦИЕНТОВ. Остановилась на секундочку, скинула пальто, задрапировала им розы (как-то непрофессионально вести расследование, прижимая к груди букет цветов), затем торопливо направились по коридору до конца, где снова обнаружила двери с воспретительными надписями. Распахнув их, я оказалась в самом сердце отделения.

Прямо за дверьми на носилках лежали два пациента, один из них жалобно стонал. Направо помещение было разгорожено занавесками на маленькие секции, где врачи и медсёстры оказывали неотложную и всякую иную помощь больным и увечным. За одной из занавесок прерывисто кричала женщина, а в промежутках между её криками до меня доносился чей-то тихий плач. Шестеро человек медперсонала носились туда-сюда, то ныряя за занавески, то выскакивая на свет божий, подчиняясь чьим-то-властным указаниям. Они настолько ошалели, что им было наплевать на моё присутствие; более того, они его даже не заметили.

Слева я углядела большой стол для медсестёр. За ним сидели три женщины, две из них разговаривали по телефону. Я приблизилась к третьей в этом триумвирате, пышногрудой блондинке латиноамериканского типа, она сосредоточенно изучала какую-то папку.

— Простите, — произнесла я. Удостоверение я уже держала в руке и, как только женщина подняла голову, на мгновение раскрыла кожаные корочки перед носом блондинки и тут же принялась запихивать документ обратно в сумку. — У меня есть несколько вопросов; это не займёт…

— Стоп, минуточку, дорогуша. Дайте-ка получше взглянуть на эту вашу штуковину. Частный-сыщик, — фыркнула она, когда я вручила ей удостоверение. — Вы не имеете права здесь находиться. Боюсь, мне придётся попросить вас выйти.

— Послушайте, это очень важно. Я не отниму у вас много времени.

— Это нарушение больничных правил. Сначала получите разрешение.

— Но не могли бы вы уделить мне одну-две минуты? — упрашивала я.

Она не ответила, но с её глазами стали происходить странные вещи. Я обернулась. Оказывается, блондинка подавала знаки охраннику, тощему противному малому; тот стоял в другом конце помещения, сложив руки на груди и кровожадно ухмыляясь. Опустив руки, охранник медленно двинулся к нам.

— Это касается близнецов Фостер, — затараторила я. — Тех несчастных девушек, которых ранили в лицо в понедельник вечером.

— Проблемы, Кармен? — раздался у меня за спиной высокий гнусавый голос.

Охранник взирал на меня с тем выражением, с каким большинство людей смотрит на маленьких членистоногих ползающих тварей. Я опять обратилась к Кармен:

— Мне необходимы кое-какие сведения. Это невероятно важно.

— Ну-у… — заколебалась блондинка, а я затаила дыхание. — Всё в порядке, Майк.

— Уверена?

— Да.

Как только разочарованный цербер удалился, я принялась за дело:

— Мне бы хотелось побеседовать с медсестрой, которая занималась ранеными в тот вечер.

— И о чем же вы хотите меня спросить?

— Так это вы!

— Одна из них. Но сейчас мне не до разговоров, я очень занята. Посидите-ка вон там, в уголке, — кивком головы она указала, куда мне следовало на время убраться, — я подойду к вам, когда освобожусь.

Точно следуя заданному направлению, я оказалась в узком коридорчике с рядами неуютных металлических стульев вдоль стен. Усевшись в центре ряда, я положила цветы на соседний стул, повесила на спинку пальто и бережно прикрыла им букет. И тут же в коридорчик влетела тяжёлая больничная каталка. Перемещаясь зигзагами, она так и норовила отдавить мне ноги. Я едва успела спрятать их под стул. Служитель, управлявший каталкой, заботливо предупредил об опасности.

— Дорогу! Берегите ноги! — заорал он. Когда уже проехал мимо.

Вот уж, поистине, в отделении скорой помощи здоровым не место: не успеешь и глазом моргнуть, как сам окажешься на больничной койке.

От нечего делать я принялась разглядывать единственное живое существо — то ли мужчину, то ли женщину, — делившее со мной коридорчик. О половой принадлежности существа я не бралась судить, поскольку оно было одето в штаны и кроссовки и сидело наискосок от меня, обхватив голову руками. Видна была лишь макушка, покрытая темно-каштановыми волосами.

Дабы чем-то заняться, я решила составить список продуктов для торжественного ужина в воскресенье с Эллен и её предполагаемым будущим мужем. Один такой список уже лежал в моей сумке, но я всегда умудряюсь что-нибудь забыть, потому не помешает подстраховаться, а потом сравнить оба варианта… Всё лучше, чем пялиться на перхоть на темно-каштановой макушке.

Я почти закончила список, когда кто-то тяжело опустился на соседний стул. Подняв голову, я с удивлением обнаружила рядом Кармен.

— Вот уж не ожидала, что вы так скоро освободитесь, — обрадовалась я.

— Выкроила минутку, но времени у нас с вами в обрез. Я и впрямь очень занята. Так что давайте ближе к делу.

Я последовала её совету:

— Где одежда, которая была на близнецах Фостер, когда их привезли сюда?

— Замявшись на секунду, медсестра, словно оправдываясь, ответила:

— Мы, конечно, пытались следовать предписаниям, но в тот вечер здесь был настоящий бедлам… то есть хуже, чем обычно… и…

— "Предписаниям"? — перебила я.

— Вы что, не знаете правил, касающихся жертв насилия? — подозрительно осведомилась Кармен.

— Да кто же их не знает, просто само слово «предписания» сбило меня с толку, — выкрутилась я, понятия не имея, о чем она толкует, и не желая признаваться в своём невежестве. В конце концов, не моя вина, что неверных супругов, которыми я обычно занимаюсь, не расстреливают за их прегрешения. — Итак, что произошло на этот раз? — Будем надеяться, что по ходу беседы ситуация прояснится.

— Ну, — продолжила Кармен, осторожно подбирая слова, — в понедельник вечером здесь был настоящий дурдом, как я уже сказала. Автобус попал в аварию, очень серьёзную, — кажется, на Восемьдесят третьей улице, — и на нас свалилась куча пострадавших. Мы носились как тараканы. А когда такое творится, ошибки неизбежны. — Она, глубоко и шумно вздохнула. — Двое молодых полицейских сидели за нашим столом, дожидаясь, когда им отдадут одежду…

— Так одежду забрала полиция? — Зря добряк Питер столь высоко оценил мои профессиональные навыки! Проверить имущество жертв — стандартная полицейская практика.

— Да нет, выслушайте же меня! — буркнула Кармен с унылым видом. — В неразберихе мы отдали им чужие вещи. А когда они вернулись через пару часов, было уже поздно. Мы успели выбросить вещички близнецов… то есть то, что от них осталось. Нам ведь пришлось разрезать одежду, чтобы оказать им помощь, и она превратилась в лоскутья..»

Филдинг был прав: закон Мэрфи в действии!

— Вы случайно не заметили, во что были одеты девушки?

— Да вы в своём уме! Они были все в крови. Где уж тут разглядывать, кто во что нарядился!

— Весьма вероятно, что на одной из них был жёлтый кашемировый свитер, — сделала я отчаянную попытку освежить её память.

— Послушайте, дорогуша, здесь дым стоял колесом. Сколько можно повторять одно и то же? И мир моды меня в тот момент не интересовал. Единственное, что всех нас заботило, — принять как можно больше людей и как можно быстрее. — Она с любопытством взглянула на меня. — А при чем здесь жёлтый кашемировый свитер?

— Не знаю, в курсе ли вы, но одна из сестёр умерла на операционном столе, а вторая всё ещё в коме.

— Знаю. Только сегодня спрашивала одну из больничных медсестёр о её состоянии, — смягчилась Кармен. — Вроде бы они были очень хорошенькими, хотя утверждать не берусь. После того, что этот сукин сын сделал с их лицами…

— Вот почему так важно выяснить, во что они были одеты. Пока никто не знает, которая из девушек умерла, а которая выжила. Жених одной из них — мой клиент. Вы не представляете, что он сейчас переживает.

— Бедняга. Вот уж кому тяжко пришлось, — пробормотала Кармен, сочувственно, качая головой..

— Но мы почти уверены, что одна из сестёр — Мэри Энн — была одета в жёлтый свитер.

Кармен быстро сообразила, к чему я клоню:

— Вы хотите узнать, куда была ранена девушка в жёлтом свитере? Жаль, что ничем не могу помочь. Правда, жаль. — Полагая или надеясь, что разговор окончен, она начала медленно, боком, подниматься со стула.

— Кармен, я буду вам чрезвычайно признательна, если вы дадите мне имена людей, которые занимались близнецами в тот вечер.

— Дохлый номер, дорогуша. — Сержант — забыла, как его, — уже опросил всех; кто находился рядом, и даже тех, кто близко к ним не подходил. Поверьте, если бы кто-нибудь хоть что-то знал, они бы ему сказали.

— Понимаю, но у меня есть обязательства перед клиентом, и личная беседа с ними облегчила бы мою совесть.

— Тоже верно. Ладно, дайте-ка вспомнить. Второй дежурной сестрой была Кирстен Андерсен. У неё сегодня выходной, и у меня нет времени прямо сейчас искать её телефон. Надо работать. Но я его найду, — пообещала она, опять приподнимаясь со стула.

— А врач?

— Ими занимались два врача, не помню, кто именно. Но я выясню. Вот что, оставьте мне ваш телефон, и я попрошу всех троих с вами связаться. Не волнуйтесь, я им растолкую, как это важно. — На сей раз Кармен решительно встала. Я тоже вскочила.

— Вот мои визитные карточки. — Прислонившись к стене, я искала бумажник в своём битком набитом, огромном, как чемодан, вместилище, которое я называю дамской сумочкой. Кармен явно не рассчитывала на скорый успех затеянных мною поисков.

— Бросьте их на мой стол, — посоветовала она. — Мне надо бежать. — И энергичным шагом двинулась прочь.

Стоило ей завернуть за угол, как я нашла бумажник.

— Погодите! — Я бросилась за медсестрой, на ходу вытягивая из бумажника визитки. — Я даже не успела вас поблагодарить. — Догнав Кармен, я вручила ей полдюжины картонок. — Вы мне очень помогли, огромное спасибо.

— Да не за что, — заверила Кармен, сунув карточки в карман. — Жаль, что мне нечего вам рассказать. Но я всё-таки надеюсь, что вы поймаете этого мерзавца. — Она сделала несколько шагов, потом вдруг остановилась и с лукавой усмешкой уставилась на меня. — Ох, чуть не забыла! С Днём святого Валентина! — Её улыбка стала ещё шире. — И не потеряйте букетик!