Главный итог «рыночных» реформ в России — захват номенклатурой в собственность ресурсов, находившихся под ее административным контролем. Как свидетельствуют различные исследования, именно представители бывшей советской, министерской, партийной бюрократии, директорского корпуса, идеологических, комсомольских и силовых структур стали основными владельцами значимой собственности в стране. Выходцы из других социальных слоев, принявшие участие в приватизации жирных кусков «государственного пирога», были допущены к его разделу только в качестве партнеров чиновничества.

Почему так произошло? Бюрократия, естественно, не могла не воспользоваться возможностью конвертировать власть в собственность. Но как это допустили жители страны, только что как будто распрощавшиеся с номенклатурной системой? Я считаю, что главная причина — предательство, совершенное руководством демократического движения, приведшего к власти Ельцина. Его лидерам можно выдать медали «За взятие собственности для бюрократии». Чрезвычайно популярное в конце 80-х — начале 90-х, оно не использовало доверие граждан для того, чтобы хотя бы попытаться реализовать провозглашенные идеалы. Первое, что сделали демократические «вожди», придя к власти — заключили союз с советской номенклатурой и стали вместе с ней главными получателями дивидендов от происходящих перемен. Только несколько персональных примеров: Собчак вытащил из политического небытия чекиста Путина, Попов — советского чиновника Лужкова, Немцов — руководителя горкома Склярова и т. д.

Сейчас модно противопоставлять «путинскую» и «ельцинскую» системы. Создается миф о том, что при «хорошем Ельцине» страна развивалась по демократическому пути, но пришел Путин «и все опошлил» (как в анекдоте про поручика Ржевского).

В действительности Путин только завершил формирование режима, сложившегося при первом президенте России, основанного на сращивании власти и бизнеса, тесном союзе коррумпированной бюрократии и полукриминальных предпринимателей. Разница в том, что при Ельцине первую скрипку играл приближенный к власти бизнес (т. н. олигархи). А при Путине резко усилилось влияние бюрократии и спецслужб. Данная «рокировочка» никак не коснулась большинства сфер жизни общества.

Мария Снеговая в недавней интересной статье в «Ведомостях» сравнивает путинский режим с латиноамериканским бюрократическим авторитаризмом и африканскими неопатримониальными режимами. Но зачем искать аналоги в экваториальной Африке, когда они, что называется, под боком?

 

Ельцин и Путин: эстафета по пути в Азию

Система, сформировавшаяся в России и большинстве стран СНГ, очень близка к азиатскому бюрократическому капитализму или этатизму (как ее назвали в кемалистской Турции). При ней каждый видный бюрократ еще и бизнесмен. А каждый бизнесмен работает под бюрократической крышей. Такая ситуация существовала во многих развивающихся странах, причем не только азиатских. Характерные примеры этой системы — режим Сухарто в Индонезии, Маркоса на Филиппинах, Садата и Мубарака в Египте, Ассадов в Сирии, Бургибы и Бен Али в Тунисе, Бумидьена и Бенджадита в Алжире и т. д. В Латинской Америке к этой модели ближе всего многолетнее правление Институционно-революционной партии в Мексике.

Все эти режимы объединяет:

• сращение бизнеса и бюрократии,

• засилье государственно-монополистических структур в экономике,

• авторитарная власть, профанация выборов и других демократических институтов,

• формальная многопартийность при фактическом господстве одной правящей партии,

• высокий уровень коррупции,

• большое влияние силовых структур и спецслужб,

• передача власти от президента-диктатора его преемнику (часто),

• сочетание официального национализма и фактически компрадорской сущности элиты,

• огромный разрыв в доходах между бедными и богатыми при популистской государственной демагогии

Разница между бюрократическим авторитаризмом латиноамериканского образца, о котором пишет Снеговая, и этатизмом в сильном прямом участии государства в экономике, не просто на уровне персональных связей чиновников и бизнесменов, а в форме монополистических и других мегакомпаний с мощным государственным участием. Дело в том, что латиноамериканские диктаторы в большинстве были крайне правыми (кроме той же Мексики и ряда других стран). Они воспринимали прямое участие государства в экономике как «грех левизны». А российские власти лишены таких предрассудков. Они активно используют для обогащения не только частные, но и квазигосударственные компании, что характерно для азиатских и североафриканских этатистских режимов, начиная с кемалистской Турции.

При Ельцине демократические институты, как и сегодня, во многом были профанацией. Достаточно вспомнить позор 1996-го, когда полуживого и полувменяемого «гаранта» олигархи буквально за шкирку втащили в президентское кресло, используя для этого всю мощь государства. Ельцин просто в силу специфики личных обстоятельств был слабым диктатором. Хоть некоторые холуи, ставшие сегодня пламенными «демократами», и называли его царем, это был царь из русских потешных сказок.

Однако бюрократия и при Ельцине не была простым оператором процесса передела собственности. Весь большой бизнес 90-х был в той или иной степени связан со спецслужбами и бюрократией: от ведущих рекламных агентств до нефтяных компаний. Субъектом принятия решений в стране тогда, как и сейчас, была пара: чиновник (часто видный чекист) и его партнер-«коммерс». Так было и в центре, и на местах.

При Путине власть изменилась, прежде всего, эстетически и идеологически. По-настоящему важная содержательная перемена произошла только одна. Путин усилил роль в государстве чиновничьего и спецслужбистского аппарата. Возвысил бюрократию над бизнесом. Чиновники, которых бизнес раньше кормил с рук, стали его нагло обирать. «Коммерсы» вынуждены больше делиться с чиновниками, а путь из спецслужб в олигархи стал короче. Тем не менее, не следует забывать, что независимого от бюрократии крупного бизнеса у нас не было и при Ельцине.

Политический режим несколько изменился. От слабого авторитаризма страна перешла к более сильному. Однако эта перемена все же не была радикальной. В основном существовавшая при Ельцине система сохранилась. Принципиально не изменились даже экономическая политика и персональный состав бизнес-олигархии. Влияние олигархов на политические процессы уменьшилось, но не исчезло. Российская политическая элита едина, несмотря на все скандалы и склоки. Что может связать теснее, чем общие экономические интересы, общий бизнес? Тем более, если этот бизнес криминальный. А каким же еще он может быть, если основан на приватизации 90-х? Бывшие «молодые реформаторы», многие из которых теперь стали «оппозиционерами», олигархи и путинские власти — все они связаны общей заинтересованностью в сохранении результатов приватизационных афер.

Возьмем только один пример: историю с хищением (скупкой за бесценок!), а затем сбытом акций ТНК. В этой истории т. н. «молодые реформаторы» в правительстве в 1997—98 годах выступили в качестве наводчиков, отворивших трем олигархам ворота. А Путин с Сечиным, заплатившие недавно этим олигархам за украденное тогда у государства добро почти 28 млрд долларов, стали фактически скупщиками краденого.

Миф о «хорошем, демократическом Ельцине» может быть выгоден только тем, чья цель — не изменение системы, а перераспределение полномочий в тандеме криминального бизнеса и коррумпированной бюрократии в пользу бизнеса. Как это было в ельцинские времена. В таких переменах заинтересованы поднявшиеся еще при Ельцине бизнес-олигархи, не обязанные Путину своим возвышением, но опасающиеся конкуренции со стороны «путинских» ставленников и давления оборзевших чекистов. Большинство жителей страны, ничего не получившие от номенклатурной приватизации, заинтересованы в радикальном сломе всей системы «азиатского» бюрократического капитализма в России.

 

Результаты приватизации крупных компаний — экономическая база господства нынешней олигархии. Без разрушения этой базы невозможно обеспечить какие-то позитивные демократические изменения в стране. Любые группировки олигархии, хоть «силовые», хоть «семейные», на это никогда не пойдут.

Важнейшим требованием участников революций 1905-го и 1917-го была уравнительная земельная реформа, которую позднее провели большевики, приняв «Декрет о Земле».

Сейчас основная социальная проблема близка к той, которая была 95 лет назад — это отчуждение граждан от богатств собственной земли. В результате приватизации и создания корпораций-монстров, большая часть недр страны де-факто оказалась в распоряжении бюрократической и бизнес-олигархии. Жители России не смирились с этой глобальной несправедливостью. Только около 11 % опрошенных в конце нулевых «Левада-центром» согласились «принять результаты приватизации такими, какие они есть». Тогда как три четверти участников опроса считали необходимым пересмотреть эти результаты. Близкие цифры дают и другие социологические исследования этой проблемы.

В последнее время проблема приватизации резко актуализировалась. Неожиданно о необходимости пересмотра ее результатов заговорили известные либеральные аналитики (среди них Пастухов, Илларионов, Пионтковский). По-видимому, многие начинают понимать, что политическая сила, добивающаяся возвращения украденной в результате коррупционного передела страны ее гражданам, обречена на сверхпопулярность.

 

Реформы в интересах большинства

В 1917 провал Временного правительства был обусловлен тем, что оно не провело земельную реформу, устраивающую большинство населения страны. Народные массы поддерживали уравнительное решение земельного вопроса, предложенное эсерами (поэтому те и получили потом абсолютное большинство в Учредительном собрании). Временное правительство не решилось на эти меры. А большевики их реализовали и поэтому победили. И сейчас решение проблемы приватизации должно отвечать ожиданиям граждан, а не заведомо несогласуемым друг с другом взглядам оппозиционных генералов без армий.

Я не разделяю оптимизма Пионтковского, уверенного, что режим Путина долго не протянет. Для того чтобы эти благостные прогнозы реализовались, необходимо по-настоящему народное движение против существующей системы власти. Его пока нет. А сформироваться оно может только вокруг очень популярного у населения требования. Сейчас в обществе существует запрос на реформы в интересах проигравшего от приватизации большинства. Ответить на него, можно только предложив проект социально-экономических реформ в интересах большинства граждан.

Задачи такого проекта:

1. Создать привлекательную социальную альтернативу нынешней системе, образ будущего, мотивирующий непривилегированное большинство добиваться его реализации;

2. Подорвать экономическую базу господства правящей олигархии;

3. Создать эффективную экономическую систему, работающую на всех граждан, а не на олигархов и чиновников.

Можно провести социологическое исследование или интернет-референдум, чтобы определить вариант решения вопроса приватизированной собственности, в наибольшей степени устраивающий наших граждан. Именно такой вариант и должен стать общей содержательной платформой демократической оппозиции, способной принести ей успех.

 

Как заставить ресурсы страны работать на ее граждан

Я уже излагал свои предложения по подобному проекту в нескольких статьях. Буду рад, если они будут близки тому варианту решения проблемы, который выберут граждане. Приватизированные предприятия мелкого и среднего бизнеса, думаю, кроме случаев явного криминала, трогать не надо. Это могло бы очень сильно усложнить задачу. Да и не оправдано экономически и политически в современной ситуации. Необходимо изъять у нынешних собственников, прежде всего, приватизированные предприятия ключевых для нашей экономики сырьевых отраслей. Причем затем провести не огосударствление, а реальное обобществление этих кампаний.

Очевидно, что в случае национализации, возвращения в государственную собственность, ресурсы будут фактически находиться в руках бюрократии. Создание новых госкомпаний или министерств (к этому, по сути, сводятся предложения КПРФ) только усилит власть чиновничества. Также ни к чему хорошему не приведет и новая «честная» приватизация после национализации, как предлагают некоторые либералы. В этом случае есть большая угроза очередного коррупционного «распила» собственности. Нет более наивной утопии, чем надежда на немедленное формирование после «антикриминальной революции» кристально честной бюрократии. Чиновников вообще нельзя вводить в искушение легкой наживой. Тем более российских. А что может быть более прибыльным, чем вторичная приватизация? Здесь уж все, кто первый раз не успел, постараются нагреть руки по полной программе. Нельзя надеяться на стойкость даже новых «революционных» чиновников.

Необходимо предельно сузить их коррупционные возможности. Единственный способ это сделать — демократизация нашей экономики, передача функций бюрократии непосредственно гражданам (это, кстати, начинающийся общемировой тренд).

Вариантом решения может быть передача неотчуждаемого права собственности на природные ресурсы страны и доходы от их эксплуатации непосредственно всем жителям России. Для этого необходимо, отменив результаты приватизации сырьевых компаний, передать их акции специально созданному ЗАО «Фонд Россия» (мелкие акционеры этих компаний должны получить компенсацию). Совладельцами этого Фонда могут стать в равных долях все граждане нашей страны. Фонд призван аккумулировать доходы от эксплуатации природных ресурсов и их производных (нефти, газа, металлов, леса и т. д.) и распределять их среди населения. Именные акции совладельцев ЗАО «Фонд Россия» неотчуждаемы и непередоверяемы (чтобы не повторить печальную историю со скупкой ваучеров).

Такой «Фонд Россия» мог бы работать по типу «Перманентного фонда штата Аляска» (все жители Аляски получают ежегодно из него около 1500 долларов) или «Глобального государственного пенсионного фонда Норвегии» (имеющего львиную долю в нефтедобывающих компаниях), но принадлежать не государству, а напрямую всем гражданам страны, которые управляли бы им, как и положено акционерам.

Инструментом стратегического управления Фондом может стать постоянно действующее собрание акционеров в форме электронной социальной сети. Фонд будет использовать свои доходы для ежегодных выплат дивидендов всем гражданам и реализации социально значимых программ (поддержка материнства и детства и т. п.). Для текущего управления граждане смогут нанимать на конкурсной основе топ-менеджеров (и увольнять при необходимости). Все значимые решения, в т. ч. о найме высшего менеджмента, выплате дивидендов, инвестициях, могли бы приниматься простым большинством проголосовавших граждан-акционеров (в территориальных представительствах Фонда или дистанционно через интернет).

Такой вариант может параллельно решить целый ряд важных задач: уничтожить криминальную олигархию, лишить бюрократию важных возможностей для коррупции, снизить социальное расслоение и напряженность в обществе, экономически поддержать наших небогатых граждан и их детей.

 

Ошеломительный успех движения итальянского актера и блогера Беппе Грилло на последних выборах в парламент Италии (более четверти голосов) возможно станет началом новой политической эпохи. Грилло обвиняют в популизме. Но он не популист, а популяр. Как известно в конце республиканского периода в Древнем Риме боролись две основные партии: оптиматы и популяры (предельно схематизирую ситуацию). Оптиматы защищали позиции нобилитета, богатых и родовитых римлян. Популяры отстаивали интересы плебса, непривилегированного большинства свободных граждан. Сейчас пора отчистить термин «плебс» от преданного ему аристократией унизительного смысла. Плебс — это народ минус его социальная верхушка равно политически и экономически непривилегированное большинство людей.

Беппе Грилло не случайно сравнивает современный политический процесс с эпохой Великой французской революцией. Именно тогда «плебеи» впервые в новой истории обрели на некоторое время голос и права. Последующие два века они пядь за пядью отвоевывали социальное пространство у буржуазного «нобилитета».

В политике XIX–XX века аналогом популяров были левые: социал-демократы, лейбористы, коммунисты, а оптиматов — правые партии. К началу XXI века умеренные парламентские левые стали такими же защитниками интересов буржуазной элиты, как и правые. С другой стороны радикальные левые после краха СССР окончательно потеряли доверие масс и выродились в малочисленные секты (за редким исключением). Сами понятия: «левые», «социалисты», «коммунисты» потеряли популярность. «Плебс», т. е. непривилегированное, неимущее большинство, остался без политического представительства своих интересов. Это стало одной из причин перелома тренда на социальное равенство, шедшего с 30-х до конца 70-х годов XX века. «Нобилитет» перешел в контрнаступление, началась эпоха неолиберализма, повсюду в западном мире возобновился рост социального неравенства.

На пороге очередная «смена вех». Информационные технологии дали инструментарий для нового «восстания масс» (Ортега-и-Гассет), «плебейского» прорыва в политику. А глобальный кризис обострил социальную ситуацию. В результате «Плебеи» вновь вышли на защиту своих прав уже под деидеологизированными лозунгами: движение «оккупай», «Пяти звезд» (Беппе Грилло), испанское «М15», «пираты», Викиликс, анонимусы и т. д.

Беппе Грилло не называет себя левым, но большая часть его требований находится в рамках традиционной левой идеологической парадигмы. Его движение, прежде всего, антиэлитно, антиолигархично. При этом оно не имеет ничего общего с правопопулистскими, антииммигрантскими, националистическими силами.

Цель движения «Пяти звезд», и Грилло ее не скрывает — смести всю нынешнюю правящую элиту, финансовую олигархию, политические институты, в том числе и традиционные правые и «левые» партии. Главное требование новых популяров — прямая демократия для «простого народа».

 

Массовые идеологии умирают

Весь ХХ век левое движение развивалось под флагом марксизма. Можно признавать многое у Маркса, но объявлять себя марксистом означает расписываться в иррациональном, религиозном мировоззрении (не случайно, именно как гражданская квазирелигия, упрощенная версия марксизма и была утверждена в СССР). Ведь вера в исключительность и научность одной из многочисленных социальных теорий априорно иррациональна. Социальные науки не математика и не физика, где есть объективные эмпирически подтверждаемые истины. Социальные мыслители, как писатели или художники, в меру таланта создают свои образы реальности. Каждый из этих образов интересен по-своему. Было бы странно считать единственно верным взглядом на мир, например, творения писателя Толстого, а всех остальных авторов, кроме его учеников, признавать заблуждающимися. Также странно воспринимать наследие мыслителей Маркса и Энгельса «единственно верным учением». Ведь творчество этих классиков и их последователей — лишь малая часть достижений мировой социальной мысли.

Каждый свободный человек имеет собственный индивидуальный взгляд на мир. Любая принятая как истина чужая идеологическая схема, неважно, религиозная, марксистская, либеральная, анархистская, националистическая — лишает человека свободы самовыражения. Рискну предположить, что в XXI веке массовые идеологии уйдут. Каждый сможет самостоятельно формировать свою личную персональную идейную картину мира, основываясь на всей имеющейся у него информации.

Не случайно, что «новые популяры», в отличие от левых XIX–XX веков идейно не зашорены. Они не расколоты на множество идеологических сект, как традиционные левые. Их требования касаются, прежде всего, насущных интересов «плебейских» масс: от свободного скачивания интеллектуальной продукции в сети до введения безусловного основного дохода для всех. Их объединяет демократизм и антиэлитаризм: требования прямой демократии и борьба с финансовой олигархией. Движение Беппе Грилло, например, выступает за освобождение от налогового гнета малого бизнеса, что никак не стыкуется с традиционными левацкими идеями, зато отражает ненависть «плебеев» к крупным корпорациям и олигархическому государству. Марксисты назовут новых «популяров» мелкобуржуазным движением. Но тем наплевать на любые идеологические схемы.

 

Возможен ли российский Беппе Грилло?

Феномен Беппе Грилло технически создан Интернетом, а содержательно — ненавистью населения к системным политикам, обслуживающим интересы буржуазной олигархии. В России эта ненависть не слабее, чем в Италии. Поэтому многие наши популярные деятели культуры и шоумены имеют больший политических потенциал, чем профессиональные политики. К сожалению, большинство из них сильно идеологически ангажированы. Псевдопатриотические сказки Задорнова, либерализм Быкова, Собчак, Парфенова, Акунина, мистико-фашисткая пурга Охлобыстина, национал-большевизм Лимонова, столь же искусственная национал-демократия Белковского — все это вызывает интерес только у ограниченного числа политически озабоченных граждан. Насущные материальные интересы для подавляющего большинства людей гораздо важнее любых идеологических символов (это подтверждают результаты многих социологических исследований).

Кампания Навального «против жуликов и воров» оказалась успешной потому, что она, по сути, «плебейская», антиэлитная. Ведь общеизвестно — статусная элита как раз и состоит из жуликов и воров. Очистить от воров ее можно, только политически уничтожив. Однако Навальный также пока мало подходит на роль «лидера народных масс». Прежде всего, потому, что у него нет позитивной программы реформ в их интересах.

Успешное массовое движение может сформироваться только вокруг простых требований, ориентированных на естественное стремление непривилегированного «плебейского» большинства получить свою долю общественного пирога.

Главный враг новых европейских «популяров» — крупные корпорации, международные финансовые спекулянты и обслуживающие их интересы политики. В них европейцы видят причину нынешнего кризиса. В России есть своя центральная проблема — приватизация правящей олигархией доходов от богатейших природных ресурсов страны. Наиболее популярным требованием российского «движения большинства» может стать регулярная выплата этих средств непосредственно гражданам страны (как, например, делается на Аляске).

Как доказало движение «Пяти звезд», новая «плебейская» политика делается в интернете и на улицах. Она не терпит «прозаседавшихся», бюрократической иерархии, скучных совещаний, процедурных вопросов, бесконечных обсуждений регламентов и членских взносов. В общем, всего того, чем в основном занимается КС российской оппозиции. Движению нужна не эта оппозиционная нанаДума, а система участия всех желающих на принципах прямой демократии в принятии решений и организации массовых акций через сеть.

Наши оппозиционные лидеры не скрывают надежды на раскол правящей элиты и поддержку ее «прогрессивной» части. Грилло же, наоборот, сознательно отвергает системную политику и политиков. Фракцию движения «Пяти звезд» в итальянском парламенте в основном составляют обычные люди, «плебеи», выдвинутые в интернете. Она отказывается от любых коалиций с традиционными партиями. По настоящему массовое движение в России тоже может возникнуть только вне традиционной политической тусовки, вызывающей стойкое раздражения общества.

И правящие бюрократы, и лидеры оппозиции в России ощущают себя частью единой элиты. Наших «плебеев» обирают олигархи, избивают менты, унижают бандиты, подавляют власти, игнорирует оппозиция. Либералы, типа Татьяны Толстой и Юлии Латыниной, их презирают. Сталинисты и имперцы считают их строительным материалом для новой империи. Националисты стравливают их по этническому признаку, пытаясь подмять под себя. «Плебс» только начинает подниматься. Сейчас он никто (перефразирую известное высказывание Сийеса о третьем сословии). Новые технологические возможности для прямой демократии сделают «плебс» всем.

Грилло по профессии комический актер. Наши оппозиционеры строят из себя серьезных политиков. Но, как известно, все глупости на земле делаются с серьезным выражением лица. «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». И движение комика Беппе Гриллио — один из первых пробных камней глобальных перемен.

 

Население России давно поделено на тех, кто «сидит» на газово-нефтяной трубе и всех остальных. Это стержень нашей социально-экономической системы. Остальное — лирика. Социальные интересы тех, кто имеет сверхдоходы от эксплуатации природных ресурсов страны и большинства населения — диаметрально противоположны. «Сидящие на трубе» хотят закрепить это право за собой и своими потомками. Остальные жители страны объективно заинтересованы отнять у них такую возможность и сделать доходы от природных богатств общественным достоянием. Интересы разных групп олигархии отстаивает власть, СМИ, различные псевдооппозиционные партии и группировки и т. д. При этом на сегодня не существует политической силы, которая реально защищала бы интересы остального населения. «Оппозиция большинства» еще не сформировалась.

Только пересмотрев результаты приватизации крупных сырьевых компаний, можно подорвать экономическую базу нынешней системы. Без этого произойдет просто смена некоторых конкретных людей у власти. Мы это уже видели во время «оранжевой революции» в Украине, когда сохранившаяся кучмовская бизнесолигархия быстро коррумпировала новую власть, ставшую практически неотличимой от недавно свергнутой.

Если оппозиция не ставит вопрос о собственности — это не альтернатива системе. Такая «бизнес-оппозиция» — просто орудие определенных кланов во внутриэлитных разборках.

Неслучайно, что лидеры «бизнес-оппозиции», Собчак, Пархоменко и т. д. хотели приурочить очередную массовую акцию протеста к «Юрьеву дню», когда крепостные крестьяне могли менять хозяина. «Бизнес-оппозиция» давно нашла стране «добрых», с ее точки зрения, хозяев. Благо выбор «бар» у нас невелик. Кроме путинской КГБшно-бюрократической группировки, есть только один господствующий клан. Эта сформировавшаяся еще при Ельцине «старая» бизнес-олигархия, с которой многие либеральные лидеры сотрудничают уже не первое десятилетие.

 

Олигархи-«вотчинники» и чиновники-«помещики» делят Россию

В России есть только две реальные силы: высшая бюрократия и бизнес-олигархия. Первая контролирует корпорации с существенным или полным государственным участием (Газпром, АО РЖД, Роснефть, Транснефть, Сбербанк, ВТБ и т. д.), а также частный бизнес вокруг этих структур. Вторая — известна по спискам «Форбс». Она владеет контрольными пакетами акций частных корпораций (ТНК-BP, Лукойл, Русал, Норникель, Северсталь, АФК «Система», ЕВРАЗ, НЛМК, ММК и т. д.), а также акциями того же Газпрома, других сырьевых и энергокомпаний и т. д.

Если продолжить исторические аналогии с эпохой феодализма, бизнес-олигархия напоминает вотчинников, у которых земля с людишками также была в полной наследственной собственности. А руководство госкорпораций ближе к помещикам, которым поначалу поместья вручал сам государь во временное владение, при условии несения государственной службы.

И те, и другие внешне лояльны Путину. Государственные олигархи подчиняются ему напрямую по должности. Владельцы мегакорпораций стараются избегать конфликтов с президентом, «идут навстречу его пожеланиям». Две эти группы конечно не монолитны, внутри каждой из них существуют различные кланы и кланчики. Но при этом у участников каждой группы есть и общие интересы. Бюрократия хочет контролировать бизнес, а бизнес-олигархия — государство.

За время правления Путина государственно-бюрократический капитал резко усилился. При Ельцине чиновники за взятки помогали олигархам захватывать собственность «в вотчину» и доить государство. Путинские приближенные захотели напрямую управлять собственностью и стали «помещиками». Это нарушило сложившуюся еще в 90-е систему взаимоотношений между двумя кланами, которым принадлежит Россия.

Путин как «царь» хотел бы быть над схваткой «помещиков» и «вотчинников». Формально он вроде бы пытается способствовать достижению компромиссов между первой и второй группой. Но ему это не всегда удается. Беда в том, что его симпатии все-таки на стороне «помещиков». Поэтому Путин постепенно усиливает бюрократические влияние на бизнес.

Характерна достигнутая при его посредничестве договоренность о сделке между Роснефтью и ТНК-BP. В результате вроде никто не обижен. Старые владельцы ТНК получат многомиллиардные отступные. Однако по итогам этой сделки бюрократический клан во главе с Сечиным получит контроль над большой долей нефтяной отрасли, его позиции в экономике резко усилятся. «Бизнес-оппозиция» переживает за интересы владельцев ТНК (не принудили ли их к сделке, не мало ли дали отступных). Оппозиция большинства возмущена тем, что огромные деньги пойдут каким-то жуликам вовремя сумевшим подсуетиться при разделе общественного пирога в 90-е годы.

 

Кто натравливает соб(ч)ак

Крупный частный капитал, конечно, хотел бы взять реванш, потеснить бюрократию. В этих целях он пытается использовать протестное движение. «Вотчинникам»-олигархам было бы выгодно создать Путину проблемы, ослабить его власть, чтобы он в большей степени зависел от поддержки с их стороны.

Первые результаты уже достигнуты. Путин разрешил Прохорову создать либеральное политическое движение. Олигархи надеются в обмен на поддержку Путина в сложной для него ситуации, получить от президента защиту от экономической экспансии госбюрократии.

«Вотчинники» боятся не только усиления Путина, но и его ухода, который могут сопровождать социальные потрясения. Ведь они понимают, крах системы будет означать для них потерю присвоенных с ее помощью активов. Думаю, именно поэтому Собчак и Ко добиваются снятия требования о досрочной отставке Путина.

Протестное движение выгодно олигархату в качестве злобной собачонки, время от времени покусывающей Путина и бюрократию, создающей у власти ощущение неуверенности и уязвимости. Но не больше.

 

Миф о расколе правящей элиты

Лидеры либеральной части протестного движения пытаются всячески влезть в зазор между Путиным и олигархией и получить ее поддержку. Судя по всему, олигархи движению всерьез не помогают. Но они кормят его лидеров надеждами на скорое изменение ситуации. Посылают к ним переговорщиков и т. д. Видимо, этих обещаний достаточно, чтобы подогревать активность таких персонажей, как Собчак.

Закончиться эта история может тем, что протестное движение расчистит поле для формирования сильной либеральной партии, защищающей интересы олигархата в Госдуме (как в свое время СПС). Туда же уйдет большинство его либеральных лидеров.

Некоторые «оппозиционеры» говорят, что надеются на раскол элиты и поэтому призывают отказаться от радикальных требований. За этим не может стоять ничего иного, кроме желания просто продаться одной из правящих группировок.

В истории раскол элиты всегда был не целью, а следствием успеха освободительного движения. Правящая олигархия расколется по-настоящему, похоже, только в условиях начавшейся революции.

И бюрократия, и бизнес-олигархия — объективные враги демократического протестного движения. Несмотря на все свои внутренние разборки защищать систему, свою власть и привилегии, они будут вместе.

 

Оппозиция большинства

Сейчас активно поддерживают оппозицию в основном либеральная интеллигенция (аудитория «Эха Москвы») и молодые хипстеры из столиц (тусовщики социальных сетей). Недавние выборы КС оппозиции показали, что потолок численности этого актива — 60–65 тысяч избирателей (участники выборов без сторонников МММ). Это в масштабах страны ничтожно мало. Вывести оппозицию из электорального гетто может только поддержка социально незащищенного большинства населения. Основное противостояние в обществе всегда идет по линии богатые — бедные, привилегированные — дискриминируемые. Бедных в нашем обществе намного больше, чем богатых; проигравших от приватизации намного больше, чем выигравших.

Сейчас многие пишут о том, что «бизнес-оппозиция», т. е. Собчак и прочие, сливают протест. Нечему тут удивляться, иного и не могло быть. У «бизнес-оппозиции» и не было шансов на успех, она слишком слаба и труслива даже для организации верхушечного политического переворота. Принципиально изменить ситуацию в стране она не только не может, но и не хочет. Она «заточена» под интересы крупного капитала, поэтому ее требования никогда не будут популярны.

Согласно всем опросам, большинство населения считает себя проигравшим от приватизации и реформ. «Оппозиция большинства» может сформироваться вокруг требования радикальной социальной реформы в интересах всех обделенных при распиле общественного пирога в постсоветское время. Такая реформа могла бы включать обобществление доходов от эксплуатации природных ресурсов, чтобы они приносили реальные преференции каждому гражданину (как на Аляске, в Норвегии и т. д.). Десятки миллиардов долларов, выводящихся ежегодно олигархией за рубеж, могут оставаться в стране и работать на ее население. Только добиваясь перемен в интересах большинства, оппозиция может стать популярной альтернативой власти и победить.

 

Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. «Снежная революция», о которой так много говорили большевики представители всяких оппозиционных оргкомитетов, закончилась, не успев по-настоящему начаться.

Главная причина поражения — изначально ущербная тактика протестов. «Лидеры» твердили: главное, чтобы не было войны столкновений, насилия, задержаний; для этого надо идти на соглашения с властью и принимать ее условия.

Однако легальные протесты, способные привести к смене власти в результате выборов, возможны только в условиях демократии. Диктатор же никогда не даст разрешение на свое свержение. В условиях диктатуры реально опасная для нее общественная активность не может быть разрешенной. Диктатора можно свергнуть, наплевав на его угрозы и запреты. Но никак не усовестить мирными, разрешенными митингами. Борьба против авторитарного режима требует от ее участников и тем более лидеров готовности к прыжку за барьеры легальности.

Революция может быть бескровной, но ее участники должны быть готовыми к жертве, борьбе и насилию. Только тогда диктатура может капитулировать. События августа 1991-го года были почти бескровными, но жертвовать собой были готовы десятки тысяч людей. Только поэтому, как это ни парадоксально, тогдашней оппозиции удалось победить почти без жертв.

Большинство сегодняшних «лидеров» протестного движения решили действовать в том коридоре возможностей, который предоставила им власть. И этим обрекли протест на провал. В приватных разговорах, как известно, некоторые из них говорили, мол, за нами трусливые пингвины и хомячки, мы не можем подставить их под ОМОН. Я знаю многих «рядовых» участников протестов. Никто из них не боялся конфронтации с властью. Может быть, все-таки струсили сами «лидеры», почти по Фрейду, перенеся свой собственный страх на обычных демонстрантов.

Конечно, столкновения, аресты, дубинки, ОМОН — это плохо и никому не нужно. Но есть только один способ гарантированно избежать всего этого — тихо ждать, пока Путин не помрет или ему не надоест сидеть в Кремле. Ожидание можно скрасить, развлекая себя говорильней на разрешенных митингах, пока их еще допускают.

Тут всякие замечательно добрые тети и дяди с «Эха Москвы» умилялись, какой веселый, неагрессивный у нас протест, какие замечательные демонстранты в костюмах хомячков, со смешными плакатиками в руках, у-тю-тю-тю. Ну, давайте рассмешим Путина, его чекистов и его бандитов у власти. Они от смеха подобреют, усовестятся и сами скормят себе все приготовленные для противников запасы полония. Я никого не «зову на баррикады». Просто пытаюсь анализировать ситуацию.

 

Шанс свалить Путина был упущен

В начале декабря у оппозиции был шанс победить. Но она его упустила. Тогда сложилась уникально благоприятная ситуация для развития революционных событий. Перефразируя слова классика, вчера было рано, а завтра оказалось уже поздно. Люди были настроены решительно, негодование было на высшей точке. Отчаянные действия Навального, Яшина, Чернозуба и других после митинга 5 декабря на Пушкинской, пошедших на ОМОН и получивших 15 суток, еще сильнее накалили ситуацию. Дальше можно было идти ва-банк.

Лимонов и Прилепин оказались правы: нельзя было сливать место проведения митинга на Болотную. Вот что пишет соратник Навального Наганов: «Из осведомленных источников мне еще тогда было известно, что в администрации президента в те дни царила такая же атмосфера, как в сталинградском штабе немецкой армии, и экстренные совещания в управлении внутренней политики проводились чуть ли не по ночам. Именно тогда была поставлена задача — ни в коем случае не допустить митинга вблизи Кремля и Госдумы. Свежа еще была в памяти попытка прорыва 5 декабря с Чистых прудов к зданию ЦИК России — а ведь на этот раз масштабы митинга ожидались просто несопоставимые». Попытка властей разогнать многотысячный митинг на площади Революции могла бы стать началом революционных событий, которые путинский режим не пережил бы. Но, как известно, некоторые «лидеры» струсили и согласились на предложенный властями перенос митинга. А затем помогли им аккуратно и осторожно выпустить пар в свисток Болотной и Сахарова.

Здесь я хочу оговориться, речь идет, прежде всего, о руководстве разных оргкомитетов митингов и лиг избирателей, в т. ч. тех, кто вел всякие переговоры в мэрии, с Кудриным, таскался на встречи с Медведевым и т. д. В результате протест был слит, но переговорщиков вновь стали приглашать на Путин-ТВ. Они же, бедные, в последние годы были лишены привычного наркотика телевизионной популярности. А тут вдруг такое счастье привалило.

Не все конечно лидеры протестного движения во всем этом участвовали. Предупреждали, к чему все это приведет, Лимонов и Прилепин. Насколько я знаю, никак не участвовали в сливе протестов Навальный, Чирикова, Яшин, лидеры московской «Солидарности», Демвыбора, ОГФ, националистов, леваков и др. Некоторые из них, как и Лимонов, даже пытались предотвратить подобное развитие событий.

 

Кому, кроме Путина, это было выгодно

Основным выгодоприобретателем провального сценария протестов оказался Прохоров. По сути, получился слаженный тандем некоторых «лидеров» протестного движения и Путина по продвижению Прохорова. Оппозиция разогрела митингами средний класс. А Путин подложил его под Прохорова, допустив его, единственного из либералов и новых политиков, к телу избирателей. В результате Прохоров обошел Миронова и даже Жириновского и стал наиболее популярным «оппозиционным» политиком (старик Зюганов уже не в счет).

Не знаю, умышленно ли оппозиционные оргкомитеты пустили протест по легалистскому сценарию, от активных протестных действий к поддержке кандидатуры Прохорова, или Прохоров использовал их втемную.

 

Врачу — излечись сам

Самоназначившиеся лидеры протестов ответственны за провал движения, за сохранение режима Путина. Они полностью дискредитировали себя. Демократию надо поначалу установить в самом оппозиционном движении. Только тогда она станет возможна и в стране. Необходимо наконец-то создать систему прямого демократического самоуправления движением, выборов лидеров, принятия решений с участием всех его участников с помощью современных информационных технологий. Как это сделать, я подробно описал во многих статьях.

 

Протестное движение ничего не добьется, пока не научится ставить понятные для людей цели.

Сейчас часто пишут, что протестное движение зашло в тупик. Число его участников снижается. А число политзаключенных среди них, наоборот, растет. Власти не удовлетворили ни одно из требований протестующих. Оппозиционерам шьются все новые дела.

Объяснение неудачи оппозиции легко найти у выдающегося специалиста в деле завоевания власти Владимира Ленина, когда-то сказавшего: «Страшно далеки они от народа». Движение изолировано, это «вещь в себе», некая замкнутая субкультура, ставшая модной полтора года назад, а сейчас перестающая быть таковой. Наше оппозиционное движение напоминает большую деревню, внутри которой кипит жизнь, очень мало влияющая, однако, на состояние дел в окружающей большой России.

Вообще, если продолжать эту метафору, в нашей стране есть две отдельные виртуальные деревни: «Колхоз имени Путина» (далее КиП), объединивший силовиков, чиновников, их бизнес-партнеров, и условное «Оппозиционерово», где «проживают» оппозиционные активисты и сочувствующие. Параллельно существует большая Россия, платящая оброк участникам КиП и безразличная к происходящему в Оппозиционерово.

Коллективным хозяйством коррумпированных чиновников и криминальных бизнесменов по эксплуатации недр и населения России (оно же КиП) — руководит председатель Путин. Правление этого колхоза состоит из высших бюрократов и олигархов.

В деревне Оппозиционерово — демократия. Численность ее населения приблизительно 150–200 тысяч человек (в общем, тянет скорее на маленький городок, но по характеру коммуникаций — все же деревня). Такова примерно суммарная численность всех участников акций оппозиции за последний год. Большинство из них москвичи, молодые офисные работники и не очень юные, еще перестроечной закваски либеральные интеллигенты. Большая часть жителей Оппозицонерово — честные, идейные люди. Немало среди них и самых настоящих героических идеалистов.

В этой деревне есть свой сельсовет (КС оппозиции). Есть свои «первые парни», за которыми бегают деревенские девки и дурачки. Есть свои сельские СМИ («Дождь», «Эхо», «Новая» и т. п.). В деревне три улицы: самая большая, центральная — либеральная, и две маленькие — левая и националистическая. Либералы среди жителей «Оппозиционерово» преобладают потому, что деревенские СМИ, вербующие в нее новых поселян, практически все либеральные.

Деревенские завалинки, на которых сидят и чешут языками жители — социальные сети в Интернете. Главная забава деревенских жителей — народные гуляния и сельские сходы, именуемые митингами и маршами. Периодически народ самовозбуждается, кричит лозунги «про жуликов и воров», выплескивает скопившиеся эмоции и испытывает нечто вроде коллективного оргазма. Все это происходят за оградой родной деревни, контролируемой охраной КиП, следящей, чтобы оппозиционеры не вырвались «на оперативный простор».

В последнее время жестокая и глупая охрана КиП периодически врывается в Оппозиционерово, устраивает там небольшие погромы, захватывает и увозит в тюрьму попавшихся под руку активистов.

Среди первых парней Оппозиционерово выделяется группа бывших больших российских начальников, сосланных сюда доживать после изгнания из Колхоза имени Путина (наиболее заметный — Немцов). Раньше, при каждом «выходе в народ», за ними с высунутыми языками бродила толпа зевак, поклонницы рвали на части. Сейчас в большой России эти бывшие «звезды» никому не нужны. Конечно, они могли бы просто комфортно жить, ведь непосильным трудом на благо отечества заработано немало. Но так жить скучно.

В Оппозиционерово «бывшие» нашли публику, относящуюся к ним так, как они привыкли. Ведь лучше быть первым парнем на деревне, чем обычным рантье в городе. Здесь они могут играть такую же роль, какую играли когда-то в большой стране. Дают интервью, общаются с поклонниками, выступают перед публикой, «решают вопросы». Все это, правда, уже не совсем всерьез. Но все равно, хоть какой-то заменитель наркотика «власть», помогающий снять ломку от ее потери.

Для многих первых парней Оппозиционерово важен не столько результат, сколько процесс борьбы, дающий им возможность быть главными хотя бы в этой деревне. Они уже не один год планируют великий поход на КиП, грозятся выйти за околицу и поднять жителей большой России на штурм путинского колхоза. Однако дальше громогласных заявлений дело не идет. Один раз, в декабре 2011 года был шанс реализовать этот план, но первые парни испугались и предпочли привычно маршировать за забором родной деревни.

Парадоксально, но многие оппозиционные первые парни апеллируют по преимуществу не к жителям большой России, а к участникам КиП и Западу. У этих оппозиционеров есть бредовая идея-фикс: «внести раскол в правящую элиту», уговорить КиПовцев покинуть своего пахана и перебежать в Оппозиционерово. Начальники из КиП, конечно, никуда перебегать не хотят. Некоторые из них, считающиеся либералами, водят оппозиционеров за нос, делают все, чтобы активность жителей Оппозиционерово не выходила за пределы «родной деревни».

Вторая бредовая идея Оппозиционерово — убедить правительства западных стран проклясть клику Путина, арестовать ее счета, запретить путинцам въезд. Западные лидеры сочувственно жмут оппозиционерам руки, но предпочитают сотрудничать с путинским колхозом, регулярно вывозящим на Запад огромные средства и сырьевые ресурсы.

 

Из деревни Оппозиционерово в большую Россию

Оппозиция может победить только, преодолев изоляцию, «выйдя за околицу родной деревни», прорвавшись через кордоны путинских вертухаев в «Большую Россию». Судя по многочисленным опросам общественного мнения, большинство населения нашей страны выступает за отмену результатов приватизации, за возвращение экспроприированных участниками КиП природных и производственных ресурсов.

В последнее время эти требования энергично поддерживает Эдуард Лимонов. Но Лимонов не любит обывателей, ориентируется на героев-пассионариев. А большинство населения любой страны — люди негероические, ориентированные в основном на добывание земных благ для себя и своих семей. Им наплевать на патриотизм, либерализм, большевизм, национализм и т. д. Ими движут сугубо материальные интересы. Как говорил после октябрьской революции тогдашним либералам герой статьи Сергея Булгакова: «Народ хочет землицы, а вы ему сулите Византию да крест на Софии (этот знаменитый православный храм, переделанный в мечеть, вместе со Стамбулом и проливами должен был отойти к России в случае победы в Первой мировой войне). Он хочет к бабе на печку, а вы ему внушаете войну до победного конца… И народ идет за ними (большевиками), потому что они обещают “жрать”, а не крест на Софии».

Люди идут только за теми, кто предлагает им цельный образ лучшей жизни, сулящей прямые материальные выгоды. Политики-победители всегда говорят не просто: «уничтожим врагов». Главное — вторая часть этой сентенции: «и тогда заживем!». В 1917 году в ушах людей звучало: прогоним господ, тогда заживем при коммунизме, не хуже буржуев. В 1991 году — прогоним коммунистов, «тогда заживем», как в США, не хуже американцев или наших номенклатурщиков.

Лимонов призывает «отнять и поделить!», но не говорит, как «заживем» после этого. Он требует пересмотра результатов приватизации. А что дальше, спросит у него средний россиянин, опять все государству передадим? Лимонову нечего ответить на это, у него нет понятного проекта нового более благополучного, удобного для простой обывательской жизни общества. Людей может только оттолкнуть лимоновский советский героический реваншизм, все эти «наши МИГи сядут в Риге», военно-поэтические бродячие коммуны из «Другой России» и т. п.

Наши либералы предлагают людям другой идеалистический месседж: долой воров во власти, вперед к демократии и свободе! Все это тоже «кресты на Софии». Образа «как заживем» потом, когда воров прогоним, нет и у либералов (нытье: «будем жить не хуже, чем в Эстонии» мало кого может вдохновить).

Новый образ будущего после ликвидации КиП должен быть детально разработанным, предельно честным и понятным. В основе его может быть перераспределение прибыли от эксплуатации природных богатств страны в интересах большинства ее населения, обеспечивающее резкое повышение уровня жизни, безусловный основной доход для каждого, решение квартирного вопроса и т. д. Реальность такого проекта нетрудно доказать, опираясь на информацию о сотнях миллиардов долларов, вывезенных за последние годы участниками КиП из России, на примере других сырьевых стран и территорий (Норвегии, Аляски, Эмиратов и т. д.). С такой программой оппозиция может вырваться из изоляции и стать понятной для народа большой страны.

 

Скоро Октябрьской революции исполнится 100 лет. Некоторые политологи предсказывают к столетней годовщине этого события новую революцию в России. О грядущей мирной, демократической, антикриминальной революции говорят Навальный, Каспаров, Пионтковский и другие оппозиционные лидеры.

После Февральской революции 1917 года новые власти попытались реализовать традиционные либеральные представления о демократии и правах человека. Однако, помимо стремления к политическому равноправию, в обществе существовал не менее сильный запрос на большее социальное и имущественное равенство, на освобождение труда работников от эксплуатации со стороны собственников. Большевики возглавили движение за реализацию этих требований, что и привело их к октябрьской победе.

Опуская всем известные детали, можно констатировать, что в дальнейшем коммунисты не только перечеркнули февральский запрос на демократию, но и не реализовали в полной мере октябрьский запрос на социальное равенство. Именно это стало основной причиной четвертой российской революции 1991 года. Вспомните, какое негодование вызывали смешные по нынешним временам привилегии коммунистической номенклатуры (спецстоловые, пайки, дачи и т. д.). «Народ и партия едины, но только разное едим мы» — так звучал один из наиболее популярных тогдашних митинговых лозунгов. Помнится, в конце 80-х годов я участвовал в первой в Нижнем Новгороде «антисоветской», по мнению тогдашних властей, демонстрации, главный лозунг которой гласил: «Власть — Советам, землю — крестьянам, фабрики — рабочим». Люди приветствовали перестройку, искренне надеясь, что она наконец-то реализует эгалитарные, демократические социальные идеалы.

Как известно, их надежды были обмануты. Социальное неравенство возросло на много порядков, а чаемая многопартийная демократия быстро превратилась в жалкую профанацию.

Таким образом, реализация общественного запроса на политическую и социальную демократию была вновь отсрочена. Эта ситуация сделала неизбежной будущею русскую революцию.

Октябрьская революция оставила и позитивное демократическое наследие, пусть в основном на уровне идей и деклараций, никогда в полной мере не ставших реальностью. Главное в нем: власть Советов (по идее близких к прямой демократии), общественная собственность на землю, ее недра и их эксплуатацию, рабочий контроль над предприятиями (производственная демократия). Возможно, реализовать эти идеи предстоит уже новой, столь ожидаемой многими революции.

 

Революция: «оранжевая» или настоящая?

Лидеры либералов, говоря о задачах будущей революции, имеют в виду, прежде всего, политические реформы. Даже Андрей Пионтковский, самый радикальный и последовательный из них, ничего не пишет о смене социально-экономической модели, пересмотре отношений собственности в нашей стране

«Оранжевые революции» на Украине и Грузии окончились полным провалом именно потому, что не изменили старую социально-экономическую систему. Бизнес-олигархия сохранила собственность и ресурсы. Поэтому смогла «переварить» политиков-«революционеров», кого-то коррумпировать, кого-то отстранить от власти. В результате ничего, по сути, не изменилось. Попользовав Ющенко с компанией, олигархия вернула в Украине к формальной власти свою старую марионетку Януковича. В Грузии крупный бизнес вообще решил править непосредственно, отказавшись от услуг слишком много о себе возомнившего Саакашвили.

Если после отстранения Путина и его клана от власти нынешняя система, сложившаяся по итогам приватизации, будет сохранена, в жизни огромного большинства граждан ничего принципиально не изменится. Олигархия неизбежно также «прикормит», коррумпирует новую «революционную» власть, как в свое время — окружение Ельцина, Ющенко и т. д.

Экономическая база коррупции — крупная частная и квазигосударственная (бюрократическая) собственность в богатейшем сырьевом секторе экономике. Провести успешные демократические антикоррупционные реформы можно, только изъяв природные ресурсы страны из распоряжения бизнес-олигархии и высшей бюрократии.

 

Нужен новый «Декрет о земле»

Главным требованием участников революций 1905-го и 1917-го была уравнительная земельная реформа, которую провели большевики, приняв «Декрет о Земле».

Сейчас основная социальная проблема близка к той, которая была 95 лет назад, — это отчуждение граждан от богатств собственной земли. В результате приватизации и создания корпораций-монстров, большая часть недр страны де-факто оказалась в распоряжении бюрократической и бизнес-олигархии. Эти люди выводят из страны ежегодно многие десятки миллиардов долларов, заработанных на продаже сырья. При этом большинство населения не получает от эксплуатации ресурсов прямой выгоды.

Современным аналогом «Декрета о Земле» мог бы стать «Закон о земле и ее недрах», дающий всем гражданам право получать свою долю прибыли от эксплуатации природных ресурсов и участвовать в управлении ими. О механизме реализации этой идеи я писал подробно в других статьях этого сборника. Вы скажете пустые мечты? Но они уже в значительной степени реализованы в Норвегии, на Аляске и т. д.

 

Новый «Декрет о власти»

Российская бюрократия никогда не была и не будет честной и ответственной. Есть только один эффективный способ борьбы с коррупцией: передать большую часть властных полномочий прямому самоуправлению граждан.

Советы начинались как инициатива снизу, инструмент прямой демократии. Они достаточно быстро стали представительными органами, потому что в то время было технически невозможно организовать совместную работу больших масс людей. Поэтому пришлось избирать всяческие Исполкомы Советов, превращенные партийной бюрократией в ширму для своей власти.

Сейчас Интернет и другие современные информационные технологии дают возможность для совместной одновременной работы многих тысяч людей над выработкой и реализацией решений. Пример Википедии общеизвестен. Одной из задач новой революции может стать организация управления территориями на принципах прямой демократии местными «Советами граждан».

Организаторы выборов КС оппозиции (оппозиционных начальников) превратили идею электронной демократии в профанацию. Однако, при правильном применении, Интернет действительно может стать эффективной технологической основой для прямой демократии. В том числе для формирования новых Советов.

 

Возможна ли «Славная революция» в России?

Когда революционные преобразования соответствуют уровню развития общества, они могут проходить мирно и практически безболезненно. Достаточно вспомнить т. н. «Славную революцию» в Англии 1688 года. Перед этим Англия, так же как и Россия несколько веков позднее, пережила последовательно: великую революцию и гражданскую войну (1640–1660 в Англии, 1917–1921 годы в России) кровавую диктатуру (Кромвеля, а у нас Сталина), а затем реставрацию дореволюционных социальных отношений (феодально-католическую реакцию в Англии и дикий капитализм в России). Реставрация в Англии закончилась Славной революцией. В результате почти через 50 лет были наконец-то реализованы задачи первой английской буржуазной революции. Новый виток развития позволил сделать это без крови и жертв.

Наша будущая «Славная революция» так же может мирными средствами реализовать цели революций прежних лет, сделав общественное устройство страны более справедливым и рациональным. Нынешние олигархи и бюрократы лишены корней, пассионарности и драйва белых офицеров. Они воевать не будут. Скорее всего, просто сбегут за границу при первом же реальном сигнале опасности.

 

«Приобретатели» и «изобретатели»

Великий русский революционный поэт Велимир Хлебников делил людей на тех, кто творит, придумывает, создает («изобретателей», «творян») и тех, кто присваивает, стяжает («приобретателей», «дворян»). Для «изобретателей» главное — творческая самореализация. Для «приобретателей» — материальное потребление и власть. «Изобретатели» и «приобретатели» есть во всех социальных классах. Но буржуазия конечно в чистом виде класс приобретателей. Стяжательство, т. е. максимизация прибыли — основа ее экономического функционирования. Есть, конечно, и среди буржуа «изобретатели» типа Эдисона или Джобса. Но такие люди в буржуазной среде — редкое исключение, особенно в России.

Чужое творчество для буржуазной элиты в современном информационном обществе — основной объект эксплуатации. Скупка по дешевке или просто присвоение чужих идей, открытий, изобретений и закрепление их за собой с помощью копирайта — наиболее прибыльный современный бизнес.

«Изобретатели», творческие люди — движущая сила любых прогрессивных изменений, улучшения условий жизни людей. «Приобретатели», составляющие собственнические и бюрократические элиты, — главный тормоз развития общества. Выступая за демократию, за честные выборы, социальную справедливость и т. д. люди по факту борются именно против господства правящих элит «приобретателей».

 

Этот буржуазный Советский Союз

Так советский поэт Борис Слуцкий описал социальный триумф в СССР «приобретателей» («людей хватки») над «изобретателями» («людьми ума»).

Перечитал недавно «Дом на набережной» Юрия Трифонова. Парадокс — эта книга, в советские времена воспринимавшаяся как антисоветская, сейчас читается как антибуржуазная. Главный герой — типичный советский карьерист-приспособленец Глебов с его социальной целеустремленностью и расчетливостью, почти чувственной страстью к собственности и другим материальным благам, воспринимается сейчас как образцовый буржуа. А ведь тогда он казался типичным коммунистическим номенклатурщиком.

Однако, наверное, ничего парадоксального тут нет. Позднесоветские номенклатурщики имели такой же психотип, такую систему ценностей и жизненные приоритеты, как современные буржуа.

Революционные романтики начала века в т. ч. тот же Хлебников верили, что революция освободит «изобретателей» от господства и эксплуатации «приобретателей» — буржуа. Недаром одна из первых марксистских групп в России называлась «Освобождение труда». Освобождение труда для творчества, прорыв «из царства необходимости в царство свободы» — именно ради этого люди шли в революцию.

Однако сталинский режим быстро похоронил все эти мечты. Революционная элита ментально обуржуазилась. Оказалось буржуазность, приобретательство может существовать вопреки Марксу и без частной собственности на средства производства.

 

Все на продажу: от Сталина до сисек

Буржуазные художники — это не те, кто «пишет за капитализм». А революционные — не те, кто «творит против капитализма». Буржуазные — это те, кто ориентируются, прежде всего, на материальную выгоду от своего творчества, т. е. «приобретатели», по Хлебникову. А революционные — те, кто решает творческие задачи, что неизбежно связано с пересмотром старых канонов, революционным преобразованием культуры и социума.

Приобретательская система коррумпирует творческих людей, отчуждая их от подлинно творческого, революционного предназначения. Так правящая бюрократия коррумпировала советскую литературу и искусство. Одни настоящие революционные художники, типа того же Хлебникова, умерли в нищете или были уничтожены. Другие, например Маяковский или Горький — подкуплены с помощью ментально буржуазного подчекистского окружения (всех этих Бриков, Крючковых, Аграновых и пр.). Была создана целая система подкупа и коррумпирования творческих людей, превращения их в нанятых властью «приобретателей» (сталинские премии, спецдачи, спецквартиры и т. д.).

Официальные советские деятели культуры быстро стали ориентироваться именно на достижение этих привилегий, т. е. на чисто материальные задачи. Советская культура стала по сути буржуазной. Тон в ней стали задавать активные «приобретатели» типа Алексея Толстого, Валентина Катаева или Леонида Леонова (буржуа и в искусстве и в жизни, и в быту).

Не удивительно, что многие советские деятели культуры и их потомки после рыночных реформ так быстро стали «передовиками капитализма». Чего стоит только династия, основанная А. Толстым. От основателя — советского барина, славословящего Сталина, до его правнука Темы Лебедева с сиськами и матюгами в запроданном на корню блоге. Ничего личного, просто тогда лучше продавался Сталин, а сейчас сиськи. В наше время А. Толстой разводил бы не с помощью грубой лести советских вождей, а посредством матерной брани сетевых хомяков, повышая монетизацию блога.

Уничтоженная при Сталине подлинно творческая, а значит, революционная культура пыталась возродиться в 60-е годы. Вспомним «комиссаров в пыльных шлемах» Окуджавы или «Отблеск костра» того же Трифонова, или героев пьес Розова, рубящих дедовскими шашками мещанский уют родителей.

Последняя попытка возрождения революционной культуры была предпринята во время перестройки. Начавшееся тогда т. н. «движение неформалов» было по большей части антибуржуазным. Оно было направлено прежде всего против буржуазного перерождения советской бюрократической элиты, уже готовящей тогда захват ресурсов страны в свою частную собственность.

 

Наследники Сталина

Творчество требует свободы. Сообщества «изобретателей» основаны на добровольном равноправном сотрудничестве. Приобретательство, наоборот, требует жесткой вертикали государственной власти для защиты частной собственности и привилегий. Как писали еще классики марксизма, честная собственность порождает государство и его аппарат подавления. Опыт советской и постсоветской истории показал, что эта зависимость работает и в обратном порядке. Государственная бюрократия неизбежно формирует и присваивает частную собственность.

Совершенно не удивительно, что сейчас происходит «ползучая» реабилитация Сталина, а лидеры неосталинистов, Кургинян и пр., поддерживают Путина. Прямые наследники Сталина — не коммунисты из КПРФ, а путинские олигархи Прохоров, Дерипаска, Тимченко и др. Именно они унаследовали собственность, которая была создана по приказу Сталина. Тысячи зэков умирали в Норильске от непосильного труда на строительстве комбината, для того чтобы Прохоров мог возить в Крушевель полные самолеты блядей.

По-другому и не могло быть. Советская бюрократия должна была рано или поздно конвертировать власть в собственность и реставрировать капитализм. Люди, «больные» буржуазной «приобретательской» психологией, неизбежно должны были стать настоящими буржуа и в экономическом плане. Это было абсолютно естественно для «приобретателей» — присвоить и передать наследникам ресурсы, находящиеся в их распоряжении. Так и произошло в ходе приватизации 1990–2000 годов.

 

Протест бесправных «изобретателей»

Сегодняшнее протестное движение возрождает революционный идеализм, творческие порывы начала ХХ века, 60-х, конца 80-х годов. Буржуазные политологи и политики пытаются навязать представление о протестах как буржуазном движении среднего класса. Дмитрий Орешкин, например, пишет о том, что цель нынешнего движения — буржуазная эволюция.

Но буржуазия — это, как известно, класс собственников, т. е. тех, кто имеет свой бизнес, эксплуатирует наемный труд. Участники протеста — не буржуазная публика, а офисный планктон — социально униженный и лишенный шансов на творческую самореализацию. Средний московский или питерский горожанин по буржуазным меркам нищ как церковная мышь и бесправен. Наличие айфона или даже знаменитой «белой шубы» не делает офисного раба, целиком зависящего от начальника и хозяина, собственником. В любой момент практически любой такой «манагер» может быть выкинут с работы. А многие еще и живут в арендованном жилье, так что могут оказаться на улице в прямом смысле этого слова.

Социально они практически ничем не отличаются от классических пролетариев XIX века. Да труд их менее тяжел, а уровень потребления выше. Но сколько новых недоступных возможностей и искушений есть в наше время, и как все это подогревает классовую ненависть к настоящим «жирным» буржуа.

Но не это даже самое главное. Занимаясь формально «умственным трудом», все эти офисные пролетарии по сути полностью лишены возможности творчески самореализовываться. В большинстве случаев они заняты скучнейшей бессмысленной профанацией, например помогают своим хозяевам манипулировать потребителями.

Их участие в протестах — бунт против привычного буржуазного порядка вещей, т. е. своеобразная попытка творчества. Те, кто идут на митинги без каких бы то ни было надежд на реализацию своих шкурных интересов — не буржуазны. Они совершают творческий, материально не мотивированный акт, пытаются менять, совершенствовать мир.

Путинская пропаганда пыталась натравить на «сытых» москвичей рабочих из провинции. Однако и у провинциальных рабочих те же мотивы протестовать, что и у московского «офисного планктона». И московские «манагеры», и тагильские рабочие — «братья по классу», бесправные и лишенные возможности для самоактуализации. Борьба с путинским режимом будет успешной, если удастся создать коалицию белых воротничков из столиц и провинциальных промышленных рабочих, отстаивающих свои права на лучшую жизнь.

Нынешний массовый протест — не буржуазный и не может им быть, слишком малочисленна и зависима от власти отечественная буржуазия. Но крупный бизнес хотел бы использовать протестное движение в своих целях.

В нашей стране у власти, как известно, тандем, но не Путина с Медведевым, а коррумпированной бюрократии и криминальной финансовой олигархии. Обе части этого тандема тесно взаимосвязаны и взаимозависимы. Причем каждая из сотрудничающих сторон не хочет усиления своего партнера и боится перераспределения общественного пирога в его пользу. При Ельцине сильнее была финансовая олигархия. Все время правления Путина усиливалась бюрократия, прежде всего т. н. силовики и связанные с ними кланы в бизнесе.

Путин, как гарант сохранения существующей системы, в принципе устраивает олигархов. Но при этом им не нравится, что в последние годы он резко усилил роль бюрократии во властном тандеме. «Старые» олигархи боятся дальнейшего усиления его власти (думаю, среди них Чубайс, Фридман, «Семейный» клан и т. д.). Ведь в этом случае не исключено, что им придется сдать путинской бюрократии часть своих позиций и собственности. Поэтому они хотели бы использовать протесты, чтобы ослабить Путина, сохраняя его при этом у власти (а если чекист совсем зарвется, убрать его, но сохранить систему).

Намного больше, чем усиления Путина, бизнес-олигархия и ее идеологическая обслуга боится краха существующей системы власти и собственности. С помощью своей агентуры среди организаторов протестного движения она делает все, чтобы избежать радикализации протестов и ограничить их масштабы. Это одна из главных причин того, что это движение не добилось реальных результатов и постепенно сходит на нет.

Итак, сегодня «приобретатели» опять пытаются оседлать, выхолостить и использовать в своих корыстных целях творческий, революционный порыв потенциальных «изобретателей».

 

Может ли «офисный планктон» стать «креативным классом»?

Участники протестного движения последних месяцев стихийно стремятся к изменению мира, новому более справедливому, честному, т. е. творческому обществу. «Офисный планктон» хочет стать настоящим «креативным классом». В существующей архаичной, коррумпированной системе все социальные роли распределены на десятилетия вперед, у нынешних «манагеров» нет шансов изменить свою участь.

Для свободной творческой самореализации необходимы независимость и свобода, т. е. гарантии социальных и политических прав. Протестующим нужно новое общество «изобретателей», освобожденное от диктатуры «приобретателей», т. е. буржуазии и чиновничества. Нужна демократическая модернизация. Ресурсы, присваиваемые сейчас сырьевыми олигархами и бюрократией, необходимо направить на развитие новых технологий, науки, образования, здравоохранения, культуры, поддержание экономической независимости граждан (как это делается в других ресурсодобывающих странах и областях: в Норвегии, на Аляске и др.).

Целью новой социальной революция может стать прямая политическая и экономическая демократия, свободный интеллектуальный обмен и сотрудничество в сети, развитие творческих секторов экономики, реализация креативного потенциала граждан и общества в целом.

Такой образ будущего может объединить индустриальных и офисных работников в движении за демократические перемены.