Глава пятая
I
…Давным-давно, почти полтора миллиона лет тому назад, на блуждающей верфи в положенный срок родились два целевых модуля, один из которых впоследствии и превратился в нашего друга (?) Соломона. Вдвоём модули составляли цивилизационную систему класса «Хранитель». Единственная задача «Хранителя» заключалась в создании условий для возникновения и развития цивилизации на планете, имя которой, увы, утрачено.
А жили на безымянной планете на тот момент совершенно дикие, но прямоходящие, разумные хомо. Сразу по прибытии к месту назначения первый из модулей быстро и в срок выполнил свою задачу — развернул под поверхностью планеты стандартный комплекс обеспечения. Комплекс по сути — самоорганизующаяся и почти автономная система, необходимая для работы второго модуля. Она давала возможность полного контроля над жизнью планеты. Энергетические установки, системы информационного воздействия, боты дальней разведки, полчища киберов различного назначения, вот далеко не полный список оборудования комплекса.
После завершения строительства «Хранитель», теперь один, потому как первый модуль полностью растворился в своём детище, принялся строить счастливое будущее на отдельно взятой планете. И поначалу всё шло в соответствии с планом. Развитие цивилизации хомо протекало подобно взрыву — через пару тысяч лет подопечные «Хранителя» изучали ближайшие звёзды и славили своего покровителя за указанный короткий путь к счастью. Знали они и об ограничениях — запретные знания манили, но никто и не помышлял нарушить границу дозволенного.
Идиллия длилась ещё почти две тысячи лет. До тех пор, пока на единственной колонии цивилизации хомо не зародилась крамола. Вольнодумцы решили, что жизнь без прогресса лишена смысла, и за пятьдесят лет в условиях подполья создали независимую от «Хранителя» научную базу. Первым результатом её деятельности стала возможность перемещаться в пространстве на кораблях без топлива.
До сих пор слова о необходимости ограничения знаний оставались только словами, но после того, как деятельность базы официально признали законной, последовало подтверждение. Началось всё с мелких недоразумений между метрополией и колонией, а закончилось страшной войной на уничтожение. Именно так в тот раз проявилась сила, на Земле названная порчей. Не имея возможности активного вмешательства, «Хранитель» после множества попыток примирить враждующие стороны понял, что в действие вступил его величество Закон, и лишь наблюдал, как рушится его детище.
В той войне погибла материнская планета людей, превратившись в почти лишенный жизни каменный шар. Мятежная колония выжила, но вряд ли кто-то решился бы назвать ее победителем. Из населения планеты уцелели не больше ста миллионов человек. Ни одного города не осталось на поверхности, природа агонизировала. Но самое главное — люди пали духом, никто не желал держаться за жизнь из последних сил, получила распространение религия «красивого ухода». Остатки первого человечества приготовили планету к уничтожению и жили в постоянной готовности умереть.
Маленькая группа учёных не поддалась настроению всеобщего упадка. Заполучив в своё распоряжение последние уцелевшие звёздные корабли, ставшие никому ненужным хламом, и владея методикой клонирования, тысяча с небольшим человек сумели заселить двадцать восемь планет своими клонами.
Из заселённых планет люди выжили на двух — на Земле и Шааяссе. Неясно, что двигало нашими предками, какие преследовались цели, об этом Соломон лишь догадывался. Земля, как и большинство планет, оказалась слишком далека для прямого контроля, а покинуть планету, указанную в программе «Хранитель» не мог. Долгое время он считал, что на единственной близкой планете люди не смогли выжить, Шааясс выпал из поля его зрения на долгие тысячи веков.
Цивилизационная машина впала в спячку, изредка просыпаясь для считывания информации с разведывательных ботов. Интересные процессы происходили в личной епархии «Хранителя». Среди киберов обслуги началась настоящая эволюция с борьбой за выживание, естественным отбором и мутациями. Постепенно искусственные создания совершенно утратили первоначальный облик и забыли об исходном предназначении. Та стая, что атаковала нас, состояла из потомков машин, поддерживающих порядок внутри лабиринта, кого-то наподобие ремонтников и уборщиков. Предки «танка» не поддавались идентификации, всего же в пещерах обитает около тридцати видов одичавших киберов.
Окончательно «Хранитель» пробудился, когда сразу два из уцелевших ботов принесли информацию о населённых людьми планетах. И началась вторая серия. Цивилизация Шааясса развилась даже быстрее родительской, и так же произошёл раскол. Конфликт пока удавалось сдерживать, скорее всего, просто потому, что колонисты ещё не сумели выйти за рамки дозволенного. Кем дозволенного, почему? Нет ответа…
Рассказ Соломона продолжался больше пяти часов, он сопровождал эпопею показом видеоматериалов и статичных изображений. Перед нами прошла вся история прародителей, от которых остались одни только гигантские станции на орбите, от планеты-колонии не осталось ничего — она взорвалась через сто лет после «победы».
II
Явление Соломона народу мы обставили в лучших Голливудских традициях. Отчасти потому, что его организацией занимался Чарли. Богу не пристало появляться во плоти вот так вот, с бухты-барахты. Первыми, как известно, идут пророки. А кто ещё мог стать пророком Сола? Естественно, Чарли.
Для начала восстановили канал связи с Шааяссом. Соломон передал жрецам приказ — не трогать и пальцем тех негодяев, что недавно чуть не свели с ума планету выходками, недостойными разумных. Сол сочинил некое подобие верительной грамоты, и на основании ее нас официально утвердили на должность пророков. Точнее, эта должность досталась Чарли, а мы оказались при нём мелкими клевретами.
Поначалу у нас встал вопрос о том, что же мы будем проповедовать. Решили, что атеизм с элементами морали. Даже на слух такая концепция звучит ужасно, но что поделать, нет среди нас профессионалов этого дела. Как хоть это дело называется? Социология? Тут даже Чарли спасовал, несмотря на неимоверный запас знаний. Зато мы имели обалденное преимущество перед всеми предшественниками вместе взятыми — мы могли в любой момент представить живого бога, не требующего заочной веры в себя.
Недолгое обсуждение привело к тому, что в качестве базовой религии мы выбрали христианство. После трёхдневной работы Алёны и Герке, сопровождавшейся затяжными спорами, на свет появился манускрипт, сильно напоминающий кодекс строителя коммунизма. Среди прочего имелся там и такой перл: «идея принадлежит всем разумным, способным её понять, никто не вправе запрещать пользоваться другим своими идеями». Димка прокомментировал, когда увидел:
— Так мы им и уголовный кодекс сочиним, — подумал и предложил: — А давайте заделаемся правителями братского многострадального народа. Может, пользу принесём?
Вторую половину фразы он произнес таким серьёзным тоном, что я растерялся и не придумал, что ответить. Мы собрались на этот раз в кают-компании, сидели себе, расслаблялись под апельсиновый сок и музыку Поля Мориа, и тут — на тебе. Дима меж тем потеребил шнобель и продолжил мысль:
— Мы столько наделали им гадостей. Может быть, пора искупить вину? Столько народу положили, что ни одному спецназу не снилось. Пусть защищались мы, но ведь люди-то погибли из-за нас, они тоже, можно сказать, защищались. Я уж не говорю про тех двоих на лесопилке, их-то за что? Мог бы просто припугнуть…
Всё. Дальше я не слушал. С Димкой творится неладное, причём давно. После нашей эпопеи в лесу он всё чаще переходил со мной на подчёркнуто вежливый тон или, вот как в этот раз, наоборот, пытался ударить меня побольнее. А ведь я сам рассказал ему, что водители лесовоза — мой крест, мой грех и наказанье. В очередной раз пообещав себе разобраться, я включил слух. Иван с издёвкой предлагал план:
— А ещё ввести правило, по которому императором Шааясса может стать только землянин в пяти поколениях… или в семи. В общем, Дима, не пори ерунду. В итоге получилось по поговорке — что ни делается, всё к лучшему. Мы дали, правда, нечаянно, планете будущее. Не свободу, абстрактную, а возможность выбирать свою дорогу…э… ну, ты понял.
Так, достаточно. Склока назрела, пора вмешаться.
— Чарли, как там Соломон? Одобрил свои заповеди? Редактировать больше не надо?
— Он в восторге. Говорит, и не предполагал, что можно построить общество на основе таких смешных принципов. Это он о свободе воли, — хихикая, ответил пророк.
— А вот и неправда, — до чего ж красивый голос у Сола, — я не говорил — смешные. Мне они представляются абсурдными. Но, видимо, просто моя старая программа даёт о себе знать.
— Значит, ты готов к последней проповеди с разоблачениями? Может, тогда приступим, чего зря народ томить? — предложил я.
Народ томился с раннего утра. Единственный канал местного телевидения вот уже несколько часов подряд транслировал одну и ту же картинку — Большой Друг, зависший над центром столицы. То же самое передавали и телевизионщики мятежной планеты Стоцц. За кадром периодически повторялось обращение Соломона с обещанием объявить свою волю лично. Улицы города запружены людьми и цветами. Цветы повсюду — в руках верующих, в окнах домов, ими украсились машины, клумбы и даже деревья.
Сол, спрятавшийся на расстоянии одного прыжка от Шааясса, ответил:
— Я думаю, пора. А то, как бы не перегорел настрой у людей. Я иду, — после небольшой паузы: — Всё снижаюсь.
Мы успели перебраться в рубку до его появления и видели процесс с подробностями. Он почти в точности повторил манёвр Чарли, спасавшего нас из окружения. Огненный шар вспыхнул в зените и стал стремительно приближаться, грозя рухнуть прямо на город. При торможении никаких звуковых и прочих ударных эффектов не последовало. Пламя погасло, Сол плавно, словно лимузин, затормозил неподалёку от Друга, давая возможность рассмотреть себя во всей красе. Я очень хорошо себе представил вздох облегчения тех, кто стоял внизу.
В столице, как ни странно, отсутствовали большие площади, поэтому не нашлось достойного места для трибуны. Режиссёр Чарли нашёл, на мой взгляд, замечательное решение. В воздухе прямо под шаром Сола возник второй шар, переливающийся всеми цветами радуги. В течение нескольких секунд он превратился в обычное облако, на котором восседал седобородый старец, облачённый в белую хламиду. Классический боженька, вот от нимба мы решили отказаться, чтобы не казаться себе самим совсем уж законченными мошенниками.
Хитрую проекцию устроили так, что зритель из любой точки видел Господа, смотрящего прямо на него. Взгляд художнику Чарли, прямо скажем, удался. Если бы я не знал подоплёки происходящего, то, наверное, и сам застыл бы в благоговейном восторге. Глаза старца смотрели прямо в душу, они захватывали твой взгляд, как магнитом, и не было сил ни отвести глаза, ни закрыть их.
Голос Соломона накрыл город, словно снегопад. Тихий и проникновенный баритон обращался к каждому человеку, и каждому казалось, что слова произносились прямо ему в лицо. Трудно разделить, где Сол говорил искренне, а где играл для достижения наибольшего эффекта. По нашему замыслу он должен был одной единственной проповедью разрушить древний фундамент общества сервов и дать им новую опору — те самые заповеди, что мы скомпилировали, используя опыт «беспризорной» Земли.
К концу в его речи стали явственно слышны торжественные интонации, я даже заволновался — не переигрывает ли?
— Благодаря моим друзьям, вашим братьям, я прозрел и осознал свою цель. Вместе с ними я отправляюсь в поиск. Мы восстановим справедливость, мы разрушим систему, созданную моими бывшими хозяевами, существами эгоистичными и беспринципными. Вас ждёт великое будущее, но путь туда долог и труден.
Чарли укрупнил изображение толпы. Лица превратились в маски, многие люди пытались уйти, но выхода не находили, улицы перекрыла живая масса. Запомнился молодой парень с огромным букетом. Руки у него разжались и безвольно повисли вдоль тела, цветы просыпались к ногам, лицо исказила гримаса страдания, по щекам текли слёзы. И таких, как он, оказалось большинство. Не знаю, известно ли сервам, что такое унижение, слишком уж незначительны для них интересы личности. И не знаю, возможно ли переживать национальное унижение, как своё собственное. Но представить себя на их месте — боже упаси.
Димка вскочил так резко, что загудели амортизаторы кресла. В голосе его послышалась истерика:
— Комедию устроили! Эгоистичные! Беспринципные! А может быть, все-таки мудрые и дальновидные?
Чёрт! Где ты, друг мой Круглый? Весёлый, резкий, но чаще добродушный, любитель женского общества и шумных компаний. Что с тобой произошло? Скулы заострились, глаза блестят, кулаки сжаты, прямо таки коммунист-подпольщик на допросе. Что же делать-то? Я постарался быть убедительным:
— Дим, успокойся. Прекрасно понимаешь — так надо. Без этой, признаю, комедии планета погрязла бы в застое на неопределённый срок. Хреново им сейчас, но ненадолго. Я надеюсь. Большего мы для них сделать не можем.
— Да что мы вообще можем? Выпустили пацанов на танке погулять, — зло бросил Круглый.
Он весь поник, вернулся в кресло. Голос его стал тусклым и безразличным:
— Ну что, Соломон? Пора красиво сваливать?
Вместо ответа Сол склонил голову и завершил речь словами:
— Простите меня, люди, я сделал вам больно. Со временем вы поймёте, другого пути у меня не нет. Нам пора, мы уходим, но не прощаемся. До встречи!
Облако вместе с седоком вспыхнуло искрами, которые просыпались на город радужным дождём. Соломон, а следом за ним и Друг начали быстро подниматься. Через несколько секунд город сделался неразличим на поверхности выглядевшей заметно круглой планеты.
III
Напряжение в рубке повисло такое, что сообщение Чарли об атаке меня даже обрадовало.
— Нет, ребята, не дадут нам торжественно смыться. Около сотни дисков идут на перехват, не будь я Чарли.
Тут же его слова получили очень убедительное подтверждение. Воздух вокруг Друга засветился так, будто мы врезались прямиком в солнце. На секунду я ослеп. Ну что за идиоты! Знают же, что рентгеновский лазер нас не берёт. Или это жест отчаянья?
— Что будем делать, командир? — Иван разворачивал мухобойку. — Уйдём без драки или навешаем агрессору? Честно говоря, не хочется. Уж больно глупый противник.
И тут наш новый союзник показал, что значит настоящая мощь. Мы вышли за пределы атмосферы, небо над нами почернело, корабли сервов приблизились так, что стали видны без увеличения. Они спешно пытались выстроить сферу захвата — единственное действенное против нас оружие. Соломон не дал им шанса, он просто взял и вышвырнул сразу все диски куда-то так далеко, что они перестали обнаруживаться даже сенсорами Чарли. О чём тот и доложил, голос имея весьма унылый.
Выглядело сие действо довольно странно, но и наглядно одновременно. Напавшие корабли резво перестроились, встав один над другим наподобие гигантской этажерки. После столь странного манёвра вся «стопка» начала довольно быстро разгоняться, не теряя строя, затем последовал «хлопок», сопровождающий дальние прыжки, и всё, только их и видели.
Я вместе с экипажем пребывал в некотором обалдении от столь неожиданной развязки, один Чарли смог выдать осмысленную реплику. Для поддержания духа, он решил общаться человеческим языком:
— Слушай, Сол, ты же говорил, что не имеешь никакого оружия. А это что?
— Вспомогательная система переброски грузов. Можно сказать, случайно обнаруженная возможность использования привода. Вот, — скромно ответил Соломон.
Иван ржанул, потом выдал:
— Как сказал Эйнштейн про атомную бомбу — всего лишь побочный эффект моей гениальности.
— А что, он и вправду так сказал? — саркастически вопросил Димка.
— Ну, я бы на его месте не удержался, — Ваня опять хохотнул. — Гениям всё можно. Потомки поймут и оценят.
Мирон прочистил горло и поинтересовался:
— Кто бы это мог быть, а? Думается мне, что жрецы бунтуют. Не хочется им власть выпускать из рук.
— А что, верно, я о таком где-то читал даже, — Иван наморщил лоб. — Не, не помню, у кого, и дословно не помню. Но в том смысле, что ни один служитель культа не обрадуется появлению живого бога.
Я смутно догадывался, что они оба заблуждаются, и Соломон подтвердил мои подозрения.
— Корабли военные. Но не это главное. При подходе к планете они передали сообщение наподобие «всем, всем, всем!». Они решили погибнуть просто потому, что лишились смысла существования. Фанатики. Жрецы тут не причем. Они-то всё прекрасно понимают, я же с ними разговаривал несколько раз и подолгу. Это очень умные люди, прошедшие отбор и подготовку, способные адаптироваться к любым изменениям. И уж власть они точно не потеряют.
— А экипажи уцелели после… удаления с поля? — меня этот вопрос волновал сейчас больше всего.
— Да что им сделается. Они даже перегрузки не почувствовали, всё учтено. Я им вдогон послание отправил, пригласил на службу в личную гвардию. Восхищён, мол, преданностью и несгибаемостью. Дал трое суток на раздумья, обещал ждать на своей планете. Кстати, ей бы название не помешало. Как насчёт Колыбели?
Я, конечно, понимаю — хорошо мыслить несколькими потоками, но как прикажете отвечать на такую реплику? По порядку.
— Название мне лично нравится, хотя и патетично слегка. Ну да, пусть будет Колыбелью. А вот зачем тебе… нам гвардия? Если ты серьёзно, конечно.
— Нет, ну какая гвардия, — Сол усмехнулся. — На тех кораблях почти двадцать тысяч человек. Я хочу, чтоб они жили и сознавали свою значимость. Да и помощь в случае чего может понадобиться любая, даже самая незначительная.
Дима заметил брюзгливо:
— Так их же кормить надо будет. Чем прикажете? Пятью хлебами?
— Я думал, вы знаете про синтезаторы пищи. Шааясс давно не испытывает проблем с продовольствием, — в голосе Соломона прозвучали хвастливые нотки.
Мирон посетовал:
— А у нас так ничего в плане искусственной еды и не получилось. Даже близко не подошли к решению. А ведь было такое направление в Проекте, — он резко погрустнел. — Как там сейчас? Одним бы глазком глянуть на Землю.
Иван поднялся и вышел. Уж у него-то точно очень весомая причина побывать на Земле. Странно, но меня ностальгия не мучила совершенно, хотя раньше бывало, что через неделю отсутствия начинал видеть дом во сне. Только лирика это всё.
— Так что, Сол, нам теперь придётся вернуться на Колыбель? Или в Колыбель? Как правильно? — задал я почти риторический вопрос.
— Вернуться всё равно надо, есть у меня идейка. Надо бы проверить…
Димка снова состроил кислую мину:
— И сколько прикажешь ждать эту свою гвардию? Они ж туда недели две будут телипать.
— Повторяю, всё учтено, — нетерпеливо пояснил Соломон. — Я подбросил их в нужном направлении. Лишь бы им хватило горючего…
— Боже! Им ещё и горючка треба. Детский сад, а не гвардия, ясли просто. Где мы им горючее добудем? — продолжил портить настроение Димка.
— На орбитальных станциях. Там этого добра навалом, они как раз и предназначались когда-то для синтеза топлива. А оно не портится, — ответил Сол.
Значит, идём к Колыбели, вот и ладно, лишь бы не стоять на месте. Отсутствие вразумительного плана начало выводить из себя. Надоело крутиться на одном месте. Но куда прикажете бежать? Вселенная велика, и непонятно, как отыскать в ней тех, кто придумал такие дурацкие ограничения и наслал на Землю порчу. Один надоедливый вопрос без ответа не давал мне покоя:
— Сол, как ты оцениваешь вероятность контакта с твоими создателями? И где они, в конце концов, прячутся? Или — что надо сделать, чтобы нас заметили?
— Я постоянно пытаюсь ответить на эти вопросы, но натыкаюсь на недостаток информации, — словно извиняясь, начал Соломон. — Но в целом создаётся впечатление, что они про нас, про всех забыли. И тут существует два варианта. Во-первых, они могли так далеко уйти в развитии, что наши нынешние проблемы стали им неинтересны. По второму варианту цивилизация погибла по неизвестной причине. Единственный способ разобраться в ситуации — найти планету, давайте условно назовём её Олимп. По некотором косвенным признакам мои бывшие хозяева жили таки на планете и имели биологическую основу. Не были они, подозреваю, чисто энергетической формой жизни, как недавно предположил камрад Герке.
Ага, не один я озадачен. И всё же:
— Как ты собираешься искать этот самый Олимп? Ведь нет даже намёков на координаты или хотя бы отличительные особенности. Ну там, класс звезды или тип планеты, хотя и это нам бы не помогло.
Соломон изобразил неуверенность. Или у меня привычка такая — считать человеческие интонации Чарли и Сола имитацией? Скорее всего, так и есть.
— Я собираюсь обшарить лабиринт. Дело в том, что моя половинка, по сути, вросшая в эту систему должна была иметь доступ на породившую нас верфь. Я-то не смог туда проникнуть, а напарник несколько раз посещал её, у него возникали сбои в работе. Короче, на ремонт его вызывали.
Алёна не удержалась:
— Даже на Олимпе не могут работать без брака. Значит, они похожи на людей, это обнадёживает, может, договоримся когда-нибудь.
— А что нам даст изучение верфи? — Димка остался мрачен. — Это ж фабрика, как я понимаю, лишней информацией не перегруженная. Что ты хочешь там найти? Координаты Олимпа? С какой радости?
— А с какой радости я знаю о верфи? — передразнил Сол. — С такой, что родился там. Улавливаешь? Правильно, верфь построили на Олимпе или на какой-нибудь колонии. Я надеюсь, в памяти автоматов отыскать координаты.
Димка ухмыльнулся, закрыл глаза и откинулся на спинку. Я же в очередной раз вспомнил о необходимости руководить:
— А чего мы тогда ещё здесь, а не уже там?
— Мы приводы синхронизируем, чтобы значит одним махом и туда, на Колыбель, — ответил Чарли.
Мне его слова напомнили кое-что из недавнего прошлого:
— Вы это, того, однажды что-то там синхронизировали промеж себя. Останется от нас одна большая дырка, кто будет спасать галактику?
— Всё будет хорошо, не волнуйтесь, — хором ответили… как же их называть-то? Пусть будут просто Чарли и просто Сол. Не стоит лишний раз подчёркивать разницу. Тем более, Чарли сам говорил, что где-то по большому счёту он человек. Кстати!
— Слушайте, умники. Уж больно вы похожи. С чего бы так?
— На кого? — снова хором. Издеваются.
— Друг на друга. Колитесь, я вас раскусил.
— Так раскусил или колитесь? — начал, было, Чарли, но передумал. — Ну да, есть такое дело. Кроме развивающего модуля я установил Солу и часть самого себя. Просто без этого он, наверно, не пожелал бы с нами общаться, да и мы с ним тоже. Так что, Алёна, поговорить с олимпийцами нам вряд ли придётся. Слишком у них всё по-другому. Кстати, можем ехать.
— Тогда поехали, чего тут торчать, — сказал я демонстративно ворчливо.
III
На следующее утро по прибытии на Колыбель Соломон внёс неожиданное предложение. Вернее началось всё с того, что я приказал экипажу пройти медосмотр. Чарли, конечно, следил за нашим здоровьем постоянно, это входило в круг его обязанностей, но его надзор ограничивался поверхностными наблюдениями за пульсом, давлением и прочими подобными параметрами. Отчасти мой приказ диктовался необходимостью занять экипаж до появления на планете «гвардейцев Соломона», но оказался небесполезным во многих отношениях.
Чарли, всю ночь помогавший Солу в «раскопках» лабиринта, яростно набросился на наши бренные тела, но ничего особо патологического не нашел. У Мирона обнаружилась лёгкая близорукость, а у Димки небольшое переутомление. Но Сол, имевший с Чарли постоянный контакт, заявил, что может дать нам настоящее здоровье, стопроцентное. На вопрос «что это значит» ответил, что «это» можно лишь почувствовать. Чарли согласился с ним, и в результате нам пришлось в течение часа затаскивать в медицинский бокс чудовищно тяжёлый аппарат, доставленный откуда-то из недр лабиринта нашими старыми знакомыми. Те самые многоноги, атаковавшие нас, стали вдруг послушными и весьма полезными зверушками, но внутрь Друга идти наотрез отказались, чем несказанно озадачили Соломона.
Неудобства усугублялись тем, что конструкцией Друга не предусматривалось перемещение таких громоздких предметов по внутренним коридорам. Чарли как мог, раздвигал стены и сглаживал повороты, и в итоге «саркофаг», как его окрестил Иван, водворили на нужное место, загромоздив половину медицинского бокса.
Слегка утомленные погрузочными работами мы всем экипажем улеглись в медкапсулы, Чарли сказал «начали». И началось! Мне показалось, что одновременно зашевелилась каждая клеточка тела, причём, вразнобой. Ощущение настолько дикое, что я еле удержался от того, чтобы не закричать, сквозь шум в ушах услышав, что Алёна не сдержалась-таки. Во время процедуры в голове толкалась одна единственная мысль «ну, гады, вылезу я вам устрою». По личному времени прошли, казалось, часы, но когда всё закончилось, я с удивлением обнаружил, что пытка продолжалась от силы десять минут.
Первый вопрос к себе — ну и что? Да ничего, единственная радость — всё кончилось.
— Чарли, вставать уже можно? — голос Алёны не предвещал изъявлений благодарности в адрес врачевателей. — Вас обоих за такие шутки надо… не знаю даже, что и придумать такое.
— Алён, да мы и сами не знали, что так будет! — извиняющимся голосом промямлил Чарли.
Тут он маху дал. Ляпнул, не подумавши.
— Так вы что, эксперименты над нами ставите? А если б мы тут прямо и окочурились? Ну вы, блин, — задохнулась Алена от возмущения.
— Да ничего подобного, всё совершенно безопасно, — подключился Соломон. — А вот об ощущениях мы не подумали, но ведь не больно же? Правда?
— Ага, как в кресле у стоматолога, не больно, но жутко. Но в тысячу раз жутче, — понемногу успокаиваясь, проговорила Алена.
— Ну ладно тебе, Алён… — совсем уж заканючил Чарли, — хочешь, стих прочту? Всю ночь сочинял. Вот слушай:
Ах, ириска, конфетка, ням-ням,
Как же сладко тебя вспоминать.
Я тебя никому не отдам,
Буду сам сладострастно жевать.
Первым заржал Иван. Защитный купол над кроватью растаял, я приподнялся — на лицах улыбки, Алёна не удержалась, прыснула, выговорила сквозь смех:
— Что бы ты в ирисках понимал, тоже мне, гурман нашёлся! Ты лучше скажи, почему я ничего такого не чувствую, в смысле здоровья?
— Для этого нужно, чтобы тебе здоровье потребовалось. Например, ты давно не бегала десять километров? — обычным своим, ерническим тоном поинтересовался Чарли.
— Да никогда не бегала.
— Вот. А теперь сможешь, запросто. А обмен веществ? Это же теперь у вас не метаболизм, а просто сказка! Да вы поймёте со временем и оцените, — в голосе бывшего компа прорезалась гордость.
Тут раздался удивлённый Ванин голос:
— Э! А где шрам? У меня вот тут, — он показал чуть ниже локтя, — с детства был. На гвоздь напоролся.
— Все мелкие, да и крупные тоже, повреждения у вас восстановлены. Вы теперь как новорожденные, — пояснил Соломон.
Алёна потрогала себя за ухо и рассмеялась:
— Теперь снова придётся уши прокалывать, злыдни!
Герке поднялся с одра, сама галантность, в одних трусах, ага:
— Зачем, Алёнушка? К чему тебе украшения? Они недостойны тебя, свет моих очей! — покосился на меня. — Всё молчу, а то капитан наградит нарядом на камбуз. И хочу заметить, зрение моё несомненно улучшилось. Так-то!
Здоровье здоровьем, а настроение команды, заметно улучшилось. Я с усмешкой вспомнил разговоры о психологической совместимости. Одно из двух — или нам несказанно повезло, или мы просто ведём слишком подвижный образ жизни. Классические эксперименты на совместимость проводились в расчёте на длительное совместное проживание в замкнутом объёме. Вот там — да, через месяц в обязательном порядке двое начинали гнобить третьего, просто закон такой. Мы же пока — тьфу-тьфу-тьфу, справляемся.
Как-то само собой «саркофаг» переименовали в «Кашпировского», а Чарли встроил его в переборку, так что инопланетный аппарат стал частью интерьера. Что он собой представляет, понял только Мирон, хотя и он как-то подозрительно многозначительно кивал, не задавая вопросов, в ответ на пояснения Соломона. В качестве бонуса Чарли пообещал нам улучшение памяти и ускорение реакции в недалёком будущем после завершения таинственных процессов, якобы, запущенных в наших организмах чудо-доктором.
После процедуры нам жутко захотелось есть, несмотря на недавний завтрак. Направляясь в столовую, я поинтересовался у Чарли, как идут поиски в недрах лабиринта. Он ответил туманно, из чего напрашивался вывод: перспективы наши весьма неопределённы. Соломон, подключившийся к нашей беседе, утешил, мол, пока что проверено не более сорока процентов памяти «Хранителя» номер два, и шансы найти коды доступа к компьютеру верфи пока остаются довольно приличными. Я подспудно чувствовал — ищем не там и не то, но сформулировать сомненья не мог. Но мысль зацепила меня, в результате весь второй завтрак я провёл молча, не слыша, что говорят остальные.
Решение пришло, можно сказать, само по себе. Просто я понял — и всё.
— Сол, ты можешь… — слова подбирать оказалось сложно. — Можешь сказать, ты и второй «Хранитель» были идентичны?
— В каком-то смысле — да. Поточнее сформулируй, если можно.
Как же точнее-то?
— Ну, скажем, структура внешнего поля. И ещё, ты можешь сейчас её восстановить, в смысле, структуру второго? — мучительно пробирался я через дебри невнятной терминологии.
— Кажется, начинаю понимать, о чём ты. Хочешь сказать, что никаких особых кодов нет, а доступ разрешается просто по внешним признакам?… А восстанавливать ничего и не надо. Киберов обслуги он делал по образу и подобию. Сейчас разберёмся. Да, ловко это ты, — одобрил Сол.
— Я не понял, как это — по образу он их делал? — присоединился к разговору Герке.
— Долго объяснять, ты уж извини. Позже, — осторожно ответил Соломон. — Это похоже на механизм наследственности у белковых организмов.
Ага, ну да. Чего ж тут непонятного-то. Тяжко нам придётся, когда Чарли и Соломоны станут обыденной реальностью. Как за ними угнаться простому белковому организму?
IV
Ближе к вечеру тех же суток сразу две новости, не сказать, что неожиданные, оторвали меня от штудирования истории Колыбели, точнее, истории последних лет её цивилизации.
Сначала Чарли бодро отрапортовал, что ключик для доступа на верфь найден, и Сол приступил к трансформации собственной оболочки. Моя догадка подтвердилась. Я включил в рубке внешний обзор и полюбовался игрой красок на теле Соломона, зависшего над центром лабиринта. Вторым номером последовало сообщение от командующего «гвардейским» флотом о согласии поступить к Соломону на службу.
Вот с этим известием оказалось сложнее. Что нам делать с такой армадой — тихоходной и обременительной во всех смыслах? Прибытие флота планировалось через двое суток, к этому времени следовало выработать линию поведения, как говорится, а попросту — придумать, как отделаться от помощников. Сол затеял облагодетельствовать несчастных сервов, и по уму-то, ему бы и следовало отдуваться, но он занялся трансформацией, и это дело полностью выключило его из жизни на несколько дней.
В вопросе с гвардией мне помог Иван. Он, как только я к нему обратился за советом, решил проблему просто и незатейливо:
— А что тут думать-то? Назовем Колыбель нашей базой, поручим гвардейцам бдеть и отправимся по своим делам. На обратном пути, образно выражаясь, придумаем для них какое-нибудь задание ещё. Для солдата главное — приказ. Есть приказ, жизнь имеет смысл.
— Образно выражаясь — в каком смысле? — решил уточнить я.
Он хмыкнул:
— Так ведь, неизвестно, что там у нас за пути такие. Если честно, боязно мне становится, когда начинаю думать об этом. Хоть я и военный, и думать мне не полагается.
Я промолчал, но удивился. Если уж полковник Стратов не стесняется признать, что боится, то меня и подавно должно сковать ужасом перед неизвестностью. Ан, нет. Интересно мне, но главным стало знакомое ощущение, часто сопровождавшее меня во время работы. Есть чертовски сложная задача, до решения ох, как далеко, но всё в моих руках. Странно и непонятно, интересно и головоломно, а что чувствуют остальные? Может быть, у Ивана профессионально развито чувство опасности, а мы её в упор не замечаем? Впрочем, отставить самокопания.
— Хорошо. Ты, Вань, подготовь приказ. Как всё устаканится, мы быстренько отсюда уйдём, а сервы пусть стерегут покой Колыбели.
Иван ухмыльнулся:
— Вспомню молодость! Приказ по гвардии номер один. Звучит!
Вполне довольный жизнью после разговора с полковником, я направился, было, к нам в каюту, но Чарли меня остановил подозрительно осторожным обращением:
— Капитан, я думаю, тебе придётся задержаться.
Не ожидая от такого поворота ничего хорошего, я бросил:
— Чем порадуешь, инквизитор?
— К нам, понимаешь ли, ещё гости. Помнишь таких милейших существ — кристов?
— Они-то какими судьбами? И чего хотят? — спросил я, слегка обалдевши.
Вместо ответа Чарли запустил перевод сообщения кристов:
— Приветствуем, хомо. К вам обращаются официальные представители планеты Чудо. Мы внимательно наблюдали за ходом вашей экспедиции и рады успеху, сопутствующему вам. Система ограничения развития мешает не только вашей расе. Многие разумные, в том числе и мы, кристы, готовы оказать вам всемерную помощь. Предлагаем встретиться для обсуждения плана совместных действий. В настоящий момент присоединиться к нам изъявили желание двенадцать рас разумных.
Мне вспомнился Димкин загиб, выданный им во время нашего захвата на Шааяссе. Отчётливо так вспомнился, со всеми лирическими отступлениями и комментариями. Вслух же я сказал:
— Чарли, дай попить.
Из спинки кресла выдвинулась трубочка.
— Да, по человечески — из стакана, водички холодненькой. И труби общий сбор. Что мне одному за всех отдуваться?
— Где я в рубке стакан отыщу? — удивился Чарли. — Сбор объявил. Не нравится мне предложение кристов, странное оно. В первую очередь тем, что поступило слишком поздно. Да и вообще…
— Вот именно — вообще. Тринадцать рас. Ты хоть представляешь, что это такое? Я — нет. Кстати, когда они планируют прибыть сюда? Спроси немедля, — приказал я. Самообладание вернулось подозрительно быстро.
Пока экипаж собрался, а Чарли связывался с кристами, я успел хлебнуть сока из трубочки и окончательно успокоился. Я-то думал, что готов ко всему, а оказалось, только в пределах разумного. Пределы эти, конечно, весьма и весьма нечётко очерчены, но вступать в переговоры, давать обещания, требовать гарантии — увольте меня. Весь мой опыт договоров и переговоров состоял из одного единственного контракта с американцами, да и тот на восемьдесят процентов — заслуга Круглого. Как назло, Соломон занят, подумалось с досадой.
Чарли тем временем разъяснял ситуацию остальным. Кристы обещали прибыть не раньше, чем через неделю, что сильно обрадовало мой «разум возмущённый». Хотя бы время ещё оставалось, да и Сол к тому времени оклемается. Чёрт! Дался он мне, чем он-то может помочь в сложившейся ситуации? Тут впору подключать ООН. Господи! Не готов я к такому повороту! Драться, прорываться, искать — любой экшен, только не планирование совместных действий, да ещё и с такими союзниками. Зачем нам союзники? Вслух этот же вопрос задал Димка и еще добавил:
— Мы и сами, скорей всего, уже на финишной. Найдём Олимп, сделаем всё, что надо, и домой. А эта чёртова дюжина чего вообще хочет-то?
— Пока неясно. Может, скажут — спасибо, продолжайте в том же духе, а мы посмотрим, как у вас получится и, если что, передадим привет родителям? — Чарли говорил почти серьёзно. — Что касаемо помощи, то я сомневаюсь. Максимальный безопасный уровень развития — уровень сервов. А их и так у нас скоро будет целая армия. Имени святого духа Соломона.
Иван полюбопытствовал:
— Они случайно визитки не передали? С фотографиями. Очень уж хочется взглянуть на союзничков.
— Пока — ничего. Не хотят пугать, наверное… Так что будем решать, человеки? Принимаем помощь, или вежливо отказываемся от?
Отвечать на вопрос рано, и остальные это поняли одновременно со мной. Чего ждать от кристов? В первую встречу они показались вполне доброжелательными и корректными, и даже предупредили о нападении сервов. Но заявили о нейтралитете. Что же случилось? И откуда вдруг столько «народу»? Вопросы оставались на потом, сейчас необходимо выработать план действий и сформулировать наши позиции. Тут я и осознал один немаловажный факт.
— Слушайте. А ведь мы заранее решили, что Олимп окажется пуст. И так оно, скорее всего, и есть. Ведь если бы хозяева Сола продолжали активную деятельность, то шум, что мы устроили, давно бы привлёк их внимание…
— И остались бы от нас одни воспоминания, — продолжила в рифму Алёна.
— Ну, как минимум, нас пригласили бы для воспитательной беседы. Соломон прав, древняя цивилизация, видно, потеряла интерес ко всему, что тут творится, — подал голос Мирон.
— Ну и что мы с этого имеем? — Димка склонил голову к плечу, как будто с такого ракурса ему лучше видно.
— А вот что, — сам не до конца понимая, начал я объяснять свои догадки. — Кристы очень давно шляются по космосу, очень много знают. Они могли давным-давно понять, что нужно искать не контакт со сверхцивилизацией, а её следы. Возможно, они даже знали о Колыбели. Чарли?
— Да, Соломон их знает. Крутились на безопасном расстоянии, — ответил Чарли после небольшой паузы.
— Вот так. Вроде бы нас и не использовали в прямом смысле слова, но и вели себя не совсем по-товарищески. С некоторой натяжкой можно сделать вывод — мы действительно близки к решению проблемы, так, по крайней мере, думают кристы. И, сдается мне, появилось у них жгучее желание получить свой кусок пирога, — сделал я, наконец, несложный вывод.
— Во-во! Второй фронт. А русские, как всегда, всех тащат на своём горбу, — даже на таком диком расстоянии от Земли Мирон не забывал о корнях.
— Вот с этого места поподробнее, — Димка даже вскочил. — Я пирог имею в виду. До сих пор мы рассуждали в плане избавления от напасти. Теперь же речь идёт о каких-то прибылях сверх того. Доступ к технологиям? А может и ещё чего? С другой стороны, а что нам ещё надо?
Чарли прервал немного бессвязный поток слов:
— Вот что плохо. Теперь точно — кристам доверять нельзя. И остальным двенадцати тоже. Следовательно, что? Нужно как-то избавиться от их бдительной дружбы. Может, просто слиняем? Они нас вжисть не догонят. А уж когда завладеем тайными знаниями олимпийцев, тогда о-го-го! Вся Галактика будет у наших ног!
— Чингиз-хан, ёлки-палки. Положить рядом с Наполеоном, — Мирон усмехнулся как-то невесело. — Думаю, что у наших друзей имеются козыри получше простых призывов. Это мы тут с суконным рылом, а они давно промеж себя дружат, как я думаю. И опыт взаимной бдительности должны были накопить. Попомните мои слова. Лучше не провоцировать, пусть уж нас и дальше держат за простаков. Дождёмся, посмотрим на них, на всех вблизи, разберёмся. А убежать всегда успеем. Такое вот моё скромное мнение.
Значит, опять двигаться в русле. Не мы пишем сценарий спектакля, это уж точно. Зато играем главную роль… вроде бы. Нам бы ещё познакомиться с постановщиками, очень уж хочется заранее узнать, что там в конце. Только вряд ли. Мысли мелькнули и исчезли за пеленой смутной тревоги, оставив лишь смутное ощущение… «На меня нацелен сумрак ночи…». Как-то само собой пришло на ум.
V
Постепенно разговор потерял актуальность да злободневность и превратился в обычную болтовню старых знакомых. К тому моменту, когда Алёна принялась рассказывать о каком-то случае из студенческой жизни, меня охватило неодолимое желание побыть одному. Совсем одному. Я встал, жестом извинился и почти бегом направился в транспортный отсек. Запрыгнул в «Тунгус», крикнул Стасу: «Старт!». Чарли, умница не стал задавать вопросов и молча выпустил «на свежий воздух».
Над Колыбелью царила ночь. Я остановил модуль, отойдя от Соломона и Друга всего на несколько километров. Хорошо, тишина, звёзды надо мной, тёмная, почти невидимая пустыня подо мной, светится радужно немного в стороне старик Сол. Паника первых минут после сообщения кристов давно прошла. Можно спокойно подумать и решить, для себя хотя бы. Но думать никакого желания не возникло, хотелось сидеть вот так — посреди чужой ночи и просто смотреть на звёзды.
Если сидеть так долго, то совершенно забываешь, что окружен защитным слоем, кажется, встань с кресла и можешь идти себе, куда захочешь, прямо по воздуху. Я даже опустил ногу и пару раз топнул по полу, он оказался на месте. Всё же перемудрили немного конструкторы с круговым обзором, возникла привычная мысль. Что это? Боковым зрением я заметил какую-то искорку в противоположной от Друга стороне. Прямой взгляд на то место, как часто бывает, ничего не дал.
— Стас, что у нас там… — я даже указал рукой, — на девять часов?
— Источник излучения, широкодиапазонный. Похоже на огонь.
Что за чушь?
— Какой ещё огонь, тут гореть-то нечему, сплошной песок.
— Могу выдать спектр. Если же обобщить, то горит целлюлоза. Древесина.
— Дуй туда, но не очень быстро. Вообще, дай я сам поведу.
Стас обозначил направление зелёным крестиком и вывел расстояние — всего-то десяток километров. Не спеша, мы пролетели их за пару минут. И я с мазохистской радостью понял, что сюрпризы на сегодня ещё не закончились. «Тунгус» завис в трёх метрах над поверхностью. Прямо передо мной горел костёр, сложенный из здоровенных сучьев, большая куча таких же лежала рядом — про запас.
Возле костра, подогнув под себя правую ногу, прямо на песке сидел странный тип. Хотя нет, тип-то обычный — белобрысый, в джинсах, кроссовках и клетчатой рубахе навыпуск. В другом, каком месте, на Земле, например, он смотрелся бы очень даже естественно. Но если учесть, что здесь за ночь песок успевает остыть градусов до семидесяти, а воздух до сорока пяти, то его непринуждённая поза наводила в первую очередь на мысль об ожогах и помрачении рассудка. Во вторую же очередь пришла мысль — бред.
— Чарли, ты это видишь? — решил я проверить, не галлюцинация ли у меня.
Молчание. Расслабленность как рукой сняло.
— Стас, что со связью? — спросил я без особенной надежды.
Молчание. Странно, но голова работала быстро. Я проверил управление — мало ли что, может, тоже отказало. Нет, всё в норме, есть возможность удрать. Но кто я буду после этого? Не особенно заботясь о том, как нелепо могу выглядеть, я спросил, не повышая голоса:
— Ну, и как прикажете вас понимать, гражданин? — не возникло и тени сомнения, что странный блондин меня услышит.
Он повернул голову в мою сторону и, тоже не напрягаясь, предложил:
— Выходи, поговорим, — голос тихий но звучный, грудной.
Всё чудесатее.
— Боюсь там у вас жарковато. А одёжки подходящей у меня и нету. Может, лучше — вы ко мне?
— А ты не бойся, погодка в самый раз. Прохладно, но у меня вишь, костерок.
И что прикажете делать? Правильно, садиться.
Снаружи и вправду оказалось прохладно, градусов пятнадцать, не больше, я даже машинально подтянул до конца молнию на комбинезоне. Не дойдя до незнакомца пары метров, я остановился и открыл, было, рот, чтобы спросить что-нибудь многозначительное, например, «ну?». Но спросить не успел.
Таинственный незнакомец поднялся как-то очень ловко, одним плавным движением, и оказался передо мной. Росту в нём оказалось под два метра, широкоплечий, худощавое лицо, голубые глаза, этакий спортивный интеллигент. Протянул руку:
— Здравствуй, Александр.
Я ответил на рукопожатие, пробормотал, запинаясь:
— Здравствуйте… здравствуй…
— Зови меня Андреем.
«Хоть горшком назови» — послышалось мне в его словах. Что же происходит? Неужели опять шуточки лабиринта? И с каких делов мне это привиделось? Ни о чём таком не думал…
— Ты, Алекс, не напрягайся так. Никаких глюков или воздействий на твою психику. Мы в реале. Особенно ты. Присаживайся, у нас всё запросто, — он сделал приглашающий жест, достойный любого радушного хозяина.
— Ты тоже читаешь мои мысли? — спросил просто для проформы.
— Ну да, врать бесполезно, — он прищурился и расхохотался. — Да нафиг мне твои мысли. Я просто знаю. Давай по порядку.
Я сделал вид, что мне всё равно, и молча уселся возле костра. В этом сезоне самое модное развлечение в Галактике — «удиви Сашку». Чем на этот раз удивлять будете?
Андрей подошёл к сваленным неподалёку сучьям, выбрал парочку побольше и забросил в костёр. Пока я, щурясь, смотрел, как огонь разгорается с новой силой, он где-то раздобыл некое подобие чемодана, с двумя ручками. Потянув их в разные стороны, «легким движением руки» хозяин превратил чемодан в низенький столик, на котором оказалось все, что нужно для душевной беседы возле костра. Бутылка красного вина соседствовала с двумя серебряными бокалами, ломти поджаренного мяса и свежий хлеб аппетитными горками возлежали на совсем немаленьких блюдах, скромно изысканное угощение дополняла гора зелени. У меня даже слюнки потекли. Андрей потёр руки о джинсы, опустился на песок напротив меня, жестом предложил — угощайся, разлил вино и первым цопнул изрядный такой кус мяса.
— Ну, что? За знакомство! — произнес хозяин тост.
Я молча тронул его бокал своим и, подавив сомнения, медленно выцедил вино, всё до капли. Хорошее, кстати, вино — душистое, терпкое, мягкое. Сразу стало тепло, а аппетит превратился в призрак голода, который и пришлось изгонять путём поглощения мяса, хлеба и зелени. Хозяин от меня не отставал, молча наполнял бокалы, произнося тосты одним взглядом.
Странный ужин не занял много времени. Еда и вино не оказали на этот раз обычного действия, я не осоловел, скорее, наоборот взбодрился. И освоился с обстановкой. И ещё куда-то подевалась отрешенность от происходящего, захотелось вдруг откровений.
Андрей пошевелил палкой костёр, тот разгорелся ярче, выбросив сноп искр.
— Ну вот, теперь можно и поговорить, — медленно, растягивая слова, произнес он. — Учти, я не отвечаю на вопросы, я рассказываю то, что считаю нужным. Вопросов к тебе у меня нет, я и так всё знаю.
— Придётся помолчать. Господи? — спросил я и смутился.
— Глупости, — мягко ответил Андрей. — Бога нет, доказано. Если и существовал творец, то его функция ограничена актом творения. Так говорят наши новейшие исследования. Правда, не исключена возможность того, что сверхновые исследования вопроса опровергнут нынешние воззрения. Я гляжу, заклинило вас на боге. Глупости, есть разум, а уж насколько он приблизился к божественному, вопрос праздный.
Он помолчал, пересыпая горсть песка в ладонях. Я лёг на бок, подпёр голову рукой и приготовился слушать. Неужто олимпийцы снизошли до беседы со смертным?
— Мы долгое время считали себя хозяевами Вселенной, — начал он повествовательно. — Наши возможности ограничивались нашей фантазией и нашими желаниями. Мы жили жадно и радостно, нам повезло — война не входила в круг наших понятий. Мы стали первыми, кто осуществил вашу земную мечту — стать равными богу. Но это оказалось заблуждением.
Я не удержался:
— Вы встретили равных?
— Именно. Просто вселенная так велика, что потеряться в ней могут даже боги. Нашу встречу даже нельзя назвать таковой в прямом смысле. Просто мы обнаружили, что кто-то противодействует нам. Поиск источника противодействия привёл сюда, в вашу теперь уже, галактику. Тогда она была домом для расы наших единственных за всю историю врагов. Как так получилось, что две великие расы не смогли договориться? Да очень просто. И им и нам требовалась полная свобода действий, а наши цели оказались разными, не противоположными, но разными. Мы мешали друг другу, и никто не мог уступить. Опять вынужден подчеркнуть, дело не в желании, а именно в возможности. Уступить, означало прекратить существование, исчезнуть из истории мира. Никто, короче, не хотел умирать, — он усмехнулся, пристально глядя на меня. — Что? Воспринимается как сказочка? Тем не менее, это история моего народа. Хотя, за давностью лет её можно считать легендой.
— Я не совсем понимаю, что значит «цель, связанная с возможностью продолжения жизни», — прервал я его со всей возможной учтивостью.
— Тут есть маленькая сложность. Я не могу адекватно объяснить по-русски. Отсутствуют соответствующие понятия. Даже не слова. Ты уж извини за банальность, но так оно и есть. Просто прими, как данность, что, не имея возможности закончить начатую работу, мы были обречены.
— Когда же это происходило?
— Давно. И не совсем здесь… Была война. Она длилась десять минут на протяжении миллионов лет сразу по всей Вселенной. И мы, и наши враги, вы их назвали олимпийцами, решили устранить соперников, во что бы то ни стало. Даже используя оружие, которое использовать нельзя. Мы проиграли. Вернее, поняли, что проиграли, и ушли в Хаос.
— К-куда? — я не лежал, сидеть тоже мог с трудом, очень хотелось вскочить, но голова шла кругом.
— За предел, — просто, как само собой разумеющееся, пояснил он. — Многие погибли сразу. Бегство, в сущности, было жестом отчаянья, но мы выжили. Мы надеялись построить там новый дом, но это оказалось не так просто. Нас осталось мало, новая вселенная пуста. Почти пуста, у неё всё ещё впереди. Строительство не завершено. Таким вот образом побеждённые стали победителями.
— Значит, олимпийцы и вправду вымерли? — спросил я, уже зная ответ.
— Да, можно и так сказать. Жалкие остатки их скитаются в пространстве и ведут почти растительный образ жизни. Деградация расы произошла не вдруг. После нашего ухода они впали в безумную эйфорию, постепенно перешедшую в апатию. Когда спохватились, оказалось поздно — былая мощь ушла, как вода в песок. Судорожные попытки придать жизни смысл и привели к созданию нелепых проектов наподобие «порчи» или «Хранителей». Такого мусора после них осталось много, вам не раз ещё придётся удивляться больной фантазии предтеч.
Последняя фраза сказала мне о многом. Мало того, что боги не вернутся, они ещё и помогать нам не собираются. Мол, сами разберётесь — не маленькие. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. Я как-то сразу успокоился и осмелел. Даже рискнул задать вопрос не по теме:
— Андрей, ты воевал? Ну, в той войне.
Он рассмеялся, громко, от души. Успокоившись, вытер слёзы, сказал:
— Ты не обижайся. Андрей не мог воевать, он создан пару часов тому назад. У вас на Земле есть такое развлечение — интернет-форумы. Люди общаются, используя вымышленных персонажей, виртуальных героев. Вот и я примерно то же самое — фантом из плоти и крови. Аналогия приблизительная — все-таки я вполне автономен, даже могу кое-что.
Он подмигнул и показал пальцем на еле заметного из-за костра Соломона. В первые секунды я не заметил ничего, но постепенно радужный шарик начал увеличиваться, он двигался к нам. Потом случилось странное, зрение подвело меня. Судя по размерам, Сол находился ещё далеко, но Андрей протянул руки… и взял его движением вратаря, поймавшего несложный мяч. Сол и впрямь оказался не больше мяча, маленький, хрупкий, беззащитный.
Расшалившемуся фантому показалось мало, он протянул «мячик» мне. Я покорно взял и удивился — весу в нём оказалось килограммов пятнадцать, чуть не выронил от неожиданности. На ощупь Сол оказался тёплым и странно неосязаемым — совершенно не ощущалась фактура, нечто упругое и всё, не шершавое и не гладкое, никакое. Андрей забрал его у меня и отпустил на волю, я облегчённо перевёл дух, когда «божество сервов» вернулся на прежнее место. Не стоило ему фокусничать, всё равно я почувствовал себя пусть и не униженным, но задетым за живое. И оттого, видно, стал задираться:
— Что ж лично-то не соизволили явиться? Не царское дело? Или напугать побоялись?
— Лично явиться сюда не так-то просто. А напугать — вряд ли. Мы вам показались бы красивыми, уверяю, — с понимающей улыбкой сказал Андрей.
— А фотку показать? — гулять, так гулять.
— Дык! Глянь на меня. Хорош? Могу стать цветком или кристаллом, как в книжках, — откровенно развлекался он. — Что тебе больше нравится? Как ты себе представляешь, смогли бы мы выжить в Хаосе, если б имели определённую материальную форму? Нет, брат, от изначальной природной формы пришлось отказаться. Кто не захотел, того уж нет. Ну, и кстати, говоря «раса», я имею ввиду не один-единственный разумный вид. Наша раса включает в себя одиннадцать таких видов, просто мы постепенно стали очень похожи, в первую очередь образом мыслей, а уж потом пришли и к физической совместимости. Чтобы, значит, сидеть за одним столом, и никого не тошнило.
Нда, как-то чересчур.
— Сколько же вам понадобилось времени? Тысячелетия?
Он молча разлил вино, бутылка оказалась неисчерпаемой. Протянул мне бокал. Вино оказалось другое — сухое. Сопьюсь я тут — мелькнула мысль.
— Больше, гораздо больше. Мы стали единой расой примерно через миллион лет после первых контактов изначальных видов, которые давно исчезли.
— Вы же их потомки. Значит, не исчезли они, вы — это они. Разве нет?
— Потомки, — пожав плечами, ответил он. — Примерно, как вы — потомки древних приматов с Колыбели. Дело-то в том, что не все представители изначальных смогли перейти на ступеньку выше. А этих ступенек больше одной. Сейчас лишь единицы, самые старые из нас, могут похвастать тем, что когда-то имели руки или, скажем, щупальца. Долгое время в нашей галактике сосуществовали новые и старые виды, последние вымерли. Это закон. То же самое произошло и здесь, в этой галактике. Если б не война… это нам урок.
Какой урок, он так и не сказал, но мне и не до того было. Я всем нутром ощутил — не хочу! Не надо мне могущества, знаний и всякого такого. Нафиг мне проблемы мироздания? Хочу домой, хочу в мою старенькую квартирку, за мой старенький комп, тихо работать и растить наших с Алёной детей. Денег много, можно даже не работать, можно книжки писать, детские, про космических пиратов, злых инопланетян и храбрых капитанов. Зачем мне путь, в конце которого я потеряю себя? Даже не в конце, «на следующей ступени».
— Что? Проняло? — Андрей посмотрел на меня, прищурясь. — А ты думал — «через тернии к звёздам»? Всё в рамках романтических опусов прошлого века? Всё не так, а гораздо страшнее. И, похоже, что выбора-то у тебя и нет. Опыты олимпийцев здорово подстегнули процесс взросления новых цивилизаций. Только вот переживать тебе пока рановато, никто ж не собирается лишать тебя радости попить пивка прямо сейчас. К тому времени, когда и если доживёшь до следующей ступеньки, у тебя появится потребность сделать шаг. Это ежели поэтически. А проза жизни в том, что ты сделал выбор и никуда не денешься, как бы ни визжала обезьянья твоя сущность.
— Почему? Почему я? Я что самый умный, самый сильный, самый, не знаю, ещё какой? И почему нет выбора? — принялся я канючить. Просто по инерции. — Вот возьмём и поселимся на Шааяссе. Будем править планетой, создадим династию, как Димка предлагал. И плевать на вечную жизнь и неограниченные возможности. Понимаешь, у меня потребности ограниченные, не хочу я ничего.
— Хех! — воскликнул Андрей, мотнув головой. — А династию создать — для тебя «ничего». И на Землю тебе наплевать. Пусть выбираются, как хотят. И на Чарли, и на Соломона.
— При чём тут они? — не понял я. Про себя подумал — чего он меня злит?
— А при том, — не снижая тона, ответил истязатель. — Думаешь, порча так и будет продолжать их игнорировать? Как бы не так! Просто, сами по себе они слишком незначительны, чтобы сразу попасть в зону внимания. Порча, она работает медленно, но верно, уйти от неё невозможно. Если её не отключить, то эти симпатичные люди обречены. Следует уточнить — отключить её невозможно.
Ох, и достал он меня. Я спросил агрессивно, подражая собеседнику:
— Во-первых, почему люди? Во-вторых, что же с ней надо делать? С порчей.
Он поднялся, принёс ещё сучьев, бросил в костёр. Постоял молча, как будто ждал чего. Наконец, заговорил:
— Люди, потому что по образу и подобию. Если хочешь, это моё убеждение, привычка. Важен сам разум, не его носитель. Вообще, интересная тема — воздействие носителя на информацию и информационные процессы. Но не о том сейчас речь. Порчу пока что нельзя отключить, вам придётся с ней жить некоторое время. Нет у неё механизма отключения, зато есть механизм распознавания свой-чужой. Вот добыть, грубо говоря, коды вам по силам.
— Наподобие способа проникновения на верфь «Хранителей»? Соломон сейчас как раз…
Он нетерпеливо махнул рукой:
— Да, знаю. Именно так. Вся техника олимпийцев обладает «иммунитетом» к порче.
— Так, значит, Соломон тоже? — удивился я.
— Да, «Хранитель» был к ней устойчив. И его боты. Но ботов вы бездарно угробили, а «Хранителя» превратили в Соломона. Вся остальная техника достаточно примитивна, её уровень не выходит за рамки разрешённого. Так что придётся вам потрошить верфь. На Олимп соваться не рекомендую, не стоит ворошить осиное гнездо.
Мне стало обидно:
— Так что? Цель не за горами? И что после?
— Ха! Ну ты даёшь. Ты сначала доберись до цели, потом будешь думать, что дальше. Думаешь, зачем эта встреча? Нет, конечно, мне нужно пообщаться с подрастающим поколением, таково задание. Но для тебя главное то, что я скажу. Ты, пожалуй, единственный, кто хочет просто избавиться от порчи. Потому я тебя и выбрал.
— Не понял? — голова шла кругом, я почувствовал, что скоро Андрей не сможет услышать ничего кроме вопросов, подобных только что заданному.
— Не буду говорить о твоих спутниках, тебе виднее. А вот, скажем, кристы хотят заполучить наследие олимпийцев в единоличное владение. То же самое могу сказать про остальных участников коалиции.
Кажется, я покраснел. Да уж, хороший из меня дипломат, ничего не скажешь. Об этом я должен был подумать сразу, как только кристы появились на горизонте. А ведь Чарли сразу сказал, что верить им нельзя. Но мне и в голову не пришло, что в их планы вообще не входит делёж. Ой, стыдно-то как! Хитроумный Одиссей, черти меня раздери.
— Да, за предупреждение спасибо, — пробормотал я. — Но зачем им нужно… единолично? Хотят править Галактикой? Это же примитивно. Глупо, по-детски как-то.
Я почувствовал, что ноги затекли от долгого сидения, встал, прошёлся, ожидая ответа.
— По-детски? Не скажи. Превосходство обеспечит выживание их вида надолго, но затормозит развитие цивилизации в целом. И в конце — гибель. Но они этого понять не в силах. Так что, вот тебе задачка, разруливай, — он усмехнулся. — А мне пора, дела.
Я от неожиданности растерялся. Как? Уже всё? А так хорошо сидели!
— Постой, — попросил я, путаясь в возникших вопросах. — Можешь рассказать, как вы воевали? Ты же знаешь, хоть и не был там.
Он отвернулся к костру, поднял палку, пошевелил угли. Ему явно нравилось это занятие. Пришла мысль — вдруг ему захочется подольше побыть в человечьем обличии? Такой союзник нам бы пригодился. Тут же пришла и другая — а зачем мы будем нужны при таком союзнике?
— Из тех, кто сейчас живёт, «там» не был никто, — заговорил он, глядя на пламя. — Воевал всего один, он управлял принцип-модификатором. Другим оставалось одно — ждать. Со стороны олимпийцев работал коллективный разум, что впрочем, не имеет значения… Мы одновременно создали ПМ анклавы — области пространства, дающие оператору почти абсолютную власть. Пуп Вселенной, можно сказать, а не область пространства. И мы вынуждены были пустить их в ход совсем не для того, для чего создавали. Именно наш оператор и открыл проход в Хаос, когда понял, что проиграл. Он продержался несколько секунд, мы успели уйти, а он нет. Закрыл прорыв и свернул ПМ. На обратном пути я должен забрать его… завещание. Да, наверное, именно завещание. Сейчас анклав служит проходом между вселенными, когда я шёл сюда, слегка коснулся информблока с завещанием, это оказалось важно для нас. Вот так.
— А почему олимпийцы вас не преследовали? — первое, что пришло мне в голову.
— Сочли, что с нас хватит. Да и цель у них была — уцелеть. Они её достигли. Мы, конечно, могли вернуться, но зачем? Чтобы погибнуть?… Ну всё, пора нам расставаться, — неожиданно оборвал себя Андрей.
— Ещё один вопрос, последний, — я посмотрел на Андрея, он улыбался. — Почему вы так долго не возвращались? Ведь…
— Мы и сейчас не хотим возвращаться, так только одним глазком посмотрели. Теперь здесь ваш дом, нам тут делать нечего, — он заметил, что я приготовился к новому вопросу, покачал у меня перед носом пальцем. — Нет, всё, время вышло, мне пора в дорогу. Давай лучше выпьем. На посошок.
Он опять разлил, на этот раз коньяк.
— За что пьём? — с веселой улыбкой спросил он.
Я пожал плечами.
— Тогда за то, чтобы у героев было поменьше работы. Чем меньше ошибок, тем меньше героев. Аминь.
VI
Мы выпили. Он поставил бокал на столик, махнул рукой, сказал «подарок на память» и исчез.
Пока я разбирался с подарком — сложился столик не сразу, воздух вокруг заметно потеплел. Костёр перестал согревать, но начал источать жар. Я поспешил забраться в модуль, и тут меня застал вопль Чарли:
— Капитан!!! Слава богу! Что со связью? И что вообще происходит?
Я-то думал, меня ищут и на ушах стоят, а они про связь спрашивают. Капитан пропал на два часа без малого, даже с места не сдвинулись. Ну, народ!
— А что происходит? — спросил я, сыграв недоумение.
— Минуту и двадцать три секунды отсутствовал канал связи с твоим «Тунгусом». Да и вообще тебя не было видно. Оп! Ещё смешнее. Из моей памяти исчезли два часа. Хреновые дела, Саш?
Ага! Очухались.
— Да нет, всё хорошо. Нам ниспослали откровение, — ответил я, покидая транспортный отсек и направляясь в сторону рубки.
В ничего не изменилось с того момента, как я ушел. Хотя нет, Димки не видно, я позвал его присоединиться к политинформации, но он ответил, что, лёжа в кровати, лучше воспринимает. Рассказ мой много времени не занял. После того, как иссякли вопросы, воцарилось молчание. Минут через десять прорезался Димка:
— А может, нам самим — того, срисовать эти коды, а братьев по разуму побоку?
Мирон зло фыркнул:
— И после этого держать круговую оборону против тринадцати цивилизаций? Коды сами по себе ничего нам не дадут. Братики нас сожрут, не подавятся. Стереть род людской в порошок под силу даже одним кристам, если, конечно, нам не поможет Шааясс. Так что перестаньте сказать эти глупости, Дмитрий Иванович. Думайте лучше, как нам не пролететь. Уж больно ненадёжно всё. Неопределённо.
У меня мелькнула мысль, и я поспешил перебить спорщиков:
— Чарли, расскажи, как всё происходило после моего ухода.
— Ты немного полюбовался на звёзды, потом принялся выяснять у Стаса, что это там такое чёрненькое белеется. После слов «дай я сам поведу» мы и отключились, и Стас в том числе, я проверил. У меня работали некоторые вспомогательные сенсоры, но толку от них мало. Запредельный уровень воздействия на… даже не знаю, на что. Видимо, мы освободились от воздействия раньше Стаса. Разница меньше двух минут, я не успел разобраться. Сразу после «просветления» я зарегистрировал обычный пространственный прыжок, но без хлопка и прочих возмущений пространства…
— Ты вектор отследил? — я даже привстал.
— Это на автомате у меня. В этот раз ничего не вышло, слабый сигнал, ниже чувствительности сенсоров.
Ну и чёрт с ним, не было прухи с самого начала, чего уж теперь-то ждать.
— Ты хочешь сказать, что мы могли узнать, где находится выход в Хаос, — Мирон почесал макушку пятернёй. — А оно нам надо?
То-то и оно.
— Предлагаю забыть о невозможном, — поспешил согласиться я. — Займёмся нашими баранами, братьями по разуму, значит.
— Предлагаю план, — голос у Ивана — серьёзнее некуда. — Единственный наш козырь — скорость. Предложим кристам и иже с ними подождать здесь, сами смотаемся на верфь… Нет, пусть Соломон туда отправляется один, а мы останемся как бы заложниками. Должны же они понимать, что никуда мы не денемся. Они согласятся, особенно когда узнают, что не нужно штурмовать Олимп. Сол возвращается, делится информацией, и мы расходимся до новых встреч. Потому как нам пока делить нечего. Как вам план?
Алёна, молчавшая до сих пор, предложила, на мой взгляд, здравую мысль:
— Пусть Сол перед возвращением на Колыбель передаст коды на Землю. Так всем будет спокойнее.
Мирон поаплодировал:
— Браво, Алёнушка. А я вот подстраховке даже не подумал. По-моему всё здорово. Предлагаю закрыть прения и идти спать. Слишком много за один день произошло. Как, капитан?
— Угу, — у капитана у самого глаза начали слипаться. — Спокойной ночи. Всем.
VII
Следующая неделя выдалась на редкость суматошной и вымотала нервы основательно. Иван отправился руководить флотом сервов в тот же день, когда они возникли в системе Колыбели. Соломон «пришел в себя», с интересом выслушал мой рассказ, после того, как Чарли поделился с ним по своим каналам. Уж не знаю, что нового он узнал из первых рук, но сразу же рванул на место событий, изображая детектива, наверное. Потом попросил посмотреть подарок Андрея, единственный вещдок. Чемодан его разочаровал, он буркнул «этакого добра навалом». Что он там для себя выяснил, я так и не удосужился узнать.
Странно, но больше всего его поразило то, что его носитель до недавнего времени имел иммунитет против порчи. В компетенцию хранителей такие вопросы не входили. Он сразу же предложил «быстренько слетать и всё выяснить о кодах», но потом сам признал, что быстро не получится — что искать, неясно.
Сервы оказались вполне покладистыми. Однажды присягнув, выполняли приказы неукоснительно, Иван не мог нарадоваться. Подготовка к встрече иных отняла всё оставшееся время. Нужно рассредоточить должным образом силы «гвардии». Нужно подготовить и оформить наши предложения по сотрудничеству и дальнейшим отношениям Земли и иных. Соломон выдал на-гора всю информацию, что собрал Хранитель о ближайших к Колыбели цивилизациях, и её осмысление потребовало от меня титанических усилий. Пришлось даже прибегнуть к гипнодопингу, будь он неладен. Зато я обнаружил, что обещанное улучшение памяти — не просто слова.
Памятью я никогда не мог похвалиться и чёрной завистью завидовал тем, кто мог без напряга заучивать иностранные слова или, скажем, с одного прочтения запомнить стих. А тут вдруг с восторгом обнаружил, что всё прочитанное легко укладывается в памяти и легко оттуда извлекается по первому запросу. То же самое заметил и Димка, всегда, правда, имевший отменную память.
Работы хватило под завязку, опомнились мы после оповещения Чарли:
— Внимание. В системе корабли кристов, — сделал паузу и не преминул схохмить: — К торжественной встрече экипажу построиться на верхней палубе.
Возникла маленькая заминка, некоторое замешательство. Как всегда в таких ситуациях, показалось, что ничего не готово — водка не охлаждённая стоит, закуска остыла, скатерть пропала. Но постепенно я взял себя в руки, экипаж успокоился. Иван оставался в расположении вверенной ему части, мы же чинно расселись в кресла, и я скомандовал:
— Чарли, запускай приветствие и передай им сразу весь пакет предложений. Да зови поближе, чего им на периферии болтаться.
Официальный ответ на приветствие ничем особенным не порадовал. Зато «порадовал» Соломон. Он утёр Чарли нос и первым доложил:
— Корабли кристов увеличили энергетический потенциал, как минимум, на порядок, по сравнению с тем, что наблюдался у них во время вашей прошлой встречи.
Герке оживился, заёрзал:
— А я что говорил? Непросты они, ох непросты! Чарли дай мне инфу, всю, что есть. Соломон, и ты тоже. Интересно, чего это их так разнесло?
— Думаю, новый привод у них. Что там ещё может быть интересного, — Иван незримо присутствовал в рубке. — Тут мои люди беспокоятся, оказывается, у сервов нехорошие воспоминания о кристах. В своё время Шааяссу, вернее их флоту здорово досталось.
— Да, Хранитель тогда не успел вовремя вмешаться, — Соломон, казалось, смущён. — Сервы напали на мирный конвой. Хотели обратить их в свою веру. Глупо получилось.
— А говорил, видел только издалека, — удивилась Алёна. — Теперь оказывается, что вы очень даже хорошо знакомы.
— Вот зря вы, барышня, напраслину возводите, — расстроился Сол. — Это не я говорил, это Чарли до конца не разобрался с моей памятью. Я-то в отключке пребывал. Да и знакомство наше не было таким уж близким. Так, надавали друг другу по мордасам, да разошлись. Тому уж лет двести будет.
Я обратил внимание на Герке. Учёный в своей стихии, дорвался. На его личной консоли мельтешение формул, диаграмм и схем достигло скорости, при которой и рассмотреть-то что-либо трудно, не говоря уж о том, чтобы понять. Глядишь, скоро научится работать со скоростью Чарли. Наконец он оторвался от экрана, заметил мой взгляд, пожал плечами.
— Придётся нам менять планы на ходу. У кристов новый привод, голову даю. Думаю, они не захотят ждать здесь, а отправятся вместе с нами, — кратко изложил он выводы.
— Данное обстоятельство ничего не меняет. Пусть идут с нами. Что с того? — я действительно так подумал, испытывая, правда, некий дискомфорт от неполноты мысли.
Мне помог Димка:
— Зря ты так думаешь. У нас теперь единственный козырь — мы знаем, где зарыт клад. Ну, и ключик золотой, тоже у нас. Пока мы им нужны. А вот что они предпримут после дележа добычи? По законам жанра останется один, самый… не важно, какой, но один.
Так-с. Соломон достигнет верфи за один прыжок, Друг с модифицированным движком за два, если не ухватится за стремя Сола. Нужна инфа о возможностях сервов. Но где ж её взять.
— Вопрос спецам. За сколько кристы дойдут до колыбели?
Мирон пожал плечами:
— Два-три прыжка. Ерунда, против Сола они не выстоят. Правильно я говорю, божественный?
— Вот за что мне нравятся человеки, за прямоту и откровенность. Да, те три кораблика не смогут причинить мне вреда. А кто сказал, что их всегда будет три? — резонно заметил Соломон.
— Кстати, где остальные? Ну, эти… братья, — вопрошал из поднебесья Ваня.
Алёна не то пошутила, не то всерьёз, тихо, как сама с собой проговорила:
— Точно, засадный полк. Вдруг они оснащены не хуже кристов?
— Так, стратеги, нас спасёт темп. Если кто ещё не понял, речь идёт о наших головах. Сол, как далеко ты можешь закинуть гвардию? Насколько близко к верфи? — я и сам поверил, что знаю, как надо действовать.
— С этим багажом мы доедем за три прыжка. Сначала гвардия, я за ними, и так три раза. Полтора часа, — доложил божественный.
— Чёрт, раньше надо было шевелиться, — почти прошипел Димка.
— Дима, сейчас не до выяснений, кто более прав. Потом, ладно? — сказал я, зажав в кулак рвущуюся наружу злость. — Сол, как ты думаешь, они знают координаты колыбели?
— Не думаю.
— Тогда дуй туда. Иван, командуй общий сбор своим архаровцам, соберитесь в кучку, Сол вас подвезёт, — я подумал, спросил на всякий случай: — Вань, может, вернёшься к нам?
— Ну уж, нет. Считай, что мне понравилось командовать. Надоела демократия, — уверенно заявил полковник. — Первая колонна марширует, вторая колонна марширует… Хе!
Соломон, не дожидаясь приказов, ушёл с планеты. Карусель завертелась. Через двадцать минут Друг поднялся на стационарную орбиту, и, можно сказать, столкнулся нос к носу с троицей кристов. Пирамиды, как и в прошлый раз, оказались просто великолепны. Если б не обстоятельства встречи, я бы не упустил возможности ещё раз как следует их рассмотреть.
Как и ожидалось, на наши предложения кристы выдали встречные. Идём, де, вместе к верфи, и никаких гвоздей.
Я обратился с просьбой к нашему специалисту по словоблудию:
— Чарли, спроси, где остальные. И вообще, заморочь им голову часа на два, что б наши успели развернуться в боевые, так сказать, порядки. Если, конечно, сможешь.
— Отвечают, что другие расы непосредственного участия в экспедиции принять не пожелали. Интересуются, куда рванул Соломон со свитой, будто не понимают. А морочить их не придётся, они сами просят время на подготовку. Смешно, но именно два часа.
У меня невольно вырвался вздох. Интересно, чего же им не хватает для немедленного старта. У меня возник вопрос:
— Вот ещё что. Ты ненавязчиво полюбопытствуй, как им удалось обойти порчу и создать-таки движки запрещённого уровня.
Мирон ухмыльнулся:
— Я, кажется, знаю. Сейчас проверим.
Через пару минут пришёл ответ. Чарли удивился:
— Двигатель ещё не собран. И они утверждают, ни разу не испытан. Всё в теории. Сборка произойдёт прямо у нас на глазах. Во дают! Говорят, больше пятисот лет работали и почти век ждали случая испытать. Нет, это точно не люди. О, смотрите, началось.
Чарли вывел увеличенную картинку с тремя стеклянными пирамидами. Что он там увидел, я поначалу не разобрал. А через несколько минут стало заметно, что основания пирамид сделались выпуклыми. Прошло ещё минут десять, пирамиды начали сотрясать судороги, волнами проходившие от вершины к основанию. Зрелище оказалось пренеприятнейшим, Алёна даже зажмурилась, чтобы не видеть. Мирон пробурчал:
— Родовые схватки, странные всё же технологии у этих амёб. Кстати, я правильно угадал. Они сделали движок и разделили на три части. А сейчас построят новую пирамидку и на ней продолжат путь.
Поспешил Мирон с выводами. Судороги закончились так же неожиданно, как и начались, теперь стало заметно, что основания пирамид как будто кто-то надрезал вдоль периметра, и «вырезанные» сердцевины начали очень медленно выдвигаться наружу. В противоположность привычному стеклянному великолепию сердцевины оказались абсолютно чёрными, от них к «материнским» пирамидам тянулись похожие на жидкий гудрон перемычки, лопавшиеся одна за другой. Через час процесс завершился, перед нами висели в пространстве уже шесть пирамид — три большие и блестящие и три поменьше, черные, как антрацит. Дальнейшая сборка привода, точнее трёх приводов, оказалась не столь зрелищной. Большие пирамиды крутнулись синхронно против часовой стрелки и сердцевины, медленно задвинулись на свои места, лишь поменяв «оболочки». Мирон с досады даже ногой топнул.
— Вот же, придумали же! Но насколько всё у них сложно! Боже мой! Чарли, ты всё записал? Рукотворный феномен заслуживает отдельного изучения. По-моему, способ сокрытия даже сложнее, чем сам двигатель…
Он ещё много говорил, восторженно и зло, я же вышел из рубки и направился в каюту. Снова захотелось побыть одному. За месяцы скитаний я привык считать каюту домом, в своё время даже попросил Чарли убрать из неё лишние датчики. Так мне спокойнее, да и Алёна стеснялась присутствия «третьего» в спальне.
VIII
… В тот же вечер, когда я встретил Андрея, Алёна спросила меня:
— Саш, получается, что твой посланник напророчил нам жизнь вечную?
Я завалился в кровать, а она села перед зеркалом — расчесать волосы после ванны. Мирная семейная идиллия, если забыть о том, где находишься. Меня вот эта самая вечная жизнь не шибко взволновала, не верилось мне, учитывая наши обстоятельства.
— Да как тебе сказать, возможность такую исключить нельзя, — ответил я, демонстрируя равнодушие к обещанной перспективе. — Но и рассчитывать даже на простое долголетие я бы не стал. А вообще-то, покуда «кашпировский» с нами, мы можем жить неограниченно долго. Мне так Соломоша объяснял, но я ни фига не понял.
— А что он говорил про изменение носителя интеллекта? — не обращая внимания на мою показуху, задала Алена следующий вопрос. — Что, придётся отказаться от человеческого обличья?
— Это мой пересказ. Он говорил как-то проще. До тех времен дожить ещё нужно. В общем, смена носителя произойдёт только тогда, когда у тебя самой появится потребность.
Она посмотрела чуть искоса, с прищуром:
— А какой ты хотел бы меня видеть лет так через тысячу? В виде бесплотного духа я тебе буду нравиться?
О, боже!
— Нет, для женщин надо будет ввести запрет на отказ от тела, — осенило меня. — Да, кстати, думается суть-то там как раз в том, что они, эти небожители, могут принять любую форму. Так что вопрос снимается сам собой. Захочешь понравиться — станешь Алёной, а на работу будешь летать в виде невидимой субстанции.
— Эх вы, мужики!..
… Как избежать противостояния, почему кристы не хотят паритета? Такие вот вопросы крутились в голове, и ещё мучила досада от допущенной ошибки, необходимо было отправить Сола к верфи сразу же, как только он закончил трансформацию. Расслабился, привык, что самый сильный. Как будто Андрей не показал, границы нашей силы очень даже наглядно. Как там, интересно, Иван. Я тронул сенсор на столе, позвал:
— Чарли, вызови Ивана.
Через минуту в каюте раздался голос бравого полковника, или теперь адмирала?
— Докладываю. Прибыли на место. Начали, было, строить оборону. И очень быстро обнаружили, что местечко обжито до нас. Если коротко, то все уже здесь. Или кристы нас обманули, или кристов обманули, но вокруг верфи крутится до тысячи, не скажу вражьих, но не очень дружественных кораблей.
— Что ж ты молчал?!
— Вот как раз собирался доложить, а ты опередил, — нимало не смутясь, ответил адмирал-полковник. — В общем, ежели до драки дойдёт, то шансов у нас мало. Спасёт бодрый драп, да и то, не факт. Ты бы посмотрел на этих монстров! Соломон транслирует картинку для вас, увидишь — обалдеешь. Такое, понимаешь, богатство форм. Пытались с ними поговорить, игнорируют, гады. По-моему, нам отвели роль пешки. Сделаем дело, сожрём фигуру, откроем путь главным силам, и можно будет нас пожертвовать. А ещё скорее, не можно, а нужно. Вот скажи мне, Саша, отчего так? Мы к ним со всей душой, а они…
— Эх, Иван. Я думаю так. Если бы мы не были этаким диким партизанским отрядом, а имели нормальное руководство и обеспечение, то действовали бы точно так же, как чужие, — принялся я втолковывать недавно понятое. — Ты что, не видишь почерк государства? Не доверяй никому, предполагай худшее, бей первым. И при всём при том попытка сохранить имидж белый и пушистый. Не в свою игру мы ввязались.
Иван задумался, потом ржанул так, что я ощутил, как его смех разнёсся по всему близлежащему пространству, да так, собственно, оно и было. Мы ж не по проводам общались. Отсмеявшись, пояснил:
— Знаешь, мне всегда нравился Денис Давыдов, завидовал я. Хорошо ты сказал про диких партизан. Плевать мне на государства, тем более, чужие. Будем людьми, авось, прорвёмся. Верно, капитан?
— Именно. Смотри, не лезь на рожон, не забывай, ты не на Друге. Мы скоро к вам присоединимся, кристы тут учудили шоу, попроси у Чарли запись, удивись. До связи. — Иван отключился, я позвал: — Соломон, ты где там?!
— Тута я. Чего изволите?
— Хочу знать твой взгляд на ситуацию. Как думаешь, лучше, если бы мы не ждали никого? Ну, ты понял? — мне не хотелось длинных объяснений.
— Саша, не казни ты себя, — задушевно сказал Сол. — Ничего бы мы не выиграли. Думаю, верфь они засекли после того, как я её посетил. У нас нет и не было более разумного выхода из ситуации. Единственное предложение — потребовать координаты двенадцати планет коалиции. Наверняка есть ещё и колонии, но тут уж ничего не поделаешь. Они знают, что Друг имеет возможность уничтожать планеты, поэтому не осмелятся на прямую агрессию. Земля будет защищена, пока мы живы, а нас они так просто не возьмут. Пусть даже и такой толпой. Ну и плюс Шааясс, его тоже не надо сбрасывать со счетов. Это такой, поверхностный анализ, я там Чарли сбросил полную версию. Прорвёмся, капитан.
До чего ж здорово иметь в друзьях таких разумных… людей. Сразу мне полегчало, мрачные предчувствия развеялись, я хлебнул соку и пошёл обратно в рубку.
В рубке стоял шум, экипаж изощрялся в комментариях, рассматривая изображения инопланетных кораблей. Посмотреть было на что, таких причудливых форм человеческое воображение создать не в силах, это становилось понятным с первого взгляда. Описать их можно тоже, лишь используя весьма приблизительные аналогии, да и то…
— Кристы информируют — они готовы к старту, — доложил Чарли.
Ну, вот и всё. Когда же это кончится, господи?!
— Поехали, Чарли.
Видно, голос мой прозвучал странно, Алёна посмотрела на меня удивлённо. Чёрная вспышка, первый прыжок. Через пятнадцать минут второй, и мы на месте. Эх, выноси меня, кривая!
IX
— …мать!!! — Иван наверняка обогатил словарный запас тех, кто нас слушал.
За несколько секунд до второго прыжка Чарли сказал, что получил странный, немодулированный, сигнал от Соломона, но договорить ему не дал истошный мат полковника, сменившийся, правда, почти уставным докладом:
— Итак, допрыгались. Оставайтесь на месте. Здесь мясорубка. Сол не отвечает, и, судя по неуправляемому дрейфу, находится без сознания, если… Какая-то сволочь открыла пальбу, а при этаком скоплении разношерстной публики, готовой пострелять, достаточно было просто громко…э-э-э, чихнуть. Мы отступаем, есть потери. Но дело не в этом. Корабли чужих дохнут чаще всего без нашей помощи. Вам это ничего не напоминает?
— Порча! — мне даже показалось, что Чарли хлопнул себя по лбу. — Надо было раньше сообразить. При таком-то количестве запрещённых приводов! Можешь определить зону поражения? Вам-то ничего не грозит. Стоп! Сбрось «Тунгуса» за борт, срочно. Для вас бот все равно, что бомба.
— Понял, до связи. У нас тут маленькая заминочка образовалась, — Иван ещё и шутить успевал.
Я чуть не продублировал Ванино вступление к докладу, когда увидел на обзоре, как пирамиды кристов медленно тают, уходя в прыжок. Чёрт! О них-то я и забыл.
— Чарли, верни этих идиотов, если ещё не поздно.
— А вот ни фига они не идиоты, — возразил Чарли. — Точка выхода у них сильно в стороне от места событий. Предлагаю, наоборот, идти за ними. Мне кажется, они знают, что делают.
Думал я недолго. Да и что тут думать?
— Давай.
Прыжок удался на славу — мы вышли неподалёку от троицы кристов. Иван молчал. Чарли первым делом отыскал Соломона. Сиреневый шарик резво удалялся от гиблого места, не подавая признаков жизни. Пространство вокруг верфи — с расстояния в десять миллионов километров, едва заметной звёздочки — покрылось ажурной зеленоватой сеткой. Таким образом Чарли обозначил зону действия порчи, точно такой же конус, что и в Солнечной системе. В самом её центре то и дело вспыхивали искры — корабли чужих и диски сервов гибли ежесекундно.
— Кристы скомандовали прекращение огня и передали вектор отхода своим, я то же самое просигналил нашим на всякий случай, — нарушил Чарли молчание. — Хоть им порча и не страшна, мало ли что. Иван молчит.
Нет, не верил я в гибель полковника Стратова. И трёх минут не прошло, как он оглашал вселенную отборным матом. Нет, так не бывает. Я осмотрел рубку, Мирон, как всегда, отрешённо общался с Чарли в бешеном режиме. Алёна, бледная с закушенной губой во все глаза смотрела на побоище, будто бы пытаясь так найти Ивана. Димка сидел с закрытыми глазами, губы его шевелились, показалось, молится. Хватит, так дело не пойдёт.
— Чужие прекратили огонь? — спросил я для проформы.
— Да, полностью, — подыграл Чарли.
— Прикажи… попроси сервов. Пусть несколько кораблей вернутся и найдут флагман. Нет… нет, мы туда не пойдём. Нечего без толку геройствовать. Останемся на Друге. Предлагаю отойти от кристов, не создавать больших мишеней. Всё, выполнять, — скомандовал я и поймал тяжелый Димкин взгляд
За прошедшие вслед за этим два часа мы не обменялись и парой фраз. Герке с каменным лицом продолжал колдовать, да Чарли изредка менял местоположение Друга, «сбивая прицел». Мы же трое недвижимо сидели в креслах, наблюдая, как жалкие остатки флота чужих разбегаются в разные стороны — подальше от страшной ловушки, которой стала верфь.
Олимпийцы, проигравшие победители древней войны, передали привет из глубины времён. У чужих уцелели около полутора сотен кораблей, ставших теперь смертельно опасными для их экипажей. Кристы примерно через час после прибытия приступили к обратной трансформации пирамид. В этот раз действо не вызвало у меня никакого интереса, оно всё ещё продолжалось, когда пришло сообщение, что флагманский корабль сервов обнаружен, спасательная команда высадилась на борт.
Меж тем, Соломон вышел за пределы опасной зоны, и сразу же его траектория резко изменилась, а Чарли разразился победным комментарием:
— Хитрый змей Соломон, когда почуял, что жареным запахло, задал себе нужный импульс и окуклился. Прикинулся дохлым, короче. В данный момент приходит в себя, говорит, через несколько минут будет вполне адекватен.
— Скажи, пусть отойдёт подальше. Вообще пусть уходит в прыжок, всё равно, он тут нам не помощник, — сказал я, ощутив, как одеревенели скулы.
— Ничего, Саша, всё будет нормально. Может, и я пригожусь, — раздался знакомый голос. Я и раньше-то, бывало, замирал, слушая бывшего бога, а тут просто чуть не разрыдался.
— Привет, Сол. С возвращением. Обманул, значит, эту заразу.
— Да, я такой. Но я никого не обманывал. Просто остановил большинство процессов, каждый из которых грозил закончится катастрофой… Так, сервов я предупредил. Ловите флагмана, он сейчас будет возле вас.
— Дима, в модуль. Я с тобой. Алёна, готовь медбокс. Чарли, запускай «кашпировского», — конец фразы я договорил в коридоре.
Мы гнали «Тунгусов» на пределе скорости, мной владела одна мысль — «Иван». Соломон, перемещая корабль, немного промахнулся, дорога заняла больше двадцати минут. За время пути, с борта флагмана не поступило никакой информации, кроме отчётов спасателей, транслируемых Чарли. Слова о больших разрушениях оставались просто словами до тех пор, пока мы не увидели сами, во что превратился корабль.
Непонятно, то ли взрыв модуля так силен, то ли постарались братья по разуму, но половины диска просто не было. Издалека он напоминал разломленное печенье, брошенное неряшливым дитём. Когда подошли вплотную, стало видно лохмотья обшивки, висящие обрывки коммуникаций, оплавленные переборки. Вокруг вились «патиссоны» спасательной команды, людей не видно, они сейчас пытаются пробиться к печально знакомой нам спасательной капсуле. Если кто и смог уцелеть, то только там.
Я приткнул своего «Тунгуса» рядом с тоннелем, уходящим вглубь гигантского обломка. Димка пристроился неподалёку. Облачение в вакуум-скафандры заняло минут пятнадцать.
— Ну что, командир, выходим? — Димкин голос звучал глухо, к нему примешивался шорох помех.
— Пошли, — я продавил шлюз, наполовину оказавшись за бортом.
Скафандр имеет собственный слабенький привод, позволяющий летать в невесомости, но управлять им по-настоящему хорошо из нас умел один Иван. Я же первым делом, как только вырвался на волю, врезался плашмя в торчавшую на пути балку. У Димки получилось немного лучше, он попал в тоннель с первого раза. Чарли передал на мелкий комп моей «сбруи» план корабля сервов, он высветился как будто немного впереди меня, полупрозрачный, но вполне читаемый. Место нашей «парковки» обозначено красной точкой. До капсулы, подходы к которой сейчас расчищают спасатели, нужно пройти всего метров сто по этому самому тоннелю.
Я постепенно освоился с управлением, всё же тренировки на базе не прошли зря. Вскоре к свету наших фонарей присоединился свет ламп, освещавших место завала. Возле него суетились сервы в скафандрах ярко оранжевой раскраски, чем живо мне напомнили куртки дорожных рабочих. Мы подоспели как раз к тому моменту, когда последний обломок свода коридора отодвинули от люка, ведущего в шлюз. Один из спасателей подтащил здоровенный чемодан, вытянул из ниши в стене длинный провод с разъёмом, воткнул в гнездо на чемодане, оказавшемся просто аккумулятором. Спасатель надавил кнопку справа от люка, тот дрогнул, изнутри вырвалась струя пара, сдувая по пути пыль и оседая инеем на стене. Люк открылся полностью, голос Чарли у меня в шлеме произнёс:
— Они предлагают, чтобы внутрь пошли вы и один из них.
— Ну, так идём, — бросил Димка и ловко залетел в шлюз.
Я успокаивал себя и заранее готовился увидеть всё, что угодно. В тёмной кабине витали в невесомости пять тел. Четверо шааян и Иван, я узнал его по полевому комбинезону, раздувшемуся из-за пониженного давления внутри спасательной капсулы. Четыре трупа обезображены до полной потери человеческих очертаний. Удар при взрыве оказался так силён, что их просто размазало о стенки кабины, плюс декомпрессия.
Температура в кабине минус сто по Цельсию, но тело Ивана ещё сохраняло гибкость, система жизнеобеспечения комбеза работала.
— Чарли, он жив? — спросил я, холодея.
— Не могу сказать, телеметрия сдохла, — быстро ответил Чарли. — Его нельзя тащить по коридору, батарейки костюма не хватит. У спасателей есть какие-то боксы для этих целей.
Наверно Чарли разговаривал одновременно и со спасателями. Тот, что вошёл в капсулу вместе снами вытянул из шлюза большой тюк, на который я не обратил до сих пор внимания. Он потянул ручку на тюке, и тот развернулся на манер надувного матраса, состоящего из двух половинок. Мы уложили Ивана между ними, спасатель застегнул молнию, попытался объяснить нам на пальцах, что нужно делать дальше.
— Он говорит, что запас питания у одеяла — полчаса, — выдал резюме Чарли.
— Успеем. Дим, понесли.
Мы добрались до моего «Тунгуса» через двадцать минут. Руки ходили ходуном, когда я расстегивал на Иване комбез. Зрелище страшное. Я мало смыслю в медицине, но переломы видны невооруженным взглядом, кости торчат наружу. Весь комбез изнутри залит кровью, свернувшейся, чёрной. На лице полковника жутким синим рисунком проступили кровеносные сосуды.
В себя я пришёл от окрика Чарли:
— Что вы встали столбами!? Он же жив, вы что, не видите! Быстро его на койку, подключите аптечку, она сама разберётся, что ему надо. И сюда, живо. Я иду встречным курсом.
Мы встрепенулись, быстро уложили Ивана в спальном отсеке. Димка захлопнул забрало шлема и отправился к своему модулю. Я приказал Стасу возвращаться, а сам занялся аптечкой. Пока добрались до Друга, ничего в облике Ивана так и не изменилось. На мой взгляд, жизни в нём осталось не больше, чем в манекене, но приборы говорили обратное.
Меня поразило поведение Алёны. Когда мы несли Ивана в медбокс, она шла рядом, неотрывно глядя на него. Лицо напряжённое, глаза сухие с расширенными зрачками. Когда запустили «кашпировского», все кроме неё отправились в рубку.
— Я тут посижу. Нехорошо его одного оставлять, — ответила она на мой немой вопрос.
В рубке Чарли обрисовал состояние Ивана:
— Пять открытых переломов, сотрясение мозга, трещина в черепе, разрывы внутренних органов. Ко всему ещё и лучевое поражение. Какова доза радиации, не знаю, но при таких не живут. С такими травмами вообще не живут. Наш чудо лекарь его на ноги поставит, но когда, не знаю.
— Что же произошло? — спросил я. — От взрыва «Тунгуса» не было б радиации.
Чарли через несколько секунд ответил:
— Модуль успели сбросить. Он, кстати, уцелел, его подобрали шааяне, с разряженной батареей, за пределами зоны порчи. Обещали вскорости вернуть. Похоже, в диск угодил гамма лазер, краешком зацепил.
Возникла пауза, и я понял, насколько устал за этот, оказавшийся очень длинным день. Потери шааян составили половину всех кораблей, на уцелевших многие ранены. Силы «коалиции тринадцати» потеряли к верфи всяческий интерес и потихоньку покидали место событий. Их корабли уходили по одному — Чарли каждый старт отмечал на обзоре жёлтой искрой. Кристы — единственные, с кем мы поддерживали связь, ещё не объявили о своём решении. Но меня не покидала уверенность в том, что они пойдут до конца, как и мы.
По пути в родную каюту я зашёл в медицинский отсек. Алёна сидела рядом с койкой Ивана и читала с консоли учебник по педиатрии. «Меня такое чтение успокаивает», — ответила она как-то на мой недоуменный вопрос.
Лечебный сеанс «кашпировского» продолжался почти полчаса, и обещано было повторение завтра. Иван не выглядел покойником, даже, я бы сказал, вполне сносно смотрелся, но в сознание так и не пришёл.
— Пошли спать, сестра милосердия. Тут и без тебя есть, кому позаботиться, — тихо сказал я, положив руки Алене на плечи.
— Что? Кхе, да, я тут, — Чарли в своём репертуаре.
— Нет, я посижу. Всё равно не усну. Вот очнётся Ваня, а рядом и нет никого, поговорить не с кем. Ты, Чарли, не обижайся.
— Ну, как на тебя обижаться? Всё я понимаю и одобряю.
Я постоял немного, Алёна теперь выглядит серьёзнее и взрослее, исчезла детская беззащитность во взгляде. И в голосе.
— Спокойной ночи, Саш.
— Спокойной ночи.
X
— Проект «Хранители» и порча — две большие разницы, как говорят у вас в Одессе, — лекция Соломона длилась полчаса и подходила к концу. — Они были запущены с интервалом примерно в тысячу лет. Порча старше, и верфь не имеет к ней никакого отношения. Я могу получить доступ на верфь, но не выживу в зоне порчи. Диски шааян, наоборот, доступа иметь не могут. Не та у них конструкция. Популярный вопрос — что делать?
Сол чересчур всё разжевал, мы над проблемой ломали голову с раннего утра. Соломон пытался войти в контакт с охранной системой верфи с безопасного расстояния, но молчанье было ему ответом. Ситуация патовая, осталось уповать на озаренье. И судя по лицам экипажа, никого пока не осенило.
Вот она, верфь, Чарли вывел увеличенное изображение на обзор. Вообще-то, название мы придумали неудачное. Огромный шар с металлической поверхностью, размером всего в три раза меньше Луны. На тусклой поверхности можно различить непонятного назначения «каналы», купола, «кратеры». Всё это, явно, не следы космических катаклизмов, а элементы конструкции, чужой, непонятной, враждебной. Что у неё там, под оболочкой, понять невозможно. Датчики Соломона и Друга оказались бессильны. Они не смогли даже определить, из чего состоит эта оболочка. «Кажется, это металл», — задумчиво произнёс Чарли после долгих размышлений. «Скорее всего, ты прав», — ответил не менее задумчивый Сол. Такая вот информация к размышлению.
Посидев для порядка ещё минут пять, я не выдержал и предложил отправиться в спортзал. Мирон немного посопротивлялся, но вынужденно подчинился мнению большинства, представленному мной и Димкой. Алёна так и сидела возле Ивана, подозреваю, воспользовалась гипнодопингом. По заверениям Чарли полковник шёл на поправку и скоро должен прийти в себя.
Вяло терзая тренажёры, мы убили часа два. Разговоры велись тоже какие-то вялые, бессодержательные, как выразился Герке, для развития мимических мышц. В начале третьего часа, когда мы собрались заканчивать добровольное истязание, прорезался Чарли с сообщением:
— Есть идея, нужен «одобрямс».
— Излагай, — Мирон резко отпустил «щупальца» тренажёра, и они с шипением втянулись в стену.
— Сол наконец проанализировал конфигурацию поля, составляющего основу пирамид кристов, и считает, что оно может быть модифицировано по образцу его полей. Тогда кристы смогут получить доступ на верфь.
Мы переглянулись, лицо нашего учёного мужа озарилось улыбкой впервые за последние дни:
— Одобряю! А как сами кристы отнесутся к такому предложению?
Мне показалось, я знаю, как они отнесутся:
— А куда они денутся? Их цивилизации порча мешает даже больше, чем нам. Они давно ищут пути да подходы. А тут реальный шанс. Нет, не откажутся. Чарли составляй петицию и не давай им много времени на размышления, намекни, мол, у нас ресурс этого самого времени совсем маленький.
— Понял. Как ответят, доложу.
Димка нахмурился:
— Я смотрю, капитан, ты совсем политиком становишься. Растёшь, так держать.
Я не понял:
— О чём ты? Что я не так сделал?
— В том-то и дело, что всё так. Но не узнаю я тебя.
— Ну, знаешь, ты тоже здорово изменился. И не скажу, что в лучшую сторону, — непростительная с моей стороны откровенность.
— Брэк! — Мирон махнул полотенцем, которым только что утёр пот. — Давайте, вы после выясните, кто из вас более прав.
Димка махнул рукой и резко вышел из зала. Была бы тут нормальная дверь, наверно, хлопнул бы.
Мирон неловко потоптался и тоже покинул зал. Я с досады саданул ногой по стене, стало легче, нога, правда, отнялась, пришлось сесть. Чарли попытался успокоить:
— Не переживай, у всех нервы на взводе. Сам понимаешь.
— Чарльз…
— Всё, молчу. Нет меня. Кристам позвонил, они обещали ответить до вечера.
Ничего не ответив, я направился в душ, гениальное изобретение, способное не только тело приводить в порядок.
Потянулись часы ожидания. Обед, чтение исторических хроник, посещение медбокса, я не знал, куда себя деть. Хорошо Мирону, у него всегда есть занятие — его место в рубке редко пустовало, а любимая консоль оставалась выключенной.
Наконец прозвучало долгожданное:
— Они согласились, — без всякого вступления заявил Чарли. — Просят инфу и ждут Соломона в качестве донора.
— Тогда я пошёл, — Сол не выказал эмоций. — Думаю, процесс модификации займёт у кристов несколько суток. Я на связи, буду вас информировать.
Вот и хорошо. Теперь следовало начинать готовить экспедицию. Мы обсуждали состав, экипировку и прочее до самой ночи. На следующий день при посредничестве великого Сола договорились, что шааяне выделят нам один из своих кораблей вместе с командой. На нём пойдем я и Димка, тут уж не до психологической совместимости.
Полдня Чарли «русифицировал» оборудование шааян, и целый день ушел на освоение управления «патиссоном». Настоящими пилотами мы, конечно, не стали, но рулить научились сносно, благо, управление аппаратом оказалось достаточно простым. И, что совершенно точно, память и реакция у нас обоих стали лучше. Уж не знаю, каковы тут количественные показатели, но по личным ощущениям я стал быстрее в несколько раз. С одной стороны новость не могла не радовать, с другой вызывала смутные опасения, просто на уровне «боюсь, сам не знаю, чего».
В отличие от Соломона кристы трансформировали корабли без видимых эффектов. «Наш человек в Гаване» докладывал, что процесс идёт нормально и близок к завершению.
С утра третьего дня ожидания Иван в первый раз пришел в сознание надолго. До сих пор лишь Алёна успевала поговорить с ним, после чего Чарли запускал «кашпировского» и погружал полковника в сон. В этот же раз мы всей ватагой ввалились в медбокс, дабы засвидетельствовать своё почтение. Иван выглядел совсем молодцом и, сидя на койке, уплетал за обе щеки крабовый салат. Физиономия, слегка украшенная майонезом светилась радостью существования и любопытством. Хвост на затылке выглядел, словно реклама парикмахерской.
Мы принялись наперебой делиться новостями и интересоваться здоровьем, пока Димка не спросил:
— Что же там у вас произошло?
Ваня помрачнел:
— А вот не помню почти ничего. В памяти осталось, как эта страхолюдина прёт на нас. Мы по ней из главного калибра, потом удар, не видел, почувствовал, как закрылся шлем. И потом ещё удар, и всё. Это произошло после сброса «Тунгуса». Чем он нас приложил?
— Следствие показало — гамма лазером, — вполне серьёзно ответил за всех Мирон. — А вы-то зачем в них палить начали?
Иван поежился, вспоминая. Поморщился, сказал:
— У капитана нервы не выдержали. Та хреновина, разлапистая такая, в лобовую шла, такое чувство. Кто угодно задёргается. Тем более, в том карнавале, что вокруг творился. Такие дела. Так говорите, ретировались наши помощнички? Скатертью дорога, без них мне лично как-то спокойнее. С одними кристами договориться будет проще. Когда в поход?
— Завтра, — ответил я, улыбаясь. Чертовски приятно видеть Ивана живым и здоровым. — У нас всё готово, ждем кристов, они должны до завтра созреть.
Иван продемонстрировал фирменную улыбку:
— Эх! Мне бы с вами, да Чарли не пускает. Говорит, кости ещё не срослись до конца. А вообще, хорошую штуковину Соломон нам подарил… Нам бы такую в Афгане.
Алёна переспросила:
— Где?
В ответ Иван закрыл глаза, с лица медленно сошла краска.
— Не по себе мне. Голова закружилась и мысли странные, — почти шепотом произнес полковник.
— Рекомендую поспать. А вас, уважаемые посетители, попрошу покинуть палату, — скомандовал неумолимый доктор.
Когда мы вышли в коридор, Димка спросил:
— Что с ним?
— Человек с того света возвращается, а ты спрашиваешь, — удивился Мирон.
— Не так всё просто, — вмешался Чарли. — Иван практически здоров, и что с ним такое сейчас произошло, мне не понятно. Будем надеяться, что вы его утомили своей болтовнёй.
XI
Какой же все-таки огромный корабль у шааян, а если учесть, что «нижнюю» половину диска занимают реактор и привод, то поневоле удивишься его сравнительной слабости. «Хранитель» завел цивилизацию сервов в тупик. Зачем — вопрос пока без ответа. Возможно, ответ отыщется там, куда мы идём следом за пирамидой кристов.
Нам с Димкой предстояло проникнуть внутрь искусственной планеты и «найти то, не знаю, что». Кристы в силу физиологических особенностей не способны передвигаться вне корабля, а километровая пирамидка не самый удобный для таких предприятий транспорт. В их часть работы входил взлом защиты верфи и обеспечение нам «режима максимального благоприятствования» со стороны вражьей автоматики.
Экипаж диска состоял из двухсот шааян, за час до старта Соломон официально представил нас, но лично мы познакомились с капитаном и двумя его помощниками. Знакомство происходило в рубке управления, где мы оказались впервые. Обстановка чрезвычайно напомнила мне фильмы о звёздных путешествиях, что снимались в прошлом веке. Капитан Шасс оказался очень похож на покойного Садиша, Димка чуть не ударился в истерику, но мне удалось его кое-как успокоить. Один из помощников, довольно молодой для шааянина такого ранга, Ситт его имя, сразу, как увидел нас, задал вопрос:
— Позвольте полюбопытствовать, земляне, вы те самые, что вдвоём прошли Мёртвый Лес? — переводчика настраивал Чарли, и это было заметно.
Димка нахмурился, я же ответил, не задумываясь:
— Да, конечно, те самые.
Молодой зам просиял:
— Тогда я верю, удача с нами.
Оказалось, мы популярны в узких кругах, но я бы предпочёл, чтобы того похода не было вовсе, как, впрочем, и всего первого Поиска, будь он неладен. Как там сказал Андрей? Что бы поменьше было работы для героев? Вот именно. Какие-то полубезумные полубоги резвились, плохо соображая, что делают, а мы теперь отдуваемся. Такой невосторженный образ мыслей помогал одолеть нетерпение, охватившее меня во время сближения с верфью.
Полёт длился всего два часа с небольшим и не принёс неожиданностей. Диск завис в сотне метров над поверхностью верфи, кристы не рискнули приблизиться менее чем на сто километров. Их неспешность и обстоятельность начинали раздражать. Верфь не без сомнений, но признала пирамиду «своей» пошёл интенсивный обмен информацией, в котором поучаствовали и Чарли с Соломоном.
В результате запудривания мозгов, длившегося часа два, комп верфи сдался и согласился впустить «патиссон». Я-то грешным делом опасался, что олимпийцы снабдили своё детище искусственным интеллектом, но у них не было в ходу такой практики. Да и впрямь, зачем плодить разум искусственный, если и со своим не знаешь, что делать.
Я и раньше задавался вопросом — почему верфь видна как нормальная планета, которая вращается вокруг звезды? Ведь звезды-то как раз и нет, а планета светится. Вопрос, в общем-то, праздный, поэтому ответ на него я узнал лишь после того, как мы покинули борт корабля. «Патиссоны» шли по направлению к открытому специально для нас люку, который находился на расстоянии в несколько сот километров от места стоянки «кораблей прикрытия». Мы решили преодолеть путь самостоятельно, имея целью осмотреться и лишний раз потренироваться. Корабли двигались следом за нами и были готовы в любой момент прийти на помощь.
Первым, что я заметил, оглядевшись на местности, оказались яркие звёзды, которые покрывали небосвод над верфью, образуя настоящую сеть. Оказалось, освещение поверхности осуществляется за счёт своеобразных светильников, висящих на высоте двести километров. Света они дают немного, оттого на поверхности псевдопланеты царят вечные сумерки.
Под нами лежала голая, действительно похожая на металл, поверхность, матово блестящая, гладкая и отвратительно огромная. Металл до самого горизонта, над которым нависло чёрное небо. Справа от нас возвышался гигантский холм. Не уверен, но мне показалось, что его поверхность медленно пульсирует, уточнять я не стал, загадок впереди и без того ожидалось немало.
Дорога ко входу в подземелье оказалась бы однообразной, если бы не Мирон. Его голос прорезался в наушниках (да, тут без них трудно, шум во время движения изрядный):
— Можете нас поздравить. Мы таки решили задачу синхронной накачки привода.
Нас с Димкой так поглотила предстоящая работа, что отреагировали мы не сразу. Димка произнёс индифферентно:
— Не говори загадками. Объясни, что за задача, может, тогда и я порадуюсь за компанию.
— Ну, как же!? — с недоумением воскликнул ученый. — Теперь нет необходимости останавливаться для зарядки накопителя. Вернее, время накопления энергии размазывается, скрывается. Фактические затраты времени на прыжок исчисляются не минутами, а микросекундами. А скорее всего, ещё меньше. Понимаешь, мы сможем преодолевать расстояния между галактиками за считанные минуты и секунды. Ясно теперь, неучи?
Я пропустил мимо ушей обидное слово и ухватил суть сразу:
— Ты так говоришь, будто такой привод у тебя на столе стоит, собранный и готовый к употреблению.
— Если будет такой приказ, то привод Чарли отрастит за пару суток. Расчеты сделаны и проверены мной, Чарли и Соломоном. Работали сверхурочно, непокладая мозгов, — ответил Мирон, распираемый гордостью.
Мне отчётливо вспомнилось чёрное облако над Колыбелью. Я постарался говорить с максимальной отчетливостью:
— Отставить. Эксперимент откладывается ввиду чрезвычайной обстановки. До лучших времён.
Мирон не стал скрывать разочарования:
— Вы, капитан, просто мракобес. Талмудист и начётчик вы, капитан. Нет никакой опасности, гарантия сто процентов.
Чарли добавил:
— Даже больше. Соломон только что завершил прогон математической модели. Поводов сомневаться нет.
— А вы подумали, что будет, если Друг в нужный момент окажется без привода? — по-отечески поинтересовался я.
Энтузиасты учёные замолчали, а Димка громко и хрипло пропел:
— Если Друг оказался вдруг…
Так его фраза неожиданно прозвучала, что я вздрогнул. Резануло в его голосе на этот раз вовсе не отсутствие слуха. Интонация? Подтекст? Додумать мне не дали. Димка показал на экран:
— Кажись, приехали. Солидные ворота, Друг запросто прошёл бы.
«Патиссон» завис над отверстием, в которое и в самом деле мог с большим запасом пройти наш корабль. Что там внутри, рассмотреть не получилось, абсолютная темнота, ни лучика, ни отблеска.
— Говорит капитан Шасс. Вход перекрыт перепонкой полевой природы. Опасности не представляет, но экранирует электромагнитные волны, — раздался голос в наушниках.
Ага. Понятно, почему чернота.
— Ну что, — я, было, споткнулся при выборе слов, но глянул на Димку, увидел, как загорелись его глаза, и не стал нарушать традицию. — Круглый. Вперёд?
Димка молча кивнул, улыбнулся, как в старые добрые времена, и сдвинул вперёд оба рычага управления.
Да, жаль, конечно, что у верфи такой маломощный привод. Чарли посчитал, что на вытягивание её из конуса порчи потребуется не меньше года. «Тунгусы» предпочтительнее во всех смыслах, но, увы, порча делала их столь же эффективным средством передвижения, как и пороховая бочка с горящим фитилём. В первую очередь мы мучались из-за отсутствия кругового обзора и возможностей управления. Да и подзарядка нашим модулям требовалась гораздо реже. У «патиссонов» топлива хватало, максимум, на сутки. Необходимость регулярной заправки здорово напрягала с непривычки, постоянно приходилось отслеживать точку возврата. Из-за проблем с горючим пришлось организовывать сеть «аэродромов подскока», шааяне грузовыми ботами завозили внутрь верфи контейнеры с топливом, снабжённые маячками, и развешивали их по схеме, которую составил Чарли.
XII
За неделю скитаний внутри этого несуразного объекта, язык не поворачивается назвать его сооружением, я всё больше склонялся к мнению Ивана. Он после первых же суток поисков предложил вести их дистанционно. Не было видимых причин нашего с Димкой присутствия на борту. Приладить систему управления к «патиссону» можно за несколько часов. Но я тогда настоял на том, чтобы продолжать поиск вживую.
Подозреваю, будь верфь в рабочем состоянии, двигаться внутри неё было бы невозможно. Точно так же, как внутри любого действующего механизма. Но механизм давно остановлен, генераторы полей выглядели гроздьями чёрного винограда, медленно плывущими без цели между силовыми переборками, составляющими каркас верфи. Всё здесь выглядело чуждым человеку и представлялось мне абсурдным творением безумного архитектора, получившего безграничные возможности по воплощению собственного бреда.
В то же время я сразу понял, что говорить об окружающем нас безумии в привычном ироничном тоне не получается. Слишком всё вокруг превосходило возможности нашего понимания, даже аналогии чаще всего оказывались бессильны. Какую аналогию можно придумать для «случайной мембраны», то сжимающейся в точку, то растягивающейся до размеров Гренландии за считанные секунды. Даже Сол, увидев этакое буйство непонимаемого, пришел к выводу, что слаб умом и недостоин именоваться богоподобным..
Любые попытки с моей стороны понять, что же мы ищем, натыкались на «элементарное» по словам Мирона, непонимание основ математики. В самом упрощённом варианте, опять же по его же словам, описания искомого я уловил всего одно знакомое словосочетание, «интеграл по поверхности», от которого меня бросает в дрожь ещё со студенческих времён. В конце концов, на помощь пришёл Чарли, и сказав «не напрягайтесь так, мужики», пояснил:
— Вот экран, видите? Если возле какого-то предмета загорится зелёный маркер, значит, вы нашли то, что искали.
Ну что ж, пришлось нам смириться с ролью Белки и Стрелки. Мы старались, насколько возможно, двигаться по расширяющейся спирали от места входа. Спираль, правда, получалась очень неправильной по причине то и дело встречающихся препятствий. Раз в час автоматика отстреливала контейнер с «москитами» — стандартное приспособление для исследования планет, используемое шааянами. Чарли слегка перепрограммировал этих мелких киберов под свои нужды. По каким-то причинам обнаружить предмет, служащий маркером «свой-чужой» для порчи, можно только контактным способом. Вот «москиты» и расползались по всем щелям, а нам оставалось вести «патиссон» от одной дозаправки к следующей.
Что меня не в последнюю очередь поразило во внутренностях верфи, так это освещение. Естественно, никто не задумывался о том, что когда-нибудь здесь будут ползать мелкие букашки вида хомо, которым необходимо наличие узкой полоски электромагнитного спектра, названной ими по врождённому антропоцентризму видимым диапазоном. Но тем не менее, такому, как здесь, освещению мог позавидовать любой земной город. Оно напоминало именно городское освещение, правда, не было ни фонарей, ни прожекторов, ни витрин. Но точно так же чередовались участки полумрака с ярко освещёнными «площадями» и «проспектами», и всё это разноцветье изредка меняло рисунок, и в целом производило впечатление праздничного убранства мегаполиса.
Так бы мы, наверное, и мотались внутри странной чужой машины, изводя себя и остальных ожиданием чуда, если бы не притупилось моё внимание, и если бы конструкция «патиссона» оказалась поустойчивее к механическим воздействиям.
Говоря попросту, я врезался в выступ переборки, который появился, непонятно откуда, после очередного поворота. Удар получился неслабый, и если бы не ремни безопасности, больше напоминающие сбрую, таранить бы нам с Димкой лобовой экран. А так ничего, лёгкая встряска с кратковременным потемнением в глазах, да Димкины матюги.
Пока мы приходили в себя, проверяя целостность костей, автоматика проверяла целостность «патиссона». И обнаружила, что повреждён топливоподающий механизм главного привода, и двигаться мы теперь можем только за счёт маневровых движков со скоростью бешеной черепахи.
Никакой катастрофы не случилось, такие случаи нами предусмотрены, и у входа дожидался дежурный «патиссон», готовый к старту в любой момент. Но возникла одна маленькая проблема. Мы ушли от входа так далеко, что дежурная машина, уже вышедшая, кстати, должна найти нас не раньше, чем через двое суток. В жутком лабиринте не существовало прямых путей.
Предстоящее ожидание представилось мне кошмаром, но ничего не поделаешь. О ремонте своими силами не могло и речи идти, осталось найти подходящее место для стоянки. Особого выбора в смысле парковки у нас не было, и Димка, взявший управление, посадил аппарат на тот самый, злополучный выступ. Он представлял собой прямоугольную площадку, на которой после посадки осталось ещё немного свободного места. В переборке чуть выше «причала» я заметил чёрный круг диаметром метра три, не обратив на него особого внимания. Зато внимание обратил Чарли и предложил осторожно:
— Саш, Дим, вы не хотите посмотреть, что там такое чернеет на стене?
— Было бы, на что смотреть, — у меня энтузиазма предложение не вызвало.
Но Чарли оказался настойчив:
— Там поле с очень интересными характеристиками. До сих пор больше нигде не встречалось. Явление, видимо, редкое, стоит присмотреться. Всё равно, вам делать нечего. А?
Эх, что тут скажешь. Я-то настроился бездельничать, быстренько конвертировав недовольство простоем, в незатейливое желание поваляться на диване. Пришлось облачаться в скафандры и выходить наружу. Странно, но на выступе присутствовало, хотя и слабое, поле тяготения, направленное, как положено. Таким образом, на нём можно стоять, не рискуя сорваться в свободный полёт. До чёрного окошка оказалось всего метров десять. Я прилепил к переборке универсальный сенсор, а Димка, остановившись перед черным провалом, вытянул руку и осторожно коснулся невидимой перепонки поля. Ничего не произошло, и он смело шагнул прямо в черноту. Я последовал за ним, ощутив слабое сопротивление разрываемой преграды.
Войдя в комнату, я ещё успел заметить, что Димка стоит, как-то неестественно наклонившись. Но тут же меня оглушило шумом, невероятным по громкости, парализовавшим тело и погасившим мысли. Такой шум бывает в FM приёмниках старого образца, когда нет настройки на радиостанцию. Но тут шум в сотни, может, и в тысячи раз громче.
Когда наступила тишина, я первым делом решил, что перепонки не выдержали, и я оглох, но Димкин голос меня успокоил:
— И что это было? Чарли! Ты куда нас затащил?! Мы тут чуть не оглохли.
— А я-то думал, что вас парализовало, стоите и не двигаетесь. На вопросы не отвечаете. Напугали. А звуков я никаких не слышал.
Ага, а нам, значит, померещилось. Обоим. Недоумение не было долгим. Непонятно откуда, прозвучал шелестящий шёпот:
— Настройка произведена. Прошу указаний.
— Кто это? — вопрос у Димки получился так по-детски испуганно, что я не удержался, хихикнул.
— Что у вас там происходит? Не нервируйте народ, — озабоченно произнес Герке.
— Спокойно, Мирон. У нас тут голоса. Не мешай, вдруг вещие, голоса-то, — спокойно ответил я.
— Всё бы вам шуточки шутить. Ра… — попенял, было, Чарли.
— Подожди, Чарли, — Димка даже притопнул от нетерпения. — Кто с нами разговаривает?
Снова шелест, не голос:
— Система управления контролёра зоны семнадцать. Прошу указаний.
Вспомнилось — «это я удачно зашёл!». Если, конечно, это то, о чём я подумал.
— Ребята, мы, кажется, нашли центр управления чертовой хреновиной. Точнее, терминал. Просит указаний, — бодро доложил Димка.
Мирон всполошился:
— Мы ничего не слышим, у вас там не глюки, случайно?
С максимальной небрежностью, на какую способен, я ответил:
— А тут мысленная связь, говорить необязательно. Что бы такого попросить-то?
— Сделай милость, не мешай, — шёпот, но немного другой, натужный и невнятный.
Я посмотрел на Димку, он хлопнул ладонью себя по грудному щитку скафандра, да, мол, это я…
— Ты тоже так можешь. Попробуй, — его мысленный голос стал заметно увереннее.
Интересно, как «сможешь», если не понятно, что нужно делать? Я попробовал произнести, не разжимая губ — «Димка, ты меня слышишь?», но ничего не получилось. Ответа не последовало, как я ни напрягался. Мысленно плюнув на эту неудачу, решил — «ну и ладно, не больно-то и хотелось».
— Ну вот, видишь, получается, — теперь Диме даже удалось передать интонацию, ехидную.
Я постарался воспроизвести и запомнить то состояние, в котором получился мысленный контакт, и снова позвал:
— А теперь слышишь?
— Слышу-слышу, не напрягайся так. Дальше легче будет. Как ты думаешь, зачем здесь такой терминал?
Пришлось подумать. Потом пришлось подумать ещё, и только я собрался подумать в третий раз, как послышался недовольный, но всё равно очень красивый голос Соломона:
— Если вы будете и дальше молчать, то я обижусь. Больше двух говорят вслух.
— Сол, извини, мы тут мысленную связь осваиваем. Очень, знаешь ли, занятная штука. Ну, при настройке слегка оглушило. Зато мы можем теперь общаться молча. Подозреваю, только в пределах комнаты, но всё же, — зачастил Димка.
XIII
Комната, кстати, выглядела совершенно непрезентабельно. Куб с ребром в четыре метра, голые стены серого цвета, голубоватый светящийся потолок. Пока я докладывал положение дел Солу, Димка успел найти и задать нужный вопрос, мысленно, конечно же:
— Почему нужна была настройка?
— Универсальный терминал предназначен для любых разумных видов. Параметры связи различны. Ваш мозг не был адаптирован для мыслесвязи, отсюда и сильные наводки.
Я заподозрил неладное:
— Ты хочешь сказать, машина, что теперь наши мозги адаптированы? Ты посмела вмешаться без нашего согласия?
— Стандартная процедура. Потребовалось минимальное воздействие на некоторые рецепторы. Если вас не устраивает, могу провести обратное изменение.
Димка поспешно ответил:
— Нет-нет. Всё нормально. Просто э-э-э… процедура оказалась большой неожиданностью для нас.
— Я хочу предложить вашей группе поддержки перейти на штатный канал связи. Мне несколько затруднительно принимать их команды через контроллер подсистемы утилизации отходов.
Ржать показалось неуместным, но сдержаться удалось с трудом. А уж поиздеваться над Чарли сам бог велел:
— Чарли, друг мой, знаешь ли ты правила хорошего тона? Знаешь ли ты, что являться в гости через канализацию, неприлично даже в этой, всеми забытой, дыре?
Безнадёжное оказалось дело — переиграть нашего шутника на его поле. Сугубо официальным тоном он заявил:
— Используемый нами… — последнее слово выделено голосом, — канал является, может быть, и не единственно доступным, но максимально удобен с учётом сложившихся обстоятельств.
— Тебе предлагают главный вход и полный доступ. Не знаю, с каких веников, ты уж постарайся сам выяснить, — нетерпеливо произнес Димка.
Чарли изобразил довольное ворчанье, а через несколько секунд заметил весьма самокритично:
— Ну и дурак же я! Впрочем, это кристы виноваты. Они проход открыли, а дальше всё передали мне. А я, как есть старый хакер, то и полез через… мда. Собственно, это ж не военная база, тут всяк, кто свой, тот и полный хозяин. Ну, то есть, хозяева вы, а мы — группа поддержки. Прикажите дать мне действительно полный доступ, в том числе к архивам и техническим библиотекам.
Я услышал слабый мысленный шорох, Димка отдавал указания гостеприимному компу. Как оказалось, у нас с ним разные каналы доступа, что он говорил, я не слышал, но Чарли подтвердил — доступ есть, и замолк.
— Не желаете ли создать удобную для вас среду обитания? — снова мысленный шелест.
Как обычно, первым среагировал Димка:
— Желаем, — сказал вслух, хотел, что бы и я поучаствовал. — А что ты можешь предложить?
— Всё, что вы сможете отчётливо представить.
Мне стало скучно, никогда не завидовал владельцу волшебной лампы и играться с ней не хотел. Напарник же мой заметно оживился:
— И что, никаких ограничений? Так не бывает.
— Ограничения вы почувствуете сами, при реализации, поэтому нет необходимости излагать их отдельно.
— Эх, ма! — энтузиазм бил фонтаном.
И тут же стены комнаты растаяли. Пляж. Ну конечно, что ещё нужно утомлённому путнику. Белый-белый песок, голубой океан и три пальмы. Когда начал прямо из воздуха возникать шезлонг с определённо женской фигурой, я хотел, было, сказать — хватит, но подумал, что раз уж Димке первым делом в голову идут такие фантазии, то и пусть. Вдруг полегчает ему.
— Знаешь, Дим. Я, пожалуй, пойду, — я обернулся, чёрный провал выхода повис в нескольких сантиметрах над песком.
Димка ответил мысленно:
— Ну и дурак, — он хотел добавить, пожал плечами и откинул шлем.
Я молча удалился. Контраст между океанским берегом и разноцветными внутренностями верфи оказал отрезвляющее действие. Первым желанием было — вернуться и вытащить Диму из ласковых объятий безумия. Но сразу же пришла злость и раздражение, не маленький, пусть сам за собой следит. И вообще, откуда вдруг такой аскетизм? Да и за что мне его судить, пусть отдохнёт, измучили его сомненья. Может, действительно полегчает.
Последнюю мысль я произнёс вслух, Чарли откликнулся сразу, как эхо:
— О чём ты? Не о друге ли своём, часом? Может быть, ты и прав. Ты бы попробовал с ним поговорить по душам, кроме тебя некому.
Вот кого я не люблю, так это психологов, даже профессиональных. А одна из задач тогда ещё бортового компа Большого Друга заключалась в поддержании психологического здоровья экипажа. Ругаться не хотелось совершенно, ответил мирно и, в общем-то, искренне:
— Собирался, несколько раз. Но не могу, чувствую, не получится ничего. Он не хочет по душам.
— Нда. Проблема. Будем думать.
Я как раз открыл внутренний люк шлюза и ввалился в тамбур «патиссона». Выбравшись из скафандра, в одиночку, кстати, непростое занятие, нашарил в нише коммуникатор, спросил:
— Что там Димка поделывает? — спросил и передёрнулся.
Чёрт, скоро начну подсматривать в замочные скважины.
— Э-э-э…
— Извини, сорвалось. Мне интересно просто, там и в самом деле всё настоящее?
Чарли всё понял правильно:
— В основном — мираж, морок, но воздух, вода, даже пальмы — настоящие. Да, он, кстати, перекрыл мне доступ в мир своей мечты.
— Это не мир мечты, а закоулок вожделенья. Чёрт с ним, расскажи, что нарыл.
— О! Тут столько вкусного. Например, я на всякий случай разузнал, как устроена система мыслесвязи, и теперь могу её воспроизвести. Вдруг вам понравится. Как я понял, процесс коррекции рецепторов довольно неприятен?
Вспомнился шумовой взрыв, даже мурашки побежали по спине. Я втиснулся в микроскопическую кабинку здешнего душа, повесил коммуникатор на дверную ручку и посетовал:
— Ты даже представить не можешь, насколько неприятен. Да и какой от коррекции прок? Мы и так можем общаться почти без слов. Так ли уж необходимо иметь возможность разговаривать, не раскрывая рта?
Повисла пауза, Чарли размышлял.
— Понимаешь, капитан, система эта обладает несколько более широкими возможностями, чем ты думаешь. После коррекции ты и Дмитрий можете общаться и без приспособлений. После небольшой практики, конечно. А вообще-то я предполагаю, есть возможность объединять сознания. Полностью. Буквально — любому количеству людей слиться в единую личность. Вот так.
Вот и чудненько. И пусть будет. Очень полезная возможность, но не для меня, грешного. Чёрта с два я пущу кого-то к себе в черепушку, разве что Алёну, да и то, не везде и не всюду. И к другим лезть в душу не желаю. Пусть будет, но для грядущих поколений, может, им, чистым и открытым, такая штука и подойдёт.
И снова, в который уж раз, пришла мысль — а не рано ли я перестал удивляться и радоваться чудесам? А может, и не чудеса это вовсе, а так просто, игрушки для взрослых? Все эти звездолёты, стальные планеты, чтение мыслей на расстоянии — мелочь, мишура, позолота? Может, настоящие-то чудеса в другом? В чём, интересно?
Чарли меж тем продолжал рассказ о раскопках в чужой памяти:
— Чего-то такого особенного, может, я и не нашёл. Но как тебе, например, координаты Олимпа?
— Колоссально, — сказал я вслух, а про себя подумал — скорее бы уж всё закончилось, домой хочу. — Коды ты, конечно, не нашёл?
— Я бы сразу так и сказал. Ты сам подумай, ведь далеко не на каждом земном компе хранится инфа об устройстве этих самых компов. Тот же случай имеет место и здесь. Система распознавания внедрена в конструкцию на уровне, недоступном местному координатору. Опять же по аналогии, совсем не обязательно компу знать формулу пластмассы, из которой сделан корпус. Так что, ищите. Вот починитесь и продолжите. Теперь на правах хозяев.
Я вышел из душа и продолжил укреплять бодрость духа, поглощая походный паёк, а Чарли решил показать репортаж из недр верфи. Единственным, что меня заинтересовало, оказался «конвейер». Или, точнее, его маленький участок, где когда-то новорожденные хранители начинали самостоятельную жизнь. Десятки сиреневых шаров застыли, казалось, на секунду, и в любой момент их цепь, вытянувшаяся на многие километры, готова продолжить неспешное движение.
— Сколько всего произведено хранителей? — спросил я с набитым ртом.
— Восемьсот тридцать семь. И здесь ещё сорок три почти готовы к отгрузке. Координаты назначения я тоже срисовал на всякий случай, но они очень далеко. Фактически, в пределах нашей досягаемости оказался только Соломон.
— Он не говорил, нет у него желания оживить этих? — я по привычке кивнул на экран, забыв, что здесь Чарли меня не видит.
— Ха! Он заявил, что не чувствует необходимости в расширении компании… А что он думает на самом деле, я не знаю.
И тут то же самое — двусмысленности и недоговорённости. Я усмехнулся, вспомнил, каким серьёзным деятелем я себе казался, оформляя бумаги для открытия предприятия. Как же! Бизнес, деньги, наёмные работники, налоги, опять же. Как будто вспоминаешь о школьных проблемах — сочинениях, экзаменах, конфликтах с одноклассниками и учителями.
С пайком покончено, чем бы ещё себя потешить? Правильно, — сказал мой желудок, — спать!
XIV
Больше не буду его третировать за пение — подумал я спросонья, услышав, как Димка старательно фальшивит «Ямаааайкаа!». Дело не в том, что на меня вдруг накатила братская любовь, просто я услышал, как слышит он сам. Паваротти, Доминго и Карерас обрыдались бы от зависти, столько было чувства в душе несчастного вокаломана. Значит, работает эта штука, не ошибся Чарли в выводах. Теперь придётся как-то научиться этим пользоваться, мне совсем неохота делиться внутренним миром вот так — непроизвольно.
Я сосредоточился, позвал:
— Дим, слышишь меня?
Пение прервалось, неуверенный Димкин голос:
— Слышу, если, конечно, это не глюки.
Он просунул голову в кубрик.
— Ты тут? Как это у тебя получилось? — почти отчетливо спросил он, но физиономия говорила о многом, в первую очередь о том, что Димка пьян, как сапожник. И одновременно я узнал лицо Круглого, моего старого друга, весёлое, доброжелательное, немного растерянное.
Я демонстративно принюхался:
— Коньяк? На минуту нельзя оставить одного. Марш спать, говорить потом будем. Мы с тобой теперь телепаты, когда в паре.
— Я не согласен! Верните всё в зад! Я этого не заказывал, — он дурачился, но очевидно, только отчасти.
— Спать, я сказал, пилот Колесниченко.
— Слушаюсь, капитан Кармагин, — дурашливость с него как рукой сняло, но в койку таки рухнул, прямо в одежде.
Он ещё попытался бурчать, но я рекомендовал заткнуться, вышел в рубку и взгромоздился в кресло. Посмотрел на часы — полвторого ночи, оказалось, что проспал пять часов, сбив весь режим. Не особенно расстраиваясь по этому поводу, позвал:
— Чарли, ты где?
— Ну, куда я денусь. Тут я. Новостей особенно интересных нет. Кристы волнуются, проявляют несвойственное им нетерпение. Экипаж спит. Мы с Соломоном пытались просчитать варианты развития событий на Земле после прихода порчи и потерпели неудачу. Сходимость вычислений нулевая, слишком мало данных. Не балуют нас руководители подробностями. Меж тем, есть подозрение, что кризис может быть стремительным и иметь тяжкие последствия.
— Какой кризис? По сообщениям там всё спокойно, тишь да гладь.
— Понимаешь ли, в чём дело. В соответствии с теорией после исключения скрытого воздействия Проекта, кризис становится неминуем, — серьезно ответил Чарли.
— Какое такое скрытое воздействие? Не понял.
— Да элементарно. Правители России и штатов знали, что всё под контролем Фонда, и вели себя спокойно без лишней суеты. Теперь они лишены уверенности, заметь, привычной. За тридцать лет они разучились мыслить самостоятельно, принимать независимые решения некому. Отсюда и увеличение вероятности ошибок управления. Не просчитывается толком ничего. Я запросил прогноз с Земли, но получил в ответ уверения, всё, мол, у нас хорошо, не волнуйтесь, рады вашим успехам, тра-ля-ля.
Что за разговоры посреди ночи? Сказано — всё хорошо, значит, так оно и есть. Папа с мамой тоже пишут, что всё нормально. Осадок, тем не менее, от разговора остался нехороший, появился ещё один повод для тревоги. Я поспешил поделиться:
— Странно мне. Два раза подряд теория Козырева оказалась бессильна. На Шааяссе вы толком ничего не смогли предсказать, а теперь вот и по Земле прогноз не получился.
Чарли, показалось, даже обиделся:
— Говорю же ведь. По обстановке на Земле почти нет информации, а как можно решать задачу не зная условий. То, что я знал перед стартом, устарело, я не присутствовал при переломе ситуации. Я слеп. А на Шааяссе мы как раз просчитали. Возможно, выбрали не оптимальное решение, но теория не позволяет рассчитывать необходимое воздействие по нужному результату. Только методом тыка. Научного.
— Мда… — обычно пустые междометья у меня появляются, если разговор зашёл в тупик, но не в этот раз. — Знаешь что, сделай-ка ты ещё запрос. Серьёзный такой, мол, экипаж волнуется, лучше горькая, но правда, и так далее. Мы всё ж не дети, меня молчание Земли и в самом деле нервирует. Давай, прямо сейчас.
— Готово, — никогда не привыкну к таким скоростям, не по-людски это, когда раз — и готово.
Ответы обычно приходили через несколько часов. Оставшиеся на Земле установки мгновенной связи руководство запускать не решалось, хотя Чарли и установил, что они под запрет не попадают. Перестраховщики. О! Вспомнил:
— Ты мне вот что расскажи. Как блокировать передачу мыслей, или как оно там называется?
— Вот тут я тебе не помощник. Всё зависит от владения собой. Как и обычная речь, мысленная может быть открытой, а может латентной. Могу, конечно, объяснить на популярном уровне, как работает связь, но какой тебе от этого прок. Ведь если ты узнаешь, как работает сетчатка глаза, то не сможешь заставить себя лучше видеть. Так и тут, знания не дают ничего.
— Может тогда, избавиться от подарка? Не нравится он мне, не готов я, — сказал я, сам чувствуя фальшь в словах.
Чарли не согласился:
— Я считаю, наоборот, всем остальным следует пройти процедуру. Быстрее научитесь себя контролировать. А бесполезных умений не бывает. Может пригодиться.
— Что ж теперь, всем сюда тащиться? — меня такая перспектива не обрадовала, мало ли что может случиться.
— Таких терминалов, как ваш, много. Многие расположены недалеко от поверхности… Как? Отправляем экипаж на перековку?
А и то. Что со мной? Пресытился? А вот поздно давать задний ход или останавливаться. Невозможность возврата следует признать и принять за аксиому. Осталось идти вперёд. Знать бы ещё, где перёд. Пришлось распорядиться:
— Хорошо. Свяжись с капитаном Шассом, пусть свозит наших на процедуры к ближайшему терминалу. Ежели кто будет против, ты уж там постарайся быть убедительным.
— Слушаюсь!.. Нет, стоп. Ты меня сбил с пути истинного, я ж могу устроить перековку прямо здесь. Как раз к утру и сооружу систему. В медбоксе.
— Хорошо, действуй, — согласился я, с удовольствием зевнув.
XV
Наутро Димка, как и положено, был хмур, задумчив и неразговорчив, смотрел виновато, пил много жидкости. Слегка оживев после общения с аптечкой, водных процедур и лёгкого завтрака, он молча принялся натягивать скафандр. Я подошел, помог ему облачиться, получил мысленную благодарность, а возле шлюза он обернулся и голосом заверил:
— Ты не волнуйся, я больше пить не буду. Извини за вчерашнее…
— Топай уж. Если б я в тебе сомневался, то хрен бы ты у меня так просто ушёл, — ай-ай-ай, какой дешёвый приём, товарищ капитан! А что делать? Не читать же ему лекцию о вреде алкоголя и правилах поведения в экстремальных ситуациях.
Я постоял в тамбуре, слушая, как Димка проходит шлюз, тронул гарнитуру:
— Чарли, кровь из носу, узнай, чем он там занимается.
— Не понял приказ. Цель и причину не понял, если точнее, — сухо ответил Чарли.
— Я не знаю. Мне самому тошно. Но ты сделай, а моральные аспекты будем изучать после. Хорошо?
Знал я, знал. Провалявшись остаток ночи без сна, я слышал, как проснулся Димка и уловил его первую мысль. В момент перехода к бодрствованию он себя не контролировал. Мысль прозвучала простая, чёткая и ясная. «Этот ничего не заподозрил. До чего ж они наивны» — так вот подумал, проснувшись поутру, мой бывший друг Дмитрий Колесниченко, бывший пилот Большого Друга, бывший человек.
Мне с трудом удалось остаться лежать в койке, не попытаться устроить разборку, не выдать того, что я понял всё. Нет, конечно, я не смог узнать его планов и намерений. Но столько холодной взвешенной жестокости сопровождало эту его коротенькую фразу, что сомнений у меня не осталось — Димка перестал быть собой. Тот, кого я знал, никогда не подумал бы обо мне «этот». Почему я решил, что он перестал быть человеком, объяснить трудно, но мне почудилось, что под «они» подразумевалось нечто чуждое.
В открытую говорить с Чарли я не мог, помощи ждать тоже не приходилось, мне предстояло самому выбираться из ловушки. Димка зачем-то вернулся ночью на борт «патиссона», вроде бы без видимых причин, но ведь не просто для того, что бы запудрить мне мозги, изображая пьяного. Единственное достоверное предположение — он тянет время. Если бы он задержался ещё на пару часов, то я пошёл бы за ним. И мог помешать. А сейчас, получается, времени у меня нет.
Мне на секунду показалось, что схожу с ума и брежу. Померещилось, бог знает что. Умыться холодной водичкой, принять успокоительное, а когда Димка вернётся, вместе посмеяться над идиотской ситуацией. Я бы, наверно, так и сделал, но вовремя вспомнился его мысленный «голос», чужой и полный презрения.
Что мы имеем? Почти неподвижный «патиссон», застрявший в недрах гигантской машины, врага под личиной друга, отсутствие возможности позвать на помощь. Да если бы и была такая возможность, то кто смог бы мне помочь? Ответ — никто. Вот, что значит пренебрегать правилами. Мне очень явственно представился инженер по технике безопасности завода, на который меня распределили после института. Укоризненный взгляд его говорил — «а я ведь предупреждал». Расслабились, чёрт!
Что произошло с Димкой, меня интересовало как-то академически. Я давно ждал, чего-то такого с его стороны. Я, можно сказать, потерял терпенье, ожидая, когда же он прямо заявит своё несогласие с тем, что мы делаем, и предложит свой вариант «как нам обустроить». Что же он нашёл? Или это его нашли?
Я сел в кресло пилота, крутнулся на триста шестьдесят градусов. Позвал:
— Чарли, как дела?
— Он снова блокировал доступ. Подобраться окольными путями не получается. И ещё, странность такая, я всё чаще натыкаюсь на сообщения «доступ закрыт». Такое чувство, что кто-то постепенно закрывает входы в систему верфи.
Странно, почему они не отключили доступ сразу? Не хотят выдавать себя раньше времени? И кто такие «они»? Зато выходит, что время у меня ещё есть. Круглый, Круглый, что же ты задумал?
— Запасная машина далеко? — спросил я.
— Я немного оптимизировал маршрут, «патиссон» будет у вас через несколько часов. Ты мне скажешь, что происходит?
И тут я допустил ошибку, которую по счёту, даже вспоминать лень. Вместо того, чтобы прикинуться ничего не подозревающим самоуверенным придурком, я задержался с ответом, а потом ляпнул:
— Нет, не сейчас.
В этот момент на обзорном экране вместо надоевших внутренностей верфи возник Димка. Вернее, его лицо, странное, как будто нарисованное или, скорее, синтезированное на компьютере не слишком прилежным художником. Так оно и оказалось, когда он заговорил, стали заметны ошибки в артикуляции:
— Ну, спасибо. А то я хотел сам у тебя поинтересоваться — понял ты, что случилось, или нет. Значит, понял, — Димка говорил спокойно, совсем без эмоций, как, может быть, никогда раньше и не говорил.
— Ну, если честно, то не понял я ничего, кроме того, что у нас неприятности. Давай, выкладывай, враг мой, — я постарался быть столь же невозмутимым.
Улыбка, как гримаса, исказила лицо на экране:
— Наконец-то дошло до тебя, о, великий праведник, что мы враги. Давно враги. Я понял тоже не сразу, — он помолчал, а когда я открыл рот, что бы прервать паузу, неожиданно продолжил: — Знаешь, когда это произошло?
— Ну?
— Ты не нукай, а слушай. Я всё понял, когда Алёна пришла к тебе. Невзирая на. Просто взяла и прошла все кордоны, только чтобы быть с тобой.
— А началось с того, что капитаном выбрали не тебя, а Сашу? — словно невзначай вклинился Чарли.
— Ты хоть тут не лезь, жестянка. Я тебя отключу на время, не возражаешь? Правильно, кто ж тебя послушает, даже если ты и возражаешь, — с издевкой проговорило изображение на экране.
Я растерялся, то, что он говорил, не укладывалось в голове. Надо постараться взять себя в руки. Не успел я так подумать, как Димка отреагировал:
— Да, ты уж постарайся держать себя в руках и не думать так громко. До сих пор как-то у тебя получалось.
— Чего ты хочешь? — спросил я, не выдавая эмоций.
— Уже ничего. У меня всё есть, спасибо, — ехидно ответил он. Продолжил серьезно: — А ежели чего понадобится, так я и сам возьму. Мне сделали предложение, сам понимаешь, я не смог отказаться. Это тебе не какой-нибудь вшивый Проект, это, брат, настоящая сила…
— К чему тогда разговоры? — сдерживая рвущийся крик, поинтересовался я холодно.
— Хочу, чтобы ты знал. Ты всегда раздражал меня своей правильностью. «Так нехорошо», «несправедливо», «я этого никогда не подпишу» — твои любимые фразы. Хотел быть святее папы, но, что интересно, и сам не отдавал себе в этом отчёта. Поэтому я и говорю — праведник. В тебя влюбилась лучшая девчонка из тех, что я встречал, а ты отвернулся от неё, мол, молода больно. Я несколько лет не выпускал её из поля зрения, всё ждал, когда же она меня заметит. А она замечала тебя одного, а когда ты счёл её достаточно взрослой, тогда пальчиком поманил, и всё. Она готова была за тобой на край света. И ведь пошла! И всегда у тебя всё по-настоящему, всё всерьёз. Всегда у тебя всё получалось. Я поэтому именно тебе предложил заняться бизнесом, а не кому-то ещё. Женщины относились к тебе всегда очень серьёзно, а ты жаловался вечно, что у тебя с ними проблемы, — бесстрастность его постепенно переходила в истерику. — Да все! Все ставили тебя на первое место, смешно сказать, даже дед мой и тот тебя уважал больше, чем меня. В пример ставил. Я всё не мог понять, почему так. Ведь у меня даже ай-кью выше твоего…
Я рассмеялся:
— Откуда ты об этом знаешь? Я, например, даже свой никогда не определял.
— Вот именно! — крикнул он. — Тебе всегда безразличны такие мелочи. Подумаешь, кто-то умнее! А я понять хотел, почему я всегда и везде второй. Наверно твой железный друг прав, началось всё с того, что ты оказался моим командиром. До того момента сохранялась хотя бы видимость паритета. Хотя, нет, врет он. Ты и после продолжал оставаться вечно сомневающимся, неуверенным бульдозером. И не спорь, потому что ты и есть бульдозер. Если чего захочешь, то хрен тебя свернёшь.
Мне надоело слушать эти излияния, я тихо посочувствовал психоаналитикам. Сказал сочувственно:
— Так что ж ты молчал-то столько лет? Мог бы и друзей себе найти таких, которые нравятся. Ты что, мазохист скрытый?
— Дурак ты, Кармагин. Мало ли что, что ты меня раздражал. Я ж тоже, как и многие, уважал тебя. А вот ты даже не утруждал себя вопросом «а как ко мне относятся люди». Ты просто делил их на тех, кто тебе нравится, а кто нет. Но вот во время экспедиции ты уж развернулся! Как же! Судьбы целых планет оказались в твоих руках.
— Веришь, нет. Только и мечтаю о том, как бы эту работёнку свалить на кого-нибудь, — пожаловался я искренне.
— Так и отдай её мне, — он испытующе уставился на меня с экрана. — Что молчишь? То-то! Не отдашь, потому что считаешь, что один ты знаешь, что нужно делать. Ты, может, и отдал бы, кабы знал, что всё будет по-твоему. И в этом ты весь. А я вот не согласен с тобой и с умниками из Проекта. Не нужны людям, подавляющему большинству из них, никакие такие сверхвозможности. Да и к чему они приводят можно понять, если посмотреть на пример олимпийцев. Величайшая раса, конгломерат лучших представителей многих рас. И что с ними стало? А выродились они, скатились вот до такого убожества, как эта верфь. Наелись могущества по уши. Ты хочешь повторить путь? Чёрта лысого тебе! Я пытался тебя отговорить, так ты даже слушать не захотел, а теперь всё, я не позволю. Всё будет так, как я пожелаю. Мне нужно время на обдумывание и на изменение себя. Но ты знай, скоро я начну действовать, и не стой у меня на пути.
Все-таки он меня разозлил.
— Зачем тебе это? Ты же не человек. Уходи, занимайся своими делами. Зачем вмешиваться в наши дела?
— Неправда! — снова перешел он на крик. — Ни что человеческое мне не чуждо, хотя, я и не просто человек. Эта хитрая машина предложила мне такие возможности, что тебе и не снились. И это лишь начало. Кроме всего прочего я хочу увидеть, как ты потерпишь неудачу, как потеряешь всё, как превратишься в ничто. Очень, знаешь ли, хочу увидеть твою реакцию на проигрыш, полный и окончательный.
Эх, Дима. Оставался бы ты тогда на даче водку пить.
— Значит, убивать ты меня не собираешься, — полуутвердительно прокомментировал я. — И все, что собираешься сотворить, — личная месть мне? Не находишь, что масштабы несопоставимы? По-моему у тебя слегка поехала крыша, головокружение от успехов, как сказал бы один исторический деятель.
— Вот уж нет. И не пытайся убедить меня в моём безумии, — успокоился он, по крайней мере, внешне. — Я не больший псих, чем ты и твой экипаж. Мы вышли за рамки нормы, и к нам неприменимы обычные мерки. Нет, Саша, это не месть. Просто я потерял зависимость от тебя и утратил некоторые иллюзии, которые, подумать только, ещё вчера считал незыблемыми законами. Не понимаешь ты меня. Если я говорю, что хочу посмотреть на твоё поражение, то мои слова не значат ничего, кроме того, что я сказал. Я узнал и испытал многое и в результате получил возможность не отказывать себе в мелких радостях. Считай, что мной движет каприз.
Ему почти удалось убедить меня в том, что я виновен во всём случившемся. Заставил, принудил делать то, что противоречит его убеждениям. И бедному подневольному существу ничего не оставалось, как только заделаться монстром, лишённым тормозов морали.
— Так, говоришь, вышел за рамки? Встал над толпой и над законом? Зря ты это сказал, я ведь поверил, — сказал я, не скрывая угрозы. — И зря ты меня не убил. Помнишь, как ты сказал «рвать буду с особым цинизмом»? Я тебе цинизма не обещаю, но лучше ты мне не попадайся, — зачем я ответил, не знаю, злость плохой советчик.
Он рассмеялся, изображение задёргалось, лицо стало терять человеческие очертания.
— Ты ещё и грозишь мне? Вот уж точно, безумец. Пойми, мы теперь в разных весовых категориях. Лучше будет, если ты примешь поражение сейчас и не дашь мне возможности наблюдать за твоей агонией. Для тебя лучше. Но ты, конечно, не согласен принять мои условия и будешь бороться до конца. До своего конца, я тебя уверяю.
— Слушай, ты, кто ты там теперь есть такой. Оставь нас с нашими проблемами, тебе нет до них дела, ты просто этого ещё не понял. Или вернись к нам, стань человеком, — предложил я без всякой надежды.
— Так это ж твоя мечта. Чтобы люди, как боги. Но осуществил её не ты, а я. Что, зависть тебя грызёт? — он, казалось, искренне недоумевает.
— Я никогда не мечтал превращать людей в параноиков. Да и сам не собирался, — я тоже успокоился, поняв, что говорит со мной не Круглый. — А главное, я не стремлюсь навязывать свою волю, исходя из каких-то своих потребностей, я просто делаю то, что считаю нужным в силу необходимости. Обстоятельства так сложились, — я выбрался из кресла, размял ноги. — Ох, и утомил ты меня. Давай заканчивать. Видеть тебя больше не могу. Димку я помню, он мой друг, но он погиб, не хватило сил. А тебя я не знаю, и ты мне не нравишься. Давай, закругляйся, говорилка чёртова.
Изображение вновь стало чётким.
— Да, я ухожу. Здесь нет того, что мне нужно. Предупреждаю, я дал приказ верфи на самоуничтожение. У тебя есть двое суток, чтобы унести ноги. Отсчёт пошёл, до встречи, праведник.
XVI
Экран моргнул, на нём снова появилось изображение опостылевших переборок верфи. Я не ответил на прощание. Димка погиб. Это я осознал только что. Погиб друг, часть меня. Не важно, что там наговорило спятившее чудовище, к моему другу оно не имело отношения. Да, за время экспедиции я несколько раз думал, что потерял его, но Димка возвращался, несмотря на разногласия и взаимное недовольство. А теперь его не стало. Тогда я сделал то, чего не допускал раньше, считая такие вещи чересчур пафосными. Я поклялся сам себе, что не допущу впредь такого, потому что очень больно, когда друзья уходят.
Когда в кабине раздались голоса Чарли и Ивана, а чуть позже и Алёны с Мироном, я с удивлением обнаружил себя сидящим в кресле. Как сел, не помню, сколько просидел, не знаю.
— Саша, отзовись, наконец. Я же вижу, что канал работает. Саш! — настойчиво твердил Чарли.
Они бы ещё долго могли галдеть, но тут кто-то сообразил подать сигнал тревоги. Звук громкий и противный, как от циркулярной пилы.
— Слышу вас. Жду бот, готовлюсь к эвакуации. Рекомендую диску обеспечения быть готовым к прыжку незамедлительно после моего возвращения, — медленно приходя в себя, выговорил я.
— Значит, Дима… — голос у Алёны дрожал.
— Да… Думаю, Чарли и Соломон смогут объяснить, что произошло. Я разговаривал с тем, что… в кого превратился Димка. У нас неприятности, через два дня верфь будет уничтожена, — я нашёл силы усмехнуться. — Мужайтесь, худшее впереди.
Мирон невпопад сообщил:
— А у Димки завтра день рожденья, тридцать семь…
Алёна всхлипнула, повисло гробовое молчанье. Его нарушил Соломон:
— Зарегистрировал переброску груза по координатам Олимпа. Как думаешь, капитан, это он?
— Да, очевидно. Попробуйте остановить компьютер верфи. Без неё мы лишимся последнего средства от порчи. Сейчас он предоставлен самому себе, может быть, снова пойдёт на контакт. Хотя я сильно сомневаюсь.
Алёна справилась с собой, спросила:
— Что он тебе сказал?
Ох ты, боже мой! Чего он мне только не наговорил. Я ответил:
— Сказал, что станет супером, и всех победит. В общем, до сих пор у нас не было принципиальных соперников, а теперь есть. Наполовину сумасшедший супермен, который знает о нас всё. А теперь он, значит, обосновался на Олимпе. Логично.
— И что будем делать? Комп не отвечает, глухо всё, такое чувство, что он его попросту отключил, большинство цепей выглядят мёртвыми, — понуро проговорил Мирон.
Люблю я этот вопрос! Что делать? С детства, со школы. Если он прозвучал, то дело дрянь.
— Действуем по плану бэ, — буркнул я.
— Не понял, — до Чарли шутка не дошла.
— Это ты просто фильмов не смотрел никогда, — сказал я, стряхивая оцепененье. — В общем так. Пока думаем. Я выбираюсь наружу, если ничего к тому моменту в голову не придёт, действуем по обстоятельствам.
— Если не знаешь, куда идти, иди вперёд, — на этот раз к месту процитировал Герке и добавил, словно зная мои мысли: — Знать бы ещё, где он, перёд.
Так мы и просидели за разговорами до тех пор, когда к борту моего «патиссона» причалил спасательный. Я перешёл на него, запустил программу автопилота, проверил — успеваю. Попробовал думать, не получилось, никаких выходов из ситуации не просматривалось. Так промаявшись полдня, наконец, вспомнил:
— Чарли, что тебе ответили с Земли по поводу прогноза?
Чудо чудное! Чарли попытался соврать и не смог:
— Да так, глупости всякие… Вот.
— Не понял, ты что, скрываешь от меня информацию? Выкладывай, — подпустил я в голос строгости.
Чарли промямлил:
— Да, прислали прогноз. Никудышный он, совсем плохой. А что самое хреновое, кризис начался и развивается очень быстро… В полном соответствии с прогнозом.
Абзац. Шутки кончились.
— И что там, в конце того прогноза?
На этот раз он ответил без запинок:
— Гибель цивилизации.
Вот так вот, просто и сказал — гибель.
— Срок? Говори всё, не заставляй тянуть клещами.
— Осталось меньше года, и порча тут не причём. Всё рухнуло в одночасье, когда штаты решили оттяпать весь Аравийский полуостров. Нефть-то, оказалось, будет ещё долго нужна. Наши выступили с протестом. Ну и, понеслась катавасия. В России введено чрезвычайное положение, аналогично в штатах, в Европе, в Китае. Это война, Саш. Я не хотел говорить, слишком много и сразу как-то случилось… Извини.
— Глупости, я понял. Теперь можно переходить к плану бэ, — не хотелось демонстрировать эмоции, слова получались сухими, как бумага. — Проси помощь у Шааясса, мы идём к Земле. Рассчитай примерный график движения. Проект пока не ставь в известность. После сообразим, как вести себя с ними. С этого момента мы им не подчиняемся, действуем по собственному усмотрению. Если у тебя есть возражения, говори, чтобы после не возникало поводов для споров. Лучше решить всё сейчас.
После минутного молчания он спросил:
— Я не понял, почему ты не хочешь, чтобы на Земле знали о том, что идёт помощь? И ещё, надо бы посоветоваться с остальными.
— А разве нас не все слышат? — удивился я.
— Слышат все, но ты сказал «если у тебя есть возражения», — он сделал ударение на «тебя».
— Извините, ребята, оговорился, — смутился я. — А Проект я не хочу вмешивать просто по причине их недееспособности. Почему они скрыли от нас результаты прогнозов? Мы могли бы послать помощь раньше. Значит, они её боятся и не желают. Такие вот рассужденья.
— Саш, в чём же будет заключаться помощь? Что может флот шааян, кроме как воевать? — Иван недоумевал.
— Вот именно. Ты слышал про миротворцев? Шааяне силой оружия остановят бойню. Если согласятся, конечно. Соломон, может быть, тебе заняться этим? Используя авторитет.
Сол ответил коротко:
— Согласен. Я ушёл к Шааяссу. До связи.
Почти хором мы ответили:
— Счастливо!
Мирон сначала произнес «м-ээм», прокашлялся, спросил:
— Капитан, скажи-ка, ты ведь заранее готовился к такому повороту? Ну, я о ситуации на Земле.
О, кажется, меня хотят определить в пророки.
— Нет, Мирон, экспромт. Да и что ж такого я придумал, сногсшибательного? Всё напрашивается само.
Ответил Иван:
— Дело тут не в сложности, а в уверенности… Мда.
— Ребята, я отдохну, пожалуй, — сказал я, отворачиваясь от экрана. — Устал я. Делать мне пока нечего, так хоть поваляюсь впрок, и вам советую развеяться. У нас ещё много работы впереди, — не дожидаясь ответа, я прервал связь.
Люди взрослые, поймут. Я действительно не мог говорить, равно, как и выслушивать других. Не было той усталости, что валит с ног, просто наступило пресыщение мыслями, своими, чужими, умными, глупыми, всякими. Осталось всего одно желание — забыться, лежать, именно лежать, и не думать, не слышать, не видеть. Чем я и занялся, да так успешно, что не заметил, как опять уснул.
XVII
Пробуждение напомнило те времена, когда я обязан был ходить на работу в соответствии с кем-то составленным дурацким расписанием. Точно так же не хотелось открывать глаза, потому что знал, за этим последует опостылевшая еда, общественный транспорт с его прелестями, опостылевшее рабочее место, а в конце дня — усталость и скука. Давно забытое ощущение было столь острым, что я в первый момент даже попытался отключить будильник, и с запозданием сообразил, что не будильник звенит, а сигнал связи. Меня вызывает Чарли.
Я машинально глянул на часы, половина восьмого. Хорошо поспал, на Друге, наверно, просто устали ждать моего пробужденья и решили помочь в трудном деле. Видно, сон скоро станет последним прибежищем и способом отгородиться от проблем.
Как же по-детски выглядят наши потуги одним махом решить все проблемы. Как мало мы ещё знаем и можем и как многого не знаем. Наша экспедиция — сплошная череда просчётов и глупых ошибок. Проект, созданный для спасения, стал причиной грядущей катастрофы. И всё опять зависит от горстки людей, волей случая, оказавшихся в центре пересечения сил.
Такие вот возвышенные стенания мог услышать тот, кто не поленился бы прочесть мои мысли. Гарнитура долго не желала правильно утвердиться на голове, но всё же сдалась, и я услышал, как Чарли отвечает кому-то:
— Ну, спит человек, чего зря волноваться-то. Живой он и здоровый, вон, могу телеметрию показать.
— Отставить телеметрию. Докладай, что случилось, — голос хрипел, пришлось откашляться.
— О! Я же говорил. Ты не простыл там случайно? Тут Алёна беспокоится о твоём здоровье.
— Всё нормально, сам знаешь. Здравствуй, Алёна. Как вы там? — сказал и тут же обругал себя, не мог что ли как-нибудь поласковее. Хотя, она знает, что не идут мне на язык всякие там солнышки, киски, зайки.
— А что нам сделается, — ответила моя Алена. — Ждём тебя, Соломон договорился с шааянами. И ещё, я люблю тебя, Саша.
— Кхм, — с громким щелчком Чарли демонстративно отключился.
— А я тебя. Алёнушка, подожди, я скоро. Ты знала, что Димка… тоже… что он влюблён в тебя?
Я услышал ее дыхание.
— Догадывалась, но он ни словом… никак не показывал. Это всё из-за меня? Прости…
— Прекрати, — попросил я. — Если и есть виноватый, то только я. Всё из-за того, что он остался в этом чёртовом иллюзионе. Что там произошло, мы, может быть, никогда не узнаем. Он допустил в себя нечто, что изменило его. Это наша, моя ошибка, надеюсь, последняя.
— Он был большой и добрый… — голос её дрожал.
— Он был моим другом. И хватит пока, у нас ещё будет время вспомнить Димку. Помянуть. Да?
— Да…
— И пни, пожалуйста, Чарли, — резко сменил я тему. — Пусть расскажет подробно, до чего договорился Соломон, да и его самого хотелось бы услышать.
Чарли выпрыгнул в эфир, как пресловутый чёртик:
— Значится, так. Шааяне готовы отдать нам под командование почти весь свой флот, более четырёх тысяч кораблей, если вместе со стоццами. Предварительно необходимо забросить на их промежуточные базы чёртову уйму топлива, хорошо хоть, его на Колыбели целые залежи. На орбите, ну, ты в курсе.
— Какие базы, поясни, — попросил я, недовольный собственной тупостью.
— Не могут их диски без дозаправки дойти до Земли. Поэтому они понастроили заправочных станций.
— Но ведь сами-то они доберутся через несколько лет. Я думал, их Сол будет пулять, — снова не понял я.
Чарли, как обычно, принялся изображать терпеливого педагога:
— Видишь ли, Соломончик наш тоже не всесилен. Такую прорву кораблей он будет, как ты выразился, пулять очень долго. Вот мы и придумали способ. Он пробивает канал… Ой, грубо это и очень приблизительно, ну да, ладно. А шааяне вдоль канала идут на своей тяге, так у них дальность прыжка увеличится на пару порядков, но топлива уйдёт почти столько же. Тут была проблема в синхронизации, но мы её решили. Мирон всю ночь не спал и придумал. Есть у вас, у людей, нечто такое, чего у нас, у меня и у Сола, нетути. Мне бы такое никогда в голову не пришло.
— Ничего удивительного, как раз головы-то у тебя и нет, — кривовато пошутил я и удивился про себя собственному катастрофическому отупенью.
— Это расизм, — наконец-то прорезался и Сол. — Но над твоими словами стоит подумать. Приготовления займут не менее месяца. Флот, хотя и находится в состоянии постоянной готовности, но не к дальним экспедициям. Идти к Земле будем ещё три месяца. Вы на Друге можете стартовать сейчас, мы вас догоним где-то на середине пути, дальше пойдёте синхронно со мной.
Смутная мысль кралась где-то по задворкам сознанья, я даже снял гарнитуру, чтобы не спугнуть её. Ага, попалась.
— Чарли, что ты там говорил насчёт нового привода? Сколько нужно времени на его выращивание?
— Ты же запретил… Двое суток, с подготовкой и с контролем всех этапов, приблизительно неделя, — радостно сообщил Чарли.
— Вот и хорошо. Как только я буду на борту, уходим на Шааясс и приступаем, — успокаиваясь по поводу своих умственных способностей, сказал я и добавил: — Нам нужен новый движок.
— Капитан, я знал, что ты не удержишься. Сол мне должен теперь, мы поспорили, — удивил меня Чарли. Ну, дают, сапиенсы. Мне еще азартных игр не хватало.
— А на что спорили-то? — для проформы спросил я.
Как всегда, неподражаемым голосом, ответил Соломон:
— У нас, у девочек, могут быть свои секреты?
— Могут. Но я всегда думал о вас, как о мальчиках. Ну да, ваше дело.
Вот чудо, оба засмеялись:
— Это образное такое выражение. А так, конечно, мальчики, — пропели они хором.
Чарли перешёл на серьёзный тон:
— Кристы хотят идти с нами. Я счёл возможным их проинформировать. Скорость им позволяет. Говорят, что смогут быть полезными. Думаю, они пересмотрели планы на наш счёт, теперь порча снова наша общая проблема надолго. Думаю, они не хотят терять союзника.
Началось! Временные союзы, друзья по расчёту, чёрт бы побрал эту дипломатию.
— Хорошо. Зови. Глядишь, и вправду пригодятся, — я потрогал щетину на подбородке. — А я пока пойду умоюсь.
XVIII
В который раз за время скитаний мне хотелось воскликнуть — как хорошо дома! С момента прибытия прошло почти двенадцать часов, а я всё никак не мог привыкнуть к вновь возникшему ощущению защищённости и надёжности. Большой Друг в свободном пространстве, это вам не какой-то там «патиссон» в недрах чужого монстра, готового к тому же взорваться.
Не задаваясь вопросом «зачем?», я решил дождаться момента, когда верфь запустит программу самоуничтожения. Может быть, в глубине души я надеялся, что Упырь напоследок «пошутил», и верфь останется цела. Упырём того монстра, что был когда-то Димкой, окрестил незатейливо Иван.
Минута взрыва наступила и истекла, ничего не происходило, даже Чарли с его сенсорами ничего не уловил пока. Надежда моя всё росла, но тут прозвучало:
— Внимание! Началось.
Друг расположился на безопасном расстоянии от верфи и приготовился в любой момент уйти в прыжок, всё же мы ни разу не присутствовали при гибели целой планеты, пусть и искусственной. Неподалёку от нас зависла троица кристов. Шааяне своим ходом отправились домой. Свет от верфи доходит до нас с задержкой в две минуты, поэтому на экране пока ничего не заметно. Верфь медленно плывет на фоне звёзд, огромная, ощутимо тяжелая.
Рядом с «реальной» картинкой Чарли запустил реконструкцию по данным сенсоров. На ней сфера выглядела немного сплюснутой. Постепенно деформация увеличивалась, впечатление такое, будто резиновый мяч сдавили огромными щипцами. В тех местах, где щипцы соприкасались с поверхностью мяча, образовались две воронки. Чарли прокомментировал:
— Воронки — это действительно нечто вроде смерчей. Их острия соприкасаются друг с другом. Вращаются они в разные стороны, скорость на краях превышает тысячу километров в час. Соломон, я говорил тебе, это не металл! Какая-то очередная загадка. Шааяне сколько ни пытались, не смогли взять пробу. Неизвестное состояние материи. Мне неизвестное.
Тем временем сфера плавно трансформировалась в тороид, диаметр которого оказался в четыре раза меньше, чем вначале у верфи. Наружный диаметр «бублика» стремительно сокращался, внутренний же увеличивался. И вот вместо верфи перед нами оказалась тоненькая нитка окружности, ещё миг, и не стало ничего. Общий вздох прокатился по рубке, в последнюю минуту я перестал даже дышать.
Вот тебе и взрыв, вот тебе и шутки. Первым заговорил Соломон:
— Чарли, зафиксировал? — уж для чего он дублировал голосом, то дело тёмное.
— А смысл? Всё записал, но ничего не понял. Что это было? — приуныл наш всезнайка.
— Хотел бы я знать, — не отставал от него Сол. — Возможно, демонстрация силы. А может, просто стремление не оставить никаких следов. После любого взрыва остаются обломки, мы могли что-нибудь этакое раскопать. А так, получили пустое место.
Из нас четверых лишь Мирон занимался делом, в лихорадочном темпе прокручивая только что полученные данные. Иван сидел, задумчиво поигрывая десантным ножом, вот чудеса, никогда не замечал у него страсти к холодному оружию. Алёна, казалось, полностью ушла в себя, но моментально почувствовала мой взгляд, обернулась, в глазах вопрос.
— Что дальше, капитан?
— Идём к Шааяссу, юнга.
За что в частности я полюбил шааян, так это за их способность к организованным действиям. На Земле эталоном собранности принято считать немцев. Так вот, шааяне дадут им огромную фору во всем, что касается дисциплины и порядка. Когда Большой Друг завис на геостационарной орбите Шааясса, там полным ходом шла погрузка. Длиннющие вереницы дисков опоясали планету подобно ожерельям, с поверхности к ним то и дело подходили грузовики со снаряжением. К нашему приходу полностью укомплектовали порядка ста экипажей, корабли дожидались на внешней орбите системы Шааясса.
Чарли после короткого совещания с Соломоном заявил, что наше участие в таком сложном процессе может отрицательно сказаться на результате.
— Поэтому… — сказал он за завтраком, — предлагаю перейти к самоусовершенствованию. Все желающие могут посетить медбокс и пройти процедуру коррекции центральной нервной системы. Дабы получить возможность общаться без телефона. Гы! Не знаю, зачем вам нужна такая связь, но капитан рекомендует. Правда, Саш?
Не мог я вспомнить, когда успел порекомендовать, но спорить не хотелось, и я подтвердил:
— Думаю, не повредит.
— Хорошо, — обрадовался провокатор. — А после займёмся приводом. Так что Соломону придётся задержаться.
Иван поинтересовался, подозрительно рассматривая кусочек бифштекса:
— Куда это он собрался?
— На Колыбель, естественно. За топливом для дисков. Будет Соломоша работать бензовозом. Но сначала поможет мне отрастить движок.
— За едой о делах говорить — здоровью вредить, — Мирон хлебнул минералки, продолжил: — Но раз уж начали, давайте вредите дальше. Что нам даст возможность общаться мысленно, кроме, хе, радости человеческого общения в извращённой форме?
Мы с Чарли хором протянули:
— Ну…
Три пары глаз уставились на меня вопросительно. Мирон подытожил:
— Как и было сказано, веских причин нет. Но я согласен, мне интересно. И завидно, глядя на капитана.
Алёна откинула со лба чёлку, прищурилась:
— А мне интересно будет узнать, что там, в голове у капитана, творится.
Я демонстративно поёжился.
Иван, показав выучку настоящего самурая, заявил:
— Как скажете. Всегда готов приобрести что-нибудь полезное, — подумал. — Тем более, на халяву.
— Халявы не обещаю, довольно неприятный процесс, как будто… — я не смог придумать сравнения. — Сами узнаете, ничего подобного я не слышал.
Соломон задал неожиданный вопрос:
— Саша, меня очень интересует такой вот вопрос. Почему ты согласился на новый привод для Большого Друга?
Подумаешь, секрет!
— Есть у меня желание взглянуть на Олимп вблизи.
Нельзя сказать, что тишина наступила полная. Иван сопел, уткнувшись в тарелку, Мирон барабанил пальцами по столу, но высказываться никто не спешил.
— Ну, и что молчим? — такой реакции я не ожидал.
— Я не смогу вас сопровождать, — явно сожалея, ответил Сол. — Для меня перестройка привода невозможна… пока что.
Алёна высказала общую мысль:
— Зачем нам нужно на него смотреть? Там наверняка опасно, уж свою-то планету олимпийцы наверняка защитили… а от чего, собственно?
— Вот именно! — обрадовался я неожиданной поддержке. — Я так думаю, что подходы к ней свободны. Андрей, правда, не советовал туда соваться, но мы и не будем садиться, так просто, посмотрим.
Иван наконец разделался с бифштексом и, утирая губы, спросил:
— И всё же, для чего? Неохота лезть к чёрту в зубы из простого любопытства, — чинно так отложил салфетку и уставился на меня глазами чистыми, аки у младенца.
Что меня интересовало на Олимпе? Конкретно — ничего, просто я хотел видеть, с чем нам придётся иметь дело. В том, что Упырь нас найдёт и предъявит счёт, я не сомневался. Посещала даже мысль уничтожить планету, но в успех такой акции я и сам не верил.
— Скажем так — я хочу взглянуть на главного врага. Если кто не понял, что враг там, на Олимпе, и он именно главный, то самое время принять это за аксиому. Может быть и бесполезный шаг, может даже, опасный, но я хочу рискнуть. Можем решить вопрос демократически. Голосуем?
Иван едва не поперхнулся томатным соком.
— Ты что, командир? Как скажешь, так и будет, — он посмотрел на Герке. — И ты, Мирон, тут воду не мути.
Мирон, не ожидавший такого коварства, тем не менее, не растерялся:
— Нет, вы таки посмотрите на этого шлемазла, сначала он сказать пустой вопрос, а потом кажет пальцем на старого Герке, — он перевёл дух. — Я-то как раз категорически «за».
Чарли промолвил скороговоркой:
— Хочу заметить, дабы успеть не остаться в меньшинстве. Куда скажете, туда и пойду. Всё равно, надо же будет провести испытания.
Алёна смотрела на нас со всё возрастающим весёлым любопытством, наконец сказала:
— Пацаны вы все. Глупые, но симпатишные. Повезло мне с компанией, просто, сборище экстремалов.
Даже Сол пробурчал растроганно:
— Не, мужики, вы точно психи. Но кабы не ноги, я бы с вами пошёл.
Камень с души упал, но только один. Легче стало, но ненамного. Нагнав строгости в голос, поинтересовался:
— Все позавтракали? — суровым взглядом обвёл экипаж. — Тогда, марш на модернизацию. Через час проверю.
XIX
То, что «модернизация» прошла успешно, я понял ещё до того, как отправиться в медбокс. Мы, я, Чарли и Соломон беседовали о возможных вариантах развития событий в окрестностях Олимпа. Из рубки открывался великолепный вид на Шааясс, я даже несколько отвлёкся от разговора, но тут услышал знакомый «шёпот»:
— Саш? Чарли сказал, что ты меня услышишь.
— Алёна?
— Ага. Остальные пока пытаются разобраться в ощущениях. Чарли, а ты нас слышишь?
Мысленный голос нашего друга ничем не отличался от обычного:
— Ещё бы! Я, да не слышал бы вас. Уж о себе-то я позаботился в первую очередь. Ну, как впечатления?
— Кажется, что это у меня было всегда. Здорово! А на каком расстоянии действует такая связь? — Алена исполнилась энтузиазма.
Показалось, Чарли даже обиделся:
— Ничем вас не проймёшь, дети своего времени. Расстояние небольшое, несколько километров — максимум. Но вы пока не всё испытали, я Саше говорил.
Мне стало не по себе — вдруг Алёна захочет «испытать всё»? Нет, не сейчас, не в этой жизни! К счастью она поспешила успокоить:
— Мы ещё успеем. Правда, Саша?
— Да, верно, — а сам подумал «задней мыслью» — а чего мне скрывать? В общем-то, и нечего.
Молча «заголосил» Иван:
— Да! Я знал, что будет класс! Мирон, ты меня слышишь, старый ты хрен… Ой.
— Вот! — Герке торжествовал. — Я всегда говорил, что в голове военного больше одной мысли не помещается, всё сразу выходит наружу. А за хрена ответишь! Дай из койки выбраться.
— Вах! Баюс-баюс. Извините, о мудрейший, сорвалось. Оказывается, тут контролировать себя гораздо сложнее. Ничего, научусь.
Я подавил желание присоединиться к общему гвалту и спросил голосом:
— Соломон, а почему в твоём арсенале не было таких корректоров? Ведь мысли-то ты читать умел.
— И не только мысли, но и память. А о возможности прямого общения даже не знал. Такого нет даже среди запрещенных технологий. Странный пробел в знаниях. Не понимаю…
Чарли вклинился и прервал его самокопания:
— У меня сообщение от кристов. Кхе. Они изъявили желание включиться в наш общий канал связи, хотят, как Соломон, быть всегда рядом.
Вот уж новость, так новость. Совершенно не понимаю, как относиться к изъявленному желанию. Послать подальше — неудобно, вроде бы союзники. А подключить их к нашим внутренним каналам — всё равно, что поселить малознакомых людей у себя дома. Да и не людей даже, а существ больше похожих на термитов по образу жизни и смахивающих внешностью на амёб. Даже шааяне всегда соблюдали дистанцию, никто из них не напрашивался в друзья, а мы особенно и не приглашали.
— Они причину какую-нибудь имеют для такой просьбы, или так просто, «пожелали», — весьма своевременно поинтересовался Мирон.
— Говорят, хотят быть максимально полезными, — Чарли сделал паузу. — И я им почему-то верю.
Мы привыкли к тому, что достаточно кого-то позвать, и где бы он ни находился, ответ последует незамедлительно. Сложной машинерией заведовал Чарли, вернее, какая-то часть его. И что теперь? Да ничего особенного, просто кристы в любой момент смогут обратиться к любому из нас. И мы к ним. Интересно, как их можно позвать? «Кристы» не подходящее слово для имени, может, больше подойдёт…
— Как же они разговаривать будут? — Алёна прервала мои мысли. — Они же и звуков-то не различают. А звать их как прикажешь? — не одного меня озаботил этот вопрос. Или я думал громко?
Дверь рубки свернулась, вся троица вошла внутрь, и я почувствовал себя вдвойне дома. Лишь Димкино пустое кресло вызывало ощущение невозвращённого долга. Ничего, мы расплатимся по счетам — неизвестно кому, погрозил я.
— Они придумали себе имя. Сержант, — Чарли замялся. — Так, во всяком случае, я интерпретировал их понятие. Три пирамиды — суть единая колония, единый разум, поэтому многолюдно у нас не станет. Синхронно переводить их поток сознания тяжко, но не чрезмерно, я справлюсь, — он явно не противился появлению в нашей компании нового собеседника. — Они, конечно, и сами говорят по-русски, но больно уж коряво.
А! В конце концов, всегда можно отыграть назад. Или нельзя? Мне надоело возится с этим вопросом:
— Бог с ними, подключай. А почему Сержант?
Не ожидал я такой оперативности, да и голос наш шутник выбрал по одному ему понятной причине женский, весьма, я бы сказал, привлекательный:
— Таково моё звание. На Чуде существует чёткая иерархия. Звание невысокое, но в случае успешного выполнения задания мне обещано внеочередное повышение.
Ну, Чарли! Я с трудом выбрался из мешанины мыслей, вызванных неожиданным ответом. Хорошо хоть вспомнил сразу, что Чудо — планета кристов. Иван собрался с мыслями быстрее:
— В чём же состоит твоё задание, Сержант? Кстати, а зачем вам иерархия? Насколько мне известно, каждая ваша колония является вполне самодостаточной и не зависит от остальных.
Вот интересно, когда полковник успел ознакомиться с информацией о «потенциальном противнике»?
— Задание формулируется просто — открыть путь, — последовал незамедлительно ответ. — А вернулись мы к структурированному обществу после долгой эпохи разобщённости, которая едва не привела к гибели цивилизации.
Боже, везде одно и то же. Как только мы умудряемся выжить? Такое впечатление, что просто случайно, а на самом деле удел всех цивилизаций — гибель, рано или поздно.
Иван же продолжал вежливый допрос новичка:
— Путь? Какой путь? Поясни, пожалуйста.
— Такой же путь, какой и у вас. Путь прогресса.
Эти слова не вызвали ощущения выспренности и официоза. Голос виноват, или просто мы привыкли к подобным мыслям?
— А почему тебя послали одного? И почему не пытались сделать этого раньше? — поинтересовалась Алена.
— Здесь необходимо и достаточно одного меня, — голос у Сержанта спокоен и мелодичен. — А кто тебе сказал, что не пытались? Пытались, мы потеряли многих. И сейчас по проблеме порчи работают сотни колоний, но на вас мы возлагали большие надежды. Жаль, что всё обернулось так.
Сержант вовремя напомнил о наших делах.
— Хорошо, поговорили, — я поднялся. — Чарли, пора приниматься за дело. Не так ли?
Но кристы ещё не всё сказали, оказывается.
— Капитан Кармагин, я признаю твоё старшинство. Отныне ты мой командир, если тебе будет угодно принять меня в команду.
Я усмехнулся про себя — весёлая у нас команда подобралась, мне нравится. Иван смотрел на меня очень серьёзно, я понял, шуткам не время. Потому ответил просто:
— Считай, что ты принят, Сержант… Так как, Чарли?
— Я-то всегда готов. Только вот… может быть, вам, пока суд да дело, смотаться на Шааясс… Погулять, развлечься. А?
— Ты что? Не уверен? Тогда всё отменяется, — решил я.
Он тут же поспешил заверить:
— Нет, всё нормально. Просто я подумал — что вам тут целую неделю торчать? Погуляли бы на свежем воздухе. А мы уж тут как-нибудь.
Мысль показалась мне привлекательной, я глянул на своих:
— Как вы, други, не желаете недельку отдохнуть?
Други не стали возражать, только Мирон отказался:
— Я лучше тут побуду, хочу всё увидеть сам.
Так вот, неожиданно, у нас случился отпуск.
XX
Не было у нас с Аленой медового месяца, зато были те несколько дней!
На планету мы прибыли инкогнито, ввиду отсутствия желания общаться с новыми местными властителями. Дело, по всем признакам, шло к монархии. Слава богу, шааяне нас поняли правильно, и всё их участие свелось к тому, что нам предоставили в полное и пожизненное (!) владение небольшой островок в океане.
На острове имеется всё, что нужно для отдыха — деревья, жаль, что не пальмы, пляж, солнце и шум прибоя. Иван сразу увёл свой «Тунгус» на противоположный от нас край острова и попросил не будить без особой необходимости.
На острове и случилось то, чего я панически боялся. Идиот. Вечер, солнце ушло за горизонт, звёзды, костёр и предусмотрительно захваченная с собой «самобранка» — подарок Андрея. Ничто, как говорится, не предвещало.
— Саш… — мысленно нарушила молчанье Алёна, — а давай попробуем то, о чём Чарли так загадочно намекал.
Ох уж этот Чарли с его намёками. Отказаться? Невозможно. Стандартно пошлая фраза из другой, правда, оперы:
— Ты точно этого хочешь?
— Да, — очень серьёзно ответила она. — Но не знаю, что нужно делать. Что ты сейчас чувствуешь?
Кроме холодка между лопаток я почувствовал нечто, чего раньше никогда не знал. Как будто теплые ласковые ладошки тронули меня где-то позади глаз.
— Представь, что ты — это я…
Представил. Подозрительно легко представил. И тут началось. Слов для описания произошедшего не придумали.
Поначалу моя стеснительная мужская душа стремилась гнать, отгородиться от чуждых и таких странных ощущений — я женщина. Мысль — моя? «Дурачок, это же я. Правда, здорово?» Да, это я. Я — это она, я — это он. Мы — это я. Воспоминания, самые дорогие. Кармагин идёт по улице, боже, какой же он! Алёна выходит из подъезда — какая же она! Почему я раньше не замечал! Испуг, тоска, тяжесть — две человеческих фигуры возле лесовоза, выстрел, судорога отвращения. Тоска — Земля, мама, грусть — папа, мама, дом, Земля. Горе — Круглый, как же так? Дима, такой большой и добрый. Счастье — мы вместе. Вместе. Радость — я знал, что ты любишь, я знала, что любишь. Мы знали, теперь мы знали всё…
… Мы очнулись утром и разжали объятья. Жить так постоянно не представлялось возможным, поэтому мы оставили только мысленный контакт, медленно и осторожно разъединив наши души. Теперь я постоянно чувствовал присутствие Алёны, как чувствуют замолчавшего собеседника, мог задать вопрос — образ и получить такой же ответ. Пропала нужда в словах, даже произносимых про себя. При желании я мог видеть её глазами, слышать то, что слышит она. Я почувствовал боль, когда она наступила босой ногой на острый камень. Точно так же я почувствовал волну её тревоги, когда пришёл вызов от Чарли.