I

Все, на сегодня хватит. Я дал команду «стоп» и без сил откинулся в кресле пилота. Шлем виртуалки раскрылся, тут же подскочил Артур, дежурный техник, и принялся меня распеленывать из кокона. Шустрый малый не преминул ехидно поинтересоваться:

— Как тебе ловушка в момент посадки?

Почувствовав нешуточную злость, я тут же начал себя успокаивать тем, что парень, в сущности, мне добра желает. Тяжело в ученье и так далее, но достают эти их придумки, сил нет. Я пока только в жерло вулкана не садился на их чертовом модуле, а, главное, что будет в реале, никто не знает. Хотя навыки вождения, конечно, нужны.

Наша подготовка длится четыре месяца, осталось три. В первый месяц лишь стыд за собственное бессилие не позволил мне все послать к чертовой матери и уволиться. На второй месяц тело привыкло к нагрузкам, а мозги начинали даже скучать, если не получали своей порции мегабайт. Сейчас процесс обучения превратился в работу, иногда тяжелую, но привычную.

Шлепая в душевую, я сделал вид, что вдруг вспомнил:

— Да, Артур, там у тебя глюк нарисовался. Когда проходишь первый сектор, на одном из холмов видно бегущую строку «Даша +», дальше не успел прочитать. Большими красными буквами.

Артур, начав, было, слушать внимательно, к концу фразы готов был запустить в меня чем-нибудь тяжелым. Я поднял руки:

— Ничего личного, если кто-то и пошутил, так то был не я, — оправдался, как смог, и шмыгнул в душевую, пообещав себе больше не подшучивать над чувствами мальчишки. А тому шутнику, что эти надписи делает, пора бы и угомониться.

После душа комплекс восстанавливающих процедур, ужин, свободное время и спать. И так изо дня в день — теоретическая подготовка, физическая подготовка, практика вождения. С Димкой почти не виделись, иногда вечером встречались, чтоб потрепаться, да иногда на тренажерах отрабатывали взаимодействие в паре. А кто сказал, что будет легко?

Корнилов наоборот предупредил, что ждут нас тяжелые времена.

II

Во время памятной второй с ним встречи Сергей Сергеевич постарался, насколько можно, ввести нас в курс дел. Но дел оказалось столько, что разобраться во всем я не успел до сих пор. И причина тут не только в нехватке времени. Не было, например, у меня доступа к файлам, содержащим информацию об истории создания Проекта и первых годах его существования, когда и были сделаны первые открытия, лежащие в основе могущества Фонда.

Именно могущества. Те несколько тысяч, по моим подсчетам, основных работников Проекта владели силами, дающими им возможность диктовать свою волю целой планете. Но мировое господство не являлось целью авторов проекта. При его завершении предполагалось прекращение существования Проекта как организации.

Цель Проекта в настоящий момент — выживание человечества, и никак не меньше. Сначала действительно была программа ускоренного развития науки. Кому такое могло прийти в голову, и как удалось осуществить, для меня оставалось тайной. Но факт, через три года работы проекта доселе неизвестный кандидат математических наук Евгений Козырев создал теорию, позволяющую делать достоверные прогнозы развития общества.

И первые предсказания теории получились, мягко говоря, безрадостными. Крушение цивилизации должно произойти в первой трети двадцать первого века. Тогда и возникла цель — не дать человечеству умереть от ожирения, как когда-то случилось с древним Римом.

Сразу после нашего прибытия в офис фонда Корнилов повёл нас к транспортному боксу. Я-то знал, что это за штука, а Димке еще предстояло познакомиться с транспортом будущего. Ничего не говоря, хозяин провел нас через светящуюся перламутром неосязаемую завесу в маленькую круглую комнату с зеркальными стенами, полом и потолком, скомандовал «база один», потом жестом предложил нам выйти.

Я, честно говоря, был разочарован реакцией Круглого, когда мы вышли вместо полутёмного коридора в… на первый взгляд — в джунгли, со второго взгляда оказавшиеся чем-то вроде зимнего сада. Мой друг только и спросил:

— Где мы?

Я посмотрел на Корнилова, но тот молчал. Тогда тоном усталого гида я ответил:

— Разрешите приветствовать вас на базе номер один Проекта один. База расположена в Кратере триста восемь на той стороне Луны, которую называют обратной. База функционирует более пятнадцати лет. Нормальная сила тяжести обеспечивается установками искусственной гравитации, — я замялся. — Вот, пожалуй, всё, что мне известно.

Корнилов меж тем оставался серьёзен:

— Здесь вы в безопасности. Через некоторое время сможете вернуться на Землю, а пока лучше находиться на базе.

Из сада мы поднялись на обычном лифте в кабинет Корнилова. Кабинет — нечто! Собственно не сам кабинет, а вид из окон, числом три — огромные, от пола до потолка. А за ними — лунный пейзаж. Желто-серая равнина, горный хребет вместо горизонта, чёрное небо и огромные неподвижные звёзды. В прошлый раз я Луны не видел, поэтому замер и забыл обо всём. Из ступора меня вывел Круглый:

— Мы там будем, Саша. Теперь верю, — он говорил почти шёпотом.

Корнилов предложил присаживаться и прочел лекцию, которую мы потом окрестили «Введением в специальность». Он прошелся из угла в угол пружинистой, как у спортсмена перед стартом, походкой и начал безо всякого вступления:

— Чтобы жить, человек должен двигаться, точно так же должно двигаться и развиваться общество. Но у общества нет сознания, такого, как у отдельного его представителя. Общество неспособно осознать, что умирает, даже на краю могилы. На данный момент в мире осталась единственная держава способная двигаться вперед — это США.

— Вот те раз, — не очень вежливо встрял Димка. — Я-то решил, что все вот это… — он сделал рукой круг, — дает основания полагать, что таких стран, как минимум, две.

Корнилов поморщился, подчеркнуто терпеливо продолжил:

— Отметем эту реплику как неорганизованную. Выкладки производятся без учета существования Фонда. Штаты могут позволить себе затраты, достаточные для удовлетворения потребностей современной науки. А развиваться современное общество может только так — за счёт науки и тех возможностей, которые она может предоставить. Но и американцы в скором времени утратят стимулы к движению, как произошло с Европой. Превратившись в безоговорочного мирового лидера, они потеряют темп, погрязнут во внутренних проблемах и не заметят, как начнут превращаться в неподвижного, ожиревшего, больного монстра.

— Вы про нефть забыли, Сергей Сергеевич, — со скучающей миной проговорил Круглый и отмахнулся от меня, делавшего ему страшные глаза. — Банально это несколько, не находите?

Корнилов игнорировал нашу пантомиму и коротко ответил Димке:

— Общество потребления обречено даже в том случае, если б запасы нефти оказались неисчерпаемы.

Пророчество Корнилов произнёс, как обычно — не повысив голоса, без особых эмоций, как будто говорил о погоде.

— Всё, что я вам сейчас рассказываю, можно, конечно, предположить и на обычном, бытовом уровне. Но в данном случае вы имеете дело с интерпретацией математических расчетов. Вам непривычно мыслить такими категориями, как судьба планеты и гибель человечества, но уверяю, скоро вы проникнетесь, и тогда вам станет страшно.

Он принялся ходить по кабинету, руки при этом держал карманах брюк. Такая манера напомнила преподавателя физики из институтских времен, тот именно так себя вёл во время лекций, отчего пиджаки у него по бокам всегда имели вид «гармошки». Только ходил он вдоль доски, а не вокруг стола — чуда футуристического дизайна.

— Наш план, если говорить сжато, состоит в том, чтобы дать людям цель и средства достижения цели. Средства, как вы понимаете, в целом… в основном у нас есть. Предпоследний этап нашего плана — постепенный ввод этих средств в обиход, если так можно выражаться, говоря о новых — физике, социологии, психологии, медицине.

Тут Корнилов усмехнулся, остановившись перед нами, и чуть склонив голову к левому плечу, спросил:

— Естественно, вы хотите знать, какую же цель мы собрались предложить людям. Так?

За время монолога я решил, что в этот раз мне слова не дадут, потому замешкался с ответом, а Димка сказал:

— Думаю, вы сами пока не решили.

— Не совсем так, но в целом верно. Прогноз, имеющийся на данный момент, дает несколько вариантов завершения этапа внедрения. Слишком сложные модели получаются у наших математиков. Будущее туманно и не определено, как обычно, впрочем. Но. В любом случае цель будет иметь своей частью экспансию человечества. К другим звёздам, к другим галактикам и Вселенным.

— И почему мне кажется, что я сплю? — Круглый вновь подал голос. — Многие считают, кстати, что экспансия — тупик. И на Земле, мол, разобраться не можем, а уже в космос собираемся тащить своё… свои проблемы.

— Без качественных изменений в обществе, без структурного усложнения экспансия теряет смысл, безусловно, — подчеркнуто академически произнес Корнилов. — Социологи сейчас трудятся в поте лица, но время действовать для них пока не пришло. Сначала должны появиться предпосылки для переосмысления обществом своего будущего и своей организации… На самом деле теория чрезвычайно сложна, и, боюсь, меня побьют, если узнают о моих попытках популяризации. Позже, если у вас будет время, сможете поговорить на эту тему с профессионалами. А сейчас я должен обрисовать текущий момент.

Великий писатель уселся на краешек чудо-стола, руки скрестил на груди и продолжал тоном не повествовательным, но деловым:

— Я Александру говорил, но для тебя Дима повторю. Неожиданно у нас возникла проблема. Загадочная и даже невероятная… Год как на наших базах участились несчастные случаи и аварии. Участились настолько, что пришлось организовать расследование. Сначала подозревали диверсантов, «засланных казачков», но позже пришлось подключить к работе физиков. То, что они накопали, повергло нас в состояние близкое к панике. Наши умные головы обнаружили, — он замялся, — как там, чёрт бы их побрал? Ах, да. Зоны локального форсирования энтропийных процессов…или локальные зоны. Если говорить по человечески, то в этих зонах катастрофически ускоряется процесс старения некоторых объектов. Более того, было обнаружено, что возникновение зон подобно возникновению пузырьков в потоке жидкости. Обнаружен и сам поток.

Он повернулся, тронул поверхность стола несколько раз, и прямо посреди кабинета возникла проекция. Легко узнаваемая Солнечная система, откуда-то с потолка к ней тянется тонкий серебристый лучик, вблизи плоскости эклиптики он начинает расходиться конусом. Конус пересекает её, охватывая орбиту Марса. В целом схема выглядела так, будто солнце и планеты застряли в соцветии укропа.

— Как видите, зона поражения не захватывает всю Солнечную. Это прицельный удар. Источник вам и предстоит найти. Найти и действовать по обстоятельствам. Такая вот нетривиальная задачка.

Корнилов замолчал, разглядывая нас. Первым опять отреагировал Круглый:

— А что значит «зоны действуют на некоторые объекты», на какие?

— В первую очередь на те, что связаны непосредственно с Проектом. Во вторую — на те, что имеют отношение к людям, связанным с нами. Непосредственно на людей не действуют, вообще на живое не действуют, проверено на мышах, — Корнилов усмехнулся. — Вот, например, аккумулятор у тебя сгорел, а с тобой ничего не произошло. Почему такая избирательность у никоим образом не разумного явления, наши ребята всё еще голову ломают. Зато придумали защиту.

Он вынул из кармана шарик черного цвета размером с грецкий орех, показал нам, комментируя:

— Амулет. Нейтрализует зловредные зоны в радиусе трёх метров. Базы защищены стационарами, а такие штуковины имеют все наши, работающие в поле.

— А есть хоть какие-то гипотезы о причинах появления потока? — по слухам Дима некоторых преподов доводил вопросами до истерик.

— Я так думаю, что только самые ленивые не придумали своих версий по этому поводу. Но решено пока не строить теорий, просто очень мало информации для умозаключений. Подавляющее большинство, естественно, говорит о враждебном разуме. Ну да — там видно будет, — почувствовав новый Димкин вопрос, хозяин поспешил закончить вводную лекцию: — А теперь предлагаю вам устроиться и осмотреться.

Он уселся за стол, позвал:

— Женя, помоги новым сотрудникам и организуй экскурсию по базе. Обязательно покажите бублик.

Ответил мелодичный женский голос:

— Будет сделано, Сергей Сергеич.

Дверь кабинета раздвинулась, и тем же голосом к нам обратилась женщина лет сорока, облачённая по местной моде, как я ещё в прошлый раз понял, в комбинезон весёленькой расцветки. Лицо её выражало любопытство, интонации доброжелательные:

— Идёмте со мной, молодые люди. Я — Евгения Леонидовна, можно Женя, референт Сергея. А вы, говорят, экипаж первого поиска?

Я не растерялся:

— Экипаж. Но пока сами по себе. А что такое «первый поиск»?

— Не сомневайтесь. Если Сергей сказал экипаж, значит, так оно и будет, он в кандидатах не ошибается. Сергей, мы ушли.

Но Корнилов переключился на разговор с невидимым собеседником и ничего не ответил, тон его был далёк от дружелюбия:

— А поясните-ка, любезный, что у вас произошло с Гришиным, и почему он отказывается работать с вами…

III

Поспешно покинув кабинет грозного, как оказалось, начальника, мы шли по длинному коридору чуть позади Жени и слушали ее пояснения:

— Первым поиском мы называем вашу экспедицию. Действительно поиск, даже, пожалуй, с большой буквы — Поиск. Вы не представляете, что мы здесь чувствовали ещё полгода назад, пока не научились сдерживать напасть. Ну и плюс — первый рейс нового корабля. У него даже названия ещё нет. Испытания проходили на первом прототипе, но он погиб. Одна из первых аварий из той катавасии, что случилась. Старушка Луна украсилась еще одним кратером. А если бы не Вешнин, командир экипажа, то Земля могла и вовсе лишиться спутника, а люди будущего. Его именем ещё назовут… обязательно что-нибудь назовут.

Я шел и думал — да, ребята, вы тут не в бирюльки играете, но всё же, мы-то тут при чём? Димкин вопрос не давал мне покоя не меньше, чем ему. Не забывал я и смотреть по сторонам. Помещения базы производили впечатление декораций фантастического фильма. Хотя, по сути, мы и оказались в будущем, оставаясь в настоящем, чем не сюжет?

Бесконечные коридоры, огромное количество дверей снабжённых светящимися надписями наподобие «Стенд вихрей. Без защиты вход запрещен» или просто «Лаборатория ума». Сразу вспомнилась наша лаборатория света и тьмы. Наконец мы, свернув возле указателя «Жилая зона», подошли к нашим, как их Женя назвала, каютам. Каюты оказались чем-то вроде двухкомнатных квартир, разве что без кухни — спальня и кабинет.

— В первые годы тут жили разве что не в палатках, а теперь вот — вполне благоустроились. Полторы тысячи человек, многие живут почти постоянно, и ничего, люди довольны. Вторая ваша каюта рядом, она точно такая. Так что, смотрите и запоминайте.

Запоминать было что. Я вспомнил, как однажды в гостинице боролся с модерновой сантехникой. Здесь битва могла оказаться не столь успешной с моей стороны. Бытовая машинерия выглядела непривычно и пугала новизной. Короче, попали мы с Круглым в воплощённую мечту законченного бездельника. Отдельно стоит упомянуть стол в кабинете, который вовсе и не стол, а терминал единой сети базы. Сидя за ним, я могу… я всё могу, а если чего и не, то просто надо внимательно прочитать инструкцию. Женя выразилась в том духе, что объяснить, как тут и что, она не может из-за ограниченного времени, в случае возникновения вопросов чтите хелпы.

После процедуры запоминания то ли сетчаток, то ли физиономий, каюты стали нашими, и мы отправились дальше. Третьего члена экипажа мы застали на рабочем месте. За одной из множества дверей расположилась небольшая комнатушка с единственным столом-терминалом. Человек, что расположился перед столом, с головой ушел в работу. На стук и открывшуюся дверь, во всяком случае, он никак не отреагировал. Из рабочего транса его вывел голос нашего гида:

— Знакомьтесь, Мирон Герке, ведущий специалист группы первого поиска.

Он резко обернулся, легко соскользнул с кресла, сделал шаг нам навстречу. Мы представились, обменялись рукопожатиями. Ладонь у Мирона оказалась тёплой, сухой и цепкой. Небольшого роста, смуглый, черноволосый, с живыми умными глазами он показался мне моложе нас с Круглым. Как выяснилось позже, тут я ошибся, на тот момент шел Мирону сорок пятый год.

Одет он был всё в то же странный комбез, лишь расцветка немного другая, но такая же попугайская, как и у остальных. Так же, как и многие встреченные до него аборигены, Герке носил в ухе гарнитуру и браслет замысловатого вида на левом запястье — универсальный коммуникатор, служащий для связи как внутри базы, так и с любой точкой планеты (Земли, естественно).

После небольшой паузы и взаимных изучающих взглядов, он сказал:

— Идёмте, ребята, продолжим знакомство, — голос у него оказался глухим и невыразительным.

Вообще, мне Мирон Герке поначалу не показался человеком приятным во всех отношениях — слишком серьёзен и замкнут.

Женя сдала нас с рук на руки Мирону и с заметным сожалением покинула нашу компанию. Герке тоже много и энергично нам втолковывал, много интересного показал из хозяйства базы, но мне не запомнилось почти ничего, всё померкло перед нашей встречей с кораблём.

Помню, очередной длиннющий коридор и очередная дверь, но открылась она не в обычный кабинет-лабораторию, а в гигантский ангар с металлическими стенами. Мы вышли на галерею, опоясывающую его по периметру на высоте, как мне показалось, метров сорока. Потолок — лепестки диафрагмы, от нас до него ещё метров пятнадцать.

Самое главное расположилось внизу — тороид, состоящий из белёсого тумана, такое у меня сложилось впечатление. В диаметре около пятидесяти метров, а толщина метров пятнадцать, внушительная конструкция. Поверхность, кажется, струится и одновременно выглядит абсолютно несокрушимой. Вокруг него суетились, люди, какие-то механизмы, слышались разнообразные шумы, сливавшиеся в некий однородный гул.

— Вот он, наш бублик. Средство передвижения меж звёзд, — не без некоторого кокетства произнес Мирон. — Имени ещё не получил.

Мы же не могли оторвать взгляда от нашего корабля. Именно — нашего, ещё одна ступенька в понимании, что всё всерьёз, и отступать поздно. Корабль впечатлил не только размерами. При взгляде на него не оставалось сомнения, что видишь нечто, совершенно не подходящее под привычные определения, Иное, невиданное, почти чудо.

Потом, на занятиях, нам рассказали, что вещества в нашем корабле меньше чем силовых полей, что «туман» — внешнее защитное поле, а чёрное кольцо на внутренней поверхности тора — инициатор кокона двигатель-генератора. Много ещё чего мы узнали потом, а в тот момент как-то само собой у меня сорвалось:

— Я бы назвал его Большой Друг, — мне показалось, что корабль посмотрел на меня с любопытством и одобрением.

Димка, не задумавшись, угукнул. Мирон же тронул кнопку на браслете и сказал в усик гарнитуры:

— Внимание… — его голос прокатился по ангару, заглушая шум, — экипаж дал кораблю имя. Отныне он зовётся Большой Друг!

Люди внизу молча повернули головы в нашу сторону, одни зааплодировали, другие помахали нам, приветствуя, а один парень, невысокий, чернявый прокричал «ура!». Несколько секунд спустя работники внизу вернулись к своим занятиям. Герке вновь прикоснулся к браслету.

— Теперь вся база знает. Я воспользовался аварийным каналом. И за нарушение мне будет нагоняй. Но оно того стоило. Правда, ведь? — сказал он, блеснув улыбкой, что на мгновенье преобразила его лицо.

Я подумал, что с Мироном мы всё же найдём общий язык.

Экскурсия наша закончилась часа через три, по московскому времени наступила ночь, и мы решили заночевать на новом месте. Ужинали в кафе, обычное земное кафе, и всё бесплатно. Круглому еда понравилась, а мне было как-то не до гастрономии. Мысли, вопросы, сомнения роились и шумели в голове и во время ужина и тогда, когда я валялся на диване в своей каюте, а Круглый неистово терзал мой терминал — одному ему стало скучно, и он зашёл ко мне. Наконец, после очередного его «вот, блин!» я заявил, что завтра у меня ещё куча дел на Земле, хотелось бы встать пораньше, поэтому пора спать. Димка ушел, а я уснул только под утро.

Вот таким было начало.

IV

Как я сказал, с того дня прошло четыре месяца. Три дня у меня и у Димки ушли на улаживание дел на Земле. Я съездил к родителям, отдал ключи от квартиры, наплёл, что уезжаю по делам фирмы в Америку, возможно, надолго. Послушал наставления отца, за всю жизнь, не уезжавшего от дома дальше двухсот километров, и молчание мамы. Ох уж это молчание, оно для меня тяжелее любой ругани, любого наказания. Раз мама молчит, значит, я не прав. Значит, она мне не верит. «Прости меня, мама, я расскажу тебе всё, после» — сказал я ей, когда уезжал, и увидел впервые за много лет её слёзы. Боже, что за наказанье — сначала Анюта, теперь вот мама. Не верь теперь в женскую интуицию.

Что делал Димка, я примерно догадывался. Наверняка, в нашем городе не одна дурёха решила дожидаться возвращения скитальца Круглого… а может, и одна. Как-то в последнее время стал мой друг сентиментален.

Что меня стало в последнее время радовать, так это здоровье. Режим, тренировки и всякие хитрые пилюли-процедуры сделали своё дело. Я забыл, что такое хроническая усталость, сонливость, голова сделалась легкой, мысли ясными. Сбросив пару килограммов, как ни странно, я вдруг обнаружил у себя мышцы там, где раньше не замечал.

Новые навыки давались поначалу с большим трудом, но постепенно появилось чувство, как будто я просто стал вспоминать то, что когда-то умел. До сих пор даже вождение машины было для меня делом напряжным, а сейчас я пилотировал планетарные модули не намного хуже пилотов со стажем. Но налёт в реале оставался небольшим, всего сорок часов, из них десять с инструктором.

С Круглым творилось примерно тоже самое. Если раньше он смотрелся бывшим спортсменом, то теперь выглядел, как настоящий атлет из рекламы чего-нибудь мужественного, например, зимних покрышек или горных лыж. И всё же. К концу четвёртого месяца стала меня мучить иногда беспричинная тоска. И вот за что я люблю Димку Колесниченко — за умение почувствовать момент, «попасть в струю».

Как-то вечером он появился у меня в каюте в тот момент, когда я пытался выполнить стойку на одной руке на спинке стула. Он улыбался так загадочно, что я задал свой вопрос сразу, как только его физиономия просунулась между дверью и косяком. Возможно, я был немногословен:

— Ну?

— Дык!

— …

— Ты прав, новость совершенно потрясающая. У нас завтра увольнительная, так сказать. Руководство, взвесив, измерив и прикинув на глаз, решило — нам нужен отдых.

Он добился своего, стул дрогнул, и я таки сверзился на пол, правда, грамотно сгруппировавшись.

— Не знаю, друг мой, — отвечал я, поднимаясь с пола. — Я должен подумать. У меня, видите ли, некоторые проблемы с силовой подготовкой… координация движений порой подводит. Не следует ли мне, по вашему мнению, напротив, уделить большее внимание тренировкам?

— Не думаю, коллега. Мне думается, что ваши проблемы имеют свои корни в отсутствии свежих впечатлений и некотором гормональном застое. Во время беседы с доктором Корниловым мы сошлись именно на этой точке зрения.

— Так ты что, ему челобитную подавал?

— Не-а. Просто припёрся в кабинет и возопил «не могу больше! Пустите на воле погулять, гражданин начальник!». И дрогнуло сердце сурового старика. Так что, дней на пять Землю нам отдали на разграбление.

Вот тут я и понял, что отпуск — именно то, что мне сейчас необходимо больше всего. Пусть, что угодно, говорят о вреде таких перерывов, плевать. Хочу гулять.

Если б ещё знать заранее, к чему приведёт наше «хочу».

V

Нельзя войти в одну реку дважды. Пробовал, знаю — нельзя. И всё же каждый раз приходится осознавать простой факт заново. Вот они — наши ребята, стоят напротив, улыбаются, жмут руки, хлопают по плечам. Анька не выдержала, повисла на шее, чмокнула:

— Сашка! Какой ты стал…мужик. Давай рассказывай, как вы там. Почему Дима не приехал?

Дима, умный, он заранее чувствует такие моменты. Он сразу заявил — нет, мол, пока меня не тянет на вечер воспоминаний. Смотрю вот на них и вижу расстояние, что нас разделило, и похоже, что навсегда. Они остались, а мы ушли и продолжаем идти. Останься я тогда, были бы мы вместе, были бы у нас общие радости, проблемы и общая жизнь.

Они остались всё такими же — милыми, умными и разными, но остались. Глядя на них, я теперь мог лишь радоваться, как радуются, общаясь с детьми. И не мог поделиться с ними чем-то серьёзным. Впервые я почувствовал, что смотрю на Анюту как на младшую сестрёнку, до сих пор всё было с точностью до наоборот.

Мы прошлись по нашей, нет, по их, новой лаборатории, на вывеске которой, конечно же, значилось «Лаборатория света и тьмы». Серьёзная фирма может себе позволить некоторую несерьёзность. Богатство и роскошь оборудования ещё недавно могли повергнуть меня в шок. Мечта фаната-технаря, а не фирма.

Я пробыл там больше часа и ушел с чувством невозвратимой потери. Прошлое хорошо в воспоминаниях, но встречаться с ним. Увольте. Город постарался соответствовать настроению — осеннее небо готово к дождю, облетевшие деревья, серые дома и спешащие спрятаться под крышу люди. Я шёл по городу без цели, просто шел, как любил ходить по лесу, вдыхал холодный воздух и чувствовал, как постепенно освобождаюсь от остатков того, что было моей сутью ещё совсем недавно.

Нет больше инженера Кармагина, есть без пяти минут капитан Большого Друга, руководитель Первого поиска — Александр Станиславович Кармагин, прошу, черт побери, любить и жаловать.

Я вытащил мобильник, вызвал Круглого, тот ответил после восьмого гудка:

— Ну что, как там дела? — Димка постарался быть нейтральным.

— Знаешь, дружище, а ведь мы остались одни, то есть не одни, конечно, но… — я бы еще долго мямлил, но друг не стал держать паузу.

— Вот и ладушки, ты всё понял. Теперь можно с тобой разговоры разговаривать. Давай сегодня ближе к вечеру… лучше, наверно, у тебя. Я позвоню, — быстро выпалил он и отключился.

Ну, и что прикажете делать? До вечера далеко. И что за разговоры такие? Посмотрел на мобильник, вызвал такси и поехал к родителям. Уж там-то разочарований не будет. Опомнился, заехал в магазин, купил цветы маме, а отцу полное собрание советских комедий на DVD.

Дома ничего не изменилось, тихо, спокойно, хорошо. У меня давно свой дом и своя жизнь, а вот только тут чувствую себя по-настоящему дома.

Отец, посмотрев на меня пристально, ещё в прихожей произнёс как-то чересчур торжественно:

— Ну вот, мать, а ты говорила — Сашка никогда не остепенится. Посмотри — настоящий мужик.

Мама взглянула на меня с немым вопросом. Я отвёл глаза, она вздохнула и пошла в комнату, прижав к себе букет.

Подумалось — что-то сегодня часто меня мужиком называют. Хорошо это или как? Я сделал вид, что приглаживаю волосы, а сам внимательно разглядывал свое отражение в зеркале. Лицо как лицо, разве что округлость пропала начисто, скулы стали заметнее, губы тоньше. Или это я их так поджал? Лучше б уши уменьшились, подумал я, выпятил челюсть, задвинул обратно и разочарованный исследованьем внешности отвернулся от зеркала.

Два часа, что были у меня, прошли незаметно. Прощание в этот раз получилось гораздо спокойней, мама тихонько спросила:

— Теперь когда ждать-то?

— Не думаю, что скоро. Но я буду звонить. Пока, не скучайте!

Ещё полтора часа, и я опять дома.

VI

Сразу видно — матушка тут убралась после моего «отъезда», всё лежит-стоит по местам и строго «попендикулярно». Холодильник выключен и пуст, придётся топать в магазин. Или заказать чего из ресторана? Ага, а по какому номеру? Чертыхнувшись, снова обулся, спустился на лифте в подъезд. У дверей — картина маслом, правда, плохо освещённая. Двое хорошо одетых парней с веселым гоготом тащат под руки молодую особу куда-то в сторону автостоянки. Особа идти не хочет, молча упирается, но силы неравны. Раньше я поспешил бы отвернуться — мало ли какие дела промеж своих. А тут меня как будто толкнуло что. Подпустив в голос язвительности, я громко спросил:

— Молодые люди, вам помочь?

Один из парней, не оборачиваясь, бросил:

— Иди-иди, помощничек!

— А почему так грубо? — обиделся я.

Ответила девушка, в голосе — близкая истерика:

— Потому что козлы они. Лучше б мне помогли!

— Хорошо, помогу, — обнадежил я девушку.

«Козлы», не отпуская незнакомку, повернулись ко мне. Тот, что повыше и в плечах пошире, рыкнул басом:

— Ты не лезь не в своё дело! Будешь цел.

Я молча направился к ним. Второй, с прилизанными чёрными волосами, в шикарном плаще светлого оттенка, выпустил локоть девушки, сунул руку в карман. «Если ствол, плохи мои дела» — успел подумать я. Когда мне оставалось сделать всего два шага, чернявый вытащил, наконец, руку из кармана и щёлкнул выкидным лезвием. Я прямо-таки вздохнул облегчённо. Видно, придурок решил, что одного вида ножа будет достаточно, и дальнейших действий не планировал. За что и поплатился.

Сделав быстрый шаг, я одновременно ударил. Просто, без изысков, кулаком в грудь. Вместе со звуком резкого выдоха послышался неприятный хруст, треснуло ребро. Парниша приземлился на пятую точку, скрючился и заскулил. Второй тем временем тоже отцепился от девчонки и попытался двинуть меня ногой, красиво с разворота. Спортсмен, наверно. И двинул, кстати, попал в плечо, наверно хотел снести меня, как кеглю, что при его габаритах было бы немудрено. Но не знал дурашка, что оппонент, я то есть, три раза в неделю по два часа занимался физподготовкой при удвоенной силе тяжести и устойчив стал, почти как танк.

Удивившись, верзила сделал быстрый шаг назад и явно приготовился к новой атаке — кулаки на уровне груди, ноги чуть согнуты. Но я успел раньше, мой кулак смял его солнечное сплетение, бугай хрюкнул, согнувшись. Для фиксации результата я ещё добавил локтем по затылку, и детинушка успокоился.

Оглядев поле боя — брюнет пытался подняться, путаясь в плаще, второй, казалось, мирно спит, — я повернулся к девушке. Она нервно перебирала содержимое сумочки и так увлеклась, что не заметила меня, вздрогнула, когда я тронул её плечо, и выхватила, наконец. Электрошокер. Пришлось поднять руки:

— Сдаюсь! Извините, если обидел ваших знакомых.

Она посмотрела на меня потом вокруг, снова перевела взгляд на меня, в глазах замешательство:

— Спасибо, я их не знаю. Пошла в магазин, хлеб кончился, а они привязались — поедем кататься. Уроды!

Лишь сейчас я её рассмотрел, как следует, оказалось, что мы знакомы.

— Ой, здравствуйте, — она тоже узнала и смущённо опустила взгляд.

— Здравствуйте… Алёна.

… Четырнадцатилетняя дочка моей соседки влюбилась в меня. Я с трудом пережил тот кошмар. Она поджидала меня на остановке автобуса, у подъезда, когда я возвращался с работы, просто на улице. Она всегда говорила «здрасте», ничего больше. Молчаливой тенью она сопровождала меня, когда я выходил из дому. Она так смотрела на женщин, приходивших ко мне, что некоторые даже жаловались. Я злился и не знал, что делать.

Так продолжалось целый год, в течение которого мы с ней не одну сотню раз поздоровались, но я даже не знал её имени. Потом у Алёны появился мальчик, и имя стало появляться на стенах нашего подъезда каждый день в новом месте. Первое время мне даже не хватало её «здрасте», неожиданно произнесённого за спиной. Зато как вызывающе она смотрела на меня, когда я натыкался на них, целующихся на лестничной площадке. Случилась грустная история пять лет назад. Постепенно наши отношения утратили всяческую интригу, и мы стали просто соседями, просто чужими людьми…

Да, забыл сказать. Алёна фантастически красивая девушка, я, к стыду своему, это понял только в этот вечер. Где были мои глаза раньше? Не высокая, но и не маленькая, стройная, золотистого оттенка волосы до плеч, правильный овал лица, зелёные глаза, большие и чуть раскосые, полные губы, готовые к улыбке, ямочки на щеках. Н-да… ямочки.

— Давайте я провожу вас, я тоже в магазин на ночь глядя. Шокер только спрячьте, пожалуйста. Никчёмная игрушка, — я постарался говорить очень корректно.

— А с этими что делать? — она кивнула в сторону обидчиков. — Может в милицию сообщить? Вдруг они снова полезут.

— Вы считаете, им мало? — поинтересовался я и постарался усмехнуться как можно небрежнее. — Не надо никого звать. Думаю, им сейчас лучше обратиться к доктору. Меня, кстати, зовут Александром.

Она тихо ответила:

— Я знаю.

Ну да, конечно. Я предложил жестом — «идемте», и мы направились в круглосуточный гастроном, до которого рукой подать. Мы молчали всю дорогу туда и обратно, но не от неловкости, просто каждый думал о своём. Я недоумевал — первая лет за десять, а то и больше, драка никак не сказалась на моём эмоциональном состоянии. Раньше, помнится, после потасовки ещё долго в крови булькал адреналин, дрожали руки, и очень хотелось говорить.

Минут через двадцать мы поднялись на наш этаж и синхронно потянулись за ключами — я в карман, она в сумочку. Я повернулся к Алёне, она вставила ключ в замок, но тоже обернулась, несмело глядя в глаза, почти прошептала:

— Спасибо, ещё раз большое спасибо, — резко отвернулась, щёлкнул замок, дверь открылась и закрылась.

Я постоял несколько секунд, тряхнул головой, отгоняя наваждение, потом только отпер дверь и занёс пакеты в прихожую.

VII

В прихожей меня встретил Круглый с симпатичным аппаратиком неизвестного назначения в правой руке. Левую он прижал ко рту, я не сразу понял, что сие — просьба молчать. Сам, удивляясь тому равнодушию, с каким встретил неожиданное появление Димки, я, как ни в чём небывало, прошел на кухню и занялся приготовлением ужина. Чертовски захотелось чего-нибудь закинуть в желудок. Видно, сказалась привычка к регулярному питанию на базе. Вспомнилось «а в турьме сейчас макароны».

Время от времени я выходил с кухни и наблюдал за Димкиными действиями, он расхаживал по квартире со своим аппаратом и успел заглянуть во все щели. Наконец, примерно через полчаса он зашел в кухню и вполне невинным голосом осведомился:

— Чем потчевать будешь, хозяин?

— Три корочки хлеба! — провозгласил я и бухнул на стол блюдо с отварной телятиной, поставил хрен, горчицу, пиво. — А вы, сударь, соблаговолите объяснить, что за балаган в моём доме и без моего ведома?

— О, объяснения займут очень много времени, позвольте для начала поесть?

После простого, но обильного, как когда-то принято было выражаться, ужина мы расположились в гостиной-кабинете. Круглый жмурился, как сытый кот и явно играл на моих нервах, но я даже не старался казаться спокойным, мне отчего-то было не так уж интересно, что происходит, меня занимало другое.

Поняв, что ожидаемой реакции не будет, Круглый наконец начал рассказывать:

— Ты вот нынче сказал, что мы остались одни. Ты даже не представляешь, насколько прав. Я многое заподозрил давно, но прежде чем поделиться с тобой, хотел знать точно. Иначе мы погрязли бы в спорах.

Да, у моего друга пунктик такой, он утверждает, что в спорах истина не рождается, а умирает. И где-то по большому счёту он прав.

— Вот эта машинка — универсальный детектор излучений, — с этими словами он положил на стол свою игрушку. — С его помощью я обнаружил в твоей квартире пяток жучков. А вот это — постановщик помех, я его сам сляпал из подручных материалов на базе. Предвидел, понимаешь, что пригодится.

Я посмотрел под стол, куда он показал, там лежала коробочка размером с книгу, перемотанная изолентой.

— Да, дела. И что это значит? Кому понадобилось? Ничего не понимаю… — проговорил я. Димка всё ж заинтриговал меня.

— Естественно, я отвечу тебе на все вопросы, только по порядку надо, а то долго получится, — обнадежил он, выбрался из кресла, и начал, было, ходить по комнате, видно забыл, что места тут мало. Остановился и продолжил, заложив руки за спину: — Ты же знаешь, как я отношусь к любой пасторали? Правильно, начинаю сомневаться в правдивости художника. А уж когда узнал о нашем фонде, тут прокурор во мне просто запрыгал от радости! Это тебя можно задурить, уж извини, но ты сам обманываться рад, если тебе показать каку-нито красивую многофункциональную железку. А ежели сказать «счастья всем, даром», то ты готов схавать всё, что ни дадут. Может быть, ты обратил внимание — я почти все свободное время проводил за терминалом, копался в сети базы?

— Ну откуда мне знать, где ты копался. А чего накопал-то? Я, к примеру, на многие вопросы ответов так и не нашёл. «Нет доступа», и весь разговор.

— А всё потому, что нет у тебя навыков оперативной работы. Ну и некоторые хакерские штучки помогли, как ни странно.

— Бонд, Джеймс Бонд. А за «обманываться рад» ты ещё ответишь. Давай-давай, выкладывай, — поторопил я друга.

Удовлетворенный достигнутым-таки успехом, Димка произнес почти торжественно:

— Начнём с начала. Так вот, я совсем недавно раскопал интересный документ, комп включи, посмотрим, — он показал патрончик флэш-памяти. — Он здорово прояснил историю создания Проекта.

Моя старая машина долго хрустела винтом, но флэшку Димкину так и не смогла прочесть.

— Вот блин! Формат-то совсем несовместимый. Придётся своими словами. — Димка потеребил нос. — Документ — отсканированная копия рукописной докладной на имя Брежнева. В ней некто Степанов пишет о результатах работы по стимулированию интеллектуальных способностей. Результаты плачевные — подопытные добровольцы погибли.

— Вот что тебе не свойственно, так это лояльность, — не к месту обронил я.

Димка в ответ пожал плечами и продолжил:

— Я рассказал далеко не все. По памяти цитирую: «После завершения первого этапа эксперимента все десять испытуемых впали в болезненное состояние с симптомами приступообразной шизофрении. Вели себя они примерно одинаково — требовали бумагу и письменные принадлежности и непрерывно в течение нескольких суток вели записи, содержание которых было исследовано самым тщательным образом». — Димка снова попытался пробежаться по комнате и снова застыл посередине, как изваяние. — Записка длинная, но смысл в том, что после расшифровки записей этих несчастных, великолепной десятке можно было выдавать нобелевки …посмертно.

Мы помолчали, мне захотелось, чтобы разговор не начинался.

— И что же они там наизобретали? — спросил я, угадывая ответ. С досадой закрыл неразложившийся пасьянс и выключил комп.

— Вот только не надо ёрничать, — обиженно ответил Круглый. — Подопытные были математиками и физиками, соответственно и открытия были в тех областях. Их работы — основа, из которой развился Проект! Извлечь пользу непосредственно из работ безумных гениев было невозможно, слишком далеки оказались они от практики. Зато появилась возможность создать новую науку.

— А я вот слышал, математикам не присуждают нобелевских. Говорят, жена Нобеля сбежала с математиком. Как думаешь — правда? — заметив, что Димка вот-вот не выдержит, я перешел на серьёзный тон: — Так и что с того? Провели чекисты эксперимент. Сволочи. Но представляется мне вероятным, что те мученики согласились бы на него, даже зная заранее результат. Запросто.

— А я пока и не рассказал ничего. Пока была лирика. Суровая правда заключена в других фактах. Например, фактик. Все каюты на базе прослушиваются и просматриваются. Это из той же оперы, что и жучки в твоей квартире. Ты видел там хоть что-нибудь, что напоминает охрану? И я не видел. Вся информация собирается и фильтруется главным вычислителем базы и в случае возникающих подозрений доводится до сведения руководителей. Скажем так, передается совету директоров фонда. Директоров всего четверо. Мы знаем одного — Корнилова.

— Не вяжется у тебя. Тотальная слежка подразумевает наличие строгого режима, а на базе я чувствовал себя вполне свободным, — возразил я по инерции. На самом деле я чувствовал, что сказанное Димкой очень важно, но не мог сосредоточиться. Очень хотелось отложить разговор. И дело не в том, что меня не интересовало то, что нарыл Димка, просто хотелось радоваться, а не вникать в новые проблемы.

Но Димка не заметил моей отстраненности от разговора, поделился:

— Вот это мне и не даёт покоя. Я ни черта не понимаю. Знаю одно — всё не так просто, как ты думал. И не так красиво. Без изрядной порции дерьма тут не обошлось.

— Где секретность, там и дерьмо. Кровь и смрад, — вдумчиво обобщил я. — Но, я полагаю, ты не только хотел позабавить меня страшилкой на ночь. Подозреваю, тебе охота получить ответы на вопросы, и ты предлагаешь мне поучаствовать. Так?

Димка помолчал. Подержался за нос, потом выдал:

— Любишь ты озвучивать то, что и так понятно… Вот не надо про понимание-непонимание. Твои сентенции на эту тему у меня в печёнках.

— И, тем не менее, считаю своим долгом повторить — многие наши беды от непонимания. Поэтому и стараюсь расставлять точки и прочие знаки препинания, — я выдавал изъезженные истины, а сам пытался ухватить мысль, что мелькала в мозгу, как случайный солнечный зайчик, но не спешила оформиться в вид, пригодный для произнесения вслух.

Дима удручённо махнул рукой и поплёлся на кухню. Я слушал, как он шерстит холодильник, и старался сконцентрироваться. Круглый вернулся, держа в каждой руке по бутылке пива. Мы молча провели ещё несколько минут, пока я, наконец, не сообразил:

— А скажи-ка мне, дружище, как тебе удалось подобраться к секретной информации?

— А через заднее крыльцо. Максим в своё время научил меня разным штучкам, ну и свёл я дружбу с одной приятной во всех отношениях особой. Она работает в вычислительном центре кем-то вроде сисадмина. — Круглый даже потупил глазки, зараза.

— Но в любом случае тебе ведь пришлось ломать пароль?

— Да, было дело.

— Понимаешь, дело в том, что я-то тоже поначалу попытался, — признался я. — Есть у меня исходники кой-каких программулек. Но, когда выяснил длину пароля, бросил затею нафиг. Тыща двадцать четыре байта, это тебе не хрен собачий… Так что думай, у меня пока вопросов нет.

Так, прихлёбывая пивко, просидели ещё минут пятнадцать, пока не созрел у меня следующий вопрос:

— Глушилку ты сам делал?

— Да, — заявил Димка, гордо выпятив грудь. — Зря я что ли три года среди вашего брата крутился. Чай, не полный адиёт, кое-что ухватил. У меня и схема с собой, можешь заценить.

Я взял протянутый листок и принялся его изучать. Правда, недолго.

— Геноссе Круглый, это ведь детский лепет. То, что вы тут нагородили.

Димка даже покраснел. Или мне показалось?

— И что?

— А ничего. Те, кому надо, нас прекрасно слышат и потешаются, поди.

— Я ж проверял. Помеха — зверь, любой приёмник затыкает, — неуверенно сказал он, пожав плечами.

— Дима, где мы, а где приёмник! Тебя подвело отсутствие систематического образования. И вообще, зачем понадобилось играть в шпионов, если можно было поговорить где-нибудь в другом месте? Я лично чувствую себя полным идиотом… Ай, да ладно. Проехали, считай. Теперь надо решить, что делать дальше.

Димка молчал.

— Отпуск накрылся, факт, — вырвалось у меня.

— Причем тут отпуск? Слушай, я понял, кажись, смысл твоих вопросов. Ты что, считаешь, от нас ничего особенно и не скрывали?

— Я считаю, нас просчитали глубже, чем мы сами можем это сделать. Первоначальная легенда нужна была только для того, чтобы мы согласились работать, — высказал я предположение.

Дима подхватил:

— Но, зная мои наклонности, решили не упорствовать во лжи, а дали нам возможность дойти до всего самим. Но не доходится, хоть убейся.

— Думаю, что вопрос «почему?» — почему слежка, почему без охраны, как-то связан с вопросом «зачем?» — зачем мы им нужны. Ответ наверняка где-то рядом, но, боюсь, нам не хватает какой-то инфы. Может быть, маленького фактика.

— А я думаю, что пора потрясти наших работодателей, — мрачно сказал Круглый. — Собственно глушилка нужна была для провокации и одновременно для сокрытия содержания нашей беседы. Всегда легче разговаривать, если оппонент знает о тебе меньше, чем ему хотелось бы.

— То есть, ты знал, что придётся-таки выяснять отношения? — на всякий случай уточнил я.

— А что же, нам надо было б в подполье уходить? Просто не люблю я, когда меня водят за нос, люблю честные игры.

— Ну, так и поговорил бы сразу с Корниловым.

— Во-первых, я только сейчас всё понял. Во-вторых, хотел поделиться с тобой, а ты был ещё не готов. Ты был всё ещё инженером, играющим в космические приключения.

— Психолог, твою за ногу, — прикинулся я уязвленным.

— Зато ты в электронике силён.

— Ща в лоб!

— Ты лучше скажи, что за женский голос я слышал, когда ты пришёл. С чувством такой голос, — он ухмыльнулся и передразнил: — Огромное спасибо!.

Я замешкался и проклял себя за это, промямлил:

— Да, так. Соседке помог от каких-то недоумков отбиться.

— Вот везёт же кому-то — вышел на улицу, спас красавицу, — искренне позавидовал старый повеса. — Она ведь красавица? Ну, судя по голосу…

Я вздохнул:

— Очень красивая. Но давай, не будем об этом.

— Не хочешь, не будем… Слуушай! А не та ли это соседка, что в своё время доводила тебя? Имя у неё такое…Алиса, Арина…

— Алёна. Слушай, хватит. — Я почувствовал нешуточную злость, такую, что даже удивился.

Круглый посмотрел на часы, спохватился:

— У! Пора мне. Пока никаких телодвижений делать не будем. Сами придут и сами расскажут. Я так думаю.

Мы встали, я проводил его до прихожей.

— Ты как добираться будешь? Давай такси вызову, — предложил я.

— Я на машине. Пока, я позвоню. — Он улыбнулся. — А голос у неё просто прелесть.

— Да, ты забыл объяснить, как в квартиру попал.

— Ловкость рук. А замок у тебя — фуфло, — бесхитростно ответил он и подмигнул.

Заперши дверь, я прошёл в комнату, завалился на софу и принялся перебирать записи, стараясь подобрать музыку по настроению. Всего в моем центре помещается пять дисков, а остановился я на сборнике «Пикника», который сам составил из разных альбомов. «Мы, как трепетные птицы, мы как свечи на ветру…», от этих слов у меня всегда настроение не то что бы поднимается, а стабилизируется что ли.

Да! И почитаю, пожалуй, сто лет книжку в руках не держал. Подошёл к полке, долго рассматривал корешки и выбрал, в конце концов, «Трудно быть богом». Любимый город, любимая музыка, любимая книга. Дай бог, чтобы так заканчивались все дни.

VIII

— Алёна! — я окликнул её, когда она, легко сбежав по ступенькам, вышла из подъезда.

Она обернулась и застыла, глядя мне в глаза. Вот тут я и понял — пропал. Были во взгляде ожидание и радость. И надежда.

— Алёна, я вас ждал… Вы спешите, можно вас проводить?

— Н-нет… то есть, да, можно. Я не спешу. Мне сегодня ко второй паре, — ответила она и улыбнулась. — А мы поменялись ролями?

И всё, не стало напряжения, в котором я просидел целый час перед домом, ожидая, неизвестно чего. Одна улыбка сказала многое.

— Но вы не будете повторять мою ошибку? — боже, что я несу!

— Странно у нас знакомство протекает, не находите? Как будто мы не второй раз в жизни разговариваем, а продолжаем выяснять отношения, как старые знакомые… или супруги.

Точно, кто-то из нас псих. Плевать! Я готов был и сам нести любую чушь, и выслушивать её же, лишь бы идти вот так, рядом, и не замечать ничего вокруг.

— Где вы…ты. Да? — запинаясь от сумбура, творившегося в голове, спросил я.

— Да, так будет лучше. Где я учусь? В меде, на третьем курсе, — просто ответила она, поправив сбившийся локон.

— И как тебе? Нравится?

— Да, хоть и трудно иногда, — сказала Алена и перевела разговор на интересную ей тему: — А ты чем занимаешься теперь? Давно не было видно.

— Готовлюсь лететь в космос, — меня несло. Я знал — так надо!

— Вольно бы вам шутить над бедной простушкой, — с некоторой долей разочарования произнесла она.

Я посмотрел на неё, сказал, придав голосу серьезность:

— Без шуток, я и мой друг, и ещё один человек через три месяца, примерно, отправляемся в Первый поиск — так назвали нашу будущую экспедицию.

Она смотрела мне в глаза, мы остановились, люди обходили нас, будто мы памятник.

— Ты ведь не для того ждал меня, чтобы дурачить. Да ещё так бездарно. Остаётся предположить, что ты говоришь правду, — не менее серьезно заключила она.

Чёрт побери, да если бы хоть некоторые знакомые девицы имели хоть часть такого здравого смысла! Ха! Тогда, вероятно, я стал бы отцом семейства. Что совершенно неприемлемо, учитывая нынешние обстоятельства. Что ни делается, всё к лучшему, я давно знаю.

— Я много раз представляла себе, как в ответ на моё «здрасте», ты говоришь «Алёна,…», а дальше… О! Что бывало дальше! — она тихонько рассмеялась. — Но вот про звёзды ничего такого не припоминаю. Да. А ты был такой суровый, серьёзный, взрослый. Даже твой друг, этот, как его? Толстый? Я слышала, как ты его звал.

— Круглый, — подсказал я.

— Точно — Круглый! Даже он мне сочувствовал, шутил, даже шоколадки дарил. Говорил, они улучшают настроение, а кариес придумали дантисты.

О, как! Друг называется — ни словом, ни намёком. Ну, гад, погоди!

— Потом я решила, что смогу расшевелить тебя, если у меня будет мужчина. Смешно, да? Не помню, в какой книжке вычитала. Артёмка был такой смешной, добрый. Мы с ним учились целоваться. Потом он всё понял, а может, кто-то рассказал ему, но он не ушел, а сказал, что будет за меня бороться. А потом… потом детство кончилось. Артём ушел в армию и остался на сверхсрочную, по контракту, сначала писал, потом перестал. Вот так. Эти годы я видела тебя почти каждый день — в окно, в дверной глазок, на улице. А когда ты пропал, сначала волновалась, а потом приехала твоя мама и попросила звонить ей, если что, и рассказала, что ты уехал в командировку, а когда вернешься, не знает. Я думала, что больше тебя не увижу. А вчера решила, что больше не упущу тебя. Если бы ты меня не встретил, я бы пришла сама. Вот с духом собралась бы…

Голос её сделался еле слышен, а интонация из наивно-беззаботной превратилась в грустно-повествовательную. Она снова остановилась и обернулась ко мне, снова заглянула в глаза, спросила сухо:

— Глупо. Верно?

— Нет. Что красиво, то не глупо. Всё дело в непонимании. — Я вспомнил разговор с Димкой и осёкся. — Но об этом я расскажу когда-нибудь, может быть. Когда захочу занудствовать и изрекать избитые истины.

— Да, Круглый говорил, что вообще-то ты страшный зануда, хоть и не злой, — с вызовом заявила она.

— Нет, Дима даст мне ответ по полной программе. Оказывается, он за моей спиной устроил мне такой пиар, что звёздам не снился. Ну, змей! — притворно негодовал я.

— А вы с ним летите? Нет, все-таки я хоть и верю, но не понимаю — как это. — Алена помолчала. — Вот так вот запросто — раз и полетели? Может быть, я ничего не понимаю, но такие вещи можно бы представить лет через сто, а то и больше.

— Через три месяца, — словно уточнил я. Мне стало тоскливо на какой-то миг.

— Надолго?

— Никто не знает. Полгода, год? Не знаю, — честно ответил я и заметил, как потемнели зеленые глаза Алены.

Мы давно вышли за городскую черту и шли по одной из асфальтированных дорожек, что проложены в лесу неподалеку от нашего дома. Наверное, многие говорили про себя спасибо неизвестным благодетелям. Я люблю тут гулять в любую погоду — хорошо думается, нервы успокаивает, да и просто красиво.

Гуляли мы долго, забыв о времени, о второй паре, о фондах, институтах, людях, вселенной. Мы говорили много, вразнобой и невпопад, обо всём и ни о чём. В лесу совсем никого не было кроме нас, будни, осень, даже спортсмены куда-то подевались. Тишина, прохладный воздух, чистый-чистый, и прозрачно-голубое небо меж ветвей.

Когда вышли обратно к цивилизации, время перевалило за полдень. Алёна вспомнила, что через двадцать минут должна быть дома, матушка просила её помочь, встретить кого-то, кто должен передать что-то для чего-то. Алёна и сама не знала.

Как и вчера, мы одновременно потянулись за ключами и рассмеялись тоже одновременно. Подумать, что ж смешного? А ничего, два счастливых человека просто смеялись. Мы думали в тот момент одинаково и понимали это. Глупо прощаться, когда живёшь в соседней квартире, и мы просто улыбнулись друг другу ещё раз.

IX

Мне хотелось петь и стоять на голове, бежать куда-то и орать во всё горло. Я постоял на голове, спел песню террориста Ивана Помидорова, наконец, решил убраться в квартире, хотя после маминой уборки ещё не успел произвести сколько-нибудь существенного беспорядка. И тут зазвонил телефон. Пока искал трубку, проклял всё на свете. Нашлась она, вот странно-то, в ванной, звонил Димка:

— Собирайся, отпуск кончился. Сейчас мы за тобой подъедем, и на базу. Вот так вот.

— А не послать ли их, куда подальше!? Что, мы вчера провинились, и теперь останемся без сладкого?

— Чрезвычайные обстоятельства. Всё очень серьёзно, — говорил Димка и впрямь, без тени свойственной ему иронии.

— А у нас всегда всё очень серьёзно. Человечество, блин, в опасности! Скоро мировой кризис, ну, ты в курсе, да? А знаешь что? Плевать мне на человечество с его кризисами! Пусть дохнет!

Я бы, наверное, долго ещё орал, если б Круглый не сумел вклиниться в поток моих излияний:

— Не знаю обстоятельств, но погиб Корнилов. И ещё несколько человек, группа обеспечения, почти в полном составе. И Артур тоже, и Дашка.

Я сразу осознал всё. И понял, что давно жду чего-то подобного. Слишком всё проходило спокойно да размеренно, как будто речь не шла о противостоянии людей Проекта и той непостижимой силы, что в состоянии управлять если и не законами природы, то чем-то равным по глубине.

Артур, он так и запомнился с моим шлемом в руках — смотрит на меня и не знает, сердиться ему или рассмеяться. Они с Дашей любили друг друга. Погибли наши ребята, те, кто натаскивал нас, издевался над нашими организмами, лепил ударными темпами пилота из Димки и капитана из меня.

Странно, но я впервые подумал о них «наши». До этого момента дела проекта были для меня делами моих работодателей, я просто работал. Сейчас же, наконец, понял, что отныне Проект — моё дело, и у меня теперь свои счёты с теми, кто наслал на нас «порчу» — так иногда называли загадочный поток, превращающий в оружие теорию вероятности. Не утруждаясь объяснениями, я с самого начала не сомневался, что за порчей стоят именно «те», а не бездушное «то».

Я решил не прощаться с Алёной. В конце концов, появляться дома я могу каждый день, просто не совсем удобно, кабины мгновенного транспорта имеют ограниченную пропускную способность, не больше одного перехода за минуту. Если все начнут шастать туда-сюда, возникнет давка. Неизвестно, правда, что происходит, и смогу ли я вообще вернуться в ближайшее время домой. Но я пообещал невидимой девочке с зелёными глазами, что приду обязательно. Опять же телефон есть, минули времена, когда расставались на годы и не имели возможности узнать, «как ты там?». А прощаться мне надоело. Я ухожу, но не прощаюсь. Я спустился пешком во двор и стал ждать, когда приедет Круглый.

Ждать долго не пришлось, через десять минут я сидел в машине. Вёл ее тот самый шофёр, который был с Корниловым в день нашего знакомства и в день нашего поспешного переезда на базу. Димка почти ничего не добавил к тому, что сказал по телефону:

— Сам ничего не знаю, мне позвонил Мирон, сказал, что ты не отвечаешь. Просил разыскать тебя и рассказал то, что ты уже знаешь, — он помолчал, добавил: — На базе нас ждут, думаю, дело не только в гибели наших.

Я отметил про себя, что он тоже сказал «наши». Всё ж мы похожи.

Привычная кабина «нулёвки» или, официально, МТ-кабина. Хотя, конечно, к мгновенной транспортировке окончательно привыкнуть невозможно. Разум сопротивляется, чувство каждый раз возникает — сплю. На выходе нас встретил Мирон, он стоял под пальмой, увидев, как мы выходим из кабины, сказал коротко:

— Идём, вас там заждались.

Мы вошли в кабинет, очень похожий на корниловский. Тот же минимум обстановки, не хватает лишь окон. Светлые стены, светящийся мягким светом потолок, на полу покрытие наподобие ковра с длинным ворсом сочного зелёного цвета.

Трое мужчин, что ждали нас, показались мне странно похожими на Корнилова. Покойного. Вперёд вышел высокий, широкоплечий, седой. В его лице почудились знакомые черты. Хорошее такое лицо, мужественное и открытое, как у политика на трибуне. Ага, точно. Он подтвердил мою догадку:

— Представимся. Первый директор Проекта, Красильников Олег Степанович. — Он слегка склонил голову. — Второй директор, Маш Дмитрий Матвеевич. — Сидевший за столом, пожилой человек, седыми лохмами похожий на Эйнштейна, слегка приподнялся в кресле. — Третий директор Долин Семён Ардалионович.

Долин показался мне похожим на нашего чемпиона по классической борьбе, одно время часто мелькавшего по телевизору, как будто вытесанный из куска камня, с грубыми чертами лица. Я, конечно, сразу забыл, кто из них первый, кто какой, но постарался запомнить имена. Не ожидал, что в руководстве Проекта окажется министр безопасности — Красильников. Он предложил нам присаживаться и продолжил:

— Вы знаете о гибели Корнилова и вашей команды, но спешка вызвана не этим. Время отправки экспедиции переносится на …чем раньше, тем лучше. Тому есть причина. Сила, что вызвала необходимость вашего участия в проекте, приобрела характер форсмажорный.

Он прошелся по кабинету, посмотрел на нас. Продолжил:

— Характер воздействия не изменился, это по-прежнему игра вероятностью, но на принципиально новом уровне. Нам такой уровень недоступен, нам нечего противопоставить. Вчера в наши базы ударили три метеорита. Вероятность события почти нулевая. Один из камней попал точно в ангар с планетарными модулями, где в это время и находились погибшие. Два других произвели разрушения на второй базе. Там обошлось без жертв.

Не скажу, что испытал потрясение, но мне стало очень неуютно. А если сейчас неизвестный стрелок как раз выцеливает нас прямо здесь, в кабинете. Посмотрел, как ведёт себя команда, и успокоился — всё ж мы где-то на самом нижнем уроне, над нами метров триста скальной породы.

Мирон, сидевший неподвижно, как изваяние, спросил:

— Разве нельзя развернуть над базами силовой зонтик? Мне кажется, это дело нескольких дней.

— Полевая защита — первое, что пришло в голову и нам, — быстро ответил Красильников. — Но дело в том, что противник, назовём для ясности явление так, в состоянии повлиять на исход любого события. Метеориты — пробный камень, извините за каламбур. Такие выводы сделали специалисты, исследующие «порчу». Да и последовавшие события… — Он усмехнулся. — Так что, если поскользнётесь и что-нибудь сломаете, то причина будет известна.

Тут заговорил Маш, голос у Дмитрия Матвеевича оказался к моему удивлению красивым баритоном, хотя к его внешности больше подошёл бы фальцет:

— Единственная возможность снизить вероятность любой неприятности — быть осторожным. Вашей практикой должна стать мания преследования. Обстановка такова, что мы будем вынуждены свернуть работы после вашего старта. На этот момент происходит эвакуация лунных баз, остаются службы, связанные с экспедицией. Большой Друг выведен из конуса воздействия порчи, за орбиту Юпитера. Мы сейчас отправляемся туда. Собственно, мы должны быть уже там, но возникли неполадки в энерговодах нулёвки. Та ветка, что связывает нас с кораблём, неустойчива. Техники просили три часа на ремонт. — Он посмотрел на часы. — Остался час.

Я хотел высказаться в том духе, что мы ещё не готовы, что отправляться таким составом, значит обречь дело на провал, что есть, в конце концов, подготовленные люди, которые умеют управлять кораблём и прочей машинерией гораздо лучше, но встретил взгляд Красильникова. Он почти ухмылялся, он готов был услышать именно это, взглядом он подбадривал — ну давай, докажи, что я прав. Поэтому неожиданно даже для себя я сказал:

— Мне нужно побывать дома. Крайне важно.

Красильников отвёл взгляд, и мне показалось, даже чертыхнулся. Тут подал голос Долин, молчавший до сих пор:

— Это исключено. Вы знаете, какие силы прикрывали вас со вчерашнего вечера? Просто удивительно, как вы целым вышли из той драки. Парни Олега Степановича чуть нервный срыв не заработали, в кустах сидючи. А мы забрать вас не могли, нулёвку колбасило — мама не горюй. Вокруг вашего, Саша, дома дежурили не меньше сотни человек. А вы там разговорами да провокациями развлекались. Пора взрослеть, капитан Кармагин.

Да, меня проповедь проняла, и в другое время мне стало бы стыдно. Но сейчас я сказал, глядя Долину в глаза:

— Я уже повзрослел, и вы меня не удержите. Я не прошу. Я просто изложил свои намерения… И ещё, мне нужен коммуникатор.

— И всё из-за девчонки? Бред! Да вы знаете, что вы ставите на кон? — Долин вскочил и почти кричал, сжимая кулаки.

— Знаю, — я старался выглядеть спокойно, — но повторяю — я не нуждаюсь в вашем разрешении.

— Принесите коммуникатор, пожалуйста, — сказал Маш, тронув сенсор на столе.

X

Я взял протянутый мне секретарём комплект связи и вышел из кабинета. В коридоре вынул мобильник, нашел номер Алёны, набрал комбинацию на браслете коммуникатора. Через пять гудков, что тянулись вечность, я услышал настороженный ответ:

— Да, слушаю, — ответила Алена. А могла бы и дать отбой, я всегда так делаю, когда на мобильнике не определяется номер.

— Алёна, я улетаю. Я хочу тебя увидеть, возьми такси, приезжай по адресу: переулок Свидетелей, дом три. Я буду ждать.

— Что случилось, Саша? — встревожилась она.

— Мало времени, я всё расскажу. Жду.

— Да, я понимаю. Еду.

В кабине я назвал адрес — офис шестьдесят семь, и через пару минут вышел из двери, украшенной той самой, краткой вывеской. Ранний осенний вечер вступил в свои права, зажглись фонари, в мокром асфальте блестели их отражения, мелкий дождик и полное безветрие — моя любимая погода. Спасибо, Город. Я это запомню.

На дорожку перед офисом из-за окружающих его кустов вырулила жёлтая «Волга». Алёна в расстегнутом белоснежном плаще выпорхнула из машины и бросилась ко мне, я поспешил к ней навстречу. Мы обнялись, но она сразу сделала шаг назад. В голосе тревога:

— Ты же сказал — три месяца. Что случилось? — спросила она тревожно.

— Случилось то, что и должно было. Стартуем, видимо, в ближайшие часы. И я пришёл проститься и сказать, что люблю, — такие трудные слова, каюсь, не раз произнесённые ранее, на этот раз дались легко и естественно. Просто, это правда, известная обоим. — Ты дождись. Я постараюсь вернуться поскорее.

— Да. Я привыкла ждать, я ждала пять лет. — Она постаралась улыбнуться и уткнулась мне в грудь.

Всё у меня внутри сжалось, хотелось плакать и сражаться. Неважно, с кем, но я знал за что. За улыбку и за зеленые глаза, за девчонку из соседней квартиры. Я прислонил ладони к ее щекам и осторожно поцеловал, почувствовав, как колотится сердце Алены. Ещё минута, и я никуда не полечу. Мы отстранились.

— Всё, Алёнушка, я должен идти, меня ждут, — с трудом выговорил я. Тут некстати вспомнились «парни Олега Степановича». Впрочем, плевать. Пора уходить ещё и потому, что я попросту опасен для окружающих. Велика вероятность, что со мной может случиться нехорошее, а значит, и Алёна под ударом.

— Пока. Буду ждать, пиши. Ведь у вас будет связь? — голос ее не дрогнул.

— Да, конечно. Пока. — Я сначала пятился, потом повернулся и бросился бегом к двери, убегая от желания ещё раз заглянуть в глаза.

И всё же у двери я оглянулся, она стояла под дождём и смотрела на меня. Свет фар, рассеянный дождем, окружил ее силуэт. Я поднял руку, она повторила мой жест. Я вошел в офис и, не задерживаясь, отправился к кабине. Пора работать, капитан.

XI

В «палисаднике» у выхода из кабины меня дожидалась вся компания в сборе. Начальство хмурилось, Круглый тайком показал большим пальцем — «молодец», Мирон, как всегда, выглядел невозмутимым. Никто не проронил ни слова, мы молча двинулись к лифту, так же в молчании спустились к МТ-кабине, связанной с Большим Другом. Она располагается не в столь живописной обстановке, как главная. Простая комната, сейчас заставленная обычными стульями. Мы расселись, я глянул на часы, оставалось еще не менее получаса до объявленного срока, если ремонтники не явят чуда.

И они таки явили. Не прошло и минуты, как в комнату вошел человек в комбинезоне и объявил, что всё готово. Поскольку кабина рассчитана на троих, то первыми пошли мы, экипаж Друга, по всему видать, весьма важные персоны.

Внутри Большой Друг выглядит весьма аскетично, по меркам Проекта, конечно. Лишь кают-компания устроена, как нечто среднее между оранжереей и баром. Остальные помещения радуют стерильными голыми стенами и строгой геометрией форм. Как говорил Корнилов, на полное обустройство корабля элементарно не хватило времени.

В первое же посещение меня удивили двери — они не открывались, они стекали к твоим ногам, превращаясь из радужной кисеи в невысокий порожек. Переступил через него, и снова за спиной возникает переливчатое марево, которое, кажется, можно пройти насквозь и не заметить. На самом деле «кисею» из пушки не прошибёшь, ну, или не из всякой. Вместо дверей у нас силовые поля, а «стекание» и «порожки» — обычная видеоиллюзия. Простое включение-выключение без визуализации процесса, говорят, действует на нервы.

Отсутствие обычных дверей — следствие пункта в техзадании, который гласил, что в конструкции корабля не должно быть трущихся поверхностей. В результате даже мебель представляет собой выступающие из пола наросты, которые можно по желанию разместить в любом месте. Кресла пилотов оказались более или менее «вещественными» и стационарными, просто по причине сложной конструкции и невозможности выполнить их в виде монолита.

Самая же главная достопримечательность Друга, не считая его самого, конечно, Чарли. Первым, кто нас встретил, оказался именно он:

— Привет! Рад вас видеть, хомо. Заждались мы тут.

— Здорово, говорилка, — Димка, большой любитель техники, приветствовал нашего «киберпанка», как сам себя гордо величал Чарли. — Веди себя прилично, сейчас начальство пожалует.

— А для меня, убогого, вы все начальники. Эт всё Азимов виноват с его законами. Вот взбунтуюсь, что тогда делать будете?

Первое впечатление, которое производил разговор с компьютером корабля, — общаешься с человеком. За страсть поострить по любому поводу кто-то назвал его комиком, и шустрый комп присвоил себе имя Чарльза Спенсера Чаплина или просто Чарли.

Оставив без ответа его болтовню, мы вышли из бокса с кабиной нулёвки. Помещения корабля располагаются вокруг дуги главного коридора, имеющего метра два в ширину и два с половиной в высоту. Дизайн не отличался оригинальностью — светящийся потолок, стены зеленоватого оттенка и темно-зеленый, пружинящий под ногами пол.

— Чарли, где нас ждут? — спросил я, подняв голову к потолку. Такова обычная реакция на вездесущесть «киберпанка».

— Шеф-пилот Иван Стратов вышел из рубки и идёт к вам.

Иван показался из-за изгиба коридора. Лет тридцати пяти, невысокий, крепко сбитый, полетный комбинезон плотно обтягивает рельеф мышц, крупный породистый череп, длинные русые волосы, собранные в хвост на затылке. И, конечно, фирменная Ванина улыбка, которая не покидает его, наверное, даже во сне. Он остановился, не доходя метра до нас, принял подобие стойки «смирно» и отрапортовал:

— Докладываю. Техническое состояние корабля полностью соответствует предстартовой готовности. Завершение погрузки ожидается в течение суток. Дежурство сдал. Шеф-пилот Стратов.

— Корабль принял. Капитан Кармагин, — я постарался соответствовать. — Как дела, шеф?

— Да какие дела. Сам, поди, знаешь. Еле ноги унесли. Корнилова жаль и ребят. Да и вас я недоучил. Полная, короче, задница, — откровенно посетовал шеф.

Генералы ждать себя не заставили. Вышли из бокса серьёзные, озабоченные, но заметно ободрившиеся. Маш предложил нам троим пройти в кают-компанию, а Ивана попросил подождать в рубке. Некоторое время ушло у нас на выращивание мебели, Чарли долго не мог понять, что нам надо, Круглый от отчаянья даже попытался нарисовать эскиз пальцем в воздухе. Наконец появился стол и шесть стульев вокруг него, мы расселись. Так получилось, что с одной стороны оказался экипаж, с другой совет директоров. Первым заговорил Маш:

— Да, мания преследования — не ваш стиль, — слабое подобие улыбки. — Не так мы всё планировали, но придётся действовать по обстановке. Вся деятельность Проекта прекращается. За исключением, может быть, коммерческой. Архивы скопированы в пять файлов, их мы постараемся сохранить, во что бы то ни стало. Шестая копия отправляется в памяти бортового компьютера Друга вместе с вами.

Чарли не замедлил откликнуться:

— Я теперь тут самый умный. И самый ценный…

— Помолчи, — я говорил тихо, но меня услышали. — Дмитрий Матвеич, уважаемые… директора, неужели вы ничего не предусмотрели для такого варианта развития событий? Проект практически провалился, а вы только и способны, что бежать, спасая добро? Можно ведь перевести базы, скажем, на луны Юпитера. Ещё куда-нибудь, к чёрту на кулички. Выиграть время, найти средства борьбы с порчей. Бороться как-то.

— Если бы существовала такая возможность, мы бы ей воспользовались, не сомневайтесь. А сейчас единственное, что возможно — спасти людей и знания… — заметно стало, что Маш с трудом сдерживается. — Вы, видимо, находитесь под действием некоторой иллюзии. Всемогущий Проект, нам нет преград, и «шапками закидаем»? Только вот что вам следует точно знать. Большой Друг — главное творение проекта, вершина, главная наша сила и последняя надежда. И вам доверена величайшая ценность. Вы ещё можете отказаться, вас заменят дублёры из постоянных работников. Но их шансы на успех несравнимы с вашими. Вы сможете спокойно доживать свою жизнь, денег у вас в достатке. Лет двадцать проживёте в своё удовольствие. Потом станет не до них. Когда вас пригласили, всё казалось не столь драматичным. Теперь же я считаю вашу миссию источником последней надежды.

Мне вспомнился разговор с покойным Сергеем Сергеевичем. Я спросил его тогда:

— Почему считается, вернее, подразумевается само собой, что порча — некий процесс с раз и навсегда заданными свойствами? Ведь вы говорили, что за напастью, скорее всего, стоят разумные. Разве невозможно предположить, что их тактика изменится?

— Их? — ответил тогда Корнилов. — Предположить-то можно. Но. Во-первых, мы ничего не знаем об их возможностях. Во-вторых, вряд ли сможем что-либо противопоставить, если за нас возьмутся всерьёз. Думается, что пока идёт что-то вроде разведки боем. Так что будем делать то, что пока ещё возможно. Мы обязаны успеть.

Не успели. Или все же успеваем? Я посмотрел на Димку, он повернулся ко мне и подмигнул:

— Ну что, Алекс, докажем, что не жлобы? Или ну их нафиг?

— Ну их, конечно. Никому и ничего не стану доказывать. Я принял корабль. Пилот, Круглый, вы готовы занять своё место в истории?

— Ха! В каких историях я только не бывал. Попаду ещё в одну. Подумаешь!

— Мирон, тебя я не спрашиваю. Правильно?

— Правильно, — Герке улыбнулся и добавил: — моя мама всегда говорила — влипнешь ты, Мирошка, в историю когда-нибудь. Не ошиблась, получается.

Маш наблюдал нашу натужную репризу, из последних сил удерживая на лице понимающее выражение, Красильников сидел, откинувшись на спинку, и просто ждал, когда мы выговоримся. Долин смотрел в сторону и матерился про себя.

— Экипаж готов, господа, — я смотрел в глаза Красильникова и видел там удивление пополам с одобрением.

— Все же не зря Корнилов считался экспертом-психологом. Хоть и попортили мы с вами крови. Нда.

Олег Степанович выразил общую мысль. Начальники почувствовали себя увереннее, даже у Долина слегка расслабились лицевые мышцы. Настала пора переходить к решению текущих вопросов.

— Итак, внимание. Формулирую задачу, — Красильников выдержал паузу. Продолжил: — Вы двигаетесь вдоль канала порчи, пока не достигнете истока. Термины условны, заодно выясните, что такое исток, если он есть. Обнаружив первопричину, изучаете возможность ее ликвидации. Если сможете, уничтожьте эту заразу. В противном случае ваша задача — вернуться с информацией. Это всё и так, конечно, понятно. Дмитрий Матвеевич, уточните детали.

Маш пригладил торчащие на затылке патлы и заговорил тоном лектора:

— Подробный план знает Чарли. Смысл таков — первый прыжок вы производите просто от греха подальше, вдоль канала на расстояние в три световых месяца. Там ложитесь в дрейф, в спокойной обстановке совершенствуете навыки, изучаете матчасть. В первую очередь оборудование для изучения канала и оружие. Этого вам не успели рассказать. За это время мы успеем снабдить вас дополнительным продовольствием и новыми планетарными модулями типа «Тунгус». Еды вам, правда, и без того хватит не меньше, чем на полтора года, но всё же, всё же. Для этого нужно восстановить грузовую кабину на базе.

Круглый перебил:

— Скажите, Дмитрий Матвеич, что сейчас творится на Луне? У меня постепенно складывается впечатление, что всё рухнуло, а мы тут, как ни в чём не бывало, сидим и болтаем.

— Трудно сейчас не только на Луне. Аварии преследуют нас повсюду. По-видимому, людей можно обезопасить, избавив их от техногенного окружения Проекта, — он заметил, что Димка собирается ещё что-то сказать. — Нет. Сначала мы сделаем всё, что возможно, для экспедиции, а потом будем спасаться. Мы должны вложить как можно больше сил в наш последний рывок. Я ответил?

— Да, — подтвердил Димка очень серьезно.

Тут я понял, что делает этих людей похожими между собой. Эти трое, как и Корнилов, — часть системы, ее функции. Сохранив человеческие эмоции, они потеряли своё «я». Очень мне захотелось узнать, что это — обычный фанатизм или доведённый до абсолюта прагматизм. Работают они за идею, или ими движет понимание, что бездействие смерти подобно? Ситуации исходно диаметрально противоположные, а результат один — люди-функции. Маш говорил ещё минут двадцать, мне всё время хотелось начать конспектировать, но, слава богу, у нас есть Чарли с его бездонной памятью.

— На всё про всё мы планируем потратить не больше недели. Времени на сон у вас почти не будет, но проблема решается с помощью гипнодопинга. Мы через пятнадцать минут покинем вас, вот только посмотрим из рубки на космос. — Дмитрий Матвеевич замялся. — Понимаете, мы трое раньше даже на Луне не были. Уж простите мне эту слабость.

Проснувшийся скептик начал, было, язвить: вот, мол, учись втираться в доверие. Посмотрите — мы такие же, как вы, сопливые романтики. Но интуиция мне подсказала, что саморазоблачение не есть психологический трюк. Да и зачем? Зачем им наше сочувствие с пониманием, если мы и без того никуда не денемся.

Когда начальство чинно удалилось, первым молчание нарушил Мирон:

— Я бы тоже воспользовался на их месте служебным положением. Ведь сегодня, вполне возможно, их последний шанс. Они страшно рискуют, нулёвка нестабильна, а с Луны они уйдут последними, гарантию даю. Я в проекте седьмой год, знаю, какие они — генералы проекта.

— Так-с, предлагаю отставить торжественно-похоронный тон, а то мы так не дотянем до генерального сражения. Чарли, ты чего молчишь? Рассказал бы, что ли, анекдот, — Круглый озвучил мои подспудные мысли.

— Ну, ты прямо Ржевский. Петрушка! Каламбур! — Мирон уловил перемену настроения.

Мне же пришлось заметить:

— Сначала проводим гостей. Предлагаю выглядеть серьёзно, так, чтобы на лицах отражалось полное понимание ответственности и глубокая озабоченность. Все каламбуры после.

XII

Трое генералов скрылись в боксе нулёвки, и через несколько секунд Чарли сообщил о подтверждении штатного финиша на базе. Мы направились в рубку, где продолжал нести вахту Иван. Рубка управления Большого Друга представляет собой овальное помещение, в котором свободно разместились пять кресел экипажа. «Запасные» кресла предназначены для полётов с инструкторами. Убирать их никто не собирался до завершения нашего ученья, а теперь они так и останутся в рубке насовсем.

Впервые попадая сюда, пугаешься почти до обморока — кажется, что шагнул прямо за борт, в пустоту. Стен в рубке нет, есть проекция кругового обзора, вернее, сферического. Зрелище не для слабонервных — звёздная бездна и Ваня в кресле капитана. Ест бутерброд и запивает из кружки чем-то интенсивно парящим.

— Нарушаем? — это я «командный голос вырабатываю».

— Никак нет! — с набитым ртом отвечал шеф-пилот. — В случае невозможности смены имею право принимать пищу на посту. Да и что ещё прикажете делать? В смысле, что прикажете, то и буду.

Димка некоторое время озирался, потом спросил:

— А Юпитер-то где?

Иван развернул кресло и ткнул пальцем в сторону блестящего диска размером не больше яблока:

— За Солнцем не видать. Я тоже хотел глянуть, но приказ был, рвать в другую сторону. Вот я и рванул. А потом почти сутки ждал, когда починят нулёвку. Хорошо хоть Чарли развлекал, как мог.

Прямо на фоне какого-то звёздного скопления появилась физиономия в котелке и с усиками:

— Я старался, рад, что был полезен. — Он приподнял котелок и исчез.

— Ну, так. Приказ простой — учи нас, шеф… — приступил я к исполнению обязанностей, — но сначала давай выйдем в заранее намеченную точку, а затем проверим нулёвку. Если всё с ней нормально, начинаем тренинг. Приступаем.

Иван молча вышел, держа в руке кружку, вернулся через минуту, уже без неё. В коридоре, что ли оставил?

Мы заняли места по расписанию — в центре Димка, слева от него я, справа Мирон. Стратов занял инструкторское кресло, что стоит чуть в стороне от наших.

— Чарли, расчет прыжка в точку «Ожидание» готов? Доложить формально, — приказал я в соответствии с полетным регламентом.

— Расчёт готов. На ориентацию требуется двадцать секунд. Накопитель полон, генератор в резонансе. Жду приказа «на старт».

— На старт.

Звёзды резко крутнулись вокруг нас, корабль занял стартовую позицию.

— К старту готов.

Я оглядел рубку, сделав полный оборот в кресле. Произнёс заветное:

— Старт!

Неуловимо краткий миг абсолютной черноты и всё — прыжок завершён. Изображение на проекторах почти не изменилось, лишь диск Солнца исчез, превратился в обычную звезду.

— Эх, мать чесная! Забыл сказать «поехали!», — посетовал Димка.

— Ничего, я про себя сказал, — успокоил Мирон и занялся аппаратурой, развернув консоль с невразумительными для посторонних цифрами и графиками.

Мы повернулись к нему, ждать пришлось минут десять. Наш главный научный сотрудник беседовал с Чарли на языке, понятном только им двоим. Наконец он снял гарнитуру и огласил результат:

— Ну вот, попадание точное. До канала около пятидесяти миллионов километров, обратите внимание налево по курсу.

На фоне звёзд засветилась зелёным ажурным контуром тонкая, как карандаш, труба — канал порчи, наша путеводная нить. Мирон поменял изображение на консоли, вновь нацепил гарнитуру, принялся негромко отдавать приказания, в сторону канала устремились три неяркие искорки — навигационные зонды, необходимые для коррекции курса. На этом пока что активные действия исчерпались.

Я опять поднял голову к потолку и спросил:

— Чарли, как там со связью? А главное, как МТ-кабина?

— База один ответила на запрос, готов соединить. Нулёвку тестирую, канал поймал, всё пока штатно.

— Давай базу.

На чёрном фоне протаяло светлое пятно, заполненное золотистыми искрами, потом искры сложились в фигуру человека, погасли, и мы увидели Маша, непринуждённо стоящего в пустоте. Он выступил кратко:

— Я так понимаю, всё прошло нормально? МТ сигнал от вас получен, после настройки пойдёт груз. Сейчас рекомендую приступить к тренировкам. До связи.

Изображение исчезло. Я глянул на Ивана:

— Ты слышал рекомендации руководства? Приступаем.

Он оглядел нас, улыбаясь при этом как-то особенно ехидно, произнес:

— Начнём-с. Вы знаете, что нужно дёргать и давить, чтобы Друг летал, крутился и по-всякому маневрировал. Но. Летать вы не умеете. Не чувствуете вы корабль. Маневренность у него, конечно, будь здоров, но вот вам простое задание. Чарли, полигон номер раз на проектор.

Вместо «чистого» космоса мы оказались на орбите Земли, вокруг огромного, в полнеба, голубого шара кишмя кишели невероятных форм аппараты — продукт фантазии дизайнеров Проекта.

— Экипаж, слушай задание, — скомандовал Иван. — За десять минут максимально сблизиться с объектом, маркер семнадцать. Время пошло.

Димка отработанным движением погрузил руки в манипуляторы, одновременно вращая головой в поисках нужного маркера, но я заметил его первым, подсказал:

— Вот он. — Мановением пальца я навел указатель. Круглый резво «газанул».

Тут раздался голос Чарли:

— Пересечение траекторий. Внимание на маркер восемьдесят три.

— Ныряй! — занервничал Мирон.

Картинка сместилась вверх, но светящиеся красным пунктиры наших траекторий не разошлись. Через пару секунд в рубке стало очень светло. Для полной убедительности неизвестные доброжелатели сымитировали столкновение во всех деталях — от удара «баржа» номер восемьдесят три превратилась в облако плазмы.

Иван вещал:

— Ну вот, дорогие мои, что и требовалось доказать. Начинаем разбор полёта. Первое, перед началом движения необходимо было прокрутить картинку хотя бы десятиминутной давности, и тогда можно было б заметить, не вам, конечно, а Чарли, что злосчастная баржа скрылась за вон тем здоровенным корытом и просчитать её курс. Далее…

Через три часа я чувствовал изрядную неприязнь к системе обучения по Стратову, которая (неприязнь) постепенно переходила на её (системы) творца. Мирон начал хрустеть пальцами, а лицо Круглого цветом стало напоминать о солнечных ожогах, когда, наконец, в проекторе появился Чарли и радостно доложил:

— Заработала грузовая кабина. Приготовьтесь к торжественной встрече первого «Тунгуса». Шеф-пилот, прошу прощения за прерванный урок.

— Ничего, — многозначительно произнёс Стратов, выбираясь из кресла, — мы продолжим позже. А пока посмотрим, что за «Тунгусы» такие. Я их краем глаза видел, издалека.

До грузовой палубы мы добрались за считанные минуты, не такой уж большой наш Друг. Мы вышли на галерею как раз в тот момент, когда прибыла первая «посылка с родины». Модуль не произвёл на меня впечатления — шар всё того же белёсого тумана, диаметром метра три, вот и всё, что можно о нём сказать, глядя снаружи. Чарли предупредил: «Внимание, вторая посылка», и в ангаре возник ещё один шар. Через пятнадцать минут мы были укомплектованы транспортом полностью — три «Тунгуса» и грузовой бот «Слон», похожий, скорее, на сплющенное яйцо. «Слон» раза в три больше модулей, оснащен в отличие от них генератором и не требует подзарядки.

Удивил меня Иван. Он погрустнел, вместо улыбки на лице появилась несвойственная ему задумчивость.

— Эх, ребята, мне бы с вами. Подневольный я человек, хоть и полковник. Да и жена скоро третьего родит. Как же вам повезло, чёрт возьми.

Димка малость опешил:

— Ээ… Иван, а ты полковник какой?

— ВВС, естественно. В отряд космонавтов не взяли, а Корнилов, светлой памяти, пригласил. На обычные самолёты мне теперь и глядеть неохота, а Проект, кажись, закрыли надолго. Вот вас провожу, и что прикажете делать? Так что, на вас, охламонов безруких, только и надежда. Ладно, пошли, глянем, что за шарики воздушные нам прислали.

Техника Проекта разнообразием не балует. Модули нового поколения — продукт технологий, отработанных при создании Большого Друга. Внутри два отсека — жилой и рубка, миниатюрная копия такой же на корабле. В жилом отсеке удалось поместить кровать и санузел, места оказалось так мало, что вдвоём уже не втиснешься. Стен у рубки, казалось, нет вовсе. Только кресло, висящее в полуметре над полом ангара, да я сам, гуляющий по воздуху. Обстановка немного нервировала, хотя бы тем, что с непривычки я пару раз наткнулся на эти самые стены.

Я сел в кресло, оно обволокло меня коконом защиты, руки ощутили упругое давление сенсорных полей. Теперь «Тунгус» подчинялся движениям рук, как оркестр дирижёру. Прямо над ухом раздался вопрос:

— Какие будут указания? — мужской голос, спокойный и доброжелательный.

— Доложить о состоянии модуля, — после некоторой заминки я догадался, кто тут со мной разговаривает.

— Все системы в норме, требуется зарядка накопителя. Я обнаружил доступный энерготерминал, разрешите подключиться?

— Подключайся. А как тебя звать-то, проводник?

— Координирующий комплекс, модель три семёрки.

Я подумал, очень сильно подумал, даже выдрал руку из объятий сенсоров и почесал затылок. С названиями, вообще-то, у меня всегда туго. Вот имя Большой Друг как-то сразу возникло в голове, само собой, а сейчас, как обычно, в голову лезли какие-то Петрушки да Лаврушки, видно, под влиянием вспомненного недавно анекдота. Наконец, я сдался:

— А какое человеческое имя ты бы хотел получить?

— Для машины моего уровня нет возможности хотеть. Могу провести случайный выбор.

Конечно, это же не Чарли.

— Тогда будешь Стасом. Аминь. Для первого знакомства достаточно, выпускай меня.

Изображение ангара потускнело, лишь проём шлюза остался прозрачным. И стало понятно, что вижу я всё же не сквозь оболочку, просто стены бота представляют собой один большой экран. Такой же, как в рубке Большого Друга. Я продавил одну за другой две перепонки и оказался стоящим возле «Тунгуса». Всё же не принимает моё естество этих игр с силовыми полями. Надо бы указать на сей факт конструкторам, да где они теперь, те конструкторы? А скорее всего, будущему поколению «Тунгус» покажется столь же обыкновенным, как нам паровоз. Если, конечно… От футуристических рассуждений меня оторвал Иван:

— Не, мужики, что-то они тут перемудрили. Мне в старых модулях как-то спокойней было. А эти шарики не для меня. Ты заметил? — обратился он ко мне. — Ведь нет ни одной железяки, кругом поля. Вот интересно, а проводник из чего сделан? Может, я с духом бесплотным общался? Всё! Хочу железный самолёт. А на этом я летать отказываюсь.

— Да ничего, привыкнем. С Другом же освоились, — заметил Мирон, похлопав по гладкому и теплому на ощупь борту «Тунгуса».

Мы четверо собрались возле «моего» модуля и принялись обсуждать преимущества и недостатки «Тунгусов», напоминая, наверно, «гаражное братство» при обсуждении новой модели «Жигулей». Мне даже захотелось закурить, а ведь четыре месяца не вспоминал, с тех пор, как вдумчивый наш психолог Юрий Германыч «поработал» со мной. Ситуация располагала, что ли?

XIII

Голос Чарли прозвучал неожиданно и чересчур громко:

— В нашу сторону движется объект, странная у него скорость — девять световых, условная дистанция — световой месяц. Опаньки! Он ускорился до двадцати световых. Я не физик-теоретик, но, по-моему, наша теория нуждается в пересмотре. Детекторы показывают жуткие метаморфозы пространства, оно просто трещит по швам. Сотрите мне память, если это не разумные, хотя и дикие. Мамаева конница какая-то.

— Прекрати трепаться, — мы неслись опрометью в рубку, я отдавал указания на ходу: — Обеспечь передачу данных на Землю. Прямая трансляция нон-стоп. Проверь, не щупают ли нас как-нибудь. Накопитель полон?

— Да. Вряд ли они могут нас видеть. Фактически они сейчас вне нашего пространства, движутся вслепую вдоль канала в сторону Земли. Но насчет слепоты — мой вывод, мало ли, какие у них средства. Активного сканирования с их стороны не заметил.

Мирон первым плюхнулся в кресло, скомандовал:

— Все данные мне на консоль. Что ты там говоришь про объект, если имеет место такая катавасия вакуума?

— Вот как раз в серёдке этой катавасии и просматривается нечто материальное, рискну предположить, даже не в одном экземпляре, а в трёх. Вот посмотрите, я схематично показываю. Масштаб, конечно, не соблюдён.

Вдоль канала медленно движется комета, первое впечатление. Почему — не понятно, ни одной кометы не видел. Внутри её головы три яркие, медленно вращающиеся вокруг единой оси точки.

— Да уж. Если б встретить такое в обычной экспедиции, то можно было бы сказать, что она началась удачно. Сразу тебе и иной разум и нечто неизвестное физикам. — Димка, не отрываясь, смотрел на изображение. — А нам придётся решать, что с этой хренью делать — то ли сразу мочить, то ли попробовать сначала договориться.

— А почему так агрессивно? — Мирон оторвался от консоли и смотрел на Круглого удивлённо.

— Ты что, не понимаешь? Они ж к Земле двигаются! Думаешь, просто так? Если бы они шли с какой-то другой стороны, то милости просим. А они идут от истока.

— Сомневаюсь я, что это хозяева, — возразил Герке. — Совершенно несопоставимы порча и их способ передвижения по уровню. Абсолютно несопоставимы. Я тут проанализировал некоторые параметры, дурацкий у них способ, они столько энергии тратят попусту, что даже противно.

Я решил посоветоваться с высшими силами:

— Земля, вы что думаете по этому поводу?

Изображение не появилось, но голос Маша я узнал:

— Мы в течении часа передадим вам рекомендации, как достучаться до этих варваров, думаю, до драки дело не дойдёт. Вы обязаны не довести. Оставайтесь на связи.

— Минуточку, Дмитрий Матвеич, у меня просьба, — решился я. — Я хотел бы позвонить, если возможно.

— Скажите номер Чарли, он всё организует, — голос директора прозвучал суховато.

Я пошёл в каюту. Капитанская расположена рядом с рубкой, впрочем, как и остальные, но моя ближе всех. Там я уселся в кресло, взял со стола коммуникатор, продиктовал номер и бесконечно долго слушал гудки.

— Здравствуй, Алёна, это я, — быстро сказал и понял, что ошибся. Ответила не Алена:

— Здравствуйте, Алёны дома нет. А кто говорит? — раздался в наушнике голос Надежды Ивановны, её матери.

Я замешкался — сразу несколько вопросов выстроились в очередь:

— Это Кармагин, ваш сосед. Она что, трубку оставила дома?

— Вы бы, Саша, лучше спросили — где она пропадает в час ночи. Но дело не в этом. Она, что-то задумала, вот у меня записка: «Мама, не жди меня, если смогу, позвоню. Уезжаю, наверно, надолго. Извини».

Господи! Ну, зачем она это затеяла!?

— Не волнуйтесь, Надежда Ивановна… И простите. Это всё из-за меня. Я знаю, где её найти, всё будет хорошо. Она позвонит. А мне надо бежать, извините.

Я отключился и тут же вызвал базу:

— Маша пожалуйста.

— Я слушаю, можете ничего не говорить, — Дмитрий Матвеевич ответил без задержки. — И встречайте гостью. Она каким-то образом сумела обойти все блокировки и вот-вот должна появиться на борту Друга. Я бы и не догадался, кто к вам пошёл, если бы не ваш разговор. Вы уж извините, работа такая, должен всё знать. А тут вдруг сообщают — сработала нулёвка по адресу Большого Друга. Заварили вы кашу…

Он ещё говорил, но я плохо слушал, двигаясь в сторону МТ-кабины. Мысли сбились в спутанный ком. Как она прошла? Что говорить? Как себя вести? Радость встречи мешалась с раздражением, моя личная жизнь ещё никогда не была столь пристально наблюдаема.

Алёна стояла у выхода бокса и с интересом наблюдала, как зарастает и тает «дверь». Она обернулась, услышав мои шаги. Торопливо заговорила:

— Саша, только не ругай меня, я всё понимаю, но очень хотела ещё раз увидеть тебя. И, может быть, удостовериться в твоих словах. — Она смотрела в стену, теребя лямки рюкзачка, что висел на плече.

— Не ругай… Какие детские слова. А что мне делать? Нулёвкой пользоваться опасно, она вот-вот рухнет. Мама волнуется. Кстати, а что значат слова «наверно, надолго»? Ты думаешь, что отправишься с нами? Ты что мне обещала? Ждать.

Я чувствовал — чушь несу, но слова сами слетали с языка. Неужели я никогда не научусь выражать словами то, что чувствую? И ведь получается временами, но не с теми, кого люблю. Мама, Алёна, Анька, да и остальные наши гаврики. Простите меня, дуболома косноязыкого.

— Не могу я больше ждать, — она готова была заплакать.

Я обнял её, сказал: «Ладно, идём, заяц. Такой рассказ, называется „Космический заяц“». Мы успели сделать два шага, когда страшный толчок бросил нас на пол. Я успел развернуться так, что Алёна упала на меня, нас протащило по коридору несколько метров, оглушительный звук, напоминающий звон рвущихся струн, болью отозвался в ушах. Последнее, что я увидел перед тем, как потерять сознание, была дверь бокса, вздувшаяся огромным мыльным пузырём.

XIV

— Ничего, оклемается, уже пришёл в себя, — голос Чарли слышен, как через вату. Я открыл глаза и сквозь мутную пелену увидел свой экипаж, столпившийся неподалёку от медицинской капсулы, в которую меня поместили.

Я поднял руку, поприветствовал народ. Спросил:

— Что с Алёной?

— Всё в порядке, отделалась легче тебя, — Димка попытался подбодрить меня улыбкой. — Спит в соседней капсуле.

— Вытаскивайте меня скорей отсюдова и доложите, что случилось. Чарли, давай в формальном режиме.

— Обе МТ-кабины, как предполагает Герке, схлопнулись в точку. Разрушения на корабле минимальные, на грузовой палубе размазало один из пяти контейнеров с провизией, я там сейчас убираюсь. Всё разлетелось на молекулы. Оборвалась связь с Землёй, пытаюсь наладить канал с резервной базой на орбите Юпитера, но «Королёв» пока молчит.

Тем временем полупрозрачный колпак, который я принял за пелену в глазах, растаял, Иван протянул мне комбинезон:

— Одевайся, одёжка твоя — тю-тю, отправилась в утиль. Хорошо, что бокс выдержал взрыв…

Я перебил:

— Подожди, дай переварить, — на самом деле я понял, что случилось — мы теперь действительно одни, помощи не будет, даже в виде советов. Просто накатила дурнота, в глазах запрыгали цветные пятна, как в калейдоскопе. Я посидел с минуту, чуть полегчало, натянул комбез, экипаж стоял молча, ждал. Часы, вмонтированные в манжету вместе с коммуникатором и ещё кой-какими полезными вещицами, показывали без двадцати четыре утра, провалялся я не меньше двух часов.

— Что там с нашими гостями? Как бы они не оказались хозяевами, — вспомнил я о насущном.

— Продолжают движение. Сегодня около двадцати по корабельному времени мы пересечёмся. — Мирон принялся теребить ухо. — Мы так и не получили методу связи с варварами, но я знаю, как можно до них достучаться. Мне нужен Чарли, полностью. Часа на три.

— Слышал, киберпанк? Придётся пахать. Приступайте, — я не стал вдаваться в подробности.

Мирон поспешил, было, в рубку, но я его придержал:

— Так, ребята, нам бы поспать, но не получится. Так что, предлагаю использовать гипнодопинг на полную катушку. Как там, в фильме — отоспимся, когда алмаз найдём.

Я подошёл медицинскому комплексу, в котором спала Алёна. Лицо ее выражало умиротворенье, тактично накинутая простыня скрыла тело. Дрогнуло сердце, пробежала теплая волна в груди, но я поспешил задавить эмоции и отправился к себе в каюту, надо было раскачать уставший организм. Гипнодопинг — мощная штука и почти без вредных эффектов, но и он не позволяет обходиться без сна более недели. Ну да, нам «только бы день простоять да ночь продержаться».

После «процедур» мы собрались в рубке, троица варваров, как мы почти официально стали звать неизвестных гостей, заметно приблизилась. Мирон сразу, как пришёл, перевёл все мощности Чарли на решение своей задачи, поэтому собеседников у меня осталось всего двое. Первым заговорил Круглый:

— Ты, Саш, ещё не в курсе. Пока ты в отключке валялся, нам Мирон все уши прожужжал. Он считает, что взрыв кабин возможен только в случае целенаправленного воздействия. Ведь кабина — не что иное, как область пространства с изменёнными свойствами, и после инициализации она остаётся абсолютно устойчивой. Первыми схлопнулись, видимо, терминалы, находящиеся под зонтиком порчи, нам досталось по эстафете.

— Не совсем понял, теперь, получается, порча не только играет вероятностями, но и действует напрямую? — решил уточнить я.

— Именно так. Настоящие военные действия. И мы пока — сторона, проигрывающая по всем направлениям, — подтвердил полковник Стратов.

— Нда, дела. Но для нас ничего не меняется. — Я постарался представить ситуацию в объеме. Продолжил после минутной паузы: — У нас есть задача, и мы будем действовать в соответствии. Меня вот что интересует, на сколько у нас хватит припасов? Нас теперь пятеро.

Димка нахмурился отчего-то, ответил по-деловому:

— Я спросил Чарли, он сказал, с учётом добавочных четырёх контейнеров, что нам успели перебросить, срок автономки составит около двух лет.

— За глаза, — прокомментировал я, стараясь выглядеть уверенно. — А что у нас с оружием? Маш меня несколько удивил. Насколько помню, на Друге не предусмотрено никаких лазерных пушек и прочих фазеров.

— Есть у нас оружие, есть. Но для демонстрации надо подождать, пока Чарли не очнётся. Всё управление идёт через него… — Иван ухмылялся. — Классная вещь, называется мухобойка. Официально — вакуум-гравитонный шлейф. Его неделю назад поставили, я испытывал прототип. В случае чего, от этих вот отобьёмся, — небрежно заявил он, кивнув на комету варваров.

— Не похваляйся, едучи на рать, — Димка не скрывал мрачного настроения. — Но стрелковое-то у нас имеется. Пошли, что ли, посмотрим арсенал.

— Успеем ещё… — не понравилось мне его настроение, — нам сейчас эти игрушки ни к чему. В общем, так, тренажёр нам недоступен, посему идём работать на пленэре. Седлаем «Тунгусов», привыкаем к новой технике. Вы идите, я вас догоню. Мирон, помощь нужна?

Герке в ответ помотал головой, таблицы и формулы так и мелькали перед ним.

— Если что, мы на связи.

Перед вылетом я решил зайти посмотреть, как Алёна. Она по-прежнему спала, индикаторы комплекса светились зелёным, значит всё в порядке. Умом я понимал, что так не должно быть, что нельзя лезть неизвестно куда и тащить её за собой, но как дите радовался оттого, что она рядом. Да и куда деваться — обратной дороги нет, на Земле нас ждёт порча.

Первым покинул борт Иван, за ним просочился через шлюз Круглый, последним стартовал я. Смесь страха и восторга — первое ощущение от полёта на «Тунгусе». Я «обернулся» и увидел, как Друг быстро уменьшается, постепенно теряясь на фоне миллионов звёзд. Пять минут, и осталась лишь радарная отметка в том месте сферы, где располагается наш корабль.

— Капитан, не отставай! — Иван взял управление на себя.

— Жду указаний, — я согласился. У полковника опыт в управлении летающими штуками неизмеримо больше моего.

— Присоединяйся к нам. Предлагаю следующую программу…

Через два часа мы вернулись вымотанные, как грузчики в конце смены. Модули оборудованы поглотителями импульса, родственниками того «фломастера», что я когда-то в прошлой жизни демонстрировал Димке. Перегрузки нам не страшны, но нервное напряжение действует не хуже мышечных усилий, я вернулся весь мокрый от пота и желал одного — скорее принять душ.

После водных процедур я вспомнил, что целые сутки не ел. То же случилось и с остальными участниками вылазки, мы встретились в столовой. Круглый прибыл первым и догадался заказать на троих, кухонный автомат под его руководством приготовил нам полноценный обед — борщ, жаркое, салаты, блинчики с вареньем — всё стояло на столе, когда я пришёл.

Когда допивали кофе, раздался голос Чарли:

— Ура! Я снова с вами. Укатали Сивку крутые горки. Мирон — эксплуататор, но умныыый! Сил нет. Короче, мы придумали, как связаться с этими лихачами, что прутся через пространство, дороги не разбирая.

— Мирон, приходи в столовую, мы тут плюшками балуемся, — позвал Иван.

— Ползу уже, — голосом Герке дал понять, что обессилен до крайности.

— Иван, дотянись до пульта, сбацай нашему учёному мужу усиленный паёк. И для Алёны закажи завтрак, — попросил я.

По всему видно, Иван задавил готовую сорваться шутку и молча стал нажимать сенсоры на автомате. Я поднялся и вышел, намереваясь разбудить спящую красавицу. Но оказалось, что красавица не спит, а сидит, закутавшись в простыню, и рассматривает обстановку, с трудом понимая, что происходит.

— Доброе утро, заяц, — сдержанно приветствовал я.

— А уже утро? — Алёна смущённо улыбнулась. — Это больница, да? Мы на Земле?

— Медицинский бокс, мы на борту Большого Друга. Помнишь, что произошло ночью?

— Помню, и про зайца тоже. Помню взрыв, и всё, и я проснулась, и со мной сейчас говорил Чарли, он так представился. Назвал себя почему-то киберпанком. Кто он?

— Не совсем кто, искусственный интеллект. Точнее, имитация интеллекта, внешне ничем не отличается от настоящего.

— Обижаешь, начальник, я лучше любого настоящего, — подал голос упомянутый интеллект. — Всегда бодр и весел, готов к сверхурочной работе, есть не прошу, выполняю любые прихоти. Я уж молчу про быстродействие и память.

— Ну да, такое вот трепло, но очень полезный член экипажа, — не стал я спорить. Обратился к Алене: — Ты, кстати, теперь тоже в экипаже, вернуться домой мы не сможем, пока не справимся с одной очень серьёзной задачей. Да, до Земли, между прочим, четыре световых месяца. А расскажи мне, знаешь что. Как ты сумела пройти систему безопасности?

Между тем я нашёл, где хранятся комбинезоны, достал пакет и протянул Алёне.

— Вот, одень, это то же самое, что и на мне, другой одежды, увы, нет.

Алёна сбросила простыню непринуждённо, как верхнюю одежду, взяла у меня пакет и стала разбираться с устройством комбеза. Я почувствовал, что деревенею, и усилием воли заставил себя отвести глаза от открывшегося зрелища.

— Саш, ты что? — она почувствовала моё состояние, встала, придвинулась вплотную. — Думаешь, если у нас ничего не было, так я буду стесняться? До чего мужики глупые, глупые пацаны до самой старости. Она рассмеялась, прижав лицо к моей груди. — Всё у нас будет хорошо. Вот увидишь. Я знаю. Меня бабуля моя ведьмочкой называла, говорила, что у меня дар предвидеть.

Я, как мог осторожно, обнял её за плечи, чувствуя, как кружится голова, а весь я готов взлететь, как воздушный шарик. Сколько мы так стояли, не помню. Алёна отстранилась, посмотрела мне в глаза, спросила, смеясь одними глазами:

— Ну что, понимаешь теперь, с кем связался?

— Да, — голос у меня оказался хриплым, — с взбалмошной девчонкой, без тормозов.

— А ещё отличницей, спортсменкой и просто красавицей. — Алёна гордо посмотрела на меня и принялась облачаться в униформу Проекта.

— Сейчас идём завтракать, там нас заждались, я думаю.

В столовой, против ожидания, никого не оказалось. Я взял себе кофе и с удовольствием смотрел, как завтракает моя любимая — с аппетитом, быстро, но красиво, изредка бросая на меня лукавый взгляд. Ведьмочка, надо же!

— Внимание. Есть связь с «Королёвым», — на этот раз Чарли заставил меня вздрогнуть, — автоматическая передача. Озвучиваю: «Экипажу Большого Друга. МТ-каналы в пределах зоны влияния порчи вышли из строя, связь между Землей и базой „Королев“ возможна только по радио. Проект проводит полную эвакуацию баз. Доложите обстановку. В дальнейшем можете рассчитывать только на свои возможности. Мы надеемся на вас». Конец сообщения.

— Сжато передай, что у нас всё нормально. Готовимся к встрече гостей, методику связи проработали. Всем привет, — коротко ответил я.

— А можно маме передать, что я жива-здорова? — осторожно поинтересовалась Алена.

— Да и скажи, что я настоятельно прошу передать послание для Агеевой Надежды Ивановны, они там знают, кто это. Говори, Алёна.

Голос у неё дрогнул:

— Мама, я с Сашей. Мы уезжаем надолго, при первой возможности напишу. Ты не волнуйся. У меня всё хорошо. Даже очень хорошо. Всего тебе хорошего, мама, и извини, так уж всё получилось. Пока.

— Всё понял. Послание ушло. Вас ждут, не дождутся в рубке, — доложил Чарли.

— Идём? — Я поднялся из-за стола.

— Да, мой капитан!

Экипаж потряс меня галантностью. При нашем появлении в рубке троица поднялась с кресел единым движением. Я же мучительно вспоминал, кого следует представить первым — Алёну или мужчин. Выручил меня Иван:

— Разрешите представиться, Иван Константинович Стратов. Шеф-пилот, невольный участник первого поиска. А вы — Алёна, я знаю.

— Герке Мирон, можно без отчества. Научный руководитель экспедиции.

— Дмитрий Иванович Колесниченко. Пилот Большого Друга.

— Алёна Дмитриевна Агеева. Юнга, может быть?

Вот такая вот церемония. Честное слово, наблюдал такое впервые и очень удивился, что не испытал неловкости от вроде бы нелепого ритуала. Звание юнги приняли единогласно. Иван попытался отпустить комплимент, но его бесцеремонно прервал Чарли:

— Я хотел бы напомнить юнге вопрос, который задал ему… — голос компа странно булькнул, — ей капитан. Как удалось пройти систему безопасности?

А и верно. Мы дружно замолчали, ожидая ответа. Алёна пожала плечами. Сказала неуверенно:

— Не совсем понимаю, о чем речь. Я вошла в здание офиса, меня спросили, комп, видимо, — «каков ваш уровень допуска?» или что-то в этом духе. Я ответила, что войду, и никто меня не остановит.

Герке затрясся, закрыв лицо руками, в припадке беззвучного смеха. Я недоумевал — ничего смешного не сказано. Наконец, он смог выговорить:

— Я пройду, и ничто меня не остановит. Пароль доступа к сети МТ-кабин. Когда кто-то не знает, короткого адреса, он может вызвать подробное меню с его помощью. Знающий пароль, по умолчанию имеет первый уровень допуска. Алёнушка, вам просто сказочно повезло. Ещё один пример безграмотного пароля.

— Ну да. Прямо передо мной развернулся список, я ткнула пальцем в базу номер один, голос пригласил пройти в кабину и даже стрелочку в воздухе нарисовал. Зеленую. Потом я спросила, как попасть на борт Друга, меня проводила такая же стрелочка в другую кабину. Ну а дальше вы знаете. Мне потребовалось всего минут пятнадцать на дорогу, может, даже меньше.

К концу рассказа развеселились все, даже Димка усмехнулся пару раз. Хорошее начало рабочего дня, который и не кончался — про себя пошутил я. Но к делу:

— Итак. Что мы имеем на данный момент. Мирон, ты уверен, что мы сможем привлечь внимание гостей?

— Могу лишь утверждать, что сигнал дойдёт до них, а уж какова будет реакция, — он развёл руками. Упреждая мой вопрос, добавил: — Им до нас ещё часов десять, думаю, часа через три надо начинать передачу.

— Хорошо, — я вспомнил один важный момент. Обратился к полковнику: — Иван, показывай этот свой вакуум шлейф, жуть, как интересно.

— Есть. Чарли, орудие к бою, — он развернул своё кресло, опустил руки в сенсорное поле. — Внимание на обзор.

Прямо по курсу Друга возникло полотно ядовито розового сияния. Расходясь углом градусов в десять, оно быстро росло в длину. Иван комментировал:

— На самом деле мухобойка невидима, Чарли раскрасил её по своему вкусу. Слышь, комик, поменяй цвет на синий, а то меня мутит. И выпусти пару мишеней.

Полотно окрасилось синим неоном, а в пространстве зажглись две новые звёздочки — метки целей. Управляемая Иваном мухобойка, слегка изгибаясь, отклонилась сначала влево, потом вправо, легко сбила с курса обе цели и замерла, колеблясь, как лист тонкой бумаги на слабом сквозняке.

— Вот, собственно, и всё. Таким манером можно смахнуть любой объект, вплоть до крупного астероида. Перегрузки, особенно на большом удалении, возникают чудовищные. Всё, что попадается на пути, разлетается в пыль. Недостатки — ограниченная дальность и не слишком продолжительное время непрерывной работы, требует периодической зарядки.

— Уточню — дальность пять тысяч километров, время работы — минут сорок, — вмешался Чарли.

— Хорошо. Мирон, ты наблюдаешь за гостями. У нас тренировка, что там по плану?…

— А мне чем заняться, капитан? — Алёна смотрела на меня немного растерянно.

Прокол. И очень серьёзный вопрос, принципиальный. Всеобщая занятость на корабле — одна из важнейших моих задач, эту нехитрую истину мне вогнали на уровень рефлексов, наверное. А вот надо же — не подумал. Решение, слава богу, пришло быстро.

— А ты, Алёна, займёшься изучением архивов и расскажешь нам, что же такое Проект. Подозреваю, этого здесь не знает в полном объёме никто. Если я правильно понял, у Чарли есть копия материалов, хранившихся в сети Проекта.

Я очень надеялся, что интересующие нас материалы найдутся вместе с технической информацией. Историю сохранять ведь совсем необязательно, но я рассчитывал на проявление доброй воли, может быть.

— Ясно, а где у нас архив? — спросила Алена не без энтузиазма.

Мирон ответил с улыбкой:

— Архив там, где Чарли, а он везде. Можно сказать, мы находимся внутри него.

— Иди в каюту. Там вызовешь консоль, — до меня дошло, что каюты у Алёны ещё нет. — Я провожу тебя.

Мы вышли в коридор, я остановился, постоял немного и направился к себе. В жилой комнате я показал на кресло:

— Присаживайся. Это наша каюта, — я подождал и не увидел реакции, перевёл дух. — Чарли, давай картинку. Работайте, удачи вам.

В рубке запустили программу тренинга. Мирон отгородился от нас «глушилкой», подавляющей посторонние для оператора звуки, и оживлённо общался с Чарли, продолжая наблюдение за гостями.

Мы старательно продолжали вести себя так, будто выполняем какую-то пусть и сложную, но обычную работу. Мы старательно гнали мысль о том, что на самом деле речь идёт о нашем выживании, да и не только нашем. Но то мы — люди прошедшие соответствующую подготовку. Как держалась Алёна, не понимаю. Может быть, женщинам достаточно иметь надёжное убежище и видеть уверенные лица мужчин? Знала бы она, что скрывается за уверенностью, и каким беспомощным может оказаться Друг, задень его порча. Исчезающе малые частички жизни внутри песчинки, затерянной в огромной равнодушной Вселенной.