Когда король и его свита возвратились на праздник, веселье было в самом разгаре. Кавалеры шептали самые страстные слова любви, дамы давали самые нежные ответы. Всеобщая свобода отчасти придавала празднику характер оргии. При виде этого Эклермонда вздрогнула и отступила назад. Она охотно бы скрылась, если бы это было возможно. Но Генрих быстро увлек ее вперед.

— Король Наваррский сидит там, около буфета, — сказал он. — Его правая рука держит бокал вина, а левая обвивает талию любовницы. Мы, вероятно, помешаем ему. Но все равно я готов доверить вас его заботам.

Эклермонда колебалась.

— Во всяком случае, я думаю, — продолжал король, — нам лучше подождать, пока он кончит свою песню, так как по его жестам ясно, что он излагает свою страсть в стихах. А пока, прошу вас, прекрасная кузина, наденьте снова маску.

Пока принцесса исполняла желание короля, Генрих поднялся вместе со своей дамой, и, вмешавшись в толпу танцующих, исчез из вида.

— Проведите со мной еще несколько минут вот в той амбразуре, — сказал король, — оттуда можно видеть всю залу. Как только танец окончится, я велю позвать к нам Бурбона.

Эклермонда последовала за королем в указанное им место. По дороге Генрих попробовал взять ее за руку.

— Государь, — сказала она, стараясь высвободить руку, — я соглашусь остаться с вами только при условии, что вы не возобновите ваши преследования, которые делали меня несчастной в последнее время.

— Вы налагаете на нас тяжелое условие, кузина, но я попытаюсь ему покориться.

Принцесса оглянулась, ища глазами Кричтона, но в толпе не было видно ни его, ни Маргариты Валуа.

«Он меня покинул, — подумала она. — Эта царственная сирена снова обрела над ним власть».

Генрих угадал ее мысли.

— Наша сестра не наложила на своего любовника условия, подобного вашему, — сказал он. — Их ссора, очевидно, закончилась, и он занял свое прежнее место в ее сердце.

— Государь!

— Они исчезли. Не хотите ли опять нанести визит в комнаты королевы Наваррской?

— Позвольте мне идти к королеве-матери, государь. Я вижу ее величество в соседней зале разговаривающей с герцогом Неверским.

— С герцогом! — повторил с гневом Генрих. — Нет, моя милая, мы не можем расстаться с вами. Мы должны сказать вам два слова относительно этого прекрасного шотландца. Отойдем еще немного, прекрасная кузина, мы не хотим, чтобы нас услышали. Что вы скажете, когда мы сообщим вам, что жизнь Кричтона зависит от вас.

— Его жизнь, государь?

— Одна ваша рука может отклонить меч, висящий над его головой.

— Государь! Вы меня ужасаете!

— Вовсе нет, моя крошка, я хочу, наоборот, вас успокоить, — страстно продолжал Генрих. — В вашей власти спасти его.

— Я понимаю ваше величество, — холодно отвечала Эклермонда.

— Не совсем, — сказал король. — Вы можете угадать мои намерения, но вы не можете предвидеть, какое предложение я сейчас вам сделаю. Сначала я должен рассказать вам историю моей первой любви. Рене де Рие, моя первая любовница, прежде, чем я ее увидел, отдала свое сердце Филиппу Альтовити.

— Избавьте меня от этого рассказа, государь.

— Теперь она его жена. Вы любите шевалье Кричтона. На таких же условиях вы будете его женой.

— Я дочь Людовика Бурбона, государь!

— Шевалье Кричтон будет пэром Франции.

— Если бы король Франции просил моей руки, я отказала бы ему, — сказала гордо Эклермонда. — Пусть он ищет себе любовниц между дамами его двора, которые ни в чем не могут отказать ему, потому что он король.

— Вы решили участь вашего любовника, прекрасная кузина, — сказал Генрих. — Де Гальд, — прибавил он, делая знак своему камердинеру, — скажите герцогу Неверскому, что мы желаем его видеть.

— Государь, — твердо сказала Эклермонда, бледная, как смерть, — не доводите дело до крайностей. Я женщина, и моя угроза не может иметь большого влияния на ваше величество. Но если вы без всякого повода, из одной только ревности казните честного и храброго дворянина, я употреблю все средства, какие только доступны женщине, чтобы отомстить вам. Подумайте об этом. Это не пустая угроза!

— Боже мой! — вскричал Генрих. — Если бы я сколько-нибудь сомневался еще в вашем происхождении, ваша гордость рассеяла бы мои сомнения. Огонь старых Бурбонов не погас. Я принимаю ваш вызов. Кричтон умрет, или вы будете моей. Выбирайте.

— Я отвечаю, как ответил бы сам шевалье Кричтон, — сказала Эклермонда. — Лучше смерть, чем бесчестье.

Генрих хотел возразить что-то, но его слова были заглушены взрывом хохота, раздавшегося из группы дам, сидевших позади. Их смех вызвал Брантом, только что прочитавший свою исповедь любви.

Вернемся, однако, к Кричтону. Войдя в большую залу, шотландец оставил Маргариту и, взяв маску, поспешно направился к королеве-матери.

Екатерина в эту минуту была поглощена разговором с герцогом Неверским, так что Кричтон мог подойти незаметно. Став позади колонны, он не пропустил ни одного слова из их разговора, хотя они по большей части говорили вполголоса.

— И вы говорите, что герцог Анжуйский, напуганный разглашением его письма, тотчас же оставил Лувр? — спросил герцог Неверский.

— Получив вашу записку, — отвечала Екатерина, — я послала к нему надежного человека. Боясь быть разоблаченным, он сразу же бежал.

— Проклятие! — прошептал герцог. — Его голова должна была быть ценой моего наместничества. Генрих не осмелится ни на что против матери.

— Что это вы задумались, герцог? — спросила подозрительная Екатерина.

— Я жалею, что наш заговор разрушился.

— Он не совсем еще разрушился, — заметила королева.

— В самом деле?

— Я сама исполню то, на что не осмелился Анжу.

— Вы?

— Потерпев неудачу в попытке подкупить этого неподкупного шотландца, я наняла руку, такую же верную, но менее совестливую. Приготовьте ваших людей, Генрих умрет в эту ночь.

— И вы можете, ваше величество, рассчитывать вполне на этого человека?

— Вполне. Это испанский бродяга, привыкший действовать кинжалом. Ему не понадобится повторять удар.

— Хорошо, — сказал герцог, — а сигнал?

— Будет убийство короля. Слушайте, Невер, я устрою так, что Генрих и Кричтон войдут вместе в овальную комнату. Убийца уже спрятан там и тотчас же бросится на короля. На его крики сбегутся ваши помощники и убьют шотландца. Смерть короля будет приписана ему.

— Это будет сделано.

— А! Вот и де Гальд. Нам надо разойтись.

Узнав о планах своих врагов, Кричтон поспешил возвратиться к Маргарите Валуа, ожидавшей его с нетерпением.

— В овальную комнату, королева, скорей! Скорей! — вскричал он.

— Почему? — спросила Маргарита.

— Жизни Генриха угрожает убийца. Я должен увидеть его и предупредить.

— Генрих уже там, — сказала Маргарита. — Он только что вошел туда с Эклермондой.

— Боже мой! — вскричал Кричтон. — Может быть, уже поздно спасать его.

Тут мы должны вернуться на минуту к принцессе Конде. Отвергнув презрительно предложение короля и желая избавиться от дальнейших преследований, Эклермонда, пока он внимательно слушал стихи Брантома, углубилась в амбразуру и, открыв окно, вышла на балкон. Страшное зрелище представилось ее глазам: среди яркого пламени, освещавшего шумную и грозную толпу людей, висел какой-то черный длинный предмет. Принцесса в ужасе отвернулась. В ту же минуту послышались дикие крики радости. Останки Флорана Кретьена упали в пожирающую огненную стихию.

Эклермонда не слышала более ничего. Она упала без чувств на руки короля и по его приказанию была перенесена в овальную комнату.

Когда Кричтон подошел к дверям этой комнаты, он нашел их запертыми, а поставленные у входа часовые отказались впустить его.

— Идите за мной, — сказала Маргарита, — я покажу вам потайную дверь.

Пройдя поспешно ряд комнат, Маргарита и Кричтон подошли с другой стороны к овальной комнате, и королева Наваррская указала скрытую в стене дверь.

— Ко мне! — вскричал, заслышав шум, Генрих, бежавший и преследуемый в эту минуту кинжалом Каравайя. — Помогите! Убийца!.

— Sangre de Dios! Я промахнулся! — кричал испанец, хватая Генриха за плащ. — Но теперь мой кинжал найдет дорогу к твоему сердцу, тиран!

— Пощади! — вскричал Генрих.

— Умри! — отвечал Каравайя, поднимая кинжал. Но в ту же минуту шпага Кричтона пронзила его грудь, и он упал, обрызгав короля своей кровью.

— Кричтон! — вскричала Эклермонда, пришедшая в себя от криков Генриха.

— Ах! Что я вижу! Король убит?

— Нет, прекрасная кузина, — отвечал Генрих, с трудом освобождая свой плащ из судорожно сжатой руки испанца. — Слава Богу! Я отделался одним страхом. Шевалье Кричтон, откройте двери.

Невозможно описать, каково было всеобщее смятение, когда король вышел в залу, бледный, дрожащий и покрытый кровью. Рядом с ним стоял Кричтон с обнаженной, окровавленной шпагой.

Вдруг раздался голос герцога Неверского:

— Король смертельно ранен, преступник перед вами. Это Кричтон. Убейте его! Разрубите его на куски!

— Стойте, — вскричал король, останавливая движение толпы, — я не ранен. Господа, — продолжал он, обращаясь к страже, — мы приказываем вам арестовать герцога Неверского, которого мы обвиняем в измене и оскорблении нашего величества.

— Вы тоже ответите на эти обвинения, — прибавил он, обращаясь к Екатерине.

— Сейчас же и охотно, сын мой, — отвечала королева. — Вы ошибаетесь. Настоящий изменник стоит с вами рядом. Это Кричтон. Я докажу, что он виновен в тех преступлениях, в которых вы меня обвиняете.

— Козьма Руджиери, подойди сюда! — сказал Кричтон.

Повинуясь этому призыву, астролог вышел из толпы.

— Что ты можешь сказать против меня? — повелительно спросила его Екатерина.

— Что вы замышляли заговор против жизни и короны вашего сына и что герцог Неверский был вашим сообщником, — твердо отвечал Руджиери. — Ваше величество, не угодно ли вам будет взглянуть на этот пергамент?

— Да, это твое собственное обвинение, Руджиери, — сказал король, пробежав глазами поданный ему документ. — Ты также замешан в этом заговоре.

— Я этого не отрицаю, пусть одинаковая казнь постигнет всех, кто вам изменил.

— Руджиери, — сказал Генрих, — ты пойдешь на галеры. Невер потеряет голову. Что же касается вас, — продолжал он, обращаясь к матери, — то мы подумаем о вашей участи.

— Я доволен, — пробормотал Руджиери тоном удовлетворенной мести, — один из этих проклятых Гонзаго падет благодаря мне.

— Уведите его, — приказал Генрих. — Шевалье Кричтон, вы мой спаситель, — прибавил он, обнимая шотландца, — теперь вы будете моим братом.

— Государь!

— Довольно мне играть роль тирана и развратника. Теперь я хочу попытаться стать великодушным монархом. Рука принцессы Конде ваша. А! Что значат эти колебания?

— Государь, большее препятствие, чем то, которое вы уничтожили, разделяет нас, — отвечал Кричтон. — Наши религиозные убеждения различны.

— Ну и что же? — сказал Генрих Наваррский, подошедший к группе. — Маргарита Валуа католичка, а я протестант.

— Прекрасный пример, нечего сказать! — вскричал с громким смехом Шико.

— Есть одна милость, которую вы можете дать, государь, а я могу ее принять, — сказал Кричтон.

— Назовите ее.

— Освободите короля Наваррского.

— Согласен, — произнес Генрих, — но только с условием, чтобы он взял с собой жену.

— Извините, государь, — возразил Бурбон. — Я имею слишком много причин не разлучать ее с шевалье Кричтоном. Кузина Конде, вы будете меня сопровождать. Его величество обещали вам достойный вас конвой.

— Это правда, — сказал Генрих, — но я предпочитаю дать ей мужа, достойного ее.

— Кричтон, — сказала Эклермонда, краснея. — Что если я нарушу мою клятву?

— О! Тогда все препятствия устранены, — отвечал страстным голосом Кричтон. — Я начинаю думать, что и я не такой твердый католик, каким я себя считал, выходя из тюрьмы Кретьена.

— Я буду верить какой угодно религии для любимой женщины, — сказал Бурбон.

— И я тоже, — сказал Генрих III.

— Как и я, — прибавил Кричтон. — Вот и все сказано на этот счет. Пошлем же за священником, он уладит все наши затруднения. Религиозные вопросы так легко разрешаются, когда посредником служит любовь!