Беферлик горел, и мы бежали.

Те из врагов, что оставались на своих кораблях в верховьях реки, были уже в пути, спускаясь вниз по течению или пробираясь пешком вдоль берега. Конечно, мы меньше всего хотели оказаться запертыми среди полей и болот в полуразрушенном городе, чьи горящие стены могли в любой момент обрушиться нам на головы, так что был дан приказ отступать. Мы добрались до заброшенного сарая, где нас ждал Эдда с лошадьми, а потом скакали галопом, чтобы догнать нормандскую армию на пустоши за пределами болот.

Похоже, что мы оставили город в последний момент. Когда хвост нашего арьергарда поднялся на холм и скрылся в ночи, я оглянулся и увидел, как первая линия вражеского войска, так и не успевшая омыть кровью наконечники своих копий, подступает к дымящимся останкам своей твердыни, чтобы найти в развалинах десятки, сотни трупов своих сородичей.

Свену и Этлингу удалось скрыться в болотах. Беренгар со своими рыцарями преследовал его, изо всех сил пытаясь пробраться через лабиринт предательских топей, но в конце концов был вынужден сдаться. Это означало, что Эдгар все еще был где-то там. Тут я ничего не мог поделать, хотя в душе был уверен, что от меня он бы не ушел. В тот же миг, как эта мысль пришла мне в голову, я обругал себя за неблагодарность. Не хотелось думать, что было бы с нами со всеми, если бы Беренгар не пришел мне на помощь.

* * *

— Почему, — спросил я, встретившись с ним несколько часов спустя, — ты рисковал жизнью ради меня, моих друзей и моего лорда?

Вместо ставшего привычным хмурого взгляда он ответил мне широкой ухмылкой.

— После того, что ты совершил в прошлом году в Эофервике, думаешь, я позволю тебе во второй раз присвоить себе всю славу? — хмыкнул он. — Раз уж ты готов был лезть в лагерь врага всего с десятком бойцов, я решил, что четырехсот мне будет вполне достаточно, чтобы сразиться с ним.

Даже через несколько часов после битвы глаза Беренгара все еще горели возбуждением от сознания, что он принял бой с Этлингом и королем Свеном, превзошел их, посеял панику во вражеском войске и обратил противника в бегство, загнал всех в болото и уничтожил их оплот по эту сторону Хамбера. И все с какими-то четырьмя сотнями рыцарей, которых ФитцОсборн доверил ему: силой, едва превышающей половину армии противника.

— Значит, король не дал тебе людей, — заметил я.

— Не было времени просить, — сказал он. — Я знал, что вы отправились налегке, так что нам пришлось выступить как можно скорее, чтобы догнать вас. Кроме того, враг заметил бы приближение больших сил раньше, чем мы получили бы возможность атаковать. К тому времени они или укрепили бы оборону или выстроились бы за стенами города боевым порядком.

— Получается, ты взял весь риск на себя, — ответил я, качая головой в недоумении. — Что было бы, если бы вас всех перебили? Как бы ты объяснил все это ФитцОсборну?

— Никому не удавалось завоевать славу, не рискуя жизнью, — сказал он. — Ты это знаешь не хуже меня. У меня был шанс совершить что-то действительно важное, настоящий подвиг, и я знал, что не должен упустить такую возможность.

Несмотря на наши последние ссоры я восхищался Беренгаром. Именно такую войну мы вели в Марке: быстрый рейд по вражеским тылам, ряд болезненных ударов с минимальным уроном для себя, а потом быстрое отступление. На этот раз все удалось даже лучше, чем он мог ожидать.

— Больше всего жалею, что упустил Этлинга, — признался Беренгар. — Я надеялся, что у меня была возможность прихлопнуть его раз и навсегда.

Снова разбитый, но еще не побежденный, Эдгар, несомненно, еще даст знать о себе. Я был уверен, что он еще доставит нам немало хлопот.

— Мы обязаны тебе жизнью, — сказал я. — Если бы не ты, мы бы все уже были мертвы.

— Это я должен благодарить тебя, — ответил он. — Если бы ты не поджег корабли, враг не запаниковал бы, и мы бы не вошли в город. Отличная идея, и хорошо сработано.

Я дружески хлопнул Беренгара по плечу и с этим оставил его. Новые люди подъезжали поздравить толстяка с победой, а мое место было рядом с моими товарищами, лордом Робертом и его отцом.

И Беатрис. Она ждала моего возвращения и подъехала, чтобы поприветствовать меня. В дополнение к плащу ей раздобыли клетчатые штаны и рубаху из грубого полотна, чтобы согреться и сохранить скромность. Они были слишком велики для ее стройного тела, но ее это, похоже, не заботило.

— До сих пор не могу поверить, что ты пришел за нами, — призналась она. — Прийти всего с девятью людьми означало идти на верную смерть.

Я пожал плечами.

— Никогда не простил бы себе, если бы бросил вас на произвол судьбы. Но это в равной степени заслуга моих друзей. И Беренгара тоже.

— Я знаю, и благодарна им.

Мы ехали в молчании, подняв на головы капюшоны для защиты от холодного дождя.

— Я сожалею о Леофрун, — сказала она через некоторое время. — Очень.

— Вы уже знаете?

— Твой человек Эдда рассказал мне, что произошло. Он рассказал мне, как она умерла. И о разорении твоей усадьбы тоже. Я знаю, что она сделала тебя счастливым, и помню, что ты потерял не ее одну.

Но та, другая была жива. В это было почти невозможно поверить, но Освинн выжила, и теперь я знал это точно. В моем сердце бушевал целый вихрь чувств, настолько противоречивых, что мне трудно было разобраться с ними со всеми. С одной стороны радость осознания, что она ждет меня где-то там, а с другой — растерянность, потому что я не представлял, где ее искать. И твердая уверенность, что я должен ее найти несмотря ни на что.

Беатрис, конечно, ничего этого знать не могла, но все же я пошел в Беферлик в первую очередь ради нее. Мысль потерять ее, как Леофрун, была просто невыносимой. Было бы неправильно сказать, что я любил ее, но я о ней по-прежнему заботился, хотя и не так, как она, возможно, желала.

— Беатрис… — начал я, надеясь объяснить хотя бы часть того, что сейчас творилось в моей душе.

— Не нужно ничего говорить, — прервала она меня.

Может быть, она догадалась, что я собираюсь сказать.

— Независимо от того, что случилось когда-то между нами, я понимаю, что это невозможно. И признаю это.

Она ласково улыбнулась, показывая, что не таит обиды на меня, но глаза ее выдавали душевную боль. Я хотел бы найти для нее слова утешения, чтобы облегчить сердечную муку, но знал, что они только усложнят наши отношения, и потому молча улыбнулся в ответ.

По крайней мере, мы не утратили способности понимать друг друга, и этого уже было достаточно.

* * *

Вместо того, чтобы убить Дикого Эдрика, мы взяли его с собой в качестве заложника. Не успели мы вернуться в Эофервик, как Беренгара — командира похода, и Роберта — старшего среди лордов призвали в королевский шатер вместе с англичанином. Человек, которого Бартвалд описывал мне, как самого опасного, безжалостного и хитрого, дрожал от страха, как заячий хвост, когда его уводили от нас. Как один из лидеров мятежников, он был виновен в гибели многих французов и должен был понести заслуженное наказание. Впрочем, его судьба меня не волновала.

В лагере я сразу отправился на поиски лекаря для Мале и Уэйса, чья рана оказалась серьезнее, чем я сначала подумал. Меч датчанина, пронзивший его бок, раздробил одно из ребер, осколки кости ушли глубоко во внутренности, так что каждый вдох давался ему с трудом.

— Он выживет, — сказал отец Эрхембальд, осмотревший его первым.

Голос священника звучал уверенно, и я принял это за добрый знак.

— Он не сможет сражаться так же хорошо, как раньше, но жить будет.

Действительно, уже через несколько дней силы Уэйса начали восстанавливаться. Конечно, он страдал от боли и был слаб, как никогда, но уже мог ходить и даже ехать верхом, хотя и с перекошенной от напряжения физиономией.

— Я не должен был звать тебя с собой, — сказал я, когда снова увидел его. — Все время ругаю себя за это.

— Я знал, что ввязываюсь в опасную затею, — ответил он, пожав плечами. — Куда ты, туда и мы. Мы с Эдо ни за что не позволили бы тебе уйти одному. Только не после всего, что мы пережили вместе. Просто я надеялся, что если кого убьют, то не меня.

Как и все мы. Ни один мужчина не знает, какой бой станет для него последним. Он может только молиться, укрепляя верой свою решимость и отвагу.

— Я не виню тебя за то, что произошло, Танкред, — сказал он. — И обещаю, что скоро покажу тебе, как управляюсь с мечом и щитом.

Он сдержал свое слово через несколько недель, когда силы вернулись к нему, хотя и не полностью. Он стал медлительнее, и ему требовалось больше предварительных ударов, чтобы пробить оборону соперника, но этого следовало ожидать, так что он пребывал в хорошем настроении весь октябрь и ноябрь до первых дней зимы.

Все это время мы оставались в королевской армии, готовые отразить врага, если он решится покинуть Хелдернесс и напасть на нас. Но на самом деле и они и король Гийом готовы были дать открытый бой только в благоприятных для себя условиях, потому что не желали рисковать своими армиями. И все же, уничтожив Беферлик, мы получили большое преимущество, потому что уничтожили почти весь скот и сожгли склады с провиантом, который они награбили по всему графству; так что вражеская армия лишилась возможности безбедно провести зиму на этих берегах. Вынужденные искать продовольствие в других местах, наши враги выбирались из своих нор и искали добычу по всему Северу, хотя ее оказалось ничтожно мало, как им вскоре пришлось убедиться. К нам начало прибывать подкрепление с юга, где восстания уже были подавлены, так что король Гийом рассылал все больше вооруженных отрядов к северу от Дунхольма и в сторону Линдси на южном берегу Хамбера, позволив им творить все, что пожелают. Они опустошали земли, грабили всех без разбора, оскверняя землю огнем и мечом, не оставляя за собой ничего, кроме крови и пепла.

Однако всех этих бесчинств оказалось недостаточно, чтобы заставить Этлинга выступить а защиту людей Нортумбрии, которые так безрассудно поддерживали его во всех начинаниях, и под чьим пурпурно-желтым знаменем он воевал. Ходили слухи, что он столкнулся с упорным нежеланием Свена сразиться с нами в открытом бою, и потому оставил своих союзников и вернулся на Север вместе со всеми своими хускерлами. К тому времени пришла пора зимних бурь, и Немецкое море было слишком коварным, чтобы датчане решились вернуться домой; вот почему они вынуждены были оставаться на наших берегах, живя впроголодь и умирая от болезней. Не могу сказать, что нам жилось намного лучше. Мы несколько месяцев простояли лагерем в одном и том же графстве, так что наши собственные припасы были на исходе. Некоторые из баронов уже полгода находились вдали от своих поместий, и мысль провести в палатках самые холодные месяцы не вызывала у них энтузиазма; вот почему постепенно в лагере начало расти инакомыслие. Таким образом, к концу ноября король тоже пришел к мысли о необходимости соглашения с врагом. Свен по-прежнему держал в заложниках кастеляна Гилберта де Ганда и его любовницу Ришильдис, но был готов передать их королю и отплыть весной без дальнейших неприятностей при условии получения щедрого выкупа серебром и золотом, а так же разрешения для его флота перезимовать на берегах Хамбера, где они смогут кое-как прокормить себя грабежами в Нортумбрии. Король Гийом с готовностью согласился на все эти условия.

* * *

Вот так получилось, что короли принесли взаимные клятвы, а мы были освобождены от службы за две недели до Рождества. Я попрощался с Эдо и Уэйсом, которые в тот же день отправлялись вместе с Робертом на юг в Саффолк, и мы пообещали друг другу, что пройдет совсем немного времени, прежде чем наши пути пересекутся вновь. Я так же улучил момент, чтобы поговорить с Робертом, который пребывал в унылом настроении все несколько недель после нашего возвращения из Беферлика. За последние несколько месяцев погибли все рыцари его Дома, верные слуги и преданные друзья по оружию; большая часть их пала в битве за Эофервик. Теперь он остался совсем один.

— Они были хорошими людьми, — сказал Роберт. — Анскульф, Урс, Теселин, Эдсо и все остальные. Даже сейчас у меня перед глазами стоят их лица, и я не могу поверить, что они ушли. Лучшие бойцы, которые у меня когда-либо были.

Я не знал, что тут можно добавить, и потому промолчал. Я слишком хорошо знал, каково остаться в живых, потеряв столько близких друзей. В молчании мы смотрели на то, что осталось от Эофервика: на разрушенные дома и церкви, почерневший земляной вал и два кургана — все, что осталось от когда-то грозных замков.

— Как поживает ваш отец? — спросил я, чувствуя, что пора нарушить молчание.

— Не очень хорошо, — ответил Роберт. — Приступы болезни возвращаются, и с каждым разом ему все хуже и хуже. Я боюсь, что он может не пережить эту зиму.

— Я буду молиться за него, милорд.

В качестве наказания за повторную сдачу города король лишил старшего Мале должности виконта в графстве Эофервик. Мне это казалось ненужным унижением человека, и так страдающего телом и духом. Зная старшего Мале, я понимал, какое значение имеет для него почет и уважение. Поражение от руки врага и так легло тяжестью на его сердце, впрочем, со слов Роберта я догадывался, что оскорбление со стороны короля было не самой большой из его нынешних проблем.

— Говорят, что король Гийом послал в Винчестер за короной, — сказал Роберт, и в его голосе прозвучала незнакомая мне до сих пор горечь. — Он собирается провести коронацию здесь в первое утро Рождества.

— В Эофервике? — спросил я, указывая на обломки некогда гордого города.

Неожиданность самой этой идеи застала меня врасплох.

— Зачем?

Он отвернулся, так что я не мог разглядеть его лица, хотя вполне мог представить по раздраженному тону.

— Я никогда не делал вид, что понимаю замыслы короля. Достаточно того, что он так решил.

В его голосе слышалось нечто большее, чем негодование, и потому я решил оставить эту тему. Капризная природа короля была хорошо известна всем вокруг. Человек грозный и решительный, он так же был упрям, и добивался желаемого любыми средствами, не щадя никого, кто ставил под сомнение его волю. Я сам видел его близко всего один раз, но этой краткой встречи было достаточно, чтобы понять: этот человек не терпит прекословия.

— Еще раз прими мою искреннюю благодарность, — сказал Роберт, поворачиваясь ко мне лицом. — Я обещаю, что все вы будете хорошо вознаграждены. Храни вас Бог в пути. Я надеюсь, скоро мы встретимся снова.

— Я уверен в этом, милорд.

Мы обнялись и, таким образом, расстались. Меня ждали мои люди, и я знал, что нам тоже пора ехать. Ближе к середине зимы дни становились все короче, а нам предстояло проехать еще много миль до Личфилда, где оставшиеся в живых жители Эрнфорда ждали моего возвращения. Вскочив на Файрхерда, я посмотрел на Серло и Понса, которые ждали рядом со мной, а потом оглянулся через плечо на Кевлина, Дэйрика и Одгара, на отца Эрхембальда и Эдду, чтобы убедиться, что все готовы.

Наконец, мы оставили Эофервик и начали свой длинный путь на юг.

* * *

— Как думаете, датчане будут верны своим обещаниям? — спросил меня Эдда позже, когда Эофервик остался в нескольких милях за спиной. — Уйдут ли они с миром весной, как договорились?

Мы ехали между полей, белых от инея. Копыта коней стучали по промерзшей земле, лужи в колеях превратились в лед, а облачка тумана выплывали у меня изо рта при каждом выдохе.

— Один Бог знает, что на уме у короля Свена, — сказал я. — Когда датчане заключали договор с Эдгаром, они, скорее всего, разделили между собой всю Англию. Но теперь, когда Этлинг отвел свои корабли на Север, а у нас за спиной больше не маячит валлийская угроза, вряд ли датчане верят, что смогут победить нас.

— Тогда у них появится серьезная причина отплыть за море домой, — пробормотал Понс.

— Причина? — фыркнул Серло. — Когда это датчане считались с причинами?

Я улыбнулся. Жажда серебра и добычи была самой важной из причин для датских разбойников. Она привела их к нашим берегам, и мы могли быть уверены, что за своей добычей они пойдут хоть на край света. Я твердо помнил их повадку: при любых обстоятельствах они предпочитали погибнуть в погоне за богатством и славой, чем вернуться домой живыми, но с пустыми руками.

И потому, несмотря на клятвы, данные королю Гийому, они всегда будут поступать вопреки здравому смыслу. И потому нам еще не раз придется скрестить с ними наше оружие.

А до тех пор нам оставалось только одно: держать мечи наточенными и ждать. За несколько весенних месяцев нам предстояло сделать очень многое: отстроить на месте сожженных новые дома, амбары, зал и церковь, засеять поля новым семенем, отремонтировать рыбные садки, заново засадить огороды. Поднять из пепла наш дом.

Солнце светило в безоблачном бледном небе, а ледяной ветер подталкивал нас в спины. Дорога была видна до самых дальних холмов, и мы ехали по этой тихой, спокойной земле.

В Эрнфорд, домой.