ПОЖЕЛАНИЕ ПРИНЦА ― ПРИКАЗ

«Вы хотите непременно в Вахан? ― спросил нас раздраженный Ясин Мухсени, чиновник Его Величества Мухаммада Захира. ― «Вы же знаете, что этот узкий коридор нашей страны, простирающийся до Китая, ― запретная зона для иностранцев. Афганистан ― самая гостеприимная страна мира. Мы всегда очень радуемся, когда наши гости восходят на высокие вершины нашей прекрасной страны. Идите в Центральный Гиндукуш или, если хотите, в самый западный Вахан, в долину Нушак. Но дальше на восток ― это просто невозможно».

...Уже второй раз вместе со швейцарским послом Фрицом Герцогом и товарищем по экспедиции Симоном Буркхардом обращаемся мы в канцелярию министерства иностранных дел, чтобы получить право на вход нашей экспедиции в мир семитысячников Центральной Азии. Центральный Гиндукуш с его покоренными шести― и семитысячниками, исследованный многочисленными экспедициями, уже не может прельщать нас. Это же относится и к самому западному из ваханских ущелий, где семитысячник Нушак уже покорился полякам и японцам, а превышающий семь тысяч метров Кохи-Кишм-хан ― цель австрийской экспедиции, вышедшей из Кабула десять дней назад. Мы хотим посетить Вахан, еще не исследованные районы, увидеть неизведанные долины и взойти первыми на непокоренные вершины.

Мы снова и снова штурмуем доброго Ясина Мухсени, чтобы он все-таки выдал нам визу в Вахан ― эту отдаленную долину Афганистана с непокоренными семитысячниками.

В долине Вахан начинается знаменитая в истории река Оксус, или Аму-Дарья, но ни в одной афганской книге я не мог найти сведения, чтобы со времен Марко Поло какому-либо иностранцу было разрешено посетить этот район. Правда, в этот район удалось проникнуть польской альпинистской экспедиции, которая совершила здесь первовосхождение на вершины из долины Арганди-Бала (Ургенд-Бала).

Но в правительственных кругах Кабула об этом подчеркнуто не желают знать. Ибо, если признать, что там побывали поляки, тогда и другие иностранцы могут просить разрешения и тезис о закрытом районе стал бы весьма шатким.

Мы хорошо знали, что Вахан ― настоящий рай для альпинистов. Его ледовые исполины поднимаются непосредственно между семитысячниками Памира и Каракорумом ― Гималайским Кашмиром с восьмитысячниками Нанга-Парбат и К-2.

В подавленном настроении покидали мы и на этот раз министерство иностранных дел, не теряя, однако, полностью надежды... В Азии никогда нельзя терять надежды... Упорно и целеустремленно решили мы бороться за достижение своей цели, не забывая, однако, о необходимости вежливого и предупредительного обращения с нашим партнером по переговорам. Возможно, таким путем и несгибаемым терпением можно все же чего-нибудь достичь.

Представительный афганец появляется в канцелярии Мух-сени. Кажется, он очень занят. «Разрешите представить, ― говорит швейцарский посол, ― Его Высочество принц Залмай Махмуд Гази».

Принц Залмай ― друг Швейцарии, знает Церматт, Женевское озеро и горы, знает, что мы, альпинисты, миролюбивые люди. Беседа ведется на французском языке. «Мы, афганцы, как и вы, швейцарцы, ― народы гор, без выхода к морю. История наших стран схожа, наши страны занимали чужие войска, воевавшие на наших землях. Сегодня мы живем в мире, сохраняем наш нейтралитет. Как Афганистан, так и Швейцария».

Принц принадлежит к самым влиятельным людям страны. Тем не менее он находит время мимоходом выслушать нашу не столь важную для мира просьбу:

«On peut arranger ca pour nos amis suisses» («это можно устроить для наших швейцарских друзей»). Ответ обращен не столько к нам, его слова больше предназначены для сопровождающего нас Ясина Мухсени. Это кажется нам очень важным.

Мы выходим из приятной прохлады канцелярии в жгучую жару афганского лета. В прекрасном парке темные кипарисы дарят немного тени. Я знаю страны еще жарче Афганистана, где жара более неприятна, так как там очень большая влажность. Но здесь европеец благодарен густым лиственным деревьям, которые немного ослабляют горячие лучи солнца.

Успокоенные, мы запасаемся терпением еще на несколько дней, ведь сейчас мы все равно не в состоянии выехать из Кабула в горы. Дело в том, что мои четыре товарища по экспедиции совершили все путешествие из Швейцарии в Афганистан на двух малогабаритных машинах по трудной дороге и сейчас отдыхают.

Правда, с отдыхом что-то не очень ладится. Прежде всего наши машины тоже нуждаются в отдыхе и основательной переборке технической части, так как большую часть пути они проехали не по настоящим дорогам, а через пустыни и степи, где попадались участки, по которым могли пройти только вездеходы. Поэтому Визи, наш автомеханик, не может в ближайшие дни жаловаться на отсутствие работы. Смена масла, смазка, чистка фильтра и карбюратора, все просмотреть и освободить от пыли и песка, который всюду проникает, ― его обыденная работа.

Виктора, нашего кинооператора, мы с утра до вечера не видим. Красочный город Кабул с пестрым населением и живописными улицами ― желанный объект его камеры, иначе ведь не получится полноценный фильм об Афганистане.

Ханспетер, наш неудачник, использует свои кабульские дни, главным образом чтобы выспаться и отдохнуть после ангины, которая мучает его от самой Турции. Он периодически является в распоряжение Симона, нашего врача, который ему при веселом участии всех членов экспедиции мажет горло и делает инъекции антибиотиков. Между прочим, Симон не только врач, а еще кассир и корреспондент, и я могу его как нашего главного парламентера направить к Мухсени. Все члены экспедиции прекрасно устроились в гостинице «Ариана» в большой общей комнате, где мы свободны в своих действиях. Приют, обретенный нами, можно, пожалуй, сравнить только с альпинистской гостиницей нашего друга Бернгарда Бинера в Церматте. Владелец не возражает, что мы используем как кухню и наш «укромный уголок» (между прочим, с настоящей водяной промывкой, которая в первой половине дня даже действует), где хозяйничает Виктор. Несмотря на жару и специфичность помещения, не лишенного некоторых запахов, кулинарное искусство Виктора великолепно. На наших бензиновых и газовых кухнях он «колдует» над такими блюдами, которые соответствуют самым изысканным требованиям его гостей.

К радости моих друзей, бензиновые примуса теперь работают нормально, хотя во время длительного автопутешествия из Швейцарии в Афганистан они почти не действовали. А так как газ для кухни пришлось экономить для высотных лагерей, то в большинстве случаев товарищи питались холодной пищей. Взвинченный Ханспетер в ярости бросал примуса на землю, хотя от этого они не загорались, и только в Кабуле один из хитрецов заметил, что для бензиновых примусов требуется бензин, а не керосин, которым их заливали до этого чудесного открытия. Теперь они довольные шипели в нашей «кухне».

Уж если мы заговорили о кухне, то следует сказать, что в сегодняшнем Кабуле существует очень похожий на европейский ресторан самообслуживания «Хайбар», интересный не только разнообразным меню, но и как место для детального изучения нравов современного «высшего света» Кабула, посещающего его.

Но что нас особенно удивило в Кабуле ― это отмена чадры у женщин-магометанок, два года назад этот обычай ― носить чадру ― строго соблюдался. Современный дамский мир Афганистана после ликвидации этой «моды» (которая, между прочим, не предписывалась исламом), наверное, облегченно вздохнул. Даже в старом Кабуле «завуалированные» женщины сегодня уже в меньшинстве.

Кабул теперь не похож на тот город, который описывался в книгах. Старый город с его вековыми полуразрушенными глиняными стенами и жилыми домами, напоминающий сказки «Тысячи и одной ночи», занимает сейчас район предместий. В центре Кабула асфальтированные улицы со светофорами, кварталы новейшей архитектуры с фонтанами, светящимися ночью всеми цветами, неоновая реклама, прекрасные парки и бравые полицейские.

Постепенно исчезают и «джуй» ― знаменитые арыки Востока, которые одновременно служили и канализацией, и источниками водоснабжения. Как мне гордо заметил один афганец, еще потребуется некоторое время для создания безупречного водопровода. Если трудолюбивым афганцам и это удастся, тогда Кабул может оставить в тени ряд городов Востока.

Кабул расположен на высоте 1800 метров над уровнем моря, где вследствие особой сухости воздуха летняя жара переносится довольно легко, поэтому имеется все, чтобы создать здесь первоклассный мировой курорт.

Современный, хорошо организованный аэропорт и авиаагентство «Ариана», которое соединяет Афганистан с Индией, Пакистаном, Ираном, Сирией и Ливаном, включают Кабул в международную сеть авиалиний. Все эти достижения цивилизации, которые еще не везде есть на Востоке, дают возможность Афганистану и его столице показать своим гостям великолепные памятники, свидетельствующие о высокой культуре прежних времен. Я думаю о Бамиане и высеченных во II веке из красной глины пятидесятиметровых статуях Будды, переживших нашествия арабов, Чингисхана и Тамерлана.

Тысячи друзей Швейцарско-Гималайского общества своей поддержкой сделали возможным проведение нашей экспедиции. Это были дары в виде крупных и мелких денежных сумм, продуктов питания и снаряжения, пожертвованные из энтузиазма для пионерской работы в далеких неизвестных горах. К счастью, эти покровители и меценаты весьма многочисленны. Так многочисленны, что мы в Кабуле на почтамте не можем найти достаточного количества почтовых марок для наших приветственных открыток. С грехом пополам достали несколько тысяч этих плохо перфорированных зеленых и фиолетовых знаков почтовой оплаты, но для последних четырех тысяч открыток нужны новые.

Наши приветственные открытки, кроме того, должны иметь особую солидную печать. В противном случае наши друзья на родине будут недовольны. И мы хотим найти настоящую афганскую печать.

Швейцарский консул, неустанно помогающий нам, передает в наше распоряжение своего переводчика господина Зия, родственника короля. Этот деловой мужчина прекрасно знает свой родной город. Он не долго думает, где можно получить печать, и привозит нас в своем блестящем Мерседесе к зданию «Gouvernement Press» ― Государственной типографии.- Как и в европейской типографии, здесь запах краски и оглушительный шум современных машин.

Мастер цеха с черным от краски лицом услужливо снимает с машины работу и принимается за изготовление нашей печати. «Завтра она будет готова и будет стоить семьдесят афгани (6,3 швейцарских франка)», ― говорит он нам.

Затем нас приглашают на чай к директору типографии. Я немало удивлен, встретив в его лице старого знакомого. «Добрый день, мистер Кандагари. Как вы поживаете?»

Высокий, худощавый мистер Кандагари ― один из тех приятных людей, всегда готовых прийти на помощь. Он и первый афганец, с которым я познакомился при следующих обстоятельствах.

Это было в Захедане, богом забытом местечке Ирана, между Дашти-Лут, в переводе «голая пустыня», и Дашти-Марго, что означает «пустыня смерти», относящимися к самым скверным песчаным землям.

Важным пунктом Захедан стал только во время второй мировой войны. Тогда Иран служил транзитной страной для американских поставок по ленд-лизу, и союзники использовали Захедан как мост между Ближним Востоком и Британской Индией. Не будь второй мировой войны, никому не пришло бы в голову создавать в песках треугольника стран Иран ― Афганистан ― Пакистан бетонную посадочную дорожку.

Именно на этой дорожке приземлился «Вайкаунт» авиакомпани «Иранэйр», доставивший меня из Тегерана в Кабул. Горячий воздух струился над бетоном, когда я из охлажденного самолета вышел в пекло летнего дня. В первый момент у меня перехватило дыхание; шатаясь, я быстро отправился в тень каменного здания, где несколько старомодных вентиляторов немного разгоняли удушливую жару, создавая некоторую прохладу.

Таможенники сидели на корточках перед зданием, жарясь на солнце и оглядываясь с презрением на прохладные служебные помещения. Они были в хорошем настроении от того, что наконец снова приземлилась машина в Захедане. Видимо, у них не было оснований жаловаться на тяжёлую работу. И если уж появилась работа, то они брались за нее обеими руками.

Из чистого переусердия был подвергнут детальному таможенному досмотру багаж, предназначенный для Афганистана. Не то чтобы были предъявлены какие-то претензии, нет, чиновники были великодушны и принципиально пропускали всё, но малевали свои «ОК» на каждом чемодане. Испорченное настроение путешественников, вызванное этой ненужной каверзой, исчезло при виде веселых лиц этих приятных чиновников.

Носильщики аэропорта тоже не проиграли: им было позволено снова уложить в самолет багаж, откуда он был специально выгружен для досмотра. Эта работа, видимо, доставила им много веселья и радости. И поэтому они перевернули вверх дном машину, совершившую промежуточную посадку в Захедане.

Вообще стоило провести время в этом чудесном месте, ибо здесь сияло солнце, было жарко.

Повсюду в империи шахиншаха торгуют прохладительными напитками «Канада драй». Но то, что он имелся даже в Захедане, меня особо удивило. Продавец в чалме предлагал охлажденную на льду бутылку апельсинового сока. Чудесный прохладительный напиток в жарких странах, где отсутствует питьевая вода! И тем более на краю Дашти-Лута.

«Як туман», ― слышалось из-под чалмы. Значит, бутылка стоит один туман ― это десять иранских риалов, или шестьдесят рупий. Но сколько я ни искал в своем кошельке, не мог найти риала, не говоря уже о целом тумане.

«Do you also take Swiss Rials?» ― «Вы принимаете швейцарские риалы?» ― спросил я у этого доброго человека только потому, что из-за отсутствия денег у меня не было желания умереть от жажды. Но этот добряк не сочувствовал жаждущему с Запада. Он качал головой и давал мне понять, что ему угодно только «ирани риалы».

И тут высокий, худощавый незнакомец с выразительным лицом спас меня ― это и был мистер Кандагари.

А теперь я сижу в его канцелярии, пью чай со сладким печеньем, принесенным слугой. Мне оказана честь быть представленным и другому гостю в канцелярии Кандагари ― заместителю министра печати Его Величества. Наши разговоры ведутся отнюдь не на альпинистские темы, ибо мистер Кандагари и его гость больше интересуются политикой, нежели горами и ледниками.

После посещения мистера Кандагари мистер Зия провожает меня через весь Кабул до окраины города. Это просто счастье на его быстроходном Мерседесе пролететь по асфальтированным улицам!

Без машины здесь попросту пропадешь. Это не удивительно, если учесть, что триста тысяч столичных жителей в основном живут в одноэтажных домах с примыкающими к ним огородами, в силу чего город раскинулся на очень большой площади.

Наш очередной визит мы нанесли геологической службе Афганистана. Там имеются аэрофотоснимки всей горной системы Гиндукуша и новейшие карты страны. Чтобы получить доступ к ценным материалам, нам потребуется еще разрешение министерства горной промышленности. Для этого нам пришлось посетить и это учреждение, расположенное в другой части города. Через пять минут этот важный документ был у нас в руках: мистер Зия знал и здесь правильный путь.

В парке, спрятавшись за тополями и кипарисами, находится здание геологической службы. С разрешением министра горной промышленности едем к «президенту» геологической службы мистеру Салиму. Совершенно случайно и он, как и мистер Кандагари, тоже относится к кругу моих знакомых. Можно подумать, что я уже годами живу в Афганистане. Но это чисто случайное знакомство, возникшее в связи с тем, что стюардесса «Иранэйр» во время перелета Захедан ― Кабул случайно посадила нас в самолете рядом.

Мистер Салим вручает нам пропуск в другие здания службы для ознакомления с аэрофотоснимками. Он также разрешает выдать на время в наше распоряжение фотокопии нужных нам карт. Это мы расцениваем как особую предупредительность. Затем он сказал хвалебную речь в адрес Швейцарии и сотрудников ЮНЕСКО в Афганистане, граубюндского минералога Иоганна Петера Хунгера, много лет состоящего сотрудником геологической службы Королевства Афганистан и являющегося сегодня одним из лучших знатоков этой страны. К сожалению, он сейчас находится в отпуске на родине. Но он заранее выслал нам письмо с ценными советами.

В картографическом бюро геологической службы большое оживление. Две немецкие экспедиции, собирающиеся в Центральный Гиндукуш, и польская группа, направляющаяся, как и мы, в Вахан, мечутся по комнатам.

Все склонились над картами и при помощи специальной лупы рассматривают аэрофотоснимки. Настроение немного натянуто, так как ни одна из присутствующих здесь экспедиций не имеет официального правительственного разрешения на посещение намеченных ими районов. Афганцы в этом году кажутся более сдержанными. Нашим друзьям из Штутгарта приходится бороться даже за выезд в Центральный Гиндукуш.

Карты, которые мы здесь видели, отличные. Как назло, листы Вахана изображают только узкую полосу вдоль Оксуса. Расположенные южнее реки горы ― наша цель ― на них не показаны. Но по крайней мере мы можем на этой карте правильно увидеть начало ущелья.

В аэрофотоснимках я, как дилетант, не все могу понять. Они сняты с очень большой высоты, и даже при помощи специальной стереоскопической лупы можно рассмотреть немного больше, чем общее направление горных цепей.

Но все же эти снимки показывают, в каких долинах расположены интересные вершины. Более точных путей подходов, не говоря о детальных планах восхождения, по этим снимкам определить нельзя.

В то время как я сижу над картами и фото, через мое плечо заглядывает молодой человек, подозрительно окидывая взглядом лежащие передо мной фото, схемы и карты. «Господин, вы имеете разрешение в Вахан? Куда вы точно собираетесь идти? В какую долину?»

Это один из поляков. Планы нашей экспедиции его весьма беспокоят. У него, так же как и у меня, нет еще разрешения. Полякам приходится пока сидеть в Кабуле еще и потому, что их багаж не прибыл. Но они могут не беспокоиться. Их цель ― долина Шахар и западнее, наша ― Лангарская долина и далее на восток.

Местность вокруг Зебака и перевала Анджуман я рассматриваю детально. Это на всякий случай, если Вахан останется для нас закрытым. Затем приятный парнишка с коротко остриженными черными волосами готовит нам светокопии карт. Копировальная машина в данный момент неисправна, поэтому рамы со светочувствительной бумагой ставятся прямо под солнечный свет.

После нашего последнего посещения министерства иностранных дел нас опять вызывают в канцелярию Ясина Мухсени. Так как я очень занят, то поручаю это задание Симону. Вместе с одним подружившимся с нами местным адвокатом он отправляется в привычное путешествие.

Но в этот раз он возвращается не с пустыми руками. Наши упорные хлопоты имели успех, и решающее слово принца Залмая подействовало. Двери и ворота запретной зоны Вахан для нас открыты! У нас в кармане открытый паспорт к семитысячникам между реками Оксус и Инд, и во второй половине этого же дня в отделе виз министерства иностранных дел нам вручили паспорта и желанное разрешение. Важный раздел нашей экспедиции тем самым закончен. Одержана первая победа. Афганистан показал еще раз, что он не закрывается для самых невероятных желаний своих гостей.

Чтобы предупредить возможные недоразумения с сыновьями Афганистана, мы нанимаем переводчика, ибо в глубине страны среди горного населения вряд ли найдешь знающих английский или немецкий язык. Там мы можем объясняться только на языке фарси (персидский) или пушту.

Когда в Кабуле стало известно, что у нас имеется такая вакансия, нам не пришлось долго ждать кандидатов. Много людей, знающих языки, явились к нам. На нас с нашими двумя автомашинами смотрели, видимо, как на весьма состоятельных, и требования дневной зарплаты доходили до 15 американских долларов. Слава аллаху, что еще существуют скромные люди под азиатским небом. И мы нанимаем Змарая Кази ― кабульского студента двадцати одного года.

Змарай (в переводе с языка пушту на немецкий означает «лев») готов разделить невзгоды экспедиции и даже проявляет интерес к горовосхождению.

Змарай владеет двумя главными языками Афганистана, а также свободно говорит по-немецки и по-английски. Он прекрасно знает чешский язык, так как десять месяцев работал в Чехословакии. Способный сын Афганистана. 

 

ШВЕЙЦАРИЯ ― АФГАНИСТАН НА МАЛОГАБАРИТНЫХ АВТОБУСАХ

Последний вечер в Кабуле мы проводим у друзей швейцарцев, принявших участие в нашем деле и оказавших нам с самого начала большую помощь. Это они раздобыли для нас первые сведения о неизвестных районах. Сегодня у нас торжественные проводы. Завтра рано утром мы начнем путешествие к подножию вершин Гиндукуша.

В разгар вечера Симон вскакивает, как будто его ужалила оса:

― Как это могло со мной случиться! Надеюсь, что никто не украл.

― Что украдено?

― Я вам скажу позже. Мне нужно немедленно обратно в «Ариана».

― Дайте мне ключ от машины.

― Визи, быстрее!

И он исчез. Вскоре слышим, как со двора выезжает машина. Что же случилось с Симоном? Обычно олицетворение спокойствия, теперь он прямо в отчаянии! Через несколько минут Симон возвращается, как обычно, с сияющим лицом:

― Ничего не украдено. Лежал еще на столе в номере, хотя прислуга, из хазарейцев, уже убирала комнату.

― Но скажи, наконец, что могло быть украдено? Ни один человек не понимает твои таинственные речи.

― Да я бы лучше помолчал. Но раз все хорошо обошлось, могу сказать. Экспедиционную кассу я забыл в гостинице! Этот прозрачный, туго набитый деньгами полиэтиленовый мешок, в нем почти сто тысяч афгани... Я оставил его открытым на столе. Каждому вошедшему в комнату должно быть ясно, какое состояние он видит! Представляете себе, что значит сто тысяч афгани ― около десяти тысяч швейцарских франков ― для прислуги, зарабатывающей менее тридцати франков в месяц.

Счастье, что мы находимся в Афганистане.

Наш прерванный прощальный ужин продолжается. Открытый огонь пылает в саду. Мы наслаждаемся бараниной на вертеле. Афганцы называют этот деликатес «кебаб». К этому следует добавить еще замечательные плоды страны ― дыни, виноград и орехи. Редиска и лаваш тоже на столе. Хозяева достают чешское пльзенское пиво, а мы добавляем люцернское из наших экспедиционных запасов. Языки моих товарищей развязываются, и они рассказывают о своих приключениях во время путешествия. Восемь тысяч километров они были в пути. Наши швейцарские друзья тоже внимательно слушают. Узкий серп луны разливает свой бледный серебряный свет над городскими стенами Кабула, возвышающимися на соседних холмах, полуразвалившиеся башни с амбразурами и зазубринами бросают таинственные тени на ночной город.

...На двух блестящих, совершенно новых малогабаритных машинах покинули мы Люцерн 12 июля. Один спидометр показывал 155, другой ― 95 километров.

Наше путешествие ― это история одной дороги, которая протянулась более чем на 8000 километров через Италию, Югославию, Болгарию, Турцию и Иран в Королевство Афганистан. История древнего пути человечества между Европой и Азией, пути средневековых купцов, перевозивших в Европу на качающихся верблюжьих спинах шелк, пряности Востока.

Это серия быстротечных встреч на обочине, это как бы пропущенный перед нашими глазами цветной фильм о смене культур и как бы обратный поворот времени и цивилизации в средневековье ― от современных больших городов Италии и Югославии к построенным из глины крепостям Ирана, пещерным селениям на гористом севере Турции.

Тегеран. Рядом с живописными глинобитными хижинами старого города, этими свидетелями прошлого, широкие асфальтированные улицы, современные светлые здания гостиниц и банков, чудесный аэропорт ― выражение новой эры этой своеобразной, сказочной столицы растущей страны, энергично и целеустремленно ищущей пути в XX век.

В иранской столице нас любезно приютила учительская чета д-ра Лустенбергера. Здесь мы оборудовали первый базовый лагерь экспедиции. Мы оставили ящик продуктов для обратного пути. Наши машины были «благодарны» разгрузке. А мы наслаждались в плавательном бассейне Лустенбергеров. Больших приключений, чем поездки к их дому, нам переживать не приходилось. Такого движения автотранспорта, как в Тегеране, мы за всю свою жизнь нигде не видели: слева и справа мимо нас проносятся автомашины на бешеной скорости, на этой же полосе на такой же скорости несется и встречный транспорт ― сумасшедший круговорот! И глупейшим образом именно здесь испортилась у одной из наших машин сирена.

Удивительно, как мы уцелели...

Три недели пути! Вели машины по очереди. Дорога стала нашим поверенным. Нежной и уступчивой была она на длинных асфальтовых перегонах в Италии и Югославии. Промелькнули Триест, Любляна, Загреб и Белград. На автостраде между Триестом и Белградом мы проезжали более 600 километров в день. Но потом наша подруга-дорога превратилась в строптивого, не желающего нас знать врага. Нашему дневнику мы доверили следующие записи: «Последние 90 километров в Югославии были хуже любой проселочной дороги. От Ниша до болгарской границы бесконечное чередование рытвин, глыб, скал и ям. Правда, на всем этом протяжении строится новая дорога, но это было малоутешительным для нас. Чтобы проехать эти 90 километров, нам потребовалось полных шесть часов. Через год или два этот суровый горный район можно будет проехать за час.

В Болгарии дорога опять оказалась нашим другом. Эти немногие часы езды были настоящим отдыхом перед бесконечно длинными грунтовыми дорогами Турции, вопреки ожиданиям содержащимися в хорошем состоянии. Часто встречали мы в этой симпатичной стране гигантские дорожно-строительные машины, выравнивающие и асфальтирующие плохие участки.

В Иране, проехав через знаменитый город ковров Тебриз, продолжаем трястись по главной магистрали к Тегерану.

Пересекли высохшие реки и унылые горные пустыни. Вот перед нами высочайшая вершина Ирана ― Демавенд (5676 м), и наши альпинистские сердца забились сильнее. В этой жаре нам казалось шуткой, что это белое пятно на вершине действительно лед и снег.

Между Тегераном и Каспийским морем шах открыл за четырнадцать дней до нашего проезда стокилометровую автодорогу ― подарок, за который мы его благодарим.

Наши машины держались отменно. Только пыль, наш вечный спутник, проникала повсюду и мешала прежде всего контактам прерывателя. Как каждый из нас на вечернем биваке под открытым небом выполнял свои обязанности повара, писаря или переводчика, так же усердно, с олимпийским спокойствием Визи латал проколы в шинах, пробитых гвоздями от подков.

В Афганистане мы ожидали более худших дорожных условий. К счастью, они оказались не хуже, чем в Иране: выжимали максимум 30-40 километров. В пустыне между Гератом и Кандагаром дорога расширяется местами до 100 метров, так как каждая грузовая машина в этой бескрайней песчаной, пустыне едет, где ей удобнее, чтобы не попадать в западни. Афганская торговля целиком зависит от грузового автотранспорта, железных дорог в этой стране нет.

Незабываемы наши встречи на обочинах. Приветливы крестьяне Болгарии. Один из них во что бы то ни стало хочет иметь наше фото. Когда останавливаемся, нас тут же окружают дети. Не спеша присоединяются к ним и взрослые, рассматривая машины с почтительного расстояния. Довольная улыбка освещает лица, если кто-либо разберет непонятные иранские знаки и прочтет: «Первая швейцарская гиндукушская экспедиция».

Афганцы, которых мы встречали, предупредительны и всегда готовы помочь.

В пограничной зоне Ирана, между Каспийским морем и городом Мешхед, нас проверяли в каждой деревне. Полицейские с важным видом выписывали наши фамилии из паспортов в маленькие блокноты, и когда кто-нибудь из них узнавал, что среди нас есть врач, тогда оказывалось, что весь пост состоит из одних больных. Один полицейский страдает болями в желудке, второй ― маленький коренастый ефрейтор ― жалуется, что не может иметь детей, третий страдает (между прочим, широко распространенной в Иране) сонной болезнью. У врача было по горло работы, и нам приходилось часто на много часов прерывать нашу поездку. Несмотря на излияние благодарностей, медик был недоволен своей работой, зная, как мало поможет людям консультация без терапевтического контроля.

Чем дальше мы продвигались на восток, тем больше дорога напоминала зоологический сад. Легковые машины исчезли. Маленькими быстрыми шагами семенили мимо нас тяжело нагруженные ишаки; ноги всадников доставали почти до земли. Мы пробивали себе дорогу сквозь громадное стадо курдючных баранов, которые носят свои запасы в мешкообразно распухшем хвосте, вес которого достигает 15 килограммов, буйволы лениво лежат в мутных лужах и только сопят, когда мы проезжаем мимо. При температуре, доходящей до 40-50 градусов в тени, нам тоже хочется, хотя бы на время, стать буйволами...

В Афганистане разгоняем стада драгоценных каракулевых овец. Как известно, из шкурок ягнят шьются знаменитые манто. Почти каждый афганец носит каракулевую шапку.

Часто проезжаем мимо стоянок кочующих племен, разбивших рядом с дорогой свои черные плоские шатры на украшенных искусной резьбой стойках. Довольные ленивые верблюды жуют колючие ветки кустарников. Черепахи, шакалы и ежи переходят нам дорогу. В сухих кюветах валяются трупы собак и баранов. Коршуны дерутся за останки сдохшего осла. Эти скелеты вдоль дороги встречаются реже, чем заржавевшие, заброшенные грузовые машины, которые не удалось вытащить из кювета.

В Турции, Иране и Афганистане грузовые машины играют большую роль. Их водителей можно назвать модернизированными кочевниками. Они спят на раскладушках на самом верху своих машин, под открытым небом, месяцами не закрытом облаками. Они гордятся своими машинами, собственноручно разукрашенными пестрой росписью. В водительской кабине висят занавески с бахромой. Они знают наизусть мотор, хотя не учились на курсах механиков. Зато они художники и импровизаторы: их можно найти в самом центре пустыни монтирующими задний мост по всем техническим правилам или куском разжеванного хлеба изолирующими контакт, в то время как капот лежит ненужным балластом в кузове. В тени машины сидит на корточках (характерный метод отдыха на Востоке) группа сурового вида мужчин в чалмах и потрепанной одежде, путешествующих по «автостопу» в следующий город. «Автостоп» здесь самое распространенное средство для передвижения простолюдина, и каждый водитель грузовика считает своим долгом заполнить свободное место попутчиком...

1 августа, за 15 минут до начала праздника мы пришли в швейцарское посольство в Кабуле. Довольные и счастливые успешным завершением первого этапа нашего путешествия, с густыми бородами мы выглядели как делегация старошвейцарских горцев среди празднично разодетого общества. 

 

ПО АСФАЛЬТУ И ДРЕВНЕЙ ВОЕННОЙ ДОРОГЕ

В 3 часа утра в номере раздается звонок будильника. Наши головы еще немного тяжелы, и требуется некоторое время, пока кто-нибудь поднимется с постели. Никудышная дисциплина, нет ни малейшего намека на жесткое альпинистское воспитание. И это в первый день!

Час спустя мы уже готовы в путь, обе машины набиты до отказа и еще более перегружены, чем во время путешествия из Швейцарии в Афганистан... Со Змараем и мной нас теперь шестеро. Мы боимся за нашу «телегу», нас очень тревожит, что днище кузова почти касается колес. Отныне приходится еще более осторожно объезжать рытвины и ямы. Мы не желаем в первый день оставить наши машины где-то в кювете со сломанными осями.

Город еще спит. Темпераментную, пеструю и галопирующую дневную жизнь Востока поглотила ночь. По темным улицам и узким переулкам катим ставшие такими неповоротливыми машины к окраине города.

Первые пятьдесят километров сегодняшнего перегона едем прямо по-европейски, так как из Кабула на север Афганистана проложена хорошая асфальтированная дорога. Но тем не менее наши моторы пыхтят уже на первом пологом подъеме, чувствуется предельная нагрузка. Скорость наших машин заметно уменьшается. На пути невысокий перевал, включаем первую скорость. Она нас выручает. Медленно, но уверенно одолевают наши машины перевал, и затем начинается спуск в плодородную равнину. Чудесно проехать по асфальту, тянущемуся, как черная замшевая лента. Эту дорогу делали русские. В порядке экономической помощи Афганистану они претворили в жизнь гигантский дорожно-строительный проект уже почти наполовину. Это будет главная дорожная артерия Афганистана, соединяющая Кабул с Советским Союзом. В будущем году она должна быть готова. Прежде главная дорожная магистраль, связывающая Афганистан с заграницей, проходила через перевал Хайбар.

Большое количество предназначенных для Афганистана материалов приходило в негодность, бесцельно валялось в порту города Карачи ― Королевство Афганистан было отрезано от окружающего его мира! Индия помогла примитивным воздушным мостом, но этого было далеко не достаточно. Тогда афганцы с удовольствием приняли предложение Советского Союза об оказании помощи. И сегодня европейские материалы доставляются через Москву по железной дороге прямо к границам Афганистана. От города Термез, расположенного в Советском Таджикистане, на русских баржах товары поднимаются вверх по пограничной реке Амударье до афганского Кызылкала, где в этом ранее малозначительном местечке русские, не жалея средств, соорудили афганцам современный порт. Тем самым была создана независимая от воздушного сообщения связь Афганистана с внешним миром. Не хватает теперь «только» хорошей дороги через Гиндукуш от Кызылкала до Кабула. Сейчас ведутся интенсивные работы по ее сооружению. Новая дорога должна проходить почти на высоте четырех тысяч метров через перевал Саланг, причем на самом сложном участке она будет проходить по длинному тоннелю.

Этот отрезок хорошей дороги, не отвлекая нашего внимания, дал нам возможность любоваться началом нового дня. Первые вершины Гиндукуша ― а это уже четырех― и пятитысячники ― горят в лучах утреннего солнца. В направлении Нуристана, «страны света», желтая светящаяся полоса дает знать, что и здесь, внизу, солнца долго ждать не придется. Свирепый ветер дует с востока, поднимая песок и пыль. В глинобитных домиках попутных деревень пробуждается жизнь. Заспанные фигуры совершают перед домами или на плодородных полях утреннюю молитву и благодарят аллаха за новый день.

Через пятьдесят километров окончились для нас прелести асфальта. В городе Чарикар видим характерную картину повседневной жизни. Недалеко за его окраиной у развилки сворачиваем резко на запад, а асфальтированная дорога уходит на север, к месту сооружения тоннеля под Салангским перевалом.

За развилкой подъезжаем к последней на долгом пути бензоколонке. В оба бака и во все канистры наливаем горючее. Надеемся, что благодаря запасу не придется «загорать»!

Следующая наша цель ― пользующаяся самой дурной славой афганская древняя военная дорога через перевал Шибар на высоте 2987 метров, еще со времен Александра Великого вошедшая в историю как караванный путь. С тех пор немногое изменилось. Сегодня, как и тогда, дорога через Шибар не имеет ни грамма асфальта или бетона. Нас мучают сомнения, смогут ли наши перегруженные машины вообще преодолеть этот суровый перевал. О состоянии и крутизне этой, скорее караванной, чем автомобильной, дороги мы слышали мало утешительного. Большая высота, недостаток кислорода создают карбюраторам дополнительную нагрузку.

Съехав с асфальта, мы моментально ощутили изменение состояния дороги, и нам пришлось снова привыкать к перетряхиванию наших костей. «По крайней мере это способствует обмену веществ, ― заметил сухо Виктор, ― и, кроме того, хорошая тренировка для лыжника».

Приходится пересекать русла речушек, целые поля осыпей преграждают нам дорогу. А где дорога идет более или менее прямо, выбоины и ямы отравляют нам жизнь.

Наша средняя скорость угрожающе падает. Стрелка спидометра показывает между пятью и десятью. Мы едем здесь таким темпом, как по хорошим дорогам Швейцарии в часы пик.

Медленная езда имеет и свои преимущества ― возможность осмотреть страну и людей. Вокруг нас не глухая местность, совсем наоборот: жизнь пульсирует здесь пестро и пышно. В деревнях предлагают всякие товары. Арбузы и русские спички, глыбы соли, керосин в синих канистрах с русскими надписями, благоухающие пряности и ткани, изготовленные на ручных ткацких станках. Часто встречаем кочевые племена. Со всеми чадами и домочадцами они вечно странствуют. Им нет дела до границ между странами, и ни одному пограничнику не придет в голову спросить у них паспорта. Как в прошлые века, так и сегодня они шагают беспрепятственно между Афганистаном и Пакистаном. Им не мешают блокады и политические переговоры, для кочевника существуют неписаные законы пустыни. И нынешние правители относятся к ним почтительно. Женщины без чадры, с гордым взглядом ведут верблюдов; мужчины, как правило, идут сзади, а дети, утварь и домашняя птица плывут по местности на качающихся верблюжьих спинах. В противоположность оседлому населению Афганистана кочевники относятся нетерпимо и враждебно к фотографированию. Только быстро реагирующему фотографу удается сделать снимок, а Виктору его киносъемки доставляют много хлопот. 

 

ПЕРЕВАЛ ШИБАР ― КЛЮЧЕВАЯ ПОЗИЦИЯ ГИНДУКУША

За узкими, необитаемыми теснинами с красноватыми скалами следуют плодородные долины, создающие своей густой зеленью приятный контраст. Очень медленно набираем высоту, часто теряем с трудом завоеванные метры. Качество «дороги» совершенно не меняется. Водителю приходится быть очень внимательным на каждом метре дороги. Секунду прозевал ― и наши машины трясутся так страшно, что рессоры еле держат, а спутники, не имеющие возможности держаться за руль, стонут и проклинают все на свете.

Афганцы ― истинные мастера дорожного строительства. Если участок дороги случайно перекрыт селевым потоком или скальной глыбой, они тут же сооружают головоломную «объездную дорогу», причем для них не играют роли крутизна и неровности такого объезда. Если рядом с засыпанной дорогой остается очень мало места, то обходная дорога проходит просто по руслу реки. Когда прозрачная вода позволяет нам еще издалека определить ее глубину, мы без особых размышлений смело въезжаем в воду.

Лужи с мутной водой мы вначале осторожно зондировали, пока не убеждались, что эти броды всегда хорошо выложены камнями и что именно они относятся к лучшим отрезкам дороги. Перевал Шибар движением отнюдь не беден. Наоборот, одна грузовая машина за другой катятся по этому тряскому тракту. Ведь пока дорога через Саланг не будет готова, доброму старому Шибару приходится служить воротами во внешний мир. Громадные грузовые машины американского и советского производства, нагруженные до отказа сверхгабаритными грузами, проносятся мимо в быстром темпе.

Если возникает необходимость огородить «дорогу» со стороны обрыва, афганцев не смущает решение этой задачи и делают это они очень просто. Большие круглые камни из-за отсутствия цемента связывают ветками, осторожно укладывают ― и проезжий путь снова готов. Если бы мы сами не видели, как мимо нас прогромыхал исполинский грузовик неизмеримо тяжелее наших машин, вряд ли рискнули бы довериться такому участку дороги.

Но прошло немного времени ― и перед нами первый свалившийся грузовик. Край дороги, выложенный круглыми камнями, связанными при помощи веток, не выдержал большого веса и обвалился. Он и должен был обвалиться! Водителю сопутствовало счастье: задние колеса находятся еще на дороге, а машину от дальнейшего падения удержало дерево. Сук дерева разбил ветровое стекло, и в водительской кабине висят спелые абрикосы. Отважный шофер отделался легким испугом.

У нас оставляет страшное впечатление вид потерпевшей аварию машины. Надо полагать, что такая картина в течение сегодняшнего дня может стать привычной. И точно, до вечера мы видим еще четыре свалившиеся машины, и в каждом случае рухнул край дороги под тяжестью громадного веса машин.

Бесконечно медленно приближаемся к перевальной точке Шибара. Рота солдат занимается строительством дороги, и верхний крутой участок уже в хорошем состоянии.

Когда солдаты увидели наши машины с швейцарскими флагами, они нас, видимо, приняли за «начальство из Кабула», потому что тут же побросали в сторону кирки и лопаты и встали по стойке «смирно». Гордые, как Наполеон, отдаем им честь, проезжая мимо, но не без того, чтобы поблагодарить этих славных ребят за их хорошую работу дружественным «ташакор» (спасибо). Наши моторчики пыхтят и сопят все больше, но они, к нашему удивлению, все же собственными силами преодолевают Шибар. Моторчик в 1200 кубических сантиметров толкает бессовестно перегруженную машину почти на высоту три тысячи метров по перевальной дороге, похожей скорее на караванную тропу.

Здесь, на высоте у перевала, сеют пшеницу и овес. На сильном ветру сгибаются тяжелые стебли. За перевалом идет крутой спуск, и мы вдруг попадаем как бы в первобытный ландшафт. Причудливые скальные образования окаймляют дорогу. Белые скалы ослепляют в полуденном солнце. Неожиданно появляются прекрасные луга и поля. Воды здесь вдоволь, и живущие на Шибаре крестьяне могут причислить себя к самым счастливым афганцам. 

 

ПО СЛЕДАМ ЧИНГИСХАНА

Во второй половине дня мы подъехали к разветвлению реки Бамиан. Здесь был древнейший очаг буддизма. Спускаемся по теснине реки Бамиан. На обратном пути мы не забудем посетить Бамиан и вырубленные из монолитной скалы более чем пятидесятиметровые статуи Будды. Бамиан ― промежуточная станция буддизма, когда он из Индии через Пакистан по «шёлковому пути» был перенесен в Китай.

Снова ландшафт становится суровым. Целые доломитовые стены возвышаются над нами. По своему строению здешние скальные замки похожи на наши Альпийские горы. Они напомнили нам башни Лавередо, Эйгил (зубы) Шамони, отвесные стены Энгельсхернер в Швейцарии.

Наши остановки учащаются. Мы просто не в состоянии не подискутировать о возможности прохождения той или другой стены. Ведь мы находимся в сказочной стране скалолазов! Теснина следует за тесниной, и каждое ущелье приносит необозримое количество исполинских скальных башен, игл и стен. Визи и Ханспетеру уже не терпится сидеть внутри машин. Они переместились на крышу и не замечают, что их теперь трясет еще больше. Неистовое желание ощутить этот горный мир до конца если не скальными ботинками, то хотя бы глазами.

Воды Бамиана удивительно прозрачны, на дне реки переливаются всеми цветами камни, и тут же над берегом крутые скальные башни Гиндукуша поднимаются в небо. В глубине теснины мы наслаждаемся прохладной тенью, в то время как высочайшие вершины купаются в лучах солнца. Так было здесь и две с половиной тысячи лет назад, когда Александр Великий правил Афганистаном, Чингисхан и Тамерлан, все убивая и разрушая, прошли по этой же теснине, чтобы стереть с лица земли город Бамиан, а арабы под водительством халифа Али «осчастливили» страну исламом.

Дикие скалы уступают место узкой, утопающей в зелени и цветах равнине. Как оазис выглядят эти маленькие плодородные поля среди хаоса мертвого ландшафта.

Целых пять часов мы ехали вниз по долине. Ежечасно меняли водителя, так как напряженное наблюдение за дорогой очень утомительно. В три часа дня мы остановились на короткий отдых в чайхане. Живописно одетый хозяин подал нам кипящий самовар, шесть пиал, поставил перед каждым из нас заполненный до краев чайничек и пригласил отдохнуть на афганских коврах, разложенных специально для нас. Визи морщит нос: вместо черного чая он получил зеленый, который здесь, кажется, принят.

Остальные гости чайханы, водители грузовиков, после чаепития моют свои разрисованные искусными фигурами, фантастическими ландшафтами и изречениями из Корана машины, которые они любят больше всего. Я просил Змарая перевести одно такое изречение и снова вижу, что афганцы понимают остроумие и юмор. Афганские шоферы ― веселый народ, смех и улыбка ― обычное выражение их лиц. Над одной водительской кабиной было воспроизведено ироническое изречение Корана: «Не смейся слишком много ― чрезмерный смех убивает сердце». Водительская кабина, как правило, украшена разноцветными занавесками, художественной бахромой и цветами. Она в сущности его дом, где он себя чувствует хорошо и в укрытии. Водители грузовиков Афганистана ― дельные люди, любящие свою профессию, не теряющиеся ни в какой ситуации. Можно видеть, как мужчины в чалмах трудятся на обочинах день и ночь, устраняя неисправности своих грузовиков.

Незадолго до ночевки мы въехали в деревню Доаби-Мехи-Зарин. Спуск с перевала Шибар несколько улучшил нашу среднюю скорость, и наше дневное достижение после четырнадцати часов езды составляет 246 километров, или почти 20 километров в час. Здесь после Чарикара видим первую бензоколонку. Как раз вовремя, потому что наши перегруженные машины расходуют по горным дорогам до 40 литров на 100 километров.

Покупаем сочные арбузы и разбиваем наш лагерь тут же за Доабом на поляне. Видимо, здесь недавно стояли шатры кочевников. Их следы еще видны на траве. А мы разве не кочевники? Путешествующие, которые так же беспокойно идут от вершины к вершине и при этом никогда не достигают конечной цели, ― кочевники, которые тоже бродят по континентам, если их манят далекие неизвестные горы.

Ночь мы проводим под ясным звездным куполом Центральной Азии на берегу журчащей реки. Ни беспрерывно громыхающие мимо грузовики, ни множество комаров, безжалостно нас кусающих, не могут помешать нашему сну.

 

КАТТАГАН ― ЖЕМЧУЖИНА ВОСТОКА

Для меня сегодня первый экспедиционный день. Поднимаемся с рассветом. Устойчивая погода в Центральной Азии имеет то преимущество, что в течение дня не нужно беспокоиться о защите от дождя, а ночь можно провести без палаток. Поэтому наши сборы недолги; после обильного завтрака мы уже в машинах и катим по долине в направлении плодородного севера Афганистана. Скоро мы приблизимся к жаркой равнине древней Бактрианы.

Выбравшись из пекла Кабула и покинув горы Шибара, мы попадаем в еще более «горячий» район, нежели Кабульское плоскогорье.

Еще вчера мы думали, что у Доаба пришел конец многокилометровой скальной теснине, но ошиблись. После нескольких сот метров равнины снова теснина. Ханспетер и Визи опять переселяются на крыши машин, чтобы не упустить стену или скальное ребро. А дорога все та же. Едем со скоростью 10― 20 километров, восхищаемся грандиозным горным ландшафтом или появляющимися время от времени аккуратными небольшими селами с их трудолюбивыми жителями. Как только возможно, люди используют воды Бамиана. Повсюду, куда доходит драгоценная влага, видна хорошая плата за труд: на пышных полях рис, кукуруза и пшеница ― гордость трудолюбивых крестьян. Становится жарче. Нам еще далеко до большой равнины в бассейне реки Оксус. Кажется, езде не будет конца. Что ж, ведь мы находимся в бескрайней Азии!

За поворотом появляется гигантский, округленный наверху скальный кряж. Если не принимать во внимание его красный цвет, он до мельчайших деталей похож на вершину Веркарса ― излюбленной горы скалолазов Гренобля. За скальным кряжем вдали видна темная лента: асфальт! Мы прибыли в Доши с северной стороны перевала Саланг. Лента черного бархата ― продолжение прерванной у Чарикара асфальтированной дороги. Через год автопутешественники за час смогут из Чарикара приехать сюда, нам же для этого потребовались сутки.

Мы, откровенно говоря, очень рады, что отказались от дороги через Саланг. Если караванная дорога через Шибар и была трудна и требования к нашим транспортным средствам чрезмерно велики, то вчерашний день все же полностью окупился. Мы ехали по древнейшей военной дороге, где до некоторой степени чувствовали дыхание вечности и видели собственными глазами реку Бамиан. И даже только ради того, чтобы увидеть колоссальную, как будто перенесенную из первобытного мира скальную теснину через Гиндукуш, стоило потрудиться и проехать этим окольным путем.

Прелести асфальтированной дороги скоро кончились. После двух километров пошла природная грунтовая дорога. Правда, она уже подготовлена под будущее покрытие, и мы можем с удовольствием констатировать, что стрелки наших спидометров временами поднимаются выше 40. Горы далеко отступили, и бескрайняя степь окружает нас. Пересекаем раскаленные участки пустыни, где встречаем редкие караваны, и затем берегом реки Сурхаб прибываем в Пули-Хумри. На противоположном конце города возвышается небоскреб с дымящими трубами. «Это цементный завод, построенный чехами», ― говорит Змарай. Через несколько минут минуем электростанцию, построенную Советским Союзом. Сейчас мы находимся в Каттагане, в областном центре Баглан мы должны явиться в полицию. Это обстоятельство мы используем для посещения брата Змарая, который работает в Баглане по заданию правительства над ирригационным проектом.

В приятной прохладе его дома мы проводим самые жаркие дневные часы. В Баглане мы заполняем канистры и баки бензином и пополняем наши питьевые запасы грунтовой водой. Баглан ― типичный город-сад: много парков и густых, дарящих тень деревьев. Нас приглашают переночевать в доме брата Змарая, но мы хотим использовать остаток дня и едем дальше на север, в еще более красивую местность. Плодородные поля и всадники на лошадях с роскошными седлами свидетельствуют о богатстве Каттаганской области.

Мы еще находимся на главной магистрали Кабул ― советская граница. Сотни афганцев усердно работают на дороге. Иногда попадаются отдельные участки асфальтированного шоссе. Какой это отдых для наших бедных моторчиков! Как я им желаю, чтобы наконец они могли правильно охлаждаться! После продолжительного перерыва наступает черед третьей и четвертой скоростей.

Грунт глиняный и от постоянной жары сильно потрескался. Какие возникают проблемы при строительстве этой дороги, мы видим даже здесь, на равнине. Вдруг не хватает куска дороги, она просто исчезла с лица земли. Глина не всегда выдерживает нагрузку тяжелого транспорта. В Афганистане существует даже закон (правда, неписаный) о треугольном знаке при неисправности дороги, но вместо треугольника здесь применяют большие камни. Ими ограждают препятствия на дороге, будь это разбитый грузовик или яма величиной с дом.

Вечереет. Поля приобретают желтый и оранжевый цвет. Это самое лучшее освещение для цветных съемок. Виктор нацелил свой объектив на «жертву» ― взъерошенного ишачонка, на котором важно восседает маленький мальчик. Едва только мальчик услышал журчание кинокамеры, его охватывает панический страх и он ревет, как будто его режут. Никакие уговоры не действуют. Паренек ничего не хочет знать о съемках и угоняет свое верховое животное в противоположную сторону.

Над нами пастух гонит перед собой несколько сот баранов. Животные вынуждены карабкаться по крутому склону песчаного холма ― поистине библейский вид времен Авраама.

Высоко над рекой Кундуз находим чудесную площадку для лагеря. Мы стоим на обдуваемом гребне песчаного холма, куда последними усилиями еле поднялись наши машины, и не знаем, как назвать необитаемый ландшафт ― степью или пустыней: земля красная, серая и коричневая, только вдоль русла Кундуза несколько жалких полей и зеленых деревьев.

Визи, наш фанатичный купальщик, несмотря на поздний час, готовится сбегать по крутому откосу к Кундузу. Свой уход он объясняет тем, что ему нужно там, внизу, в реке, охладить банки с пивом... Возвращается разочарованный. Пиво, к сожалению, не стало прохладнее, ибо воды Кундуза еще теплее, чем воздух здесь, наверху! А по Визи видно, что он и купанием не особенно удовлетворен.

С нашего прекрасного наблюдательного пункта можно увидеть короткие сумерки и затем ночь в пустыне. Вдали мерцает несколько керосиновых ламп. Где-то там, в пустыне, находится маленькое село с глиняными домиками, затерянное в песках Арианы.

Виктор опять приготовил вкусное кушанье, даже неохлаждённое пиво превосходно идет к нему. Едва успели покончить с едой, как к нам нежданно приходит гость. В нашем лагере появляется старик. «Салам алейкум» (мир вам), ― приветствуем друг друга по обычаю страны. Змарай переводит нам, что старик пришел из далекого села. Он увидел наш свет и пожелал нас приветствовать как гостей страны. В посудине, завернутой в тряпье, он преподносит нам мает ― самодельный кефир. Мы отблагодарили его сухарями, печеньем и шоколадом. С вежливым поклоном приятный старик удаляется, но не без того, чтобы не взять с собой дорогостоящие здесь пустые банки. То, что они пахнут пивом, строго запрещенным аллахом, не производит на него особого впечатления.

Манера старика держаться типична для афганских крестьян. Наверно, ему потребуется час или более для обратного пути в село. Возможно, он пришел к нам из любопытства. Но прежде всего это традиционное в народе гостеприимство, которое его побудило к этому жесту. Гостеприимство ― это первая заповедь в кодексе чести афганца.

Завтра нас ожидает тяжелый день. С рассветом хотим сняться и не тратить время на приготовление горячего завтрака. Поэтому заранее заполняем наши термосы. Раскладушки и пенопластовые матрацы ставим на самом верху. Мы ожидаем жаркую, душную ночь с легионами назойливых комаров, но ничего не случилось. Напротив, поднимается приятный прохладный ветерок и даже комары укладываются спать, против чего мы не возражаем.

Чистое небо. Падающие звезды располагают к дискуссии о делах, в которых люди мало понимают и только могут предполагать. Будь это высоко в горах или в пустыне ― созерцание свободной, еще не обузданной человеком природы всегда большое событие. 

 

ПУСТЫНИ, СТЕПИ И КОЧЕВНИКИ

Чтобы не проспать, я с вечера завел будильник и положил рядом на песок. Поставил стрелку на четыре часа, а сейчас половина пятого. Не слышно ни звука. Мои товарищи все еще лежат закутанными в спальных мешках. Даже Визи не встал. Слава богу, меня вовремя разбудил не особо нежный порыв ветра и начинающийся рассвет. Именно сегодня мы не можем себе позволить приятно выспаться. Раскладушка Виктора провалилась, но он спит сном праведника и ничего не замечает...

Громкий ликующий крик «Лентяи, вставайте!» ― и жизнь в лагере закипела. Проглатываем приготовленный накануне завтрак ― и в путь. На сегодня у нас далекая цель ― Файзабад, предмет мечтаний, главный центр Бадахшанской области, расположенный высоко в горах. Мы знаем, что, если сегодня хотим быть в Файзабаде, придется сократить отдых. Но если мы уже будем там, то по крайней мере оставим позади горячую низменность и наконец увидим настоящие горы. Кто знает, может быть, это наконец снежные и ледовые вершины: шести― и семитысячники! После долгого путешествия в жаре по пыли и песку это самая заветная цель, которая нас подгоняет.

По крутому песчаному откосу мы делаем несколько рискованных для машин поворотов и выскакиваем на дорогу. Грузовики с ревом несутся мимо нас. У деревни Алиабад мы покидаем главную магистраль и поворачиваем на восток к городу Ханабаду.

Через степи и пустыни с песчаной красно-коричневой почвой и кое-где разбросанными пучками травы проходит наше путешествие. «Дорога» благодаря более мягкому основанию стала лучше, нежели главная магистраль. Приятно ехать рано утром. Крестьяне верхом на взлохмаченных ишаках направляются на базар. Многочисленные караваны кочевников тоже в пути.

В то время как мужчины-кочевники практически не отличаются от оседлого местного населения, женщины выглядят точь-в-точь как европейские цыганки. Они носят на шее и вокруг лба ожерелье из позолоченных монет и бесчисленное количество браслетов. Они, как и наши цыгане, добывают средства для существования изготовлением корзин и гаданием. Да, сходство неоспоримо!

Красная почва изборождена гигантскими трещинами, крутыми откосами и бродами, полными водой. Проворно преодолевают их наши машины. Местность становится приятнее, пустынный ландшафт чередуется с участками, изобилующими плодородной растительностью. За пшеничным полем вдруг открывается перед нами Ханабад ― типичный афганский город, расположенный в стороне от большого движения и не тронутый импортированным с Запада беспокойством.

Проблема водоснабжения решается здесь весьма своеобразно. Немного выше Ханабада ленивым мутным потоком течет мало аппетитная с виду речушка, в которой стоят водоносы с засученными брючинами и ударами рук загоняют драгоценную влагу в бурдюки. Наполненные водой, они выглядят как обезглавленные козьи туши с укороченными конечностями. Затем бурдюки с размаху бросают на ишачонка, на надетую на него специальную деревянную рогатину для транспортировки мешков с водой. Вода очень дорогое добро для жителей Ханабада, и тут не следует быть слишком разборчивым. Поэтому не имеет значения, если по водосборному руслу наряду с храбрыми водоносами проходят животные всех пород или, как мы это наблюдали, маленькие мальчики вносят свой скромный вклад в поднятие уровня воды...

По песчаной дорожке едем на восток, колеса машин утопают, как в пушистом снегу, и с трудом проходят по сыпучему грунту. Но здесь большая перегрузка наших машин способствует лучшей проходимости, и они не буксуют.

Только выехав, из зоны песков, приземляемся в глубокой пыли сухой глины. Эта глиняная пыль еще назойливее песка. Красные ее облака проникают всюду, даже в водительскую кабину, и мы начинаем кашлять и чихать. Вечером Визи придется потратить много времени, удаляя липкую, почти жирную массу, которой забит даже карбюратор.

Сильный ветер дует нам в спину. Он гонит поднятую машинами глиняную пыль вперед, и мы находимся в центре этого пылеворота, так как при нашей скорости ― пятнадцать километров ― не можем конкурировать с ветром.

Иногда высоко над рекой Ханабад дорога сужается до размеров пешеходной тропы. Мы не осмеливаемся проехать по этой глиняной полке шириной чуть больше вьючной тропы, движение по которой связано с риском. Слишком часто встречаем и с трудом объезжаем места с обвалившимися краями дороги. А однажды даже видели внизу остатки машины, свалившейся в головокружительную бездну. И, как назло, именно здесь, на самом узком участке, оживленное встречное движение: караваны кочевников, спускающихся в долину со своими лошадьми, ишаками, рогатым скотом, баранами и козами. Их пастбища у Шива, на высоте трех тысяч метров, остались уже без травы, и забота о повседневном корме гонит их в ниже расположенные области. Видимо, животные не привыкли к шуму моторов: они шарахаются в сторону, и погонщикам стоит большого труда удержать своих подопечных от рискованного бегства.

Левее видим каменные глыбы, в беспорядке воткнутые в землю. Одни наклонились, другие стоят прямо, некоторые лежат просто на земле. Между ними тонкие жерди с разорванными цветными вымпелами. Это кладбище.

Как раз когда я веду машину, глубокая речушка преграждает дорогу. Красно-коричневая масса катится по глиняному руслу шириной не менее десяти метров, и в первый момент мы стоим как перед загадкой. В это время всадник прокладывает свой путь через этот «густой отвар». На той стороне мы замечаем следы грузовой машины, ― значит, переправляться можно.

Я даю газ и чувствую сопротивление воды, поднимающейся выше фар. Через дверные щели вода проходит внутрь машины. Последними усилиями вырываемся снова на сушу. Вода ручьями стекает с машины. Это был самый глубокий брод за все время нашего путешествия.

Ждем наших товарищей. Виктор устанавливает свою кинокамеру, я приготавливаю свой фотоаппарат. Я только закончил наматывание пленки, когда наши друзья появляются на том берегу, сходят с машины, озадаченные препятствием. Визи проходит брод, измеряя глубину палкой. Затем Ханспетер на полном газу проносится через красноватый «соус», так что брызги летят во все стороны. Веселое зрелище. С любопытством ждем пленки Виктора.

На берегу реки разбит внушительный лагерь кочевников, сидят мужчины в чалмах. Судя по количеству верблюдов, это богатое племя. Много лошадей, скота. Мужчины вооружены до зубов. Украшенные серебряными гвоздями приклады винтовок и ленты с патронами блестят на солнце. Дым лагерных костров стелется над землей и распространяет терпкий запах горящего верблюжьего помета и жареной баранины.

Глаза Виктора заблестели: наконец настоящий лагерь кочевников, найдена стоящая пища для его камеры. Но эти парни ничего не хотят знать о съемках. «Буру, буру!» ― «убирайся» ― шумят они. Виктору непостижимо, что подобное явление возможно в обычно гостеприимном Афганистане. Серьезность положения доходит до Виктора только тогда, когда один из парней натравливает на него собаку. Виктор успевает только-только спастись в машине, захлопнув дверь. С собаками кочевников шутить нельзя. Эти страшные бестии с отрезанными ушами выглядят еще более мерзко, чем пустынные шакалы. Уши им, между прочим, отрезают затем, чтобы волки, спускающиеся зимой в долины, не могли так легко взять свою жертву.

Меня удивляет, что мы до сих пор не напали на след известных у нас прекрасных длинношерстных афганских собак. Как оказалось, этой породы собак в самом Афганистане нет, и, видимо, принятое у нас название «афганские собаки» ― чья-то фантазия.

Еще два часа ― и перевальный участок остается позади. Мы едем среди плодородных полей, вдоль построенных из красной глины деревень и пышно разросшегося кустарника. Перед глубоким рвом я нажимаю на тормоза. О ужас ― тормоза почти не реагируют! Поздно! Рессоры не выдерживают, нас бросает из стороны в сторону, но машина все же устояла.

«Эх, дурачок, ты должен бы знать, что тормоза после такого купания держат не сразу», ― бросает Виктор. Это прозвучало несколько более резко и зло, чем он этого хотел. Просто разговорная речь приспосабливается к нашему образу жизни.

«После такой осечки я подаю в отставку. Садись ты за руль». Виктор, ухмыляясь, едет дальше. 

 

В ГОРАХ БАДАХШАНА

Миновав громадные осыпные склоны, мы наконец въезжаем в Таликан, небольшое местечко с базаром. Кроме наших машин, совсем не видно моторизованных транспортных средств. Здесь уличным движением подчеркнуто владеют ишаки, верблюды и дромадеры. Нельзя сказать, что Афганистан не подготовлен к будущему прогрессу. В центре местечка установлена возвышение с регулировщиком уличного движения в белой фуражке. Когда он увидел, что мы едем, он вытянутыми руками остановил несуществующее поперечное движение и пропустил нас.

Через Таликан проезжают в высокогорные долины Бадахшана грузовики дальнего следования, и на окраине среди полей находим романтическую бензоколонку, последнюю перед Файзабадом, где мы можем заправиться. На тяжелой тропе протяжением в сто семьдесят километров нам придется преодолеть крутые перевалы, и, конечно, у наших перегруженных машин будет большой расход горючего. На всякий случай мы заполняем горючим предназначенные для питьевой воды канистры. Вдали виднеются уже первые вершины, и проблема питьевой воды будет довольно скоро решена.

Дальнейший наш путь пролегает высоко над бушующей рекой Ханабад.

Далеко в глубине дикой долины показываются первые отроги хребта Ходжа-Мухаммад, где уже работает мюнхенская экспедиция. Это утешение. По крайней мере мы непосредственно близко от Центрального Гиндукуша. Значит, мы все же едем в направлении Вахана. Показавшиеся вдали вершины воодушевляют нас.

Удивительно хорошая местами дорога нет-нет да и соблазнит нас к необдуманно быстрой езде. А это опасно, так как перед неожиданно возникшим препятствием мы уже не можем быстро затормозить. Так Виктор прозевал небольшой бугор. Инерция нашей машины на нем умножается, как на трамплине. Тяжелый груз завершает остальное, и машина со всего размаху ударяется о скальный выступ, хорошо упрятанный за бугром и невидимый издалека.

Рулевое сцепление как будто нарочно предназначено принять на себя этот жестокий удар. Симон и я ударяемся головами о крышу кабины, головка гудка с дребезжащим звуком слетает с руля. «Виктор, счет один ― один!»- восклицаю я наполовину радостно, наполовину удрученно.

Выскакиваем из машины, чтобы осмотреть повреждение. Все, кроме гудка, кажется, в полном порядке, но его можно быстро починить. Мы рады, что, несмотря на сильный удар, рулевое управление не получило повреждения. Нам это кажется почти невероятным. Это происшествие имеет свое положительное значение. Мысль об аварии умеряет нашу скорость до разумной и соответствующей рельефу местности.

Еще несколько сот метров ― и со всех сторон нас окружают горы. Дорога постепенно поднимается. Уже пора остановиться на отдых, но мы не думаем об этом. Во-первых, хочется быстрее двигаться вперед, а во-вторых, надеемся найти наверху, у бурлящей горной речушки, чайхану, где жаждем испить наконец чистой горной воды, которую можно пить некипяченой.

Виктор, Симон и я находимся в первой машине. До сегодняшнего дня у нас не возникало проблем, как найти правильную дорогу. Вдруг наша машина застревает среди осыпей, будто мы находимся в Альпах. Только машина не особенно вписывается в окружающий ландшафт. Кругом камни. Как мы могли потерять след...

На второй машине едут Визи, Ханспетер и Змарай. Наш переводчик знает дорогу, и их машина уверенно идет по руслу, глядя на которое мы не предполагали, что это может быть дорога.

Делать повороты на осыпях не простое дело, и наша машина угрожающе качается среди скальных глыб, пока мы наконец въезжаем в русло, которое обозначено на карте как «автодорога», ведущая круто к перевалу.

С трудом проходим по осыпному склону, пересекаем небольшие речушки, едем дальше по высохшему руслу. Даже при нашей скорости в 5 километров мы не замечаем перед собой никакого следа или чего-нибудь напоминающего дорогу. Переехав широкое русло реки, мы неожиданно встречаемся с нашими друзьями. Осыпи и каменистые нагромождения стали совершенно непроходимы, и машины отказываются нам служить.

Один остается у руля, а остальные пять толкают машину изо всех сил. Снова и снова приходится брать разгон, а потом на полном газу с наполовину сгоревшими сцеплениями, издающими едкий запах, вкатываем машину наверх.

Последними усилиями и выдохшимися легкими вталкиваем вторую машину и едем дальше по плодородной бескрайней равнине к настоящему перевалу.

Хорошая вода и здесь, видимо, редкость, и мы, несмотря на голод и жажду, оставляем позади все гостеприимные чайханы, чтобы по крутой глинистой перевальной дороге спуститься в долину реки Кокча. Что может во время спуска вызвать восхищение ― так это прелестные экзотические птицы с радужным оперением.

Крутизна угрожающе нарастает. Мы тревожимся, как поедем обратно. В половине второго спустились в долину к живописной деревне Машхад, напоминающей своими чистыми домиками и мужчинами в чалмах далекий Кашмир.

Вблизи пенистого Кишма, притока Кокчи, отдыхаем на веранде чистенькой чайханы. Мы уже девять часов в пути, и сейчас каждый заказывает у любезного хозяина по три кружки чаю, и мы с волчьим аппетитом уничтожаем свой провиант. Вся мужская часть населения деревни устремляется сюда ― подивиться на чужеземных гостей. Женщины не видим ни одной. Их здесь просто не пускают в общественные места, и они вынуждены проводить время за глиняными стенами своих домов. Их участь ― тяжелая работала мужчины проводят большую часть времени в чайхане за разговорами и курением трубки.

Машхад ― прекрасное место, здесь много дающих тень деревьев и парков. Разнообразные цветы украшают чистые, побеленные домики.

После обеда идем к пенистой горной реке и моемся ― впервые после долгого перерыва. Снова сбегается мужское население Машхада и с удивлением смотрит, как мы действуем мочалками и мылом. Но когда Змарай и Симон бросаются в воду и начинают плавать, к мосту сбегаются буквально все мужчины, чтобы увидеть это редкое представление. Из массы зрителей выходит парень и, как был в шароварах, бросается в воду. Он хочет нам показать, что здесь существует молодое поколение Афганистана, тоже знающее, что такое спорт. И мы должны признаться: он хорошо защитил честь своей деревни.

Окрепшие и освежившиеся, покидаем Машхад. Карта у меня такая «точная», что показывает дорогу в Файзабад как раз в противоположную сторону. Я удивлен, что мы, руководствуясь моими фантастическими «навигационными способностями», вдруг оказываемся во фруктовом саду, в то время как знающий дорогу Змарай, оставляя за собой большое облако пыли и сигнализируя нам гудком, лихо уезжает вниз по течению реки.

С этого момента разрешаем ему, знающему дорогу, ехать впереди ― это лучше, чем доверяться «чудесной карте».

Как только прибываем к главному руслу Кокчи, ландшафт резко меняется. Не успели оглянуться, как оказались в теснине, напоминающей своими причудливыми скалами виды Африки и кадры из кинофильмов о диком Западе. Мы проезжаем мимо окаменелых крокодилов, львов, голов акул и других грозных страшилищ с разинутыми пастями и искаженными глазами ― скальная теснина с адскими циклопами страшнее любого кошмара. Между каменными чудовищами пасутся верблюды и стоят черные шатры кочевников. Поистине ландшафт первобытного мира!

Дорога становится все труднее. Круто ниспадающие скальные плиты так же просто, как на перевале Шибар, «подкрепляются» снизу колышками и там, где это требуется, «усиливаются» хворостом. На все это кладутся камни, глина и песок ― и «австострада» готова. Иншалла (если захочет аллах), она выдержит. Если же нет, не следует долго задумываться над истинными желаниями аллаха...

Особой статьей являются мосты. Они превосходят по дерзости возведения все то, что нам до сих пор приходилось видеть из строительных сооружений. Они даже перещеголяли висячие мосты Гималаев, ибо тамошние солидные железные цепи ― как бы они ни качались ― испытывают нагрузку только проходящих людей, в то время как в Афганистане мосты предназначены для грузовых автомашин. Главными опорами являются стволы деревьев. Если они слишком коротки и не достают до противоположного края пропасти, то их выдвигают «на воздух», сколько возможно, и закрепляют на другом берегу кучей камней. Затем оставшееся пространство накрывается другими стволами деревьев ― и мост вчерне готов. Самое главное для этого художественного произведения ― куча камней, которыми крепят стволы деревьев на берегу. Чтобы круглые камни не могли упасть в теснину, их, так же как при сооружении подпорных стен на дороге, связывают хворостом и петлями из старых веревок.

В целом все это выглядит хорошо и вызывает доверие, даже при сильном прогибании под весом грузовика.

Осторожные водители всегда разгружают машину перед таким мостом, переезжают порожняком и затем переносят в отдельности груз. Но мы с нашими почти двумя с половиной тоннами общего груза вместе с машиной (нормальный общий вес вместе с грузом для наших автобусов не должен превышать 1,8 тонны) не можем себе позволить такого сложного и требующего много времени маневра. Кроме того, вид этих мостов не вызвал бы у нас неприятных чувств, если бы нам не пришлось в одном ущелье любоваться остатками такого провалившегося произведения искусства.

 

ФАЙЗАБАД ― ГОРОД ИЗ «ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ»

Чем выше поднимаемся, тем больше встречаем симпатичных жителей. Каждый приветствует нас и при этом держит правую руку у груди или отдает нам честь: «Салам алейкум». Если дорога запружена отарой овец или другим скотом, то на нас здесь не смотрят косо и не шлют проклятия, как у нас дома, а пастухи так торопятся освободить дорогу, что мы чувствуем себя в чем-то виноватыми. Мы хотя и гости страны, но, заражая бензином пастбища, могли бы ожидать от местных жителей отношения прямо противоположного.

После скального ущелья, которому больше место на диком Западе, чем в Афганистане, теснина расширяется. Мы катимся по более пологому участку долины и снова восхищаемся памятниками смелому афганскому искусству сооружения дорог. Из боковой долины вытекает глубокий, не особенно быстрый приток реки Кокча. Проложить мост через это русло существующими здесь средствами невозможно, и потребовалось бы сооружение дорогостоящей конструкции. Поэтому здесь насыпали из камней, ничем не связанных, дамбу, чтобы сквозь нее беспрепятственно могла протекать вода. Таким образом, дамба осталась пористой и вода сквозь нее находит себе дорогу. Дамба вряд ли бы выдержала экспертизу гидроинженера, но она обеспечивает сообщение автотранспорта с Файзабадом. А это-главное.

На севере возвышаются крутые скальные вершины, пленяющие своей красотой, как в Гиндукушской теснине перевала Шибар. Видимо, они еще не покорены. По виду они состоят из монолитных скал и возбуждают у нас желание по ним полазать. Но мы их оставляем слева. Возможно, попытаемся подняться на них на обратном пути. Тогда у нас будет время.

Теперь дорога поднимается по крутому склону на высоте примерно двухсот метров над бурлящей Кокчей. И какой это склон! Он весь состоит из скользкой глины: и сама дорога, и обрыв к Кокче, и уходящий в синее небо склон горы. В период дождей здесь, наверно, все сползает и вряд ли можно проехать.

За следующим поворотом видим группу солдат, занятых расчисткой дороги от небольшого земляного оползня. Проложить дорогу по такому неукрепленному склону немыслимо, сказали бы в Европе. Но здесь это единственно возможное финансовое решение вопроса. Афганистан сейчас только начинает развиваться и еще не может себе позволить сооружение дорогостоящих дорог.

Этот склон из глины содержится в проезжем состоянии только потому, что здесь в течение круглого года рота солдат ежедневно производит необходимые дорожные работы. Только таким образом стало возможно содержать дорогу в проезжем состоянии без единого грамма бетона, а стало быть, без единого афгани. Солдаты обходятся дешево, и, строя дороги, они, находясь на службе, выполняют не только стратегически важное, но и очень полезное и разумное дело.

В конце вызывающего страх глиняного склона головоломно крутой подъем, с трудом преодолеваемый нашими машинами. Прямо вверх мы не смогли проехать, и поэтому пришлось выполнять слаломообразные повороты. На другой стороне идет крутой спуск к берегам Кокчи, такой крутой, что мы уже видим себя толкающими здесь наши машины на обратном пути. На берегу Кокчи растут громадные деревья, созданные для отдыха, дающие прохладу и тень. Здесь уже приятно прохладно, и наши неутомимые купальщики Визи, Симон и Змарай довольно быстро вылезают из бурного потока реки.

Виктор кормит нас дольками сочного арбуза, искусно разрезанного Змараем, а затем снова в путь вверх по бесконечным долинам. По нашим расчетам, мы должны уже давно быть у цели, но конца езды не видно. Самая желанная теперь у нас должность ― быть водителем: ведь он не только крепко держится за руль, но и сидит не в таком стесненном положении, как его двое спутников. Вести машину среди ям и неровностей дороги менее скучно, чем просто быть пассажиром. Водителю не приходится заботиться о смене. Поэтому точно по истечении часа является сменщик.

Медленно надвигаются сумерки. Еще ничто не напоминает близости города Файзабада. Едем с включенными фарами. Летучие мыши и различные пернатые появляются на миг в луче света, а испуганные животные убегают в близлежащий лес.

Наконец дорога снова круто сбегает к реке, и через мост мы въезжаем в желанный город.

Первая наша забота ― найти место ночевки. Местные жители направляют нас в «Клубный дом», своего рода бесплатную гостиницу с простыми комнатами, расположенную на острове реки Кокча, куда ведет шаткий узкий мостик. «Гостиница», остров и мост своим видом напоминают средневековую рыцарскую крепость. Мы предпочитаем варить ужин здесь, у наших машин, чтобы не переносить кухню по шаткому мосту в романтическую «крепость».

Местные жители оказывают нам помощь чем только могут: приносят воду с реки и достают даже скамейки «чарпа» ― своего рода кровати. Пыль и жара здорово досадили Виктору, и наш всегда неутомимый повар сразу удаляется спать, оставив нас голодными.

Но рабочий день далеко еще не закончен. Визи наряду с обычными профилактическими работами по подготовке машин приходится еще латать две запасные камеры. Гвозди от подков ― вот имя этих злодеев, которым мы сегодня обязаны двойным проколом. Ханспетер, наш второй повар, теперь, после ухода Виктора, получил наконец возможность показать свое искусство. Пока он готовит ужин, я, Симон и Змарай отправляемся к губернатору Файзабада, чтобы представиться ему согласно указаниям правительства.

В такой стране, как Афганистан, где «небо высоко и царь далеко», губернатор имеет весьма большую власть. Он, так сказать, бог и царь в пределах границ своей провинции.

В еще недавно ушедшем веке ишаков и верблюдов, когда сообщение с Кабулом было гораздо сложнее и требовало для этого значительно больше времени, чем сегодня, губернатор не позволил бы какого-либо вмешательства в свои дела. Иначе в один прекрасный день он мог «случайно» появиться со своими солдатами перед городскими воротами столицы. Сегодня Кабул имеет во всех провинциях государства лояльных правителей, чья подвластность в отличие от прежних времен гарантируется самолетами и быстроходными автомашинами.

Дорогу к дворцу губернатора нам показывает солдат. Для нас это было утомительное и тяжелое путешествие. Мы идем по ночным переулкам Файзабада, мимо крытых балконов, ощупью, с карманными фонариками.

Темными лестницами, заросшими вьющимися растениями, мы куда-то поднимаемся, то и дело ударяясь головами о низкие подворотни. Здесь еще господствует романтика Ближнего Востока. Мы находимся на Востоке чистейшей чеканки, как мы его себе представляли еще подростками. Базарные лавки все закрыты, их разнообразные товары находятся за прочными ставнями. Громадные висячие замки, видимые издалека, отпугивают каждого взломщика.

В чайхане, однако, большое оживление. Расположившись на старых коврах с трубками в зубах, за чаепитием сидят, поджав под себя ноги, мужчины, слушая пение и музыку, исполняемую на самодельных инструментах. Если смотреть на это зрелище из совершенно темного переулка, то чайхана, гротесковые фигуры в тусклом свете керосиновой лампы ― настоящая картина из «Тысячи и одной ночи».

Сначала солдат приводит нас в полицейский участок. Там очень любезный, немного говорящий по-английски полицейский отбирает у нас паспорта. Он обещает доставить их завтра в наш лагерь у реки. Оставить паспорта в полиции опасно. Не знаю, сделал ли бы я это в другой стране, но мы же находимся в Афганистане.

Еще полкилометра ― и наконец в черноте ночи перед нами возвышается резиденция губернатора. За массивными стенами мы сначала увидели густой лес. Здесь стоит первая охрана, которая пропускает нас беспрепятственно. Поднимаемся по узким лесным и парковым тропам и после десяти минут ходьбы оказываемся у второй стены, где ворота охраняются тремя караульными, теперь нас уже не пропускают. Змарай переводит одному из солдат нашу просьбу, после чего тот быстро удаляется. Сквозь открытые ворота хорошо виден дворец губернатора. Тут же перед дворцом, в саду, в ярком свете электрической лампы без абажура сидит мужчина с красивой черноволосой женщиной. «Это губернатор, ― шепчет нам Змарай.- У него две красивые жены». В данный момент, кажется, он довольствуется только одной.

«Вот это была бы должность, ― добавляет Симон, ― быть губернатором Файзабада».

Солдат возвращается так же быстро, как и ушел.

― Губернатор готов нас принять, ― переводит Змарай.

Как только проходим ворота, черноволосая красавица исчезает внутри дворца. Напрасно мы радовались предстоящей приятной беседе с губернаторшей, наверняка сильно скучающей с пожилым супругом в оторванном от мира Файзабаде. Афганцы содержат жен только для себя самих и в этом вопросе не допускают непоследовательности.

Ахмаду Мухаммаду Али, видимо, около сорока лет, и он уроженец Кабула. Мы приносим свои извинения за поздний визит и вручаем ему два письма от знакомых из столицы. Прочитав их бегло, он потребовал от нас правительственное разрешение для въезда в Вахан. По всему видно, что он думает: «Эти хитрецы попадут у меня в западню, если они воображают, что получат право на въезд в Вахан на основании рекомендательных писем и пары вежливых слов». Он заметно удивлен, когда мы ему предъявляем специальное разрешение, написанное черным по белому центральным правительством в Кабуле.

«Хорошо. Вы, значит, направляетесь в Вахан. Разрешение вы имеете. Но вам нужно еще явиться к губернатору Ишкашима. Я ему еще сегодня вечером позвоню. И если вам потребуется какая-нибудь помощь, то пожалуйста».

Губернатор дважды ударяет в ладоши. Появляется слуга и приносит чудесный малиновый сок. Нас давно уже мучила жажда, и мы пьем большими глотками, не обращая внимания на множество муравьев, привлеченных электрическим светом и пытающихся оспаривать наше право на напиток.

― Да, жить здесь, в Файзабаде, очень хорошо. Большее время года здесь наверху приятная прохлада. Только уж очень много работы на такой должности. «I am very busy». ― «Я всегда очень занят».

Мы не хотим мешать губернатору в проведении его вечернего отдыха и, более того, дольше задерживать его супругу в доме. Передаем ему как подарок от экспедиции типичную швейцарскую зажигалку с нарисованным озером Фирвальдтштетта.

Уставшие, спотыкаясь, бредем вниз к базарной улице. На обратном пути нас не провожает солдат, а мы забыли дорогу. Трижды блуждаем среди темного лабиринта стен и балконов, без Змарая мы, наверно, не вернулись бы к нашему лагерю.

Ханспетер за это время приготовил обильный ужин, а Визи закончил свою особенно большую сегодня работу. С накачанными шинами и прочищенными моторами обе наши машины стоят готовые к новым приключениям.

Летучие муравьи и комары нападают на нас еще некоторое время. Затем им, видимо, стало слишком прохладно, и мы можем спокойно подремать до утра. Но перед этим мы опустошаем при сильнейшем протесте нашего бережливого Ханспетера дополнительно две банки пива. Ведь день был очень напряженным.

 

У КАРАВАНБАШИ

Сегодня мы можем особенно не волноваться. Нам ясно, что впереди самый скверный отрезок пути до Вахана и нам ни в коем случае не доехать за один день до цели.

Таким образом, хоть один раз мы можем как следует выспаться. Как это хорошо ― не вскакивать при первом луче света, потянуться, послушать шум реки и щебетание птиц и посмотреть на окружающие горные вершины с лягушачьей перспективы. После двухчасового завтрака мы трогаемся в путь.

Не более чем в двадцати метрах от места ночевки дорога поднимается так круто, что это не под силу нашим моторчикам. Даем задний ход и разгоняемся снова. Мотор ревет, сцепление прокручивается и издает острый запах. Но все напрасно: машинам собственными силами подъема не одолеть. Местные жители помогают нам толкать их вверх. «Взяли! Еще взяли!» И мы медленно поднимаемся. Под колеса кладутся камни, чтобы они не скатывались назад, и потом снова на полном газу с гиком «взяли!» выигрываем несколько метров, пока окончательно не преодолеваем крутой участок.

Этот метод применяется повсюду на дорогах Афганистана и называется «дандайи-пандж» (пятая скорость). Из таких соображений на каждом грузовике есть мужчина-«бача», который все путешествие совершает в кузове машины. Главнейший и единственный инструмент, которым он орудует, ― грубый деревянный чурбан на длинной палке. Если грузовик на подъеме забуксует и должен вот-вот остановиться перед следующим рывком, «бача» ставит под колесо свой тормозной чурбан, препятствуя откату машины назад. И даже если машина при каждом разгоне преодолевает всего несколько сантиметров, то с помощью «дандайи-пандж» все же постепенно достигает цели. Подтверждением значимости «пятой скорости» служит хотя бы тот факт, что перед крутыми участками перевала Шибар все ларьки торгуют не чем иным, как тормозными башмаками и чурбанами всех размеров.

Кроме визита к губернатору нам предстоит еще одно важное посещение: заправочная станция Файзабада. Ибо это последняя точка, где можно получить бензин. Выше к Вахану уже нигде нельзя получить и капли.

«У последних домов Файзабада, ― говорят нам, ― расположена заправочная станция». И действительно находим ее там в одном дворе, заполненном бензоцистернами.

Бензоколонки, как таковой, не существует, и горючим торгуют прямо из цистерн.

Али, шустрый парень-«караванбаши», мигом появляется, со смехом сует один конец шланга в бочку, подсасывает на другом ― и горючее уже течет в наши машины. В этот раз мы заполняем не только баки и запасные канистры, но берем еще про запас столитровую бочку. От этого, правда, нашим и без того перегруженным машинам не станет легче, но другого выхода нет, и если наши телеги девять тысяч километров шли с перегрузкой, то один центнер не играет роли. С трудом находим место для бочонка в полностью загруженной вещами машине.

Мы хотим еще раз осмотреть «город», прогуляться по оживленному базару. Здесь мы видим настоящие таджикские тюбетейки, медную посуду и старинные музыкальные инструменты. Решаем во избежание перегрузки наших машин купить эти вещи только на обратном пути.

Затем идем по приглашению Ханспетера в чайхану, Мы как раз потягиваем крепкую горячую жидкость, когда прибегает возбужденный Виктор, держа в руках сыр и колбасу. Харчи пахнут бензином: приобретенный бочонок течет!

«Безобразие, теперь придется перегружать машины», ― ругается Визи.

«Не так страшно, мы сегодня и так уже опоздали, ― успокаивает его Симон, ― кроме выделенного на сегодня провианта, все остальное продовольствие находится в другой машине».

У торговца бензином Файзабада «караванбаши» обмениваем худой бочонок, снова перегружаем машину, а тут бьет десять часов, и мы говорим приятному Файзабаду: «До свидания».

 

АВТОМАШИНЫ «ЛАЗАЮТ»

О качестве дороги в Вахан сведения были самые противоречивые. Прежде всего нас беспокоит, проедем ли мы вообще о нашими машинами по тем дорогам.

«Обычными автомашинами вы доберетесь максимум до Файзабада, не дальше, это точно. Там наверх можно ехать только на вездеходе», ― сказал нам при прощании в Швейцарии Ян Мостовский, участник прошлогодней польской экспедиции в Гиндукуш.

Мы все же хотим попытаться проехать как можно ближе к цели на своих машинах. В крайнем случае мы можем обе машины где-нибудь оставить и организовать караван носильщиков.

Сначала дорога поднимается относительно полого в долину Кокчи.

Прекрасные горные деревни с зелеными полями, стройными тополями чередуются с бурлящими горными реками и пустынными осыпными склонами.

Местами дорога находится в таком хорошем состоянии, что можно ехать на второй скорости, позволяющей несколько сэкономить бензин.

Вместе с Визи и Ханспетером едем во второй машине. Чтобы не забивать нос облаком пыли от передней машины, держим большой интервал. На одном повороте за мостом неожиданно нагоняем наших друзей. Долго гадать о причине их остановки не приходится. В ужасе они смотрят на лежащий впереди участок дороги, где как раз спускается на ослике старик в тюрбане. Не то чтобы дорога была непроезжая, страшен поднимающийся рядом с нею склон! Он идет сначала вертикально, а затем нависает над ней. Но самое неприятное то, что склон сложен из круглых камней, с той только разницей, что здесь колоссальные голыши объемом два-три кубических метра висят над дорогой. Никому не пришло в голову их взорвать или иным способом сбросить вниз, прежде чем они причинят несчастье. Даже наш переводчик подобного еще никогда не видел.

Удивляться здесь бесполезно, лучше дать газ и оставить это опасное место как можно скорее. Глыба, наверно, не собирается свалиться именно на нас. Уж как-нибудь проедем, иншалла! Визи сидит за рулем, но даже он, испытавший камнепады северной стены Эйгера, чувствует себя здесь не особенно весело, проезжая ближайшие пятьдесят метров.

У селения Бахарак ответвляется на север долина Джурм к перевалу Анджуман, где уже несколько раз побывали немецкие альпинисты. Здесь мы берем точное направление на восток и следуем вдоль бушующих вод Вардуджа. В то время как долина Джурм остается еще пологой, профиль дороги резко меняется, и вскоре нам приходится преодолевать многие участки с помощью «пятой скорости».

Как нарочно, именно здесь местный житель просит его прихватить с собой. «Хочу проехать в Вахан», ― кричит он. Мне еще никогда не было так жаль отказать человеку, но при наших самых лучших желаниях мы не могли ему помочь. Не потому, что машины перегружены. Не было ни клочка свободного места, Змарай объяснил ему положение, но мужчина из Вахана не хотел нас понять.

Крутизна все увеличивается. Мы уже не могли взять подъем с разгону, так как дорога была покрыта осыпями и изборождена промоинами. Как только начинает уменьшаться скорость, двое соскакивают на ходу с машины, облегчая ее сразу более чем на сто килограммов, и помогают мотору, толкая изо всех сил. Таким образом нам удалось без особой потери времени перехитрить «плохую акклиматизацию».

Такие подъемы чередовались с километровыми равнинными участками, где моторы и люди могли отдышаться.

Под листвой тенистого орешника останавливаемся на отдых. Проворный, как обезьяна, Визи исчезает в ветвях дерева и радуется тому, что может нас осчастливить твердыми, зелеными и к тому же неспелыми плодами.

У него есть основание к таким шуткам: ведь сегодня ему еще не приходилось менять колеса на машинах, и он без ущерба может израсходовать избыток энергии.

После качающегося моста путешествие продолжается в прежнем порядке.

Затрата лишней энергии на некоторых участках являлась неотделимой частью приключенческого автопутешествия «дандайи-пандж» и была относительно небольшой. Однако впереди дорога поднимается крутыми зигзагами по склону горы. Подъезжаем ближе и убеждаемся, что тут нам не проехать даже с помощью «дандайи-пандж».

С отчаянием пытаемся поддержать обороты мотора. Ханспетер сидит за рулем, а Визи и я уже покинули машины и изо всей силы толкаем. Но постепенно мотор стучит все слабее и слабее и наконец совсем глохнет. Подъем на перевал протяжением триста метров такой крутой и покрыт осыпями, что бессмысленно пытаться проехать с нагруженными машинами. Даже с «пятой скоростью» можно повредить моторы и вывести из строя уже пострадавшие сцепления.

Мы хотим разведать дальнейший путь, чтобы в случае необходимости организовать вьючный караван. Высотомер показывает уже 2480 метров, так что бензиновые моторы без специальной подачи воздуха в связи с недостатком кислорода работают значительно слабее.

Пешком поднимаемся на перевал и констатируем, что дальше тянется нескончаемая равнина, где наши машины будут работать безотказно. Значит, так или иначе их нужно поднять по крутому кулуару! При спуске назад замечаем, что первоначально дорога шла значительно ровнее вдоль берега Вар-дуджа, но теперь обвалилась в нескольких местах. Этот очередной осыпной склон ― вынужденный объезд обвалившихся участков дорог.

Для подъема наших машин существует только один выход: мы снимаем минимум три четверти груза и пробуем затем проехать на полном газу с «дандайи-пандж». Снятый груз придется перенести наверх на своих плечах.

После полуторачасовой напряженной работы поднимаем наконец одну машину. Пока я с Визи и Ханспетером разгружаем вторую машину, Змарай, Симон и Виктор разведывают первоначальную дорогу. Может быть, лучше перенести грузы по почти ровному участку и погрузить их там в машины, нежели поднимать на перевал?

К сожалению, рекогносцировка не дает желаемых результатов, потому что старая дорога на большом участке в непроезжем состоянии. Но зато они привели с собой группу местных жителей из близлежащей деревни, они помогут нам переносить грузы и толкать машины.

Сначала расспрашиваем их о состоянии дороги до Вахана. «Дорога даже наполовину не будет такая крутая, как эта», ― переводит нам Змарай. Чтобы быть уверенным, я отзываю одного парня в сторону и расспрашиваю его знаками с упоминанием местностей, как Зебак и Ишкашим, о профиле дороги. Движением рук он показывает мне, что дальше все почти плоско и ровно. Если бы это была правда!

Наши помощники ― сильные дети природы. Они знаками дают понять, что не нужно разгружать машину, они и нагруженную могут протолкнуть через перевал. Все же мы не рискуем на такой эксперимент и разгружаем ее наполовину.

Таджики делом подтверждают, что достаточно сильны. Самые тяжелые ящики и фибровые барабаны берет один человек на спину, и мы буквально теряем дар речи, когда видим, что наш самый тяжелый неделимый груз ― бочонок со ста литрами бензина ― переносится по служащему «дорогой» осыпному кулуару босоногим парнем! С помощью местных жителей вторая машина вскоре поднята наверх, и у нас впереди опять свободная дорога для дальнейших приключений на афганских «автострадах».

Дружелюбные горцы помогли бы нам и без оплаты звонкой монетой их труда. Змарай сообщил нам, что афганское государство обязало их бесплатно оказывать помощь на дорогах и содержать в относительном порядке. Мы даем каждому 50 афгани, которые они с радостью и благодарностью принимают. И мы убеждены, что они честно заработали эти деньги.

 

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

Уже вечереет, и ехать дальше бессмысленно. В темноте трудно подыскать подходящее место для бивака. Поэтому останавливаемся тут, где между скудным пшеничным полем и обрывом к Вардуджу осталось свободное место, служащее «дорогой». Расставляем наши раскладушки, Ханспетер и Виктор занимаются примусами, а Симон и Визи укладывают снятый багаж снова в машины. Уверенные, что вряд ли ночью кто-либо здесь будет проезжать, не долго думая, занимаем всю проезжую часть.

Уже совсем стемнело, когда мы закончили загрузку наших машин. Я подхожу к кухне, чтобы передать «кухонному персоналу» флягу керосина. И в этот момент Ханспетер, как живой факел, в испуге отскакивает от бензинной кухни. Нога и обе руки горят ярким пламенем ― вид страшный! Вместо того чтобы закутать горящие части тела и тем самым заглушить пламя, Ханспетер в испуге бросается в сухое пшеничное поле, которое тут же загорается, а затем бежит в направлении каньона реки Вардудж. Я бросаюсь за ним, боясь, что он, не замечая ничего от боли, может свалиться с обрыва.

«Ложись!» ― кричу я, догоняя его. В это время Виктор, схватив складной стул, гасит им горящее поле. Очень легко могла разразиться катастрофа, и обычно добродушные таджики нас, наверно, линчевали бы. Симон, наш врач, видимо, еще не понял ситуации, ибо он ругает Виктора, почему тот так обходится со стулом...

Ханспетер выглядит плохо. Руки не особенно пострадали, но на ноге большие кровоточащие ожоги. Симон и здесь сохраняет спокойствие:

― Это ничего. Сгорела немного кожа. Это не страшнее, чем если бы ты, падая с велосипеда, протащился немного по асфальту.

Мы усаживаем Ханспетера на раскладушке, Симон делает ему болеутоляющие уколы и обрабатывает ожоги.

Это происшествие для нас серьезное предостережение: впредь обходиться с бензином надо осторожнее и не ставить открытые бачки около горящего примуса. Долгая жизнь в пустыне способствует в какой-то мере неряшливости, но это в данном случае могло привести к более тяжелым последствиям.

В то время как Ханспетер благодаря уколам Симона мирно спит, мы наслаждаемся ужином при свете керосиновой лампы. Все сожалеем о несчастье с Ханспетером и надеемся, что это не будет препятствовать ему совершать восхождения.

Сегодня вечером впервые показались большие снежные и ледовые вершины ― видимо, гиганты Вахана. Хотя они еще далеко на востоке, но тем не менее создают у нас отличное настроение. После бесконечного путешествия по жаре и пыли чувствуем себя наконец вблизи высокогорья, мы вплотную приближаемся к цели экспедиции.

Только мы улеглись посередине дороги на наших раскладушках, как мимо нас проходит небольшой караван ишаков. «Салам алейкум», ― и тут же исчезает в ночную тьму уютный звон колокольчиков.

Просыпаемся в испуге. Неожиданно вдали показывается луч автомобильной фары. Это, видимо, вездеход, быстро к нам приближающийся. Спешно покидаем спальные мешки. Здесь наверху мы не ожидали ночного движения транспорта. Перегоняем машины к краю пшеничного поля, а мирно спящего под наркозом Ханспетера переносим в поле. Затем освобождаем дорогу от кухни и раскладушек.

Через несколько минут появляется вездеход с шестью афганцами. Такие вездеходы можно часто видеть в Афганистане. Сидящие в машине ― очень любезные местные жители, и один из них хорошо говорит по-английски. Мы узнаем, что он из Кабула и участвует в различных правительственных проектах в Вахане.

Прежде всего мы успокоились, узнав от него, что дальнейшая дорога в Вахан ― сущая детская игра после того, что мы проехали.

Любезный афганец преподносит нам еще один сюрприз: дорожное строительство в Вахане делает большие успехи. Если в прошлом году в Вахан по хорошей дороге едва можно было проехать 30 километров, то сегодня, проезжая часть дороги, пролегает на протяжении более 100 километров вдоль советской границы до местечка Калайи-Панджа, расположенного в сердце Вахана.

Любезные афганцы приглашают нас поехать с ними сейчас же, чтобы не сбиться с дороги. Это предложение мы принять не можем вследствие нетранспортабельности Ханспетера и невозможности угнаться за их быстроходной машиной.

Рано утром нас будит один из оказавших нам вчера помощь таджиков. Он показывает на оросительный желоб, куда мы как раз свалили часть нашего барахла. Мы едва успеваем снять вещи, как вода проносится мимо нас. Как в Валлисе, так и в горном Таджикистане поля орошают до восхода солнца.

Ночь была опять приятно прохладной, и, хотя мы находимся теперь в очень «диком» районе, до сих пор нам не приходилось сталкиваться ни с дикими зверями, ни с разбойниками, о которых так много читали в книгах об Афганистане.

Симон едет в машине со своим пациентом и Визи, а Виктор, Змарай и я составляем авангард. Сразу после ночной стоянки в середине деревушки Рабат спускаемся по такому крутому спуску, который нам на обратном пути (его придется брать в гору) попортит нервы. Но затем дорожка все улучшается и дальше пролегает практически горизонтально.

Змарай уверенно ведет машину, но после небольшой неровности передок машины со всего размаху врезается в скальную глыбу. Со звоном соскакивает с руля крышка гудка, а рулевое управление получает еще раз мощный удар. Мигом оказываемся под машиной, чтобы осмотреть повреждение. В этот раз мы не так просто отделались: управление сильно погнуто, и руль поворачивается очень туго. Рычаг переключения скоростей тоже почти не действует. Хотя мы сейчас можем продолжать поездку, но у Визи сегодня вечером будет немало дополнительной работы.

 

ВДАЛИ СЕМИТЫСЯЧНИКИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

После короткого отрезка песчаной дороги долина разветвляется: вправо ― южное направление к местечку Зебак и дальше через высокий перевал в Пакистан. Мы берем левое, уходящее на северо-восток в долину, чтобы через перевал Сардаб высотой 2784 метра доехать до Ишкашима ― ворот Вахана.

Непосредственно перед разветвлением неожиданная остановка перед кривым ветвистым стволом дерева, положенным поперек проезжей части дороги. Причину этого препятствия скоро узнаем. Из расположенного рядом караван-сарая появляется мужчина, нижняя часть одежды которого напоминает местного жителя, в то время как китель и фуражка полицейского показывают, что перед нами полномочный представитель Его Величества. Он требует от нас паспорта и специальное разрешение на въезд в Вахан. Затем вытаскивает громадную желтую книгу, чтобы в ней аккуратно записать номера наших паспортов и фамилии. Пока эта церемония совершается, нам разрешают войти в караван-сарай. Помещение выглядит как отделение полиции ― со столами, скамейками и нарами. Топящаяся дровами печка напоминает нам, что здесь наверху холоднее, нежели в долине, и что господин полицейский, видимо, родом из более теплого края.

Мы практически находимся на уровне перевала Сардаб, так что теперь уже не можем ожидать трудных подъемов. И действительно, дорога идет дальше более или менее ровной плодородной местностью. Свободно пасущиеся лошади играют со своими жеребятами на сочных зеленых лугах, а темно-красные скалы закрывают эту сцену от голубого неба Центральной Азии.

По умеренно крутой дороге, состояние которой сравнительно с пройденной кажется нам идеальным, поднимаемся к перевалу Сардаб. Карта не совсем точно совпадает с местностью, и я не очень уверен, где мы находимся: мне кажется, что мы очень быстро поднялись. Видимо, перевал Сардаб расположен только за следующей долиной, там, внизу.

В ожидании второй машины Виктор останавливается сразу же за перевалом. Здесь дует холодный ветер. Если раньше нам в течение дня приходилось мучиться от жары, то сейчас мы впервые за все путешествие вытаскиваем наши свитеры, но проходит довольно много времени, пока их находим среди барахла.

Наконец подъезжают наши товарищи. Ханспетер чувствует себя очень скверно. Только принимая болеутоляющие таблетки, он способен путешествовать.

«Это, наверно, уже перевал Сардаб, ― замечает весьма осторожно Симон, ― а вообще надо посоветоваться с высотомером». Но как мы найдем среди нашего хлама эту маленькую вещь? И кроме того, мы его вчера не поставили на отметку. Ради этого поставить вверх ногами нашу карету и потом снова нагружать?! И весь этот цирк ни за что ни про что. «Вы потом сами узнаете, этот ли ― как он называется? ― перевал Сардаб, ― возмущался Визи. ― Было бы разумнее наконец как следует двигаться вперед. Иначе мы и к зиме не доедем до гор».

Он прав. Поедем лучше дальше.

Так же плавно, как подъем к перевалу, идет спуск в другую сторону, местность выглядит довольно безрадостно, уныло. Песок и осыпи по обеим сторонам. Очень далеко внизу в долине виднеется селение с деревьями и зелеными лугами.

После ста метров езды раскрывается загадка. И без высотомера теперь ясно, что мы только что проехали перевал Сардаб. Теперь мы знаем, что спускаемся в долину Амударьи. Последние сомнения отпали, ибо на правой стороне долины возвышаются величественные горы, состоящие из темных скал и сверкающего льда. Они так высоко поднимаются в небо, что это могут быть только шести― и семитысячники. Мы находимся у ворот Вахана!

Останавливаемся. Фотоаппараты и кинокамеры от интенсивных съемок, как всегда, греются. Своими малопроворными пальцами рисую панораму гор в блокнот. Кто знает, возможно, эти рисунки за неимением хороших карт окажут нам еще услугу.

 

НАКОНЕЦ В ВАХАНЕ

С сознанием, что теперь нам уже недолго ждать наших гор, катимся в долину. Амударью, эту легендарную реку, вошедшую в историю под названием Оксус, мы пока не видим. Осыпные склоны слева, видимо, относятся уже к Советскому Таджикистану.

По обеим сторонам дороги селение. Согласно карте, это должен быть Ишкамиш, последнее село перед Ишкашимом. Как и у Зебака, здесь тоже положенное поперек дороги дерево останавливает нас. Стоящий за ним полицейский объясняет нам, что мы находимся в Ишкашиме. Значит, Ишкашим существует не только на карте!

Для нас Ишкашим не только ворота в Вахан. Это имя уже месяцами было для нас настоящим волшебным словом. Еще дома мы все твердили: «Когда мы будем в Ишкашиме...»

Как только мы предъявляем паспорта и разрешение, один до зубов вооруженный солдат тут же провожает нас по аллее тощих тополей в усадьбу. Проводит мимо небольшого пруда к глиняному дому, где в дверях нас уже ожидает высокий, лет сорока мужчина в темной каракулевой шапке. Его греческому профилю соответствует еще более звучная фамилия: «Сардар Мухаммад Юнус, губернатор Ишкашима», ― переводит Змарай.

Вскоре появляется легендарная фигура коменданта гарнизона Вахана. Ахмадулла-хан ― по знакам отличия полковник прославленной королевской армии Афганистана, относящейся к высоко держащим боевые традиции вооруженным силам мира. В прошлом столетии она доставила немало хлопот Британской империи у перевала Хайбар. Ахмадулла-хан гигантского роста, с воинственным взглядом и лицом, изборожденным шрамами от сабельных ударов. Наши ручки просто исчезают в его огромных руках. С ним лучше не иметь дела.

Сардар Мухаммад Юнус и Ахмадулла-хан ― самые могущественные люди в Вахане. Быть с ними в хороших отношениях почти так же важно, если не важнее, нежели иметь официальное правительственное разрешение из Кабула.

В конечном итоге эти двое сидят здесь у входной двери в Вахан.

Сардар Мухаммад приглашает нас всех на чай. Причем мы не остаемся для этого в канцелярии, а он зовет нас к себе домой. Очень большая честь!

Его личная резиденция ― деревянный дом ― редкость в Афганистане, и можно подумать, что он импортирован из шведской Лапландии.

― Как на Шпицбергене, ― замечает Ханспетер.

Ахмадулла-хан тоже живет здесь. Он исчезает на несколько минут и появляется преображенным с ног до головы. В честь нашего визита он надел свою начальническую полковничью форму и выглядит еще более воинственно.

Резиденция строго охраняется. Солдаты с автоматами па плечах стоят на часах перед дверью дома и в саду. Стоит только полковнику бросить на них взгляд ― и они тут же принимают стойку «смирно». Один из солдат приносит чай. Мы вносим свой пай в виде печенья, шоколада и консервов.

― Ты видел, откуда он принес воду? ― шепчет мне Визи.

― Да, из арыка.

Но арыки в этой деревне, расположенной высоко, не так страшны, и, кроме того, чай кипяченый.

Нашим хозяевам европейская пища приходится по вкусу. Только колбасы и мясные консервы они находят отвратительными. Зато Ахмадулла-хан усердно занимается рыбными консервами. Лососина и сардины, которые я ему сервирую на хрустящих хлебцах, восхищают его.

От печенья и шоколада он тоже не отказывается, и студенческая еда ему тоже нравится.

Сардар Мухаммад предается смакованию наших семи сортов сыра. Тут я замечаю, как он схватил кусок ветчинного сыра, но уже слишком поздно, чтобы обратить его внимание на содержащуюся в нем свинину, и беда ныряет в его раскрытую пасть. Этот сорт, кажется, ему нравится меньше. Надкушенный кусок он передает солдату, который рад этому богатству и с улыбкой отправляет в брючный карман.

«Возьмите с собой одного из моих солдат для охраны ваших машин и базового лагеря», ― предлагает нам полковник.

Сардар на это предложение кивает утвердительно и повторяет, что Вахан ― дикая местность и есть определенный риск для иностранцев.

От любезного предложения предоставить в наше распоряжение солдата мы также любезно отказываемся, мотивируя это тем, что просто не имеем места в наших набитых машинах для дополнительного попутчика. И кроме того, мы не хотим злоупотреблять гостеприимством в Афганистане.

«Вы прибыли очень поздно, ― продолжает Сардар Мухаммад Юнус, ― одна итальянская альпинистская группа приехала еще месяц назад. Австрийцы тоже уже в пути. С Кишмикхана одни шли вверх по долине, другие ― с Казидех в район ледника Мандарас. Вам нужно поторопиться. Через тридцать дней здесь уже может выпасть снег».

Нам ясно, что мы прибыли не слишком рано. Но во всяком случае одиннадцать дней в Кабуле не пропали даром. Это дало нам возможность подняться до долин Лангара в еще не изведанные края.

Сардар Мухаммад удивлен, когда мы ему рассказываем, что наша экспедиция не последняя. Спустя неделю за нами последует сильная польская группа. Мы ведь с ними встретились в Кабуле, где они ждут своего багажа. Слишком рискованно багажу путешествовать по Азии самостоятельно, без сопровождающего. Многие экспедиции могут об этом петь печальную песню.

Наступает время закончить обильную трапезу и выезжать в направлении Вахана. Сардар Мухаммад Юнус и полковник Ахмадулла-хан теперь наши друзья, и мы уже радуемся предстоящему здесь празднеству в честь покоренных вершин в связи с нашим возвращением.

― Да поднимитесь на нашу самую высокую гору! ― кричит нам вслед полковник.

 

В САМУЮ ГЛУБЬ ВАХАНА

Внезапно пыльная дорожка спускается в глубину долины Оксуса. За следующим поворотом появляется наконец давно желанная река. Лениво катит она свои черные с песком воды по степям и песчаным пустыням Таджикистана. У нее впереди длинная дорога, пока ее воды, питаемые высочайшими вершинами Центральной Азии, дойдут до Аральского моря или, как сейчас, во время засухи, исчезнут в песках пустыни Каракум. Вид реки не вызывает восторгов. Но мысль, что это важнейшая река Азии, заставляет нас смотреть на нее с почтением.

На другой стороне реки находится Советский Таджикистан. Отчетливо видим белые и голубые домики колхоза. Кроме забора, который через несколько сот метров кончается, и одинокой сторожевой башни, ничего здесь не напоминает государственную границу.

У села Футур отдыхаем на берегу журчащей горной речушки. Глоток превосходной чистой воды действует освежающе. Эта долина расположена на высоте более двух тысяч пятисот метров, и через узкие боковые ущелья иногда открываются виды на высокогорье. Грандиозные ледовые вершины заставляют чаще биться наши альпинистские сердца.

Здесь, в Вахане, мы наконец можем пользоваться новыми картами Афганистана, полученными от геологической службы в Кабуле. Хотя это только фотокопии, но они оказывают нам хорошую услугу.

Начиная с Ишкашима мы сверяем дорогу и окрестности по ней и убеждаемся, что эта карта точная. К сожалению, она охватывает только несколько сот метров южней Оксуса и на ней отсутствует высокогорная зона.

Дорожка ведет нас дальше на восток, и мы скоро обнаруживаем, что Вахан ― малоплодородная местность: песок, камни и очень редкие пятна скудной зелени.

Сразу за деревушкой Казидех подъезжаем к стоянке четырех Фольксвагенов ― автобусов с австрийскими опознавательными знаками. Это машины объединенной экспедиции из Верхней Австрии и города Грац, вышедшие отсюда в ущелье Нушак к леднику Мандарас.

Мой друг Сиги Юнгмейэр из Линца входит в эту группу. Сиги Юнгмейэр принес большую пользу и нашей экспедиции. Полгода назад, во время Люцернского карнавала, он рассказывал о подготовляемой им экспедиции в Гиндукуш. Моя многолетняя мечта посетить когда-либо Гиндукушские горы еще больше подогревалась этими разговорами. И вечное «нужно когда-либо» было превращено в действие только благодаря Сиги Юнгмейэру. И теперь он там, наверху, в ущелье Йушак, а я стою со своими пятью друзьями в Казидехе.

За Кишм-ханом можно увидеть гордую цель австрийских друзей-альпинистов ― семитысячник Кохи-Кишм-хан. Недоступная, трудная вершина, которая нашим друзьям будет упорно сопротивляться. Мы пожелали им счастья.

Австрийские альпинисты штурмовали эту гору еще в прошлом году. Немного не доходя до вершины, им пришлось повернуть назад. Они запоздали и попали в осенние бури, потеряв более полутора месяцев на ожидание в Кабуле своего груза, необдуманно посланного в Афганистан без сопровождающего.

Дорога становится все более песчаной. Кроме вездеходов, видимо, за пределы Казидеха еще не проходила ни одна машина. Нам приходится применять множество приемов, чтобы не застрять, но все же наступает момент, когда все искусство исчерпано, а впереди идущая машина дальше ехать не может. Визи поговаривает о разгрузке, я думаю о караване носильщиков, но до этого мы попытаемся отбуксировать застрявшую машину с помощью другой. Нейлоновая веревка натянута до предела ― и вот машина снова на ходу. Но мы еще не преодолели песчаную дорогу. Серая масса, как и раньше, грозно закрывает нам путь. Прежде чем проехать, зондируем подозрительный участок ледорубами в поисках самого мелкого слоя песка и проносимся на полном газу по более каменистому грунту через труднопроходимое пространство. На этот раз мы удачно проскочили и можем беспрепятственно ехать дальше. Дальше, в направлении Китая. Что это, восточное преувеличение? Ничуть! Стоит трижды проехать между Люцерном и Цюрихом ― и это то расстояние, что осталось нам одолеть, чтобы оказаться перед воротами Китая. Только когда слышим слово «Китай», чувствуем, как далеко уехали от дома.

Здесь, в Вахане, снова русла речушек, которые приходится форсировать, очень часто прибегая к помощи «дандайи-пандж».

На небольшой возвышенности останавливаемся отдохнуть после особо напряженного отрезка пути и восхищаемся новым для нас ландшафтом. С другого берега Оксуса нас приветствуют колхозники. В кузове проносящегося на большой скорости грузовика они едут домой.

Каждое уходящее на юг боковое ущелье открывает нам виды на высочайшие пики Гиндукуша. С помощью точной афганской карты можем установить входы в ущелье, и уже знаем, какое перед нами ущелье: Казидех с Нушаком, или маленькое ущельице Варг, которое замыкается безымянным шеститысячником, или дикое ущелье Шахар. Кроме того, по рисункам прошлогодней польской экспедиции можно приблизительно определить появляющиеся вдали вершины. Невозможно спутать 6200-метровую вершину Варга, семитысячника Кохи-Кишм-хана и названный поляками «плоским» шеститысячник в ущелье Шахар.

На юге видна еще одна трудноопределимая красивая ледовая пирамида, поднимающаяся крутыми стенами в небо. Видимо, это покоренный поляками семитысячник Надир-шах.

Нас охватывает волнение: ведь мы приближаемся к цели нашей экспедиции ― ущелью Лангар. Для этого ущелья у нас правительственное разрешение, и здесь мы можем наконец поспорить с вершинами.

Дует сильный западный ветер, несущий массу песка. Проезжаем селение Шахар. Сильные ветры согнули редкие ивы. На рисунках поляков это место называется «Лагерь ветров под ивами» ― значит, ветер вместе с песком является приметой Вахана.

По карте уже недалеко селение Лангар. Совсем рядом с Оксусом пробиваемся через песок и преодолеваем крутые подъемы.

Афганский парный патруль пограничников, контролирующий границу с Советским Союзом, молча проходит мимо нас.

 

«ЛЕНДЛОРД»

Около 6 часов вечера мы уже были у глинобитных домиков селения Лангар. Сразу же бросается в глаза великолепная ледовая пирамида в глубине ущелья того же названия. Видимо, это тот семитысячник, который отмечен на польских рисунках под названием «Зворник». Для лучшего обзора едем немного дальше селения на восток. Мы не разочарованы. «Зворник» дарит нам богатые впечатления. Его ледовые сбросы и гребни уходят в синее небо. Такая вершина вызывает вздохи облегчения: ведь мы прибыли в Лангар, не имея ни малейшего представления о его горах.

Возвращаемся в селение Лангар и выбираем хорошее место для палаток. Желательно, чтобы оно находилось рядом с машинами, и было защищено от ветра.

К нам приближается худощавый человек с большим орлиным носом. От песка, который постоянно крутится в воздухе, его лицо и йоги покрыты толстым «защитным слоем».

― Это «лендлорд», ― говорит нам Змарай.

Хотя староста внешне выглядит весьма сурово, он тем не менее так же любезен, как и все его земляки. Спрашивает, откуда мы пришли, и тут же перечисляет все страны, о существовании которых он знает. Швейцарии среди них, конечно, нет. Змарай поэтому объясняет ему, что мы пришли откуда-то между «Полинд» и «Джермани». Там «свисс-сахибы» ведут такую же мирную жизнь среди высоких гор, как вы здесь, в Вахане. Жители Лангара принимают нас гостеприимно. «Лендлорд» разрешает нам проехать на машинах через его поле к месту бивака. Это нас радует, так как лучшим образом обеспечивает устройство лагеря и стоянки машин в одном месте. Староста предлагает нам одну из своих хижин, тем самым освобождая нас от необходимости устанавливать палатки. Она, правда, без крыши и состоит только из четырех стен, но во всяком случае там можно разбить бивак. Он созывает нескольких парней и приказывает им приготовить как следует наше жилище. Поистине внимательный хозяин.

Здесь, в Лангаре, после многих хлопот кончается наше автопутешествие. Расстояние от Люцерна сюда составляет 9248 километров (9248000 метров), из которых по крайней мере половину пришлось ехать на первой скорости, принимая все меры предосторожности. Теперь наши машины получили заслуженный покой, и Визи сможет произвести тщательный техосмотр.

Дующий с запада штормовой ветер все крепчает. К заходу солнца он превращается в настоящий ураган. Среди наших глиняных стен бушует круговорот песка и пыли, и, несмотря на кулинарное искусство Виктора, нам не совсем приходится по вкусу сваренная им еда, приправленная всяким мусором.

В конечном итоге нам надоедает поведение разбушевавшейся стихии, и мы впервые за все наше путешествие разбиваем большую удобную палатку, предназначенную для базового лагеря. Так как это делается уже в темноте, возникают дополнительные хлопоты по правильной укладке всех веревочек, крючков, колец и колышков. Нашему многострадальному Ханспетеру приходится выслушать не одну остроту в свой адрес, пока устанавливается полотняный дом. Палатка успешно сопротивляется ураганным порывам ветра и блестяще выдерживает генеральное испытание для высокогорья.

Среди ночи меня будит лихорадка и подозрительные боли в животе, и я начинаю через каждый час совершать ночные прогулки под чудесным звездным небом Центральной Азии. Очень веселое занятие.

Это бедствие всех экспедиций в азиатские страны и бич для живущих здесь европейцев. Грипп кишечника везде одинаково неприятен вне зависимости от того, называется ли он «тегеранитис», «кабулитис» или «непалитис». И здешний «лангаритис» не лучшего свойства. После завтрака я мучаюсь еще больше. Через каждую пару минут я удаляюсь в редкий кустарник. О недостатке насмешек мне заботиться не приходится...

Лангарское ущелье ― наша цель, поэтому мы хотим предварительно провести разведку, прежде чем начать подъем со всем экспедиционным барахлом и караваном носильщиков. Ведь в наших машинах уложено около двух тонн снаряжения и продовольствия.

Видная издали ледовая вершина, по всей вероятности, и есть предполагаемый семитысячник. Но что, если подъем в Лангарское ущелье слишком опасен или представляет непреодолимые трудности? Было бы неразумно держаться за это ущелье только потому, что оно цель экспедиции.

При восхождении часто терпит крушение именно тот, кто не может приспособиться или изменить принятые решения. Правда, афганское правительство выдало нам разрешение только для Лангарского ущелья. Но нам сопутствует счастье, ибо в Вахане, согласно рассказам местных жителей, есть несколько ущелий под названием «Лангар». Сардар Мухаммад Юнус тоже обратил на это наше внимание. Следовательно, с нашим разрешением у нас открытый паспорт для нескольких ущелий.

 

У ГОРЦЕВ ГИНДУКУША

Вчера мы успели только поставить палатки и оборудовать кухню. Упаковать рюкзаки и смыть с себя грязь после долгого пыльного путешествия у нас не хватило времени. Перед самым выходом мы все же успели упаковать рюкзаки. Уже восьмой час. Можно выходить.

Я вышел в путь с Симоном и Визи. Мы полны ожидания увидеть долгожданную цель. Бинокль поможет принять решение «за» или «против» Лангарского ущелья.

Мы надеемся самое позднее в начале второй половины дня разведать все вершины в его верховьях хотя бы зрительно. Это даст возможность наметить предполагаемые маршруты подъема. И если мы таких путей не найдем, то нам придется отправиться на разведку в следующее, возможно, за ним расположенное ущелье Лангар. Наши нервы натянуты до предела.

Узкая тропа идет через гороховые и пшеничные поля лангарских крестьян. Свои скудные луга и небольшие пахотные участки они заботливо поливают водой из речушки Лангар, которую распределяют через систему малых и больших канавок.

Проходим мимо прижатых к склонам и с виду древних хижин местных жителей. Сразу за последней хижиной дорога ведет круто вверх. Среди редких, наполовину зеленых кустиков и красноватой осыпи из гранита идем дальше, все время вдоль речушки Лангар. По обеим сторонам ущелья возвышаются крутые скальные стены и острые гребни. Здесь, наверху, среди гор, мы чувствуем себя как дома, в Альпах.

С трудом иду в ногу со своими товарищами. Меня мучает такая жажда, что через полчаса моя небольшая фляга оказалась пустой. Это типичное явление недостаточной тренировки и последствий «лангаритиса».

Дорога постепенно теряется в осыпях. Беспомощно барахтаемся среди гигантских гранитных глыб и тонем в сыпучем щебне. Осыпные склоны, кажется, во всем мире одинаковы.

Мы все еще блуждаем среди камней и скальных глыб и не слышим, как нас нагоняет таджик и так машет руками, что нам скоро становится ясно: мы вышли не на ту дорогу, слишком высоко поднялись по склону. Следуем за проводником. Вскоре снова выходим на удобную тропу.

Для нас загадка: для каких целей здесь проложена тропа. Местные жители в своем большинстве имеют мало понятия об альпинизме и его бессмысленной романтике. Их борьба за жизнь достаточно тяжела, и у них нет необходимости неистовствовать ни у ледниковых трещин, ни на скальных стенах. Они, как правило, заняты какой-либо полезной деятельностью, приносящей им деньги, либо используют богатство природы, заготовляя корм для скота и дрова для топлива. Но что же из этих богатств можно найти в каменистом негостеприимном ущелье Лангар?

Легкий на ноги таджик ушел далеко вперед и исчез за горизонтом, в то время как мы все еще думаем о «смысле» наших действий.

Наконец осыпные склоны выполаживаются, и мы снова видим ледового великана, который произвел сильное впечатление на нас, когда мы смотрели на него из Лангара. Да, на польском рисунке отмечено: «Зворник», высота около 7000 метров. Плохо, что я не знаю значения этого польского слова, ибо, по всей видимости, название как-либо соответствует форме вершины.

Во всяком случае этот красивый ледовый великан ― стоящая цель, даже если эти «около 7000 метров» в конце концов окажутся 6900 метрами. А вообще к чему культ высотных цифр? На такой высокой уединенной вершине, на которую еще не ступала нога человека, почти безразлично, что показывает высотомер. По крайней мере для нас, альпинистов.

Еще полчаса бьемся среди осыпных склонов. Затем они вдруг кончаются и переходят на высоте почти четырех тысяч метров над уровнем моря в скудные альпийские пастбища. Здесь, наверху, наконец понимаем, почему местные жители вытоптали эту тропу. В этом по-настоящему высокогорном хозяйстве редкая трава используется вся до последнего стебля.

Несколько женщин и мужчин пасут здесь коз, овец и даже коров. Это гиндукушские горцы ― любезные и доверчивые люди. Даже женщины отбросили стеснение перед нами, чужестранцами, и храбро смотрят на нас. «Только если мы слишком долго смотрим в глаза молодой симпатичной девушке, чтобы изучить черты лица, ― говорит Визи, ― она берет косынку и закрывает стыдливо рот». Это типично по-магометански. Закрывать лицо паранджой никогда исламом не предписывалось ― это изобретение и выдумка ревнивого, особенно на Востоке, мужского мира. Но каждая послушная дочь прикрывает рот перед чужеземцем, и особенно перед Визи с его привлекательной бородой.

Пастбища наверху тоже искусно орошаются отводом каналов из речушек и ручейка Лангар. Боковые ручейки, вытекающие из поперечных теснин ущелья Лангар, несут, к нашей радости, чистую, прозрачную воду, в то время как вода речушки Лангар черна от песка и глины. Местами скудные пастбища образуют райские уголки с березами и лугами.

Большинство горцев как мужчины, так и женщины, жалуются на боль в глазах. Жестами они дают нам понять, что их глаза не совсем в порядке. Симон раздает глазную мазь и крем против ожогов. С благодарностью люди берут эти мази. Их доверие к медикаментам безгранично.

Видимо, в этом-то и кроется причина, что медикаменты у горных таджиков имеют удивительно быстрые лечебные свойства.

За оказанную Симоном медицинскую помощь нас угощают мастом. Симон сразу же завоевывает сердца местных жителей не только лекарским искусством, но также тем, что он единственный среди нас, кто потребляет большое количество маста.

Мы еще долго могли бы оставаться с горцами, хотя не знаем их языка. Они излучают сердечную простоту и обаяние, редко встречающиеся среди европейцев. Но нам нужно идти дальше. Мы пришли сюда, чтобы разведать горы Лангарского ущелья, а не для того, чтобы праздно провести день.

С немым вопросом они смотрят на нас, когда мы уходим. Вряд ли они понимают, что заставляет нас идти выше. Затем все сразу начинают что-то говорить. Не понимая ни одного слова, мы видим по их жестикуляции, что горцы хотят нас в чем-то предостеречь. Видимо, они думают о камнепадах и лавинах. Возможно, спрашивают, не ищем ли мы клад, как это однажды случилось со мной в Гималаях. Есть ли в Гималаях золото, хотел тогда узнать местный проводник.

 

ОПАСНЫЕ ГОРЫ ЛАНГАРА

Через несколько шагов нашим взорам неожиданно открывается второй великан Лангарского ущелья ― вершина Лангар (6900 м). Ее северная стена высотой почти три тысячи метров с пугающей крутизной поднимается в лазурное небо и образует грандиозный конец ущелья. Это самая впечатляющая стена, которую я когда-либо видел. Оледенелые и заснеженные скалы с террасами висячих ледников, с ледовыми сбросами сами до двухсот метров высотой. Наряду с исключительной опасностью ледовых обвалов эта стена, наверно, и технически чрезвычайно сложна. При разреженном воздухе на такой высоте ― с имеющимися на сегодня техническими средствами ― ее можно считать непроходимой.

С запада и востока на вершину Лангар ведут легкопроходимые гребни. Но подниматься к началу этих гребней не легче чем пройти по северной стене.

Вершину Лангар сразу же вычеркиваем из нашего списка. Это гора, на склонах которой мы неделями могли бы почти безуспешно бороться. К тому же мы, по всей вероятности, обрели бы свой конец под ледовой лавиной, ибо созревшие к падению ледовые башни не напрасно висят на круче стены. Мы ни в коем случае не хотим навлечь опасность ледовых лавин на себя. Горовосхождения и так достаточно богаты приключениями, где слово «осторожность» пишется самыми большими буквами.

На уровне высоты пика Бернина на прелестной маленькой лужайке у прозрачной горной речушки останавливаемся на обеденный отдых. Визи искусно сооружает тур из камней, а Симон за неимением флагштока украшает его березовой веткой. Затем Симон долго роется в своем рюкзаке, пока не находит что-то подходящее, чем можно заменить отсутствующий флаг. Он победно размахивает, правда, немного помятым, но еще годным бланком, на котором напечатано «Швейцарско-Гималайское общество. Люцерн».

Мы трое сегодня не в лучшей форме. Долгое автопутешествие и жара нас расслабили, и поэтому высоту пока переносим плохо. Безрадостные и мучимые жаждой, сидим на корточках на лужайке, думая, с каким удовольствием мы возвратились бы назад.

«Сегодня так душно, как у нас дома во время фена». Но нам нужно идти дальше. «Поднимайтесь!» ― настаивает Симон.

Лениво шагая, бредем в гору. Уже через пятнадцать минут снова поддаемся соблазну остановиться у речушки Лангар. Несмотря на ее черные с песком воды, сидим на берегу и варим лимонад. Песок в кружке нам не мешает, к нему уже привыкли. Наш скупой «министр продовольствия и снаряжения» Ханспетер вложил в Люцерне в ящик лимонадный порошок весьма древнего возраста. Он отвратителен на вкус, и его место в мусорном ведре. Но тем не менее нет никого лучше нашего бережливого заведующего материальной частью.

Симон и Визи, несмотря на беспрерывную зевоту, находятся намного в лучшем состоянии, чем я.

У края ледника разделяемся на две группы, я беру более короткий участок и с удовольствием оставляю моим товарищам более солидный кусок.

С Лангаром у нас все кончено. Правда, тут остается гордый «Зворник», начало маршрута на который мы не видим, он закрыт скальной вершиной. Кроме «Зворника» здесь можно совершить первовосхождение на шеститысячник «Шах».

Симон и Визи уходят в глубь ущелья, чтобы разведать маршруты на «Зворник» и «Шах». Я же направляюсь к большому осыпному склону, уходящему влево в направлении к одинокому пятитысячнику, рассчитывая на хороший обзор оттуда верхней зоны «Зворника».

Уставший, я еле передвигаюсь по осыпному склону, в то время как Симон и Визи исчезают из моего поля зрения на середине морены ущелья Лангар.

Уже через полтора часа я считаю свое задание выполненным. Ледовые склоны «Зворника» стоят передо мной открыто, и мне даже не нужен бинокль, чтобы определить возможность восхождения. Как на вершине Лангар, так и на «Зворнике» вершинные гребни легкопроходимы. Но подъем к обеим перемычкам не поддается описанию. Не то чтобы лазание было чрезмерно сложным. Опасности так велики, что восхождение было бы равносильно вызову судьбе.

Таким образом, и от второй вершины Лангарского ущелья, к сожалению, мы должны отказаться. У нас еще остается надежда найти в одном из других ущелий Вахана лучшие условия.

После таких малорадостных признаний я начинаю спускаться. Бросаю последний взгляд на пятитысячник, вырастающий из-за осыпного склона. Порода, слагающая его, черная, как уголь, и поляки назвали его «Чарни», что, вероятно, означает «черный». Его высоту они определяют «примерно 5600 метров». Отчетливо видна переходная линия от монолитного светлого гранита (из которого состоит цоколь горы) к ломкому черному сланцу, образующему верхнюю часть горы, и восхождение на нее, видимо, не представит особого удовольствия. Да в данный момент я и не думал, что позже мы будем стоять на этой вершине, состоящей из сланца, который будет рассыпаться в наших руках, как гнилой трут, в пыль и пепел.

Я страшно устал, и меня все время треплет лихорадка. В тени скальной глыбы я решил немного вздремнуть и отдохнуть. Но в тени я дрожу, как осиновый лист. Тогда я выползаю на солнце, где мне слишком жарко, и страшно потею. Еще более уставший, чем при подъеме, я волочусь вниз в ущелье. Через каждую сотню-другую метров я ложусь плашмя на землю, чтобы немного отдышаться, и после этого чувствую себя еще отвратительнее.

В довершение ко всему появляется дополнительная, мне почти незнакомая неприятность. Я привык носить защитные очки только в самых крайних случаях ― на льду или на гималайских высотах. В нормальных условиях, даже во время весенних горнолыжных походов, не имея печального опыта, не носил защитные очки. Сюда, в ущелье Лангар, я их тоже не взял с собой.

Теперь глаза страшно болят, и я не могу принять какие-либо меры против этого. Видимо, световое отражение гигантских ледовых стен сильно действует даже в ущелье ― явление, которое меня крайне удивляет. Я даю себе клятву впредь без защитных очков не приближаться к ледовым стенам Гиндукуша. Высоко над хижинами Лангара меня догоняют Симон и Визи, которые также не могут сообщить ничего утешительного о возможности восхождения на разведанные вершины. Таким образом, мы оставляем это ущелье и начинаем изучение других. Правда, в нашем распоряжении не так много времени. Другие экспедиции уже, вероятно, достигли вершин, а мы еще не знаем, в каком ущелье будем устанавливать базовый лагерь.

Сегодня пятница, и мы ждем в 6 часов 30 минут вечера по кабульскому времени специальную передачу коротковолновой радиослужбы Берна. Ханспетер уже крутит ручки приемника, но никак не может поймать швейцарскую станцию. Слышим много других станций ― свистящие помехи, английский, русский, только не слышим швейцарско-немецкого диалекта или характерные швейцарские песни. Но вдруг раздается швейцарская народная полька ― труды Ханспетера все-таки увенчались успехом. Теперь, нужно следить, чтобы не потерять станцию: ведь достаточно на одну тысячную миллиметра повернуть ручку ― и все кончено.

Около месяца мы в пути, без вестей с родины, поэтому нас особенно радует передача «Недельный обзор для швейцарцев за рубежом» на швейцарско-немецком диалекте. Непосредственно после такого объявления снова передается швейцарская музыка, а потом... «сообщения для наших альпинистов в Гиндукуше». Отчетливо слышим комментатора Эди Випфа, чей голос мне знаком и который нельзя спутать, несмотря на расстояние в девять тысяч километров.

Важных новостей для нас нет, кроме очень тревожного сообщения, что наши киноплёнки еще не прибыли в Швейцарию. Нужно заметить, что мои друзья по крайней мере еще три с половиной недели назад отправили авиапосылку из Тегерана, а я такую же отослал на прошлой неделе из Кабула. Нас не удивляет, что кабульские плёнки еще не прибыли в Швейцарию, но тегеранскую посылку, очевидно, следует считать потерянной.

Короткие сообщения в избытке оставляют время для персональных приветствий. Симон и Ханспетер счастливы, получив их, в то время как Виктор, Визи и я остались с носом.

Особенно рад Ханспетер. Какая-то красотка из Савойи передает по радио, что много о нем думает! Мы без зависти дарим именно Ханспетеру эту маленькую радость, ведь с его обожженной ногой весьма грустно вести экспедиционную жизнь. Приятное сообщение из эфира придает ему силы, и, так как передача через два часа будет повторена, он хочет вторично слушать радио, чтобы записать на магнитофоне это приятное сообщение.

Во время нашей рекогносцировки Виктор имел достаточно времени для приготовления сногсшибательного обеда. В который раз шеф-повар нас балует, но мой «десерт» сегодня состоит из желудочных таблеток. С больной головой и ослабевшими ногами влезаю в спальный мешок.

«Итальянцы едут!» ― кричит кто-то среди ночи. Испуганный, протираю глаза. Как, уже светло? Да, конечно, восемь утра. В этот раз таблетки для сна действовали отлично. Из палатки вижу, как по песчаной дороге Лангара не спеша проезжает грузовик, доверху заполненный фибровыми барабанами, тюками и ящиками. Да, это может быть только экспедиция. И с некоторым интервалом следует что-то похожее на автобус. Пассажиры размахивают шляпами. Мы спрашиваем неизвестных: «Buon giorno Como sta?» ― «Куда вы едете?».

Наши итальянские друзья-альпинисты находятся уже на пути домой. Вместе с двумя афганцами они ехали до Калайи-Панджи и оттуда следовали дальше на восток, где совершили первовосхождение на шеститысячник Биби-Танги. Мы провели вместе приятных полчаса. Большинство итальянцев ― члены римской секции альпинистов, а их врач из города Вероны. Конечно, у нас много общих знакомых альпинистов из Италии и Швейцарии, и наша беседа касается Альп и многих маршрутов, в которых мы в связи с нашей экспедицией в Гиндукуш участвовать не могли. В последний момент мне приходит в голову, что можно передать с любезными итальянцами наши фото― и киноплёнки, чтобы они по прибытии в Италию тут же отправили их в Люцерн. Врач из Вероны с удовольствием соглашается сделать это ― и в Люцерне будут удивлены такой быстрой доставкой пленок из Афганистана. К сожалению, не хватает времени, чтобы написать письма. Это была бы прекрасная возможность для их пересылки.

Нашим итальянским друзьям нужно ехать дальше, и вскоре ничего, кроме большого облака пыли, не остается на дороге.

То, что итальянцы находятся уже на пути домой, тогда как мы только прибыли в Вахан и даже еще не знаем, на каком объекте остановиться, не особенно утешительно для нас. При этом мы ни одного дня не потратили впустую.

 

РАЗВЕДЫВАЕМ УЩЕЛЬЕ АРГАНД

Чтобы быстрее провести разведку ущелья Арганд (Ургенд), решили разделиться на две группы. Ханспетер с обожженной ногой еще несколько дней неработоспособен, и я тоже могу завтра в лучшем случае только писать дневник или помогать на кухне. «Зараза» все еще держит меня в клещах.

Но завтра мы комплектуем две двойки: Виктор и Симон должны разведать нижнее ущелье Арганд, Визи и Змарай ― верхнее.

Остаток. дня занимаемся сортировкой запасов продовольствия и наведением некоторого порядка в нашем альпинистском снаряжении, не распакованном с момента выезда из Люцерна. Затем впервые позволяем себе настоящий «мертвый час», послеобеденный чай и партию в шахматы.

Оказывается, среди нашей шестерки четыре фанатика-шахматиста. Нам нужно быть сдержанными, чтобы «игра королей» не превратилась в изводящую время страсть. Часто я, как некурящий, с завистью смотрел во время холодных, крайне неприятных ночевок в горах на товарища, который может предаться скромному удовольствию выкурить папироску и благодаря этому забыть холод и жажду. С игрой в шахматы то же самое. Даже в самых безрадостных ситуациях она возвращает нам бодрость жизни и энергию.

Начинаем наводить порядок в снаряжении и обнаруживаем, что наши запасы бензина угрожающе уменьшаются. Автола нам потребовалось тоже в три раза больше, чем мы предполагали, и это не удивительно при такой головоломной езде. Уже сейчас ясно, что нам ни в коем случае не удастся доехать до ближайшей заправочной станции в Файзабаде. Кроме того, значительное количество этого «незаменимого сока» потребуется нам наверху, в базовом лагере. Иначе мы будем сидеть на сухом пайке.

Ничего другого не остается, как написать письмо губернатору, находящемуся в своей резиденции в Хандуде, и вежливо просить его направить нам бочонок этого «сидра». Ведь губернатор провинции Бадахшан обещал нам всяческую помощь.

Змарай пишет нашу просьбу декоративным шрифтом фарси на клочке бумаги и передает его двум парням, которые обещают отнести письмо в Хандуд, отстоящий почти на 40 километров отсюда. Учитывая, что в Азии понятие о времени довольно своеобразное, мы, чтобы не слишком поздно получить бензин, устанавливаем срок для доставки бочки к 6 сентября, ровно с недельным запасом.

С рассветом наши друзья отправляются на разведку ущелья. Ханспетер и я спали так крепко, что не слышали, как ушли Змарай, Виктор, Визи и Симон. Мы оба в плохом настроении. Ведь отправляясь в такую экспедицию, преодолеваешь всякие трудности, а когда наконец начинается альпинизм, оказываешься выведенным из строя.

Наши товарищи выезжают из Лангара в одной из машин, которую мы вчера разгрузили. В водительской кабине места только для троих, Симон садится на прохладную крышу. Как только обнаруживает что-либо кажущееся ему важным и интересным, стучит ногой по крыше, делаем остановку и держим совет. Расположенное сразу за Лангаром ущелье кажется с точки зрения восхождения неинтересным, так как оно очень короткое и вскоре замыкается в цепи скальных пятитысячников Кохи-Уруп.

Дорога снова требует от водителя умения, чтобы не повредить машину и не застрять в глубоком песке. Непосредственно перед деревушкой Арганд песок такой глубокий и сыпучий ― причем на ровном, почти двухсотметровом участке, ― что колеса тонут и, наконец, машина окончательно застревает в сыпучей пучине.

В мгновение ока трое мужчин начинают толкать машину. Но это не так просто, ибо маленькие колеса закапываются все глубже в песок. Стоило большого труда и не меньше пота, чтобы машина преодолела сыпучий участок и оказалась снова на ходу. Затем проехали через очень непрочный мост, и четверка прибыла в деревушку Арганд.

Здесь начинается нижнее ущелье Арганд (Арганди-Паян). Симон и Виктор остаются здесь, а Визи и Змарай едут еще несколько километров дальше.

Песчаные пустыни чередуются с глубокими бродами, при переезде которых вода заливает даже ветровое стекло, но благодаря умелой езде путешествие продолжается без остановки до места ответвления верхнего ущелья Арганд (Арганди-Бала). Здесь в уединенном месте машина оставляется до вечера на произвол судьбы, а наши товарищи отправляются в путь.

Тем временем Виктор и Симон поднимаются по крутой тропинке в Арганди-Паян. В отличие от других ущелий Гиндукуша, с которыми мы ознакомились, Арганди-Паян начинается очень крутым подъемом и переходит затем в пологий участок. Уже после первой крутой ступени виден семитысячник Арганд, на который, видимо, можно взойти, хотя точный маршрут возможного подъема еще не установлен. Во всяком случае, как можно заметить отсюда, даже самые крутые сбросы несравненно менее опасны, чем увиденные нами в Лангарском ущелье висячие ледники и ледовые стены.

После двух с половиной часов хода двойка пришла на горное пастбище, более богатое, чем встреченные нами в ущелье Лангар. Кругом выгоны с сочной травой и всюду упитанный скот. В глинобитных домиках живет одна семья, состоящая из пятнадцати человек. Сначала пастухи отнеслись к пришельцам немного настороженно, но как только Виктор крикнул им дружеское приветствие, они тут же ответили. Наших альпинистов приветствует старший в семье, и даже женщины подают иностранцам дружелюбно руки. Прежде чем Виктор и Симон успевают снять рюкзаки, девушки приносят прекрасный афганский ковер и поспешно очищают поляну от крупных камней. В Афганистане даже на самых отдаленных пастбищах встречают гостей с большим почетом.

Незнакомые продукты питания вызывают у всех любопытство. Любезные хозяева с удовольствием пробуют сухари, печенье и сушеные фрукты и в свою очередь угощают гостей кефиром и маслом.

Гостям представляют самого молодого члена семьи ― девочку месяцев шести, всю увешанную украшениями ― пряжками, цветными камнями и материей. После приятного времяпрепровождения наши товарищи сердечно прощаются с этими исключительно дружелюбными и простыми людьми.

Больше двух часов Виктор и Симон поднимаются по ущелью и снова встречают коши. Правда, эти немного бедней, чем на нижних пастбищах. Но и здесь кипит жизнь: пасутся телята и козы под наблюдением маленького мальчика и двух девочек. Пастбища здесь, почти на высоте 4000 метров над уровнем моря, очень скудные.

Отсюда великолепно просматриваются семитысячник Арганд и ледовая пирамида высотой 6550 метров, отмеченная поляками и названная ими на рисунке «Шах». Местные жители называют ее «Сырти-Арганди-Паян», что означает «снежная вершина Арганди-Паян» или просто «снежная вершина нижнего ущелья Арганд». Вершинные участки маршрута выглядят заманчиво, но начало их закрыто маленькими скальными возвышениями. Поэтому двойка, не останавливаясь, отправляется еще выше на разведку нижней части маршрута, для чего им придется три часа подниматься по громадным моренам.

Наконец, на высоте 4550 метров Симон и Виктор могут считать задание выполненным. Восьмичасовой подъем оправдал себя, и сейчас перед ними открывается широкий вид на склоны и гребни многих вершин, замыкающих ущелье Арганди-Паян. Арганд (отмеченный высотной отметкой 7038 метров) не создает впечатления легкой вершины. Есть ряд сложных участков. Они не выглядят непреодолимыми, а главное имеется возможность обхода опасных ледовых башен. Это в Гиндукуше (и между прочим то же в Гималаях) важнее, чем в Альпах, потому что здесь скорость движения ледников больше и тем самым ускоряется падение ледовых башен.

Зато прямо-таки манит гордая снежная вершина Арганди-Паян. Прямо с вершины в ущелье спускается тонкий извилистый гребень, заканчивающийся на большом плато, куда можно подняться лишь через ледник и скальные ступени. Сложность скальных ступеней отсюда трудно точно определить, но на них можно подняться или найти пути обхода. Кроме того, от вершины идет еще и второй гребень, более длинный и без больших технических трудностей.

По соседству с семи― и шеститысячниками возвышается еще несколько пятитысячников, причем все они еще не покорены. Базовый лагерь можно установить сравнительно высоко (4550 м) на ровной морене, где нет нужды ставить палатки на снегу. Два маленьких озерка на морене избавят нас от скучной необходимости растапливать лед.

Симон и Виктор вполне удовлетворены разведкой и убеждены, что здесь, наверху, идеальный район для действий нашей экспедиции. «Если только те, там внизу, нам поверят», ― говорит Виктор, мысленно видящий себя уже крутящим фильм с вершины семитысячника.

Единственной проблемой остается транспортировка имущества в базовый лагерь. Смогут ли носильщики дважды форсировать бурную реку ― вот вопрос.

У серебряной струи родника Виктор и Симон останавливаются на отдых и наслаждаются тишиной и покоем грандиозного высокогорного мира. Лишь порывы ветра изредка доносят шум реки.

Перед самым наступлением темноты они спускаются в долину к деревушке Арганд и ждут там Змарая и Визи с машиной, на которой должны вернуться в Лангар. Не проходит и десяти минут, как медленно приближается с востока большое облако пыли ― это наша машина.

Визи и Змарай не очень довольны разведкой. Не привыкший к горам афганец вскоре отстал, так что Визи проводил разведку один. Через громадные морены он прошел самое верховье ущелья, где установил, что Арганд с этой стороны выглядит не особенно приветливо. Как у ледовых гигантов в ущелье Лангар, так и здесь большие ледопады закрывают проходы и ледовые стены значительной крутизны уже сейчас, в августе, переливаются по-осеннему голубым и зеленым цветом. Левая сторона ущелья нас не интересовала, потому что расположенные там легкодоступные вершины уже покорены польской экспедицией.

Теперь стало ясно, что делать нам завтра: перевезти на машинах с Лангара в Арганд весь экспедиционный материал и определить, что необходимо поднять в базовый лагерь и что оставить на стоянке машин. Послезавтра утром с караваном носильщиков поднимемся до верхнего пастбища и оттуда дневным переходом до отметки 4550 метров ― удобного места, разведанного Симоном и Виктором для устройства базового лагеря.