Наконец-то в камере выключают свет и она остается одна. Без Йоахима. Он — единственное светлое пятно в ее жизни. А она его бросила. Теперь наступил один лишь мрак. Как и тогда. Мрак — ее друг. Никто не понимает, как человек себя чувствует, когда его единственным другом является мрак.

— Фру Сёдерберг? — слышится голос.

Откуда-то снаружи. Имя Сёдерберг. Она больше не хочет отзываться на это имя.

— Пришел ваш муж, он хочет вас видеть.

— Я хочу побыть одна. Я не хочу, чтобы меня больше беспокоили этим вечером, — говорит она, разозлившись. Потом кричит: — Убирайтесь!

Сначала никакой реакции. Слышатся звуки удаляющихся шагов. Наконец-то она осталась одна. Она больше никогда никого не увидит.

* * *

Елену ведут в комнату для свиданий с родственниками.

Сперлинг настоял на этом: он сказал, что если Елена не хочет встречаться с членами своей семьи, то он отправит ее на освидетельствование в закрытое психиатрическое отделение.

Этого она не хочет. Пусть ее осудят, как любого другого, и упекут в тюрьму до конца ее дней. Она утратила чувство времени. Не отличает утро от вечера. Она смотрит в окно и видит, как слабый свет, разделенный решеткой, падает полосками в камеру. Интересно, как долго уже длится ее предварительное заключение? Два-три раза ей предлагали еду, она точно не помнит. Ничего из принесенного она не съела.

В помещении беспорядочно расставлены маленькие прямоугольные столы и стулья со стальными ножками. На полу лежит светло-серый линолеум. Если б не было зарешеченных окон и двери с системой сигнализации, можно было бы подумать, что это аудитория в какой-нибудь средней школе.

— Присаживайтесь сюда, — приглашает женщина-полицейский.

Сразу же после этого открывается дверь и заходит Эдмунд. За ним стоит Каролина. Она осторожно улыбается Елене, почти любяще. Зачем Эдмунд привел ее сюда? Или, может быть, наоборот? Может, это Каролина управляет всем тем, что говорит и делает Эдмунд?

— Елена, мы вытащим тебя отсюда, — говорит Эдмунд.

Он усаживается на стул и кладет руки на стол.

— Тебе не нужно беспокоиться. Мы подали жалобу в суд по поводу твоего предварительного заключения. Адвокат говорит, что у полиции слишком слабая позиция.

— Адвокат?

Елена с недоумением смотрит на бледное лицо Эдмунда и снова поспешно опускает взгляд вниз. Ее тошнит, все время тошнит. Я родила детей от своего брата.

— Только спокойно. Это лучший адвокат в стране, она уже занимается этим делом. Она сейчас разговаривает с полицейскими и придет к тебе чуть позже. Это неслыханно: они допрашивали тебя без адвоката, и это больше не повторится. — Эдмунд говорит громко, он возмущен. — Это совершенно безнадежное дело. Нет никаких свидетелей, у полиции нет никаких улик, кроме того, что у тебя была ее сумка. И потом, в тот момент ты была не в себе, и они не имеют права наказывать тебя за то, что ты была больна. Самое худшее, что может быть, — это принудительное лечение, но адвокат считает, что это неприменимо в данном случае.

— Эдмунд, — спокойно говорит Елена, — я не психически больная. Я не была психически больной. Я все это помню, и это я убила Луизу. Я не буду пользоваться услугами адвоката. Я останусь в тюрьме. А теперь уходи.

— Елена, это неправильно, — говорит он торопливо и настойчиво. — Ты не в себе, ты находишься в состоянии шока. О тюрьме не может быть и речи. Подумай о детях: им тебя не хватает.

Его руки все так же лежат на столе, стоящем между ними. Совсем рядом с ней. Она вспоминает… Совершенно четко вспоминает один летний день. Теплый ветерок ласкает ее кожу, она лежит на спине в залитой солнцем траве. Это было ранним утром, роса еще не высохла, вокруг нее поднимается пар. Это воспоминание ее детства. Первое, что Елена может вспомнить. С чего это она сейчас об этом вспоминает?

Эдмунд встает, что-то говорит об адвокате и немного отступает. Дверь открывается и закрывается, Елена остается наедине со своими мыслями. Она глядит в окно. Еще не скоро стемнеет.

— Елена?

Она смотрит вверх. Как долго она здесь уже находится? Ее окликнула Каролина.

— У нас не слишком много времени до того, как вернется Эдмунд. Он сейчас разговаривает с адвокатом, — сообщает ей Каролина.

Она сидит выпрямив спину и обеими руками держит на коленях свою сумочку.

— Что ты хочешь?

— Я думаю, что знаю, как ты сейчас себя чувствуешь.

— Нет.

— Да, Елена, — настаивает пожилая женщина, сочувственно глядя на Елену. — Когда я была беременна, я забеременела от чудовища. От человека, убившего моего отца.

— Ты сделала это по своей воле.

— Ты тоже. Ты была очень влюблена в моего сына.

— Это не одно и то же.

— Да, — соглашается Каролина. — Это не одно и то же. Моим отцом был Уильям Хирш, учредитель фирмы. Твой отец повел себя так, словно это сделал он один. Мой сын, Эдмунд, занимает свое место на фирме по праву, а ваши дети являются счастливым символом примирения между двумя семьями. Все в порядке, Елена. Теперь все так, как и должно было быть, если не считать тебя.

Пораженная, Елена все так же сидит на стуле. Время летит, а она так и не знает, что ответить.

— Послушай меня, Елена… — Голос Каролины возвращает ее к действительности.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты не должна была родиться. Тогда все было бы в порядке. Эдмунд — первородный наследник. Это причитается нам, семье Хирш. Это наше, ты понимаешь?

— И что же теперь? — шепчет Елена, не выходя из ступора.

Сейчас взгляд Каролины кажется Елене почти любящим.

— Есть то, что только ты можешь сделать, — тихим голосом уверяет Каролина и оглядывается в сторону двери.

Она наклоняется над столом и кладет руку на замочек сумочки.

— Елена, я сама была в том состоянии, в каком сейчас находишься ты, — шепчет она. — Я сама была в страшной растерянности и полагала, что решение проблемы заключается в том, чтобы я исчезла. Считала, что исчезнуть должна была именно я.

Она раскрывает свою сумочку, быстро засовывает туда руку, потом достает ее и кладет на стол, сжимая что-то в кулаке.

— Елена, у меня тогда был друг, врач, он… Он вошел в мое положение точно так же, как я сейчас вхожу в твое.

Как ни странно, голос Каролины становится тихим. Наступает тишина. Ее выражение лица меняется, становится более напряженным, внимательным. Рука, сжатая в кулак, лежит на столе между ними. Кожа на руке у пожилой женщины морщинистая и тонкая. Каролина откашливается и продолжает:

— Он мне кое-что дал… Он понимал меня… Долгие годы я прятала это, в этом была моя уверенность. Мне придавало уверенность то, что это было при мне. Но я пришла к выводу, что то было неправильное решение. Проблема была не во мне. Именно об этом я догадалась, Елена. Ты меня понимаешь? Это решение было не для меня. Не я должна была им воспользоваться.

Каролина поворачивает руку и разжимает кулак. Елена пристально смотрит на маленькую бесцветную пилюлю на ее ладони. Каролина раскрывает ладонь, и пилюля падает на стол. Она поспешно отдергивает руку и закрывает сумочку.

— Он был врачом и знал, о чем идет речь, это точно. Никакой боли — он уверял меня в этом. Он был хорошим человеком, которому можно было доверить свою жизнь. Ты понимаешь, Елена?

Елена кивает и одновременно качает головой. Как загипнотизированная, смотрит на пилюлю, лежащую перед ней на столе. Она слышит, как Каролина подходит к двери, поворачивается.

— Тебе решать, — говорит в заключение Каролина. — Но именно сейчас у тебя есть шанс. Адвокат освободит тебя под залог, она — хороший специалист. Лучший адвокат в стране. Теперь, когда ты одна, принимай решение, что тебе делать.

Каролина нажимает на кнопку, и вскоре после этого дверь раскрывается. Елена видит, как ее ладонь скользит по краю стола, потом двигается по столу, к таблетке, и накрывает ее.