Эллен как раз завершает лекцию. При виде его она выгибает брови, но в общем выглядит не слишком удивленной. Йоахим стоит, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы, надеясь скрыть свою нервозность.

Учащиеся проносятся мимо Йоахима, и наконец-то их в аудитории остается только двое. Они стоят возле ее стола и болтают без остановки, пока она укладывает книги в элегантный портфель, может быть, даже из шкуры зебры, — во всяком случае, на нем сверху донизу чередуются белые и черные полоски. У Эллен загорелая кожа, Йоахиму даже кажется, что она была в Африке. Он никогда не видел, чтобы ее кожа была такой золотистой.

Она старательно отвечает на вопросы учеников, не обращая внимания на их возбуждение и несколько чрезмерную жестикуляцию. Именно здесь, в этой аудитории, она воспитывает молодежь, уча их, что они должны пройти весь путь до конца, если хотят добиться чего-нибудь значительного в жизни. Весь путь? Что значит весь путь? Наконец-то молодые люди выходят из аудитории, и она следует за ними.

— До завтра, — говорит один из учеников почти с чувством нетерпения.

Эллен поспешно улыбается ему и после этого направляет свой проницательный умный взгляд в сторону Йоахима, пронзая его глазами так, как это умеет делать только она.

— Я не брала трубку, — лаконично, но не враждебно говорит она. — Полагала, что, если у тебя что-нибудь серьезное, ты найдешь способ разыскать меня. И я вижу, что так оно и есть.

Йоахим боялся этой встречи. Он потратил целый день на то, чтобы подготовиться к ней, сидел то в одном кафе, то в другом, рассуждая сам с собой. На одной чаше весов были неприятные для него эмоции из-за встречи с ней, а на другой — возможность получить ответ на свой вопрос, который ему сейчас был так нужен.

На протяжении этого дня он несколько раз вспоминал подробности их последнего столкновения. Они стояли друг напротив друга… Вскипая от ярости, Эллен пыталась наброситься на него с кулаками. Ему приходилось крепко держать ее за запястья. Ей удалось поцарапать его своими ухоженными длинными крепкими ногтями. Это был наихудший момент их совместной жизни. После этого Эллен договорилась о поездке в Сан-Себастьян, которая должна была помирить их. Или они собирались в Париж? Она ждала в аэропорту, а он там так и не появился. Это было больше четырех лет назад. Весь их бракоразводный процесс шел через адвоката. Он повел себя трусливо, отказавшись разговаривать с ней.

Теперь он настроился на то, что ему придется выслушать ее гневные речи, перетерпеть ее упреки, признать свою вину и попросить прощения. Он даже приготовился к тому, что, возможно, она его ударит. И вот они стоят рядом, а она только улыбается, прекрасно выглядит и совсем не похожа на ту обиженную женщину, которую он рассчитывал встретить.

— Ну а теперь спрашивается в задаче: почему ты здесь, Йоахим? — Она спокойна.

— Мне нужна твоя помощь, Эллен.

Он удивляется, насколько доверительно чувствует себя, разговаривая с ней, называя ее по имени. За те долгие годы, что они прожили вместе, они постоянно называли друг друга по имени, даже не задумываясь над этим. Йоахим поник, даже расчувствовался. Все идет не так, как он себе представлял. Эллен стоит не двигаясь, внешне безразличная к нему.

— Ты нужна мне, — повторяет он.

* * *

Эллен ведет его в кафе и указывает на один из столиков, стоящих перед входом. Йоахим садится. С другой стороны улицы доносится шум стройки. Звуки города. Эллен приходит с бутылкой Пеллегрино и двумя бокалами красного вина. Они поспешно чокаются, не глядя друг другу в глаза. Йоахим ощущает, как нежное французское вино льется в желудок, где смешивается с литрами кофе, выпитого за этот день. А он вообще сегодня что-нибудь ел?

— Как ты поживаешь? — интересуется он.

— Великолепно. Через месяц еду в Бостон.

Йоахим медлит. Он ожидал, что она скорее будет говорить о том, как жила сразу после развода. Обо всех бедах. Но она с воодушевлением рассказывает о своей работе и выглядит расслабленной и довольной. Годы сказываются? Просто так? Эллен изменилась? Она все такая же маленькая и худенькая. Он вспоминает, что относился к ее телу совсем не так, как к телу Елены. Елена — пышка с выпуклостями повсюду. Тело Эллен — это набросок: груди у нее едва проклевываются, на коже нет ни веснушек, ни родинок, она молочно-белая, как чистый лист бумаги.

А ведь когда-то он ее любил, был влюблен в нее. Или как? Или же на самом деле он любил лишь то, что видел в ее глазах? Ее фантастическую надежду на то, что Йоахим станет великим, даже величайшим писателем. Должно быть, проблемы начались с того момента, когда Эллен перестала на него так смотреть. Когда она начала сомневаться, что он достигнет вершины. В ответ на это он стал встречаться с другими женщинами, чтобы пробудить в ней ревность. Должно быть, именно он довел Эллен до такого состояния, до срыва.

Разве не это он пытался внушить Елене в госпитале: что каждый человек является продуктом того места, где он находится, что человек должен найти такое место, где бы он мог пустить корни, и он должен жить с теми людьми, которые лучше всего к нему относятся? В таком случае Йоахим был ядом для Эллен — теперь это ясно как божий день.

Йоахим осознает, что она уже перестала говорить, а он все еще витает в своих мыслях. Она просто сидит и ждет, когда он расскажет, ради чего они здесь находятся. Но с чего ему начать?

Йоахим подыскивает слова, облизывая губы. Он начинает говорить о трупе Луизы, но видит, что нужно начинать с Елены. Приходится вернуться к самому началу этой истории и рассказать все. К счастью, кое-что Эллен прочла в газете — о том, что пропавшая наследница нашлась.

Во время своего рассказа он нервно посматривает на лицо Эллен. Опасение, что она начнет бурно реагировать — с агрессией или нервным срывом, — по-прежнему не дает ему покоя. Но не похоже, чтобы ее что-нибудь шокировало. Ни то, что он встретил другую, ни вся эта сумасбродная история с утратой памяти, заменой личности и обвинением в убийстве, ни ДНК, найденная этим идиотом Сперлингом… Постепенно в нем спадает напряжение, речь начинает литься свободнее, и в конце концов он подходит к причине, по которой пришел к ней. Карминно-красная краска на основе костного клея из пыточного подвала.

— Краска на основе костного клея, — повторяет Эллен, покачивая головой.

— Да, карминно-красная, — поспешно добавляет Йоахим.

Он допивает остатки вина в своем бокале и жестом просит официанта принести им еще по одному.

— Я больше не буду, — торопится отказаться Эллен, отъезжая на стуле чуть назад.

Йоахим настороженно смотрит на нее. Ну вот, сейчас начнется приступ бешенства. Сцены. Сейчас она станет такой, какой он ее знал. Она допивает вино из своего бокала и тянется за стаканом воды. Тогда она не пила вина, ничего не ела, все время жаловалась на недомогания и боли в самых невероятных местах. Действительно ли сейчас перед ним сидит та самая женщина, с которой он жил раньше?

— Тебе это о чем-нибудь говорит?

— О чем? Ты хочешь выяснить, знакома ли я с каким-нибудь художником-садистом, который сдирает кожу с женщин и раскрашивает ее красной краской?

Йоахим пожимает плечами.

— Может, это и звучит слишком упрощенно… но да. Что-то в этом роде, — подтверждает он, не сводя глаз с Эллен.

И тут — вот оно. Она улыбается, качает головой и отвечает: «Нет». Но уже так, как это хорошо знакомо Йоахиму. Когда Эллен лжет, она не сразу начинает говорить. Она всегда так делала. У нее острый ум, гораздо острее, чем у Йоахима, и на большинство вопросов она отвечает классически, как пулемет: быстро, обдуманно, ясно. Лишь когда лжет, она выжидает.

— Ты уверена?

— Ну, разумеется. Я твоего убийцу не знаю.

— Эллен, а есть ли кто-нибудь, о ком ты могла бы такое подумать? Вообще?

— Предположим, Тёгер Саксиль, — говорит она совершенно спокойно и так же медленно.

И тут впервые к Йоахиму приходит сомнение. Может быть, это двойная ложь?

— Ты его знаешь? — спрашивает она. — Он рисует красками на основе костного клея. Но дело не только в этом. Он рисует женщин и боль, в его живописи есть кое-что… провокационное. Он изображает страдание, и в его сюжетах всегда есть элемент, взятый из-за пределов допустимого, зачастую сексуального.

Эллен замолкает.

Йоахима мучает сомнение: за очень короткий промежуток времени он забрался в такие дебри, из которых не сможет выбраться. Или же это ложный след? Нет совершенно никакой уверенности в том, что убийца Луизы из среды художников. Но с другой стороны: откуда могла взяться дорогая и редко используемая краска в подвале пыток?

— Само собой разумеется, я не могу быть уверенной. Однако, исходя из того, что ты рассказываешь, это мог быть он… В его работах есть не только физическая боль, но и нечто большее…

Эллен подыскивает слова, Йоахим ожидает.

— Он, например, написал крушение башен Всемирного торгового центра. И вымышленные сцены из концентрационных лагерей. Он и в самом деле стоит на грани, — говорит она и облокачивается на спинку стула.

— Тёгер Саксиль, — повторяет Йоахим. — Спасибо за…

Он машет рукой, зная, что она понимает значение этого жеста: и то, что она поможет ему, и то, что они могут просто так посидеть здесь. После всего того, что было между ними. Эллен оставила на своем стакане красный отпечаток губной помады. Интересно, пользовалась ли она тогда косметикой? Нет, она терпеть не могла никакой косметики и парфюмерии. Да и волосы у нее выглядят совершенно по-другому, стали более крепкими и пышными.

— У меня есть неплохой шанс встретиться с ним вечером, — сообщает она. — Сегодня состоится ужин для членов правления Академии изящных искусств, а он один из них. Он там появляется не каждый раз. Но если он будет, я смогу спросить, не убивал ли он бездомную проститутку в пыточном подвале и не сбрасывал ли после этого ее труп в печь фабрики металлических изделий.

Ее рот растягивается в улыбке, да и Йоахим не может удержаться от смеха.

— А могу я прийти на этот ужин? — воодушевленно спрашивает он, наклоняясь вперед. — Я могу подождать снаружи и встретиться с ним, когда все закончится…

— Нет, не можешь. Что за странная идея, — со вздохом отвечает Эллен, делаясь утомленной.

Она ставит стакан с водой на столик, достает из сумочки свой мобильный телефон и смотрит, который час.

— Похоже, мне пора идти.

Она резко поднимается.

— Но я могу просто поприсутствовать там, — настаивает Йоахим. — Ему совершенно необязательно знать, что мы знакомы.

Эллен качает головой.

— Так не пойдет, Йоахим. Неужели ты сам не понимаешь, что это сумасбродная идея? Мне все-таки не следовало рассказывать тебе об этом ужине, — быстро говорит она в своей обычной манере.

Йоахим тоже поднимается и стоит перед ней. Она резко становится замкнутой и неразговорчивой. Такой она ему и помнится. Меняется в настроении, холодеет. Йоахима охватывает печаль. Он все же любит ее. Желает ей всего хорошего, и ему хочется посидеть с этой новой Эллен, которая ведет себя естественно.

— Было очень приятно пообщаться с тобой снова. Надеюсь, ты выяснишь все это, — говорит она ровным и нейтральным голосом.

— Спасибо тебе за помощь, Эллен. Ты для меня действительно много сделала, — прямодушно благодарит ее Йоахим.

Она поворачивается и уходит. Уверенная походка. Он провожает взглядом ее тщедушное тело в дорогой одежде. Неожиданно она начинает идти медленнее, неувереннее, снижает темп, потом останавливается и возвращается к нему.

— Что-то случилось? — спрашивает он, идя ей навстречу.

— Все-таки ты сможешь прийти на ужин, — сообщает она как-то смущенно.

— Да? — не верит своим ушам Йоахим.

— Туда можно прийти с другом, и ты мог бы сопровождать меня в этом качестве.

Что-то в ее словах заставляет Йоахима отвести взгляд. Он опускает глаза и натыкается на ее маленькие груди. Эллен замечает его бесстыдный взгляд, и он спешит опустить глаза еще ниже, на ее белые сандалии, застегнутые тонким ремешком, который подчеркивает изящество ее ножки и золотистую кожу. Теперь она говорит почти шепотом.

— Но в этом случае мы должны делать вид, что мы снова вместе.

Йоахим раздумывает. Бредовая идея. Но не настолько бредовая, как Елена, сидящая в тюрьме.

— Что ты на это скажешь, ты, истукан? — спрашивает Эллен.