Полиция везет Елену в участок в Виборге. По пути туда в автомобиле царит почти абсолютное молчание. Да и о чем, собственно, было говорить? Елена схвачена практически на месте преступления, при совершении кражи со взломом. С нее не снимали наручники, но это ее не смущало, хотя она и не могла сказать почему. Она чувствует себя сейчас свободнее, чем… когда-либо? Была ли она свободной на острове? Вместе с Йоахимом? В некотором роде да. Но когда она об этом вспоминает, ей кажется, что в этом было еще что-то: нечто темное, что угрожало ей. Реальность.

Участок находится в низком темно-коричневом здании. Даже большие стекла при входе выкрашены в такой же цвет. Елену помещают в камеру, находящуюся в подвале, с жесткой койкой, умывальником и голыми стенами. Она уже привыкла к этому.

— Как долго я должна здесь находиться?

Полицейский останавливается в дверях.

— Вы должны предстать перед судьей в течение двадцати четырех часов. Таков закон.

— Значит, сутки?

— Это всегда бывает утром.

— Я хочу есть.

Он смотрит на нее, качает головой.

— Вам достаточно нажать вот здесь, — полицейский показывает на кнопку, — и придет коридорный. Как правило, в это время бывает только икра и шампанское.

Она замечает, как он ее ненавидит. Ее, фру Сёдерберг. Деньги. Зависть. Он чуть покачивает головой. Если бы он только знал, как бы ей хотелось отказаться от всего этого.

* * *

За ней приходит другой полицейский везет ее в суд. Еще одно неприятное здание. Он ведет ее по лестнице и заводит в светлую комнату с низким потолком. Они что, здесь собрались, чтобы быть свидетелями ее падения? Какие-то две китаянки, трое иностранцев. Нет. До Елены доходит, что это был ночной улов полиции. Те, кто перешли черту закона, иммигранты, которые, как Елена быстро поняла, занимались контрабандой сигарет из Румынии. Две китаянки, максимум девятнадцати-двадцати лет. Они просто искали лучшее место в мире, где они могли бы пустить корни и найти людей, которые сделали бы для них что-то хорошее.

Там есть переводчик, но ему практически не приходится переводить, потому что китаянки так много плачут во время своего рассказа, что их душераздирающий плач говорит сам за себя. Елена слушает их признание о том, как они переходили через границу. Они бежали. Их история слишком запутана, и Елена прекращает ее слушать. Но обвинение и защита выступают на удивление единодушно. Их должны депортировать. Судья улыбается им.

Елена усвоила одно: все упирается в деньги. Аксель, Хирш, китаянки, румынские сигареты, контрабанда — все. Деньги, деньги, деньги. Она чувствует, что приходит в бешенство, когда ее подводят к столу перед судьей. Деньги сделали ее внутренне суровой, сделали человеком, которого боялись окружающие. Она не хочет быть суровой, но ей придется еще немного побыть такой, прежней Еленой, иначе она не победит в этой борьбе.

Появился Эдмунд. Его невозможно узнать: весь в морщинах, бледный, исхудавший. Он смотрит вниз, боясь встретиться с ней взглядом. Возле него находится какой-то мужчина в нелепо идеальном полосатом костюме. Он поправляет очки и смотрит на Елену с таким выражением лица, которое вполне можно считать успокаивающим. Адвокат в этом полосатом костюме поднимается, откашливается и смотрит на уставшую судью.

— Фру Сёдерберг поставлен диагноз… Ретроградная амнезия, — говорит он.

Меняются документы, судья читает поверх очков. При чтении произносятся следующие слова: психическое расстройство, невменяемость, фирма «Сёдерберг Шиппинг» компенсирует все убытки фирме «Лунквист и сын», вызванные вторжением туда фру Сёдерберг.

Елена ошеломлена. Наступит ли конец этому безумию? Они что, хотят заткнуть ей рот, заточив ее в какой-нибудь психушке? Накачать медикаментами до такой степени, чтобы она не могла больше угрожать их болезненной лжи? Она смотрит на Эдмунда, старающегося избежать ее взгляда. Поэтому она переводит взгляд на судью, пожилую женщину с короткой стрижкой, от которой исходит спокойствие. Вот ее-то и следует переубеждать.

— Я не сумасшедшая, — заявляет она, когда возникает короткая пауза. — Я полностью осознаю, что совершила серьезную кражу со взломом. Могу ли я пояснить причину своих действий?

Судья чуть наклоняет голову и поправляет очки.

— Я продолжу, если позволите, — просит адвокат.

— Я бы хотела выслушать обвиняемую, — говорит судья.

Адвокат остается стоять. Елена глубоко вдыхает:

— Этот адвокат представляет не меня, а мою семью…

И она рассказывает все как есть. О преступлении, совершенном во время войны, о том, как на протяжении всех этих лет руководство фирмы «Сёдерберг Шиппинг» скрывало это.

Елена окидывает взглядом весь зал. Присутствуют ли тут журналисты? Возможно, в этом случае это было б очень кстати.

— Мой отец был заказчиком убийства своего партнера, Уильяма Хирша, соучредителя «Сёдерберг Шиппинг», и доказательство этому находится в том архиве, в который я проникла, взломав дверь.

А, здесь есть журналист в светло-коричневой ветровке, и он поспешно что-то записывает.

Она смотрит на Эдмунда, скрестившего руки. На какое-то время Елена замолкает. Затаив дыхание она ожидает реакции судьи.

Воцаряется долгая пауза, и судья начинает выяснять подробности. Множество вопросов. Все, что происходило до ее вторжения на фирму, подвергается дотошному обсуждению.

Елена рассказывает в общих чертах о грабеже. Она говорит так, что о Йенсе Бринке нет вообще никакого упоминания, и чувствует облегчение после этого. Она также говорит о попытке убийства. О черном автомобиле, преследовавшем ее по дороге, о человеке, гнавшемся за ней.

Допрос длится бесконечно долго. Елена отвечает на вопросы, а Эдмунд все сильнее и сильнее вжимается в свой стул. Адвокат качает головой, непрерывно делает заметки и ожидает, когда ему дадут слово. Но судья не предоставляет ему такой возможности.

— Вы можете садиться, фру Сёдерберг, — говорит судья и ненадолго погружается в документы.

Потом спрашивает у обвинителя, усматривает ли он какие-либо основания, чтобы оставить Елену под арестом. Тот отрицательно качает головой.

Они назначат дату первого слушания лет через сто, думает Елена. Преступления фру Сёдерберг не имеют большого значения, взлом, совершенный ею, — ерунда. Они видели дела посерьезнее.

* * *

Воздух еще теплый, небо синее; только начинает смеркаться. Мартина трудно переубедить: ему кажется, что у нее еще недостаточно опыта, чтобы погружаться на глубину более пяти-шести метров. Но она настаивает, становясь той прежней Еленой, которая умеет переубеждать, которую все боятся. Пришлось пообещать, что она не будет уплывать и не будет отдаляться от него дальше чем на длину тела.

И все-таки у него тягостно на душе при мысли, что предстоит искать труп с дайвером-любителем. Они плывут на лодке к тому месту, которое указала Елена: на юго-юго-запад, на середину озера, именно туда, откуда видны каштаны в саду таверны. Мартин сидит у руля с компасом в руке. Елена чувствует себя уверенно в черном водолазном костюме.

— Туда, — объясняет она. — Где вон то большое дерево выглядывает из-за темных очертаний елей.

Мартин выключает мотор. В воздухе воцаряется тишина.

— Я никогда здесь не ныряю. Здесь опасно, — повторяет Мартин.

Он всматривается в глубину. Его лицо совсем бледное, словно вся кровь покинула его. Он стал белым как мел и похожим на темное озеро. Массы воды, спрессовавшиеся еще в ледниковый период, вечность, оставшаяся на дне, до которого нельзя добраться.

— Один ныряльщик когда-то уже утонул здесь, — говорит Мартин.

Елена начинает сомневаться. Может быть, здесь действительно слишком опасно.

— Вы знали его? — осторожно спрашивает она.

— Это была женщина, и случилось это еще до того, как я сам начал заниматься дайвингом, — рассказывает он. — Было бы лучше обратиться в полицию. Пусть бы они занялись поисками.

— Если мы этого не сделаем, этим займутся другие. В результате их поисков следы преступления будут спрятаны еще лучше, — настаивает она.

Мартин не встает с места, потом нехотя поднимается и сбрасывает якорь в воду. Помогает ей надеть снаряжение для погружения. Елена затягивает на талии свинцовый пояс. С кислородным баллоном за спиной и тридцатью килограммами на поясе ей с трудом удается стоять ровно.

— Вы все помните?

— Большой палец значит, что надо подниматься, — говорит Елена. — Ладонь над головой — акула, — улыбается она.

Ему становится смешно.

— Помните: это не тренировочное погружение для начинающих, — обеспокоенно повторяет он.

— Я буду осторожна, — успокаивает его Елена.

Перед самым погружением они надевают ласты. Первым прыгает в воду Мартин. Елена поспешно прыгает за ним. У нее такое ощущение, что вода расступается перед ее телом, словно приглашает к себе. На этот раз погружение нравится ей несколько больше, чем в прошлый раз. Они смотрят друг другу в лицо, одновременно берут в рот загубники и ныряют по его сигналу. Руки по бокам, расслабленные, ноги медленно двигаются, чтобы регулировать темп и направление. Она нацеливает карманный фонарик вперед, освещая им волнистые водоросли, настоящие танцующие поля, обособленный подводный мир. Какая-то рыбка попадает в луч фонарика и тут же скрывается.

Они плывут вниз.

Вокруг них становится все темнее. Их фонарики борются с темнотой, распугивая небольшие косячки рыб, легких, словно пузырьки, поднимающиеся около ее лица. Они продолжают медленно погружаться, словно в падении, в нереальном, бесконечном падении в никуда.

Ей начинает давить на уши. Испугавшись, она подносит руку к уху, находящемуся под ее дайвинговым костюмом. Мартин мгновенно замечает это движение и тут же снижает темп. На какое-то время они застывают на месте, но потом продолжают погружение снова. Постепенно тело привыкает к увеличивающемуся давлению воды. Боль уходит, и Елена может снова сосредоточить внимание на том, что она видит.

Они уже опустились очень глубоко, и темнота полностью окружила их. Здесь нет никаких подводных растений. Только замершая вода. Они еще долго продолжают погружаться все ниже и ниже. И вдруг какое-то движение сзади — Елена вздрагивает. Это угорь, невозмутимо проскальзывающий мимо них. Потом проплывает еще один, но на этот раз спереди. В том, как они проплывают между Мартином и Еленой, есть какое-то нехорошее предзнаменование. Они принадлежат к иному миру, в который сейчас вторгается Елена. Мартин не обращает на это внимания. Он показывает ей вниз, и Елена видит, что они достигли дна.

Здесь не твердое песчаное дно, а илистое болото. Когда их ласты задевают его, поднимаются какие-то странные вихри красной мути. Проходит одна волна, вторая, и потом все снова укладывается на место. После чего на дне образуется новая поверхность с новым рельефом. Повсюду картина более или менее одинаковая. Бесконечный слой ила.

Елена приходит в уныние. Тело Уильяма было сброшено сюда много десятилетий назад. А что, если он похоронен под несколькими метрами грязи? Она бесцельно мечется из стороны в сторону, не спуская глаз с Мартина, который в отличие от нее действует целенаправленно. Наклонив фонарик вниз, он плавает маленькими кругами, педантично исследуя дно. Она старается делать то, что и он, но у нее никак не получается найти центр своего круга. Угри по-прежнему невозмутимо плавают рядом, но двигаются тоже более осмысленно, чем она.

Елена чувствует по своим ногам, что радостное ощущение, испытанное еще в начале погружения, уже прошло. Бесполезно что-либо искать в этом подводном мире тьмы и ила. Как ей не хватает Йоахима! Она не имеет никакого представления, где он сейчас может быть, чем занимается.

Ее все еще обвиняют в убийстве Луизы Андерсен. За это она может попасть в тюрьму. Вполне реально. Эта мысль не покидает ее. В глазах колет: они устали и высохли под маской. Она несколько раз мигает и должна напрячься, чтобы сосредоточиться. Ее уже одолевает желание плюнуть на все это.

Мартин показывает, что у них заканчивается кислород, им скоро придется подниматься. Осталось четыре минуты. Елена заставляет себя продолжать, тяжелые ноги еле двигаются. Она старается опуститься еще ниже, все время осматривается вокруг себя. А где же Мартин? Она не должна сильно удаляться от него. Две минуты. Он подает ей знак рукой, чтобы она следовала за ним, и плывет быстрее. Она заставляет свои уставшие ноги набрать нужный темп, помогает себе руками, двигаясь вперед.

Мартин постоянно смотрит на свой ручной компьютер. Елена чувствует, что они спустились уже очень глубоко. Здесь холодно. Нет никаких признаков жизни, никаких рыбок и почти никакой растительности. Дно трудно различимо, бесконечное, с ямой невероятных размеров, образовавшейся еще от глетчера с ледникового периода. Но все-таки дно есть.

Елена видит… что? Бетонный блок?

Мартин находится прямо за ее спиной. Он тоже видит это, обгоняет ее, и перед их глазами появляется человек, крепко связанный изношенной толстой веревкой. Обувь и одежда настолько хорошо сохранились, что сначала Елене кажется, будто они новые и все это попало в воду только вчера. Верхняя часть тела почти полностью укрыта илом.

Мартин начинает яростно откапывать тело руками. Вскоре ил полностью сброшен. Одежда на удивление цела и хорошо сохранилась: это мужской костюм старого покроя.

Она осматривает его: у него совсем не такой умиротворенный вид, как у Толлундского человека. Мартин направляет на труп свет фонарика. Глаз нет — только пустые впадины, но остальная часть лица сохранилась хорошо: на нем запечатлен ужас. Мартин показывает на маленькое пулевое отверстие во лбу: такое впечатление, что оно заросло здесь, на глубине. Но она узнает его по фотографиям, и ее охватывает скорбь. До сих пор все это было лишь слухами, но сейчас… Ее собственный отец оказался убийцей, человеком с черной душой.

Мартин снова показывает, что им пора подниматься. Сейчас же. Елена отвечает, что поняла. Наконец-то найден труп Уильяма. Теперь у нее есть доказательство. Как только они поднимутся на поверхность, нужно позвонить в полицию. Им надо будет оставаться в лодке до прибытия полицейских. Она не может больше рисковать.

Елена выпрямляется, готовясь к всплытию, но Мартин берет ее за руку. Она должна следовать его темпу. Подниматься нужно медленно, несмотря на то что она сгорает от нетерпения представить это доказательство. Приняв вертикальное положение, она уж очень сильно задевает дно, и ее сразу же окутывает красный ил. Мартин исчезает. Она снова двигает ногами, чтобы подняться подальше от ила. И тут до нее доходит, что она что-то задела. Еще раз: ее нога ударилась обо что-то твердое, не такое, как этот илистый осадок.

Она отпускает руку Мартина и снова движется вниз, освещая дно фонариком. Из-за ила ей ничего не видно, и она осторожно начинает прощупывать это место. Здесь явно что-то есть. Мартин тоже погружается сбоку от нее, пытаясь схватить ее руку, но она роется в иле дальше. Она уже нащупывает контуры, Мартин работают рядом. Тут что, еще один труп?

Они прекращают рыть, ил начинает медленно оседать. Их взгляды встречаются. В глазах Мартина паника. Елена понимает, что им нужно подниматься. Но может быть, они нашли ту женщину-ныряльщицу?

Теперь им становится видно: да, это труп, но не женщина и не дайвер — на нем нет резинового костюма и никакого свинцового груза. Тело, которое сейчас уже четко видно, одето в форму, оно лежит спиной к ним. Это старая военная форма тех времен.

Мартин хватает Елену за руку, они должны всплывать. Елена в последний раз осматривает труп. Военная форма? Кто этот солдат? Голова повернута в сторону, на шее что-то блестит. Это солдатский жетон, качающийся в воде. Мартин крепко держит Елену за руку, решительно тянет вверх и не думает отпускать.

Елена роняет свой фонарь. Пока он падает, она вытягивает руку, насколько это возможно. Поспешно достает до головы, потом до шеи, хватает своими холодными пальцами цепочку с жетоном и тянет ее на себя через голову трупа.

Пока они поднимаются, она ощупывает четырехугольную металлическую пластинку, на которой явно чувствуется гравировка. Это имя солдата.