Неожиданно из почтового ящика прямо мне в руки выскользнул необыкновенный конверт. Он был непривычного размера и цвета. Адрес на нем написан на английском языке, а в верхнем углу были наклеены три марки утонченной восточной красоты. Они изображали веточки цветущей сакуры на нежном фоне пастельных тонов. «Ошиблись, наверное» – подумала я. Мне никто не мог написать письма и, тем более, из-за границы. Сейчас даже и не звонят. Телефон давно молчит. Первое время я наивно думала, что что-то случилось со связью, и поднимала телефонную трубку, чтобы проверить это предположение, но нет, связь прекрасно работала. Только никто не хотел звонить в тот дом, где поселилось большое горе. Люди боятся, шарахаются как от чумной. Может быть, и правда, горе заразно?

Я ещё раз посмотрела на аккуратный, изящный конвертик. Прочитала адрес и поняла, что письмо адресом не ошиблось. Оно прислано мне. Дома осторожно вскрыла конверт и увидела лист бумаги приятно салатового цвета. Текст набран на компьютере. И в правом верхнем углу напечатано: Токио и дата. Дальше шел текст. «Здравствуй, доброго времени суток тебе! Прости меня, я пишу совершенно неожиданно, но иначе не могу. На днях я получила печальное известие о кончине твоей мамы и выражаю свои абсолютно искренние соболезнования. Так же я приношу свои извинения за то, что моё письмо может оказаться неуместным и несвоевременным напоминанием. На самом деле, я всегда была очень привязана к твоей маме, несмотря на внешнюю отчужденность. Ей удавалось оставаться для меня таким родным человеком, хорошим другом, который и посочувствует, и даст мудрый совет. Её скромное присутствие в моей жизни всегда отождествлялось с мыслью о том, что если есть она, то значит всё хорошо.

Не знаю, с чем это больше связано – то ли с тем, что я с ней знакома ровно столько, сколько помню себя, либо с тем, что к ней всегда была нежно привязана МОЯ мама. Либо с тем, что она обладала редким качеством интеллигентного, ненавязчивого, но очень мудрого, а главное – бесконечно сильного человека и женщины. А скорее всего, что всё это вместе. Знаешь, с ней было всегда очень легко, как бывает легко только с очень цельными людьми. Порой совершенно естественным кажется, что такие люди должны жить вечно – они просто не могут состариться и умереть. Очень печально, что таких людей становится всё меньше и меньше.

Живя вдалеке, мне никогда не удается отделаться от чувства вины за то, что никогда не знаешь, когда ты видишь человека в последний раз. Очень жаль, что мне не удалось как следует попрощаться с твоей мамой. К счастью, я обнаружила в Токио православную церковь Святого Николая Японского, поэтому у меня есть счастливая возможность поставить свечу и помолиться за упокой души твоей мамы.

Ещё раз извини меня, пожалуйста, за вторжение. С самыми наилучшими пожеланиями, Мила».

Я сидела неподвижно. Слез не было. Просто привычно тяжело на душе, и в горле застрял ком. Это была МИЛА. Вспомнила её.

Они жили на шестом этаже в одном с нами подъезде. Мать и дочь. Носили одно имя на двоих. Мать звали – Люда, а дочь – Мила. Жили они дружно и радостно.

Люда, молодая женщина, имела бесконечно добрую душу. И в лихие годы перемен старалась помогать всем – и людям, и животным. В их квартире не переводились бездомные животные, брошенные бывшими хозяевами на улицу, как «лишний рот» в доме. Люда находила их, приносила к себе домой. Мыла, лечила и потом обязательно пристраивала к другим, добрым людям. Этот конвейер был бесконечным. Так и к нам попал котенок, вернее то, что от него осталось. Подобрали его в мусорном баке. Он тихо попискивал там, имея робкую надежду на жизнь. Люда не прошла мимо, она залезла в бак и в темноте перелопатила весь мусор, пока в её руках не оказался маленький теплый комочек жизни.

Мы его взяли к себе. И когда, на следующий день, развернули пеленку перед доктором Айболитом, тот только руками всплеснул:

– Где вы его взяли? Такой не выживет! Однозначно, – Был суровый приговор. Но он не только выжил, а превратился в красивого, мощного кота Кузулю с неправдоподобно огромными глазами янтарного цвета, в которых можно было утонуть.

На улице стоял промозглый ноябрь 1993 года. Давно стемнело, но народ всё гулял в ресторане и не хотел расходиться. Вовану стукнул тридцатник. Виновник торжества не пожалел денег, да по правде говоря, у него их сейчас «куры не клюют». Всё сыпалось как из Рога Изобилия – деньги, хата, джипяра, а, считай, освободился всего ничего. Да, повезло, пересекся с нужными людьми, «реальными пацанами», и завертелось.

Сначала у него «крышу» сносило от свалившейся удачи. Смешно вспомнить – каждый день заезжал в самый крутой салон, чтобы головку помыли и расчесали. Расплачивался так, что у девах глаза становились вдвое больше. Это его здорово развлекало.

Сейчас немножко поутих, но всё равно иногда накатывало это сладкое слово «вседозволенность»… Он мчался по пустому ночному городу, как ветер. Хороша «коняшка» – не едет, летит. Ехал он за город. Но вдруг почувствовал, что надо остановиться и «отлить». Забыл это сделать в ресторане. Притормозил у обочине и вышел на тротуар. Подошел к дереву на детской площадке. Поднял глаза от удовольствия облегчения и подумал, вот дом напротив и все спят, только одно окно на шестом этаже теплилось желтым светом. Вдруг в окне появился силуэт. И у Вована мелькнула озорная мысль:

– А попаду я с такого расстояния в мишень?

Жалко никого не было рядом, чтобы, как обычно, заключить пари. Но и самому было интересно. Он привычным движением вытащил пистолет, тяжелая рукоять приятно холодила ладонь. Вскинул руку и сделал один выстрел, не целясь. Мишень упала. Он, как всегда, выиграл!

Мила спала, когда её разбудил вскрик матери и звук упавшего тела.