Природа надела свой самый богатый – золотой наряд. Воздух напоен запахом опавших листьев и хризантем. Маша идет по аллее медленно, чтобы растянуть удовольствие. Вот и метро. Вниз, в вагон и на любимое место в самом углу, сосед только с одной стороны, а с другой – стенка, можно вжаться в мягкое дерматиновое сиденье и расслабиться, пока поезд кружит по кольцевой.

Ноет все тело от тяжелой и неблагодарной работы, а здесь тепло и уютно, все располагает отдохнуть. Не заметила, как уснула под мерное покачивание вагона. Сколько проспала и сколько кругов за это время накрутил поезд, неизвестно. Она проснулась, потому что на ее коленях лежало что-то тяжелое. Медленно открыла глаза и также медленно стала вплывать в реальность. Вагон полупустой и свет приглушен, значит, уже поздно. Напротив тетка, кривя губы, с брезгливостью говорит нарочито громко:

– Вот, посмотрите на эту парочку. Сама доходяга. Сразу видно – жрать нечего, а хватило ума родить такого же. Во, размножаются, как тараканы безмозглые. Стерилизовать таких надо, как собак бездомных, чтобы не плодились.

Маша никак не могла понять, о ком идет речь. Дама явно смотрела на нее, но при чем тут «плодиться»? Маша глянула на руки и увидела, что у нее на коленях, свернувшись калачиком, спит малыш и она придерживает его руками, чтобы тот не соскользнул на пол. Вот это да!

Все попытки разбудить малыша не увенчались успехом, он спал мертвецки. Маша вышла на станции с ребенком на руках. У дежурной спросила, где медпункт. Там дежурила добрая женщина-врач, которая после Машиного сбивчивого рассказа положила мальчика на кушетку, раздела и, послушав сердце и дыхание, сказала:

– Ничего страшного, его просто напоили очень сильным снотворным, проспится и все будет нормально. Забирайте ребенка и идите домой.

– Но это не мой ребенок, я же вам объяснила!

– Из вашего рассказа я ничего не поняла. Все как-то путано и непонятно. Это в каком надо быть состоянии самой, чтобы не почувствовать, как к тебе на колени кладут ребенка! А? Ну, решайте, мамаша: или уходите, или я вызываю милицию.

И тут Маша неожиданно для самой себя сказала:

– Нет, не надо милиции. Мы уходим.

Придя домой и положив малыша на кровать, она стала осторожно раздевать его. Застиранная до дыр одежонка была ему явно мала.

Это был мальчик лет трех на вид, но очень худой, и даже неопытный глаз мог определить, что он здорово отстает в своем физическом развитии. Маша сделала крепкий сладкий чай и поднесла к бледным губам ребенка, тот жадно, не открывая глаз, выпил всю кружку.

«Господи, кто он и что мне с ним делать? Голова раскалывается. Оставлю все до завтра», – решила она и с этими словами прилегла на диван, накрывшись старым пледом.

Утро разбудило хрустальным рассветом и веселым чириканьем птах. Маша хотела потянуться, но увидела, что рядом с ней на самом краешке лежит малыш, который обнял ее и, тихонько посапывая, продолжает спать. Когда он успел перебраться к ней ночью, она не почувствовала.

– А я думала, что все это мне приснилось, а оказывается, нет, – произнесла Маша. – Хорошо хоть выходные. Есть время разобраться.

Она потихонечку погладила свою «находку» по плечу, подергала, не сразу, но все-таки он открыл глаза. Они оказались большими и василькового цвета. Вдруг малыш с силой рванулся вперед и, обняв Машу за шею, запричитал:

– Нашел, нашел! Мамочка, миленькая, не уходи больше. Я так люблю тебя!

Объятия малыша душили Машу, горячие его слезы жгли ей щеки.

Она растерялась и не знала, как успокоить кроху. Обняв его и поглаживая по спинке, говорила:

– Да разве я теперь тебя отдам кому-то, да никогда! Ты веришь мне?

Ребенок посмотрел на нее бездонными глазами и сказал по-взрослому серьезно:

– Поклянись.

– Клянусь!

Маша испугалась этого слова – как она легко дала ему надежду. Ведь сколько впереди трудностей. И вообще, может быть, у него есть родители? Что она делает?

– А как тебя зовут и сколько тебе лет?

– Егором зовут и мне уже пять лет.

– А где ты живешь?

– Теперь нигде.

– А раньше? Расскажи мне про себя.

– Ты же моя мама и все знаешь!

– Ну, я забыла.

– А, это тогда, когда он Варьку сжег.

Случилось горе. В нищей деревне жила семья. Муж, жена, сынишка и новорожденная доченька. Плохо у них все было. И однажды, когда отец опять пришел домой пьяный, а мать не смогла накормить малышку, так как от недоедания у нее не было молока, и ребенок плакал, муж учинил скандал, и в порыве пьяного угара выхватив дочь из рук матери, сунул ее в горящую печь. Жена кинулась на изверга, а тот с силой оттолкнул ее и она, упав, ударилась головой об угол. Удар оказался смертельным. Егор же испугался и убежал. Изба занялась пламенем, и Бог наказал убийцу без промедления, – отец не смог найти выхода из полыхающего дома.

Действительно, малыш был сиротой. Нужны документы, а для этого нужны большие деньги. Чиновники – сами понимаете.

Решила позвонить бывшей однокурснице, а теперь очень успешной бизнес-леди. Та словно ждала звонка. Через час уже была у Маши.

Посмотрев на мальчика, а потом на Машу, покрутила пальцем у виска и сказала:

– Иваницкая, я всегда знала, что ты дура, но не до такой же степени. Ты что, обалдела совсем? Какая у него наследственность? Да и просто на что кормить-то будешь?

– Как говорят, если Бог послал роток, пошлет и кусок. Выживем. Лучше сейчас помоги чем-нибудь, чтобы документы сделать.

– Дорого все это. Очень дорого. Но у тебя есть кое-что. Отдашь, сделаю.

– Отдам, что хочешь, – не задумываясь, сказала Маша.

– Вот, что я хочу, – и она показала на маленькую картину в старинной раме.

У Маши зашлось сердце, это была любимая картина ее умершей матушки и, действительно, единственная ценность в этом доме, так как принадлежала кисти очень известного художника девятнадцатого века и изображала небольшой, но прекрасный букет роз. Картина была семейной реликвией и передавалась из поколения в поколение.

Несмотря на все исторические катаклизмы: войны и голод, картина оставалась неприкосновенной. Перед Марией встал очень трудный выбор.

Маша посмотрела на любимую картину, которую помнила с самого детства. Она была олицетворением их рода.

«Розы» были бесценны.

Потом перевела взгляд на кровать, на которой, закутанный в одеяло, сидел маленький мальчик с огромными, на пол-лица, глазами и, словно понимая, что сейчас решается его судьба, почти не дышал.

Выбор был сделан.

Маша подошла и сняла картину. На старых, выцветших обоях остался яркий квадрат на память об утраченном сокровище. Подруга почти вырвала из рук картину, о которой мечтала с тех самых пор, как впервые увидела ее, и прижала к груди.

Не давая Маше опомниться и передумать, исчезла. Только в воздухе повисла фраза:

– Все сделаю. Жди.

Малыш отказывался спать один. Пошел «откат»: все увиденное и пережитое теперь выходило наружу страхом, слезами и дрожью. Маша не спала несколько ночей – всхлипы и слезы Егорушки во сне тревожили душу, да и мысль о картине не давала покоя – не предала ли она память о родных?

Услышала, как старые часы тихо и гулко пробили четыре раза. Стало как-то зябко. Маша повернула голову и увидела на фоне окна силуэт женской фигуры. Сердце дрогнуло, она не могла ошибиться, – это была матушка. Она медленно, словно плывя по воздуху, приблизилась к кровати и, улыбнувшись, сказала:

– Машенька, доченька моя, не терзай себя. Ты все правильно сделала – теперь у меня появился внук, а у тебя верный и любящий сын. Запомни: он будет тебе радостью всей жизни и ни разу не огорчит.

Через месяц появилась подруга и торжественно вручила Маше увесистый конверт с документами. Она сдержала слово.

Теперь на свет появился Иваницкий Георгий Валентинович, а Маша стала матерью-одиночкой со всеми полагающимися льготами. Подруга все сделала по максимуму, а уходя, посмотрела на Егорушку и тихо сказала:

– Маш, будешь крестить малыша, возьми меня в крестные. Ладно?

Маша оторопела, ее подруга никогда не отличалась ни набожностью, ни сентиментальностью, поэтому, наверное, и достигла таких финансовых успехов, и вдруг такое заявление и глаза грустные.

– Да, непременно, если хочешь. Ты нам так помогла.

– Да ладно. Поехала я, а то на самолет опоздаю.

Через несколько месяцев Маша получила приглашение к нотариусу. Его контора располагалась в самом Центре города, в помпезном старинном здании. Терзаемая догадками, пришла в назначенное время. Ее провели в кабинет. Из-за стола поднялся мужчина и, поклонившись в приветствии, сказал:

– Располагайтесь, Мария Александровна.

Маша присела и вопросительно посмотрела на нотариуса, он открыл папку и начал зачитывать завещание. Оказывается, ее подруга погибла в тот же день в авиакатастрофе. Сейчас подошел срок для оглашения завещания.

Все большое наследство делилось на две равные части. Одна часть переводилась фонду, созданному ею при жизни, который помогал больным детям, вторую – наследовал Иваницкий Георгий Валентинович, а до его совершеннолетия распорядителем назначалась Иваницкая Мария Александровна.

Маша была обескуражена таким поворотом событий. Она не могла вымолвить ни слова. В душе – буря чувств.

– Но это не все, – предупредил нотариус. При этих словах открылась дверь, и в кабинет вошел молодой человек, в руках он держал до боли знакомую картину. Он осторожно положил ее на стол перед Машей и рядом конверт. Трясущимися руками она вскрыла его.

«Милая Машенька, прости меня за все. Я многое переосмыслила после твоего поступка. Если ты читаешь эти строки, значит, меня нет в живых. Я не знаю, сколько пройдет времени и какой будет моя смерть, но обещание свое передо мной ты должна исполнить и признать меня крестной матерью Егорки. Только теперь я буду опекать нашего мальчика с небес. Счастья вам и не забывай свою подругу».