(автор Мэри Энн Мэйсон Экман)

Я попросил мою жену Мэри Энн написать две главы, потому что ее образование и опыт работы историка и семейного юриста, а также авторство книги о статусе детей и женщин позволят обогатить и развить идеи, которые я планировал осветить в этой главе.

Глава строится на данных исследований, о которых уже упоминалось в этой книге, с учетом нашего опыта и нашей точки зрения как родителей.

Как семейный юрист я была поражена, какое сейчас трудное время для того, чтобы вырастить достойных детей, придерживающихся норм морали. Дело не только в наркотиках и сценах насилия по телевизору, которые сбивают детей с верного пути. Безвозвратно изменились и семейные устои. Подавляющее большинство семей состоят из одного родителя (работающей матери), и старые модели воспитания детей уже практически не работают. Но есть ли у нас некая новая мудрость взамен старой? Наши традиционные источники мудрых советов и нравственной поддержки — община и церковь — уже не имеют такого значительного влияния в развивающейся светской городской культуре. У нас, родителей, есть много вопросов, но ответов на них пока мало.

Узнав, что наш 13-летний сын Том соврал нам про вечеринку, которую тайно устроил в наше отсутствие, сначала я рассердилась. Когда гнев улегся, мне стало страшно, а потом я почувствовала себя виноватой. Я испугалась, что он может пойти по наклонной. Имелись и проблемы в школе: систематическое вранье о невыполненной домашней работе, прогулы и надуманные оправдания. Ни один из этих проступков не был по-настоящему серьезным, но было очевидно, что дело принимает опасный поворот.

Когда на смену страху пришло чувство вины, я стала копаться в себе, думая, что я сделала не так как мать. В детстве Том весь день проводил в группе продленного дня. Он пережил болезненный развод родителей, когда ему было четыре года, и разделил со мной непростой период жизни, пока я не встретила Пола и снова не вышла замуж. В общем, этот ребенок на себе ощутил все тяготы современной жизни, незнакомые предыдущим поколениям детей. Может быть, теперь я наблюдала горькие последствия современного воспитания наших детей? (Далее в этой главе я постараюсь осветить некоторые специфические проблемы, связанные с ложью и разводом. Я также рассмотрю важное влияние группы продленного дня на нравственное развитие ребенка.)

Я задумалась о том, как воспитывала сына. Мы не исповедуем никакой религии, но, безусловно, мы учили его быть честным. Иногда мы подолгу обсуждали ложь и ее воздействие на других людей за ужином. Помню несколько случаев из его детства, когда он соврал и мы заставили его написать 100 раз одну и ту же фразу: «Я не буду лгать».

Потом я начала размышлять о нашей повседневной жизни. Не расходились ли наши слова с делами? Спустя неделю после того, как был обнаружен обман Тома, я стала внимательно анализировать собственное поведение. Я поймала себя на том, что соврала восемь раз, из них дважды — собственным детям. Эго была пустяковая ложь, многие люди даже не посчитали бы это обманом. Например, я сказала продавцу пылесосов, что уже купила новый пылесос. Я сказала сотруднице парковки, что только на минуточку заскочу в магазин. И я сказала по телефону маме, что мне понравилась блузка, которую она подарила мне на день рождения, хотя на самом деле это не так. Детям я соврала по совершенно невинному поводу. Я сказала своей десятилетней дочери (ради смеха), что я на самом деле на десять лет моложе, хотя я обычно никогда не вру про свой возраст, а сыну, что когда я была подростком, то должна была ложиться спать в 22:30, хотя я даже не помню, как это было в действительности.

Это было просто вранье ради удобства. Я от этого практически ничего не выигрывала и с тем же успехом могла сказать правду. В этой лжи не было никакой необходимости. Что еще хуже, я даже не осознавала в те минуты, что вру, пока не задумалась об этом.

 

Родительская ложь

Возможно, первое, о чем следует задуматься родителям, обеспокоенным тем, что их дети лгут, — это понять, насколько это свойственно им самим. Мелкие хитрости, так называемая белая ложь, зачастую мало что значат для взрослых. Но дети с их особой утонченной точкой зрения могут воспринять их как настоящий обман.

Родители, безусловно, подают самый главный пример своему ребенку, они для него даже важнее, чем всемогущий учитель, который исчезает из поля зрения, как только начинаются школьные каникулы. Ученые постоянно убеждаются, что одним из важнейших признаков того, что дети будут врать, является поведение взрослых. Доктора Хартшорн и Мей в своем развернутом исследовании детской лжи, которое Пол представил в главе 2, обнаружили, что это верно. Два других исследования подтвердили, что у детей, наиболее склонных врать, родители тоже врут или как-то иначе нарушают правила [1]Философ Сиселла Бок утверждает обратное в своей книге «Секреты», считая, что сокрытие правды более оправданно, чем ложь.
. Родители необязательно совершают преступления. Мелкие повседневные грешки, например уклонение от уплаты подоходного налога или попытка обмануть инспектора транспортной полиции, когда он останавливает их на дороге, тоже не поощряют детей говорить правду.

Еще родители должны задуматься, как часто и в чем они обманывают собственных детей. Бывает ли ложь детям оправданной? Не утратит ли детство своего волшебства без Санта-Клауса и Зубной феи? Может быть, нужно проявить доброту к ребенку и придумать более мягкое объяснение разводу родителей, вместо того чтобы рассказать со всеми неприглядными деталями?

Чтобы защитить детей от того, что мы считаем злом и несправедливостью, мы зачастую обманываем их больше, чем требуется. Санта-Клаус и Зубная фея — важная часть фантазий раннего детства, как и сказки на ночь или детские песни. Но примерно в возрасте между четырьмя и шестью годами наступает тот момент, когда, по мнению возрастных психологов, ребенку необходимо начинать отличать реальность от фантазий. Мы должны помогать ему в этом, а не поощрять выдумки.

В этот принципиально важный период ребенок способен понять гораздо больше. Это дает родителям возможность на всю жизнь приучить его быть искренним и честным. Ребенок должен узнать, что за добрые дела необязательно получаешь награду, что родители иногда конфликтуют или совершают ошибки и что дети — не всегда самое главное в их жизни. Некоторые родители предпочтут сказать правду о смерти, если в семье кто-то умрет. Маленький человек должен суметь смириться с тем печальным обстоятельством, что смерть может быть безвременной и причинить огромную боль.

Пережить развод родителей очень сложно, и я еще вернусь к этой теме чуть позже. К сожалению, это драматичное событие, о котором придется рассказать своим детям, иногда происходит именно в тот момент, когда родителям труднее всего справиться с ним.

Бруно Беттельгейм в своей книге о народных волшебных сказках «Как используют волшебство», которая открыла столько нового и удивительного, указывает, как важно привлекать внимание детей к столкновению добра и зла. Он объясняет:

«В отличие от многих современных историй, написанных для детей, в волшебных сказках зло вездесуще, как и добро. Практически в любой волшебной сказке добро и зло воплощаются в каких-то конкретных персонажах и их поступках подобно тому, как добро и зло присутствуют в жизни, а в каждом человеке есть предпосылки и для того, и для другого. Именно этот дуализм ставит перед нами проблему морального выбора, и требуется немало усилий, чтобы разрешить ее» [2].

Подобно тому, как современные детские сказки преувеличивают радостную и беззаботную сторону жизни, избегая таких тем, как смерть и наступление старости, сегодня родители часто стараются оградить своих детей от мрачной стороны реальности. Защищая их приторно-сладкой белой ложью, они, однако, лишь способствуют развитию детской тревожности, а вовсе не уменьшают ее. Ребенку, который видит страдания родителей или дедушки с бабушкой, не нужно говорить, что все хорошо, он уже понимает, что это не так. Вместо этого родителям следует рассказать ребенку больше, чтобы он смог справиться со своим беспокойством по поводу абсолютно реальной проблемы.

Ведь родители могут быть искренними и честными, не вдаваясь в излишние детали, которые детям еще рано знать. Маленькому ребенку, который узнал, что соседскую девочку изнасиловали, гораздо честнее будет объяснить это так: «Дженни пострадала, ей сделали больно. Полиция найдет мужчину, который сделал это. Когда ты станешь старше, мы объясним, что именно с ней произошло», а не говорить: «Дженни в больнице, потому что она заболела».

 

Частная жизнь

Шестилетнему Джимми часто снились кошмары — «ночные ужастики», как он их называл. Тогда он обычно пробирался в кровать к маме и папе. Однажды ночью дверь их спальни оказалась заперта. Утром он сердито упрекнул маму за то, что она от него закрылась. Его мама Алисия, которая не захотела признаться, что они заперли дверь, чтобы заняться сексом, ответила Джимми, что это произошло случайно и больше не повторится.

В этом важном возрасте между четырьмя и шестью годами ребенок может осознать, что ему необязательно знать все. У взрослых есть своя частная жизнь, куда детям нет доступа. Очень часто такие ограничения информации связаны с сексом, но могут относиться и к семейным скандалам, и соседским сплетням. Родители, конечно, имеют право закрыть собственную спальню на ключ. Когда их спросят, почему они это делают, они могут объяснить, что у взрослых есть свои взрослые дела, которые касаются только их. Это не значит, что они должны скрывать, что такое секс. Все возрастные психологи единодушны в том, что детям необходимо постепенно об этом рассказывать, как только они станут задавать первые вопросы. Конечно, четырехлетнему ребенку незачем знать то же самое, что и 14-летнему. Но ни четырехлетнему, ни 14-летнему не нужно давать объяснений по поводу сексуальной жизни родителей — в большинстве семей это область частной жизни, закрытая от всех.

Частную жизнь нужно воспринимать с двух точек зрения. Если родители не хотят, чтобы дети врали, они должны быть не только искренними в том, что касается их собственной потребности в неприкосновенности личной жизни, но и проявлять то же самое уважение по отношению к детям. Наибольшее напряжение в отношениях родителей и детей возникает из-за того, что ребенку все сильнее хочется обрести независимость, поэтому он начинает скрытничать, а родители при этом все больше противостоят ему, стараясь его защитить, контролировать и руководить его поступками. В нашей культуре яростные стычки с подростками стали привычным проявлением мудрых традиций, накопленных за долгие годы. Однако бывает, что конфликты по поводу права на частную жизнь возникают еще в детские годы.

Дети нередко лгут родителям, чтобы защитить то, что они считают своей частной жизнью. Когда семилетняя девочка приходит домой с чужого дня рождения, она, вероятно, с радостью и с удовольствием ответит на расспросы мамы о гостях, о том, что они ели на ужин и во что играли. В 14 лет девушка будет говорить неохотно, уклончиво или откровенно соврет. Она будет обманывать и уходить от ответов, потому что хочет стать независимой или потому что считает, что мамы это не касается.

Шестиклассники уже существуют одновременно в двух мирах: в мире своих сверстников и в мире своих родителей. Доктор Берндт в исследованиях, о которых упоминались в главе 2, установил, что мир ровесников оказывает на ребенка большее влияние, чем мир родителей. Подростки разделяют эти миры, не рассказывая родителям о сверстниках, а сверстникам — о родителях. Подросток может воспринимать расспросы родителей о его друзьях как вторжение в свою частную жизнь.

Но даже у семилетних детей есть собственные зоны частной жизни. Девочке может не понравиться, если ее спросят, не дружит ли она с каким-нибудь мальчиком; ей не захочется, чтобы ее видели раздетой чужие мужчины, даже кто-то из родственников.

Как же нам защищать детей и руководить ими, когда мы не знаем, что происходит в их жизни? Можно ли принять ответ: «Ничего», когда мы интересуется: «Что нового в школе?» Эту распространенную родительскую головоломку решить не так просто. Каждому родителю «нужно знать» о чем-то, но что именно и сколько — зависит от возраста ребенка и от представлений родителей о том, каким образом следует защищать его и руководить его поступками.

Например, секс — это непростой вопрос, который волнует многих родителей все больше по мере того, как их ребенок взрослеет. Что нужно знать родителям о сексуальном поведении своего ребенка? Если у родителей есть право на секс и сохранение этого в тайне, есть ли подобное право у ребенка?

Родителям «нужно знать» как минимум о том, не подвергается ли их ребенок сексуальным домогательствам, то есть не прикасаются ли к нему взрослые без разрешения и не совершают ли с ним взрослые или другие дети действия сексуального характера. (Я буду обсуждать эту непростую тему — ложь и сексуальные домогательства — в следующей главе.) Мнения родителей о том, нужно ли им знать о поцелуях и прикосновениях между сверстниками, разделились. Многие матери и отцы считают такое поведение вполне невинным и думают, что это естественный этап развития. Другие выступают решительно против и настроены ограждать своих детей от всего, что кажется им развратным поведением.

Родители также высказывают противоположные мнения по поводу того, что им нужно знать о сексуальном поведении их детей в подростковом возрасте. Хотя все родители согласны, что они должны быть в курсе, если произошел насильственный сексуальный акт или другие формы домогательства со стороны взрослых, многие полагают, что кроме этого им больше ничего не нужно знать о сексуальной жизни подростков. Другие родители решительно заявляют, что должны предотвращать слишком раннее начало сексуальной жизни детей в подростковом возрасте, потому им постоянно необходимо знать, что, где, когда и с кем делают их дети. Некоторые родители считают, что должны защищать только дочерей, а сыновей — нет.

Дело не в том, что правильно, а что нет в отношении родителей к сексуальной стороне жизни их детей. Культура плюрализма предполагает различные взгляды на секс и поведение детей. Родителям следует хорошо обдумать, что именно им нужно знать, а что они должны оставить детям в качестве права на частную жизнь. Если они пришли к соглашению о том, что это область частной жизни, то ребенок имеет право ничего не рассказывать или отвечать им: «Это мое личное дело», точно так же как родители объясняют, почему заперли дверь в спальню.

К сожалению, многие родители просто живут день за днем, преодолевая один кризис за другим. Они редко останавливаются, чтобы задуматься о том, что же именно им нужно знать. И еще реже они обсуждают это со своим ребенком. Он скорее почувствует, что придется соврать, чем скажет: «Это мое личное дело». Он не понимает, что у него есть такой вариант ответа.

Может быть, нам, родителям, можно составить список контрольных вопросов о том, что нам нужно знать, в который мы будем вносить изменения по мере того, как ребенок взрослеет. Например:

• поведение друзей;

• свободное времяпрепровождение;

• информация о друзьях;

• поведение на вечеринках;

• пищевое поведение;

• просмотр телепередач;

• выполнение домашней работы;

• поведение в школе.

детей постарше этот список может выглядеть так:

• сексуальное поведение со сверстниками;

• употребление наркотиков;

• употребление алкоголя;

• езда в автомобилях со сверстниками;

• поведение за рулем.

Как только мы, родители, решим, что нам точно нужно знать, мы можем донести все эти пункты списка до ребенка, объяснив, почему нас интересует именно это. При этом необходимо дать ему понять, что у него есть своя частная жизнь, о которой он может нам не докладывать. Например, мы можем сообщить, что его телефонные разговоры и переписка — это исключительно его личное дело. Некоторые родители считают, что комната ребенка — это зона его абсолютной личной неприкосновенности, и даже входят туда только с его разрешения.

Энн, мать 15-летнего мальчика, рассказала мне: «У него такой беспорядок в комнате, настоящий свинарник. Он каждый раз приходит в ярость, когда я вхожу туда, чтобы прибраться. А я прихожу в ярость из-за того, что он не наводит там порядок сам. Мы постоянно злимся друг на друга. Наконец, я поняла, что больше так не могу, и сдалась. Теперь мы просто шутим на эту тему. Там все еще свинарник, но зато мы снова можем общаться друг с другом».

Не все родители на это способны, но они могли бы достичь компромисса, чтобы обеспечить своему ребенку возможность уединиться.

 

Ложь и дружба

Еще одна важная область, которая помогает родителям научить детей быть искренними, — это наблюдение за тем, с кем они дружат. Хартшорн и Мей заметили: «Свояк свояка видит издалека» [3]Когда объединили рейтинги, составленные и родителями, и учителями, то прогноз стал более точным, но цифры были незначительными. Всего 15 детей были выделены и родителями, и учителями как склонные к частой лжи. Половина из них привлекалась в будущем к ответственности за воровство. В ходе эксперимента было выявлено лишь семеро детей, которых и родители, и учителя уличили в воровстве, из них четверо в дальнейшем предстали перед судом за кражи. Хотя соотношение цифр наводит на размышления, все же они слишком незначительны, чтобы делать на их основе глобальные выводы.
. Они обнаружили, что дети, склонные врать, дружат с теми, кто тоже обманывает. Когда дети получили возможность схитрить во время эксперимента в классе, ученые наблюдали за теми из них, кто хитрил (но не списывал у других), и обнаружили, что они сидят рядом с другими детьми, которые тоже хитрят. Недавние исследования доказывают, что если во время школьного экзамена ребенок сидит рядом с тем, кто хитрит, то он с большой вероятностью будет хитрить и сам во время следующего экзамена [4]Возрастные психологи, продолжатели традиций Пиаже, могут критически отнестись к этому открытию, предположив, что дети так порицают ложь лишь потому, что осознают ее последствия. Важно, что данное исследование включало в себя аспекты, благодаря которым было установлено, что дело обстоит иначе, и открытие было интерпретировано именно так, как я изложил.
.

Эти научные исследования только подтверждают то, что родители знают уже давно: плохая компания доведет вашего ребенка до беды. Родителям это всегда было известно, но большинство из них никак не могут контролировать, с кем дружат их дети. Такая беспомощность только усугубляется по мере того, как ребенок взрослеет. А дети постарше в гораздо большей степени попадают под влияние сверстников. Моя приятельница Марта, жалуясь на плохое поведение и плохие оценки своего 13-летнего сына Бена, сказала: «Я думаю, он набрался плохого от своего друга Мэтта. Мэтт мне не нравится, я не одобряю его поступков. Я знаю, что он постоянно обманывает своих родителей. Но что я могу поделать? Если я стану запрещать Бену дружить с Мэттом, он все равно будет это делать, а мне просто соврет».

Огорчения Марты знакомы многим родителям. Мы не можем присматривать за нашими детьми 24 часа в сутки, как только они пошли в школу. В классе и на игровой площадке, где все активно общаются друг с другом, они будут решать, с кем дружить, и это может нам не понравиться, но контролировать это мы не сможем. Когда дети взрослеют, такие дружеские отношения становятся для них все важнее, и похоже зачастую эта дружба будет более значимой, чем родственные узы.

Как нам контролировать то, кого наши дети выбирают себе в друзья? Здесь нет простого решения. Может быть, единственное, что мы можем сделать, — это помочь своему ребенку стать уверенным в себе и нравственным человеком, который будет дружить с людьми, близкими ему по духу. Поощрение ребенка к тому, чтобы он занимался тем, что ему удается хорошо, безусловно, будет способствовать формированию его самоуважения, и он будет меньше зависеть от одобрения окружающих. Социально значимые дела, например участие в работе молодежных и волонтерских организаций, позволят занять свободное время и принести ощутимую пользу обществу, что благотворно повлияет на поведение ребенка.

Я уверена, что родители независимо от того, сколько ребенку лет, должны знать, кто его друзья и чем они занимаются вместе в свободное время. Может быть, этого пункта и нет в родительском списке вещей, которые им нужно знать, но в моем списке этот пункт присутствует. Я также считаю, что родители имеют право сказать ребенку, что не одобряют его дружбу с кем-то, но лишь в том случае, если есть доказательства плохого поведения этого человека. Например, кому-то из родителей может не нравиться друг ребенка из-за его семьи, его внешности или цвета кожи. Родители могут не одобрять друга, которого уличили во лжи, или если его временно исключили из школы за нечестность либо воровство. В наказание родители могут запретить ребенку встречаться с этим другом, но гораздо лучше — объяснить, почему дружба с этим человеком может нанести ему вред. Тогда родители могут познакомить дочь или сына с новыми друзьями и предложить новые занятия.

К сожалению, иногда родителей огорчает, что они никак не могут оторвать своего ребенка, особенно подростка, от товарища, который доводит его до беды. Ребенок начинает систематически врать, чтобы скрыть, что он до сих пор общается с другом или друзьями, которых не одобряют родители. Может быть, единственная надежда в этой ситуации — просто увезти ребенка в новое место. Поскольку маловероятно, что родители решатся на переезд, ребенка можно отправить к родственникам или в интернат, где его будут строго контролировать. Эти крайние меры не гарантируют, что ребенок не найдет новых таких же неблагонадежных друзей, но, возможно, только такое решение прекратит эти вредные и разрушительные отношения.

В разные периоды истории западных стран подростков нередко отсылали из родного дома. Чаще всего молодого человека отправляли учиться какому-то ремеслу, например строительству или кузнечному делу. Польза заключалась не только в том, что подросток получал полезную профессию, но и в том, что он должен был подчиняться чужому для него человеку, наделенному властью, а не своим родителям.

 

Доверие

Возможно, самое важное, что мы можем сделать как родители, чтобы воспитать в ребенке честность, — это сформировать отношения, которые строятся на доверии. Такие отношения не возникнут в одночасье после того, как однажды солгавшему ребенку прочли нотации, они формируются с самого начала взаимодействия между ребенком и взрослым. Чтобы ребенок нам верил, мы должны регулярно демонстрировать ему, что и мы ему доверяем.

В ночь на Хэллоуин 1986 года Сандре Виснапу позвонили из полиции и сообщили, что ее 14-летнему сыну предъявлено обвинение в вандализме за то, что он нанес краской из баллончика граффити на стену дома. Ей сказали, что есть два свидетеля. В гневе и отчаянии миссис Виснапу потребовала от сына объяснений, а тот ответил: «Мама, клянусь, это не я» [5]Когда мой сын Том прочитал этот абзац, он сказал, что с моей стороны было глупо считать, что каждый ребенок может высказаться подобным образом. «Если ты скажешь родителям: «Не спрашивайте меня об этом», они тут же заподозрят, что ты сделал что-то не то, и тебя накажут», — объяснил он. Том, по всей вероятности, прав, большинство родителей будут считать, что это уклончивый ответ, а это значит, что здесь дело нечисто.
.

Эта история попала на страницы New York Times, потому что эта мать не только поверила сыну, но и потратила несколько недель, пытаясь выяснить правду. Миссис Виснапу ходила от дома к дому в районе, где это произошло, и советовалась со всеми своими друзьями. Ее усилия увенчались успехом — был найден тот, кто действительно разрисовал стену дома; это был 15-летний парень из другого района, который в ту ночь совершил еще одно правонарушение. «Многие не верили нам, — рассказала миссис Виснапу. — Полиция, социальные работники в школе, даже наш юрист утверждали, что в девяти случаях из десяти ребенок, который говорит, что это сделал не он, на самом деле виноват» [6]Поскольку мне не знакомы исследователи, изучавшие этот вопрос, мои предположения основаны на том, что я прочитал в работах по возрастной психологии, в особенности в книге доктора Томаса Ликоны «Как воспитать хороших детей», которую я от души рекомендую как источник идей для тех, кто хотел бы воспитывать детей, опираясь на достижения науки в области нравственного развития.
.

Мать пошла на крайние меры и доказала своему ребенку, что доверяет ему. Четырнадцать лет, которые они прожили вместе, убедили ее, что сын не станет говорить неправду.

Как же родители могут создать отношения, построенные на доверии? Во-первых, они сами должны быть достойны доверия. Тот, кто часто врет своему ребенку, регулярно не держит слово, не может ожидать от него ничего другого. Тот, кто жестоко наказывает ребенка, несправедлив к нему, может обнаружить, что тот слушается только из страха, а не из уважения.

Родители могут научить детей быть правдивыми, используя сказку «Мальчик, который кричал: «Волк!»», а когда ребенок станет постарше — обсуждая новости из прессы. Подросток сумеет понять, что ложь официальных лиц, как в случае со скандалом «Ирангейт», — это нарушение доверия на уровне общественной жизни. Он поймет, что потеря доверия приводит к серьезным последствиям.

Во-вторых, даже маленький ребенок почувствует себя взрослым и будет гордиться собой, если родители постоянно будут демонстрировать свое доверие к нему. Если родители беспрестанно подозревают его в чем-то, правдивым человеком он не вырастет. Когда ребенок вступает в подростковый возраст и родители ощущают, что теряют контроль над ним, они часто начинают подозревать самое худшее. Поэтому родители жадно набрасываются на самый незначительный компромат.

Пятнадцатилетняя Сара вернулась домой с баскетбольного матча и зашла в комнату к родителям, чтобы пожелать им спокойной ночи. Мама с тревогой спросила: «Сара, твоя куртка пахнет так, словно ты ее у погорельцев купила, ты что, курила?» А Сара быстро ответила: «Нет, мам, просто я сидела рядом с Тодом, это он курит».

Если родитель почувствовал, что от одежды ребенка пахнет сигаретным дымом, он может излишне беспокоиться о том, не курит ли тот, даже если ему будет предоставлено убедительное объяснение. В наших судах обвиняемого считают невиновным, пока не будет доказано обратное. А вот на семейном суде подростка считают виновным изначально, и ему приходится защищаться, доказывая, что он ни в чем не виноват.

В этом случае с предполагаемым курением худшее, что может сделать родитель, — назвать ребенка лгуном и попытаться вырвать у него признание. Лучше всего донести до ребенка, что его честность для вас важнее, чем то, курил он или нет. Если он курил, то пусть он вам об этом скажет, и вы оцените его откровенность, а это перевесит ваше огорчение из-за его курения. Если он продолжит отпираться, вам следует оставить его в покое. Могут возникнуть и другие ситуации (о них я еще расскажу), когда ставки гораздо более высоки и когда узнать правду абсолютно необходимо. Одно подозрение, что ребенок курил, — это не тот случай.

Даже если ребенка уличили в откровенной лжи, это не должно положить конец доверительным отношениям. Родитель может сообщить ребенку, что хотя из-за его обмана верить ему он будет уже меньше, но за единичный случай лжи простит. Если же ребенок продолжит врать, например, как мальчик, который кричал о волке, то в результате доверие к нему будет утрачено. Наш сын Том после недозволенной вечеринки (до которой он тоже нас несколько раз обманывал) потерял право оставаться на ночь без нашего присмотра. И это право ему вернут, лишь когда вернется доверие. Из таких ситуаций ребенок может извлечь урок, что доверие нужно заслужить.

В главе 3 рассказывается о том, как осознание доверия характеризует степень развития человека. Очень маленькие дети часто верят, что последствие лжи — это наказание. Еще маленькие дети твердо уверены, что врать — это плохо. К 10-12 годам дети уже не так убеждены, что врать плохо, они начинают различать разные виды лжи и судят об обмане по его последствиям. Например, если вы соврете подруге, что ее прическа выглядит отлично, то от этого будет только лучше. Том в написанной им главе рассуждает о том, что подростки умеют пользоваться не только белой ложью, но и ложью, связанной с общением, чтобы управлять своими взаимоотношениями со сверстниками.

Вступая в подростковый возраст, дети также начинают осознавать иные последствия лжи кроме наказания. Утрата доверия со стороны родителя или друга воспринимается ими как серьезное последствие. Большинство детей не могут по-настоящему выразить чувство утраты доверия, пока не вступят в средний подростковый возраст. А некоторые дети никогда этого не поймут.

В своей неоднозначной теории нравственного развития, которая упоминалась в главе 3, Лоуренс Колберг представляет описание того, что происходит с детьми на различных стадиях развития. Он утверждает, что дети от 4 до 8 лет действуют исключительно из страха наказания, когда сталкиваются с нравственно-этическим выбором, например, если нужно украсть еду для больного человека. Некоторые взрослые так и не перерастают этот этап развития. В начальной школе ребенок может считать, что быть осторожным — это один из наиважнейших мотивов поведения, но еще при этом важно быть справедливым по отношению к тем, кто справедлив к тебе. Через несколько лет, примерно в средних классах школы, ребенок может начать думать, что необходимо поступать хорошо, чтобы завоевать общественное одобрение и чтобы его считали порядочным человеком. На более высоких этапах нравственного развития, соответствующих старшему подростковому возрасту и начальному этапу взросления, считается, что нужно подчиняться законному источнику власти, например закону своей страны, а на еще более высоких этапах — действовать в соответствии с собственными этическими принципами, на которых строится система, обеспечивающая величайшее уважение к правам и достоинству каждого индивида [7]Предложенной в рамках эксперимента. — Примеч. пер.
.

В соответствии с теорией Колберга именно в подростковом возрасте дети осознают, что нужно быть порядочным человеком, чтобы уважали окружающие, в том числе собственные родители. В течение этих лет родители могут предъявлять более жесткие требования, чтобы разъяснить, как важно верить в то, что им говорят правду, что, как они надеются, им удалось воспитать в детях в их более юные годы; также важно, чтобы отошел на задний план страх перед наказанием. Кто-то из родителей может сказать (и не раз, потому что детям нужно повторять это снова и снова): «Нет ничего важнее доверия между нами. Если ты знаешь, что я не одобрю то, что ты сделал, не бойся рассказать мне об этом. Напомни мне, чтобы я не сердился. Может быть, тебе за это придется чем-то поступиться, но я буду очень гордиться тобой, если ты скажешь правду».

Дети, которые не росли в атмосфере доверия, иногда с трудом понимают, что потеря доверия — это последствие их лжи. В особенности если в их воспитании применяли жесткие наказания, тогда они будут рассматривать ложь с позиций более низкого уровня нравственного развития, действуя из страха наказания. Они могут так никогда и не приблизиться к более высоким уровням восприятия собственных действий в качестве гражданина своего общества или в конечном счете — человека мира.

 

Преступление и наказание

Родители могут подать ребенку пример того, как быть честными и искренними, могут следить за тем, с кем ребенок дружит, и стараться развить с ним максимально доверительные отношения. Но даже самые лучшие из родителей (а никто из нас не святой) могут вдруг поймать своих чад на том, что можно считать неприкрытой ложью.

Для родителей честность — очень важное качество ребенка. Национальный исследовательский институт в Университете Чикаго между 1972-м и 1986 годом проводил исследование, в ходе которого выяснилось, что честность называлась самым главным качеством, которое родители хотели бы видеть в своих детях. Оно считалось даже более важным, чем хорошая учеба.

И вот для многих родителей самой важной становится именно ложь, а не то, что за ней скрывается. Отец может выйти из себя, выясняя, почему дочь-подросток пришла домой позже установленного времени, если она заявляет, что у ее подруги сломалась машина (ну да, уже в четвертый раз за месяц). Он более спокойно принял бы признание, что они хорошо проводили время и она не заметила, что уже так поздно.

Как родителям справиться с этой распространенной ситуацией, чтобы их дети в будущем говорили правду, а не вступали в яростную конфронтацию?

 

Ловушка для обманщика

Все эксперты, имеющие дело с детьми, в один голос уверяют, что «перетягивать канат», требуя от ребенка признания в содеянном, — это наихудшая тактика. Как уже говорилось в главе 3, можно догадаться об обмане по лицу, голосу и позе, но мудрый родитель обычно не воспользуется этими подсказками, чтобы вытянуть из ребенка признание. Вот совет, который противоречит первому родительскому импульсу заманить ребенка в ловушку его собственной лжи.

Тот родитель, который закричит: «Ты врешь! Я сейчас позвоню родителям Сью и узнаю, правда ли, что у нее сломалась машина. И попробуй еще раз соври мне про это!», безусловно, выплеснет свою обиду и разочарование. И он уж точно спровоцирует у дочери враждебность и стремление защищаться. Он даже докажет, что дочь врет, если сделает этот телефонный звонок. Но принесет ли ей этот урок пользу в моральном отношении?

Все не так просто. Разоблачив дочь и обрушив на нее свой гаев, отец может запугать ее. Из-за страха она дважды подумает, прежде чем соврать в будущем, особенно по поводу позднего возвращения домой. Из-за страха она может стать более правдивой или как минимум начнет более изощренно лгать. Гнев отца произведет на дочь сильное впечатление, потому что она поймет, как серьезно он относится к обману. Но позволительно ли отцу строить отношения с дочерью, запугивая ее? Позволительно ли ему превращаться в полицейского?

Вместо того чтобы заманивать дочь в ловушку, заставляя ее признаваться в обмане, родитель может воспользоваться лучшей возможностью, начав создавать доверительные отношения, если обратит внимание на причину обмана и на важность своевременного возвращения домой. Он может сказать: «Я действительно больше не хочу слышать никаких оправданий по поводу твоего позднего возвращения. Дело в том, что я хочу знать, когда именно ты вернешься. Если ты задерживаешься, то должна позвонить».

Потом отец должен развить эту мысль и убедительно объяснить, не вырывая силой признания в обмане, что ему нужны от дочери внятные объяснения, почему она вернулась позже, чем ей разрешено. Быть уверенным в том, что он может доверять честному слову дочери, так же важно, как и знать, где именно она находится.

Подобный подход не запугает ребенка, но он может и не привести к таким видимым изменениям в поведении, которые бы возникли, если бы ее обман был обнаружен и на нее бы обрушился родительский гаев. Вот перед каким выбором стоит родитель. Часто значительно сложнее совершить движение в сторону формирования взаимного доверия и ответственности, чем просто вселить в ребенка страх перед возможным разоблачением.

Но нужно честно признать, что бывает такая ложь, когда родитель не может предпринять шагов для развития доверия и ответственности. Иногда узнать правду принципиально важно, даже если при этом придется выдержать противостояние. Давайте рассмотрим пример, от которого у родителей кровь застынет в жилах.

Тринадцатилетний Джон в последние несколько недель стал каким-то странным. Он постоянно засыпает на ходу, даже во время обеда. Он больше не интересуется своим любимым баскетболом и не болтает с друзьями по телефону. В течение этих недель мать уже два раза замечала, что у нее в кошельке долларов на 20 меньше, чем она предполагала. Сначала она думала, что сама ошиблась, а теперь стала беспокоиться.

Она спрашивает Джона о пропавших деньгах. Он уверяет, что не брал. Она спрашивает, почему тот так устает. Предлагает сходить с ним к врачу. Мальчик говорит, что у него проблемы со сном, потому что ему много задают в школе.

Матери Джона нужно выяснить правду. У нее есть веские основания подозревать, что у сына серьезные проблемы, возможно, с наркотиками, и она должна превратиться в полицейского, чтобы узнать, в чем дело. Она знает своего ребенка и умеет определять признаки лжи, обсуждавшиеся в главе 3, которые помогут удостовериться в том, что ее обманывают.

Чтобы получить признание, сначала она должна предложить амнистию. Она может пообещать, что не накажет сына, если он честно все расскажет. Но она, конечно, должна быть уверена, что сама этого хочет. Может ли она оставить серьезную кражу без наказания? Если предложение об амнистии не сработает, ей придется стать детективом. Она будет расспрашивать друзей сына и его учителей, чтобы узнать правду. Ей придется обыскать его комнату. И ей необходимо предъявить сыну доказательства, которые она отыщет, чтобы вырвать у него признание.

Матери Джона нужно быть готовой к противостоянию, ей придется превратиться в полицейского, потому что ставки слишком высоки. Если ее сын стал вором и наркоманом, ему срочно нужна помощь. Она не может надеяться на постепенное формирование доверия и ответственности в качестве стратегии борьбы с обманом.

Именно подростковая ложь сводит родителей с ума. Подростки больше не воспринимают беспрекословно установленные в обществе правила и часто считают оправданным врать, чтобы им не читали нотаций. Как рассказал нам Том в этой книге, часто подростковая ложь предназначена не для родителей. Она нацелена на приобретение статуса в их собственном мире — мире сверстников.

Подростки в силу своих возрастных особенностей научились врать более изворотливо и не так легко попадаются, как маленькие дети. Их память лучше, и у них более высокий интеллект, что позволяет им врать правдоподобно. Также они лучше контролируют собственное невербальное поведение. С ростом уверенности в том, что им удастся избежать разоблачения, они начинают врать гораздо чаще. А иногда их ложь представляет опасность и для них, и для окружающих.

Трудно вступать в противостояние с подростком, когда подозреваешь его в обмане. Сама по себе ложь приводит родителей в ярость, заставляя их добиваться признания ребенка любой ценой. И, как было отмечено в примере с Джоном, которого подозревали в воровстве и употреблении наркотиков, иногда такое противостояние необходимо. Но по большей части обман подростков безвреден. Он касается таких бытовых происшествий, как несделанная домашняя работа, невыполненные домашние обязанности или потеря и порча какой-то одежды. Родитель должен принять решение, когда ему необходимо превратиться в полицейского, чтобы заставить признаться в содеянном, а когда лучше уклониться от борьбы с подростком и начать выстраивать доверительные отношения.

Насколько важно знать правду? У каждого родителя «размер ставок» может различаться, но у всех матерей и отцов, которые подозревают, что ребенок мог пострадать физически, например употреблял наркотики или пошел по преступному пути, должны быть причины добиваться правды.

Те же принципы действуют и в отношении маленьких детей. Опасения, что им был нанесен физический вред, что они стали жертвами сексуальных домогательств или совершили преступление, в частности кражу, могут оправдать жесткие меры.

Когда нашему сыну Тому было 9 лет, мы дали ему 5 долларов на субботний киносеанс и 50 центов на конфеты и попросили вернуть сдачу. Он вернулся домой без денег и сказал, что на улице на него напал неизвестный в маске. Дальнейшие расспросы показали, что это была выдумка, но Том так и не признавался, что потратил деньги на себя. От отчаяния он громоздил одну невероятную ложь на другую.

Мы решили, что надо заставить его сознаться, расспросили обо всем мальчика, с которым они ходили в кино, и выяснили, что остаток денег (1 доллар) был потрачен на солодовое молочное драже. Мы загнали Тома в угол. В конце концов, он признался во всем. Мы сыграли в полицейских и выиграли. Но стоило ли так унижать мальчика? Неужели дело было настолько серьезным, что в этом признании была необходимость? Как только мы поняли, что он нас обманывал, можно было избавить его от этого последнего унижения. Мы могли бы сказать: «Для нас важно, чтобы ты нам не врал. Мы хотим доверять тебе, иначе больше не отпустим одного в кино. Мы тогда будем слишком волноваться за тебя. Если бы ты не соврал нам и признался, что потратил деньги на конфеты, мы бы тебя не наказали так серьезно».

И эта позиция помогла бы завести договор о доверии, а не доводить Тома до слез и упрямства. Мы могли бы запретить ему ходить в кино на неделю, чтобы показать, что перестали ему доверять. Но мы бы не довели дело до конфронтации по принципу «победивший полицейский — униженный преступник».

Зачастую ложь маленьких детей выглядит как хвастовство или небылицы. Сын рассказывает вам, что он лучший игрок в команде, а вы знаете, что он играет неважно; ваша восьмилетняя дочь хвастается, что у нее пять лучших подружек, но вы уверены, что она выдает желаемое за действительное. Такая ложь обычно говорит о том, что ребенку нужна помощь. Вашему ребенку может быть очень не по себе. Как бы то ни было, ребенок хочет привлечь к себе внимание, и вам нужно выяснить, что пошло не так в его жизни. Хотя показать, что ему не удалось провести вас, необходимо, лучше использовать его откровения для того, чтобы выяснить, что же скрывается за такой похвальбой.

 

Шлепать или не шлепать?

Родители могут отказаться от борьбы с ребенком и сконцентрироваться на том, чтобы установить с ним доверительные отношения. Но родителям все же приходится думать, как наказать ребенка, если они считают, что тот провинился и должен ответить. Правильно отреагировать и на проступок, и на ложь, с помощью которой его пытались скрыть, трудно многим родителям. В таком вопросе, как дисциплина, нет четких правил. Многие родители приводят детей в чувство так, как это делали их родители, за неимением иной модели.

Мэри Бергамаско из Хейворда, Калифорния, была арестована за жестокое обращение с ребенком. Она одела семилетнего сына в костюм свиньи и выставила в таком виде на всеобщее обозрение на лужайке перед домом, прицепив к его одежде надпись (передаю дословно): «Я — грязная свинья, урод — вот кто я всякий раз, когда вру и ворую. Смотрите, как я визжу! Мне связали руки, потому что мне нельзя доверять. Это мне урок на будущее. Смотрите. Смейтесь. Вор. Кража. Плохой мальчик».

Мэри оправдывалась, что мальчик врал и воровал как законченный преступник. Она рассказала, что ее мать наказывала ее точно так же. «Но, — продолжала она, — я не жгла ему руки, как это делала со мной моя мать» [8].

Средства массовой информации освещали эту историю и рассказывали о вмешательстве в нее отца мальчика, который до того виделся с ним лишь пару раз, чтобы добиться опеки над ним. Самое интересное в этой истории то, как разделились мнения людей. Многие считали, что это просто ужасающий поступок, а другие полагали, что это адекватный способ наказания за содеянное. В конце концов, говорили люди, она же его не била.

Специалисты в этой области так же расходятся во мнениях, как и обыватели.

Мартин Хоффман и Герберт Зальцштайн провели широкомасштабное исследование с учащимися седьмых классов в 1967 году, выясняя соотношение дисциплинарных мер и нравственного развития ребенка (измерялось с помощью письменных тестов с использованием карандаша и бумаги). Ученым помогали учителя, сверстники и родители учеников. Дети и родители рассказывали о мерах дисциплинарного воздействия, которое применялось в семье. Эти меры разделили на три категории: силовое воздействие, когда родитель применял к ребенку силу и проявлял свою власть над ним; отказ любить ребенка, который выражался как гнев или неодобрение, но физическое наказание при этом не использовалось; разъяснительная беседа, во время которой родитель указывал ребенку на последствия его проступков.

Разъяснительная беседа победила силовое воздействие и отказ любить с разгромным счетом [9]. Это означает, что если ребенку постоянно разъяснять последствия его проступков и их влияние на окружающих, то у него больше шансов усвоить урок и не повторять ошибок в будущем. Тот ребенок, которого физически наказывали за плохое поведение или которому отказывали в любви, с меньшей долей вероятности усваивал урок. Отец, убедительно объясняющий, почему он так волнуется, когда ребенок возвращается домой позже дозволенного, с большей вероятностью сможет привить чувство ответственности и честность, чем тот, кто обрушивает на ребенка свою ярость.

Даже маленькие дети способны осознать, как их обман влияет на взаимоотношения с родителями, учителями и друзьями. Родитель может апеллировать к гордости ребенка и его стремлению быть взрослым.

Это принципиально противоречит подходу «пожалел розгу — испортил ребенка», но специалисты отходят от такого принципа все дальше. В издании 1945 года книги «Ребенок и уход за ним» доктор Бенджамин Спок написал: «Я не очень-то одобряю, когда ребенка шлепают, но это явно лучше, чем молчаливое неодобрение, так можно разрядить обстановку — и для ребенка, и для взрослого». Но уже в издании 1985 года он категорически отвергает это, утверждая, что так дети усваивают, что «тот, кто сильнее и больше, может проявлять над другим свою власть, независимо от того, правильно это или нет». Он даже считает, что традиция шлепать детей повысила уровень насилия в Соединенных Штатах [10].

Хотя некоторые с этим не согласны, большинство экспертов в области воспитания детей в наши дни пришли к заключению, что родителям следует найти альтернативные способы завоевать уважение своих детей. Как сказал консультант Департамента защиты детей и юношества штата Коннектикут, «большинство малолетних преступников воспитывались ремнем, палкой, хлыстом или кулаками» [11].

Большинство экспертов теперь убеждены, что воспитание, построенное на силовом воздействии, например физическом наказании или угрозах, приводит к более низкому уровню нравственности. Оно заставляет бояться наказания, а не приучает вести себя в соответствии с моральными принципами.

Что касается лжи, то ребенок, которого подвергают жестоким физическим наказаниям, обманывает чаще, чтобы избежать их. Такие дети так и не достигнут того уровня развития, на котором они воздерживались бы от обмана, потому что так они могут утратить доверие людей или потому что ложь может привести к серьезным последствиям. Эти дети всегда будут считать, что ложь — это способ избежать страданий.

А вот родители с экспертами не согласны. Исследование, проведенное в Нью-Гэмпшире в 1984 году лабораторией семейных исследований, продемонстрировало, что 88 % опрошенных родителей шлепали детей. Конечно, 50 % утверждали, что пошли на это в качестве крайней меры, а 33 % заявили, что были в тот момент расстроены и вышли из себя. Опросы, проводимые с 1920-х годов, продемонстрировали сходные результаты [12].

Неудивительно, что родители не разделяют господствующих среди исследователей убеждений. Фактически физическое наказание — такая же типичная черта американской жизни, как вишневый пирог. Джорджа Вашингтона, скорее всего, тоже шлепал отец, но в результате вырос честный человек. Исследование колониальных традиций воспитания детей продемонстрирует такое, что даже самые ярые защитники физического наказания покажутся добросердечными и мягкотелыми.

Наши предки-пуритане верили, что дети приходят в этот мир, отравленные грехом, во власти порочных страстей, а их разум слаб. И роль родителей, в особенности отца, заключается в том, чтобы выбить из них эти порочные страсти и воспитать порядочными людьми. Для этого требовались упорство и жесткий контроль, который сопровождался наказанием, часто ударами хлыста. Поскольку считалось, что матери потакают детям во всем и слишком мягко к ним относятся, именно отец обязан был следить за воспитанием. Поэтому по закону право опеки над детьми предоставлялось отцу, а не матери, если семья распадалась [13].

Джон Уэсли, один из отцов-основателей Методистской христианской церкви, ясно изложил взгляды на воспитание, господствовавшие в XVIII веке, в своей «Проповеди о воспитании детей» в 1783 году:

«Потакать прихотям детей, как это нам свойственно, значит сделать их нравственную болезнь неизлечимой. Мудрый родитель, с одной стороны, должен сломить их волю, как только она начинает проявляться. Во всем искусстве христианского воспитания нет ничего важнее этого. Воля родителей для маленького ребенка должна быть подобна воле Господа. Но чтобы исполнить это, вам понадобятся невероятные твердость и решимость, ибо, раз вступив на этот путь, свернуть с него вам уже никогда не дано. Вы должны следовать прямым путем, ваше внимание не должно ослабевать ни на час, иначе все плоды ваших трудов будут потеряны» [14].

Джон Уэсли свято верил, что ложь нужно искоренять любыми средствами. «Научите их, что все лживое происходит от дьявола, лгуна и отца лжи. Научите их питать отвращение и презрение ко лжи и не только лжи, но и всяческим уловкам, хитрости и неправде» [15].

К XIX веку дисциплинарные меры смягчились, и мать заменила отца в качестве главного воспитателя детей. Частично это произошло из-за того, что отцы перестали работать только на ферме и теперь проводили рабочее время в конторах и на заводах. И детей больше не считали изначально греховными. Возросла роль сердечной привязанности, а не жесткой дисциплины.

В популярной книге «Мать дома» приходской священник Джон С. Эбботт советовал:

«Постарайтесь не быть слишком суровыми. Если постоянно придерживаться своих принципов эффективного воспитания, строгость будет нужна крайне редко; если, когда налагается наказание, вы ведете себя сдержанно и с достоинством, то часто наказывать не придется. Пусть мать будет нежной и любящей со своими детьми. Пусть она разделяет их невинные увлечения. Пусть она пользуется доверием детей, потому что изо всех сил стремится сделать их счастливыми. И пусть она чувствует, когда дети провинились, не раздражение, но грусть и пусть наказывает их с этой грустью в душе, а не в гневе» [16].

Идея отказаться от телесных наказаний и заботиться о детях с любовью кажется привлекательной многим родителям, но что будет, если этого недостаточно? Прекрасно, когда ребенку разъясняют, каковы будут последствия его дурного поведения, чтобы терпеливо вразумить его. Но, конечно, иногда нужно больше.

Коре 12 лет, и она постоянно врет маме о том, что выполнила домашнюю работу. Даже когда ее мама Сьюзен получила записку от заместителя директора школы о проблемах дочери с домашней работой, Кора все отрицала и убеждала мать, что ее просто перепутали с другой девочкой. Мама Коры пошла в школу и узнала от учителей, что во всем остальном, кроме домашней работы, девочка ведет себя нормально. Заместитель директора предположила, что у Коры трудный возраст, когда дети бросают вызов авторитетам.

В этой ситуации все увещевания Сьюзен о том, что нужно быть честной, Кора, похоже, пропускала мимо ушей. Нужно было действовать строже. Как и во всех связанных с обманом случаях, здесь было два проступка: невыполненное домашнее задание и ложь, чтобы скрыть это. Правильное наказание должно было отделить два неблаговидных поступка друг от друга.

Во многих семьях наказывают все жестче за продолжающиеся проступки, например запрещают смотреть телевизор или говорить по телефону или держат под домашним арестом. Эго довольно хорошо помогает, но это пассивные наказания, и они обычно сами по себе не связаны с совершенным проступком. Активные наказания, непосредственно относящиеся к совершенному проступку, гораздо эффективнее. Если ваш старший сын постоянно бьет младшего брата так, что у того появляются царапины и ссадины, а потом уверяет, что и пальцем его не трогал, то адекватным наказанием будет взять на себя обязанности младшего брата по хозяйству. Часть наказания будет компенсацией для пострадавшего.

Что касается Коры, Сьюзен решила присутствовать при выполнении домашнего задания и запретила ей смотреть телевизор. Она была уверена, что дело было именно в телевизоре. Она объяснила Коре, что через две недели снова доверит ей выполнять домашнюю работу самостоятельно и не будет стоять у нее над душой. Она довела до сведения дочери, что врать про несделанную домашнюю работу гораздо хуже, чем просто ее не выполнять. Она объяснила, что превращаться в полицейского для нее унизительно, и ей прежде всего хотелось бы снова доверять дочери. Если у Коры все будет хорошо в школе, то она снова сможет смотреть телевизор в конце месяца.

Похоже, такое наказание и за совершенный проступок, и за то, что Кора наврала, на нее подействовало. Тот, кто провинился, должен понимать, что получил два разных наказания за два разных проступка. Наказанием за вранье стало отсутствие доверия. Будет справедливо наказывать того, кто вернулся домой позже, чем положено, запретом выходить из дома в течение нескольких вечеров. А потеря доверия будет доходчиво продемонстрирована, если виновника обяжут звонить домой раз иди два за вечер.

Итак, нет наказаний с гарантированным эффектом, и, как мы могли убедиться, в обществе по-разному воспринимают наказания. Вот некоторые рекомендации ученых и психологов, отражающие наиболее эффективные способы общения с детьми:

• избегайте телесных наказаний;

• отделяйте наказание за обман от наказания за проступок, который скрывали;

• чтобы поощрить развитие внутренних нравственных принципов, подчеркните, как проступок отразится на окружающих; недостаточно просто заметить, как это плохо;

• наказание должно быть адекватно совершенному проступку.

Что делать родителю, если после долгих недель обсуждений проблемы и постоянных наказаний ребенок так и не выполняет домашнюю работу, продолжая врать об этом и о чем-то еще? В главе 2 указывалось, что между укоренившейся привычкой ребенка врать (что сопровождается рядом других неблаговидных поступков) и склонностью совершать преступления во взрослом возрасте существует непосредственная связь. Это не значит, что ваш ребенок непременно станет преступником, просто это серьезный сигнал о том, что ребенку нужна консультация специалиста. К сожалению, детской ложью врачи не занимаются. Ваш педиатр не отнесется к этой проблеме так же серьезно, как вы. Именно вам, родителю, обеспокоенному этой проблемой, придется осваивать профессию психотерапевта, чтобы отыскать такого специалиста, который обладает опытом и необходимым профессионализмом, чтобы помочь детям, превратившимся в хронических обманщиков.

 

Особые поводы для лжи: развод и группа продленного дня

Мы, современные родители, унаследовали все те проблемы, с которыми сталкивались наши родители, воспитывая нас, но к ним добавились и новые. Практически половина наших детей столкнется с разводом родителей, а более половины из них, безусловно, проведут значительную часть своей жизни в группах продленного дня.

Такие изменения в сегодняшней жизни наших детей часто заставляют нас беспокоиться и метаться, не зная, что предпринять; и нет четких рекомендаций, как с этим справляться. Родители, которым трудно противостоять детскому обману в благоприятных обстоятельствах, совершенно теряются, когда сталкиваются с этой проблемой в особых ситуациях.

Развод

Если существующий уровень разводов сохранится, то как минимум половина детей в возрасте до 18 лет столкнется с разводом родителей [17]. Развод травмирует и родителей, и детей. И те и другие могут начать поступать странно, когда у них истощены эмоциональные ресурсы, позволяющие справиться с нестандартным и неадекватным поведением. Мой собственный опыт семейного юриста и разведенной матери убедил меня в том, что мало кто из детей в состоянии избежать психологической травмы из-за развода родителей.

Ложь родителей о разводе

Обычно, когда распадается семья, первыми начинают врать родители. Развод, как правило, назревает годами, и его симптомы очевидны для ребенка. Но при этом родители считают своим долгом ограждать ребенка от правды, чтобы не травмировать его. В критический момент распада семьи большинство родителей скрывают важную информацию или просто лгут детям, чтобы они сумели все это пережить. В одном из самых подробных исследований, как именно влияет на детей развод, «Как пережить разрыв», где обобщены результаты пятилетней работы с 60 семьями и 131 ребенком, авторы Джудит С. Валлерстайн и Джоан Берлин Келли рассказывают о том, что 4/5 детей из семей, в которых родители развелись, не получили внятного объяснения, почему произошел развод, и гарантий того, что о них и дальше будут заботиться. Они просто проснулись однажды утром и обнаружили, что один из родителей исчез. Родители обычно так поглощены собственными проблемами, что им не до детей. Менее 10 % детей получили помощь от взрослых в своей семье или от друзей семьи, а менее 5 % получили поддержку в своем церковном приходе или утешение от священника [18].

Одна моя студентка Марджори, которой сейчас 20 лет, рассказала мне о том, как распалась ее семья десять лет назад: «Однажды за ужином мама сказала нам, что папа уезжает в длительную командировку на несколько недель. Это было необычно, потому что папа редко куда-то уезжал. Мы все спрашивали о нем неделя за неделей, но мама всякий раз сердилась на нас. И вот мы перестали задавать вопросы. Мы просто больше не говорили о папе, даже когда мы с братом оставались одни. Словно у нас появилась страшная тайна, о которой нельзя было говорить. Я снова увидела папу только три года спустя».

Детская ложь после развода родителей

Болезненный переходный период после развода — это время, когда все привычные для ребенка жизненные устои пошатнутся или полностью разрушатся. Дом, школа, старые друзья — все, что формировало идентичность ребенка, у которого было два родителя, исчезает. В этот период нравственное развитие ребенка может серьезно пострадать, и временами он деградирует, совершает кражи, хитрит и обманывает.

Многие дети уходят в защитный мир фантазий. Валлерстайн и Келли упоминают о девочках, которые фантазировали по поводу отсутствующих отцов и в этих мечтах становились центром их внимания. Четырехлетняя Вэнди рассказала по секрету, что она постоянно видится с отцом (это неправда). У него есть своя квартира, но «он живет со мной. Он спит в моей кроватке каждую ночь» [19].

Именно от поведения родителей в значительной степени зависит поведение детей. Многие из тех, чьи родители развелись, обязательно пострадают от последствий лжи и полуправды, которые обрушатся на них после развода. Для многих это станет жестоким уроком, который навсегда научит их говорить правду. Валлерстайн и Келли вспоминают о разговоре с 14-летней Келли, которая сказала: «Хотя мои мама и папа вели себя нечестно и я тоже, я вдруг перестала врать. Я приняла решение не быть, как они, и всегда говорить правду» [20].

Несмотря на то что родители не могут оградить своих детей от психологической травмы при разводе, они способны облегчить их тревогу, общаясь с ними более откровенно до развода, во время и после него. Детям нужно знать, что происходит, а от слащавых и лживых объяснений или их отсутствия они лишь больше забеспокоятся. А самое главное — родителям не следует обманывать детей, подрывая доверительные отношения, которые так важны в этот непростой момент. Хотя родителям необязательно вдаваться во все детали своих разногласий, они должны объяснить детям, что происходит и что их ждет в будущем. Им нужно убедить детей, что хотя они и будут жить раздельно, но это не значит, что они покинули их.

Визит к другому родителю и детская ложь

Во многих семьях, которые прошли через развод, несколько месяцев спустя устанавливается определенный порядок в отношении опеки и посещения второго из родителей. Мой опыт семейного юриста свидетельствует о том, что эти визиты создают особые проблемы в воспитании честного ребенка. И в лучших условиях ребенок не знает, кому из родителей он больше предан, и на его повседневной жизни это тоже отражается. В силу распространенной тенденции (как я считаю, необоснованной [21]) предоставлять обоим родителям равные права в опеке над ребенком некоторые дети в буквальном смысле проводят половину недели с одним родителем, а вторую половину — с другим. Дети в подгузниках мечутся между двумя домами в соответствии с идеально выверенным графиком опеки.

Даже более традиционные условия опеки, когда ребенок проживает с одним родителем, а с другим видится по выходным и пару вечеров в неделю, раскалывают мир ребенка напополам. Ему предъявляют противоречащие друг другу правила относительно того, что есть, надевать пижаму или нет, и всех мелочей, из чего складывается атмосфера, в которой он растет. Ребенок должен стать невероятно гибким, чтобы не расстраивать ни одного из родителей.

Чтобы справиться с этой новой неспокойной жизнью и необходимостью быть преданным каждому из родителей по отдельности, ребенок зачастую возводит в своем сознании ясно различимую виртуальную стену. По моему собственному опыту и опыту моих друзей и клиентов, которые прошли через оформление опеки над ребенком, дети крайне неохотно обсуждают все, что касается происходящего в доме другого разведенного родителя.

Его отказ делиться увиденным часто идет вразрез с навязчивым желанием одного разведенного родителя узнать, что происходит в доме второго. Многие родители, эмоционально пострадавшие во время развода, настойчиво стараются выяснить детали личной жизни экс-супруга (экс-супруги), в какие рестораны водили ребенка, им интересны даже детали обстановки дома и что стоит на кухне в новой квартире их бывшего (бывшей). Кроме того, естественное стремление родителя защищать и контролировать ребенка касается и того времени, которое он проводит в новом доме. Ребенка разрывают на две части. Рассказать обо всем этом означает для него предать другого родителя, а не рассказать означает рассердить или расстроить того родителя, который об этом спрашивает. Многие дети выходят из этой невыносимой ситуации, просто создавая свой иллюзорный мир.

Одна из моих клиенток, назовем ее Мардж, сердито рассказывала мне: «Вы не представляете, что вытворяет Джон. Лиза сообщила мне, что он живет в шикарном доме с бассейном и каждый вечер ходит по дорогим ресторанам. Откуда у него такие деньги? Он утверждает, что полностью на мели!» Когда Мардж узнала, что Джон живет очень скромно и никакого бассейна у него нет, она была в шоке. «Зачем же Лиза наврала мне?» — спросила она меня в крайнем удивлении.

Неприкосновенность личного пространства для детей очень важна, но ребенку, который пытается выжить, балансируя между двумя мирами, стараясь порадовать обоих родителей, она просто жизненно необходима. Из-за страха потерять над ребенком контроль, изнывая от желания выяснить, что же происходит в жизни разведенного супруга (супруги), родители часто забывают о том, что ребенку нужно хранить свои секреты.

Главное — это потребности ребенка. Чтобы не загонять его в тупик, родители должны составить список важных пунктов, которые действительно необходимо знать. Например:

• не заболел ли ребенок во время посещения другого родителя;

• не подвергся ли ребенок физическому или эмоциональному насилию.

За исключением этих пунктов остальное можно просто выслушать — спокойно, дружелюбно и без комментариев (если ребенок сам захочет что-то рассказать). Чтобы удержаться от лишних вопросов, со стороны родителей потребуется значительное волевое усилие, но именно так нужно вести себя, стремясь обеспечить нормальное развитие ребенка в умственном и эмоциональном отношении.

Родители-одиночки и детская ложь

Одно из последствий развода заключается в том, что многие дети проводят большую часть своей жизни с одним из родителей. 90 % этих родителей — матери. Чтобы заботиться о ребенке, нужна энергия двух родителей, а еще мать-одиночка загружена работой и страдает от нехватки денег. Более чем половину времени семьи, во главе которых стоит одинокая мать, ведут неравный бой с бедностью.

Семья с одним родителем точно так же может обеспечить ребенку полноценное нравственное воспитание, как и полная семья. Иногда развод заставляет родителя и ребенка сплотиться, и у детей возникает повышенное чувство ответственности, которое может послужить стимулом для его душевного развития.

Потенциальный смертельный враг родителей-одиночек — недостаток времени. Мать (или отец) в стремлении работать за двоих получает слишком мало помощи извне или не получает вовсе; зачастую она так измотана, что не в состоянии постоянно присматривать за ребенком и воспитывать его так, как нужно. Ужин, который в былые времена собирал за столом всю семью и давал возможность неспешно поговорить о разных вещах, теперь зачастую сводится к быстрому перекусу в придорожном кафе или превращается в механическое поглощение пищи перед экраном телевизора.

В широкомасштабном исследовании Дорнбуш и другие ученые Стэнфордского центра исследований детства изучили семейную ситуацию и модели социально неприемлемого поведения 7514 подростков. Исследователи сравнивали детей из полных и неполных семей, также учитывались семейный доход и образовательный уровень родителей.

Было обнаружено, что подростки из неполных семей с одинокими матерями больше склонны к девиантному поведению, чем те, которые росли в полных семьях, при этом мальчики более склонны к правонарушениям, чем девочки [22]. Ложь — лишь один из социально неприемлемых видов поведения, который был выявлен в неполных семьях, где единственным родителем была мать; были отмечены и такие формы девиантного поведения, как приводы в полицию, прогулы школы, проблемы с дисциплиной и уходы из дома.

Значительное различие между полными и неполными семьями заключалось в том, как принимались решения в семье. В семьях с единственным родителем мальчики гораздо чаще, чем девочки, имели возможность принимать решения самостоятельно, а в полных семьях родители оказывали большее влияние на принятие решений.

Почему же в семьях одиноких матерей решения принимались иначе? Хотя все семьи отличаются друг от друга, легко представить, как перегруженная работой мать-одиночка теряет контакт со своим сыном и не может его должным образом контролировать. Решения в семье принимаются относительно того, что надеть, на что потратить деньги, с кем дружить и во сколько возвращаться вечером домой. Очевидно, что все подростки стремятся решать подобные вопросы самостоятельно, когда становятся старше и хотят получить независимость, но там, где главой семьи является мать, мальчики-подростки, скорее всего, берут контроль над этим в свои руки в более раннем возрасте.

Некоторые одинокие матери просто физически не способны контролировать взрослеющего мальчика. Моя подруга Ронда одна воспитывала сына в течение десяти лет. Они с Джейсоном прекрасно ладили друг с другом, пока ему не исполнилось 14 лет. И тогда он даже не попытался найти предлог, чтобы вернуться домой позже, чем она требовала; он просто заявил: «Я задержусь. И как ты сбираешься помешать мне?» У Ронды опустились руки. Она жаловалась мне: «Он на шесть дюймов выше меня и весит на 40 фунтов больше, как я с ним справлюсь?»

Мы могли бы возразить, что Ронде необязательно применять физические меры воздействия, что есть и другие более эффективные способы убеждения, но она так не считает.

Была замечена любопытная деталь, что когда в семье с родителем-одиночкой есть другие взрослые, то решения принимаются приблизительно так, как и в полных семьях, и уровень подростковой девиантности в них ниже. Таким взрослым может быть дедушка или бабушка, любимый человек или друг, но не другой ребенок, не мачеха и не отчим.

Ученые пока не выяснили, каким образом присутствие другого взрослого влияет на характер принятия решения в семье. Возможно, этот человек просто оказывает одинокой матери моральную поддержку или с ним интересно пообщаться за семейным ужином. Или, может быть, другой взрослый помогает матери по дому, поэтому у нее больше свободного времени.

Мачехи и отчимы

Примерно 75 % разведенных женщин и гораздо большее количество мужчин вступают в повторный брак. У одного из шести детей в Америке есть отчим или мачеха. Такие новые семьи обладают определенными характеристиками. Например, у нас такая семья. Том — мой сын от первого брака, а восьмилетняя Ева — наш общий ребенок. Мы все ощущаем на себе, какие проблемы при этом возникают.

Непонятно, на пользу или во вред ребенку будет появление мачехи или отчима. В исследованиях Стэнфордского центра исследований детства, о которых уже упоминалось, было обнаружено, что присутствие отчима не снижало процент девиантного поведения мальчиков-подростков по сравнению с семьями матерей-одиночек, а вот присутствие другого взрослого оказывало на них положительное влияние. Для девочек-подростков положительное влияние отчимов было несколько более ощутимым по сравнению с теми семьями, где девочек воспитывали одинокие матери [23].

Дети, которые выросли в семьях с мачехой или отчимом, уже пострадали от развода, а теперь у них появляются и новые проблемы. Большинство детей будут по-прежнему навещать своих биологических родителей, так что их жизнь уже поделена напополам. Время для посещений в семье с новыми родителями может измениться, что нарушит основной распорядок. В семье с новым родителем, по крайней мере на первых порах, возникнет противостояние между двумя стилями жизни. Поэтому ребенку придется научиться жить уже в рамках трех разных семейных укладов.

С точки зрения такого принципиального вопроса, как дисциплина (которая оказывает значительное воздействие на нравственное развитие ребенка), противоречащие друг другу стили общения взрослых могут нанести ребенку существенный вред. Я нечаянно услышала, как восьмилетняя подружка моей дочери рассказывала ей: «Мама не пускает меня гулять, отчим на меня кричит, а мой настоящий папа шлепает». Даже в полной семье возникают разногласия относительно стиля воспитания и дисциплины, а в семье с новым папой или новой мамой путаница лишь усиливается.

Лучший совет от исследователей таких семей заключается в том, что новым отношениям нужно сформироваться и окончательно сложиться, а для этого требуется время. В большинстве случаев ребенок будет скептически относиться к переменам в семейной жизни. Он будет ощущать прилив преданности к отсутствующему родителю. Новоиспеченный родитель поступит самонадеянно, если постарается заменить ребенку биологического родителя. Это только породит отчуждение. С другой стороны, невыполнимо и даже невозможно совместить две семьи с двумя разными наборами правил. Традиция семейных советов, на которых дети имеют право голоса, участвуя в создании новых правил, признаваемых всеми членами семьи, — отличная идея. И спустя какое-то время новый родитель должен взять на себя ответственность за то, чтобы устанавливать правила поведения.

Меняются не только эти принципы, меняются все действующие лица, когда образуются новые семьи. Дети, которые были в центре внимания одинокого родителя, часто начинают понимать, что теперь их место — в массовке. Им, возможно, придется жить в одной комнате с новыми братьями или сестрами либо с теми детьми, которые родятся в новом браке. Полномасштабная драма соперничества между детьми, образование новых отношений — все это обрушится на них.

Нетрудно понять, почему такие вновь образованные семьи создают эмоциональное напряжение, угрожая уверенности ребенка в себе самом. В этих обстоятельствах дети, безусловно, могут придумывать всякое, чтобы укрепить пошатнувшуюся веру в себя.

Честные, порядочные и уважающие себя дети могут вырасти и в семье с отчимами и мачехами, но родителям нужно приложить для этого больше усилий, чем в обычных полных семьях. Например, им следует:

• настаивать на том, чтобы биологический родитель устанавливал правила поведения (по крайней мере до того, как сложатся взаимоотношения в новой семье);

• часто устраивать семейные советы, где у детей будет право голоса;

• уделять особенно пристальное внимание потребностям детей, которые могут чувствовать себя ущемленными из-за того, что у них появились новые братья и сестры.

Некоторые эксперты рекомендуют сходить на консультацию к семейному терапевту (превентивная мера, чтобы предупредить возможные проблемы).

Группа продленного дня и ложь

Проблема группы продленного дня при воспитании честного и порядочного ребенка заключается в том, что малыш больше времени проводит в компании чужих взрослых и детей, а не с собственными родителями. Если ребенок становится честным, подражая честным родителям, и если требования к дисциплине способствуют усвоению нравственных принципов, то как родители могут контролировать этот процесс, если они не находятся рядом со своими детьми?

Более 50 % матерей маленьких детей (в возрасте менее года) возвращаются на работу. Для большинства этих матерей это не прихоть, а необходимость. После перехода от экономики производства к экономике обслуживания средняя заработная плата в Америке упала на 13 % в период между 1975-м и 1983 годом [24]. Многие семьи отправляют детей в группу продленного дня не потому, что хотят этого, — им приходится это делать.

Эксперты не пришли к единому мнению относительно того, как группа продленного дня влияет на детей. Но учитывая растущий спрос со стороны работающих матерей, многие специалисты высказываются одобрительно.

Даже доктор Спок, который настаивал на том, что мать должна уделять ребенку все свое время, изменил позицию, о чем заявил в издании своей книги 1976 года. Он утверждал: «Родители, которые стремятся делать карьеру или выполнять значимую для них работу, не должны просто так отказываться от этого ради своих детей». Он предложил таким родителям прийти к своего рода «компромиссу между работой и потребностями их детей, обычно с помощью воспитателей» [25].

Но эксперты подчеркивают, что важна профессиональная, а не просто хорошая организация групп продленного дня или детских учреждений. С учетом современной государственной политики, которая предоставляет родителям право выбора — отправлять ребенка в воспитательное учреждение дневного пребывания или нет, — существуют многочисленные варианты групп продленного дня с качественным уходом по разумной цене. Есть отличные учреждения в Темпи, Аризона, в то время как в Дейтоне, Огайо, их меньше.

Мы, родители, должны ответственно подойти к выбору такой организации, чтобы быть уверенными, что там ребенку будет хорошо с эмоциональной точки зрения и что он получит достойное воспитание. Это нелегко сделать, потому что таких учреждений зачастую не хватает или их услуги стоят дорого, но решить эту задачу очень важно.

Бертон Уайт в своей книге «Первые три года жизни» утверждает, что родители или дедушки и бабушки — лучшие воспитатели для малышей. Если приходится искать воспитателей или няню на стороне, то, по его мнению, это налагает на родителей серьезную ответственность и требует хорошей подготовки.

Вот его рекомендации по этому вопросу, начиная с самых важных:

1) индивидуальный присмотр за ребенком у вас дома;

2) индивидуальный присмотр за ребенком дома у профессионального воспитателя;

3) семейный детский сад с профессиональным воспитателем, где еще могут быть не более двух детей в возрасте до 18 месяцев или три ребенка в возрасте от 18 до 32 месяцев;

4) некоммерческий центр дневного пребывания детей с профессиональными воспитателями и таким же количеством детей, как указано выше, под руководством профессионального педагога в сфере дошкольного образования;

5) платный центр дневного пребывания детей с такими же условиями, как указано выше [26].

Чтобы воспитать порядочного ребенка, родители должны быть уверены, что воспитатель разделяет их принципы в отношении дисциплины и стиля общения. Родителям должен предоставляться полный отчет о поведении ребенка, его хороших и плохих поступках. Родителям нужно доверять суждениям воспитателей о том, как корректировать проблемы с поведением ребенка, если это потребуется.

Четырехлетняя Мелисса вернулась домой из семейного детского сада и рассказала маме, что мальчик Джейсон, которому тоже 4 года, бьет ее каждый день. Мама забеспокоилась и тут же обратилась к матери, которая работала там воспитателем, с требованием решить проблему. Эта женщина производила впечатление решительного и опытного человека, и она полностью отвергла все обвинения, утверждая, что она никогда не позволяла детям бить и обижать друг друга.

Кому верить? Джорджия, мама Мелиссы, как и все работающие матери, очень надеялась на воспитателя и потратила много времени на поиски подходящей кандидатуры. С другой стороны, нельзя мириться с тем, что ребенка день за днем обижают. В этой ситуации Джорджия и воспитатель смогли договориться, и та пообещала внимательнее присмотреться к тому, как общаются Мелисса и этот мальчик. В конце дня педагог рассказала Джорджии, что мальчик Мелиссу вовсе не бил, но дважды отнимал у нее игрушку, ел ее картофельные чипсы за обедом и как минимум один раз подставил ей подножку.

Мелисса не врала, она просила о помощи. Эти постоянные происшествия, когда на новом месте новый мальчик терроризировал ее, она называла словом «бить». В данной ситуации мать сумела найти общий язык с воспитателем и была уверена, что они воспринимают ситуацию с одинаковой точки зрения. И она, и педагог поговорили с мальчиком и его родителями, и вскоре двое детей по-настоящему подружились.

Когда мы поручаем заботу о малыше чужому взрослому, просыпается наше инстинктивное желание быть защитником своего ребенка. Мы начинаем изнывать от чувства вины и страха, когда у нас возникает опасение, что за ребенком не будет должного ухода.

Неудивительно, что те немногие случаи сексуальных домогательств в отношении детей в детских садах породили массовую паранойю в обществе и спровоцировали страх перед детскими учреждениями. Мы не имеем в виду, что к рассказам вашего ребенка о недопустимых прикосновениях или сексуальных домогательствах не нужно относиться со всей серьезностью. (Я буду рассматривать ложь и сексуальные домогательства в следующей главе.) Но мы должны знать, что большинство сотрудников детских учреждений — ответственные и преданные своему делу люди, и хотя им очень мало платят и у них низкий статус в обществе, они держатся за свою работу, потому что искренне любят детей.

В те дни, когда происходили ужасные судебные разбирательства по поводу множественных обвинений в сексуальных домогательствах в отношении детей в детских учреждениях, я пришла забирать мою дочь из центра Монтессори. У Джен, ее воспитателя, 22-летней выпускницы Беркли, которая взяла академический отпуск на год, чтобы поработать с детьми, был очень грустный вид. Я спросила ее, что случилось, а она ответила: «Это несправедливо! Мы так работаем, так стараемся, мы так любим наших детей, а теперь все родители смотрят на нас с подозрением, и мы даже не можем больше обнять малышей!»

 

Заключение

Воспитать правдивых и достойных доверия детей, возможно, в наши дни гораздо более сложная задача, чем во времена наших родителей. И этот важный вопрос так мало изучался наукой. Нам приходится полагаться на господствующие среди экспертов мнения, которые, похоже, в значительной степени предопределены различными культурными потребностями и весьма противоречивы. Быстрая смена точек зрения на то, шлепать детей или нет, — тому пример. Очень мало или вовсе не изучался вопрос, как именно влияет развод на нравственное развитие детей.

Мне очень жаль, что единственный вопрос, который всерьез заинтересовал ученых, — это достоверность свидетельских показаний детей (я буду рассматривать его в следующей главе). Такая позиция вызывает сожаление, поскольку лишь кричащие заголовки о сенсационных происшествиях привлекают внимание ученого мира, в отличие от повседневной лжи, с которой мы, родители, сталкиваемся каждый день и которая не интересует средства массовой информации и исследователей.