«…И как видите, дорогая Нэнси, очень важно быть готовой в любую минуту пересмотреть даже то, что казалось несомненным. Скажем, мне, как и Вам, всегда внушали, что убийство — серьезное преступление, влекущее за собой ужасные последствия для того, кто его совершил, даже если речь шла о самозащите. Так вот, дорогая, ничего подобного, все это — бредни журналистов! И доказательством тому, что совсем недавно (а точнее, около полудня) я отправила на тот свет гражданина какой-то чужой страны, всадив ему пулю прямо в физиономию. Но не пугайтесь, моя девочка, я сделала это не просто так, а лишь потому, что этот тип позволил себе обойтись со мной невероятно нагло, оскорбив мою честь шотландки (я знаю, что Вы могли вообразить, но это не так). Негодяй хотел заставить меня умолкнуть как опасного свидетеля, но Вы же знаете, дорогая Нэнси, что заткнуть мне рот… Однако такой успех все же не вернул мне утраченной чести, и потому, закончив письмо Вам, я сразу отправляюсь искать то, что у меня украли. В случае поражения даже не знаю, что со мной станет, ибо, потерпев неудачу, я никогда не осмелюсь показаться на глаза сэру Дэвиду Вулишу. На кон поставлена репутация всего нашего пола, дорогая Нэнси. Следовательно, можете не сомневаться, что я намерена приложить все силы, и, если злая судьба пожелает, чтобы я пала в этой битве, прошу Вас, сохраните доброе воспоминание о Вашей

Иможен.

P.S. Что касается другой истории, давшей мне надежду наконец обрести семейный очаг, то тут я очень мало продвинулась вперед. Но я буду держать Вас в курсе, моя дорогая, поскольку, так или иначе, вы, конечно, не откажетесь быть моей свидетельницей вместе с Дженис. Целую Вас».

Мисс Мак-Картри решилась сходить в «Торфяники» к сэру Генри Уордлоу. Тот принял ее очень любезно и сообщил, что вынужден дня на четыре уехать в Лондон, где наверняка встретится с сэром Дэвидом, а потом выразил надежду, что по возвращении Иможен сумеет наконец передать ему документы, доставка которых была ей поручена. Шотландка поклялась сделать все возможное.

— Вы, конечно, знаете о драме, случившейся вчера в «Черном лебеде», сэр?

— Естественно.

— Мне пришлось выстрелить, защищаясь… Вы меня не осуждаете, сэр?

— Ни в коей мере, мисс Мак-Картри. Я, кажется, знаю, как звали вашего противника. Пусть никакие угрызения совести вас не тревожат. Вы оказали нашим агентам огромную услугу. Этот тип был для них постоянной головной болью. И я нисколько не сомневаюсь, что его появление в Каллендере непосредственно связано с похищением секретных планов «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь». Осталось выяснить, кто его здешний агент, то есть установить личность вора.

— Я уверена, что это мерзкий тип, якобы приехавший сюда из Уэльса. Впрочем, судя по тому, что ведет он себя как настоящий дикарь, это вполне может соответствовать действительности. Некто Герберт Флутипол. Он вечно путается у меня под ногами, но Тайлер и Мак-Клостоу не желают верить в его виновность и позволяют действовать безнаказанно. По-моему, это просто позор! Я уверена, что пакет у Флутипола, иначе зачем бы его принесло в «Черного лебедя»?

— Возможно, вы и правы, мисс, но, видите ли, в разведке самое главное — не поддаваться личным симпатиям и антипатиям. Никто не должен априори оставаться вне подозрений, и на вашем месте я бы повнимательнее пригляделся к этому мистеру Линдсею. Ведь именно в его комнате вы пережили такие тяжелые минуты!

— Эндрю?.. Но, сэр… откровенно говоря… мне кажется, он питает ко мне некоторые симпатии и даже, возможно, очень скоро попросит стать его женой…

— Порой под напускной нежностью скрывается обман, мисс Мак-Картри. Однако вам легче судить, как обстоит дело, и я вполне полагаюсь на ваш здравый смысл. Во всяком случае, вот что мне удалось для вас сделать. На почте у меня есть свой человек, и он осматривает все мало-мальски объемистые конверты. Это специалист, умеющий незаметно вскрывать и запечатывать любые письма и бандероли, причем в мгновение ока. Стало быть, у противника очень мало шансов без нашего ведома переправить бумаги по официальным каналам. И, уж простите меня, мисс Мак-Картри, но я дал приказ следить за господами Линдсеем и Флутиполом. Если в мое отсутствие один из этих джентльменов вздумает сесть на поезд или уехать из Каллендера иным путем, Эдинбург немедленно получит уведомление и примет соответствующие меры.

— Спасибо, сэр. Можете не сомневаться, что я не упущу ни единой мелочи, хотя и уверена в полной необоснованности ваших подозрений насчет Эндрю.

— Я всего лишь предупредил вас, мисс…

Сколько бы Иможен ни спорила, а замечания сэра Генри ее все же смутили. Но сердце не желало мириться с возможностью предательства со стороны Эндрю Линдсея. Человек всегда верит лишь в то, во что хочет верить. Однако у мисс Мак-Картри хватало мужества не отступать ни перед какой правдой, и она поклялась себе довести расследование насчет Эндрю до конца.

Возвращаться домой ей надо было через весь Каллендер. Добравшись до центра, Иможен заметила, что прохожие оборачиваются на нее и что-то шепчут друг другу, короче говоря, она вдруг стала привлекать всеобщее внимание. Не зная, радоваться ли такой популярности, мисс Мак-Картри решила зайти купить овсяных хлопьев. Не то чтоб они были ей позарез нужны, но бакалея Элизабет Мак-Грю и ее мужа Уильяма — единственное место, где можно точно узнать обо всем, что происходит в Каллендере.

Появление Иможен произвело сенсацию. Элизабет Мак-Грю, взвешивая фасоль для миссис Плюри, незаметно для себя всыпала в кулек лишние сто граммов. Уильям Мак-Грю показывал чулки миссис Фрэзер, но, увидев Иможен, сразу перестал слушать собеседницу. А старая миссис Шарп, собиравшаяся, как она делала на протяжении полувека, стянуть конфетку, забыв о любви к сладкому, воскликнула:

— Иможен Мак-Картри!

Это послужило сигналом к общему наступлению, и мисс Мак-Картри, окруженная со всех сторон, не знала кому отвечать. Элизабет Мак-Грю пришлось сухо напомнить, что все находятся в ее доме, и, следовательно, право первенства принадлежит ей. Кумушкам пришлось покориться и, отойдя от Иможен, уступить место миссис Мак-Грю. Та не замедлила воспользоваться преимуществом.

— Мисс Мак-Картри, я особенно счастлива вас видеть, с тех пор как узнала, с каким хладнокровием вы сумели выйти из затруднительного положения вчера в «Черном лебеде». Тайлер сказал нам, что вы уложили его одной-единственной пулей… Это правда?

— Одной хватило, миссис Мак-Грю… Я стреляла из папиного револьвера…

Миссис Шарп не удержалась от восторженного замечания:

— Будь милейший капитан еще жив, он бы гордился вами, Иможен Мак-Картри!

— Вы показали этому шпиону, что с девушками Горной Страны лучше не связываться! — поддержала ее миссис Фрэзер.

Иможен чувствовала себя на седьмом небе.

— Мисс Мак-Картри, может, вы расскажете нам, как это произошло? — снова вмешалась бакалейщица.

Мисс Мак-Картри заставила себя просить не больше, чем требовали приличия, и пустилась в повествование о своих приключениях, вдохновенно расцвечивая их такими подробностями, что вполне могла бы претендовать на духовное родство с легендарным Боб Роем, а по значению для нации ее подвиг оказался чуть ли не равен Баннокбернской битве. Все слушали открыв рот, и лишь миссис Мак-Грю, чувствуя, что ее власть и авторитет под угрозой, испытывала легкую зависть. Когда Иможен умолкла, Уильям Мак-Грю пылко пожал ей руку, уверяя, что теперь благодаря мисс Мак-Картри Каллендером заинтересуется все Соединенное Королевство. Элизабет тут же попросила супруга не отлынивать от работы, пользуясь появлением в лавке мисс Мак-Картри, а доставить ей удовольствие и сходить в подвал за керосином, поскольку наверху запас подходит к концу. Уильям рассердился.

— Господи Боже, Элизабет, неужели вы хоть на пять минут не можете оставить меня в покое?

— Во-первых, я попрошу вас, Уильям Мак-Грю, разговаривать со мной другим тоном, особенно при клиентах. А во-вторых, хочу вам напомнить, что мама родила меня на свет и до пятнадцати лет посылала в школу вовсе не за тем, чтобы я содержала никчемного бездельника.

Миссис Мак-Грю била по больному месту, ибо весь Каллендер знал, что если у бакалейщиков нет детей, то вина в этом целиком и полностью лежит на муже. Судя по выражению лиц, покупательницы получали огромное удовольствие: мало того, что они слышали рассказ Иможен, теперь их развлекают еще и семейной сценой! Но Уильям Мак-Грю после такого предательского удара больше не стал возражать и направился к лесенке, ведущей в погреб, однако, прежде чем исчезнуть в недрах бакалейного склада, он выпустил последнюю стрелу:

— Позвольте вам все же заметить, Элизабет Мак-Грю, что вы не уважаете своего мужа!

В этом простом замечании слышались отзвуки шекспировской трагедии, несмотря на то что из дыры в полу торчала лишь верхняя часть туловища Уильяма. Элизабет почувствовала справедливость упрека и, чтобы отвлечь внимание кумушек, снова обратилась к Иможен:

— Мисс Мак-Картри, а что вы ощутили после того, как прикончили мужчину?

Очень неловкий вопрос, поскольку в тот же вечер миссис Плюри разнесла всем сплетникам Каллендера весть, что у четы Мак-Грю дела идут хуже некуда и миссис Мак-Грю даже наводит справки о… короче говоря, миссис Плюри, конечно, пока не хочет никого ни в чем обвинять, но, если однажды в бакалее разразится драма, ее это удивит меньше, чем кого бы то ни было, и уж тогда она расскажет полиции все, что знает. Таким образом, в ближайшие несколько дней Элизабет тщетно ломала голову, почему все женское население Каллендера проявляет к ее особе столь назойливое внимание. Даже Тайлер, получив анонимное предупреждение, явился увещевать миссис Мак-Грю, а та, не понимая, по какому праву констебль вмешивается в ее семейную жизнь, рассердилась, наговорила гадостей и сделала Сэмюеля своим смертельным врагом.

Однако пока дело еще не зашло так далеко, и клиентки Элизабет ждали ответа Иможен.

— Вероятно, это как на охоте… Целишься, спускаешь курок — и добыча падает. Только потом соображаешь что к чему. И, честно признаюсь, нельзя не испытывать некоторого потрясения…

Как опытный оратор, Иможен понимала, что любопытство аудитории никогда не следует удовлетворять до конца, а потому она вежливо распрощалась с женщинами, заметив, что они наверняка увидятся в три часа дня на заседании следственного суда у коронера. Элизабет уже слегка завидовала новоиспеченной героине, а потому, как только мисс Мак-Картри вышла из бакалеи, решила нанести удар в спину.

— Все равно, — проговорила она, напустив на себя равнодушный вид, — если бы мистер Мак-Грю узнал, что я убила человека, пусть даже ради самозащиты… я уверена, он стал бы смотреть на меня совсем другими глазами и… и ему было бы не по себе…

Клиентки выразили бакалейщице полное одобрение, но миссис Плюри, считавшая себя необычайно проницательной особой, подумала, что подобная хитрость может ввести в заблуждение кого угодно, только не ее.

Обязанности коронера исполнял Питер Корнвей, владелец похоронного бюро. Он же делал надгробия и могильные плиты. Это был маленький щуплый человечек, как и требовало его ремесло, всегда одетый в черный костюм, с которого, впрочем, ему никогда не удавалось стряхнуть мраморную крошку, ибо трудолюбивый Питер с утра до вечера обтесывал надгробия.

Судебное разбирательство происходило в большом зале мэрии, куда принесли школьные скамьи. Питеру Корнвею помогали мэр Гарри Лоуден и секретарь Нед Биллингс. Весь Каллендер собрался в зале, не желая упустить ни малейших подробностей события, нарушившего тоскливое однообразие повседневной жизни. Сочтя, что ждать больше некого, Питер Корнвей встал, торжественно объявил заседание открытым и вызвал первого свидетеля, мисс Иможен Мак-Картри.

По просьбе коронера, надо сказать проявившего к ней необычайную предупредительность, Иможен снова рассказала о драме, в которой играла главную роль. Питер Корнвей попросил уточнить кое-какие детали, но как человек деликатный не стал акцентировать внимание на том, что мисс Мак-Картри без законных оснований взяла ключ от комнаты мистера Линдсея и в отсутствие хозяина забралась в жилище холостого мужчины. Выслушав показания Иможен, коронер предложил ей вернуться на место, что шотландка и сделала под общий восхищенный шепоток. И только самые проницательные граждане Каллендера обратили внимание, что Гарри Лоуден сидит с весьма недовольным видом и, по-видимому, не разделяет восторгов аудитории.

К Эндрю Линдсею сначала отнеслись недоверчиво, но ему удалось изменить общественное мнение в свою пользу, заявив, что он не знал покойного и, по-видимому, тот воспользовался отмычкой. Свидетель предполагал, что этот тип, увидев на лестнице «Черного лебедя» мисс Мак-Картри, бросился в первую попавшуюся комнату, но ему не повезло, поскольку именно туда и направлялась шотландка. Линдсей добавил, что он и в самом деле договорился о встрече с означенной мисс, но о причинах и целях этого свидания он никак не может говорить публично, ибо речь идет о высших государственных интересах. Слушатели по достоинству оценили деликатность чужака, а растроганная Иможен поняла, что Эндрю таким образом пытается спасти ее репутацию, и усмотрела в этом нежное признание… Повернувшись, мисс Мак-Картри одарила Линдсея самой лучезарной улыбкой. Эндрю слегка поклонился и тем окончательно завоевал симпатии женской половины аудитории.

Тайлер и Герберт Флутипол рассказали, как, зайдя в холл гостиницы «Черный лебедь» и услышав выстрел, они бросились на второй этаж, обнаружили, что дверь заперта, и, не без труда выломав ее, увидели труп незнакомца и лежащую в обмороке мисс Мак-Картри. На вопрос коронера оба ответили, что у них сложилось впечатление о непреднамеренном убийстве, совершенном в целях самозащиты. Последним давал показания Джефферсон Мак-Пантиш. С ним коронер обошелся гораздо суровее.

— Вы слышали рассказ свидетелей, Мак-Пантиш. Скажите, вы знали человека, которого нашли мертвым в комнате вашей гостиницы?

— Нет.

— А как вы можете объяснить то, что ему удалось проникнуть туда без вашего ведома?

— Я не могу этого объяснить.

Корнвей и Мак-Пантиш испокон веку терпеть не могли друг друга, и коронер не преминул воспользоваться удобным случаем поддеть врага:

— Короче, у вас не гостиница, а проходной двор?

Мак-Пантиш покраснел, как пион.

— Слушайте, Корнвей, вам бы…

— «Господин коронер», будьте любезны!

Джефферсон едва не задохнулся от ярости.

— Послушайте, господин коронер, вам бы не следовало дискредитировать мое заведение!

— Я лишь исполняю свои обязанности, мистер Мак-Пантиш, и вынужден констатировать, что вы предоставляете кров людям, о которых вам ровно ничего не известно. Признайтесь, что это все же довольно странно!

— Не более странно, чем то, что полиция не в состоянии выяснить, кто он такой!

Ответ вполне достойный, и Корнвей промолчал, однако Мак-Пантиш невольно задел честь констебля Тайлера. Сочтя, что Джефферсон позволил себе публично критиковать его действия, Сэмюель решил последить, насколько точно тот соблюдает закон о часах работы питейных заведений и продажи спиртных напитков.

— Короче говоря, мистер Мак-Пантиш, вы ничего не можете сообщить об этом типе?

— Могу. Это был не джентльмен.

— Откуда вы знаете?

— Джентльмены не ведут себя так бесцеремонно и не позволяют отправить себя на тот свет в гостинице, где не выпили даже стаканчика!

Выслушав всех свидетелей, коронер вынес вердикт. Он кратко перечислил все известные факты и заявил, что мисс Мак-Картри убила неизвестного ради самозащиты. Покойный, судя по отсутствию каких бы то ни было документов, был шпионом иностранной державы, а потому мисс Мак-Картри оказала услугу Великобритании и заслуживает поздравлений. Потом Корнвей добавил, что полиция действовала с похвальной оперативностью, а похороны состоятся за общественный счет, поскольку тело никто так и не востребовал. На сем судебное разбирательство закончилось.

Не успела Иможен выйти из мэрии, как к ней подошел Корнвей. Еще раз поздравив шотландку, он шепнул, что с радостью отдаст ей половину суммы, выделенной муниципальным советом на похороны жертвы. Иможен не успела возразить — к ней подскочил Гован Росс.

— Дорогая мисс Мак-Картри, я только сегодня вернулся в Каллендер и даже не подозревал о вашем подвиге! Примите мое глубочайшее восхищение! Какое мужество, какое хладнокровие!

Раздосадованный коронер отошел. Новоприбывший выглядел человеком весьма значительным, и Корнвею хотелось, чтобы мисс Мак-Картри представила их друг другу. Но Иможен при виде Росса тут же вспомнила об Аллане Каннингэме.

— Мистер Росс? Вот это сюрприз! А я уж думала, вы совсем забыли о Каллендере и о своих друзьях! Мистер Линдсей сказал мне, будто вы уехали в Эдинбург вместе с мистером Каннингэмом…

— Да. Аллан не может устоять перед возможностью открыть новую «звезду» мюзик-холла или кабаре. Я отправился с ним, чтобы помешать бездарно растратить отпуск и притащить обратно в Каллендер, на свежий воздух. Но парень совсем запутался в хитросплетениях контракта и приедет только через два-три дня. Надеюсь, мисс Мак-Картри, вы подробно расскажете мне о своем приключении, чтобы я мог потом поразить воображение друзей в лондонском клубе?

Иможен смущенно засмеялась, и этот низкий, грудной смех, по-видимому, глубоко взволновал Гована Росса. Шотландка в полном восторге подумала, уж не влюблен ли в нее и этот тоже. Меж тем к ним подошел Эндрю Линдсей, и все трое вышли из мэрии.

Мужчины решили проводить мисс Мак-Картри до дому, но по дороге Гован Росс попросил разрешения на минутку отлучиться — он хотел купить сигарет. Как только он отошел, Эндрю негромко осведомился, не согласится ли Иможен встретиться с ним в ближайшее время, поскольку он хочет сообщить ей нечто очень важное. Мисс Мак-Картри, догадавшись, что Линдсей решил наконец открыть ей сердце, потеряла голову от волнения и лишь пробормотала весьма неопределенное «да». А Эндрю, заметив, что к ним возвращается Росс, поспешно предложил увидеться через два часа на окраине Каллендера, у дороги в Килмахог. Там он ее подождет.

Иможен охватило такое смущение, что она только кивнула в ответ. Вне себя от счастья, она совсем не слушала болтовню Гована. У двери дома шотландка несколько торопливее, чем того требовали правила вежливости, распрощалась с обоими мужчинами, но ей не терпелось побыть одной, хоть немного прийти в себя и помечтать о ближайшем будущем.

Эндрю Линдсей ждал подругу на дороге в Килмахог, у тропинки, ведущей в лес, где Иможен по милости Флутипола едва не закончила дни свои в водах озера Веннахар. Мисс Мак-Картри показалось, что Эндрю ужасно нервничает. Но она отнесла это на счет естественного волнения, тем более что и сама чувствовала себя не в своей тарелке.

— Спасибо, что пришли, мисс…

— Разве это не естественно, Эндрю?

— Тем не менее это очень любезно с вашей стороны… Куда бы вам хотелось пойти?

Надеясь создать еще более благоприятную для себя обстановку (любовь только выигрывает, если к ней примешивается легкое восхищение), Иможен предложила показать ему место, где она упала в озеро. Как два юнца, охваченных первой любовью, они шли бок о бок, не говоря ни слова. Шотландка думала, что у ее друга, наверное, тоже комок в горле.

— Вон там! — трагическим голосом возвестила мисс Мак-Картри, как только они оказались на берегу, под сенью дерев.

— Простите?

— Вон там я упала в озеро! — немного обиженно уточнила Иможен.

— Ах, да…

Она могла объяснить столь неприличное равнодушие лишь тем, что, вероятно, Эндрю повторяет про себя торжественные фразы и слишком поглощен одной мыслью, чтобы думать о чем-нибудь другом.

— Может быть, сядем?

— С удовольствием.

Линдсей помог ей устроиться у подножия дерева возле самой воды. И легкий плеск волн вплетал в симфонию этого чудесного солнечного дня высокие, чистые ноты.

— Мисс Мак-Картри, мне очень трудно выразить то, что я хочу сказать вам, и я даже не знаю, с чего начать…

— Пусть вам подскажет сердце, Эндрю…

— Сердце?.. Ах, да… конечно… само собой… Мой дорогой, дорогой друг, могу ли я льстить себя надеждой, что вы питаете ко мне чуть больше, чем просто симпатию?

— Можете, Эндрю.

— Спасибо… мне очень нужна поддержка и… осмелюсь ли сказать?.. привязанность…

— Осмельтесь, Эндрю.

— Благодарю! Так вот… Мисс Мак-Картри, я ужасно встревожен!

— Встревожены?

— Почему этот тип сидел у меня в комнате? Вы же понимаете, что я не верю ни единому слову из того, что говорил у коронера. Парень вошел ко мне нарочно и наверняка ждал меня, чтобы убить.

— Убить вас? Но зачем?

— Потому что он несомненно принадлежит к банде, которая следит за нами, с тех пор как мы приехали в Каллендер… Меня часто видели с вами и, вероятно, воображают, будто мы действуем заодно. Сначала хотели уничтожить вас, а теперь решили расправиться и со мной… Эта мысль для меня совершенно невыносима…

Иможен была глубоко разочарована. Можно ли найти опору в человеке, который так празднует труса?

— Вы меня удивляете, Эндрю, — сухо заметила она. — Мне казалось, вы сделаны из другого материала… И чего же вы от меня ждете?

— Чтобы вы помогли мне бежать!

— Бежать? Вот уж слово, которое я не привыкла произносить и ни разу не слышала в доме своего отца! И, более того, позвольте мне выразить крайнее изумление, что, полагая, будто над нами нависла серьезная опасность, вы можете помышлять о бегстве, оставив любимую женщину на произвол судьбы!

— В том-то и дело, дорогая Иможен, в том-то и дело, что я хотел бы бежать вместе с вами!

— Сожалею, Эндрю, но на это вам нечего рассчитывать! В семье Мак-Картри не принято бросать дело на полпути… И не стану скрывать, вы меня очень разочаровали, Эндрю…

— Не сердитесь, Иможен!

— Я и не сержусь, просто мне немножко грустно… Если вы так хотите удрать, то почему бы вам просто-напросто не собрать чемоданы и не сесть в поезд?

— Я уже ездил на вокзал… и у меня сложилось впечатление, что за мной следят…

— Тогда наймите машину!

— Пробовал… но это значило бы оповестить всех и каждого, а кроме того, у гаража я наткнулся на людей, которым там явно нечего делать…

Линдсей врал, и Иможен это знала. Сейчас все в нем выглядело фальшиво: поведение, голос, жесты. Эндрю и в самом деле трясся от страха, но совсем не по тем причинам, которые он изложил мисс Мак-Картри. Иможен с горечью подумала, что Линдсей вовсе не собирается просить ее руки. И при мысли о том, в каком дурацком положении она оказалась, шотландку все больше охватывал гнев. В памяти смутно мелькало какое-то воспоминание, но Иможен пока не могла сообразить, что именно ее тревожит.

— Вы мне не откажете в этой маленькой просьбе, Иможен? У вас, по-видимому, есть очень могущественные покровители… Да-да, не спорьте, я точно знаю… Так что с вами я ничем не рискую… мы могли бы уехать в Лондон и там… вернуться к этому разговору… Я совсем один, дорогой друг, и уже так давно страдаю от одиночества, что, если я вам не безразличен… возможно, вместе…

Тут-то Иможен наконец и вспомнила, что сэр Генри предупредил ее о расставленных им наблюдателях на вокзале и на дорогах. Теперь истина открылась ей во всей наготе. Какой же она была дурой! Мисс Мак-Картри огромным усилием воли взяла себя в руки.

— Вы подлый обманщик, Эндрю Линдсей! — с поразительным спокойствием отчеканила она. — И боитесь вы не друзей того типа, которого я убила, а полиции. Вы не знаете, как выбраться из Каллендера вместе с украденными у меня документами. Да, Эндрю Линдсей, чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что такого проходимца, как вы, свет не видывал!

— Но… но, Иможен!

— Тот человек не случайно забрался в вашу комнату, он был вашим сообщником и пришел за бумагами. Как подумаю, что вы посмели разыгрывать всю эту любовную комедию…

— Я? Да вы же сами, старая психопатка, бросились мне на шею! Влюбиться в вас? Поглядите на себя в зеркало! Господи Боже! Да я помирал со смеху, слушая ваше мурлыканье ошалевшей кошки!

— Замолчите, негодяй!

— Вы считаете себя ужасно умной, а? Но я все о вас знал, несчастная дура, решительно все! Только кретин-англичанин мог поручить такое задание впавшей в детство шотландке!

Под градом насмешек и оскорблений Иможен думала только об одном: как бы не разрыдаться на глазах у этого подонка. Она с трудом встала. Линдсей последовал ее примеру.

— А я-то думала, вы шотландец, — сама не понимая, что говорит, пробормотала Иможен.

— Еще чего! Я приехал из страны, где ненавидят и презирают всех вас — англичан, шотландцев, валлийцев! Да-да, всех вас, с вашим эгоизмом и чванством! Но настанет день, когда вам придется чистить нам сапоги! Слышите? Чистить нам сапоги!

— Кое-кто уже пробовал довести нас до подобного состояния…

— Ничего, у нас хватит времени и упорства! А пока вы поможете мне смыться из-под носа у ищеек, которых сэр Уордлоу расставил на дорогах и на вокзале… Я должен увезти планы «Кэмпбелла-семьсот семьдесят семь»!

— Значит, пакет и в самом деле у вас?

— А вы еще сомневались? Да вот он!

Линдсей с самым вызывающим видом достал из кармана знаменитый конверт с пометкой «Т-34» и помахал им перед носом у Иможен. Мисс Мак-Картри почувствовала то же самое, что, вероятно, чувствует на арене бык, увидев перед глазами мулету, и отреагировала именно так, как и полагалось истинной дочери гор. Выхватив у противника пакет, она бросилась бежать. Линдсей на мгновение опешил, но тут же опомнился и рванул следом. К пятидесяти годам у Иможен осталось куда больше отваги, чем спринтерских талантов. И очень скоро она сообразила, что преследователь догонит ее гораздо раньше, чем оба они выбегут на дорогу. Мисс Мак-Картри уже раз избежала смерти от воды и теперь инстинктивно свернула в сторону озера. На берегу она выронила драгоценный конверт и успела схватить увесистый камень, о который чуть не споткнулась. В тот же миг Линдсей вцепился в горло шотландки, и она изо всех сил опустила камень на лысину противника. Иможен увидела, как вдавился лоб и лицо негодяя залила кровь. Линдсей только и успел издать какое-то странное восклицание. Впоследствии мисс Мак-Картри так и не удалось точно определить, что именно он крикнул — то ли «ух», то ли «уф»… Но одно она могла сказать с полной уверенностью — это было явно не «ура!» Эндрю, пошатываясь, отступил к озеру и, навзничь рухнув в воду, уже больше не показался на поверхности.

Убедившись, что Эндрю Линдсей в свою очередь навеки вышел из игры, мисс Марк-Картри хотела было издать победный клич, подобный тому, каким ее предки шесть веков назад провожали бегущих англичан при Баннокберне, но не успела. Могучий удар по голове — и шотландка без чувств ткнулась носом в заросли вереска.