1

Каждый вечер, следуя шесть лет назад установившемуся ритуалу, без лишних предосторожностей он вставлял ключ в замочную скважину. Он знал, что она не спит и что она не будет спать, пока не увидит его. Он вошел в коридор и громко окликнул:

– Алиса?

– Да, милый!

Он снял шляпу, пальто, ботинки, надел тапочки и прошел в комнату, где Алиса, его жена, проводила двадцать четыре часа в сутки. При виде мужа она счастливо улыбнулась. Он же склонился над кроватью и поцеловал женщину, которую не переставал любить и с которой был связан лишь им одним понятной связью.

В сорок восемь лет у Алисы Невик было тело подростка. Она страдала тяжелой болезнью сердца, и кровать ей могла заменить только инвалидная коляска. Несчастье случилось, когда ей исполнилось тридцать пять. Она сопротивлялась недугу с ошеломляющим мужеством; трудно было представить, что это тоненькое хрупкое существо таило в себе столько жизненной энергии. Муж изо всех сил поддерживал ее в этой борьбе, и когда вынужден был признать поражение, смирился с ним. Она, невыносимо ослабевшая, почувствовала, что нужна Тьерри, согласилась жить ради него.

Эта разделенная и непреходящая нежность возникла из детской влюбленности. Семьи Алисы и Тьерри каждое лето отдыхали на Шарантенском пляже. Из года в год дети играли вместе, и постепенно привязанность уступила место любви. Когда они поженились, оба понимали, что по-другому и быть не могло.

Тьерри поступил на службу в полицию и повсюду возил с собой молодую жену. Болезнь настигла их в тот момент, когда он был назначен в Каор. Таким образом, город Клемана Маро стал концом их путешествия и концом его служебной карьеры. Алисе нравилось в Каоре, и он отказался оттуда уезжать, удовольствовавшись местом дивизионного полицейского. Родители оставили им достаточно денег, чтобы уберечь их от финансовых трудностей. Более того, они имели возможность жить так, как им нравилось. Они купили красивую квартиру на набережной Регур. Из кровати Алиса могла наблюдать успокаивающее течение Лота и то, как времена года меняют краски загораживающих горизонт холмов. Он тоже привязался к этому городку, в котором жители казались счастливыми; заинтересовался самым известным из рожденных этой землей людей – Клеманом Маро и испытывал к нему подобие дружеской привязанности, растущей по мере того, как развивалось его творчество.

Наконец, он смог завязать крепкую дружбу с семьей Эскорбьяк, которая держала ресторанчик «Таверна» в конце улицы Дельпеш, в нескольких шагах от комиссариата.

Физическая неполноценность Алисы вынуждала чету вести несколько своеобразное существование. Утром, перед уходом на работу, Тьерри приносил в спальню жены завтрак и не покидал ее до девяти часов, когда появлялась старая медсестра мадам Клеманс, ухаживающая за больной. В полдень он снова приходил к Алисе и с удовольствием готовил легкий обед, который жена заставляла себя с ним разделить. В три часа, когда возвращалась сиделка, он опять уходил и работал допоздна. Потом, в половине девятого, ужинал в «Таверне», где выслушивал рассуждения своего друга Пьера Эскорбьяка о предмете его страсти – гастрономии. К десяти – половине одиннадцатого шел домой. Закрывая за собой дверь, он произносил:

– Алиса!

Каждый раз, выйдя из «Таверны», перед тем как идти ночевать домой, он не упускал возможности забежать на работу, где его подчиненные, хорошо зная о его странностях, могли оставить ему записку. В этот вечер, вернувшись раньше обычного, он, прислонившись к окну, слушал живое дыхание города. За исключением нескольких охранников, в административном здании никого не было. Было тихо, но тишина продлилась недолго. Отрывистый стук женских каблуков оторвал полицейского от размышлений. Он увидел женщину, бегущую по улице Дельпеш, услышал ее прерывистое дыхание. Ему показалось, что она достаточно молода и хорошо сложена. Он улыбнулся при мысли, что она спешит к любимому. Ей должно казаться, что будущее принадлежит ей, потом, что она любит и любима. И она не сомневается… Он бы тоже не сомневался. Потом, сидя за письменным столом, он забавлялся, представляя, что эта прекрасная девушка торопится к нему. И от этого прелестного предположения на память ему пришла песенка Маро:

Он продолжал напевать начало этой маленькой поэмы, когда услышал за дверью шум борьбы. Он поспешно встал, желая узнать, что бы это могло значить. В этот момент дверь резко распахнулась перед молодой женщиной, казавшейся вне себя, в которой Тьерри узнал незнакомку с улицы. Видимо, караульный Ланглуа не смог ее задержать. Тьерри, не выносивший ни малейшего нарушения порядка, резко спросил:

– В чем дело, Ланглуа?

– Господин комиссар, я не…

Незнакомка прервала объяснение жандарма:

– Это вы комиссар?

– Имею честь, мадам.

– В таком случае вы обязаны мне помочь. Вы должны их заставить прекратить эту жестокую игру. Они хотят сделать из меня сумасшедшую.

Невик сухо приказал:

– Успокойтесь, мадам, и садитесь. Вы свободны, Ланглуа, только не уходите далеко. – Жандарм удалился, покручивая пальцем у виска, желая показать, что считает посетительницу душевнобольной, и в его взгляде можно было прочесть готовность прийти на помощь в любую минуту.

– Господин комиссар, вы должны…

– Минуточку, мадам.

– Мадемуазель.

– Пусть будет мадемуазель. Но прежде чем вас выслушать, я хотел бы знать, с кем имею дело.

– Мартина Пьюбран.

– Вы имеете какое-нибудь отношение к Пьюбранам из Блонзата?

– Я дочь Жюльбера Пьюбрана, умершего шесть месяцев назад.

Невику стало интересно. Жюльбер Пьюбран был одной из самых выдающихся личностей на Лоте и как политик, и как человек, много сделавший для процветания края. Он умер внезапно в шестьдесят лет от инфаркта миокарда, оставив единственную дочь. Она увлекалась антропологией и участвовала в экспедиции от «Института Человека», к большому неудовольствию отца, который хотел, чтобы дочь вела себя соответственно своему положению в обществе и нашла бы подобающего мужа, а не охотилась бы за черепами и не строила из себя мальчишку.

– Теперь, когда мы познакомились, объясните, что же случилось?

– Когда мы вышли из ресторана, то решили прогуляться по старому Каору.

Комиссар, сам влюбленный в старинные кварталы, мог по достоинству оценить эту идею. Однако он довольствовался вопросом:

– Мы?

– Ну и что. Конечно мы. Мой дядя Марсьяль, моя тетя Олимпия, мой кузен Марк и его жена София.

– Дальше.

– Не знаю почему, мне вдруг захотелось пойти вперед. Может быть потому, что Марк раздражал меня глупыми замечаниями и постоянным бестолковым умничаньем. Когда же я обернулась, их осталось только трое.

– Я не понимаю.

– В конце улицы Маскуту я заметила, что Марк исчез, и когда я спросила, куда он делся, они посмотрели на меня так, словно мой вопрос лишен всякого смысла. С улицы Ласкье я свернула на Филикс Сант-Пьер и через несколько шагов, когда компания догнала меня, обратила внимание на отсутствие Олимпии, моей тети, на что дядя ответил: «Малыш, твоя тетя вовсе не была с нами».

– И это неправда?

– Конечно неправда! Достаточно осведомиться в ресторане «Моя харчевня», где мы все вместе ужинали, и они скажут, на сколько человек был накрыт стол.

– Странно, не правда ли?

– Заранее продуманный план, чтобы заставить меня потерять рассудок.

– С какой целью?

Она пожала плечами.

– Слишком долго объяснять…

– А после исчезновения вашей тети?

– Следующей была моя кузина Софи.

– И ваш дядя…

– …мне сказал: «Послушай, Мартина, ты разве забыла, что оказала мне честь поужинать с тобой тет-а-тет?»

– И, наконец, сам дядя?

– Буквально растворился в воздухе, когда мы подошли к Аль. Тут мне по-настоящему стало страшно, и я побежала к нам.

– Но вы меня не знаете.

– Я плохо выразилась. Я решила искать защиты у полиции.

– Почему?

– Я испугалась.

– Чего?

– Того, что они могли со мной сделать.

– Например.

– Меня убить!

– Вам не кажется, что вы немного преувеличиваете?

Она грустно улыбнулась.

– Я так и думала, что вы мне не поверите. И таким образом им удастся довести дело до конца.

В этот момент появился Ланглуа:

– Господин комиссар, здесь господин ищет женщину.

– Пусть он войдет.

Вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, худой, не по возрасту элегантный, в котором с первых же слов угадывалось безупречное воспитание и некая утонченность, присущая другой эпохе. Он подбежал к девушке:

– Мартина! Слава Богу! Знаешь, ведь ты нас ужасно напугала! Марк сказал, что в твоем состоянии ты могла броситься в Лот.

– И вас бы это устроило, не так ли?

– Что ты такое говоришь?

– Да вы никогда в этом не признаетесь в присутствии постороннего, тем более, когда посторонний – комиссар полиции.

– Да ты рассудок потеряла, честное слово!

– Во всяком случае, вы хотите это доказать.

– Девочка моя бедная!

Дядя повернулся к Тьерри.

– Господин комиссар, примите мои извинения, во-первых, за то, что моя племянница побеспокоила вас в столь поздний час, чтобы наговорить глупостей; во-вторых, за эту безобразную сцену. Позвольте представиться, доктор Марсьяль Пьюбран.

– Ваше имя мне знакомо, доктор.

– Приятно слышать, господин комиссар, жаль, что мы встретились при таких… таких глупых обстоятельствах.

Не отвечая ему, Невик обратился к Мартине:

– Что вы об этом думаете, Мартина?

– Что я об этом думаю? Я думаю, что вы конечно же поверите моему дяде, ведь он занимает высокое положение в Каоре. И еще я думаю, что совершила абсолютно бесполезный поступок. Прощайте, господин комиссар, и не держите зла за то, что я нарушила вашу привычную жизнь.

Когда она захлопнула за собой дверь, доктор признался:

– Я не знаю, что происходит с Мартиной. Навязчивые идеи, которые ее преследуют и которые она принимает за реальность. Я убежден, что смерть ее отца, моего брата, потрясла ее намного больше, чем она хочет это показать. Для такого человека, как она, всякая слабость становится пороком. И потом…

– Потом?

– Это между нами, не правда ли, господин комиссар? Я спрашиваю себя, не случилось ли с ней там, в Южной Америке, что-нибудь такое, что пошатнуло се рассудок.

– А разве вы не психиатр, доктор?

– Да, господин комиссар, я много раз предлагал Мартине пройти полное обследование, но в моей профессии ничего не делается без согласия пациента.

– Что все-таки произошло этим вечером?

– Ничего особенного, мы все вместе поужинали и, поднимаясь из-за стола, я подумал, что неплохо было бы прогуляться по старому Каору. Никаких возражений это не вызвало, и мы ушли. Вдруг где-то в районе улицы Руссо Мартина, которая опережала нас на несколько метров, убежала, и я нашел ее только здесь.

– Случалось ли с ней раньше что-нибудь подобное?

– Да нет же… хотя, как я вам уже рассказал, с тех пор как умер отец, характер ее, кажется, изменился.

– Доктор, почему вы пришли искать ее в комиссариат?

– Ваш жандарм стоял у двери, я спросил, не видел ли он девушку, чье состояние показалось бы ему странным. Вот почему я у вас, господин комиссар, в час, когда вы имеете право на отдых.

– Ничего страшного, я рад, что все хорошо закончилось.

– Мне тоже хотелось бы верить, что все действительно закончилось и что Мартина станет такой же, как прежде. Однако… впрочем, не врачу же отчаиваться. Еще раз тысячи извинений, господин комиссар, и спокойной ночи.

Было около одиннадцати часов вечера, и Алиса, наверное, уже волновалась. Но комиссар тоже казался взволнованным, даже больше, чем взволнованным. Он не находил смысла в этой странной истории. Доктор говорил искренне. Мартина тоже не могла так искусно сыграть роль сумасшедшей. Была ли эта путаница плодом расстроенных нервов несчастной девушки, придумывающей истории, которым она, в конце концов, начинала верить больше, чем реальности? Или это лишь хорошо поставленная семейная интрига, при которой и подозревать некого. Но зачем все это? Перед тем как покинуть кабинет, Невик оставил записку своему помощнику, инспектору Фернанду Ратенелю, в которой просил его незаметно и быстро собрать сведения о Мартине Пьюбран и ее ближайшем окружении. Он сам толком не знал, почему так поступает. Наверное потому, что во всякой ситуации любил ясность, а то, что ему рассказали, ясным ему совсем не казалось.

Тьерри наслаждался ночными прогулками, особенно в хорошую погоду и в час, когда туристы уже сидят по домам. Проходя по будто выточенным из прошлого улицам, комиссар и сам словно переносился в другую эпоху. Он представлял себе женщин далеких времен, чьи призраки еще блуждали по этим утратившим возраст местам. Что же связывало далеких, давно бесчувственных красавиц с молодой девушкой, весь вид которой напоминал ему затравленное животное? Конечно ничего. И в то же время… На самом деле полицейский никогда не должен позволять фантазии брать верх над разумом, и он упрекал себя за это.

Как и все больные, оторванные от внешнего мира, Алиса обладала даром предвидения, обостренно чувствовала каждую нотку в голосе своего мужа. Поэтому этой ночью, едва он произнес ее имя, она поняла, что Тьерри чем-то озадачен. И когда он пришел поцеловать ее и рассказать о том, как прошел день, она слушала его с большим, чем обычно, вниманием.

– Представляешь, только что со мной приключилось нечто любопытное. Когда я говорю «любопытное», то, наверное, ошибаюсь. Ты ведь знаешь мою страсть к загадкам. Короче говоря, мне хотелось узнать, что ты об этом думаешь.

Она закрыла глаза, чтобы лучше слышать, счастливая оттого, что он по-прежнему ценит ее мнение. Это доверие еще больше связывало ее с жизнью и убеждало в том, что она еще может быть чем-то полезна. В своем рассказе он старался быть сдержанным, чтобы ни в коем случае не повлиять на решение Алисы. Описав финал разыгравшейся перед ним драмы, Тьерри поинтересовался:

– Как ты считаешь, в чем тут дело?

Она открыла глаза.

– Не знаю, но это действительно странно. Либо один из них врет нарочно, и в данном случае это доктор, либо один из них врет несознательно, другими словами, сочиняет. И в данном случае, это девушка.

– Ты кого выберешь?

– Девушку.

– Почему?

– Только больной человек может придумать подобную историю: люди, исчезающие на каждом углу… И ей даже не пришло в голову их окликнуть или побежать за ними. И потом, эта девушка – уже не ребенок. Она отправлялась и в более опасные экспедиции, чем улочки старого Каора. Что касается дяди, то, для того чтобы сыграть подобную шутку, ему нужно было убедить трех остальных, да еще таким образом, чтобы они не заметили всей глупости затеи. Нет, мой дорогой, к сожалению, нужно посмотреть правде в глаза. У Мартины расстроены нервы, и ей необходима помощь психиатра, а не полицейского.

 

2

Доводы Алисы были убедительны, и когда на следующее утро она спросила, не очень ли он расстроен тем, что ему так и не удалось выступить в роли храброго рыцаря, спешащего на помощь к прекрасной мученице, он только рассмеялся и пошутил, что, наверное, страдает комплексом Ланселота и ему неплохо было бы самому обследоваться у доктора Пьюбрана. Тем не менее, придя на работу, он тут же вызвал к себе помощника, который к тому времени уже успел собрать необходимые сведения.

– Присаживайтесь, Ратенель, я вас слушаю.

– Доктор Марсьяль Пьюбран – это прежде всего человек общества, за что все время упрекают его коллеги. В своей клинике он принимает исключительно людей избранных, но заболевания у них отнюдь не серьезные. Это главным образом старые господа и избалованные дамы, надоевшие своим родственникам. И последние готовы очень дорого заплатить, лишь бы от них избавиться. Прибавьте к этому молоденьких девушек, у которых не хватило ума или нет возможности каждый день принимать пилюли, и тогда они приходят в павильон, чтобы в глубине парка, где персонал, умеющий держать язык за зубами, за щедрое вознаграждение тайно принимает у них роды. Наконец, череда неврастеничек, которых мужья за супружескую неверность пытаются засадить в больницу. Мужьям почему-то всегда кажется, что если жена изменяет, значит у нее «не все дома». Короче, доктор Пьюбран неплохо зарабатывает, но он бы и от большего не отказался.

– Дальше.

– Мартина Пьюбран не всегда ладила с отцом. В обществе он был человеком передовым, в семье – консерватором. Он желал, чтобы дочь всегда оставалась при нем, заняв место рано ушедшей матери. А вместо этого упомянутая Мартина, успешно закончив школу и блестяще – университет, посвятила себя антропологии. Как ценного специалиста ее направили в международную экспедицию изучать оставшихся от погибшей цивилизации индейцев. Она уехала на целый год, а вернувшись, сразу сцепилась со своим родителем. Злые языки болтают, что эти бесконечные ссоры и явились причиной инфаркта, от которого скончался владелец Блонзатского замка. О любовных же похождениях мадемуазель никто никогда не слышал. Кажется, она предпочитает представителям нашего общества останки предков.

– В общем, девушка с характером.

– Да уж.

– Это все осложняет.

– Что именно?

– Я вам потом объясню, а сейчас расскажите мне об остальных.

– Тетя Олимпия Пьезат свояченица покойного и тетка Мартины по матери. Шестьдесят пять лет. Худощавая, смахивает на лошадь. Вообще, если бы не запись в свидетельстве о рождении, то и не догадаешься, что она – женщина. Унаследовала от своих родителей небольшое состояние, на которое с тех пор и живет, проматывая остатки, играя в карты. Она и любит-то только карты и сигареты. И, без сомнения, оказалась бы на улице, если бы муж сестры не подобрал ее.

– Забавная дамочка, не правда ли?

– Как и большинство провинциалок, которые находят высшее удовольствие в скандалах. Вот еще один весельчак, так называемый Марк Кесси – единственный сын Натали Пьюбран. У него целыми днями праздник.

– На что он живет?

– Главным образом на приданое своей жены. Женился он четыре года назад, конечно по расчету. Природа обделила бедняжку жену: некрасивое лицо, о груди лишь слабое напоминание, бедра же отсутствуют вообще; то есть полная противоположность красавчику мужу. Подвиги его известны от Бордо до Тулузы и от По до Монтованы. Вот и все, господин комиссар. Вы удовлетворены?

– Главным образом заинтригован.

Тьерри рассказал ему о том, что произошло вчера вечером в кабинете. Ратенель был ошарашен.

– Чертовщина какая-то. Что же скрывается за этой путаницей?

– Вот и я тоже думаю. На этот раз интуиция могла подвести Алису.

Через несколько дней, возвращаясь из Кажарка и проезжая через Блонзат, комиссар вспомнил о Мартине Пьюбран. Недолго думая, он добрался до замка и, остановив машину перед изящной решеткой восемнадцатого века, как ни в чем не бывало вошел в парк. Он уже подходил к крыльцу, когда из-за деревьев возникла Мартина.

– Так это же комиссар Невик! Вы что, арестовать кого хотите?

– Пока нет, мадемуазель. Я возвращался из Кажарка и, проезжая через Блонзат, решил зайти узнать, как у вас дела.

– Как это мило.

– Чем вы так раздражены?

– Да тем, что все против меня и вы тоже.

– Какая глупость.

– Как же, дядюшке удалось представить меня сумасшедшей, не правда ли? И вы ему поверили, потому что так проще!

Тьерри молча развернулся. Мартина побежала за ним.

– Простите меня, но мне так… так страшно Я всех ненавижу.

– Вам нужно показаться хорошему врачу.

Она пристально на него посмотрела.

– Это все, что вы можете мне сказать… Хорошо, не будем больше об этом. Но когда вам сообщат, что со мной произошел несчастный случай, предупреждаю, речь будет идти об убийстве. Может, это откроет вам глаза. Прощайте, комиссар!

Невик смотрел ей вслед. Она была красива, и ему хотелось бы стать ее другом. Он подумал, что если с ней что-нибудь случится, то он никогда себе этого не простит.

Он садился в машину, когда его окликнул грубый голос.

– Вы кто будете? Я вас не знаю, кажется.

Тьерри обернулся и увидел большую лошадь, на ней сидела худая, с угловатым лицом женщина. Из-под странного вида шляпы пучками торчали грязно-седые волосы. Было бы трудно не узнать Олимпию Пьезат.

– Комиссар Невик.

– Так это вам моя племянница наговорила разной чепухи?

– Называйте это так, если вам угодно.

– А я смотрю, она успела вам понравиться.

– Извините, мадам.

– Мадемуазель! Да ладно, не сердитесь, мне лично совсем неохота злиться, я ведь выиграла кучу денег.

– Простите?

Она спустилась с лошади и взяла его под руку.

– На скачках в прошлое воскресенье! Что скажете?

– Да…

– Вижу, господин комиссар в шоке! Заметьте, я все пристойно обставила. За меня играл знакомый из соседней деревни. Что угодно, а приличия я соблюдаю.

– Я вас уверяю, мадемуазель…

– Та, та, та! Известно, вы меня принимаете за старую идиотку. А что вы хотите: ни мужа, ни детей. Остаются лошади. Кстати, вы женаты?

– Да.

– Тогда вам не понять.

– Вот уже десять лет моя жена больна.

– А? Ну а чем вы живете?

– Любовью к жене и еще работой.

Олимпия Пьезат помолчала.

– А знаете, вы мне нравитесь. А зачем к нам пожаловали?

– Повидать мадемуазель Пьюбран.

– Это еще зачем?

– Ее история меня заинтриговала.

– Подумаешь, истеричка.

– К сожалению, я в этом не уверен.

– Почему?

– Не знаю.

– Я, разлюбезнейший господин, не имею привычки разглагольствовать о семейных делах с посторонними. Но вы мне очень даже симпатичны, к тому же вы полицейский. И было бы печально думать, что вы питаетесь ложными идеями. Поверьте, здесь все очень любят Мартину, в особенности я.

Голос ее потеплел.

– Она дочь моей младшей сестры, Веренис. Но для меня – как мой собственный ребенок. Я так мечтала иметь детей… только (она снова приняла насмешливый и циничный тон), лучше уж я сама в этом признаюсь… Ведь всегда найдется «добрая душа», которая посчитает своим долгом вас проинформировать. Моя сестра Веренис была немного тронутая. Она умерла в родах. Впрочем, в этой семье женщины долго не выдерживают. За Веренис последовала Натали, жена Роберта Кесси. У Софи же, спутницы Марка, всегда такой вид, будто все грехи человечества тяготят ее плечи. Что же до Мартины, то она, я боюсь, унаследовала от матери некоторую слабость головы. Вам, наверное, покажется смешным то, что я так говорю о девушке, у которой блестящие успехи в учебе. Но ведь это особая форма ума. К тому же Мартина еще не была больна, когда окончила университет. Это уже по возвращении…

– Вы того же мнения, что и доктор Пьюбран?

– Правда? Я и не знала.

– Любопытно… Вы что, никогда не говорите о Мартине?

– Конечно нет. Нужно признать, здесь у каждого свои заботы, и о ближнем мало кто печется.

– Это безразличие как-то не вяжется с вашей любовью к племяннице.

– Дорогой комиссар, не надо только мне ловушку ставить. Я же не Екатерина Медичи.

– Уверяю, я не собираюсь вас ни в чем упрекать.

– Будет сказки рассказывать. А вы случайно не влюбились в Мартину?

– Мадемуазель!

– Тем лучше, в противном случае мне вас жаль.

– Можно узнать почему?

– Потому, что она все время врет. Или сочиняет. Напридумывает разных историй. Да так хорошо придумает, что начинает сама в них верить. Смотрите сами: в ночь, когда это все случилось, мы мирно гуляли по старому городу. Мартина призналась: «Мне было бы так страшно, если бы я была одна». И через несколько секунд вдруг убежала. Так вы с ней и познакомились.

– Мадемуазель Пьезат, вы считаете нормальным, что человек, который жил среди дикой природы и общался с аборигенами, может до смерти испугаться ночных улиц французской провинции?

– Нет, не считаю. Если, конечно, он не страдает навязчивыми идеями, или попросту сумасшедший.

– Безусловно.

– Ваше «безусловно» звучит как-то не очень убедительно. Я ошибаюсь?

– Нет.

– Что же вас так расстраивает, господин комиссар?

– Вы действительно хотите знать мое мнение?

– Прошу вас.

– Ну хорошо, скажу коротко. В этой истории абсолютно все мне кажется неправдой.

– Что вы подразумеваете под «все»?

– Это внезапное душевное расстройство, приписываемое вашей племяннице, какой-то непонятный страх, псевдоотеческие укоры доктора Пьюбрана…

– Если я правильно поняла, вы никак не разберете, кто же говорит правду.

– Простите, мадемуазель, все намного серьезнее. Я у себя спрашиваю, говорит ли вообще кто-нибудь правду.

Алиса смотрела на мужа. Он только что рассказал ей о визите в Блонзатский замок и поделился своими сомнениями. Алиса была взволнована. Ей казалось, что муж утратил свое обычное хладнокровие. Она тихо спросила:

– Тьерри, милый, почему ты придаешь такое значение этому делу? Ведь официально тебя никто не просил вмешиваться.

– Сам не знаю.

– Тьерри, может, ты влюбился в эту девушку?

Он удивленно посмотрел на нее, и она успокоилась.

– Влюбился? В моем возрасте? Где же ты, бедняжка, такое выискала! По правде говоря, мне просто интересно. И насколько подсказывает мне интуиция, Мартина Пьюбран совершенно искренне побежала искать защиты в полицейский участок.

– Защиты от кого?

– Вот тут и загвоздка. От своих фантазий или от махинаций родственников.

– Махинаций? С какой целью?

– Если бы я знал.

– Тьерри, когда в семье распри, то всегда из-за одного и того же.

– Из-за денег?

– Из-за денег.

Невик поднялся с кровати жены и принялся ходить по комнате.

– Как ты правильно заметила, официально меня никто не обязывал следить за приключениями Мартины, и я не вижу, от чьего имени я мог бы обратиться к нотариусу, у которого хранится завещание Жюльбера Пьюбрана. Ты бы как поступила на моем месте?

– На твоем месте, дорогой, я бы вообще никуда не ходила. Но поскольку ты все равно меня не послушаешь, то я думаю, что сначала нужно узнать, больна твоя ненаглядная Мартина или нет. Ты расспросил тетку, теперь сходи поговори с дядей, с кузиной, с кузеном, – короче, со всеми, кто с ней был в тот знаменательный вечер. А когда у тебя сложится определенное мнение, то решишь, что тебе дальше предпринять.

– Доктор, я к вам с личным визитом.

– Вы себя плохо чувствуете?

– К счастью, все в порядке. Но если бы заболел, то лечился бы, конечно, только у вас.

– Спасибо.

Видно было, что лесть приятна Марсьялю Пьюбрану. Он стал более раскованным.

– Видите ли, господин комиссар, этот госпиталь – творение всей моей жизни. Мне бы хотелось, чтобы люди, глядя на него, иногда вспоминали бы обо мне. Но я думаю, вы не для того здесь, чтобы вникать в мои мечты.

– Я бы хотел поговорить с вами о вашей племяннице.

– О Мартине? Что она еще натворила?

– Ровным счетом ничего. Но не буду скрывать, что после того вечера не могу прийти в себя. Одним словом, я хотел бы вас попросить мне ответить, не нарушая при этом врачебной тайны, действительно ли Мартина Пьюбран страдает умственным расстройством?

– Господин комиссар, я не связан профессиональной тайной, поскольку Мартина не является моей пациенткой и я никогда не лечил ее.

– Так что же?

– Без сомнения, после возвращения из Латинской Америки моя племянница изменилась. То ли климат на нее так подействовал, то ли внезапная смерть отца поразила и так уже нездоровый мозг.

– Она была очень привязана к отцу?

– Не думаю. Они часто жестоко ссорились с моим братом. Он не мог ей простить того, что называл предательством.

– То есть?

– Бродяжнического духа и идей суфражистки, которые совершенно не выносил.

В глубине души он вообще презирал женщин по многим совершенно абсурдным причинам, из которых сделал для себя догму. Ум и способности Мартины шокировали брата, поскольку не вязались с его непоколебимой теорией. Ему хотелось, чтобы она оставалась хранительницей Блонзатского замка, и не больше того.

– Но теперь, когда отца не стало, почему же она находится в плену кошмаров?

– У меня такое чувство, что она считает себя виноватой. Ей кажется, что ее отсутствие явилось причиной смерти. А вы знаете, от мысли о том, что вы виновник чьей-то смерти до обвинения себя в убийстве всего один шаг. И я боюсь, что Мартина его уже сделала или близка к этому.

– Доктор, но это все же не повод для того, чтобы потерять рассудок.

– Надеясь на вашу порядочность, я должен признаться вам, что мать Мартины была не совсем здорова. По ночам ее мучили галлюцинации и часто весь дом просыпался от ее криков. Днем она находилась как бы в прострации, в плену глубокой меланхолии. Мы горячо ее оплакивали, когда в родах она умерла. Ее все любили за кротость и нежность.

– И вы боитесь, что мадемуазель Пьюбран унаследовала от матери…

– Да, я этого боюсь, господин комиссар.

Возвращаясь из клиники доктора Пьюбрана, Тьерри встретил своего помощника Ратенеля. Вместе они свернули на бульвар Гамбета, чтобы купить свежих парижских газет. Вдруг Ратенель толкнул комиссара локтем в бок.

– Молодая женщина, что идет перед нами, – кузина Мартины – София Кесси.

Не теряя времени, комиссар представился.

– Простите за беспокойство, мадам, я комиссар Невик. Могу я вам задать несколько вопросов, если вы не очень торопитесь?

– Но, господин…

Это была маленькая бесцветная женщина, к которой редко кто обращался на улице. Казалось, она не знала, что ответить.

– Я хотел бы поговорить о вашей кузине, Мартине Пьюбран.

– О Мартине?

– Я был бы вам очень благодарен.

Она выглядела испуганно, так как в первый раз в жизни находилась в присутствии полицейского. Уже в кабинете Тьерри попытался ее успокоить.

– Повторяю, мадам, речь идет лишь о дружеской беседе. Если мои вопросы вас смущают, вы можете не отвечать на них. Но я не скрываю, что необычное поведение вашей кузины в тот вечер меня удивило, и даже больше того. Вы, конечно, знаете, что рассказала мне Мартина.

– Да… и я не понимаю.

– Что именно, мадам?

– Как Мартина могла нагородить таких глупостей.

– Однако она казалась искренней в тот момент, когда кричала, что вы все ее ненавидите.

– Это так неправдоподобно! Она ведь знает, как мы все ее любим и ею гордимся.

– У нее есть враги?

– Да что вы, для нее все из кожи вон готовы вылезти.

– А это недоразумение во время вечерней прогулки?

– Она убежала, никого не предупредив, никому не сказав ни слова. Сначала мы подумали, что это игра, но через некоторое время, убедившись, что она не шутит, пошли ее искать.

– Как вы объясните эту выходку?

– Вот именно, что никак.

– Не заметили ли вы у Мартины признаков умственного расстройства?

Она замялась.

– По правде говоря, она стала странной, в ней исчезло прежнее спокойствие и здравый смысл. Я думаю, что смерть отца была для нее слишком тяжелым ударом.

Невик заканчивал свой ежедневный доклад.

– Видишь ли, Алиса, я чересчур увлекаюсь фантазиями. Полицейский не имеет на это права. Явно нездоровый человек рассказывает мне сногсшибательную историю, и вот уже я сю настолько захвачен, что не могу остановиться. Может быть, это все ночь, тишина кабинета…

– Или то, что она красива?

Тьерри не хотел признаваться себе в том, что принял бред за чистую монету. День был тихий, и он по пути в «Таверну» решил просто так пройтись теми же улицами, которыми шли в тот вечер Пьюбраны. Сначала по бульвару Гамбета до улицы Этьен, оттуда – на Кастанье, а с улицы Тампаль – на авеню Насьональ, мимо «Биржи труда», и через узенькую Маскуту вышел, наконец, на Лостье. Если бы он мог почувствовать страх усталого ума, потерявшегося в лабиринте причудливых декораций, где каждая тень – карниза, флюгера, ставни – казалась чудовищем, где в сплошной черноте арок таился ужас… Но он не смог.

– Что случилось, комиссар, почему такой невеселый?

Пьер Эскорбьяк встретил его на пороге «Таверны».

– Мне не удалось испугаться.

– Да?

Тьерри позабавил ошарашенный вид друга.

– Я знаю, что глупо выгляжу. Когда-нибудь я все объясню, а сейчас давай поговорим о чем-нибудь другом, о гастрономии, например. А не устроить ли нам праздник? Пусть мой друг Пьер Эскорбьяк приготовит мне что-нибудь этакое! Например, свое знаменитое мясо на вертеле. А я тем временем отведаю рыбьего пирога.

– Так мы гуляем сегодня!

– Я праздную свое возвращение в настоящее.

Что-то бормоча себе под нос, Эскорбьяк проследовал на кухню.

Фирменное блюдо мастера требовало исключительной ловкости рук. Ведь компоненты, его составляющие, а именно: говяжий филейчик, свежая гусиная печень и трюфеля – не так просто уживались вместе. Тем временем Эрмина Эскорбьяк достала из погреба бутылочку каорского вина собственного приготовления. У Эскорбьяков было небольшое поместье недалеко от местечка, называемого «Голуазская могила», в окрестностях Беле. Тьерри нравилась Эрмина, ее трогательная привязанность к Алисе. Он знал, что всегда может на нее положиться.

– Похоже, мы решили доставить себе маленькое удовольствие!

При виде Эрмины комиссару каждый раз становилось легче. Дородная, черноволосая, всегда улыбающаяся, она заражала его своим весельем. Ее голос, словно горный поток, увлекал за собой, наполняя простой и здоровой человеческой радостью.

 

3

Комиссар, казалось, совсем забыл о Мартине Пьюбран, когда недели через две Ланглуа доложил, что «давешняя сумасшедшая» просит разрешения войти. В первый момент он хотел не впускать ее, но образ Мартины, как бы ни пытался Тьерри себя убедить в обратном, не оставлял его. Стыдно было признаться, что Алиса была права: красота мадемуазель Пьюбран глубоко задела комиссара.

– Хорошо, все равно от нее так просто не отделаешься, лучше узнать, чего она хочет.

– Будет исполнено, господин комиссар.

Вошедшая совсем не походила на прежнюю Мартину. Она казалась совершенно спокойной.

– Господин комиссар, я пришла извиниться за тот спектакль, что разыграла перед вами.

– Не будем об этом. Случается, нервы не выдерживают.

– Вы мне, естественно, не поверили!

– А должен ли я вам верить?

– И все это из-за моих родственников…

– Хочу вас заверить, что ваша тетя, а также ваш дядя и ваша кузина выражают самую глубокую привязанность…

– Хотите посмотреть, как они ее выражают?

– Простите?

Не отвечая, Мартина достала из сумки зеленую фетровую шляпу с перьями и положила ее на стол перед комиссаром.

– И в чем же дело?

– Посмотрите внимательно, господин комиссар.

В шляпе зияла дыра. Тьерри машинально ощупывал края необычного вида отверстия, а посетительница тем временем продолжала:

– Калибр номер два. Зверя и покрупнее пристрелить можно, не правда ли?

– Да уж!

– Эта шляпа была на мне, когда я гуляла по Блонзатскому парку.

– И в вас выстрелили?

– А что, не похоже?

– Похоже, но почему в таком случае вы не ранены?

– Да потому, что они хотели меня просто испугать.

– Опасная игра! Нужно быть отменным стрелком, уверенным в себе, для того…

– Мой дядя занял третье место на прошлогодних соревнованиях охотников в Биарице. Моя тетка – лучшее «ружье» округи. Марк принимал участие в отборочных турах чемпионата Франции по легким видам оружия! Только бедняжка Софи не разберет, где ствол, а где приклад.

Тьерри наблюдал за Мартиной. Никакого напряжения. Будто и не с ней все это случилось.

– Мадемуазель, мне кажется, вы недостаточно серьезны.

– Я смирилась, господин комиссар. Все равно, мне никто не верит и никто меня не защитит. Остается только ждать, когда меня отправят вслед за отцом.

– А если это так, зачем вы пришли ко мне?

– Хочу доказать вам, что я ничего не придумываю.

– А если вы сами прострелили вашу шляпу?

– Тогда, по крайней мере, нужно объяснить, зачем я это сделала.

– Чтобы убедить меня в том, что против вас существует заговор.

– А для чего мне вас убеждать?

– Чтобы я взял вас под свою защиту.

– А зачем мне ваша защита, если я все придумываю?

Тьерри кусал губы. Сумасшедшая она или нет, а логика в ее рассуждениях присутствует. Он перешел в контратаку.

– Теперь моя очередь задавать вопросы. Зачем столь сложные махинации?

– Чтобы все поверили, что я душевнобольная.

– Это очень серьезное обвинение, мадемуазель. Вы отдаете себе в этом отчет?

– Полностью.

– Но с какой целью действовал преступник? Ведь речь идет о преступлении, поскольку вас могли убить.

– Все дело в деньгах, господин комиссар. Вы, наверное, уже знаете, что мы с отцом не всегда ладили. Наши характеры были слишком похожи. Он любил меня, но мы оба были слишком упрямы для того, чтобы договориться. Отец был убежден, что я порчу свою жизнь, не поступая согласно его желаниям. И боясь эксцентрических выходок с моей стороны, составил завещание таким образом, что, пока мне не исполнится двадцать пять лет, состоянием распоряжается семейный совет с помощью нотариуса. Если по достижении этого возраста я выйду замуж или если меня признают недееспособной, опека продолжится вплоть до моей смерти. После моей смерти состояние будет поделено между родственниками. Нужно добавить, что большая часть ценностей моего отца хранится в Швейцарии (нотариус этого не знает). Единственный, кто имеет право открыть сейф без моего ведома, – это мой дядя.

– Вы думаете, вас хотят убить, чтобы присвоить ваши деньги?

– Я не думаю, что они пойдут на убийство. Но поскольку невозможно насильно выдать замуж, остается объявить о моей недееспособности, об умственной неполноценности, выражающейся в мании преследования. А чтобы им поверили, необходимо иметь таких серьезных свидетелей, как, например, вы, господин комиссар.

– Итак, вы хотите подать жалобу?

– На кого?

– На господина X за покушение на убийство.

– Хорошо.

– Инспектор Ратенель зарегистрирует ваше заявление. Но я не могу гарантировать, что господин прокурор согласится открыть дело. Дыра в шляпе может быть результатом неосторожности, неловкости, просто случая.

Мадемуазель Пьюбран встала.

– Давайте подождем моей смерти! Скажите, а мой труп будет достаточной уликой для открытия дела?

– Послушайте, мадемуазель, ваше заявление будет зарегистрировано! Кто ваш нотариус?

– Мэтр Вертьюзе, улица Трем.

– После обеда я зайду к нему. А потом навещу вас в Блонзате, и мы решим, что делать.

– Я буду ждать.

Тьерри позвал инспектора Ратенеля.

Как и положено настоящему нотариусу, шестидесятилетней мэтр Вертьюзе был серьезен и важен. Кто знает, какие тайны покоились в молчаливых стенах его кабинета и что скрывалось за ледяным спокойствием его глаз.

– Если я правильно понял, вы желаете услышать подтверждение словам мадемуазель Пьюбран относительно завещания ее отца?

– Да, мэтр.

– Я предполагаю, у вас имеются для этого серьезные основания?

– Главное из которых: говорит ли мадемуазель Пьюбран правду.

– Могу вас в этом заверить.

– В таком случае я нахожу завещание несколько странным.

– Дело в том, что господин Пьюбран так и не смог оправиться после кончины своей молодой жены. С ее смертью замок опустел, и отец считал, что возвратить дому хозяйку может только дочь.

– А золовка?

Мэтр Вертьюзе улыбнулся.

– Вы еще не знакомы с мадемуазель Пьезат?

– Знаком.

– Тогда не будем тратить время. В глубине души господин Пьюбран был эгоистом и не понимал, что у дочери может быть своя жизнь. Он не решился запретить ей продолжать учебу, однако отыгрался в завещании.

– Которое может быть опасно истолковано.

– Без сомнения, если речь шла не о семье Пьюбранов.

– А как случилось, что все представители клана Пьюбран живут в Блонзате?

– Во-первых, потому что жить там приятно, во-вторых, из-за завещания.

Утопая в красках заходящего солнца, Блонзатский замок был погружен в спокойствие. Казалось, ничто не может смутить этой сказочно-мистической тишины. С главной аллеи он свернул на небольшую тропинкой, стараясь оставаться незамеченным, добрался до террасы. Он подкрался к окну, подтянулся и заглянул. Все были в сборе: Мартина читала, тетя Олимпия мучилась над кроссвордом, София вышивала, Марк чистил ружье, а доктор просматривал вечерние газеты. Ничего особенного, только в глазах Мартины угадывалась тревога. Была ли у нее причина для беспокойства? Комиссар спрыгнул на землю, повернул за угол и, уже не прячась, поднялся на крыльцо, где сразу же был замечен Софией.

– Господин комиссар!

– Добрый вечер, мадам.

– Вы к кому пришли?

– Я хотел бы поговорить со всеми.

– Прошу вас, входите.

Тьерри проследовал за мадам Кесси в салон. Марк и доктор поднялись ему навстречу. Врач сухо поинтересовался, чем вызван столь поздний визит, на что Тьерри ответил, что для закона никогда не бывает слишком поздно.

– Я плохо понимаю, какое отношение имеем мы к правосудию.

– Я здесь для того, чтобы вам это объяснить.

Комиссар обратил внимание на красивого молодого человека, который вместе с Пьюбраном представлял мужскую половину семейства.

– Это вы Марк Кесси? Капитан Невик. Нет, нет, только не говорите, что вы рады меня видеть… Мое почтение, мадемуазель Пьезат. Мадемуазель Пьюбран, я выполняю свое обещание, поэтому сейчас здесь.

Мартина кусала губы, пытаясь сдерживать волнение. Доктор, чтобы разрядить обстановку, напрямую спросил:

– Что все это значит? Не проще ли объяснить, господин комиссар?

– Охотно, как только вы предложите мне сесть.

– Простите.

Тьерри устроился таким образом, чтобы видеть сразу всех.

– Дамы и господа! Я не беседовал бы с вами сегодня вечером, если бы не внезапное ночное вторжение мадемуазель Пьюбран в мой кабинет.

Врач прервал полицейского.

– Но мы кажется уже решили этот вопрос.

– Ничто не решено, пока не восторжествовала правда.

– Вы что, не верите моему слову?

– В моей профессии данное кем-то слово не может служить доказательством или аргументом. Буду краток. Мадемуазель Пьюбран считает, что кто-то пытается напугать ее, а вы, доктор, утверждаете, что она нездорова.

Пьюбран вскочил с кресла.

– Вы не имеете права! Профессиональная тайна!

– Мадемуазель Пьезат высказала такое же мнение, что и вы, господин Пьюбран.

Раздался смешок, похожий на ржание.

– Здорово! Теперь у нас совсем весело станет!

Попытался вступить Марк Кесси.

– Позвольте, господин комиссар…

– Нет, не позволю. Этим утром в парке кто-то стрелял в мадемуазель Пьюбран.

Они недоверчиво переглянулись. Потом доктор обратился к племяннице:

– Мартина, ну скажи же ты наконец этому полицейскому, чтобы он прекратил заниматься ерундой! Здесь никто никогда не желал тебе зла!

– Не уверена, дядюшка. Кому-то очень хочется меня подальше запрятать или совсем убрать.

– Малыш, ну что ты, зачем нам это нужно!

Недолго продолжавшуюся тишину нарушили всхлипывания Софии. Тетя Олимпия закурила сигарету и ответила за всех:

– Чтобы завладеть наследством!

– Не очень-то ты о нас высокого мнения.

– Вы все хотите моих денег! Вы, тетушка, потому, что у вас их никогда не было, а то, что было, вы давно спустили в карты. Ты, Марк, промотав все женино приданое, окажешься вскоре на мели, а вы, дядя Марсьяль, не знаете, как расплатиться с долгами, в которых уже по уши завязли.

Доктор пожал плечами.

– И ничего лучшего, кроме как убить племянницу не придумал?

Марк ограничился замечанием:

– Это просто подло с твоей стороны, Мартина, тем более в присутствии Софи.

Мадемуазель Пьюбран выбежала за дверь.

– Ну что, довольны, господин комиссар?

– А мне нечего быть довольным или недовольным, я при исполнении служебных обязанностей.

– О чем вы говорите! Каких обязанностей

– Мадемуазель Пьюбран попросила начать расследование против господина X, и я решил поставить вас в известность, прежде чем идти к прокурору.

– Вы отдаете себе отчет в том, что моя племянница больна?

– Она выдвинула очень здравые обвинения.

Марк повернулся к полицейскому:

– Извините, господин комиссар, но в это время я обычно кормлю собак, и знаете, для меня это важнее, чем бредни моей кузины. Она, похоже, в тропиках на солнце перегрелась.

Он вышел, не пожав Невику руку. Софи смущенно пробормотала, что ее муж действительно в это время всегда кормит животных. Тьерри растерялся.

– Привычки господина Кссси – это, конечно же, очень интересно, но лучше бы вы мне объяснили другое.

Он выложил на столик, стоящий между креслами, пробитую пулей шляпу; Софи ахнула, тетя Олимпия встала.

– Прошу извинить, господин комиссар, не думаю, что могу быть вам чем-нибудь полезной. Хочу только уверить вас, что не имею обыкновения стрелять в своих близких. Пойду распоряжусь насчет ужина, на который вас не приглашаю. Вы и сами понимаете, что атмосфера там будет не из приятных.

И она тихонько закрыла за собой дверь гостиной. Тьерри иронически обратился к Пьюбрану:

– Но ведь вы-то останетесь со мной, доктор?

– Не думаю. Мне как раз нужно позвонить в клинику. С вашего разрешения, реальность прежде фантазии.

– Что же, увидимся позже.

– Особого желания не испытываю. Надеюсь, моя откровенность вас не обидит, господин комиссар?

– Полицейские не обижаются, доктор. Они, знаете ли, как бульдоги: пока не получат, чего им нужно, не отпускают. Так что – до скорого, до очень скорого, доктор.

Не прощаясь, Марсьяль Пьюбран вышел. Тьерри улыбнулся Софи.

– Ну вот, мы остались одни.

– Вряд ли я смогу вам помочь.

– И все-таки, попробуем. Скажите, почему они так ко мне недоброжелательны?

– Мне кажется, они боятся, что история получит огласку и пострадает их репутация.

Тьерри задумался.

– Вы должны знать Мартину лучше других. Как, по-вашему, могли ли на нее действительно покушаться?

София засмеялась.

– Не думаю… нет, это невозможно.

– Тем не менее…

Невик не успел закончить – из парка донесся ужасный крик. Комиссар узнал голос Мартины. Он выскочил на крыльцо, Софи – за ним. Направляемые криками, они мчались на помощь. Софи не могла поспеть за комиссаром, и он первым выбежал на поляну, где неподвижно лежала девушка: лицо повернуто кверху, пальцы вцепились в веревку, которая, как серая змея, обвивала шею и исчезала в траве. Судя по оставшимся на земле следам, ее протащили пять или шесть метров. Она успела схватить накинутый на ее плечи аркан до того, как его стянули, и этим спасла себе жизнь – нажим был ослаблен.

Склонившись над девушкой, комиссар чувствовал себя очень странно: полицейский, он много раз видел жертвы преступлений и несчастных случаев, но никогда не бывал так потрясен. Запыхавшаяся Софи догнала его.

– Боже мой, она жива?

– Да, к счастью.

Прибежал Марк, потом слуга и, наконец, мадемуазель Пьезат. Началась суматоха. Появление Марсьяля Пьюбрана разом оборвало все разговоры. В воцарившейся тишине доктор стал осматривать раненую. Когда он поднял голову, на его лице было написано крайнее облегчение.

– Опасности нет. Через несколько часов она придет в себя. Дня четыре у нее будет болеть горло. Господин комиссар, признаюсь, я перестал что-либо понимать.

– Или не хотите понять.

– Я не знаю.

– В отличие от вас, доктор, я знаю, что мне делать. Я немедленно отправлюсь к прокурору с просьбой возбудить уголовное дело против господина X за неоднократное покушение на убийство.