1

Прокурор, судья и жандармы ушли. Труп унесли на вскрытие. Тьерри находился в большой гостиной, где Ратенель по его просьбе собрал всех обитателей замка – хозяев и слуг (комиссар упрекал себя за то, что не додумался раньше допросить последних).

Полицейский пристально вглядывался в лица. Кто из них преступник? Чьи опухшие от слез глаза – маска, умело скрывающая досаду убийцы? Для Невика было очевидно, что Софи пострадала из-за грубой ошибки. Ее перепутали с Мартиной.

– Дело зашло слишком далеко. Один из вас специально или по ошибке выстрелил в мадам Кесси. Он или она ответят за совершенное преступление перед законом. Мадемуазель Пьюбран, почему потерпевшая была одета в ваше платье?

– Так, просто прихоть. У нас с Софи был приблизительно один размер, и мы часто менялись нарядами.

– Это ложь! – проорал Марк. – Она врет!

– Марк, прошу тебя!

– Объяснитесь, господин Кесси.

– У меня не было достаточно средств, чтобы обеспечить жену достойным гардеробом, и моя кузина часто отдавала Софи старую, надоевшую ей одежду. Добренькая такая! Специально, чтобы меня унизить.

– Вчера на мадам Кесси было это платье?

Собравшиеся ответили утвердительно.

– Значит, если вы все видели на мадам Кесси зеленое муслиновое платье, невозможно, чтобы кто-то из вас перепутал ее с мадемуазель Пьюбран. В таком случае, если мы примем предположение, что Софи – случайная жертва, за аксиому, действия преступника становятся непонятными. Отсюда следует: убийство было совершено кем-то, кто был не в курсе истории с «переодеванием», а это все усложняет – преступника следует искать не среди членов семьи.

Олимпия Пьезат иронично заметила:

– Вы как будто об этом жалеете.

– Я воздержусь от ответа на ваш вопрос. Доктор, мадемуазель Пьезат, господин Кесси – свободны, а вас, мадемуазель Пьюбран, я попрошу остаться: мне понадобится ваша помощь во время допроса прислуги.

– Хорошо.

Родственники вышли. Мартина представила ему оставшихся: двух мужчин и двух женщин.

– Герман. Метрдотель и эконом. Он знал меня еще младенцем. Альфонс – царь своих земель. Он у нас садовник. В доме одиннадцать лет. Мария-Антуанетта – кухарка, жена Германа. Вот уже пятнадцать лет она колдует над своими кастрюлями. И наконец, Мариетта – домработница, помощница Германа. Новенькая, в Блонзате всего пять лет.

У всех четверых были честные и отважные лица. Казалось невозможным, чтобы кто-то из них мог напасть на хрупкую и беззащитную Софи.

– Герман, что вы думаете о смерти Софи Кесси?

– Ничего, господин комиссар. Грустно все это! Подобного просто не должно быть.

– А вы, Альфонс?

– Я не могу поверить, что никогда больше не увижу госпожу. Она, как никто, любила гулять в парке и всегда с уважением относилась к моему труду, часто расспрашивала меня, что я делаю, советовалась. Хороший человек! Ее трудно не любить!

– А вы, Мария-Антуанетта?

– Я долго ее не забуду. Не могу представить, что она никогда больше не появится на кухне.

Эмоции задушили кухарку, она разрыдалась.

– Наконец вы, Мариетта?

– Пусть мадемуазель простит меня, но мадам Софи была ласковее всех в обращении. Никогда не повышала голоса. Каждый раз, когда она что-нибудь просила сделать, у нее был такой вид, словно она извинялась, словно ей было неловко.

Тьерри отпустил прислугу, уверенный, что виновных среди них нет.

– Ни семья, ни слуга… Кто же тогда?

Мартина призналась, что сама ничего не понимает. Кто мог желать зла Софи?

– Она никому ничего плохого не сделала. Она была сама добродетель.

– Это лишний раз убеждает меня в том, что целились не в нее.

– Но вы только что сами сказали, что среди обитателей замка преступника нет.

– Правильно, я доказал, что физически невозможно, чтобы это был кто-то из ваших. Но тот или та, кто жаждет вашей смерти, мог обратиться к кому-нибудь со стороны.

– Комиссар, мы не в Чикаго! В Каоре убийц не нанимают.

Полицейский не поддержал ее шутку.

– Возможно, нашелся человек, который настолько ненавидел вашего отца, что за хорошее вознаграждение с удовольствием согласился отомстить и дочери.

– То есть мы опять возвращаемся к моей семье?

– Вас это удивляет?

Она замялась.

– Нет.

– Видите ли, мадемуазель, это всего лишь продолжение одной и той же истории, которая началась ночью в старом Каоре. Вас хотят убрать, чтобы завладеть наследством. И как бы чудовищно это ни было, воспользоваться им могут только ваш дядя, ваша тетя и ваш кузен. Доводы, которые я выдвинул перед всеми, не что иное как уловка. Нужно усыпить их бдительность. Прекрасно понимая, что за ним следят, преступник действует через посредника – отсюда нелепая смерть Софи, и на этот раз совершенно искренние угрызения совести и горе одного из Кесси.

Мартина вышла проводить Тьерри. Когда они спустились на улицу, полицейский заметил, что на первом этаже задернули штору. За ним следили. Ратенель сообщил своему шефу, что помещение тщательно обыскано и все найденное в доме оружие сложено в фургон.

– Отвезите его в комиссариат. Когда у нас в руках будет изъятая из тела пуля, эксперт сможет определить, из какого ружья был произведен выстрел.

По дороге к выходу Тьерри умолял Мартину:

– Мадемуазель, вы обязаны понять, что вам угрожает опасность. Я буду не в силах вас защитить, если вы мне в этом не поможете. Мы должны объединиться.'

– Что вы хотите, чтобы я сделала? Чтобы я спряталась, как в прошлый раз? Зачем это нужно, если меня все равно найдут? Вы же помните, как Марк быстро меня вычислил. Он сообразил, что если бы со мной что-нибудь случилось, ему бы не удалось от вас ускользнуть. Кто знает, может быть, в тот день вы опять спасли мне жизнь?

– Лишний повод принять необходимые меры предосторожности.

– Какие меры? Только не просите меня уехать!

– Это лучшее, что можно сделать в вашем положении.

– Может быть и лучшее, но не для меня.

– Вспомните Софи.

– Мне все равно, я не уеду. Я не Софи.

– Пуля, которой она была убита, предназначалась вам, и вы это знаете.

– Возможно, но я все равно не уеду. Я не уступила отцу, не уступлю и им.

– У них несколько другая тактика, но тем хуже для вас! Сами будете виноваты.

– Я привыкла отвечать за свои поступки.

– В подобной ситуации упрямство неуместно.

– Прошу вас!

Они подошли к воротам. Комиссар уже собирался попрощаться, когда девушка вдруг сказала:

– Кстати, что касается людей, которые могли ненавидеть моего отца, то я знаю одного – Жером Бланзе.

– Кто он?

– Браконьер. Отец два или три раза упрятывал его за решетку. Пока он сидел, один из его детей умер. И он считал, что виноват в этом отец.

– Он пытался отомстить?

– Наверняка, только это недоказуемо. Во всяком случае, в отца несколько раз стреляли.

Все сливки Каора прибыли в Блонзат для участия в погребении Софи Кесси. В траурной процессии Тьерри заметил отца умершей – господина де Отфажа. Он шел на расстоянии от Пьюбранов, как будто брезговал малейшим прикосновением к семье, укравшей у него дочь и не сумевшей ее уберечь. После панихиды проследовали на небольшое кладбище. Гроб опустили в могилу, и перед тем, как забросать землей, как полагается, священник произнес несколько слов. В момент, когда он заканчивал свою проповедь о смерти как пути к вечному счастью, де Отфаж оттолкнул его и упал на колени перед могилой. Склонившись, он роковым голосом запричитал:

– Доченькая моя бедная! Прощай! Может быть, скоро встретимся. Они даже не позволили тебе покоиться рядом с твоими предками. Эти люди тебе никто! Ты слышишь?! Никто!

Толпа загудела. Пастор попытался отстранить несчастного отца, но реакция его оказалась непредвиденной.

– А вы вообще оставьте меня в покое! Не трогайте меня!

Священник предпочел отойти. Тьерри с живым интересом следил за происходящим. Он надеялся, что кто-нибудь из участников сцены выдаст себя.

– Ты не послушала меня, и вот что с тобой стало, и все из-за этого подлеца! Мало ему было наших денег!

Весь бледный, вперед выступил Марк Кесси.

– Горе отца свято, и я прощаю оскорбление. Но теперь извольте замолчать.

Отфаж приблизился к Марку и, глядя ему прямо в глаза, бросил:

– Да кто вы такой, чтобы так разговаривать с Отфажем? Мошенник! Вы женились на моей дочери из-за денег и позволили ее убить, если сами не убили.

– Вы ответите перед судом.

– Не дождусь часа, когда мы с вами там встретимся, подлец!

Доктор Пьюбран и Олимпия держали Марка, который, несмотря на поврежденное плечо, вырывался, пытаясь наброситься на своего тестя. Отфажа обступили. Он что-то говорил… Его никто не слушал. За плохо скрываемым лицемерным сочувствием они радовались, что являются непосредственными участниками скандала, который войдет в историю Каора. Мадемуазель Пьезат подошла к комиссару и шепнула ему на ухо:

– Он, конечно, с приветом, но большой оригинал. Мне он нравится.

– Он, может, и оригинал, но публично назвал Марка Кесси мошенником и чуть ли не убийцей.

– Ну и что, он без сомнения прав.

– Вы хотите сказать…

– Я ничего не хочу сказать, комиссар.

И старая дева вразвалочку удалилась. Она не любила Марка. И она тоже… Правда, что юноша симпатии не вызывал, и де Отфаж был тысячу раз прав, назвав его мошенником, но не убийцей! Софи умерла от пули, выпущенной отличным стрелком, а для того чтобы хорошо стрелять, нужно владеть обеими руками. Кесси сейчас этим похвастаться не мог.

Тьерри смешался с толпой и покинул кладбище, не попрощавшись с Пьюбранами. Они все, кроме может быть Мартины, уже забыли о Софи, как будто ее никогда и не было.

Невик решил воспользоваться хорошей погодой и навестить браконьера – жертву Жюльбера Пьюбрана.

В Сант-Пантелионе, что по дороге в Аген, полицейскому не сразу удалось найти дом Жерома. Местные жители, едва заслышав имя Бланзе, нахмурившись, отворачивались. Видимо, в деревне не очень-то его жаловали. Наконец одна старуха согласилась помочь комиссару.

– Бланзе? Знаю ли я Бланзе? Еще бы! Уж если я туда по молодости десять тысяч раз не ходила – никто не ходил, вот-те крест! В нашей деревне хуже его не было. Если бы ему каждый божий день мозги не вправляли, он был бы невыносим. Могу поклясться, он и сейчас такой же. Этот ублюдок никогда не хотел работать. Где его найти? Идите прямо по улице до прачечной, там налево, а потом сразу направо, до поля. Там увидите хижину. В ней-то вы и найдете нашего Жерома.

Здоровый мужик в вельветовом пиджаке, в сапогах, в шерстяной дырявой кофте. Узнав, кто такой Невик, он заволновался.

– Почему пришли не жандармы?

Все, что выходило за рамки привычного, шокировало и волновало его одновременно.

– Я хотел с вами поговорить… По поводу Жюльбера Пьюбрана.

– Да он же умер давно.

– Вы его не любили?

– Это уж точно. Настоящий гад! Вы знаете, у нас тут охотятся много, ну и я браконьерствовал. Нужно же что-то есть. Можете себе представить, эта сволочь сдавала меня жандармам три раза. Три раза! А у меня в то время были жена и дети. Один из них умер, пока я сидел. Она не смогла выходить, и Кри-Кри – это моя жена – все свалила на меня. А что я мог сделать, сидя за решеткой. Когда я вернулся, мы разругались в пух и прах, насколько я помню, я даже ее ударил, ну она и ушла вместе с детьми, а я остался один по милости господина Пьюбрана, которому бы с радостью всадил пулю.

– Ну и что же не всадили?

– Спасибо, с меня хватит!

– А вы знаете его дочь?

– Да, видел издалека три или четыре раза. Большая воображала, строит из себя невесть что.

– Вы ее тоже ненавидите?

– Ее-то за что? Она мне ничего плохого не сделала, по крайней мере до сегодняшнего дня. Надеюсь, что она будет получше своего папаши. Если вы ищете кого-то, кто может о нем рассказать что-то дельное, топайте в Лозерт, спросите там мадам Веск, мадам Полин Веск. Ее дядя был метрдотелем в Блонзате в то время, как покойный Пьюбран собирался жениться. Сейчас он уже старый, но голова светлая.

Лозерт возвышался на холме как часовой былых времен. Его старые дома, его площадь, на которой, казалось, вот-вот появятся солдаты в кольчугах с алебардами, нравились комиссару. Он любил сюда приезжать до и после сезона отпусков, когда толпа разноязычных туристов, уходя, возвращала благородство тишины этим отмеченным историей местам.

Полина Веск оказалась молодой дородной женщиной со звонким смехом. Вся ее фигура: грудастая, крутобедрая, живо-тастая – волнами излучала доброту и приветливость. Достаточно было на нее взглянуть, чтобы самому наполниться оптимизмом. Узнав о цели визита комиссара, она воскликнула:

– Вы хотите поговорить с папашей? Он очень обрадуется. Он, бедняга, скучает и устал к тому же. Вы только подумайте, девяносто шесть скоро, не каждый до такого доживет, а?!

Вслед за хозяйкой Тьерри вышел на залитый солнцем двор, где могучий старик, похожий на египетскую мумию, дремал в кресле в зелени вьющегося виноградника. Разговор начать было трудно. Однако папаша оживился, когда, наконец, понял, что речь идет о Блонзате, который он покинул тридцать лет назад. Ему вспомнились ушедшие года. Он служил у отца Жюльбера Пьюбрана. Тот был настоящим хозяином, не то что сын – жесткий, грубый, ко всем и ко всему равнодушный. Он выставил Сераля – так звали старика – за дверь, посчитав, что тот слишком стар для того, чтобы справляться как следует со своими обязанностями.

– Вы видите, мне уже скоро сто будет, а он уже умер.

Он хихикнул, чем напомнил полицейскому скрип флюгера.

– С подобным характером у него, должно быть, было много врагов?

– Это уж точно, хотя умер он своей смертью.

– Вы думаете, возможно, чтобы он настолько досадил людям, что они, возненавидев отца, перекинулись и на дочь?

– Нет… только не в наших краях… Мы здесь не злопамятные. Не то чтобы совсем, но быстро забываем.

В комиссариате Тьерри ожидала повестка во Дворец правосудия. Сгорая от любопытства, что же теперь думают те, кто не хотел верить его предсказаниям, он побежал туда.

Мэтры Комбе и Шенебур потеряли всю свою спесь. Прокурор не стал хитрить.

– Я не буду перед вами извиняться, комиссар, но рву на себе волосы и признаю, что должен был вас послушать. История с платьем доказала, что мадемуазель Пьюбран действительно преследуют. Без сомнения, я был неправ. Я боялся скандала. Теперь отступать некуда, надо переходить в атаку. Я ознакомился с докладом эксперта: пуля, изъятая из тела, не подходит ни к одному из найденных в доме ружей. Выстрел был произведен из карабина Ремингтон 1100.

Тьерри объяснил:

– Таким образом, они хотят отвлечь наше внимание, убедить, что преступник – кто-то со стороны. Я встречался с браконьером, которого покойный владелец Блонзата несколько раз засаживал за решетку, болтал с бывшим метрдотелем замка. И тот и другой в один голос говорят, что у Жюльбера Пьюбрана был невыносимый характер, но оба уверены, что никто из местных не мог додуматься до того, чтобы мстить за отца дочери. Нет, господа, кто-то пытается убрать Мартину Пьюбран, чтобы присвоить наследство. А покушение на Марка Кесси – не просто несчастный случай. Значит, и его жизнь в опасности.

Прокурор почесал шею и прошептал:

– Значит, остаются…

Слова застряли у него в горле. Невик закончил:

– …доктор Пьюбран и мадемуазель Пьезат.

– Это… это невероятно… чудовищно… послушайте меня, комиссар: я высоко ценю ваш опыт, но дичь слишком крупная. Не лучше было бы передать дело в СРПЖ в Тулузе.

– Поступайте по вашему усмотрению, господин прокурор, но, если меня отстранят от следствия, я сочту это за личное оскорбление.

– Ну хорошо, хорошо. С чего же мы начнем?

– Пусть господин судья подпишет мне ордер на обыск. Прежде всего нам нужно найти ружье.

На следующее утро комиссар в сопровождении Ратенеля и двух младших офицеров полиции явился в замок. Семья собиралась завтракать. За столом Невик увидел незнакомого ему молодого человрка лет тридцати, смуглокожего и черноволосого. «Наверное, испанец,» – подумал полицейский. Доктор Пьюбран сухо спросил:

– Что означает столь раннее вторжение, господин комиссар?

– Вот ордер на обыск.

– Ордер… Господи, ну почему?

– Мы должны найти ружье, из которого убили мадам Кесси. Будьте любезны, распорядитесь, чтобы метрдотель или горничная помогли моим людям.

Олимпия Пьезат поднялась.

– Пойду скажу.

Доктор прошептал сдавленным голосом:

– Теперь уже ничто не остановит скандала.

– Как ничто не вернет к жизни мадам Кесси.

В то время, как Ратенель со своими помощниками переходил из комнаты в комнату, обшаривая мебель в надежде обнаружить тайник, Тьерри бродил по парку. А почему бы преступнику не спрятать ружье здесь? Его догнала Мартина в сопровождении похожего на испанца незнакомца.

– Дорогой комиссар, позвольте вам представить – Мануэль Камаронес, только что прибыл из Мексики. Он этнолог, мы с ним там и познакомились и очень подружились. Несмотря на расстояние, дружим до сих пор.

Нетрудно было догадаться, что мексиканец влюблен в Мартину. Это испортило Тьерри настроение. Он недружелюбно спросил:

– Вы когда приехали, мсье?

– Вчера вечером.

– Так получилось, что вы попали в Блонзат в неподходящий момент.

Мануэль кинул смущенный взгляд на Мартину.

– Скажем, через письма я почувствовал… догадался, что Мартине угрожает опасность и… она бессознательно позвала меня на помощь… Вот почему я здесь.

Невик горько заключил:

– Дружба, которой я не удостоен. Вам очень повезет, мсье, если мадемуазель Пьюбран примет ваше покровительство. Должен вас оставить, работа ждет.

Ни в замке, ни в парке карабина не нашли. И бригада, все не чище мусорщиков, вернулась в комиссариат. Рассказывая о своей досаде Эскорбьякам, Тьерри завел речь о мексиканце, который появился в этой истории, как снег на голову свалился. Сам того не замечая, комиссар заводился, и чем дальше, тем больше.

– Какого дьявола он явился! И без него все и так сложно! Кто поверит, что он сам приехал. Это она его позвала! А почему она его позвала? Да потому, что бы она там ни говорила, что ей страшно, страшно до боли, она с утра до вечера дрожит от страха. Только для мадемуазель Пьюбран из замка в Блонзате французский полицейский – это жалкий неумеха, во-первых, неспособный, а во-вторых – недостойный приблизиться к такой богатой наследнице. Поэтому нужно иностранца вызвать! Ничего, я еще подкопаюсь под этого мексиканца, узнаю, что это за фрукт!

Когда Тьерри закрыл за собой дверь в «Таверну», Эрмина грустно пробормотала:

– Бедный мальчик… тяжелый случай… страшно подумать, чем все это закончится.

 

2

Кого уж Тьерри не ожидал встретить у себя в кабинете, так это мадемуазель Пьезат. Ратенель доложил о се приходе. В облике старой девы ничего не осталось от резвой амазонки. Лишенная этой вечной радости, которая, казалось, поселилась в ней давно и навсегда, она выглядела на свой возраст и сейчас была лишь потерянной несчастной старухой. Тон ее тоже изменился, как будто стал блеклым. Куда девалась вчерашняя спесь!

– Вы желали меня видеть, мадемуазель?

– Да, господин комиссар, я благодарю вас за то, что вы не захлопнули передо мной дверь.

– Я этого не хотел и не имел права делать. Могу я узнать о цели вашего визита?

– Я хотела выяснить, есть ли возможность остановить следствие?

– Возможность? Сдайте мне преступника…

Она покачала головой.

– Если бы я знала, кто он.

– Так почему же вы желаете остановить следствие? Вы что, не хотите отомстить за бедную Софи?

– Конечно хочу! Но скандал вокруг нас… Жюльбер так дорожил своей репутацией… он в гробу перевернется… наше запятнанное имя.

Невик произнес тихо:

– Не ваше.

– Господин комиссар, я не крыса, чтобы бежать с тонущего корабля! Корабль Пьюбранов и Кесси вышел в море: мы один экипаж. И мы или одолеем бурю, или будем унесены ею, но все вместе.

– Мадам Кесси мне очень нравилась… Она казалась чужой в вашей среде.

– Так и было.

– Такая хрупкая, такая печальная… Все время хотелось ее защитить. И какой-то подлец убил ее, пусть даже по ошибке. Я никогда не смогу этого принять и не успокоюсь, пока не надену на него наручники, я вам это обещаю!

Мадемуазель Пьезат, вздохнув, встала.

– Мой поступок глуп, я поздно это поняла, но меня заставил страх.

– Вас?!

– Вначале я была уверена, что по неизвестным мне причинам Мартина разыгрывает с нами достаточно жестокую шутку, развлекается. Я спрашивала у себя, зачем она это делает и где остановится… Но история с машиной, покушение на Марка, наконец, убийство бедняжки Софи открыли мне глаза. Кто-то хочет убрать всех возможных наследников Жюльбера Пьюбрана.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Боюсь, да. Мартине не нужно убивать, она через два года и так получит наследство. Ранение Марка неопасно, но могло быть смертельным – чуть-чуть промазали, да он и не стал бы стрелять в Софи, какая ему выгода, он и так уже истратил все, что ей дали родители.

– Значит?

– Значит, господин комиссар, остаются Марсьяль и я.

– И кого же я должен выбрать?

– Вы догадываетесь, что на себя я указывать не стану. Вы знаете, я думала, что достаточно хорошо знаю Марсьяля, чтобы быть уверенной в том, что он не способен вести эту кровавую игру. Но поскольку это не я, выходит… Я боюсь, я тоже, в случае чего, наследница… Убийца! Если в замке есть убийца…

– Вы в этом уверены?

Она на мгновение замолчала, потом глухим голосом произнесла:

– Нет.

– Успокойтесь, мадемуазель. Если бы убийца принялся за вас, он бы сразу себя выдал – то есть попросту назвал себя. Ведь он остался единственным из клана подозреваемых.

Нахмуренная физиономия Олимпии расплылась в улыбке.

– Это правда! Господи! Почему я об этом раньше не подумала. Надо же быть такой дурой! Спасибо, господин комиссар. И забудьте о моей минутной слабости, это не в моем характере.

Она вышла, заново обретя все свое великолепие. Тьерри сочувственно покачал головой: она не догадывалась, что от нее могли избавиться и другим способом. Убийство не обязательно. Например, ловко подстроенный несчастный случай.

Комиссар встретил влюбленного мексиканца на площади Аристиде Брион.

– Что это вы дышите нашим загрязненным воздухом, когда в парке…

– Мне там скучно.

– Что?

– Постоянно напряженная атмосфера, а это утомляет. Лучше уж по Каору погулять.

– И вам нравится?

– Очень. Вы знаете, у нас в семьях, взращенных на французской или английской культуре, детям дают читать сказки, а они с трудом в них верят, потому что никогда не видели замков, старых камней. Для них бывают только ацтеки, им трудно представить себе ацтеков в образе прекрасных молодых рыцарей или женщин-ацтеков в длинных до пят платьях, с покрытыми головами. Поэтому, когда жители Нового мира впервые вступают на землю Старого, они попадают прямо к феям и убеждаются, что сказки – это правда.

Невик почувствовал, как его неприязнь к мексиканцу улетучивается. Тоже романтик. А полицейский считал людей, подверженных одним и тем же слабостям, за братьев.

– Ну а вообще Франция вам нравится?

– Франция – да, французы меньше.

– А что с ними такое?

– Очень сложные.

– К примеру?

– Возьмите замок. Я знаю и вы, наверное, не хуже меня, что один из владельцев хочет остаться единственным наследником Жюльбера Пьюбрана.

– Да. И что?

– Почему другие его не выдадут?

– Нужно знать кого.

– Я уверен, что они с самого начала знали.

– Зачем тогда это опасное молчание?

– Честь! Во всяком случае, они так говорят. Они не понимают, что живут бок о бок с сумасшедшим. И если бы задумались, насколько это смешно, бесполезно, неумно…

– Что вы хотите этим сказать?

– Ничего. Я не могу предать своих хозяев. Кстати, они и согласились-то на мое присутствие только потому, что я дал им слово ничего не рассказывать из того, что увижу. Слуги тоже как будто клятвой между собой связаны. Господин комиссар, я боюсь, что они все там сумасшедшие.

Они проходили мимо городской ратуши и начали подниматься по бульвару Гамбста к башне папы Иоанна XII. Полицейский спросил в лоб:

– А вы ведь влюблены в мадемуазель Пьюбран?

– С первой минуты.

– Это она вас позвала на помощь?

– Да.

– И вы решили ее защитить!

– Да еще как!

– Так что же вы не возле нее?

– Она у парикмахера, через несколько минут я возвращусь к своим обязанностям телохранителя. У меня сейчас перемена.

– Могу ли я рассчитывать на то, что вы поставите меня в известность в случае малейшей опасности?

– Я не такой супермен, чтобы сражаться в одиночку, господин комиссар. Я позову вас, как только в этом будет необходимость.

– Спасибо.

Перед лицеем Клемана Маро мужчины остановились. Невик спросил:

– И что вы дальше думаете делать, господин Кама-ронес?

– Увезти Мартину в Мексику.

– И жениться?

– Простите?

– Вы намереваетесь взять ее в жены?

– Без сомнения.

– А если она не согласится?

Лицо мексиканца помрачнело.

– Я не позволю ей променять мою любовь на деньги.

– Но она… она-то вас любит?

– По крайней мере, она мне в этом клялась.

Тьерри протянул юноше руку.

– До свидания, господин Камаронес, и удачи.

Они расстались, и комиссар, убитый, побрел на работу. Уже на пороге он развернулся и решил сначала зайти к Эскорбьяку и все ему рассказать. Он вложил столько страсти в свой рассказ, в его голосе звучало столько горечи, что хозяин «Таверны» понял, насколько его другу было плохо. Не зная, как его утешить, он дал Тьерри уйти, так и не найдя нужных слов. А были ли они вообще?

Тьерри ничего не хотелось: ни есть, ни пить, ни работать. Блонзатское дело вдруг потеряло для него всякий интерес. Он прекрасно понимал, что бессознательно сам себе все придумал, что мечты его абсурдны, но ничего не мог с собой поделать. При мысли о том, что Мартина не только любит другого, но и навсегда уедет с этим другим из Каора – и он больше никогда ее не увидит, – он испытывал невыносимую тоску. Он хотел бы ненавидеть мексиканца, но ему это не удавалось. Может быть, потому, что они одинаково относились к Мартине. Это было не просто разочарование: комиссар страдал в тысячу раз больше оттого, что она скрыла от него существование Камаронеса, оттого, что она позвала на помощь другого, хотя он, Тьерри, был рядом и доказал ей свою преданность. Почему она ему не доверяла? Именно это недоверие и было самым обидным для комиссара. В глубине души он понимал, что ему никогда не удастся завоевать сердце Мартины, но ему было приятно в это верить, по крайней мере приятно. Так или иначе он остался бы навсегда мужем Алисы и дошел бы до конца, скованный цепями с мертвой.

Охранник доложил о приходе мадам Эскорбьяк. Невик испугался, что что-нибудь стряслось в «Таверне», но тут же успокоил себя: окно его кабинета выходило на соседнюю с рестораном улицу, и в случае чего его сразу вызвали бы снизу. Не успела Эрмина войти, как Тьерри выпалил:

– Что-нибудь с Пьером?

– Нет. Я зашла, потому что он попросил меня с тобой поговорить.

– О чем?

– О твоих неприятностях.

– Неприятностях? Тоже мне выдумал! Нет у меня неприятностей.

Эрмина посмотрела на него своими добрыми глазами.

– Будет, Тьерри, меня не обманешь. Мы уже столько лет друг друга знаем! Ты витал в облаках, а в твоем возрасте это вредно. Так всегда бывает: вобьешь себе что-нибудь в голову, а потом становится ужасно обидно согласиться, что это всего лишь выдумка, слишком красивая история. Нужно иметь мужество открыто посмотреть на вещи. Она не твоего круга. По возрасту не подходит, она богата, так что возвращайся на землю, Тьерри. Мы с Пьером тебя ждем. С нами ты никогда не останешься одиноким. Мы вместе проведем остаток путешествия. Ты увидишь, дружба может заменить многое.

Слишком взволнованный, чтобы сразу откликнуться, Невик поднялся, обнял Эрмину и поцеловал в обе щеки, бормоча:

– Спасибо… Ты меня почти вылечила… Это трудно забыть, но с твоей и Пьера помощью я выкарабкаюсь.

Слезы на глазах мадам Эскорбьяк вылились в улыбку:

– Вы, мужчины, в любом возрасте ведете себя как дети.

Мэтры Комбэ и Шенебур сидели на освещенной солнцем террасе кафе на бульваре Гамбета. Они увидели проходящего мимо комиссара Невика. Тьерри их не заметил.

– У него озадаченный вид, – проговорил судья.

Прокурор вздохнул:

– Разобраться в этой истории, боюсь, выше его возможностей! Меня подмывает вызвать доктора Пьюбрана и мадемуазель Пьезат, рассказать им о наших подозрениях и поставить в известность, что дело будет передано в Тулузу. А там уже церемониться не станут. Только хорошо бы они мне ни в чем не признались!

– Не торопитесь, мой хороший, потому что если они вам ни в чем не признаются, вы будете вынуждены сдержать ваше обещание. Будем снисходительны! Дадим Невику еще несколько дней… Если, скажем, через неделю в его папке не появится ничего нового, вы с ними побеседуете, а я позвоню в Тулузу. Что вы об этом думаете?

– Правильная политика.

Мэтры заметили комиссара в тот момент, когда он направлялся в гараж к Телю – забрать из ремонта машину.

Сразу после ухода Эрмины Эскорбьяк Тьерри захотелось вернуться в Блонзат в надежде встретить там Мартину и высказать ей все, что он думает по поводу ее недоверия к нему. У входа в замок желание видеть мадемуазель Пьюбран вдруг резко пропало. Если она любит мексиканца и желает устроить свою жизнь с ним, он не станет о ней заботиться больше, чем положено ему по долгу службы. Поэтому он не вошел в ворота, а снова углубился в парк. Вдруг ему показалось, что за ним следят. Подняв голову, он уловил – может быть померещилось – чуть заметное движение с виду закрытых ставней. Его присутствие кого-то испугало. Может быть, убийцу? Тьерри медленно шел вперед. Кругом царила полная тишина, едва нарушаемая доносившимся издалека шумом крыльев: осторожность вынуждала птиц улетать при приближении человека. Грустный, комиссар добрел до места, где любила отдыхать и мечтать Софи. «Что заставило преступника выстрелить? Было ясно, что смерть женщины не беспричинна. Софи убили потому, что не могли поступить по-другому. Как и где искать мотивы преступления? Смерть Софи и ранение Марка… Были ли они выполнением одного и того же требования или их нужно рассматривать по отдельности? У Тьерри вдруг возникла уверенность, что, если ему удастся разгадать, почему убили дочь г-на де Отфажа, он поймет все. К сожалению, это было не так-то просто. Где спрятано оружие преступления – карабин Ремингтон 1100? Может быть, в замке или в парке есть тайник, известный только одному убийце? Как преступнику удалось проскользнуть в парк, имея при себе оружие, о котором никто не знал? И как ему удалось незаметно вернуться в замок, не заботясь о том, что выстрел привлечет внимание? Напрашивался вывод: у убийцы были сообщники. Кто-то из родных или из прислуги».

Погруженный в свои мысли, комиссар не смотрел под ноги и не заметил кучу поганок, на которых поскользнулся. Это-то и спасло ему жизнь, потому что именно в момент падения кусты задрожали от эха глухого выстрела, и пуля просвистела у него над головой. Если бы он не свалился, она вошла бы ему прямо в затылок, как Софи.

Распластавшись по земле, комиссар не двигался, уверенный, что, если он пошевелится, выстрелят еще раз. На тропинке, ведущей к замку, показалась мадемуазель Пьезат, за ней Мартина. Вскоре он услышал шум раздвигающихся кустов.

– Ты тоже слышала?

– Кто мог стрелять так близко от дома?

Желая узнать их реакцию, Тьерри не шевелился. Мадемуазель Пьюбран вдруг закричала, показывая пальцем на полицейского. Мадемуазель Пьезат сложила руки в молитве.

– Господи!

Они подбежали, Мартина упала на колени перед комиссаром, бормоча:

– Это невозможно, тетя, скажите, что это невозможно!

Сквозь ресницы Тьерри наблюдал за сценой, и когда решил, что пора заканчивать спектакль, поднялся. Мартина воскликнула:

– Слава Богу! Вы живы!

– Чистая случайность.

Он показал на раздавленные грибы.

– Если бы не они, я был бы убит.

Олимпию передернуло.

– Еще одно покушение… Это когда-нибудь кончится?!

Мартина изо всех сил сжала руку Тьерри.

– Но кто? Кто?

– Понятия не имею. Единственное, что я знаю, – что кто-то хотел меня убрать. Почему? Потому, что преступник испугался, что я намного ближе к разгадке, чем, увы, я есть на самом деле.

Они молча побрели в замку. Да и что они могли друг другу сказать. Мадемуазель Пьезат вскоре их оставила, чтобы пойти приготовить чай, который предложила комиссару и от которого он отказался. Невик остался наедине с мадемуазель Пьюбран, и сдавленным голосом она сказала:

– Комиссар, у меня нервы не выдерживают. Я думаю, а не лучше ли послушать Мануэля и уехать вместе с ним от греха подальше. Если бы… если бы вас убили… я никогда бы себе этого не простила.

– Вы действительно хотите уехать в ссылку с этим мальчиком?

– Не то, чтобы очень… Если бы в самое ближайшее время вы нашли преступника…

Они подходили к замку. Прощаясь, Тьерри заверил:

– Можете на меня рассчитывать.

Он смотрел, как она поднимается по ступенькам крыльца, и решил, что действительно жаль, что молоденькие девушки настолько увлекаются экзотикой.

Комиссар сделал вид, что идет к ограде парка, но, как только оказался вне видимости, пригнулся и потихоньку добрался до полянки, где только что едва не умер. Он без труда нашел место своего падения, направился прямо к дереву, росшему чуть дальше впереди. Ему недолго пришлось искать дыру, проделанную пулей. Он вынул нож и терпеливо начал ковырять ствол до тех пор, пока не извлек из него кусок свинца, чуть было не отправившего его на тот свет. Он сунул его в карман, чтобы потом отнести на экспертизу господину Эскусану. Но он не сомневался, что речь идет о дроби крупного калибра, выпущенной из Ремингтона 1100.

 

3

– Вы понимаете, господин следователь, что теперь, когда они попытались убрать меня, найти блонзатского преступника стало для меня делом чести.

– Я вас не отстраняю, мой дорогой, а лишь настаиваю на том, что вы по уши завязли в этой истории. На вашем месте я бы согласился позволить суду обратиться за помощью к Тулузе. Они сами всем займутся, а мы умоем руки!

– Видите ли, господин следователь, у меня в жизни ничего не осталось, кроме работы, с тех пор, как я похоронил жену. Если я без борьбы признаю поражение, это будет для меня все равно что дезертировать.

Шенебур покачал головой.

– Романтик!

– Может быть, но прежде всего честный человек и в душе полицейский. Софи Кесси была молода, невинна и верила в меня. Я не смогу спокойно спать, если кто-то другой, а не я задержит преступника. Я должен сам надеть на него наручники. Говоря по правде, господин следователь, мне бы хотелось, чтобы при задержании он сопротивлялся. Я с удовольствием бы его убил.

– Комиссар! Вы! Вы осмеливаетесь… Лучше бы я этого не слышал.

– В таком случае предпочтительнее быть глухим. До свидания, господин следователь. Потороплюсь, а то парни из Тулузы захватят мои территории.

Оставшись один, мэтр Шенебур окунулся в грустную дремоту. Энергичные люди его раздражали. Он страдал оттого, что сам не принадлежит к их разряду. Ему было завидно, что этот комиссаришка полностью отдастся работе. Конечно, у него же не было никакой мадам Шенебур, которая в корне убивала всякую инициативу мужа и постоянно злилась, когда кто-нибудь продвигался по службе. Следователь был убежден, что блонзатская драма принесет крупные неприятности, и считал, что пора, и как можно быстрее, свалить дело на тулузцев. Он не понимал долготерпения прокурора по отношению к претенциозному комиссару полиции.

Как Невик и предполагал, заключение Эскусена было следующим: пуля, изъятая из ствола дерева, была того же калибра, что и та, которая убила Софи Кесси. Он расспросил всех оружейников, побывал во всех тирах – напрасно. Никто не продавал Ремингтона 1100, никто не помнил, чтобы кто-нибудь из членов клуба имел карабин, похожий на тот, что ищет полиция. Тьерри приказал расширить зону поиска до близлежащих крупных городов: Монтабана, Оша и т.д. Выходя от эксперта, он столкнулся с Мануэлем. Тот закрывал за собой дверь туристического агентства.

– Господин Камаронес, вы что, в путешествие отправляетесь? Вот уж это не вяжется с обязанностями телохранителя.

– Я возвращаюсь в Мексику.

– Как это? Вы оставляете мадемуазель Пьюбран?

– У нас разные взгляды на жизнь.

– Например?

– Она отказывается меня послушать, бросить наследство и уехать жить со мной. При том, что я достаточно богат, и она это знает, но для нес как будто дело чести не уступить родственникам. Эта безумная гордость и встает между нами.

– Я думал, она вас любит.

– Я тоже так думал, но она предпочла Блонзат.

– Господин Камаронес, она там выросла, ее тоже можно понять. Трудно так разом бросить все, что составляло до этого вашу жизнь.

– Но она же говорила, что будет счастлива в Мексике.

– Мало ли что женщины говорят.

– Во всяком случае, она злоупотребила моим добрым к ней отношением. Я считаю, что отныне больше ей ничем не обязан и более не связан никакими обещаниями. Только перед тем как уехать, я хочу выяснить, что же все-таки происходит в этом злосчастном замке. Меня все равно там никто не стесняется. Они воображают, что я ничего не понимаю или что я полный кретин! Но я докажу им, что они ошибаются!

– Будьте все же осторожны.

– Не беспокойтесь, во время экспедиций мне доводилось бывать в не менее опасных местах, чем блонзатский парк.

– Я не сомневаюсь, и все-таки, если возникнет хоть малейшая опасность, позвоните мне на работу или домой. Вот моя визитная карточка, там оба телефона.

Этот день был для комиссара действительно днем неожиданных встреч. Пошатавшись немного по бульвару Гамбета, он уже собирался возвращаться в комиссариат, когда увидел Мартину, идущую ему навстречу. Похоже, она была чем-то взволнована. Он се подождал.

– Вы чем-то взволнованы, мадемуазель?

– Комиссар, вы случайно Мануэля не встречали?

– Как же, он выходил только что из турбюро, где купил себе обратный билет.

– Несчастный идиот!

– Это приговор или сожаление?

– Люди в Латинской Америке по-другому смотрят на жизнь. Им кажется, что эпоха испанских завоеваний еще не закончилась. Они напыщенны и непредусмотрительны. Мануэль не хочет понять, что я не намерена отказаться от того, что мне принадлежит. Понятие «хозяин», по крайней мере как мы его понимаем, ему незнакомо. Поэтому он злится.

– Но он так вами дорожит.

– Он больше дорожит своей точкой зрения… Ну и пусть уезжает, если ему так хочется!

Это последнее замечание было приятно Тьерри, однако он лицемерно добавил:

– Я понимаю, что вы сейчас испытываете.

– Комиссар! Не надо только из меня делать брошенную невесту. Конечно, я хотела бы выйти замуж, но в моей семейной жизни ум и обоюдное стремление к поиску займут то же, если не большее место, что и чувства и все остальное. Поэтому, если мы расстанемся, я разочаруюсь, но не приду в отчаяние. Мануэль был мне хорошим товарищем, он разделял мою страсть к онтологии. Мы могли бы построить нашу жизнь вместе, во всяком случае я собиралась это сделать… Заметьте, что в какой-то степени я его понимаю. Моя семья отнеслась к нему недоброжелательно. Ему дали почувствовать, что он здесь лишний, а это, видимо, подействовало ему на нервы. Вот он и сделался таким нетерпеливым, что вообще-то ему не свойственно.

– А что не нравится вашим родственникам?

– А то, что он сует свой нос в чужие дела.

– Как я.

– С той разницей, что это ваша профессия.

– Значит, вы снова свободны?

– Если Мануэль не передумает, то да.

– Вы надеетесь, что он передумает?

– Это никого, кроме меня, не касается. До скорого, комиссар.

Усилия, с которыми Мартина пыталась возвратить покидающего ее поклонника, нагнали на Тьерри тоску, и он не мог избавиться от этой тоски до конца дня. Вечером в «Таверне» он был немногословен и на дружеские вопросы Эскорбьяка отвечал лишь непонятным бурчанием, так что Пьер в конце концов оставил Тьерри наедине с его мрачными мыслями. В половине девятого он лег спать злой на весь мир и на себя самого. С усилием закрывая глаза, Невик попытался заснуть, когда внезапно зазвонивший телефон заставил его вскочить с кровати. Разъяренный, он сорвал трубку.

– Комиссар Невик. В чем дело?

Глухой голос на другом конце провода ответил:

– Мануэль Камаронес. Мне нужна ваша помощь. Быстрее! Я думаю, что все понял. Быстрее! Жду вас у ограды! Все. Сюда идут…

– Я выезжаю, будьте осторожны.

Перед тем как мексиканец повесил трубку, Тьерри успел услышать:

– Что-то поздно вы звоните.

– Извините, доктор, но…

Дальше – гудки. Доктор Пьюбран! Это не удивило полицейского. Из двух возможных кандидатов – доктор Пьюбран или мадемуазель Пьезат – комиссар предпочел бы видеть преступником первого, а не вторую.

Он оделся в считанные секунды и через пятнадцать минут, если верить часам, уже сидел за рулем машины и гнал по дороге в Блонзат.

Из предосторожности Невик оставил машину в трехстах-четырехстах метрах от входа в замок. Он шел крадучись, и чем ближе была ограда, тем бесшумнее становились его шаги. Приблизившись, он удивился: Мануэля не было. Может быть, он опаздывает или… Тьерри не решался думать об этом «или». Он прождал более четверти часа – по-прежнему никого, и тогда, отчаявшись, он вернулся в машину. Его внимание привлекло что-то черное, налево от дверцы, в канаве у стены. Сердце заколотилось. Он подбежал, забыв об опасности, зажег фонарь: мексиканец больше никогда не увидит родину. Ему проломили череп. Было ли нападение неожиданным или он знал своего убийцу? Если он позвал комиссара на помощь, значит, что-то подозревал. Невика трясло. Он достал револьвер, распахнул ворота и решительно направился к замку. Теперь-то он поговорит с доктором Пьюбраном. И понравится это или нет высшим инстанциям, он арестует его, если найдет для этого малейший повод.