Всем прочим своим обязанностям Сэмюель Тайлер предпочитал утренний обход города. Заглянув сначала в участок и убедившись, что у сержанта нет для него никаких особых поручений, констебль размеренным шагом шел озирать то, что называл своими «владениями». В такие минуты Сэмюелю и вправду казалось, будто ему принадлежит весь Каллендер. Заложив руки за спину и зорко поглядывая по сторонам, полицейский проверял, не потерпел ли городок за ночь какого-нибудь урона. И всю дорогу, слушая дружеские приветствия сограждан, Тайлер чувствовал себя помещиком, милостиво здоровающимся со своими фермерами. Ни разу не взглянув на часы, полицейский точно знал, что выдерживает график, ибо до тонкостей изучил привычки обитателей Каллендера. Так, он знал, что в четверть восьмого миссис Харт откроет дверь галантерейной лавки и выпустит гулять кота Тальбота. В двадцать пять минут восьмого, независимо от погоды, отставной железнодорожник Бенджамин Джентри выглянет в окно и крикнет ему: «Чудесный денек нас ждет сегодня! А главное – за государственный счет!» Бенджамин тридцать пять лет вкалывал не покладая рук и вполне заработал и пенсию, и право ничего не делать. Тем не менее он считал, что теперь наступил его черед сидеть на шее у государства, и испытывал от этого особое удовольствие. Без четверти восемь Тайлер перекинется парой слов с Томасом – тот как раз начнет подметать тротуар возле «Гордого Горца». В восемь он спросит у бедняжки миссис Джюнис, как себя чувствует ее калека-сын, в восемь пятнадцать Тайлер заглянет в бакалею Мак-Грю и сердечно поздоровается с Уильямом и Элизабет. И так, поболтав с одним, выслушав другого, поспорив с третьим, констебль спокойно вернется в участок к девяти часам и оповестит сержанта Мак-Клостоу о том, что ночь в Каллендере прошла спокойно.

У самого участка Тайлер вдруг заметил преподобного Хекверсона. Священник твердой поступью двигался в направлении, противоположном церкви. Неужели кто-то из прихожан при смерти, а Сэмюель об этом даже не слышал? Решив, что долг повелевает ему сообщать Мак-Клостоу не только о живых, но и о тех, кто собирается покинуть наш бренный мир, Тайлер окликнул пастора.

– Я вижу, кто-то нуждается в вашем напутствии, святой отец?

– Да, Тайлер, и даже очень, если верить тому, что мне наговорили!

– Да? И кто же это?

– Мисс Мак-Картри.

Может, без ведома констебля на Иможен снова напали? Мысль о том, что дочь капитана переселится в лучший мир, опечалила констебля и в то же время ему стало стыдно за свое неведение.

– И что же с ней произошло?

– Понятия не имею, Тайлер. По-видимому, это дело давнее и очень запущенное…

– Не понимаю, преподобный отец…

– Чего не понимаете, друг мой?

– Да что же все-таки случилось с мисс Мак-Картри?

– Как что? Ничего нового… Просто ее характер, ее поведение стали притчей во языцех, и давно пора призвать эту особу вести себя приличнее! Вчера ко мне пришли несколько наиболее уважаемых прихожанок и напомнили, что я несколько пренебрегаю своими обязанностями… Правда, мисс Мак-Картри вернулась сюда всего три-четыре дня назад…

– А она вас приглашала?

– Тайлер, слуге Божьему вовсе не требуются приглашения – он идет, куда считает нужным!

– И… вы действительно хотите осудить ее поведение?

– Да, я попытаюсь заставить ее осознать прежние ошибки и привести к раскаянию.

– К раскаянию? Иможен?…

– По-вашему, она настолько испорчена, что уже не способна воспринимать Слово Господне?

– Послушайте, преподобный отец, скажи вы мне, что намерены сделать из сержанта Мак-Клостоу будущего лорд-мэра Лондона, я бы поверил и даже не позволил себе улыбнуться. Судите же, как я высоко ценю вашу способность убеждать!

– Вы что, издеваетесь надо мной, Тайлер?

– И в мыслях не было! Нет, я просто хочу помешать вам сделать глупость.

– Глупость? Так-то вы называете мой пастырский долг? Позвольте заметить вам, констебль, я весьма сожалею, что государственный служащий позволяет себе делать столь странные замечания!

– Вы меня не поняли! Здесь вы можете склонить к евангельскому смирению кого угодно! Каждый выслушает ваши советы и постарается их выполнить, но никто – слышите? – никто и никогда не сумеет вразумить мисс Мак-Картри!

– Правда?

– Правда!

– Что ж, значит, я стану первым!

Причитания миссис Элрой выводили Иможен из себя.

– Да Ну же, мисс, не успели приехать – и снова в путь? И вы называете это отдыхом?

– Миссис Элрой, я должна съездить в Мэрипорт, где работали Джон Мортон и Исла Денс… Я убеждена, что там найду объяснение всех загадок и тогда смогу разоблачить преступника.

– Но почему бы вам не оставить эту заботу полиции?

– Потому что Джон Мортон просил у меня помощи, потому что Исла Денс доверилась мне… Даже теперь, когда они умерли, я обязана сдержать слово, иначе буду в долгу перед ними…

– А про убийцу вы забыли?

– Да я только о нем и думаю!

– Один раз он вас упустил, но во второй раз кто знает, чем дело кончится?

– Я ничего не боюсь, поскольку со мной поедет Мак-Рей.

– Тоже мне успокоили…

– Что?

– Не очень-то я уверена, что вам прилично разъезжать повсюду с мужчиной!

Мисс Мак-Картри выпрямилась и уже хотела дать волю гневу, но на простодушном лице старой служанки читалась такая искренняя тревога, что язык не повернулся сказать резкость.

– Да ну же, Розмэри… Вы, что, забыли, сколько мне лет? Мак-Рей годится мне в сыновья!

– Не спорю… но все-таки это не дело!

Иможен рассмеялась.

– А знаете, миссис Элрой, по-моему, вы просто не хотите признать меня взрослой под тем предлогом, что когда-то пеленали. К несчастью, я уже не девчонка, Розмэри!

– Для меня вы всегда ею останетесь.

Растроганная Иможен молча обняла и поцеловала старую подругу. А миссис Элрой, вытирая глаза, подвела итог:

– Будь вы замужем за моим кузеном Ангусом, он поехал бы вместе с вами и меня не грызла бы тревога…

Кто-то резко дернул звонок у калитки, и разговор, едва не соскользнувший на опасную стезю, оборвался.

– А вот и Хэмиш! Скорее впустите его, миссис Элрой!

Старуха выглянула в окно и с удивлением повернулась к Иможен.

– Да это вовсе не ваш журналист, а пастор!

– Пастор?

– Он самый! Преподобный Родрик Хекверсон.

– Интересно, что ему от меня надо?

– Пойду узнаю.

Миссис Элрой почти тотчас же вернулась и сказала, что преподобный отец просит мисс Мак-Картри уделить ему несколько минут для очень важного разговора.

– Важного? Ну ладно, пусть войдет…

Несмотря на то, что преподобный Хекверсон был по меньшей мере на голову ниже Иможен, держался он так гордо и прямо, что никто не посмел бы взирать на него свысока. Войдя в гостиную, он лишь чуть заметно кивнул, подчеркивая тем самым особое положение слуги Божьего, и немедленно перешел к делу.

– Мне крайне неприятно тревожить вас в столь ранний час, мисс Мак-Картри, но человек моего сана обязан в первую очередь выполнять свой долг.

– Прошу вас, садитесь.

– Простите, что?

– Я сказала, садитесь. Удобнее ведь разговаривать сидя, правда?

Хекверсон немного подумал.

– Да, пожалуй…

Он опустился в удобное кресло.

– Мисс Мак-Картри, моя миссия в высшей степени деликатна и, поверьте, я отнюдь не с легким сердцем…

– Хотите немного виски?

– Что?

– Я спрашиваю, может, выпьете капельку виски?

– Виски? В такой ранний час?

– Мой отец начинал с утра.

– Уж простите меня, мисс, но я не разделяю вкусов вашего покойного батюшки. И кроме того, я пришел не пить виски, а поговорить с вами!

– Что ж, я слушаю!

– Мисс, вы помните слова Писания: «Горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит»?

– И что дальше?

– Я с сожалением вынужден сказать вам, мисс Мак-Картри, что, по общему мнению, именно вы сеете смятение и соблазн в нашем городе.

– Не может быть!

– Увы! Я даже не стану упоминать о покойниках, которые, по-видимому, стали неотъемлемой частью вашего окружения, но то, как вы вмешиваетесь в чужую семейную жизнь и разрушаете очаги…

– А точнее нельзя? Ну, назовите мне хоть одну такую семью!

– Скажем, Мак-Грю.

– Каким же образом вы об этом узнали, пастор?

– От самой Элизабет Мак-Грю, мисс.

– И вы поверили этой психопатке?

– Мисс Мак-Картри…

– У меня создается довольно жалкое впечатление о ваших умственных способностях, преподобный Хекверсон!

– Я не позволю вам, мисс…

– Послушайте, преподобный отец, я вас сюда не звала, верно?

– Меня вовсе не надо звать, мисс, чтобы…

– Вот что, господин пастор, я принимаю только тех, кого сама зову в дом… так что прошу вас уйти. У меня есть дела поважнее, чем слушать глупости бедняги Элизабет Мак-Грю.

– Вы меня прогоняете, мисс?

– А почему бы и нет? Дурак всегда останется дураком, какой бы костюм он ни нацепил.

– Ну, это уж слишком! На сей раз вы перегнули палку! Поберегитесь, мисс Мак-Картри!

– Чего?

– Да ведь… О, нет, это просто невероятно!… Ка…какой позор!… Никогда еще меня, слугу церкви… Вы бесстыдница, мисс Мак-Картри! Вы одержимы дьяволом! И они совершенно правы, называя вас Иезавелью!

– Ах, вот как? Так они, значит, правы?… А вы вообразили, будто меня можно безнаказанно оскорблять в моем же доме?

Иможен широко распахнула дверь в сад.

– Ну, уберетесь вы или нет?

Но Хекверсон отличался завидным упорством.

– Не прежде, чем вы извинитесь передо мной и покаетесь!

– Это ваше последнее слово?

– Ничто не заставит меня двинуться с места!

Иможен разразилась смехом, и любой менее самоуверенный человек, нежели пастор Хекверсон, уловил бы в ее смехе зловещие нотки.

– В первый раз вижу, чтобы кому-то вздумалось насильно торчать в моем доме да еще распоряжаться!

– Всему должно быть начало! Ваши гордыню и дерзость, дочь моя, надо сломить, и я надеюсь сделать это с Божьей помощью!

И, дабы показать, как мало значения он придает гневу мисс Мак-Картри, Родрик Хекверсон повернулся к ней спиной. Ему никак не следовало допускать подобной неосторожности. Священник делал вид, будто рассматривает гравюру Роберта Брюса, как вдруг почувствовал, что его крепко схватили за шиворот и за штаны. А дальше события развивались так быстро, что служитель церкви лишь потом осознал всю гнусность этой сцены. Хекверсон пулей пролетел через всю комнату, даже не успев ни за что уцепиться, а потом, воспарив над крыльцом, оказался в саду. Священник громко вскрикнул и стал вспоминать какой-нибудь подходящий случай из Священного Писания. Сначала он подумал об изгнанном из рая Адаме, но тут же отверг сравнение, ибо, по его мнению, Господь никогда не позволил бы карающей деснице ангела действовать так грубо. В конце концов препободный Родрик остановил выбор на бегстве Моисея и его подопечных сквозь воды Красного моря, решив, что, вероятно, солдаты фараона испытали нечто подобное, когда их смыло потоком. Словно подхваченный водоворотом, несчастный пастор никак не мог остановить этот постыдный бег и рысью промчался по дорожке. Только теперь мисс Мак-Картри отпустила жертву и преспокойно распахнула калитку.

– И впредь, господин пастор, зарубите себе на носу, что переступать порог моего дома без приглашения нельзя! А миссис Мак-Грю передайте, что я сама с ней разберусь!

Преподобный отец с поистине юношеской прытью кинулся прочь.

Дома Иможен наткнулась на миссис Элрой. Старуха стояла посреди гостиной, вытаращив глаза и широко открыв рот.

– Вам нехорошо, Розмэри? – заботливо осведомилась Иможен.

– Я все видела… – с трудом выдавила из себя служанка, – я все видела со второго этажа…

– Ну и что?

– О, мисс Иможен, это отвратительно… Ведь пастор же! Посланец Божий!

– В данном случае его послал не Бог, а миссис Мак-Грю. Давайте-ка поскорее закончим сборы, это намного важнее!

– Тем не менее, мисс Иможен, боюсь, вы погубили свою душу…

Иможен была уже почти готова, когда появился наконец Мак-Рей.

– Добрый день, мисс Мак-Картри… Здравствуйте, миссис Элрой… Я только что столкнулся с преподобным Хекверсоном. По-моему, святой отец малость не в себе. Я поздоровался, а он сделал вид, будто в упор меня не видит… Он, что, приходил сюда?

– Очень ненадолго.

– Готов спорить, вы поругались!

– Немного.

– И Хекверсон страшно рассержен?

– Нет, если он хороший спортсмен. Но хватит о пасторе… Вы готовы?

– Моя машина ждет на дороге. К часу мы доберемся до Карлайла, а в два будем уже в Мэрипорте.

– И наконец узнаем-то, что бедняжка Исла не успела нам рассказать!

Арчибальд Мак-Клостоу не верил своим ушам. Родрик Хекверсон, все еще вздрагивая, рассказывал ему о кошмарном происшествии у мисс Мак-Картри.

– Арчи, я прошу у вас прощения… Когда вы с горечью говорили мне об этом порождении Сатаны, я думал, вы преувеличиваете… Простите мне мое неведение, Арчи! Она куда хуже, чем вы описывали! Решиться поднять руку на меня! Еще никогда… о, Арчи, это конец света! Сначала я надеялся, что Господь сотворит хоть маленькое чудо, в конце концов, оскорбив меня, затронули и Его честь… и Он мог бы послать небесные легионы… или обратить нечестивицу в соляной столб… Но – нет, ничего… раз Всевышнему угодно наказать меня за излишнюю гордыню, да будет воля Его… Только тяжко в моем возрасте такое бесчестие… Арчи… ужасно тяжко…

Заметив, что его друг чуть не плачет, сержант прибег к испытанному лекарству, которым в Шотландии с одинаковым успехом лечат и телесные, и душевные недуги, и откупорил бутылку виски.

– Надеюсь, вы не оставите это дело без последствий, преподобный отец? Я полагаю, вы подадите жалобу? – чокнувшись со священником, спросил сержант.

– А разве я могу жаловаться?

– Еще бы! За нанесенные вам телесные повреждения! Чертовка заманила вас в ловушку!

Хекверсон немного смутился.

– По правде говоря, Арчи, она меня ни разу не ударила… и я пришел туда сам, по доброй воле… Короче, хоть мисс Мак-Картри и грубо вышвырнула меня за дверь, но она была у себя дома и имела полное право делать, что хочет… Кроме того, честно говоря… я сам разговаривал с ней… э-э-э… довольно сурово…

– Значит, вы не подадите жалобы?

– Боюсь, это очень трудно…

– Ага, так жаловаться вы не хотите, а пить мое виски – пожалуйста?

– Причем тут это?

– Невероятно! Вы, что ж, думаете, я могу поить виски по два фунта и шесть пенсов за бутылку субъекта, не способного даже подать жалобу?

– Вы, что, взбесились, Арчибальд?

– Ну, конечно, как все просто! Мы немножко поволновались, а поскольку идти в «Гордого Горца» не решаемся, так почему бы не заглянуть к старому доброму Мак-Клостоу – у него тоже можно разжиться виски… По-вашему, это честно, преподобный?

– Арчибальд Мак-Клостоу!

– Вы злоупотребили моим доверием! Вот как это называется!

Пастор с достоинством встал.

– Я полагал, что ищу убежища у друга, а попал за стол человека бессердечного и лицемерного, воплощения ненависти и скупердяйства… Только сан мешает мне, сержант Мак-Клостоу, выразить вам все презрение, какого вы достойны! Прощайте!

После ухода священника Арчибальд едва успел спрятать бутылку, как в кабинете появился Гастингс. Узнав о последней выходке мисс Мак-Картри, инспектор отправился к ней, но повидал лишь миссис Элрой. Старуха призналась, что Иможен вместе с Мак-Реем только что укатила в Мэрипорт.

«Рыба и Лошадь» оказалась скромной, но очень удачно расположенной гостиницей – она стояла на северной окраине Мэрипорта, у самого моря. Как и предполагал журналист, они добрались до места к двум часам. Выходя из машины, Иможен сказала репортеру:

– Хэмиш, мы обещали доверять друг другу. Поэтому прошу вас, отпустите меня одну. Во-первых, явившись к хозяину вдвоем, мы можем его напугать, а во-вторых, я хочу действовать сама. Иначе, чего доброго, кто-нибудь вообразит, будто вы мне помогали… Но потом я вам честно все расскажу.

– Не очень-то это красиво с вашей стороны, мисс Мак-Картри… Подумайте об атмосфере моих будущих статей…

– А кто вам мешает зайти в бар, когда я покончу с допросом? Вот вы и осмотрите место действия…

– Ладно… согласен, идите, а я пока погуляю по Мэрипорту. Давайте встретимся у вокзала.

– Договорились.

Иможен, конечно, доверяла Мак-Рею, но осторожности ради подождала, пока машина скроется из виду, и только потом вошла в гостиницу. К ней тут же бросился администратор.

– Что вам угодно, мисс?

– Поговорить с хозяином.

– У нас тут хозяйка, миссис Моремби. Позвольте, я вас провожу.

Иможен попала в маленькую гостиную с традиционным фикусом, слегка потертым бархатным диваном, тремя креслами, обитыми такой же темно-красной тканью, круглым столиком со множеством старых номеров «Лайф». Вскоре появилась и миссис Моремби – плотная женщина лет пятидесяти. Хозяйке гостиницы, по-видимому, очень хотелось казаться стройной, и, отчаянно борясь с избытком веса, она попыталась добиться цели при помощи целой системы ремешков, поясов и перетяжек. Вся эта внушительная арматура просвечивала сквозь ткань платья.

– С кем имею честь?

– Мисс Мак-Картри… Я хотела бы поговорить с вами об одном из ваших прежних служащих – Джоне Мортоне.

– А, о милейшем Джоне? Прошу вас, садитесь.

Обе женщины опустились в кресла, причем для миссис Моремби это явно оказалось трудным гимнастическим упражнением – лицо ее побагровело от натуги.

– Ну, и как поживает мой добрый Мортон?

– Он умер.

– О!

– Да, его убили.

– О!… Но за что? И где?

– За что – не знаю, а где – сказать легко: в Каллендере.

– Это в Шотландии?

– Совершенно верно.

– А зачем Мортона понесло к этим дикарям? Неудивительно, что его прикончили!

Иможен прикрыла глаза и нервно вцепилась в подлокотники кресла. Если она хочет получить сведения – надо во что бы то ни стало сдержаться.

– Вам нехорошо, мисс?

– Нет, пустяки, легкая дурнота… Не обращайте внимания. Миссис Моремби, я познакомилась с мистером Мортоном незадолго до его трагической гибели. Он рассказал мне, что служил у вас и здесь же стал свидетелем какой-то страшной драмы, о которой сохранил очень тяжелые воспоминания…

– Драмы?… Ах, да, припоминаю… Должно быть, он имел в виду тот несчастный случай…

– Не могли бы вы рассказать мне о нем?

– Разве это имеет отношение к убийству Джона Мортона?

– Возможно…

– Не представляю, как такое может быть… Ну что ж… Три года назад, примерно в это время все и случилось… Как-то вечером, часов этак в восемь, к нам приехала пара… Оба еще довольно молодые… Он – высокий стройный блондин, она – маленькая брюнетка, но очень ладненькая и с первого взгляда видно, что спортсменка… Супруги громко ссорились… Это было так неприятно, что я долго думала, давать ли им комнату…

– А не знаете, из-за чего вышла ссора?

– Сейчас уже плохо помню. По-моему, он сердился, что жена выбрала не самую шикарную гостиницу… Короче говоря, оба поднялись в номер, но вскоре снова спустились к ужину. Ссора так и не утихла. Мужу ничего не нравилось, и в конце концов он так раскипятился, что его стал урезонивать другой постоялец. Тогда муж грубо упрекнул жену, что она назначила здесь свидание любовнику, потому-то, дескать, и выбрала такую захудалую гостиницу. Любому терпению есть пределы! В тот момент, когда разъяренный супруг хотел вцепиться в горло несчастного доброхота, я вмешалась и попросила слишком шумную пару искать пристанище в другом месте. Он ответил какой-то грубостью и сказал, что немедленно поедет в Уэркингтон – уж там наверняка найдется приличное жилье. На сем они и уехали.

– Они заполнили карточки?

– Разумеется. Мистер и миссис Сайрет, точнее, Дэвид и Мери Сайрет из Лидса.

– А джентльмен, защитивший несчастную леди?

– Честно говоря, не помню.

– Это был мужчина лет сорока, широкоплечий, выше среднего роста, с усиками щеточкой?

– Право же, не могу сказать точно… Возможно… Кажется, похож… Но, впрочем, нет, не уверена…

А Иможен так надеялась, что в ее описании инспектора Гастингса миссис Моремби узнает любовника миссис Сайрет!

– А что было дальше?

– Ну вот, сели они в машину – маленький зеленый «Остин» с огромным коробом из ивовой коры, притороченным к багажнику. За рулем сидел муж, и он так резко рванул с места, что кто-то из постояльцев сказал: «Если он будет и дальше так гнать, скоро оба или расшибутся в лепешку, или сядут в тюрьму».

– А потом?

– Не прошло и часу, как мы узнали, что бедняга Сайрет с разгону влетел в дерево, машина перевернулась и, не сумев выбраться, он сгорел вместе с «Остином».

– А миссис Сайрет?

– Ее подобрали в сотне метров оттуда, с переломом бедра. Дверца распахнулась, и молодая женщина, к счастью для себя, выпала из машины. Хорошо еще, она попала на землю, а не на асфальт, там как раз спуск к морю. Полиция решила, что водитель не справился с управлением. Вот и вся история, мисс Мак-Картри. Как видите, тут нет ни малейшей связи с трагической гибелью Джона Мортона.

– Пока не знаю, что и сказать, миссис Моремби… а какого вы мнения об Исле Денс?

– Вы с ней знакомы?

– Да.

– Хорошая девочка. Да, кстати, именно она прислуживала за столом Сайретов, когда те ссорились. И где Исла сейчас работает?

– Нигде. Она умерла.

– Исла? Но она еще совсем ребенок…

– Убийцы редко обращают внимание на возраст, миссис Моремби.

– Как? Ислу тоже убили?

– Да, и тоже в Каллендере.

– В этой…

– Совершенно верно, миссис Моремби, в этой стране дикарей. Благодарю вас за рассказ. Надеюсь, эти сведения мне пригодятся. До свидания.

По выражению лица Иможен Мак-Рей сразу почувствовал неладное. Мисс Мак-Картри шла воинственной поступью, глаза ее горели, и даже сумка казалась оружием.

– Вы сердитесь?

– Сержусь? Да я задыхаюсь от бешенства! Слышать, как эта идиотка называет шотландцев дикарями, и не иметь возможности поставить ее на место – иначе мой источник сведений тут же бы иссяк. Ну и настроеньице у меня!… Предупреждаю вас, Хэмиш, первому, кто посмеет невежливо отозваться о шотландцах, я всыплю по первое число!

Надеясь утихомирить Иможен, Мак-Рей пригласил ее в один из самых элегантных ресторанов Мэрипорта. На пороге мисс Мак-Картри остановилась.

– А вы не разоритесь, Хэмиш? – заботливо спросила она.

– Пустяки, за все заплатит газета. Включу счет в расходы – и все дела. Не забывайте, что я тоже шотландец!

Они пришли в ресторан довольно поздно – большинство посетителей, уже покончив с обедом, пили кофе и болтали. Сытый желудок настраивает на благодушный лад. Иможен и Мак-Рей устроились в уголке, неподалеку от шумного столика двух громогласных коммивояжеров. Мисс Мак-Картри заказала «хэддок», а журналист – «бифстик энд кидни пай», й оба решили закончить скромную трапезу «королевским пудингом». За едой мисс Мак-Картри пересказала репортеру разговор с миссис Моремби и призналась, что совершенно не видит связи между несчастным случаем с Сай-ретами и убийством Джона Мортона. Иможен даже сомневалась, не напрасно ли, поверив Исле, поехала в Мэрипорт. Во всяком случае, хоть и непонятно, почему Гастингс сделал вид, будто никогда не видел Мортона, было бы затруднительно доказать, что это он бросился тогда на помощь миссис Сайрет. Все окончательно запуталось. А вдруг на самом деле Сайрет избежал гибели? Но страховая компания наверняка проверила все до тонкостей. И кроме того, сам Мортон упоминал о похоронах Сайрета… В конце концов мисс Мак-Картри заметила, что, быть может, задача оказалась ей не по силам и, вероятно, разумнее всего предоставить расследование Гастингсу. Правда, если инспектор в какой-то мере замешан в деле, то наверняка постарается его замять.

С позволения мисс Мак-Картри журналист закурил и, выпустив колечко дыма, высказал свое мнение:

– Честно говоря, я думаю только о своих статьях, и потому мне бы очень не хотелось, чтобы вы все рассказали полиции. Как вы справедливо заметили, коли Гастингс – заинтересованное лицо (заметьте, я продолжаю отвергать подобную возможность, хотя и вынужден признать кое-какие странности в его поведении), но, допустим, вы правы, и тогда он непременно начнет ставить палки в колеса. Лучше всего – продолжать расследование, а не получится – кто, кроме нас, об этом узнает? Простите, что я так откровенно говорю с вами, мисс, но, положа руку на сердце, в газете меня считают не бог весть каким сокровищем… Начальство уверено, что я слишком люблю виски и не особенно – работу… Мне тридцать пять лет… Если меня вышибут из редакции, придется сидеть на бобах не день и не два… Все это я сказал, чтобы вы поняли, насколько важен для меня репортаж о наших приключениях… Я бы, конечно, не хотел впадать в мелодраму, мисс Мак-Картри, но… пожалуй, это мой последний шанс!

Признание журналиста тронуло Иможен, и она крепко стиснула руку Мак-Рея.

– Договорились, Хэмиш, мы не отступим!

И, дабы подкрепиться после пережитых волнений, мисс Мак-Картри заказала еще один «королевский пудинг».

Омир Тьюстл был неплохим человеком, но шотландцев он не любил, и по множеству причин. Во-первых, в его фирме отделом коммерческого представительства ведал уроженец Эдинбурга, чье мнение о способностях Тьюстла никак не совпадало с самооценкой последнего. Во-вторых, во время войны Омиру пришлось иметь дело с младшим офицером из Глазго, и тот обращался с ним возмутительно несправедливо. Наконец, Тьюстл только что вернулся из поездки по Шотландии, и результаты миссии выглядели просто катастрофически. Поэтому, когда торговый представитель фирмы «Смит и Браун» Берт Фарсингтон, разомлев от выпитых за обедом разнообразных горячительных напитков, начал воспевать красоты шотландских озер, где он собирался провести отпуск и вдосталь натешиться милой его душе рыбалкой, Омир Тьюстл поспешил охладить пыл приятеля:

– Не стану спорить, Фарсингтон, Шотландия была бы очень приятной страной, если бы не эти проклятущие шотландцы.

Иможен так и застыла с вилкой в руке, не успев поднести к губам последний кусочек пудинга. А приятели, нисколько не подозревая, что рядом собирается гроза, продолжали болтать.

– Похоже, вы не питаете к горцам особенно теплых чувств, а, Тьюстл?

– Они мне омерзительны! Слышите, Фарсингтон? Просто омерзительны! Ну, скажите, как можно принимать всерьез мужиков в юбчонках?

Иможен вскочила, бледная от гнева. Мак-Рей попытался удержать ее за руку, но шотландка вырвалась.

– Оставьте, Хэмиш… Это дело чести! И мне странно, что вы можете слушать подобные речи и не заткнуть наглецу рот!

– Я человек не воинственный, мисс!

– Ну, так я сделаю это за вас!

Люди редко чувствуют приближение неминуемой катастрофы, и Омир Тьюстл не составлял исключения из правил. А потому, не замечая, что к нему медленно движется мисс Мак-Картри, спокойно завершил обвинительную речь:

– Никогда в жизни я не встречал таких отсталых и жадных типов! С ними можно заключить сделку, только плюнув на комиссионные! Нет, Фарсингтон, на вашем месте я бы лучше поехал в Кению: мау-мау ничуть не хуже шотландцев и к тому же оригинальнее!

Смущенный вид Фарсингтона несколько удивил Тьюстла, но прежде чем он успел спросить, в чем дело, из-за спины послышался незнакомый голос.

– Вы, кажется, недолюбливаете шотландцев, сэр? – ледяным тоном осведомилась Иможен.

Омир вздрогнул, слегка повернулся на стуле и узрел высокую рыжую женщину. Вопрос прозвучал достаточно громко, чтобы зал притих в ожидании скандала. Мак-Рей поудобнее устроился у себя в уголке, не желая упустить ни единого эпизода, ибо зрелище, как он догадывался, обещало быть феерическим. А Тьюстл, сообразив, что допустил бестактность, стал держаться еще более вызывающе.

– А почему мое мнение вас так интересует, мисс? – не поднимаясь с места, проворчал он.

– Я шотландка, сэр!

– Тем хуже для вас!

Смешок застрял в горле Тьюстла, ибо мисс Мак-Картри, деликатно взяв двумя пальцами чашку обидчика, преспокойно вылила кофе на его канареечно-желтый жилет. Омир возмущенно икнул.

– Это вам сувенир из Шотландии, сэр! – бросила Иможен.

И под хохот слегка шокированных, но в глубине души очень довольных неожиданным развлечением посетителей, мисс Мак-Картри гордо прошествовала на место. Тьюстл не мог стерпеть такого позора и тоже подошел к столику шотландки и журналиста.

– Вы сопровождаете эту даму, сэр? – осведомился он.

– Да, мне и в самом деле выпала такая честь…

От увесистой пощечины Тьюстла с Хэмиша слетели очки, но коммивояжер так и не успел насладиться победой, ибо в ту же минуту мисс Мак-Картри, разбила о его голову блюдо из-под пудинга. Англичанин без чувств рухнул на пол. Метрдотель и старший официант немедленно бросились усмирять Иможен, но она не желала сдаваться. Старший официант отнюдь не был шотландцем, зато имел немало оснований жаловаться на метрдотеля. Сообразив, что наконец-то подвернулся великолепный случай отомстить, парень сделал вид, будто помогает шефу, и незаметно нанес ему превосходный короткий удар правой. Метрдотель отлетел, сбив с ног только что поднявшегося Тьюстла. Мак-Рей не видел, кто оказал им неожиданную поддержку, и тут же съездил тайному союзнику по носу. Тот, взвыв от боли, покинул поле сражения. Мисс Мак-Картри осталась победительницей, но, к несчастью, решила закрепить победу,

– Смерть английским узурпаторам! – завопила она во всю силу легких.

Никто не понял, почему «узурпаторам», но и первой части лозунга оказалось достаточно, чтобы разъярить верных подданных Ее Величества. Весь оставшийся персонал ресторана налетел на Иможен, и схватка закончилась бы очень быстро, не окажись, к великой беде официантов, в зале двух ирландцев. Уж они никак не могли отказать себе в удовольствии наподдать англичанам. Один, крепкий сорокалетний мужчина, для начала расквасил физиономию соседа, имевшего неосторожность громко выразить неодобрение словам мисс Мак-Картри, а потом, в свою очередь, громко заорал:

– Смерть английским убийцам!

Реакция последовала незамедлительно – на ирландца насели сразу три джентльмена. Второй ирландец, перевернув мешавший ему столик, принялся защищать земляка с тыла. Тем временем Мак-Рей и Иможен швыряли все, что попадалось под руку, в головы официантов. Те только успевали уворачиваться. Однако кому-то из них в конце концов все же удалось схватить Иможен за руки. Оценив опасность, мисс Мак-Картри кинула новый призыв:

– Неужто здесь нет ни одного настоящего горца?

Их оказалось трое. До сих пор они избегали вмешиваться в драку – кому охота портить новый костюм? – но бывают обстоятельства, когда шотландец под страхом бесчестья вынужден отбросить древний инстинкт экономии, а потому все три горца ринулись выручать Иможен. Неожиданный натиск сломил официантов, и они разбежались, думая лишь о том, как бы поскорее выбраться в холл. Ирландцы тоже явно теснили противника. Тьюстл в полуобмороке лежал на полу, и время от времени по его распростертому телу пробегали то одни, то другие. Приятель Омира Фарсингтон, забившись под стол, подручными средствами пытался остановить хлеставшую из его носа кровь, задыхался, кашлял и никак не мог взять в толк, каким образом, войдя в хорошо знакомый ресторан полакомиться «тод-ин-зе-хоул», он попал в такую жуткую передрягу и почти утратил человеческий облик. Мало-помалу совместными усилиями шотландцы и ирландцы вытеснили англичан в холл. Мисс Мак-Картри, вскарабкавшись на стол, подбадривала своих сторонников.

– Это новый Баннокберн, Хэмиш! – радостно крикнула она улыбающемуся Мак-Рею.

Увы! Пронзительный свист оповестил победителей, что на поле сражения прибыла полиция и удача в последний момент изменила им, как при Ватерлоо. Вид полицейской формы успокоил страсти, и по приказу толстяка сержанта констебли, собрав здоровых и раненых, усадили их в машину и повезли в участок. Там всех и заперли. Но прежде, чем их разлучила решетка камеры, Мак-Рей успел крикнуть Иможен:

– Это был не Баннокберн, мисс, а Каллоден!

Судья, пред которым вскоре предстали все участники драки, никак не мог разобраться, что произошло. Показания выглядели настолько противоречиво, что сначала он решил, будто по неизвестной причине сцепились шотландцы и англичане. Однако присутствие двух ирландцев несколько осложняло дело – судья тщетно ломал голову, им-то что понадобилось в этой заварушке. Некто Фарсингтон рассказывал нелепую историю о том, как он, шмыгая окровавленным носом, ел под столом ломтики говядины в тесте. Другой клялся, что его новый жилет нарочно залили кофе и сделала это вон та длинная тощая тетка, а потому ему пришлось стукнуть по физиономии журналиста из Глазго. Подобная логика никак не укладывалась в голове судьи. Рыжая шотландка, предполагаемая виновница происшествия, ограничилась кратким замечанием, что все это – очередная несправедливость и ущемление законных прав шотландцев со стороны властей. И долго еще злополучный судья пытался сообразить, какими извилистыми путями эта мегера пришла к выводу, будто это он лично виновен в смерти Марии Стюарт. Какой-то сорокалетний толстяк жаловался, что спокойно ел пирожное с патокой, как вдруг ни с того ни с сего сосед грубо ударил его по лицу, и больше он ничего не помнил. Означенный сосед, оказавшийся ирландцем, на вопрос судьи дал весьма лаконичное объяснение:

– Я услышал крик «Смерть англичанам!», ваша честь.

– И этого достаточно, чтобы так зверски обойтись с соседом?

– Это не зверство, ваша честь, а справедливое возмездие! Стоит мне увидеть англичанина – руки так и чешутся…

– Позвольте, я тоже англичанин!

– Знаю, ваша честь, но я уважаю английские законы, во всяком случае, когда у меня нет другого выхода.

– А что, если я отправлю вас на несколько дней в тюрьму?

– Ирландца английской тюрьмой не удивить, ваша честь.

Судья был человеком миролюбивым и терпеть не мог никаких осложнений, поэтому он просто разделил сумму, в которую владелец ресторана оценил убытки, на равные доли по числу участников драки. При этом он отверг все жалобы на причиненные увечья и порванное платье, справедливо полагая, что никто никого насильно не заставлял лезть на рожон. Как только арестованные заплатили штраф, им позволили уйти. Иможен и Мак-Рея у двери поджидал Гастингс.

– Ну, мисс Мак-Картри, вам снова удалось избежать заключения?

– Сама удивляюсь, инспектор! Ведь обычно за решетку отправляют невиновных, а вовсе не тех, кого следовало бы…

При этом шотландка так незаметно подмигнула журналисту, что только слепой мог ничего не заметить.

– Насколько я понимаю, мисс, вы упрекаете меня в том, что убийца. Джона Мортона и Ислы Денс еще не пойман?

Иможен опять начала нервничать.

– Слушайте, Гастингс, издевайтесь сколько угодно над другими, но Иможен Мак-Картри оставьте в покое! Вы никогда не арестуете убийцу! Вы просто не можете этого сделать!

– И почему же, мисс?

– Да потому что…

Мак-Рей, предчувствуя катастрофу, поспешил вмешаться в разговор:

– Мисс Мак-Картри, все эти волнения вас вконец издергали… Не хотите ли выпить чашечку чаю?

Шотландка уже сообразила, что едва не бросила Гастингсу обвинение в убийстве, и тут же взяла себя в руки.

– Вы правы, Хэмиш… Я и сама чувствую, что пора перекусить. Но прежде чем я уйду, мне бы очень хотелось узнать, инспектор, каким чудом вы здесь оказались?

– Все очень просто, мисс. Представьте себе, я, вопреки мнению некоторых, неплохо знаю свое дело!

По дороге в Каллендер, куда они рассчитывали добраться к ночи, Иможен извинилась перед Мак-Реем за все, что случилось по ее вине. Но журналист, похоже, ничуть не переживал и чувствовал себя как рыба в воде.

– Не волнуйтесь из-за меня, мисс! Теперь я не сомневаюсь, что смогу написать о наших общих приключениях не только серию статей, но, возможно, и книгу. По-моему, это вполне стоит нескольких щелчков и тычков!

– Но ведь этот дурень судья содрал с вас деньги! – с шотландской бережливостью заметила Иможен.

– Не забывайте, мисс, что я путешествую не за собственный счет! Платить придется «Ивнинг Ньюс» из Глазго!

Но Иможен оставалась мрачной. Она возлагала такие надежды на поездку в Мэрипорт, что никак не могла пережить неудачу. И все же она не сомневалась, что ключ к разгадке надо искать именно там, иначе с чего бы убийцу так испугали возможные разоблачения Ислы Денс? И потом, мисс Мак-Картри начала всерьез опасаться Гастингса. Каким образом он выследил ее в Мэрипорте, если не догадывался о признаниях Мортона или Ислы? Подозрения Иможен насчет виновности инспектора все больше крепли, но пока она не выяснит мотивов преступления, нечего и пытаться сорвать с него маску. Бессилие приводило шотландку в ярость.

Чтобы отвлечь ее от невеселых мыслей, Мак-Рей принялся мастерски передразнивать судью, оскорбленного Тьюстла, потом, очень верно схватив характерные интонации, изобразил Гастингса, пререкающегося с Иможен. Под конец журналист сымпровизировал совершенно нелепый диалог Мак-Клостоу и Тайлера. Мисс Мак-Картри хохотала до слез.

Хэмиш Мак-Рей проводил Иможен до калитки. Подойдя поближе, при свете карманного фонарика репортера они увидели на ограде выведенную суриком гигантскую надпись: «GO HOME, IMOGENE!»