Максим Соколов
Максим Соколов
Значительно выросшая неприязнь к В. В. Путину части образованного класса (хотя, вероятно, не его одного) объясняется недемократичностью режима, неважными, по оценке критиков, перспективами развития страны — хозяйство явно буксует — и, конечно, общей усталостью от столь долгого правления. Жены алчут новизны, и мужи вместе с ними.
В этом списке достаточно серьезных претензий, которые, в общем-то, сводятся к небольшому противоречию по земельному вопросу. Недовольство стилем и манерой общения правителя с гражданами, в особенности его причудливые мероприятия: то погрузится на дно морское, то продемонстрирует горний Путина полет (со стерхами или без таковых), то явится едущим через лесную трущобу на коне etc. — все это привлекает относительно мало внимания оппозиционеров. В лучшем случае «Чудит барин», чаще отмечается как еще одно лыко в строку по модели «Сами как кобели, да еще собак завели», но любят оппозиционеры В. В. Путина не только за это и даже главным образом не за это.
И уж точно никому не приходит в голову искать причинно-следственную связь между впечатляющей непотопляемостью правителя и его статуарным позированием то с поверженной тигрицей, то верхом на горячем коне. Политическое долголетие объясняется чем угодно — то великой силой углеводорода, то даже причинами сверхъестественными: «Путину черт ворожит», — но связывать его с эстетикой публичной мизансцены (тем более что, по мнению многих, и эстетика-то так себе) — это уже совершенная дичь. С чертом гораздо реалистичнее.
Между тем для существенной части граждан и доселе живо культурное переживание, согласно которому глава государства есть державный вождь, защитник своего народа, символически представляемый в качестве кумира на бронзовом коне. Данная традиция идет как минимум от Древнего Рима через бессчетное количество конных памятников монархам. Каковые памятники олицетворяют силу и величие. Как державы, так и монарха. Нет надобности говорить, что символический образ — это одно, а в реальности все может быть по-другому. Сила и величие лично короля Людовика XIII весьма относительны, но конный памятник на Королевской площади г. Парижа олицетворяет не столько его, сколько величие Франции. Не монарх, но икона монарха. Равно как и статуарные жесты В. В. Путина, символизирующие смелость, мужество, удачливость, власть над стихиями, к самому гражданину В. В. Путину могут иметь весьма косвенное отношение. Здесь не президент, а икона президента. Можно быть недовольным такой архаикой, можно негодовать, отмечая, что использование таких древних аудиторий культурных переживаний есть, говоря по-нынешнему, нейроэстетическое программирование, а говоря прямо — жульничество (а жульничать дозволено лишь с использованием современных демократических переживаний, но отнюдь не старинных монархических), — это не отменяет главного. It works.
Вряд ли это есть плод углубленного изучения теории знака и символа, скорее, властная интуиция. Но про оппонентов, раздраженных непотопляемостью и поминающих черта, давно сказано: «Пережиток — он обломок // Древней правды. Храм упал, // А руин его потомок // Языка не разгадал». И не помогло все современное гуманитарное образование.
Возможно, кроме общей недогадливости сказался кризис современной демократии, горячими приверженцами которой являются недогадливые. Какой образ и какую икону эксплуатируют, допустим, Ф. Олланд или Д. Кэмерон? Икону ночного сторожа? — нет уверенности, что она так уж духоподъемна. Икону простого гражданина, такого же, как все? — но по своей должности они не такие, как все, и получается не очень ладно. Иконы вообще не надобно, без нее гораздо лучше? — лучше до первого догадливого политика, который смекнет, что икона — залог успеха, и предложит свою. Дай Бог, чтобы относительно безобидную по последствиям.
Возможно, в Западной Европе it пока что works, хотя сколько это еще будет работать — тут могут быть разные мнения, но в России небрежение образом кумира на бронзовом коне пока приводило не к народному почитанию иконы ночного сторожа, но к совершенно другому эффекту. Отвлекаясь от содержательного анализа деятельности Д. А. Медведева на высоких постах, но имея в виду, как и в случае с В. В. Путиным, чисто иконическую сторону дела, выстраивания образа в соответствии с культурными переживаниями, мы видим, что и тут образ — хотя и не кумира, и не на коне, а совсем, совсем другой — строился весьма последовательно, хотя и неизвестно, сколь сознательно.
Горячая любовь к гаджетам (в особенности к ифонам и ипадам), имеющая, сколь можно понять, целью расположить к себе продвинутую часть общества, одержимую той же страстью: «Я ж века сын, так вот — на мне визитка», — производила, однако, сильную интерференцию с культурными образцами и даже с самой энциклопедией русской жизни: «Все, что в Париже (вар.: «в Нью-Йорке») вкус голодный, // Полезный промысел избрав, // Изобретает для забав, // Для роскоши, для неги модной, — // Все украшало кабинет // Премьера в сорок с лишним лет».
Украшало бы и украшало (тем более что «к чему бесплодно спорить с веком?»), когда бы гаджетомания в точности не укладывалась в образ петиметра, образ, на котором отоспалась вся русская культура XVIII в. Петиметр (от фр. petit maître, т. е. «господин, но маленький, в том числе по причине малолетства»), при самом снисходительном отношении — это щеголеватый недоросль, от которого, может, и будет толк, но не иначе как в будущем, когда перебесится, потянет лямку, узнает службу etc. В своем же нынешнем состоянии он, может быть, способен прельщать жеманниц, но уж никак не избирателей, которые, как выше было сказано, желают видеть икону президента, т. е. конный памятник. Тогда как конный петиметр может вызвать у граждан лишь реакцию типа «Поводья затянул — ну, жалкий же ездок. Взглянуть, как треснулся он — грудью или в бок» — что не совсем то, что требуется.
Образ мы выбираем себе сами, никем особенно не побуждаемые, — странно думать, что чекисты под дулом маузера принуждали Д. А. Медведева изображать из себя петиметра. Просто при выборе образа нужно либо иметь развитую интуицию, чтобы попасть в нужную точку и не попасть в ненужную, либо полезно знание русской культуры. И без того и без другого вряд ли можно рассчитывать на успех в публичной политике — и это не только к Д. А. Медведеву относится.