Александр Привалов
Александр Привалов
За последние годы стали привычными дискуссии между министерствами финансов и экономики по поводу чуть не любого пункта правительственной повестки дня; многие полагали, что оно и правильно — чтобы принцип свирепой экономии и принцип роста как главной цели не давали друг другу переходить грань разумного. Но, возможно, теперь, когда и МЭР возглавил финансист, такие споры станут разгораться реже. На нынешней, например, неделе стороны явили примечательное единодушие. Министр экономразвития Улюкаев назвал недопустимым распространение обязательного страхования в ущерб добровольному — и Минфин внёс на рассмотрение в правительстве «дорожную карту» по развитию страхования, предлагающую к 2020 году трансформировать всё обязательное страхование в страхование вменённое. Идея эта как минимум не бесспорна — во всяком случае, до сих пор полагалось естественным, чтобы как раз обязательность каких-то видов страхования стимулировала развитие страхового рынка в целом, а ведь наш страховой рынок пока ещё и полуразвитым не назовёшь. Но я сейчас не об этом; профессиональное обсуждение идеи ещё предстоит, и будет оно бурным. Я лишь о типе аргументации, используемой для продажи новой затеи публике.
В описательной части «карты» говорится, например: «Всякое обязательное страхование является ограничением прав и свобод человека и гражданина, поскольку умаляет автономию его воли, предписывает ему заключать гражданско-правовые отношения на определённых условиях и приносит расходы в виде уплаты страховой премии». Изрядно пущено. Ну да, всякая налагаемая извне обязанность (скажем, ходить по улице одетым) ограничивает права и свободы человека и вводит его в убытки. Так ведь и страхование вменённое «умалит автономию воли», разве что чуть менее сурово, и в убытки непременно введёт — чем же оно лучше? Или так ещё. Замминистра финансов Моисеева спрашивают, не приведёт ли либерализация тарифов к удорожанию ОСАГО? Он отвечает: «Я придерживаюсь всё-таки свободного рынка. Я считаю, что переход от фиксированных цен к рыночным 2 января 1992 года — это была очень хорошая вещь, которая спасла нашу страну от полной разрухи. Я считаю, что чем меньше цен мы жёстко регулируем, тем лучше». Идеальный ответ на конкретный вопрос, не правда ли? Давно уж мы ничего подобного не слыхивали. (В скобках замечу, что тогда, в 1992 году, безальтернативность и точность январского решения об отпуске цен подвергались сомнению даже среди самих гайдаровцев. Но повторенье — мать ученья, если и не мать истины; спасительность отпуска цен давно считается аксиомой.) Так кардинальное и, повторюсь, крайне спорное нововведение обосновывается на уровне почти пародийных либертарианских заклинаний.
Конкретная практика, сложившаяся в России по обязательным видам страхования, и прежде всего по ОСАГО, может быть сколь угодно ущербной и даже уродливой; повод ли это государству отползать от неё в сторону, пусть и постепенно ? При всех недостатках ОСАГО все признают, что эта институция оздоровила атмосферу на дорогах, резко снизила удручавшее количество дорожных разборок с членовредительством, бизнеса на «подставах» и проч. ОСАГО не столько страховая, сколько социальная технология — потому-то во всех разумных странах этот вид страхования строго обязателен. Как я понял, по мнению большинства специалистов, наша ситуация с ним явно требует существенного усиления надзора и регулирования, либертарианское же отпускание вожжей скорее вернёт страну к исходному состоянию дорожного хаоса. Но доводить эту непростую штуковину до ума куда сложнее и муторнее, чем умыть руки.
В былые времена вершиной эффективного менеджмента можно было считать вопрос, задаваемый персонажем анекдота матери своих детей: ну что, этих отмоем — или новых наделаем? Новейшие специалисты существенно подняли планку эффективности; теперь персонаж должен спрашивать так: ну что, будем отмывать — или закопаем? И получать ответ: конечно закопаем! Надоело возиться с совершенствованием обязательного страхования, где все всеми недовольны? Так отпрыгнем от него — нехай невидимая рука рынка его совершенствует, пока оно не придёт в ничтожество. Не умеем осмысленно работать с Академией наук? Так прихлопнем её за неделю — и вся недолга. Не знаем, какое гуманитарное образование нужно современной России и нужно ли оно вообще? Так сократим его количество в разы и снова в разы — и проблема забудется. И всё это, конечно же, под соусом всё большей и большей либеральности и открытости, потому что ни под каким другим соусом такое не пропихнуть. И так-то приходится изрядно прилыгать. А что это у вас федеральный бюджет ассигнует на образование всё меньше? Ну как же — зато регионы будут тратить больше (откуда возьмут, не спрашивайте)! А почему расходы федерального бюджета на федеральные же медучреждения намечено снижать три года подряд: на 35%, а потом дважды на 50%? Ну как же — бюджетные деньги будут замещены деньгами Фонда медстрахования (готов ли фонд — хоть финансово, хоть организационно — выполнять эту работу, не спрашивайте)! И бюджет делается всё консолидированнее; и государства, умаляющего автономию воли (то есть за что-то отвечающего), становится всё меньше. Кажется, самую малость ещё ужать — и будет хрестоматийный «ночной сторож»…
Не будет ночного сторожа. Хорош ли, плох ли идеал «малого правительства», но он целен. Такое правительство обязано быть не только по возможности дешёвым, но и как можно более незаметным. А наших либералов (позвольте опустить очевидные терминологические оговорки) — слишком много . Экономить на тех же образовании и здравоохранении они готовы, но оставить их в покое — нет; они заваливают школы, вузы и больницы указаниями и горами отчётности, не дают скрепку переложить с одного угла стола на другой. По уму, тут надо выбирать. Или ты даёшь всё больший простор «свободе человека и гражданина», которые (человек и гражданин) позволяют тебе взамен снизить бюджетные траты. Или ты проламываешь свои высоколиберальные выдумки сквозь любое сопротивление сообщества (научного, медицинского, страхового — какого придётся), но тогда изволь за это сполна платить из казны. Вместе — как-то не смотрится, а им хочется именно вместе.