Лучший способ реакции на западные санкции — не просто поддержать отечественных производителей, но обеспечить сохранение и усиление конкуренции между ними

section class="box-today"

Сюжеты

Экономическая политика:

Бревно в чужом глазу

Япония не нашла выхода из стагнации

/section section class="tags"

Теги

Экономическая политика

Экономика

/section

Борьба нашей страны за свои национальные интересы встретила серьезное сопротивление. Впервые за постсоветский период мы столкнулись с масштабным экономическим давлением со стороны коалиции государств, на долю которых приходится более половины мировой экономики и которые играют ведущую роль в сфере финансов и современных технологиях. И для нас, и для противостоящей нам стороны на карту поставлены принципиальные вещи, поэтому в обозримом будущем возврата к «business as usual» не будет. Для России мир изменился. Новые реалии должны быть четко осознаны, а экономическая политика — скорректирована, для того чтобы им соответствовать.

Основным инструментом давления выступают санкции, предусматривающие запрет на поставку в нашу страну различного оборудования и предоставление российским банкам и компаниям финансовых ресурсов. Санкции вводятся, чтобы помешать нам нарастить эффективность, обречь на стагнацию и отставание. Лучший способ не допустить этого — дать дорогу рыночной конкуренции. Нужен не просто наш «ответ Чемберлену», но наш рыночный ответ ему.

 

Снизить неопределенность

Важнейшая проблема российской экономики, возникшая задолго до событий, связанных с Крымом и Украиной, — кризис доверия инвесторов. В условиях высокой изменчивости и внешних условий, и внутренних правил игры они не понимают, куда инвестировать. Когда капитал не видит внутри страны направлений для вложения средств с понятными рисками, он утекает за рубеж. Геополитическая напряженность и санкции еще более усилили эту неопределенность, что не может не привести к уменьшению инвестиций, угрожая возникновением негативной спирали «падение инвестиций — падение эффективности — падение прибыли — падение инвестиций». Выход — снижать неопределенность, частично страхуя инвестиционные риски, а также четко обозначая неизменные приоритеты. Очень важна предсказуемость политики, в частности длительность сроков действия предлагаемых мер — достаточная если не для полной окупаемости инвестиционных проектов, то хотя бы для погашения существенной части привлекаемых для их финансирования кредитов.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Поясним, о чем идет речь, на примере импортозамещения. Заместить можно многое: и сады яблоневые посадить, и рыбу из мальков вырастить, и новые свинокомплексы построить. Но на все это нужно время, измеряемое в годах. А если напряженность спадет и санкции завтра отменят? И дай-то бог, добавит любой нормальный человек. Но для конкретного предпринимателя-«импортозаместителя» это означает вероятность связать свободные средства в инвестициях, набрать банковских кредитов, заложив текущий бизнес, и в итоге получить в самый разгар реализации проекта масштабное падение цен из-за возврата на рынок, например, польских яблок или норвежской рыбы. Выход понятен: кто-то (государство, кто же еще…) должен закрыть или хотя бы радикально снизить этот риск. Формат такого закрытия — договор хеджирования цены: если она падает ниже установленного уровня, то действующий по поручению государства финансовый институт в течение оговоренного периода (например, половины срока погашения инвестиционного кредита) выплачивает пострадавшему субсидию. Целесообразно определить общее количество проектов в отрасли, которое государство готово поддержать, и объем максимальной дотации на единицу продукции, а затем провести по каждому проекту голландский аукцион, дабы возможность реализовать проект с господдержкой получили согласившиеся на наименьший объем такой поддержки. Для снижения риска монополизации необходимо установить строгие критерии аффилированности, чтобы один собственник не мог прямо или косвенно контролировать более одного проекта, получившего государственную поддержку.

Очень важны государственные гарантии для поддержки бизнеса в Крыму, где трудности переходного периода (проблемы с реестром объектов недвижимости, невозможность из-за этого оформить залог и т. д.) накладываются на опасения российских компаний стать объектом санкций США и Евросоюза. В отличие от крымских пенсионеров и бюджетников, доходы которых после воссоединения заметно возросли, предприниматели вернувшегося в Россию полуострова столкнулись с рядом трудностей: логистика поставок, шедших через Украину, нарушена; поток туристов ниже прошлогоднего; привлечь кредиты сложно, поскольку залог и иные операции с недвижимостью пока невозможны. Сооружение моста через Керченский пролив должно решить многие проблемы, прежде всего гарантировать туристический поток, но в оставшиеся до его открытия четыре года надо не просто продержаться, но и обеспечить в Крыму экономический рост. Подходящим способом поддержки крымского бизнеса в нынешних условиях представляется радикально упрощенный механизм предоставления государственных гарантий по кредитам для мелкого и среднего бизнеса (например, через недавно созданное Агентство кредитных гарантий), что как минимум позволит обеспечить доступ к банковскому финансированию. Видимо, на первых порах следует предусмотреть в Крыму возможность предоставления госгарантий по кредитам не только на инвестиционные, но и на оборотные нужды.

Вообще, различные формы государственных гарантий, стимулирующие частные инвестиции в желаемых направлениях, судя по всему, должны стать основным инструментом нашего «ответа Чемберлену». Разумнее не выделять непосредственно средства на те или иные проекты из бюджета или резервных фондов, а содействовать осуществлению этих проектов конкурирующими между собой частными инвесторами, подстраховывая их госгарантиями. В свою очередь банки, привлеченные сниженным благодаря госгарантиям риском, будут активнее конкурировать за финансирование таких проектов. Упор на гарантии вместо прямого финансирования соответствует современной международной практике: по подсчетам Валерия Горегляда , бывшего первого зампреда Счетной палаты, в 23 странах, реализовывавших самые крупные антикризисные программы в 2008–2009 годах, в среднем почти половина всех выделенных средств (49%) пришлась на государственные гарантии, тогда как в России — лишь 5,4%.

 

Новая денежная политика

Для усиления конкуренции и оживления частных инвестиций необходима соответствующая новой ситуации монетарная политика ЦБ, в частности снижение базовой ставки. Предлагается признать, что сегодня риск перехода экономики из стагнации в рецессию выше, чем риск некоторого увеличения темпа инфляции. Нужно насытить банковскую систему деньгами, что в условиях пересыхания канала заимствований российскими банками средств за рубежом невозможно без серьезного расширения их кредитования со стороны ЦБ. Подчеркнем: кредитования не только государственных, но и крупных частных банков.

Еще одним элементом экономической политики в условиях санкций должно, как представляется, стать сдерживание роста тарифов монополий. Должно быть безусловно выполнено принятое правительством решение об ограничении роста тарифов уровнем инфляции предыдущего года. Политически это будет весьма сложно: за последние месяцы неоднократно сообщалось о требованиях РЖД пересмотреть тарифные ограничения, о планах «Россетей» увеличить в 2015 году тариф на передачу электроэнергии на 10–11% и т. д. Однако без ограничения роста тарифов в несырьевом частном секторе не будет прибыльности. Доля прибыли в ВВП, согласно данным Росстата, по итогам прошлого года сократилась до 29,2% — это ниже, чем накануне кризиса 1998-го и в разгар кризиса 2008–2009 годов. Для сравнения: в 1999 году доля прибыли в ВВП превышала 44%. Невысокий уровень прибыли означает отсутствие инвестиций, причем не только потому, что ожидание прибыли — основной мотив любых инвестиций, но прежде всего потому, что прибыль — основной их источник.

 

Побуждение к локализации

Только четвертым — и по номеру, и по важности — элементом «ответа Чемберлену» могут быть наши ответные санкции. Здесь, как представляется, важно ставить достижимые цели и не строить иллюзий: при необходимости Евросоюз в состоянии компенсировать убытки своим производителям, в наибольшей степени пострадавшим от наших «антисанкций», поэтому добиться непосредственного политического результата с их помощью скорее всего не удастся. Значит, нужно вводить их таким образом, чтобы помочь своим производителям, используя «антисанкции» не столько как инструмент давления на Запад, сколько как не противоречащий правилам ВТО (они допускают ограничения, вызываемые соображениями национальной безопасности) механизм защиты своего внутреннего рынка. Для этого введению ограничений должна предшествовать дискуссия с представителями бизнес-ассоциаций (причем не только РСПП, но и представляющими малый и средний бизнес), а сами ограничения — носить точечный, выверенный характер.

Отдельно хотелось бы сказать об иностранных по структуре собственности предприятиях и банках, уже работающих в России. «Иностранцы в России», в том числе представляющие страны противостоящей нам коалиции, важны не только как производители продуктов и услуг, но и как фермент конкуренции и роста эффективности. Очень важно послать им правильный сигнал: ребята, мы понимаем ваше непростое положение, мы в вас заинтересованы, вы — часть нашей экономики! Мы готовы помогать вам — если вы будете увеличивать инвестиции в Россию и наращивать локализацию. Побуждение к локализации, а отнюдь не дискриминация представляется основным содержанием разумной политики по отношению к иностранным предприятиям. В связи с этим были бы крайне полезны — и с точки зрения практического обмена мнениями, и как правильный сигнал инвесторам — встречи руководителей правительства с главами иностранных компаний, имеющими в России серьезные производственные мощности. На таких встречах можно было бы обсудить сочетание вводимых запретов (прежде всего на импорт) и стимулов, например госгарантий по инвестиционным кредитам, что позволит привлекать деньги в России.

 

Снять инфраструктурные ограничения для бизнеса

Начиная с 1930-х годов в качестве одного из средств для вывода экономики из стагнации либо спада традиционно рассматривалось инфраструктурное строительство. В связи с этим реализация предложений о сдерживании роста тарифов не может не сказаться на инвестиционной активности монополий, а значит, и на экономическом росте. Как и в случае с инфляцией и рецессией, предстоит делать выбор между двумя рисками: риском подавления частной экономической активности высокими тарифами монополий — и риском сокращения инвестпрограмм этих монополий вследствие недостаточного уровня тарифов, что ведет к снижению темпов роста. Ряд экономистов считает, что для современной России второй риск ниже первого: мультипликатор инфраструктурных программ невелик, их реализация слишком зависит от импортных комплектующих и труда гастарбайтеров, а окупаемость проектов далеко не очевидна. Поэтому тратить средства бюджета и Фонда национального благосостояния на инфраструктурные мегапроекты нерационально.

Наша позиция иная. Во-первых, при осуществлении инвестиционных проектов инфраструктурными монополиями важен не столько прямой мультипликативный эффект от сделанных капиталовложений (он, пожалуй, действительно не столь велик), сколько достигаемое в результате их осуществления снятие ограничений для развития частного бизнеса, причем не отдельных проектов, а бизнеса массового. Во-вторых, повторим тезис о важности предсказуемого характера экономической политики: начатые государством проекты, с учетом которых уже начали реализовываться частные инвестиции, крайне желательно завершить.

Говоря конкретно, нельзя прерывать строительство ЦКАД, моста через Керченский пролив, автодороги Москва—Санкт-Петербург. Эти проекты являют собой мощный ресурс экономического развития, поскольку снимают инфраструктурные ограничения для частного бизнеса и зримым образом улучшают жизнь миллионов россиян. Что же касается железнодорожных проектов, то тут в условиях ограниченности средств целесообразен более осторожный подход. И если проект ВСМ Москва—Казань представляется хотя и спорным, но могущим вписаться в рамки экономических реалий, то планы строительства железных дорог на Колыму, Камчатку, к Берингову проливу и т. д. следует безусловно отложить. Оставим заповедные края в покое, а живущим там людям будем дотировать авиаперелеты.

Ситуация внешнего давления подталкивает к необходимости экономить бюджетные средства, расходуя их на то, что в состоянии дать значимое увеличение общеэкономической эффективности. В силу этого встает непростой вопрос о соотношении инвестиций в развитие различных элементов инфраструктуры, особенно транспортной. Речь, в частности, идет об инвестициях в железные дороги и авиацию. Понятно, что хочется и того и другого; понятно также, что по целому ряду параметров эти два вида транспорта дополняют друг друга, но в силу ограниченности общего объема ресурсов выбора, видимо, не избежать. Железнодорожные проекты имеют колоссальную капиталоемкость и длительные сроки реализации (про окупаемость не говорим). Они по сути неделимы: половина дороги никому не нужна, имеет смысл только законченная магистраль, связывающая центры существующей либо прогнозируемой экономической активности. А фактор сроков в условиях обострения внешнего давления на нас приобретает дополнительную важность — результаты, эффект нужны быстро.

Напротив, инфраструктура для авиасообщения гибче: хотя два десятка реконструированных аэропортов много лучше, чем десять или пять, вариант с меньшим количеством тоже имеет смысл. Предлагается поэтому сконцентрироваться на внутренней авиации. «Эксперт» уже писал, что жители даже относительно густонаселенной европейской части России, согласно опросам, хотели бы иметь возможность не переезжать, а перелетать из города в город даже на небольшие расстояния. Естественно, это еще более значимо для Сибири и Дальнего Востока. Авиация к тому же в силу технологических особенностей более открытый для конкуренции вид транспорта, а значит, менее подверженный риску нарастания неэффективности.

Для развития внутренней авиации нужна программа поэтапной реконструкции взлетно-посадочных полос по всей стране (напомню, они закреплены в федеральной собственности, в отличие от терминалов, которые обычно являются частными). Нужна также долгосрочная — на семь-десять лет — программа дотирования местных перелетов. При наличии такой программы сравнительно легко найдутся частные средства для реконструкции терминалов, комплексов заправки и проч. — их дадут банки, привлеченные понятной величиной спроса на услуги аэропортов, как они уже дали деньги на реконструкцию Пулково, Шереметьево, калининградского Храброво, ставропольских Минвод и т. д. Это значительные, но подъемные для частных инвесторов и кредиторов суммы (здесь речь идет о единицах миллиардов, а не о десятках миллиардов рублей).

 

Столыпинская реформа в ЖКХ

Наиболее многообещающим направлением высвобождения частной инициативы в российской экономике, ведущим к росту общеэкономической эффективности, представляется модернизация ЖКХ. Как известно, этот сектор считается одним из самых проблемных, что связано со значительным износом его основных фондов (труб, котельных и т. д.) и использованием устаревших технологий, консервирующих неэффективность. Так, уровень потерь в наших теплосетях — 20–30%, что многократно превосходит показатели в сопоставимых с нами по климату странах Северной Европы. Ясно, что надо инвестировать в обновление, но непонятно как. Бюджетных средств, учитывая масштаб проблемы, очевидно не хватит. Необходимы частные кредиты и инвестиции. Допустим, с ликвидностью вопрос решить можно, обеспечив залог выдаваемых на соответствующие цели кредитов Центробанка. Но как оценить окупаемость этих вложений для инвестора и возвратность инвестиционных кредитов?

Основная проблема здесь — долгосрочная стабильность (предсказуемость) тарифов, позволяющая планировать входящие денежные потоки на длительном временном горизонте, необходимом для окупаемости вложений в ЖКХ. У нас тарифы определяет один орган — региональные энергетические комиссии, а в реконструкции объектов энергетики и коммунальной сферы заинтересованы другие — управляющие компании и муниципалитеты. В результате последние ничего не могут предложить потенциальным инвесторам: тариф зависит не от них, а без этого доказать окупаемость своих проектов они не могут. Инвесторам остается рассчитывать на прямые гарантии муниципалитетов или регионов, что при сегодняшнем состоянии большинства муниципальных и региональных бюджетов практически нереально.

Выходом может служить так называемая французская модель, в рамках которой ассоциации муниципалитетов разрабатывают модельный договор государственно-частного партнерства, а тарифы определяются по условиям конкурсов среди инвесторов как конкурентные цены — кто предложит ниже. Нужно вводить эту возможность в наше законодательство. В частности, в конкурсной документации можно прописывать реальный тариф, необходимый для окупаемости требующихся для модернизации объекта ЖКХ вложений, а в договоре концессии указывать, кто и что делает в случае, если фактический тариф отличается от расчетного (могут, в частности, предусматриваться субсидии, удлинение сроков выполнения концессионером своих обязательств). Но это, конечно, промежуточное решение, паллиатив. Прорывное решение — передача права устанавливать тарифы на муниципальный уровень. Тогда тот, кто привлекает инвестиции, получит возможность дать четкие контрактные обязательства на длительный срок. Понятно, что такой возможностью воспользуются не все и не сразу, — муниципалитеты и управляющие компании отличаются по бюджетным возможностям, по платежеспособности потребителей, наконец, по уровню профессионализма руководителей. В результате всеобщее «равенство в неустроенности» уступит место дифференциации. Возникнут условия для конкуренции между муниципалитетами и управляющими компаниями за средства инвесторов и кредиторов, а между инвесторами и кредиторами — за финансирование платежеспособных структур в сфере ЖКХ. Заметим, что речь идет об огромном рынке и, соответственно, огромном потенциальном резерве повышения эффективности. Одно лишь теплоснабжение представляет собой рынок объемом 2 трлн рублей в год, что равняется 2,5% ВВП страны.

Речь фактически идет об аналоге столыпинской реформы в ЖКХ — об отказе от «общинной» уравниловки, о ставке на сильного. Это будет непросто, как не была простой в реализации «первая» столыпинская реформа. Живущие через дорогу друг от друга люди будут очень по-разному платить за услуги ЖКХ. Кто-то будет готов сегодня платить по более высокому тарифу ради надежности и будущей масштабной экономии, а кто-то будет ждать, пока трубы сгниют совсем, надеясь, что проблему все равно как-нибудь решит государство. Где-то неизбежно будут ошибки в расчетах, которые придется покрывать за счет страховочного фонда или бюджетных дотаций, — мы говорим о системе жизнеобеспечения, «выключать» которую и замораживать людей нельзя. Возможны и другие трудности. Естественно, можно и нужно предусмотреть механизмы софинансирования либо частичных компенсаций из федерального и (или) регионального бюджетов — но лишь тем, кто готов предпринимать серьезные усилия на этом пути.

Учитывая политическую чувствительность вопроса о ЖКХ, разумно было бы начать с эксперимента в одном-двух регионах страны. Одним из них могла бы, например, стать Московская область, обладающая сравнительно высоким уровнем бюджетной обеспеченности и платежеспособности жителей — тем более что ее руководство заявляло о приоритетности задачи модернизации ЖКХ. Эксперимент позволил бы обкатать механизмы взаимных гарантий инвесторов и муниципалитетов, а также распределения компенсационных субсидий более слабым муниципалитетам.

Потенциал ЖКХ как сферы частной экономической активности связан с тем, что для инвестиционного бума, как показывает опыт, нужны простые идеи, не привязанные к специфическим условиям какого-то конкретного места. Модернизация ЖКХ как раз одна из них. Утрируя, можно сказать, что ее обоснование умещается на двух слайдах — как в 2004–2007 годах на двух слайдах обосновывались инвестиции в строительство автосалонов, розничных сетей и в жилую стройку. Один слайд — цифры квадратных метров либо машин на душу в России, в Восточной Европе и Германии в динамике. Второй — ожидаемые расходы, предложения банков по финансированию и срок окупаемости проекта. Все понятно, делаем. Какие-то проекты и инвесторы оказались жертвами излишнего оптимизма и склонности финансировать длинные инвестиции короткими деньгами (напомним: это был первый бум в постсоветской России, поэтому ажиотаж отчасти простителен), но гораздо большее число добилось очевидного успеха. В целом машина инвестиционного роста сработала неплохо и позволила очень заметно улучшить жизнь большого количества людей. Для проекта в современном ЖКХ подобная «презентация из пары слайдов» будет включать слайд с данными по накопленному износу (с выводом «менять все равно придется!») и цифрами достигаемого снижения потерь.

Ряд специалистов в качестве серьезной проблемы, препятствующей модернизации ЖКХ, называют всеобщую боязнь показывать реальную величину потерь в существующих сетях. Официальный (сравнительно небольшой) уровень таких потерь делает срок окупаемости инвестиций в их снижение близким к 15 годам, тогда как реальный срок, учитывающий фактический уровень, может быть в два-три раза короче, что делает возможным частные инвестиции. Решением проблемы могло бы стать объявление в ЖКХ «амнистии», дающей всем возможность показать реальные потери, не опасаясь прокуратуры.