Ирина Осипова

В ближайшие два года европейские музеи покажут череду крупных выставок русского авангарда, подобных которым не было и не будет в России. Первая в этом ряду выставка открылась во Флоренции в палаццо Строцци

Между двумя полотнами Натальи Гончаровой кураторы поместили каменную бабу Х века, подобные которой были в собственной коллекции художницы

Фото: Дарья Курдюкова

Русский авангард начала XX века — безусловный национальный бренд, который идеально «продается» на Западе и в прямом, и в переносном смысле. В прямом — на многочисленных аукционах в Лондоне, Нью-Йорке и Париже, где авангардные полотна русских художников устанавливают ценовые рекорды, сравнимые с продажами работ художественных звезд мировой величины. Достаточно вспомнить 60 млн долларов, заплаченные в 2008 году на торгах Sotheby’s за «Супрематическую композицию» Малевича. Ничего подобного рынок русского искусства не знал и, вероятно, не узнает еще долго, поскольку работ подобного уровня на нем больше не встречается. Следом за Малевичем в списке лучших продаж русских художников тоже идут мастера модернизма — Кандинский с установленным год назад личным рекордом 23 млн долларов за абстрактный «Эскиз к импровизации № 8», Гончарова с кубистической «Испанкой» за 6,4 млн фунтов стерлингов. Что же до продаж фигуральных, то русский авангард как никакой другой период нашего искусства интересует западных исследователей и музеи. Ближайшие четыре месяца залы палаццо Строцци во Флоренции заняты выставкой «Русский авангард. Сибирь и Восток», собравшей работы из Русского музея, Третьяковской галереи и ряда столичных и региональных музеев. Следом, в середине октября, Стеделик-музей в Амстердаме открывает выставку «Казимир Малевич и русский авангард» из собраний крупнейших коллекционеров Николая Харджиева и Георгия Костаки. Выставка организуется совместно с лондонским музеем Тейт Модерн и Художественным выставочным залом Федеративной Республики Германия в Бонне, куда она и отправится в следующем году. А на 2015 год намечена большая выставка русского авангарда в венской Альбертине. Для каждой из экспозиций выбран свой ракурс, каждая претендует на статус блокбастера, но ни одна не будет повторена в Москве или Петербурге.

Меж тем на родине «героя» отношение к нему все еще довольно настороженное. Залы Третьяковской галереи на Крымском Валу, представляющие историю авангарда отдельно от всего остального русского искусства, как правило, пусты. По словам заместителя директора Русского музея по научной работе и сокуратора флорентийской выставки Евгении Петровой , причина в том, что наши зрители увидели авангард только после 1980-х годов и у них еще нет привычки к этому искусству и нет навыка, как его смотреть, а без объяснений это бывает сложно для соотечественников. В отличие от Запада, знающего разные направления авангарда с начала ХХ века.

Русскому авангарду сейчас около сотни лет — 1910-е годы были периодом его расцвета. В самом конце 1910 года в Москве открылась первая выставка «Бубнового валета» с кричащими картинами Машкова, Лентулова, Ларионова, Гончаровой, в 1911-м двое последних вместе с Малевичем, Татлиным и Шагалом уже открывали выставку нового объединения «Ослиный хвост», в 1913-м в Петербурге потрясла прогрессивную общественность футуристическая опера «Победа над солнцем», над оформлением которой работал Казимир Малевич, впервые использовав в эскизах декораций черный квадрат (по случаю столетия оперы Русский музей занимается сейчас ее детальной реконструкцией). Тогда же случилась масштабная ретроспектива Гончаровой, а в 1915 году законченный «Черный квадрат» был выставлен на «Последней футуристической выставке картин “0, 10”». Словом, десятилетие это было до краев наполнено событиями, сыгравшими огромную роль в становлении русского варианта авангарда.

Сто лет — удачная дистанция для анализа произошедшего, и выставка во Флоренции как раз представляет необычный взгляд на этот период. Ее концепция складывалась на протяжении четверти века. Идея показать корни русского авангарда у кураторов (их у выставки трое: крупнейший западный исследователь русского искусства рубежа XIX–XX веков Джон Боулт , его коллега из Неаполя Николетта Мислер и Евгения Петрова) и нынешнего директора палаццо Строцци Джеймса Брэдбурна возникла еще в середине 1980-х. Тогда прошла небольшая выставка в Бохуме, которой компания не удовлетворилась. Потом Мислер готовила так и не сложившуюся выставку о Кандинском и шаманизме. В 2008 и 2011 годах в Неаполе прошли две конференции о влиянии шаманизма и восточной культуры на русское искусство. Все это наконец вылилось в нынешнюю экспозицию. Стоит заметить, что все подготовительные исследования проходили не в России, что было бы логично, а в Европе.

Илья Машков. Портрет дамы в кресле. 1913 год. Екатеринбург, Музей изобразительных искусств

Фото предоставлено палаццо Строцци

Выставка называется «Русский авангард. Сибирь и Восток», но по представленному визуальному ряду выходит далеко за авангардные рамки. Из полутора сотен работ примерно три десятка — безусловные шедевры Гончаровой, Кандинского, Машкова, Малевича, Филонова, Кончаловского, Лентулова. Им аккомпанируют имена менее популярные, а то и вовсе неизвестные — представители направлений, существовавших параллельно с авангардом, вроде реализма, символизма или модерна, этнографические артефакты от шаманского бубна до примитивных деревянных фигур. Задача выставки — показать тот многообразный и противоречивый контекст, в котором родился феномен русского авангарда.

За рамками выставки остались западные веяния, Матисс и Сезанн, которых привезли в Россию Морозов и Щукин и на которых засматривались все молодые художники. «В начале моего пути я больше всего училась у современных французов. Эти последние открыли мне глаза, и я постигла большое значение и ценность искусства моей родины, а через него великую ценность искусства восточного, — писала Наталья Гончарова в предисловии к каталогу своей персональной выставки. — Мой путь к первоисточнику всех искусств — к Востоку. Искусство моей страны несравненно глубже и значительнее, чем все, что я знаю на Западе». При этом Восток для кураторов — понятие максимально широкое, вбирающее Сибирь, Японию и Китай, пустыни Туркестана, просторы Арктики и побережье Крыма.

Тон экспозиции в первом же зале задают три абстракции — «Пустота» Натальи Гончаровой, «Черное пятно» Василия Кандинского и «Черный круг» Казимира Малевича. А между ними — каменная баба Х века, из тех, что стояли у погребальных курганов. Дальнейшее повествование раскручивается между ними по широкой спирали. Путешествие цесаревича, будущего императора Николая II, вдоль восточных границ империи; открытие первого буддистского храма в Петербурге, оформленного Рерихом; увлечение оккультизмом, популярное в кругах просвещенной петербургской богемы; Русско-японская война; балеты Дягилева в стиле шинуазри; китайская каллиграфия — все это составляло круг жизни и впечатлений художников и прямо или косвенно влияло на их творчество. Многие из них были коллекционерами — Ларионов, Бурлюк и Гончарова собирали народную печатную графику из разных стран и вводили элементы этих изображений непосредственно в свои работы. На выставке представлено непривычно много скульптуры — работы Коненкова, Ватагина, Исидора Фрих-Хара, Михаила Матюшина, в которых еще сильнее, чем в живописи, чувствуются народные корни. Этнографический материал вроде шаманского бубна рядом с абстракциями Кандинского или корякской ритуальной маски по соседству с «Головой» Малевича позволяют легко считывать кураторскую идею. Наконец, диптих Павла Филонова «Восток и Запад» и «Запад и Восток» задает в лоб извечный вопрос русской культуры, и хотя прямого ответа у художника нет, судя по внешности, Восток побеждает.