На вопрос, что потеряли российские нефтяники в результате санкций, эксперты отвечают: объемы добычи пока не упали, реализацию некоторых планов по разведке нужно будет отложить, а части оборудования приходится искать замену. Если санкции продлятся долго и будут ужесточаться, то западные компании могут уйти из России. Но пока они предпринимают массу усилий, чтобы этого не произошло

Степень жесткости антироссийских санкций и то, на какие сферы они распространяются, не до конца очевидна. Даже некоторые юристы путаются в этом, отчего и дают неверные прогнозы. Например, некоторые аналитики с уверенностью говорили нам, что газовые проекты не попали под санкции ЕС из-за зависимости европейских стран от нашего сырья. Это так, да не так. Персонально «Газпром» не попал под санкции Евросоюза, однако в ЕС еще в начале июля был введен запрет на инвестиции в энергетические секторы России, включая добычу нефти и газа. В конце июля ЕС обязал экспортеров получать предварительное разрешение на экспорт в РФ определенных видов энергетического оборудования и технологий, а также ввел запрет на поставки высокотехнологичного оборудования для добычи нефти в Арктике, на глубоководном шельфе, и сланцевой нефти. А также запретил организацию долгового финансирования трех топливно-энергетических компаний России — «Роснефти», «Транснефти» и «Газпром нефти». В итоге сейчас даже западные банкиры не могут понять, допустимо ли, например, кредитовать «Газпром». Самой компании в списке санкции нет, а газовая отрасль — есть. Такое впечатление, что Евросоюз намеренно оставляет своим компаниям юридическую лазейку для того, чтобы те остались в России. Если так, то это по сути кукиш в кармане для США.

 

Exxon и ныне тут

США вроде бы действуют бескомпромиссно. В начале августа они запретили поставку в Россию оборудования для глубинной добычи (свыше 152 метров), разработки арктического шельфа и сланцевых запасов углеводородов. Это было сделано для отрасли в целом. Была ограничена поставка технологий для нетрадиционной добычи энергоносителей. 12 сентября США пошли еще дальше и ввели санкции поименно против «Газпрома», «Роснефти», «Транснефти», «ЛУКойла», «Газпром нефти», «Сургутнефтегаза» и «НоваТЭКа». Американским компаниям запрещено поставлять им товары и технологии, необходимые для освоения месторождений нефти на глубоководных участках и арктическом шельфе, а также в сланцевых пластах. Санкции запрещают поставку таких технологий и оборудования даже через посредников (предполагается отслеживать всю цепочку до конечного получателя). «Газпром нефти» и «Транснефти» также запретили брать кредиты и размещать ценные бумаги на американском рынке на срок более 90 дней.

Во всем видна недвусмысленная угроза нашим проектам на арктическом шельфе, где мы в значительной степени технологически зависимы от американцев. Получается, что закон однозначно запрещает той же Exxon Mobil с нами работать — тогда почему американцы еще здесь?

 

«Сургутнефтегаз» вместо Total

Если финансовую брешь в бюджетах нетфегазовых компаний компенсируют деньгами из Фонда национального благосостояния и азиатскими кредитами, то технологии добычи трудноизвлекаемой нефти государство столь же просто из кармана не вынет. Первым удар держит «ЛУКойл», который в мае подписал с французской Total соглашение о создании совместного предприятия для освоения месторождений баженовской свиты с долями 51 и 49% соответственно. Как заявил исполнительный директор Total Кристоф де Маржери , его компания приостанавливает сотрудничество с «ЛУКойлом». Сделано это именно по причине антироссийских санкций Запада. «Совместное предприятие с “ЛУКойлом” однозначно приостановлено. Однако этот проект (по сути) не был запущен, так что на Total это никак не отразится», — цитирует слова Де Маржери газета Financial Times.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Баженовская свита считается наиболее значимым ресурсом для российской нефтедобычи в ближайшем будущем. Проект этот знаковый для России, поскольку речь идет о трудноизвлекаемой (вязкой) нефти, она считается своего рода аналогом сланцевой и добывается в основном методом гидроразрыва пласта. По данным Министерства природных ресурсов и экологии РФ, российские запасы вязкой нефти составляют около 40 млрд тонн, в недрах Югры ее содержится до 11 млрд тонн. Это больше, чем было добыто во всей Западной Сибири за 50 лет освоения ее недр. По словам председателя совета Союза нефтегазопромышленников России Юрия Шафраника , экономический эффект от внедрения передовых разработок может быть получен очень быстро. Так, «Сургутнефтегаз», внедрив за один лишь 2013 год 200 новаций в области добычи трудноизвлекаемой нефти, получил экономический эффект, превышающий 100 млрд рублей.

Можно ли считать, что России будет нанесен урон из-за приостановки баженовского проекта? Скорее всего, нет.

Во-первых, маловероятно, что Total окончательно выйдет из проекта — пока речь идет лишь о приостановке создания СП. В «ЛУКойле» сообщили, что негативный эффект от санкций в целом сейчас анализируют юристы и экономисты. Вместе с юристами Total они изучают и возможность продолжения сотрудничества. Согласно санкциям ЕС, ввоз оборудования для глубоководного бурения, добычи на арктическом шельфе и добычи сланцевой нефти не запрещен, но на это необходимо одобрение Еврокомиссии. И никто еще не заявил, что Total его не получит. Сотрудник агентства Fitch Максим Эдельсон ранее заметил, что в документах о санкциях не дано определения сланцевой нефти. «Одно и то же оборудование российские компании могут приобретать как для добычи традиционной, например глубокозалегаемой, нефти, так и для добычи сланцевой. Формально ограничений на поставку оборудования для добычи традиционной нефти нет».

Во-вторых, даже если Total покинет проект, на покупку ее лицензий сразу найдутся желающие. «К разработке баженовской свиты “ЛУКойл” может привлечь “Сургутнефтегаз”. У того, правда, нет технологии гидроразрыва, только тепловая добыча, но она вполне применима», — пояснил «Эксперту» Иван Грачев , председатель комитета по энергетике Государственной думы. Генеральный директор «Сургутнефтегаза» Владимир Богданов тоже говорил, что в случае необходимости может поделиться наработками компании с другими нефтяниками. «Сургутнефтегаз» еще в прошлом году добыл на баженовской свите первый миллион тонн нефти. «Нас от коллег отличает то, что у нас собственное бурение, капитальные подземные ремонты, своя производственная база, машиностроение, программно-вычислительные центры», — подчеркнул Богданов.

Второй крупный проект Total в России, «Ямал СПГ», похоже, пока в безопасности, о чем ранее заявлял Кристофер де Маржери. Почему, мало кто понимает, ведь инвестиции в добычу газа формально запрещены, как и поставки в Россию соответствующего оборудования. « Скорее всего, потому, что европейские санкции касаются запрета инвестиций в новые проекты, а сюда уже вложены средства, — говорит Александр Пасечник , руководитель аналитического управления Фонда национальной энергетической безопасности. — Или Total все же получит разрешение властей Евросоюза на продолжение работы, поскольку уже вложила средства. Вообще, мы видим, что иностранные компании всячески отстаивают свои российские проекты, а значит, власти делают для них исключение в индивидуальном порядке». Впрочем, «НоваТЭК» реализует проект «Ямал СПГ» не только с Total, но и с китайской CNPC (60% у российской компании, по 20% — у иностранных партнеров). «Если даже европейцы ужесточат санкции и Total выйдет из “Ямала СПГ”, ее долю охотно выкупят китайцы или же индийцы и японцы, которые ранее претендовали на долю в проекте. Так что ему мало что угрожает», — полагает Пасечник.

В любом случае от ухода с баженовской свиты Total, которая, судя по всему, намерена использовать все средства, чтобы остаться в проекте, добыча нефти в среднесрочной перспективе не упадет, будет лишь на время отложена разведка месторождения.

 

Шторм на шельфе

Ожидается, что санкции ударят по одному из самых северных добычных проектов — на структуре «Университетской-1» в Карском море. Первый звонок уже прозвучал: представитель американской ExxonMobil официально заявил, что компания полностью соблюдает санкционный режим США. Однако и здесь не все ясно. Глава Минприроды  Сергей Донской и «Роснефть» заявили, что работы по геологоразведке на «Университетской» ведутся в плановом режиме, бурение продлится до 10 октября.

«Пока речь идет о том, что бурение будет планово прекращено ввиду наступления осеннего периода, вскоре начнется период сильных штормов, — говорит Рустам Танкаев , ведущий эксперт Российского союза нефтегазопромышленников. — Возобновиться оно должно весной. Но, если санкции продлятся до этого времени, для нас это будет большая потеря. Китайцы или корейцы не имеют технологий для эффективной работы на арктическом шельфе. Здесь нужны такие подводные технологии бурения и добычи, которыми обладают только США и европейцы. В принципе выход найти можно. Полагаю, над этим сейчас в “Роснефти” работают. Для России разработка самого северного российского месторождения “Университетская-1” важна, потому что этим мы обозначаем свое присутствие в Арктике». Запасы углеводородов на дне Карского моря оцениваются примерно в 13 млрд тонн нефти и 8,5 трлн кубических метров газа. «Роснефть» и ExxonMobil планировали вложить в разведку шельфа 3,2 млрд долларов.

Впрочем, ExxonMobil и сам крайне заинтересован в работе в части шельфа, запасы которого сопоставимы с запасами Саудовской Аравии. «Все ожидали, что после открытия месторождения углеводородов на “Университетской” акции ExxonMobil вырастут в цене, и компания только на этом нарастит капитализацию на пять-шесть миллиардов долларов, — объясняет Василий Богоявленский , заместитель директора Института проблем нефти и газа РАН. — Они бы с лихвой окупили свои вложения в проект. Так что потери в первую очередь понесет сама американская компания. Россия же ровным счетом ничего не теряет в краткосрочной перспективе, поскольку доходы от месторождения ожидались только через десять—пятнадцать лет. Речь может идти только о том, что начало его разработки будет отложено».

«Роснефть» сотрудничает с ExxonMobil и в составе консорциума «Сахалин-1», где летом этого года на месторождении Аркутун-Даги введена в эксплуатацию крупнейшая в мире добывающая платформа «Беркут». Объем извлекаемых запасов здесь оценивается в 2,3 млрд баррелей нефти и 17 трлн кубических футов природного газа. Но о прекращении работ по «Сахалину-1» американский партнер «Роснефти» заявлений вовсе не делал. Точнее, еще в мае было сказано обтекаемо: мол, санкции соблюдаем, но «наши планы остаются в соответствии с графиком». «По проектам на Сахалинском шельфе уход западных компаний не страшен, там российские ВИНКи хотя и нелегко, но могут переключиться на корейские технологии, — считает директор Фонда энергетического развития Сергей Пикин . — В конце концов, сумели же корейцы сделать рабочую часть платформы для “Сахалина-1”, так смогут и бурить, и добывать».

ExxonMobil даже не объявляет о приостановке разведки и бурения в рамках еще более свежего проекта по разработке ачимовской, баженовской и тюменской свит, где американской компании принадлежит 27 месторождений с трудноизвлекаемыми запасами. В отличие от сахалинских этот проект, можно сказать, еще в стадии подготовки, поэтому удивительно, что в ExxonMobil ни слова не сказали о нем.

Конечно, риски у этих проектов есть. Но, судя по всему, продолжение участия ExxonMobil в них — вопрос индивидуальных договоренностей компаний с Госдепом, поскольку, если подходить к соблюдению санкций формально, то американцам следовало бы уже прекратить все работы на Сахалине и в Карском море.

В такой ситуации неопределенности российские ВИНКи не могут четко определить планы добычи на период до 2025 года. Во всяком случае они не представили в правительство свои скорректированные графики (вице-премьер Аркадий Дворкович поручал сделать это до 15 сентября). А графики эти именно сейчас чрезвычайно важны для «Транснефти», которая в итоге не знает, тянуть ли ей трубы к новым месторождениям. В самой «Транснефти» заявляли, что графики освоения месторождений нефтяниками могут сдвинуться по времени. Глава «ЛУКойла» Вагит Алекперов ранее говорил, что из-за санкций теоретически может приостановиться до четверти всех проектов в России по разведке и добыче новой нефти.

 

На импортной игле

Мы мало что производим сами для нефтегазодобычи по многим причинам, в том числе потому, что нефтяники предпочитают закупать импортное оборудование. И вот результат: один из крупнейших нефтесервисных холдингов Halliburton еще в мае приостановил сотрудничество с компанией «Газпром бурение», принадлежащей попавшему в санкционный список США Аркадию Ротенбергу . Другие крупные игроки сервисного рынка — Caterpiller, Baker Hughes, Weatherford — тоже оценивают последствия санкций против России для их бизнеса, и, по обрывочным сведениям, некоторые поставки уже прекратились. Weatherford недавно продала «Роснефти» оборудование, но, что будет дальше, никто не говорит.

Все российские нефтяные компании сейчас принялись искать альтернативу западному оборудованию для разведки, бурения, добычи и даже хранения нефти. В частности, представитель «ЛУКойла» сообщил «Эксперту», что сейчас компания анализирует, на что можно заменить оборудование, поставлявшееся западными компаниями. По данным Минэнерго, при добыче нефти и газа доля импортной техники составляет до 24%, в нефтегазопереработке и нефтехимии — до 35 (при производстве сжиженного природного газа — около 100%), в добыче угля — 31–100%; в электроэнергетике импортируется до 45% газовых турбин, более 50% трансформаторов, до 30% гидротурбин. В список запрещенного для поставок из США и Европы оборудования входят буровые платформы, детали для горизонтального бурения, подводное оборудование, морское оборудование для работы в условиях Арктики, программное обеспечение и оборудование для гидравлического разрыва пласта, дистанционно управляемые подводные аппараты, насосы высокого давления, а также химические реактивы. Кстати, при добыче сланцевых углеводородов используется до 500 различных химикатов, большинство из которых производится в США.

«На сухопутных месторождениях работает много отечественных буровых установок, — говорит Василий Богоявленский. — Если европейские компании не будут их поставлять, то они могут быть закуплены в Китае. “ЛУКойл” сам строит свои платформы для морской добычи на заводе металлоконструкций в Калининграде. Эти платформы уже несколько лет добывают нефть на шельфе Балтийского моря. На шельфе Печорского моря успешно работает терминал “Варандей”, построенный в Калининграде».

Наземные буровые установки в России производят. Федор Катамчин , начальник конструкторского бюро Волгоградского завода буровой техники, сообщил «Эксперту», что их предприятие делает буровые не хуже западных: «Наши буровые применяют все российские, и не только российские, нефтяные компании. Но они при этом покупают еще и западные буровые установки. Наш завод давно соответствует жестким требованиям заказчика. Нам хорошо известны их спецификации по каждому проекту. Стоит признать, что иностранные компании в чем-то делают улучшения. Например, по комфортности бурения для персонала, где-то по цене».

Как сообщил «Эксперту» источник в «Роснефти», российские буровые установки их вполне устраивают, но они недовольны условиями поставок. Поэтому нефтяники предпочитают иметь дело с Китаем, который делает полные копии американских буровых, но намного быстрее, чем россияне. Хотя китайские чаще ломаются. «Наши предприятия могут, например, выпускать установки для выделения и сжижения гелия, — говорит Вячеслав Кулагин , руководитель Центра изучения мировых энергетических рынков ИНЭИ РАН. — Но когда их требуется сразу десять, то быстрее и дешевле закупить западные. “Совкомфлот” делает танкеры для сжиженного газа, но не может строить сразу несколько. Их “Ямал СПГ” заказывает в Южной Корее». Глубоководные буровые установки для добычи в морях и тем более в морозной Арктике в России сейчас не делают, хотя в принципе могут. «Я еще в 1977 году участвовал в производстве первого в СССР устьевого подводного оборудования для морской и шельфовой добычи, это было на питерском заводе ГПО “Баррикады”, — говорит Федор Камчатин. — Мы сделали его и поставили на Каспий. Но потом открылись двери на Запад, и все было загублено. Но сделать морские буровые, если к нам обратятся, мы можем: все оборудование есть, а чего нет, докупим».

Номенклатура по импортозамещению составляет несколько тысяч видов позиций. Работа в этом направлении вроде бы ведется. В «Роснефти» есть департамент локализации техники и технологий, руководит которым вице-президент компании. Для сахалинских проектов «Роснефть» и в самом деле закупает на внутреннем рынке много машин, судов, даже деталей для буровых (списки выставляются на сайте). В компании вообще заявляют, что стремятся к стопроцентному импортозамещению, но это, видимо, планы на далекую перспективу. Относительно активно работает с российскими машиностроителями «Газпром нефть», чья система закупок считается наиболее эффективной в нефтяной отрасли (но в основном по замещению оборудования для переработки нефти). Активизировалась и работа профильного департамента Минпромторга РФ, который регулярно собирает поставщиков нефтегазового комплекса и выносит их проблемы на обсуждение в правительство страны. Минэнерго планирует актуализировать энергостратегию РФ до 2035 года с учетом санкций, в ней будут отражены вопросы замещения импорта, выпуска технологий для нефтянки и меры финансово-кредитной поддержки.

Однако вызывает вопросы координация этой политики. «Мы как раз сейчас ищем точки роста и входа в нефтегазовую отрасль, — сообщил “Эксперту” Роман Кондратьев , генеральный директор ООО “Завод буровых технологий”. — Но нефтяные компании, в первую очередь государственные, не идут на контакт. Кроме того, нет готовых проектов по новому буровому оборудованию, которые должны выполнить проектные институты по техническому заданию заказчика». Генеральный директор «Нефтегазмаша» Сергей Шарапов приводит печальный пример Тульского оружейного завода, который сделал буровое долото (один из важных элементов буровой, применяется как связующая деталь для погружения трубы в грунт) и представил его ведущим нефтяным компаниям. Сейчас в основном используют американские долота, ведь российские и китайские часто ломаются, а менять их дорого, поскольку для этого приходится, по сути, демонтировать буровую. «Но тульские оружейники умудрились сделать долото, которое дешевле американского на треть, а главное, намного прочнее, что показали стендовые испытания, — рассказывает Шарапов. — Нефтяники отказались их даже испытать на буровой. Туляки потом все равно доказали, что их долото надежнее американского, получили все заключения, но инженер одной из нефтяных компаний все равно уперся и отказался их внедрять. Ведь сэкономленными деньгами с ним не поделятся, а ответственность огромная, так зачем рисковать?» Предприятие Сергея Шарапова сделало насосное оборудование для буровых, которое бесперебойно работает 1000 часов, в то время как китайское насосы — всего 400 часов, а американские — 700. Но нефтяники отказались покупать их более дешевые насосы. «Проблема — в качестве менеджмента, — говорит Шарапов. — Инженерам старой закалки еще интересно внедрять отечественное, а там, где пришли молодые, все начинают закупать западное. Плюс коррупция. Снабженцам выгодно покупать ненадежное китайское оборудование, чтобы оно часто ломалось».

 

Что можем делать сами

В девяностые годы, когда стояла задача конверсии, нефтяники развернули вполне эффективную программу импортозамещения. «Газпром», например, помог машиностроителям освоить производство газоперекачивающих агрегатов. Благодаря его политике тогда выжило много компаний, Воронежский механический завод обязан «Газпрому» освоением производства фонтанной арматуры. Вообще, тогда в каждой нефтяной компании было подразделение, отвечающее за работу с машиностроителями. «ЛУКойл» помог «Ижнефтемашу» освоить выпуск цементировочных агрегатов, немало для нефтяного машиностроения сделал «Сургутнефтегаз».

«Парадокс: когда баррель нефти стоил около пятнадцати долларов, нефтяники занимались развитием машиностроения, а когда цена повысилась до ста, они это делать перестали, — говорит Александр Романихин , президент Союза производителей нефтегазового оборудования. — В наши дни у нефтегазовых компаний подход примерно следующий: вы разработайте, изготовьте, покажите нам, а мы посмотрим. Удалось бы создать мощное нефтегазовое машиностроение в Китае, если бы в CNPC придерживались аналогичного подхода? А в Норвегии, если бы так вела себя Statoil? Возникли бы новые заводы нефтяного машиностроения в Казахстане, если бы “КазМунайГаз” поступал так же»?

Возможно, санкции помогут изменить ситуацию. Сейчас для этого самое время. Объем рынка отечественного нефтесервиса превышает 25 млрд долларов. При этом российские компании находятся в условиях жесткой конкуренции с западной «большой сервисной четверкой» — Schlumberger, Baker Hughes, Weatherford и Halliburton. Кроме того, добывающие компании уже давно стали заказывать оборудование у китайцев из-за выгодного соотношения цены и качества. При ограничении импорта самое время увеличить объем производства наших компаний, который за последние пять лет снизился в полтора раза. Объемы производства бурового оборудования отечественными лидерами рынка неуклонно падают. Так, на заводах «Уралмаш НГО Холдинга» в 2013 году, как и в 2012-м, было произведено всего 30 буровых установок вместо 350, которые выпустили предприятия этой группы в 1990 году.

Большой проблемой для нефтедобычи станет то, что под запрет подпало западное программное обеспечение, используемое в глубоководных, арктических и сланцевых нефтяных проектах. Но потенциал в разработке отечественных аналогов у наших программистов есть. Это подтверждает пример ЗАО «Технологии обратных задач», которое создало программное обеспечение 2D/3D CSP-PSTM для геологоразведки нетрадиционных коллекторов, в трещинах которых содержится нефть. Это первая в мире подобная технология, позволяющая повысить возможный процент добычи трудноизвлекаемых запасов углеводородов, за что сегодня борются все нефтяные компании.

«Аналогичные технологии сейсморазведки на рассеянных волнах разрабатывают сейчас компании в США, Израиле, Китае, но мы действительно первыми в мире выходим на рынок, — сообщил “Эксперту” Геннадий Ерохин , технический директор компании “Технологии обратных задач”. — Все крупнейшие нефтяные компании мира уже знакомы с нашей презентацией. Наше программное обеспечение позволяет заменить целые штаты геофизиков и геохимиков, причем дает более точные данные и обеспечивает их повторяемость. Дело в том, что у разных специалистов при одних и тех же условиях данные каждый раз будут разными, а наше ПО всегда выдает точный результат».

Проще говоря, российская технология позволяет гарантированно увидеть нефть там, где сейчас, согласно действующим методикам, ее могут и не заметить. Затраты на создание такого продукта составили около 100 млн рублей, половину из которых в проект вложило «Cколково».

«Нынешние проблемы у нефтяников возникли потому, что они очень много слушали вредные советы о том, что операционную деятельность надо вести на заемные средства, что все сервисы надо выводить на аутсорсинг, использовать самое передовое и дорогое в мире оборудование, а не развивать отечественные НИОКР. В итоге мы оказались легко уязвимы», — пояснил «Эксперту» Борис Никитин , заведующий кафедрой освоения морских нефтегазовых месторождений Российского государственного университета нефти и газа имени Губкина.