Александр Привалов
Александр Привалов
Ровно два года назад, осенью 2011 года, президент Медведев внёс в Думу законопроект, делающий единственным поводом для возбуждения уголовных дел о налоговых преступлениях материалы налоговых органов. Несмотря на активное сопротивление МВД и СКР, законопроект был принят и стал едва ли не важнейшим достижением так называемой либерализации: силовое давление на бизнес и вправду заметно уменьшилось. На днях президент Путин внёс в Думу законопроект, давешнюю новацию отменяющий. Уголовное дело за уклонение от уплаты налогов снова можно будет открывать точно так же, как по другим составам: хоть по «заявлению о преступлении», хоть постановлением прокурора — были бы «достаточные данные, указывающие на наличие преступления». Полученные, например, в ходе оперативно-розыскной деятельности. Несмотря на вялое сопротивление бизнес-сообщества, законопроект несомненно будет принят в ближайшем будущем — с очевидными для всякого предпринимателя последствиями. Как ни понимать смысл терминов инвестиционный или, шире, деловой климат — терминов, так часто звучащих с самых высоких трибун, — трудно вообразить что-нибудь более для этих самых климатов губительное, чем такой странный зигзаг. Он вреден уже тем одним, что зигзаг, да ещё и неожиданный, — бизнес, как известно, любит стабильность. Но вреден он и сам по себе.
Если бы предлагаемый сейчас порядок был новым, можно было бы спорить о том, как он скажется на положении дел. Но бизнес ещё не успел забыть недавнего прошлого. Это была всепогодная машина для рэкета, рейдерства, шантажа — не было лучшего инструмента для желающих «покошмарить бизнес». Ведь что значит возбудить уголовное дело? Это значит получить право на следственные действия. То есть недобросовестный оперативник — нанятый ли кем-то, по собственной ли инициативе — на основании некой информации о случившемся или только задуманном уклонении от налогов (делиться подробностями он не обязан) открывает дело и начинает по нему работать. Он приходит в компанию, проводит обыск, изымает документы, сажает под стражу руководителя — да что угодно. Защищаться атакованной компании было (и снова будет) чрезвычайно трудно, и, хотя дело редко доходило до суда, цели такого наезда — будь то получение отступных, или разорение бизнеса, или смена его владельца — как правило, быстро достигались. Большей частью они достигались даже до возбуждения дела: угроза страшнее исполнения. Представитель неназванного силового ведомства говорит журналисту: «“Кошмарить бизнес” не получится: суду надо ещё доказать, что есть веские основания для подозрений. За обоснованностью обвинений следят три инстанции — МВД, СКР и прокуратура». Это звучало бы очень успокаивающе, кабы удалось забыть, что и два года назад все те же структуры так же следили за обоснованностью обвинений, а наезды под прикрытием дел о налоговых преступлениях шли потоком.
Смысл нынешней новации, согласно пояснительной записке, в том, чтобы повысить «эффективность раскрытия налоговых преступлений» (в последние два года недопустимо низкую — из-за либеральной новации 2011 года) путём «реализации возможностей правоохранительных органов и использования поискового потенциала оперативно-розыскной деятельности для документирования налоговых преступлений и установления умысла на их совершение». На мой взгляд, звучит не очень убедительно. Одно дело раскрываемость или, там, «эффективность раскрытия» убийств. Сколько их — (примерно) известно. Смотрим, сколько раскрыто, и сравниваем. Совсем другое дело с налоговыми преступлениями. Сколько их, никто на свете не знает: грубо говоря, трупов-то нет. Если налоговое преступление — это то, на что с цифрами в руках указали мытари, то и выходит новация 2011 года, которая, как выяснилось, власть не устраивает и будет отменена. Но тогда в зависимости от рвения людей, налоговые преступления ищущих, их может быть — и, боюсь, будет — сколь угодно много: мало у кого на всём глобусе ни разу в жизни не мелькнул в глубине души умысел заплатить казне поменьше. Станет ли обилие дел отражением выросшей эффективности раскрытия и принесёт ли пользу казне — вопросы сильно гадательные.
Глупо было бы говорить, что сейчас дела в этой сфере обстоят прекрасно. Да, с 2011 года, вполне возможно, возросла латентность налоговых нарушений и, очень вероятно, выросла коррупция в налоговых органах. Но, не мне одному кажется, это повод для усовершенствования действующего порядка, а не для возврата к порядку прежнему. И ведь обычно власть это понимает. Один только пример. Таможенный союз, как оказалось, создал прекрасные условия для вывода капитала по серым схемам. В 2012 году, по данным Банка России, чуть не половину оттока капитала обеспечил фиктивный импорт из стран ТС (подробнее см.: «Торговля пустотой», «Эксперт» № 37). Ущерб для казны наблюдается явно больший, чем от частичной декриминализации налоговых нарушений, и остановить его пока не удаётся, но никто не собирается же отказываться от Таможенного союза или даже пересматривать его основания. Люди обсуждают конкретные меры по закрытию конкретных дыр в правовом обеспечении ТС — и правильно делают. По налоговым же делам — никакой тонкой доводки. Вертайтесь, граждане, в исходное положение.
Начальству всё кажется, что бизнесу в России слишком радужно живётся. Что тут такие для него возможности, что за уши не оторвёшь; что иностранные инвестиции рекой потекут, дай только инфляцию снизить… А с чего бы им сюда течь? Материалы, сырьё, труд — всё не дешевле, а то и дороже, чем в других местах. Рынок большой — так к нему и из Казахстана доступ. Глядишь, в него и наши побегут — уже, говорят, начали понемногу; налоговая нагрузка почти вдвое ниже, налоги на зарплату — чуть не вчетверо. И пристают, по слухам, меньше. Нам бы поосторожнее с остающимся пока несырьевым и неторговым бизнесом, а мы на него новый сезон охоты открываем. Лейтенанты будут помаленьку промышлять в мельчайшем бизнесе, капитаны — в малом, полковники — в среднем…
Это вам не зимнее время вернуть и не отменить нулевое промилле. Это дело серьёзное — и, похоже, серьёзная ошибка.