Добравшись до дома около одиннадцати, Ирина без сил, не раздеваясь, повалилась на диван.

То, что она сегодня узнала, поняла и пропустила через свое сердце, оказалось слишком тяжелым и страшным. Ирина не могла реагировать на это просто с профессиональным интересом и спокойствием. Как женщина, она прекрасно понимала и жалела Роксану, ее разбитую жизнь и искалеченную судьбу.

Ведь по большому счету с ней, с Ириной, почти так же поступил ее бывший муж Рихард. Бросив ее, он предпочел другую, тоже счастливую, сытую, не обремененную заботами американку.

Разница только в том, что Ирину это не сломало как в силу особенностей характера, душевного склада, так и в силу определенных жизненных обстоятельств.

А Роксану Моветян все случившееся превратило в чудовище. Несчастное, больное, но чудовище.

Этой тяжелой ночью Воронцовой снились неприятные сны.

Ощущая разбитость во всем теле, головную боль и омерзительное отношение к подлой и несправедливой жизни, наутро Ирина притащилась на работу.

Каменецкий и Дроздов, естественно, с нетерпением уже ждали ее и набросились с упреками, почему она вечером не позвонила, не известила о своем благополучном возвращении в город. Дескать, мало ли что могло с ней произойти!

Ирина опустилась в кресло, отрешенно посмотрела на коллег, махнула рукой и тихо произнесла:

— Да бросьте вы, что со мной случиться может. Все худшее уже произошло — я точно знаю, кто преступница. Лучше бы мне этого не знать…

Мужчины удивленно переглянулись, и капитан воскликнул:

— Ну, Ирина Воронцова, ты даешь! Другой на твоем месте сиял бы от удовольствия и сверлил дырочки на погонах под новые звездочки, а на тебе лица нет. Сидишь, будто по тебе каток проехался!

— Вот-вот, капитан. Именно каток. И название ему — сволочизм нашей жизни, и ваш, мужиков, в частности.

Дроздов громко присвистнул, подошел к Ирине, слегка потряс ее за плечи:

— Очнись, красавица! Что случилось? Ты совсем не в себе, на нас зачем-то наезжаешь!

А Каменецкий начальственным тоном, с ноткой обиды даже за оскорбление своего пола прикрикнул:

— Кончай, Воронцова, сопли распускать! Докладывай все по порядку. Тут тебе не это… тьфу, а угрозыск!

— Пожалуйста, слушайте. Потом отвечу на ваши вопросы.

Ирина включила диктофонную запись разговора с Анжелой Лебедевой и, закурив, отвернулась к окну.

Через двадцать минут, когда закончилась пленка, в кабинете капитана Каменецкого висел тяжелый табачный дым.

— Ну и дела-а, — протяжно вздохнул Петя Дроздов. — Но я не понимаю, как она до убийств-то дошла?

Ирина по-прежнему смотрела в окно на чистое голубое небо. Сглотнув комок в горле, она сказала:

— А сейчас я вам нарисую более-менее реальную картину того, что произошло с Роксаной. Отвращение и ненависть к мужчинам, доходящие до патологии, шизофрении, навязчивая идея… Тут целая гамма, исследовать которую должны врачи-психологи и психиатры. Плюс к этому, я уверена, глубоко затаенная, загнанная внутрь души неутоленная любовь к этому Славику. Короче говоря, Роксана превратилась в гремучую смесь, ее прежняя личность оказалась разрушенной, вытесненной другой: безжалостной, больной, страшной. Во многом этому способствовал алкоголь, а окончательно добили девушку наркотики. Выпивка ее перестала удовлетворять. В это время она колола умирающей матери морфий. Попробовала как-то с похмелья сделать и себе укольчик — эйфория, мир заблестел яркими красками. Ей понравилось — и пошло-поехало. После смерти матери она полностью, очевидно, потеряла над собой контроль. Морфий кончился, нужно было добывать деньги. Роксане уже все равно, каким способом это делать. Покрутившись в среде опытных наркоманов, она узнала о «золотом уколе». Поскольку нужны были деньги, Моветян решила заняться проституцией и на всякий случай держала в сумочке шприц со смертельной жидкостью. Всадить его, в случае чего, опытной руке — одно мгновение. То же самое оружие, но бесшумное и гарантирующее немедленную смерть.

— И все же, Ирина, непонятно, по какому принципу она стала выбирать клиентов, жертв.

Каменецкий откашлялся и выпил стакан воды.

— Мне самой еще это не до конца ясно. Могу с уверенностью сказать только одно: все трое убитых чем-то напоминали ей Славика Крутова. Скорее всего лицом — ведь знакомилась она с мужчинами, когда они были одеты.

— Но у всех троих убитых лица совершенно разные… Может, прически, форма ушей, зубы… — вмешался Дроздов.

— Да что мы будем гадать! У нас же в деле есть фотографии покойных. Давайте внимательно еще раз сличим лица.

С этими словами Каменецкий извлек из своего сейфа увесистую папку и, порывшись в ней, достал несколько фотографий. Все трое оперативников склонились над малоприятными, но такими нужными сейчас снимками лиц покойных.

— Так… так… прически разные… носы… уши… Ямочки на подбородке… нет… зубы…

— Вот!

С Воронцовой мигом слетело ее утреннее настроение. Сейчас она напоминала кладоискателя, нашедшего горшок с золотыми монетами.

— Зубы! Смотрите, у всех мужчин коронки на верхних передних резцах. Единственное сходство! Надо найти фотографию Крутова, и я уверена, там будет то же самое!

— Молодец, Ирочка, опять ты первая додумалась, — без всякой зависти в голосе похвалил ее Каменецкий. — Так, теперь картина еще больше проясняется!

Воодушевляясь, Ирина выбросила недокуренную сигарету в урну и быстро заговорила:

— Представьте себе картину первого ее преступления. Приняла дозу наркотика, эффектно оделась, сидит, потягивая, вино за столиком случайно выбранного ресторана (скорее всего в том же «Космосе»). Пока ей по большому счету все равно, кого снять или кто на нее клюнет. Лишь бы богатый и не отвратительный.

Я почти уверена, что мысли об убийстве ее тогда не посещали, а шприц лежал на всякий случай: мужики все подонки, мало ли кто попадется?

И вот она случайно замечает за соседним столиком дорого одетого мужчину, который, по-американски широко улыбаясь, делает официанту заказ. Роксану будто бьет током. У нее возникает при виде золотой фиксы во рту мужчины мгновенная ассоциация со Славиком. Ее, как говорится, тут же переклинивает: желание сделать с этим самцом то, что она наметила, перемешивается с желанием уничтожить, унизить, отомстить. Теперь перед ней Славик, только в другом обличье…

— Да ты, Ирочка, у нас великий психоаналитик, — хмыкнул Каменецкий и щелкнул пальцами, видимо, довольный.

— Не мешай, пожалуйста, Антон. Так вот, Роксана тут же пускает в ход все свои еще не утраченные женские чары, они знакомятся, выпивают, танцуют. Она выясняет, что мужик здесь один, командированный, живет тут же, в гостинице.

Вариант, конечно, почти идеальный. Понимая это, Роксана, для приличия поломавшись, поднимается с Родионовым в его номер.

— Ну а там, — перебил ее Петя Дроздов, — происходит постельная сцена, которую удобнее мне, видимо, описать.

— Это почему же? — шутливо запротестовал капитан. — Я в этих делах тоже не дурак!

— Хватит юродствовать, господа мужчины, мы тут все не дети собрались. Прошу не лезть в мой рассказ и дослушать до конца.

Итак, она укладывает разомлевшего Родионова в кровать при весьма неярком свете. Идет в ванную, готовит шприц, настраивается… Возвращается. Мужчина лежит под одеялом, прикрыв глаза, настраивается тоже.

И тут Роксана точным движением всаживает иглу шприца ему в шею. Секунда — и Родионов отправляется к праотцам.

— А зачем тогда иголка в сердце? — спросил Петр.

— Понимаешь, ее охватывает какое-то полумистическое, звериное, первобытное торжество: враг повержен, надо неким ритуалом отметить, закрепить свою победу. И тут ей на глаза попадается, предположим, большая швейная иголка на прикроватной тумбочке. Роксана хватает ее, отбрасывает одеяло с трупа и эффектным фехтовальным движением вонзает иглу… будто шпагу в сердце Славика… Стерла отпечатки пальцев и ушла.

…Последнюю фразу Воронцова произнесла тихо, закурила и как-то сникла, выдохлась.

В кабинете повисло тягостное молчание. Прервал его Каменецкий;

— Трудно отделаться от впечатления, Ирина, что ты там присутствовала.

— К счастью, нет. Просто я хорошо все это прочувствовала. В чем-то даже понимаю Роксану.

— А-а, ты вспоминаешь своего…

Но Воронцова так взглянула на капитана, что тот осекся и прикусил губу:

— Извини. Я не хотел. Вырвалось непроизвольно…

Каменецкий открыл окно, чтобы проветрить. Шум летних улиц столицы ворвался в кабинет, где сидели три молодых оперативника и каждый думал о своем, по-своему переживал драму, развернувшуюся перед ними.

Версии второго и третьего убийств Ирина рассказывала уже вечером в кабинете полковника Борисова. До этого она по распоряжению непосредственного начальника съездила домой отдохнуть и привести себя в порядок.

Вернулась Воронцова действительно совсем другой и была готова идти на доклад хоть к премьеру. За время ее отсутствия Каменецкий проинформировал начальство об успешном ходе следствия, и теперь Борисов смотрел на свою стажерку ласково.

— С Кривоносовым познакомилась Роксана Моветян наверняка случайно. Уж где она его встретила, для нас пока вопрос, хотя и не существенный. Дальше все происходило по первой схеме. Мужик хорошенько выпил, благо жена в отъезде и можно себе позволить кое-что. Привел красивую девушку в свою пустую квартиру. А там Роксана действовала подобным же образом — ведь все такие дела особым разнообразием не отличаются…

Кое-кто из присутствующих хихикнул, но под строгим взглядом Борисова все притихли.

— Продолжайте, Ирина Владимировна. Все это очень интересно.

— И здесь она не забыла протереть все предметы, которых касалась. Известно ведь, что шизофреники часто отличаются изворотливостью и хитростью. Ну а иголку в сердце воткнуть — это ей уже стало в радость. Раздобыла ее там же, в квартире убитого.

Тот факт, что ее никто из соседей не заметил, объясняется легко: пришли они к Кривоносову очень поздно, когда мало кто по подъездам разгуливает, а ушла она вообще ночью. У него, как и у предыдущей жертвы, Роксана прихватила все ценное, что обнаружила. Наркотики нынче дороги.

…Воронцова кашлянула и осмотрела собравшихся, ожидая вопросов, но пока все молчали.

— Я заканчиваю. Что касается третьего убийства, отличие только в том, что Паперно был убит не в первую ночь, а, похоже, на вторую или даже позже. Почему? Пока остается только гадать. Видимо, что-то помешало Роксане в первую ночь расправиться с очередной жертвой. Может, не успела запастись смертоносным раствором, а Паперно ее снял случайно… В принципе с ее стороны было оплошностью закрутить даже такой мини-роман: резко возрастает возможность встречи с будущими свидетелями, что и произошло на этот раз.

А убийство Елены Дубининской я объясняю просто: Роксана после третьей жертвы окончательно потеряла покой, у нее развилась ко всему прочему мания преследования. Вот она и решила убрать единственную, по ее мнению, свидетельницу из гостиницы «Космос». Найти Елену ей труда не составило. Роксане повезло и на этот раз: она застала тот момент, когда разъяренный сожитель Дубининской уже отбыл, а сама Елена, вусмерть пьяная, даже не позаботившись закрыть дверь, рухнула спать посреди ею же учиненного бедлама. Роксане оставалось только вытащить один из шампуров и привычным движением пронзить грудь несчастной.

— Задавайте вопросы, — обратился Борисов к присутствующим и сам спросил первым: — Адрес подозреваемой известен?

Тут поднялся Петя Дроздов и сказал:

— Я по нему ездил сегодня с опергруппой, это на Большой Ордынке. Но вышел облом.

— То есть как? Она сбежала?

— Нет, она полгода назад сдала квартиру какой-то семье из двух человек. Мы поговорили с женщиной, проживающей там теперь. Она клялась и божилась, что понятия не имеет, куда переселилась хозяйка квартиры. Дескать, они ей дали деньги за год вперед и та укатила в неизвестном направлении. Похоже на правду.

— Похоже… — Полковник Борисов вздохнул и спросил, глядя на Ирину: — Ну и где теперь будем искать эту вашу «фехтовальщицу»? Москва-то большая, а уж вместе с округой…

Все озадаченно молчали. Ситуация действительно складывалась не лучшим образом. О подозреваемой все известно, вплоть до интимных подробностей. Неизвестно только самое главное — где ее искать.

— И следующее, — продолжал начальник отдела. — Предположим, отыскали мы чудом эту Роксану. Думаете, прокурор даст санкцию на ее арест?

— А почему же нет, Валентин Васильевич? — удивился Каменецкий. — Ведь тут, по-моему, все ясно!

Борисов усмехнулся:

— Это тебе, капитан, ясно. А прокурор потребует обоснования ареста, фактов, доказательств каких-то. Что я ему расскажу? Трагедию о несчастной девушке-фехтовальщице, которая вдруг принялась всех резать направо и налево?

— А свидетели?

— Что свидетели? Ну, опознают ее, подтвердят, мол, видели. Один видел ее с Паперно — так это ж старые знакомые, пару раз в кино ходили, при чем тут убийство? А вторая расскажет, что, мол, да, подходила, интересовалась Еленой. Ну, это запрещено у нас — интересоваться? Вы докажите, что она была там в вечер убийства и именно Роксана это сделала, а не дружок покойной Витя!

…Борисов передохнул и закончил так:

— В общем, дорогие мои, сделана еще от силы треть — установлена только личность подозреваемой. Теперь в темпе работаем по двум направлениям: ищем местонахождение этой Роксаны и доказательства ее вины. Иначе все наши усилия — курам на смех. Все свободны.

Каменецкий вызвался подвезти расстроенную Ирину до дома, и она не отказалась. Уж больно не хотелось толкаться в метро по такой духоте да и вообще быть одной.

По дороге капитан тормознул у гастронома, вышел ненадолго и вернулся с бутылкой хорошего пива и большой шоколадкой.

— Возьми, Ирочка, пей и расслабься. А шоколад, как доказали ученые, именно у женщин улучшает настроение. Все не так уж плохо, как нагнетает Борисов. Это он нас подгоняет таким образом.

— А чего ж хорошего, — откликнулась Ирина, глотая прохладный напиток из бутылки, — правильно он говорит. В деле конца-края не видно, а сроки уже все вышли.

— Знаешь, Воронцова, — задумчиво произнес Антон, останавливаясь у светофора и предлагая ей сигарету из своей пачки, — я с недавних пор стал верить в твою звезду, твое везение… У меня тоже кое-что есть, интуиция, например. И она мне подсказывает, что тебе надо завтра съездить на Ордынку и поговорить еще раз с этой женщиной. Мужики не умеют. А у тебя хорошо получается раскалывать этих врунишек. Дроздова же отправлю на поиски родителей Крутова, и вообще надо собрать все о нем. В частности, фотографии с американской улыбкой.

У Ирины действительно слегка отлегло от сердца. И вправду, чего паниковать? Ведь еще не все попытки сделаны. Должны прорваться, не впервой.

— Спасибо, Антон. Мне стало получше. Сейчас приму душ и отосплюсь, а завтра будет видно…

— Спинку потереть?

— Фу, пошляк, — сказала Воронцова, выбираясь из автомобиля около своего подъезда, — вот возненавижу вас, мужиков, окончательно, как эта бедная Роксана…

— Да уж, бедняжка…

Каменецкий вздохнул и аккуратно закрыл дверцу.