Квартиру в доме на Большой Ордынке, где еще недавно жила гражданка Моветян, Ирина нашла без проблем. Солидная железная дверь свидетельствовала о том, что у хозяев был когда-то достаток.

Позвонив раз пять, Воронцова уже собралась уйти несолоно хлебавши, решив, что жильцы Роксаны в десять-то утра явно на работе, однако, уже отойдя от двери, расслышала негромкий вопрос: «Кто там?» На это Ирина самым что ни на есть суровым официальным тоном, показывая в глазок свои корочки, заявила:

— Открывайте, это уголовный розыск!

— Так вчера уже приезжали.

— Это не ваше дело, сколько надо, столько раз и приедем! Открывайте немедленно!

На этот раз Воронцова сочла нужным быть напористой, вести себя решительно, чуть ли не агрессивно. Поэтому, когда дверь открылась, она без лишних слов вошла в коридор и грозно уставилась в глаза слегка ошалевшей женщине средних лет в потрепанном халате.

— Ваши фамилия, имя, отчество?

— А зачем? Не имеете…

— Имею! Вопросы буду задавать я. Не станете отвечать, вызову повесткой (Ирина помахала перед носом остолбеневшей женщины заготовленной заранее бумажкой) на Петровку, там посидите, одумаетесь.

— Хорошо, только не надо… Я Сафронова Антонина Яковлевна, живу тут с мужем.

— Квартиру вы снимаете по письменному договору или по устному?

— По… по устному.

— Так. Уже нарушение. Через два дня вы окажетесь на улице, если не скажете правду.

— Какую правду?

— Хозяйка этой квартиры совершила тяжкие преступления. Вы обязаны помочь нам ее найти. Иначе будете считаться соучастниками, вас привлекут за лжесвидетельство, и на фоне грозящих вам неприятностей выселение покажется цветочками.

Перепуганная Антонина Яковлевна судорожно теребила отвороты своего халата:

— Я… мне… а за что выселение?

— Если вы не поможете следствию, квартира сначала будет освобождена в интересах следствия, и ваши деньги за полгода вперед пропадут. Ну а затем она просто будет конфискована, как и все имущество преступницы. Учтите, гражданка Сафронова, укрывательство местонахождения опасной преступницы приведет вас на скамью подсудимых вместе с ней. Следствие никогда не поверит, что хозяйка, сдав на год квартиру, не оставила квартирантам на пожарный случай своего адреса или телефона!

Заруганная таким напором и в общем-то вполне реальными страшными перспективами, Сафронова пролепетала:

— Что я должна сказать?

— О чем просила вас Роксана Игоревна Моветян при последнем разговоре?

— Никому никогда не говорить, где ее искать.

Воронцова торжествующе ткнула обличающе пальцем почти в глаз Антонине Яковлевне.

— Вот вы и проговорились, гражданка Сафронова! Если она вас об этом просила, подразумевалось, что вы знаете, где ее искать! Ну?

— Я только адрес, куда ей почту отсылать, и…

— Что «и»?..

— …И она мне заплатила за молчание.

Воронцова чувствовала, что натурально свирепеет:

— За это молчание вы, гражданка Сафронова, теперь уж точно заплатите. И не деньгами, а годами тюрьмы за укрывательство преступника!

Похоже, до запуганной женщины дошло, что с ней не шутят и так легко не отбрешешься, как вчера с мужиками, которые наверняка только и смотрели в огромный вырез ее халата.

Она как-то бочком двинулась в комнату и тотчас вынесла оттуда вырванную из календаря голубенькую бумажку.

«Господи, — подумала про себя Ирина, — и вот от таких бумажек с каракулями порой зависят жизни и судьбы людские!»

— Вот, — тихо, чуть не шепотом, произнесла женщина.

Ирина выхватила бумажку из ее рук и прочитала: «Зеленоград, ул. Лесная, д. 12».

— Ну, с этого и надо было начинать, Антонина Яковлевна, — миролюбиво уже и до смерти довольная собой сказала Ирина, — а то стараетесь запутать следствие! По краю пропасти ходите! А теперь слушайте, что я скажу. Если Роксана вдруг здесь появится, ни о каких визитах милиции ни слова! Вы хорошо меня поняли?

— Да, конечно, конечно, ни слова!

В глазах Сафроновой читался неподдельный страх.

— Вы отправляли ей за эти полгода туда какую-либо корреспонденцию?

— Только один раз переслала. Красивое такое письмо, иностранное. По-моему — из Америки.

— Точно из Америки?

— Ну да… там буквы стояли… — Она начертила пальцем на обоях «USA».

«Ни фига себе! — подумала Ирина. — Неужели это Крутов написал ей? Почему? Зачем?»

Каменецкий расхаживал по кабинету и думал. Вокруг его стола сидели Воронцова и Дроздов. В принципе все было понятно: арестовать Роксану и расколоть ее в процессе дознания.

Но полковник Борисов сказал: без доказательств даже и не смейте…

Петр выяснил и рассказал все, что связано со Славиком Круговым. Тот буквально через год с небольшим после разрыва с Роксаной вернулся в Россию. С Ненси у него любовь разладилась, и «сладкая парочка», не прожив вместе и полгода, разбежалась.

Крутов какое-то время еще блистал на фехтовальных турнирах, но потом в связи с серьезной травмой кисти руки был вынужден расстаться с большим спортом. Соответственно и своим работодателям и спонсорам он стал абсолютно неинтересен.

Какое-то время Славик мыкался по Штатам в поисках приличной работы, но все было напрасно: у спортсменов, даже великих, как правило, нет никакой другой серьезной специальности, а учиться уже как бы и поздно.

Проев и промотав окончательно все сбережения, чуть ли не заложив в ломбард свои медали и кубки, Крутов мрачно задумался о ближайших перспективах. Они не радовали. В Америке ему оказалось делать абсолютно нечего. Тут он и вспомнил покинутую родину, обманутую Роксану… Послал ей письмо — ответа, естественно, не дождался.

Славик засобирался в Россию, благо гражданства его никто не лишал — времена стояли либеральные. «Уж там-то не пропаду, — резонно рассуждал Крутов, — и папаша поддержит, хоть и злится на меня за предательство, да и дружков старинных навалом… Дома, ясное дело, и стены помогают…»

Крутовский папашка действительно встретил блудного сына в дверях своего подмосковного особняка неласково. Долго отчитывал воротила столичного бизнеса свое непутевое чадо, потом, естественно, простил. Дал денег на первое время для раскрутки своего дела, помог со связями и знакомствами.

И через пару-тройку месяцев Славик уже неплохо встал на ноги, его фирма, торгующая оргтехникой, уверенно развивалась. Единственное, что еще как-то продолжало омрачать безоблачное в общем-то существование бывшего спортсмена, — это некие угрызения совести, тоска по прошлому, по светлым дням с Роксаной.

Это усугублялось тем, что личная жизнь Крутова так и не сложилась. Конечно, проблем с девицами не возникало — плати да пользуйся профессиональными ласками сколько влезет. Но хотелось не этого, а именно той романтической чистоты и любви, которая была у него с Роксаной и которую он так глупо променял на американскую белозубую дешевку…

Крутов несколько раз звонил по телефону, но незнакомый женский голос отвечал, что хозяйка сдала надолго квартиру и где пребывает в данное время — неизвестно.

Какие бы попытки найти бывшую возлюбленную ни предпринимал Славик, все они заканчивались безрезультатно…

— Откуда ты так подробно все разузнал, Петя? — недоуменно спросила Воронцова.

— Так я же с самим Славой пообщался.

— Ну и ну! И где ж ты его разыскал?

Дроздов усмехнулся:

— Так он в трехэтажном папенькином особнячке проживает, весь второй этаж занял. У меня от этих хором аж дух захватило. Ну, Крутов сначала долго не хотел откровенничать, а потом мы с ним хорошенько подвыпили, я ему пообещал помочь найти Роксану, он и пошел на разговор…

— А что с зубом?

— Все точно, Ирочка, все правильно. Есть у него золотая фикса, прямо на том же месте, что у всех наших жмуриков.

Каменецкий подытожил:

— Итак, драгоценные мои, что мы на сегодня имеем? Мотив преступлений, их «автора», даже адресочек нашей «фехтовальщицы» Воронцовой удалось раздобыть. Молодец, Ирина, я в тебе не сомневался! Но мы не имеем повода для ареста, только подозрения…

— Можно задержать и по подозрению, — подал голос Петр.

— Можно, — согласился капитан, — только, как уже было сказано, наш прокурор на это не пойдет, он дяденька крайне осторожный. Вот ты уверь его, что мы сумеем доказать вину Роксаны Моветян, он и упечет ее куда-нибудь в Лефортово. Но у нас, кроме двух весьма малоубедительных свидетелей, ничего нет.

— А если обыскать ее дом… там, в Зеленограде? — предложила Ирина.

— И что это даст? В лучшем случае найдем обычные одноразовые шприцы, пару доз наркотика. Привлекать ее за наркоманию, за распространение? Посадить в камеру…

— Ну да! — прервал капитана Петя Дроздов. — Там у нее начнется жуткая ломка, и за укол морфия она расколется по полной программе.

— Протестую! — решительно сказала Ирина. — Это негуманно и противозаконно, тем более речь идет о женщине!

Каменецкий рассмеялся:

— Это в тебе, Воронцова, взыграла так называемая женская солидарность. Речь идет на самом деле об опаснейшем преступнике, и тут никакие сентиментальные соображения не должны играть роли.

— Согласна, — нехотя ответила Ирина, — но я вижу более верный, беспроигрышный способ посадить Роксану за решетку при железном доказательстве ее вины. Чтобы проблем не возникло ни у нас, ни у прокуратуры, ни у суда.

— Это что же такое ты надумала? — с любопытством спросил капитан. — Посвяти нас, убогих, в свои гениальные оперативные замыслы.

Воронцова неторопливо закурила, выпустила в потолок струйку дыма:

— Только поймите меня правильно. Я по натуре не провокатор и не считаю подобные методы нормальными. Но такие штучки, вроде небольшого блефа, увы, иногда необходимо применять для достижения успеха…

— Да, у тебя это неплохо выходит, мы уже обратили внимание, — усмехнулся Каменецкий. — Ты, видимо, хорошо играешь в карты?

— Нет…

Ирина вздохнула и, очень серьезно глядя поочередно в глаза обоим своим коллегам, продолжила:

— Я считаю, что нам следует сделать вот что…