На следующий день на дом пришел психиатр. Он участливым тоном задавал Роксане какие-то дурацкие вопросы, девушка спокойно отвечала на них, хотя мысли ее витали далеко.
Потом на кухне врач с Ашур долго вполголоса переговаривались, затем он ушел, и со следующего дня мать начала пичкать дочку какими-то разноцветными таблетками. От них на девушку волны душевного отупения накатывали совсем уж с необыкновенной силой.
Через неделю Роксана наотрез отказалась пить эту дрянь и даже попыталась закатить матери скандал, чтобы та оставила ее в покое.
— Но ты понимаешь, дочка, что тебя могут принудительно забрать в психбольницу?
— Как это принудительно? Насколько я знаю, требуется согласие ближайших родственников. Неужели ты хочешь упрятать меня в психушку?
Ашур возмущенно всплеснула руками.
— Как ты можешь такое говорить! Я забочусь день и ночь, чтоб ты была здорова, жива. И если встанет вопрос, что для сохранения жизни и здоровья тебе надо будет лечь в больницу, — я дам свое согласие. И можешь на меня обижаться сколько угодно, мне лучше знать. А письмо от этого подлеца ты зря у меня взяла, я его специально тебе не давала, чтоб не расстраивать. Выкинь его.
— Я уже выкинула.
— Вот и молодец. Пойдем обедать, все будет хорошо.
Этим вечером Роксана, достав недопитый коньяк, прикончила бутылку и впервые за долгое время спала спокойно, без кошмарных сновидений.
Мало-помалу алкоголь становился ее потребностью, необходимым допингом. Только напившись хорошенько, Роксана чувствовала себя более-менее сносно, проявляла хоть какой-то интерес к жизни. Хотя, конечно, итоговая цена такого интереса страшная.
Добывала алкоголь девушка через соседа-пьянчужку, который за пару-тройку рублей всегда был готов сгонять за бутылкой для красавицы.
Мать в первое время ничего не замечала — ей и в голову не приходило, что дочка может всерьез запить. Наоборот, она втайне радовалась, видя частенько веселое и раскрепощенное состояние Роксаны.
Так наступил новый год. В середине января у Ашур после всего пережитого случился инсульт, и она слегла.
Роксана, к тому времени практически уже освобожденная от опеки, в свою очередь, была вынуждена ухаживать за мамой. Денег у них оставалось все меньше — сбережения таяли, вскоре пришлось начать продавать дорогие безделушки и ювелирные изделия, в свое время в большом количестве скупаемые торгашом-папашкой (который, кстати, как в воду канул).
Теперь Роксана могла пить свободно и беспрепятственно, не опасаясь контроля со стороны матери, не встающей с постели. Правда, она отличалась от классических алкашей тем, что могла и даже предпочитала выпивать в одиночку. Ей не требовалась собеседница или собеседник для душевных излияний — душа была как опустевшее осеннее сжатое поле. И тем более ей не требовалась шумная, веселая компания.
Поэтому, покормив маму, сменив ей белье, проделав все минимально необходимые хозяйственные дела, Роксана садилась с бутылкой либо на кухне и тоскливо глотала рюмку за рюмкой, либо в кресло перед телевизором и смотрела очередной дурацкий сериал с их дурацкими заокеанскими проблемами.
Постепенно возлияния перестали доставлять Роксане расслабление и удовольствие. С приобретением алкогольного стажа на нее все чаще стала накатывать какая-то злоба, раздражение: на себя, на лежащую без движения мать, на весь мир и особенно на этих подлых мерзких самцов. Теперь воспоминания даже о сладких минутах интимной близости со Славиком были для нее противны.
Роксана чем дальше, тем больше становилась злобной мужененавистницей, переплюнув в этом, похоже, родную матушку. Дошло до того, что она отказалась даже от услуг безобидного алкаша-соседа и за бутылками ходила теперь сама.
Их квартиру давно уже перестал кто-либо навещать. Поначалу заскакивали на минуту ее или мамины подруги, несли какую-то чепуху, но, видя пусто-равнодушные глаза Роксаны и растительное состояние Ашур, быстро уходили.
Со временем сюда, больше для приличия, раз в две недели заглядывал только участковый лечащий врач Роксаниной мамы и, увидев в очередной раз батарею пустых бутылок на кухне, качал головой, укоризненно глядя на женщину.
Красота Роксаны еще не увяла, она только как-то поблекла, стала безжизненной. Исчез огонь, смысл существования. Выпивка, долг перед матерью. И все. Больше ее ничего не интересовало.
…Так прошло два месяца. К весне у Ашур начались сильные боли. Врач сказал, что, очевидно, это связано с раком желудка, о котором он знал, но не хотел говорить Роксане.
В общем, конец был неминуем. Не в силах, даже будучи пьяной, выносить материнских страданий, Роксана потребовала у доктора что-то предпринять, чтобы человек так не мучился.
Немного поколебавшись, доктор предложил колоть Ашур морфий или его заменители. Роксана согласилась.