Вторник, 13 октября, 19.00

Магда Винге закончила снимать тонкий, как листок, слой воска и критически осмотрела результат операции. Определенно, птичье крыло стало теперь более гибким. Ей трудно было сосредоточиться на работе, поскольку она все время старалась расслышать разговор по телефону в гостиной. Однако Стен говорил так мало, лишь время от времени вставлял слово, да вдобавок еще так тихо, что она почти совсем не поняла содержания беседы. Она смирилась и решила подождать, пока он закончит. Наверняка это было что-то весьма важное — ведь звонили так поздно и вдобавок человек, занимающий второй пост в посольстве. Она сделала шаг назад и еще раз полюбовалась своей работой. Потом зажгла спичку и поднесла ее к обработанной поверхности; подержав ее так несколько секунд и подождав, пока воск размягчится, она задула пламя и начала кончиками пальцев, смоченными в масле, легонько поглаживать крыло, чтобы убрать следы ножа.

Она сидела в общей комнате их с сыном четырехкомнатной квартиры, расположенной в не так давно приобретенном посольством доме близ Рю де Лоншан в фешенебельном пригороде Парижа — Нейи. Здесь в различных удобных квартирах — от однокомнатной с маленькой кухонькой до солидных пяти— и шестикомнатных — жили почти исключительно работники шведского посольства.

На столе перед ней лежали разноцветные куски воска, набор ножей, заостренные колышки и овальные резцы, которые вообще-то употребляются при резьбе по дереву, однако были вполне применимы и в ее хобби — изготовлении восковых скульптур. Она работала с уже раскрашенными пластинами, которые сама же и делала из обычного воска. Конечно, некоторые шарлатаны, как она их называла, сначала лепят фигуры и лишь потом их раскрашивают, но такой способ обработки вызывал у нее лишь презрение. Ведь при нем полностью игнорируется игра и сверкание красок и утрачивается эффект художественной целостности. В стенном шкафу со стеклянными дверцами выставлены на всеобщее обозрение ее творения, которые, как ей самой казалось, весьма оживляют интерьер. Там были сверкающие перламутром цветы, олени, черные медведи-гризли, отливающие голубизной белые медведи на дрейфующих льдинах, бабочки и прочие насекомые, птицы,— многие действительно существующие в природе представители флоры и фауны, другие — продукты ее богатой фантазии. Она любит ваять, да и запах разогретого воска ей очень нравится.

Магда услышала, что сын положил трубку, и обернулась на звук его шагов. Ей показалось, что он взволнован.

— В чем дело, Стен, сыночек? — с тревогой спросила она.

— Случилось кое-что серьезное, мамочка,— ответил он.— Виктор Вульф мертв.

У нее на мгновение перехватило дыхание.

— Как?! Мальчик мой, неужели советник… умер?!

— Его нашли мертвым в собственной квартире, вернее, в гараже.— Стен казался явно смущенным, почти испуганным.— Что мне теперь делать, мамочка? Тирен намекнул, что мне следовало бы что-нибудь предпринять уже сегодня вечером.

Она отложила резец, который все еще держала в руках, подошла к креслу и села.

— Присядь-ка, Стен,— велела она.

Она глубоко вздохнула, выпустив воздух через уголки рта. Стен тяжело опустился в кресло напротив. Беспомощный взгляд его скользил по комнате. Магда Винге попыталась осмыслить ситуацию.

— Прежде всего, что это означает для тебя! — спросила она.

— Тирен считает, что я должен принять дела… на какое-то время. Это так невероятно, мама. Все случилось так неожиданно…

Она внезапно посерьезнела, голос стал деловитым:

— Сердце?

— Нет, Тирен сказал, что его убили.

— Убили! — Она снова тяжело, со свистом, вздохнула. Видно было, что она испугана.— Ну и жизнь,— прошептала она.— Стен, мальчик мой, у тебя такая опасная работа…

Он сделал протестующий жест, выставив перед собой руки, как будто защищаясь ими от грозящей опасности.

— Нет-нет, что ты, мама, не у меня — такое случается только с важными персонами.

Она выпрямилась в кресле и строго взглянула на него.

— Ты и есть — важная персона, а после всего этого станешь еще заметнее. Ты же знаешь, какие планы строили мы с твоим папочкой, когда решили, что ты должен стать дипломатом. Мы так и думали, что в своей области ты должен достичь самых высоких постов; и он и я — мы делали все для этого,— вплоть до самой его смерти. И вот — ты почти что у цели. Но ты должен показать, что достоин этого поста. Ты обязан собраться, быть решительным, мужественным — ради блага нашей страны, ради меня, ради себя самого. Ты слышишь меня, Стен?

— Да, мамочка. Но, боюсь, ничего из этого не выйдет.

— Никаких колебаний.— Она встала и начала расхаживать взад-вперед по комнате.— Разве советник Тирен только что не намекнул тебе на это? — Она остановилась перед ним и с нежностью взглянула ему в глаза.— Стен, мальчик мой, я так хорошо помню, как ты родился,— ты был таким большим, сильным, весил больше четырех с половиной килограммов. Мы с папочкой долго спорили, как тебя назвать.

Она умолкла, вспоминая тот их спор. «Голиаф»,— предложила тогда она. «Но ведь Давид победил его»,— заметил супруг. Она подумала и согласилась с этим возражением. «А что его убило?» — «Праща Давида»,— ответил он. «Нет. Камень из пращи Давида. Дорогой, давай назовем его Стен». Оторвавшись от воспоминаний, она прищурилась и посмотрела на сына, как будто отсекая этим взглядом все постороннее, малозначимое. Да, верно, он был большим мальчиком. И в юности он выделялся среди своих сверстников. Но потом как-то разом вдруг перестал расти: не прибавлял ни сантиметра в росте, ни килограмма в весе. Так и остался худеньким и немного сутулым. Летом, сколько бы ни загорал, он никогда не мог загореть так же, как его товарищи, зимой, на трассе слалома, ему никогда не удавалось доехать до конца горы. Каждый день он тратил немало труда, борясь со своими бесцветными вихрами, и когда в результате выходил победителем, прическа становилась похожа на натянутую на голову купальную шапочку, издающую резкий запах бриолина. Из-за близорукости ему приходилось носить очки. Плечи были настолько узкими, что во все пиджаки приходилось подкладывать ватные подушечки, а небольшое пока брюшко стало довольно заметно еще до того, как ему исполнилось двадцать лет. Несмотря на все это, учеба давалась ему легко, и по окончании института он считался уже вполне квалифицированным юристом с прекрасными рекомендациями. Тогда-то и было решено, что он должен вступить на дипломатическую стезю.

Она снова вздохнула — на этот раз, чтобы придать своим словам большую убедительность:

— Стен, мальчик мой, неужели ты не понимаешь, что для тебя это — шанс. Теперь все зависит только от тебя самого. Ты должен доказать, что достоин этого поста.

— Да, мама. Однако я не думаю, чтобы Вульф когда-нибудь — пусть даже случайно — задумывался о том, что его преемником стану я. Ведь он не любил меня, мама.

Она презрительно фыркнула:

— Не любил! Вульф мертв, Стен. Он тебе больше не помеха. Вот что, бери-ка свой портфель, поскорее поезжай в посольство и займись там каким-нибудь делом. Если ничего лучшего не удастся придумать, просто сиди и читай…— Взгляд ее скользнул по комнате и остановился на бюллетене ЕАСТ, который Стен принес домой и бросил на диван за несколько минут до злополучного звонка Тирена. Она протянула ему журнал.— Вот, возьми. Постарайся встряхнуться и не выглядеть так, как будто больше всего тебе хочется залезть в ящик письменного стола. Стен, мальчик,— в голосе ее послышались просительные интонации,— сделай все так, как советует мамочка…

Стен Винге так и поступил. Все равно он чувствовал, что больше не в силах выдержать здесь ни минуты. Что угодно, только не сидеть дома и не слушать ее. Он прекрасно представлял, как сложится вечер. Взяв портфель и сунув в него бюллетень, он уже стоял на пороге, когда Магда Винге сказала:

— Да, и захвати из посольства несколько ножей для бумаги. Ты же знаешь, если послать их домой, это будет прекрасным подарком к Рождеству.

Когда входная дверь хлопнула, она вернулась к столику и снова критически осмотрела неоконченную работу.

«Бедный маленький Стен,— подумала она.— Пришел так поздно, что звонок Тирена едва застал его, и вот теперь снова приходится возвращаться, да еще чтобы взвалить на свои плечи такую ношу. И ведь ни кусочка съесть не успел. Как же это я могла забыть?»

Четверо молодых людей сидели в элегантном холле отеля «Георг V». Место было выбрано ими удачно: глубокая оконная ниша с роскошными, ниспадающими широкими волнами гардинами почти полностью скрывала их от посторонних глаз, тела утопали в голубом бархате углового дивана. Между ними на сверкающей латунной ножке возвышался довольно массивный стол со стеклянной крышкой. Огромный мягкий ковер устилал весь пол холла вплоть до окошек администраторов, стойки портье и входной двери, между которыми бурлил неиссякаемый поток самой изысканной публики. Дирижировал этим потоком весьма солидный и в то же время предупредительный швейцар, наряженный, как на маскараде, в мундир, обшитый широким золотым галуном, с огромными эполетами и в треуголке, украшенной разноцветными перьями.

На троих из собравшихся были темные, прекрасно сшитые костюмы, белые рубашки и скромные, солидные галстуки. Стиль одежды четвертого, самого молодого из них, по сравнению с остальными был довольно-таки дерзким, почти вызывающим. Блики хрустальных люстр переливались на сверкающей поверхности его светлого, цвета шампанского костюма. Под узкими лацканами незастегнутого однобортного пиджака виднелась светлая рубашка в широкую кофейную полоску с узкими белоснежными манжетами и таким же воротником. Великолепие довершал тонкий — в американском стиле — галстук в виде шнура с кроваво-красным медальоном на конце. Ему наверняка не было еще тридцати, тогда как трое остальных, по-видимому, уже несколько лет как перевалили за этот рубеж. На столе перед ними стояли бокалы кампари с содовой, которые только что принесли им из бара.

Патрик К. Левин — самый юный в компании — был шефом рекламно-информационной службы недавно созданной фирмы «А/О Дейта Синхроник», специализирующейся в области передовой техники управления ракетами и программирования сложных процессов. Руководство и владельцы фирмы собрали вокруг себя коллектив молодых непризнанных гениев-фантазеров, которые получили возможность использовать часть выделяемых им средств для осуществления своих самых смелых проектов.

В специальной литературе последнего времени много писали о «Дейта Синхроник». Известность ее, разумеется, еще не достигла масштабов популярности компании «Эппл», однако Патрик К. Левин делал все, чтобы изменить ситуацию в свою пользу, и теперь, когда слухи об успехах фирмы распространились далеко за пределами страны, он предложил переименовать ее в «А/О Компьютер Синхроник». «Дейта», утверждал он, не подходит для фирмы с международным авторитетом.

Веским аргументом в пользу его точки зрения послужило письмо из Японии, полученное несколько месяцев назад. Послано оно было суперконцерном «Митцубиси», и говорилось в нем о заинтересованности концерна в том, чтобы принять участие в дальнейших разработках «Дейта Синхроник» в данной области, а также следовало предложение о встрече с целью заложить предпосылки к последующему сотрудничеству в отдельных отраслях, в которых шведам удалось достичь таких поистине сенсационных успехов. Японцы предлагали, чтобы небольшая группа представителей «Митцубиси» перед началом консультаций посетила предприятия «Дейта Синхроник» в Сундбюберге. Подписал письмо исполнительный директор концерна.

Десять минут спустя после того, как письмо оказалось на столе у Тома Веннмарка — он был исполнительным директором фирмы,— та самая четверка, что сидела сейчас в холле отеля «Георг V» в Париже, собралась на совещание в Сундбюберге. Присутствовал также и главный экономист фирмы. Кроме исполнительного директора и шефа рекламно-информационной службы, были здесь начальник инженерной службы Улле Седстрём и шеф отдела экспорта Ёран Аск; у обоих на визитных карточках значилось «директор», и каждый из них прекрасно соответствовал своему посту. Исполнительный директор пересказал содержание письма из Японии, и за столом• установилось многозначительное молчание. Наконец первым взял слово начальник рекламной службы.

— Вот видите, ребята,— сказал он.— Мы просто обязаны сменить название на «Компьютер Синхроник А/О». Или даже лучше так — «Интернешнл Компьютер Синхроник А/О».

— Тогда уж лучше «Компьютер Синхроник Интернешнл А/О»,— неуверенно заметил исполнительный директор.

— Нет.— Патрик К. был неумолим.— Сначала должно стоять «Интернешнл» — это покажет, что прежде всего не сама фирма, а именно наша продукция имеет международный резонанс.

— Придется мне подыскать еще несколько дельных людей,— сказал начальник отдела экспорта.— А они на дороге не валяются.

— Да уж, возможности у японцев колоссальные,— вступил в разговор начальник инженерной службы.— Используя их, мы в кратчайшее время сможем приступить к разработке систем управления для целых отраслей промышленности — в том числе и оборонной,— соединять линейные и интеграционные функции, причем монтируя их в блоках по величине не больше сигаретной пачки.

— Прекрасно,— сказал исполнительный директор.— И продать душу в придачу. Я считаю, что надо отнестись к этому предложению весьма осторожно. Хотя, конечно, в то же время мы должны быть открыты для проведения консультаций любого рода.

Патрик К. закусил губу. Потом медленно, делая ударение на каждом слове, начал:

— В Сундбюберге? На нашем маленьком заводике, где работает всего тридцать человек? — Мало-помалу распаляясь, он заговорил быстрее: — Нет, уважаемые господа. Я не знаю, умеют ли японцы поднимать брови — в этом регионе все они какие-то уж больно бесстрастные, однако уверен, что так просто-напросто не годится. Мы выглядим уж слишком маленькими. Не успеем оглянуться, как они нас подомнут. Вы только представьте себе их предприятия-гиганты, на которых работают десятки тысяч человек и которые свободно обращаются с суммами в несколько миллиардов. Они, конечно же, ожидают, что их будут принимать в переговорной комнате размером с конференц-зал или, черт возьми, что-то в этом роде.— Он сделал паузу.— Нет, господа, давайте, конечно, встретимся с ними, однако в этой встрече должен чувствоваться стиль…

— Но каким образом? — Исполнительный директор заметно пал духом.

— Не знаю,— отозвался Патрик К.— Пока что не знаю…

И пока остальные продолжали оживленно обсуждать складывающуюся ситуацию, он откинулся на жесткую спинку стула и погрузился в размышления. Внезапно он стукнул кулаком по столу, вскочил и, расхаживая взад-вперед по комнате, заговорил, используя при этом весь диапазон своих голосовых связок и оживленно жестикулируя:

— Мы организуем встречу с ними в Париже, в шведском посольстве. Или, что еще лучше — во всяком случае, престижнее,— частный прием у посла на квартире. Думаю, это произведет впечатление. Сверкающие бокалы с пенистым шампанским, вальдшнепы, суп из омаров, устрицы, икра, вино — старое доброе ароматное бургундское — а? Ну, как, что скажете, ребята? Думаю, именно так все и следует устроить.

Все остальные сидели, не в силах вымолвить ни слова. Начальник отдела экспорта вынул носовой платок и незаметно вытер уголки губ. Наконец исполнительный директор обрел дар речи. Он сказал:

— Что ж, звучит неплохо, совсем неплохо. Но каким образом нам все это удастся устроить?

Но Патрика К. уже понесло:

— Ты пишешь в наше посольство в Париже. Текст письма я помогу тебе составить. Мы указываем, что благодаря обширным международным связям нам удалось привлечь интерес японцев к нашим исследованиям и в данный момент мы готовы вступить на огромный японский рынок электронного оборудования. Одновременно мы подчеркнем, что это первая крупная победа, первая по-настоящему большая международная сделка, которую мы планируем осуществить, используя содействие и авторитет посольства. После этого мы осторожно намекаем, как мы это себе представляем — частный прием, прекрасное общество, изысканное меню. Приглашение в «Митцубиси» от имени посольства, причем лучше всего, если оно будет вручено через посольство в Токио,— организовать все это они сумеют отличным образом. А тем временем мы связываемся с японцами и подготавливаем их к тому, что нам удобнее было бы принять небольшую делегацию на нейтральной почве, например, в Париже, скажем, через пару месяцев.

— Ладно, если ты составишь письмо и вообще займешься всем этим, то я, пожалуй, подпишу,— сказал исполнительный директор.

— А ты,— указательный палец Патрика К. едва не уперся в лицо начальника инженерной службы,— ты составишь убедительный в техническом отношении доклад о том, какие перспективы открывают наши новые разработки. Можешь не стесняться и намекнуть на возможность использования их в военных целях — это только придаст блюду перца.

— Однако это может затруднить экспорт,— сказал начальник отдела экспорта.

— Каким образом? — Брови Патрика К. удивленно приподнялись.— Япония ведь не является страной, ведущей боевые действия. Да, и вот еще что,— он снова обернулся к инженеру,— чтобы не было сомнений в достоверности, подбрось им пару интересных принципов. Разумеется, совсем не обязательно вдаваться в детали настолько, чтобы они смогли что-нибудь скопировать. Просто несколько параллелей с тем, что уже существует в настоящее время, и тем, что происходит в других областях…

Так и было решено. И вот теперь, спустя два месяца, они сидят в Париже в холле «Георга V» и потягивают кампари с содовой в ожидании машины, которую портье вызвал по их просьбе заранее, чтобы они успели на Авеню де Потен, 23 в Шату к 20.00. Время от времени то один, то другой бросал беспокойный взгляд на часы, как будто они ждали кого-то. Наконец исполнительный директор сказал:

— Нет, черт подери, дольше мы его ждать не можем. Пошли. Сколь, ребята, выпьем за удачную встречу с япошками.

Они выпили и поднялись как раз в тот самый момент, когда подошедший к ним швейцар с галунами объявил на превосходном английском:

— Машина ждет, джентльмены.

— Спасибо, старина,— сказал Патрик К. И, чувствуя себя в данный момент чрезвычайно значительной персоной, первым важно прошествовал сквозь вращающиеся двери, ослепительно сверкающие стеклом и начищенной медью.

На улице стоял теплый, темный парижский вечер; только что начавшийся приятный мелкий дождик падал на тротуар. В свете фар проносящихся мимо автомобилей его капли мерцали подобно серебряным бусинкам.

Джон Тирен припарковался у тротуара неподалеку от въезда в гараж виллы Вульфа. С обеих сторон улицы стояло несколько автомобилей: пара полицейских машин, передвижная судебно-медицинская лаборатория, «скорая помощь» и частные машины. Он запер свой «вольво», вошел в ворота и оказался в окружении деловито снующих людей. У входа в гараж был установлен мощный прожектор, луч которого, преодолевая пелену мелкого дождя, освещал каждый уголок помещения. Багажник машины Вульфа был открыт и зиял, как широко распахнутая жадная пасть чудовища. При виде этого зрелища Тирен пришел к заключению, что тело его коллеги уже извлекли оттуда и перенесли, по-видимому, в машину «скорой помощи», где оно и находится в данный момент, ожидая отправки в морг. Бросив быстрый взгляд на часы, он отметил, что дорога от стоянки перед посольством до Шату заняла двадцать пять минут — на часах было без двадцати восемь.

Идя к дому, он напряженно всматривался в темноту, пытаясь сквозь моросящий дождь обнаружить в толпе молча и быстро работающих людей комиссара Бурье. Кругом то и дело сверкали вспышки магния. Два констебля устанавливали барьеры заграждения с табличками «Вход воспрещен» от ворот к гаражу и вокруг него. Несколько любопытных соседей и зевак уже собрались перед виллой, пронюхав откуда-то, что за высокой оградой происходит что-то интересное. Пара одетых в штатское людей, по-видимому агентов ДСТ — Полиции безопасности,— стояли неподвижно, засунув руки глубоко в карманы плащей; другие, вероятно следователи и эксперты, собрались группой чуть подальше, сокрушенно поглядывая на упорно моросящий дождь, который наверняка существенно затруднит поиск возможных следов.

Наконец, метрах в двадцати от Тирена из-за угла виллы показалась маленькая круглая фигура комиссара. Он шел медленно, но, увидев Тирена, ускорил шаг и направился к нему. Они обменялись крепким рукопожатием. Первым заговорил Ален Бурье:

— Я только что побывал наверху и переговорил с мадам Вульф. Да уж, в чем-чем, а в присутствии духа ей не откажешь.— Бурье состроил восхищенную гримасу и всплеснул маленькими толстыми ручками. У него было круглое добродушное лицо с карими глазами и коротко остриженными, торчащими ежиком рыжими волосами. Верхняя пуговица рубашки была постоянно расстегнута, и узел галстука болтался на несколько сантиметров ниже того места, где ему полагалось быть.— Она спросила, не могли бы мы подождать со всеми вопросами до завтра, поскольку сейчас ей необходимо принять гостей. Подумать только, гостей! В такой момент…

Тирен кивнул:

— Да, конечно, мне тоже кажется, что такое чувство долга граничит с абсурдом. Но с вашей, полицейской, точки зрения, по-моему, это не играет слишком уж большой роли, если вы поговорите с ней несколько позже. Если она вообще захочет говорить с вами,— многозначительно добавил он.

— Разумеется, время терпит. Тем более у нас сейчас есть чем заняться. Кстати, вы еще не знакомы? Комиссар Леруж из полиции Шату.

К ним подошел высокий худой человек в полицейском мундире и поздоровался с Бурье. Тот представил ему Тирена, прибавив, что этот шведский дипломат также выразил желание участвовать в расследовании и быть в курсе всех последующих шагов полиции,— с прокуратурой вопрос уже согласован. Леруж весьма неохотно кивнул. Это не укрылось от Тирена; он прекрасно знал, что местная полиция не любит, когда кто-нибудь вмешивается в ее действия. Пробормотав, что, к сожалению, должен их покинуть, поскольку мадам Вульф уже, вероятно, ожидает его, он отошел.

С первого взгляда было ясно, что Эльза Вульф ждет гостей. На ней был брючный костюм из черного шелка с короткими, до локтей, узкими рукавами, из украшений — строгое жемчужное ожерелье и узкий золотой браслет, также с жемчугом. Она была слегка подкрашена, однако косметика не скрывала бледности лица. У Тирена мелькнула мысль, что такой вид с равным успехом годится как для приема гостей, так и для поминок. Хотя он и знал все обстоятельства, это показалось ему странным. Утешающим жестом он положил ей руки на плечи. Она слабо улыбнулась, как бы благодаря, и прижалась к его груди.

— Не надо ничего говорить,— сказала она.— Как хорошо, что ты пришел. Теперь я спокойна, все будет в порядке.

— Ты не сможешь этого выдержать.

Она сделала странный жест, как будто хотела кивнуть и покачать головой одновременно:

— Выдержу.

Он решительно сказал:

— Когда гости соберутся, я сообщу им. Скажу, что, к сожалению, вечер придется отменить, поскольку возникли непредвиденные обстоятельства. В худшем случае придется…

— Ты скажешь им, что Виктора…?

— Да, в худшем случае. Но будем надеяться, этого не потребуется.

— Я думаю, что сумею принять их.

— Но это же немыслимо. Ты не должна…

Она отстранилась и взглянула ему прямо в глаза. Во взгляде ее был вызов.

— Не должна? Это что, приказ?

— Нет. Ты знаешь, здесь я не могу приказывать. Это твой дом, да и кроме того, прием неофициальный. Конечно, ты можешь поступать, как тебе хочется, однако что касается меня, то я бы…

— То ты бы не стал. Тогда зачем ты здесь?

— Во-первых — и это главное,— поскольку убийство дипломата, когда бы, где и почему это ни случилось,— дело посольства. Во-вторых, поскольку я подумал, что ты действительно нуждаешься в моей помощи, чтобы отменить прием. В-третьих…— он замялся и отвел глаза,— если все же не удастся его отменить, чтобы заменить Виктора в роли хозяина.

На глазах у нее показались слезы. Красавицей ее не назовешь — скорее какая-то бесцветная, невзрачная,— однако блеск слез делал глаза удивительно выразительными.

— Спасибо.— Голос ее прозвучал негромко и исходил, казалось, из глубины души. Она протянула ему обе руки, он взял их и поцеловал.

— А теперь пойдем, я помогу тебе открыть вино. Где у вас тут кухня?

Японцы пришли первыми. Три седоватых, улыбающихся господина с вежливыми поклонами вручили Тирену свои визитные карточки и букет орхидей мадам Вульф. То, что «Митцубиси» избрал своими представителями именно их, ясно говорило о том, какое значение придавал концерн предстоящей встрече. Все они были в ранге директоров — административный, технический и юридический, соответственно. На них были черные строгие костюмы, серые, отливающие серебром жилеты и атласные туфли.

Эльза Вульф провела их в гостиную к столу с бокалами шампанского. Первый тост был выпит стоя. Минутой позже прибыли и шведские представители с букетом орхидей для мадам и визитными карточками для советника, которые каждый из них держал наготове в нагрудном кармане пиджака. Все гости прекрасно говорили по-английски, и спустя некоторое время, после того как все были представлены друг другу и обменялись любезностями по поводу процветания обеих сторон, Джон Тирен поднял бокал и попросил минутку внимания.

— Господа,— начал он.— Мы с вами находимся на чужой территории, и все, кроме хозяйки,— включая и меня — в чужом доме. Сейчас я попробую вам все объяснить.

С легкостью и элегантностью хорошего оратора он сказал, что, к сожалению, в настоящий момент неожиданные непредусмотренные дела настоятельно потребовали присутствия его коллеги совсем в другом месте (при этом он искоса взглянул на Эльзу, однако ее лицо было как маска), но сам он, прекрасно понимая значение, которое японские и шведские предприниматели придают настоящей встрече, а также важность ее для дальнейшего развития обоюдовыгодных отношений, с радостью согласился в отсутствие советника Вульфа взять на себя роль хозяина. К сожалению, продолжал он, недостаток времени не позволил ему самому до конца вникнуть в суть обсуждаемого вопроса, однако он уверен, что уважаемые гости легко сумеют найти общий язык и провести плодотворную беседу. В заключение он выразил надежду, что обеим сторонам удастся провести приятный и полезный с точки зрения деловых контактов вечер…

Закуска была в высшей степени изысканной: превосходные канапе с омарами, икра, паштет из гусиной печени, прекрасный выдержанный бри и слоистый рокфор, шведский «suchi-bаг», как назвала это блюдо сама хозяйка,— копченый лосось, фаршированный тающими во рту кусочками угря и селедки,— оно было взято из ресторана «Аквавит» на Рю Дофин. Не уступали закуске и горячие блюда: нежнейшие биточки, деликатесные сосиски, жареные почки, нарезанные тонкими ломтиками с хрустящей корочкой, и горячий мусс из куриной печенки.

Тирен не мог удержаться от восхищения, глядя на образцы кулинарного искусства Эльзы Вульф, а также и на то, как легко и свободно держится она в качестве хозяйки. Улыбаясь, она переходила от одного гостя к другому, чокалась, обменивалась несколькими фразами, при этом отнюдь не нарушая завязывающейся за маленьким столиком беседы. Отдельные слова разговора долетали до Тирена: «…да, разумеется, завтра также имеет смысл встретиться… мы можем заказать конференц-зал в гостинице… вчера мы весь вечер сидели в «Лидо»… надо же было посмотреть Париж как следует… но, дорогой мистер Тасака, «Фоли-Бержер» тоже не так уж плохо… да, доктор Шума, качество улучшится в три раза, если поворотный модуль управления поместить в матричную колонку… все построено на электронике… мы изобрели метод, которому дали название «полупроводниковая магнитная пульсация»… это ломает все привычные представления… однако, любезный доктор Шума, мне бы не хотелось раскрывать вам все секреты…» Технический директор громко расхохотался и хлопнул своего нового друга по плечу, доктор Шума в свою очередь также улыбнулся, пытаясь запомнить определение, они подняли бокалы и выпили. Шерри, как, впрочем, бордо и портвейн, поданные к шоколадным тарталеткам, были выше всяких похвал.

У Тирена создалось впечатление, что, по мнению шведской делегации, вечер удался на славу; не обманул он, по-видимому, ожиданий и японской стороны. Ему казалось, что шеф рекламно-информационной службы, одетый в довольно легкомысленный костюм цвета шампанского, играет своего рода роль дирижера в шведской делегации: он с самого начала позаботился о том, чтобы соответствующие специалисты смогли завязать беседу между собой, все время крутился среди разных группок, вставлял несколько слов здесь, несколько слов там, заразительно и с восторгом смеялся отдельным шутливым замечаниям — особенно с японской стороны,— при каждом удобном случае рассыпался в комплиментах хозяйке, при всем этом он, как заправский полководец, успевал обращать внимание на все мелочи, не упуская из виду ни одной детали вечера. Внезапно он очутился возле Тирена и доверительно зашептал ему в самое ухо, несколько нарушая, конечно, тем самым этикет:

— По-моему, все идет чертовски здорово. Завтра в нашем отеле мы проведем деловые переговоры, а потом завалимся с ними куда-нибудь. Вот только бы, черт возьми, знать, насколько этих парней хватит. Ведь они уже не мальчики, хотя и дьявольски милые ребята. Во всем надо выдержать стиль.— Он немного помолчал.— Да, слушай, Тирен. С этим Вульфом договаривался я сам. Я переслал ему меморандум — техническое описание нашего проекта. Говорят, это действительно новое слово в данной отрасли, хотя я в этом ничего и не смыслю. Сегодня у нас все вышло чертовски здорово, однако от этих технических штук все равно никуда не денешься. У тебя случайно нет с собой этого меморандума? А то — давай сюда, нам он сейчас мог бы здорово пригодиться.

Тирену пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить на лице любезное выражение. Ведь в течение всего вечера он думал, что имеет дело с человеком, привыкшим вести переговоры, воспитанным, почти дипломатом. И теперь, услышав из его уст подобные речи, он был порядком шокирован. Он ответил:

— Нет, никакого меморандума у меня нет.

— Понятно, понятно. Значит, он у самого Вульфа — зачем-то ему понадобился. Он даже специально написал мне и просил прислать подробное описание, мотивируя тем, что должен подготовиться и войти в курс дела. Честно говоря, не знаю зачем, как будто нельзя было обойтись и без этого. Естественно, он должен был поставить на меморандуме гриф «Секретно» и никому не показывать до тех пор, пока мы с ним не встретимся и не заберем его обратно.

— Пока не встретитесь? А вы переслали документ на этот адрес или в посольство? — спросил Тирен. Он вспомнил вдруг, как Вульф при нем доставал из сейфа стопку бумаг.

— В посольство. Через МИД, с курьерской почтой. Они получили запрос от Вульфа, так что у нас не возникло никаких проблем.

Несколько секунд Тирен размышлял, потом задумчиво сказал:

— Если меморандум был послан в посольство и на нем поставили гриф «Секретно», то и хранится он, по-видимому, в посольстве. И даже несмотря на то, что Вульф должен был принимать вас сегодня вечером, он конечно же не мог взять его с собой. Он обязан был пригласить вас в посольство и вручить его там, предварительно взяв расписку. Что поделаешь, таков порядок.

— Вот черт! — Чувствовалось, что значительность процедуры внушает Патрику К. искреннее уважение.— Что ж, прекрасно. Тогда мы так и поступим. Да-да, все верно.— Он с многозначительным выражением лица набрал в легкие побольше воздуху и шумно выдохнул.— Завтра мы с Улле — тем, кто составлял меморандум,— придем в посольство и в присутствии свидетелей дадим расписку в получении этих секретных бумаг. Верно?

Тирен промолчал. Разумеется, все это было бы правильным, если бы не одно «но». Виктор Вульф не сможет передать им документ, который хранится в его сейфе. Мысли его лихорадочно работали. Завтра, как только они раскроют французские газеты, им сразу же станет ясно, что произошло. Конечно, это вовсе не означает, что меморандум не будет им передан. Ведь он сам знал комбинации цифр в кодовых замках всех сейфов в посольстве. Таким образом, эти господа в любом случае внакладе не останутся. Он сказал:

— Приходите завтра в посольство к девяти или, если вам удобнее, попозже.— Он взглянул на часы.— Однако, дружище, время уже позднее… Почти все уже покончили с кофе и коньяком…— Он улыбнулся Патрику К. Все же, несмотря на свою экстравагантность, молодой человек ему нравился.

— Намек понял,— сказал Патрик К.— Вечер прошел на высшем уровне. Остается только пожалеть, что моему заместителю так и не удалось к нам присоединиться — наверное, что-то ему помешало. Ну, да это его трудности. «Пойду немного повеселюсь»,— сказал он и, по-видимому, так и сделал. Дело в том, что вчера у него был день рождения. Ладно, ничего, я думаю, наша компания не так уж много потеряла без него, хотя, конечно, он мог бы быстренько состряпать какой-нибудь подходящий пресс-релиз. Но что поделаешь, на то он и молодой человек, чтобы веселиться в свое удовольствие и шляться где попало и с кем попало, не так ли, Тирен?

Услышав последние слова, Тирен почувствовал какое-то смутное беспокойство.

— Твой заместитель?

— Ну да, Петер. Вчера мы отпраздновали его день рождения, а потом он решил пройтись и подцепить какую-нибудь девочку. Это было после «Лидо». Он как с самого начала уставился на сцену, так и не отрывался до конца. А столик у нас был так близко, что пот с девиц капал нам прямо в шампанское. Вот он и распалился. Впрочем, это его дело. Хотя, конечно же, черт возьми, придется его отругать как следует.

— Петер Лунд? — Неясное предположение Тирена превратилось теперь в уверенность; когда он произносил имя, голос его прозвучал неожиданно резко и сухо.

— Да, точно.— Патрик К. встрепенулся и удивленно взглянул на Тирена.— Так ты, выходит, знаешь его?

— Кажется, да,— сказал Тирен. Последовала долгая тяжелая пауза.— Так вот, когда вы завтра придете в посольство, нам придется проехать с вами в полицейский морг. Думаю, вы сможете оказать помощь в довольно неприятной, хотя и формально необходимой процедуре — опознании тела утонувшего шведского гражданина Петера Лунда, проживавшего в Накке и, как я только сейчас вспомнил, бывшего заместителя начальника отдела рекламы компании «Дейта Синхроник» в Сундбюберге. Итак, завтра в девять у меня.