Когда мои мама и папа жили на берегу моря, с ними жила большая собака. Мама рассказывала мне, что прямо из окна спальни открывался вид на море. Они с папой рано вставали и шли гулять с этой собакой на берег. Они шли босиком по песчаному пляжу. Папа подворачивал брюки, чтобы не замочить края, и мама всегда украдкой любовалась красивыми щиколотками его ног.

Придя домой с прогулки, они завтракали и до обеда читали.

Летом они часто купались в море. Мама одна боится купаться, но, ухватившись за папины плечи, она могла плавать сколько угодно. Она сама мне рассказывала. Правда, не знаю, можно ли это назвать плаванием…

Мама говорит, что рядом с папой её не пугали никакие волны, никакая глубина.

Так было, когда мои мама и папа жили возле моря… С детства я слушала мамины рассказы. На этих историях я и выросла.

Итак, это уже наше второе лето в городе Дзуси.

Сегодня утром мы с мамой ходили гулять. Это была наша обычная традиционная прогулка в воскресное утро. Мы прошлись вдоль берега моря, подышали морским воздухом, прошлись мимо жилых домов и вернулись к себе. Во время прогулки мама везде норовит присесть, поэтому её длинная плиссированная юбка на подоле и сзади испачкана.

Возле почты нам встретилась женщина — хозяйка овощной лавки. Это у неё мама всегда покупает овощи и фрукты. Но, как обычно, мама не узнала продавщицу.

— Доброе утро! Как жарко сегодня! — Мама приветливо поздоровалась в ответ, но потом, пройдя немного, спросила меня: «Кто это?» Моя мама никого не может запомнить в лицо. Она не может сходиться с людьми и жить на одном месте.

— Мам, ну ты же хорошо запоминаешь посетителей бара… — сказала я.

Она качнула головой:

— Работа — это совсем другое.

Вот и весь её ответ.

Позавчера на обратном пути из школы мы с Ёрико прогулялись к железнодорожному вокзалу. Было очень солнечно и жарко. Мы зашли перекусить чего-нибудь вкусненького в «Макдональдс» (это надо держать в секрете от мамы, она не разрешает мне есть фаст-фуд), а потом отправились в книжный магазин полистать журналы.

— Соко, ты видишься иногда с отцом? — неожиданно спросила меня Ёрико. Избегая долгих объяснений, я говорю всем в школе, что мои родители развелись.

Я отложила глянцевый журнал «An An» и ответила:

— Нет, мы не встречаемся.

Потом взяла в руки журнал-каталог модных товаров, стала листать страницу за страницей.

— Что, совсем не видишься с ним?

— Совсем. — Это была абсолютная правда, и, отвечая, я не чувствовала никакого дискомфорта.

— А алименты он присылает?

— Я точно не знаю, — ответила я.

Привокзальная площадь в Дзуси — очень светлое и оживлённое место. На асфальте в бетонных плитах выложена чёрная мозаика. Я заметила, как она блестит, отражая солнечные лучи.

Сегодня воскресенье. После обеда я занимаюсь рисунком. Мамы нет, и я одна в нашем белом домике, напоминающем сказки про маленьких девочек. На кухне стоит мой обед, который приготовила мне мама, но я ещё не ела. По радио передают какую-то скучную болтовню и популярные песни. Мама не любит кондиционер, поэтому никогда его не включает, но в этой квартире на потолке он установлен, и днём, если мамы нет, у меня он всегда работает.

•

Лето — особенное время года для меня. Это пора воспоминаний.

Воспоминания занимают каждую клетку моего организма. Они словно травинки, колышущиеся на ветру, тревожной волной всплывают по одному откуда-то из памяти.

Сегодня — воскресенье. Схлынул поток посетителей, которые заходили на обед, и я, вытирая барную стойку, могу спокойно отдаться своим мыслям. За окном на улице видно, как струится раскалённый от жары воздух.

— Мне тут подарили два билета на бейсбол… Ёко-сан, не хотите сходить? — обратился ко мне хозяин. Я повернула голову:

— Наверное, лучше пойти с Сатико-сан.

— Ой, да что интересного в этом бейсболе? — ответила за мужа Сатико, поливавшая цветы. — У меня летом много работы! — ехидно добавила она.

В следующем месяце Соко собирается в лагерь. Говорит, что там они будут жить вместе с другими детьми в одной комнате, что там будет интересная учебная программа с занятиями по буддийской медитации и волонтёрская работа. У каждого своё лето…

Я познакомилась с Ним тоже летом. Точно так же летом Он исчез… Мы с Ним встречались два года. Даже не верится. Всё, что между нами было, произошло всего за каких-то два года! Все события, которые полностью перевернули мою жизнь, все события, которые привели к появлению на свет Соко, всё-всё!

Воспоминания, заполняющие мои клетки, — все они из тех двух лет… — Ёко-сан, давайте выпьем кофе! — предложила Сатико.

Я ответила: «Хорошо» — и открыла откидную крышку стойки.

— Я тоже буду, — сказал хозяин.

Я поставила на стол три чашки.

•

Сегодня был последний день четверти и последний классный час. Все тестовые работы за четверть я написала очень хорошо. После обеда я заглянула к маме в «Хару», а потом прогулялась вдоль шоссе. На этом шоссе относительно мало машин, и мы с мамой часто вдоль него гуляем. По обеим его сторонам высоко поднялась придорожная трава, и я шла, обрывая её верхушки руками. Шоссе проходит сквозь тоннель с пешеходной дорожкой. Мы с мамой в шутку называем его «тёмный лес». Трусиха-мама боится заходить в этот тоннель, а мне абсолютно не страшно. Тоннель короткий, поэтому если встать у одного выхода, то виден другой — светлый куполообразный проход, открывающийся в конце тёмного коридора. Дорога довольно пыльная.

С завтрашнего дня у меня каникулы!

Вечером мы с мамой выпили кофе и немного поболтали. О чём мы болтали? О нашем учителе живописи.

— Соко, смотри, будь осторожна! — сказала мама, пришивая оторвавшуюся пуговицу к моей школьной блузке. — Мужчины-учителя обычно умеют очень красиво говорить.

Мама считает, что слово очень опасная вещь. Она говорит, что если слово заденет душу — тот уголок души, который ничто и никто ещё ни задевал, — это может обернуться для человека настоящей катастрофой. Мне трудно разобраться в её мыслях. Но мне кажется, что учитель говорит всё очень понятно, и его слова доходят до моей души. И голос у него очень приятный! В этой четверти у меня «отлично» по живописи. Другой оценки просто не могло и быть.

— Всё, дочка, блузка готова — забирай!

Я положила блузку, которую отдала мне мама, в мешок для стирки.

— Момои тоже умел красиво говорить? — спросила я маму.

— Глупый вопрос, — ответила она. — Его слова проникали в мою душу, как дождь сквозь одежду.

Как дождь…

— Он был очень одинок, — добавила мама. Она слегка улыбнулась. Когда она вспоминает Момои, выражение лица у неё становится очень добрым. Кажется, она немного скучает по тем временам.

— А папа как разговаривал? — поинтересовалась я. Мама приподняла брови, как будто её спросили о чём-то неожиданном. Потом, немного подумав, сказала:

— Нам с Ним не нужно было никаких слов… — Она медленно взяла сигарету и закурила. — Слова нам были совершенно не нужны.

Её взгляд застыл на стене. Она была здесь, со мной, но казалось, что она сейчас находится совсем в другом месте. Если речь заходит о папе, мама часто становится такой.

Моя мама, которую часто принимают за мою старшую сестру. Я вздохнула.

Потом мы с ней по очереди приняли ванну, обе намазались маминым лосьоном для тела из круглого светло-розового флакона, пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.

•

В суете незаметно промелькнул август. Работа в «Хару», уроки музыки, поездка в лагерь, летняя школа по плаванию… Москитная сетчатая дверь соскочила с петель, и мы вызывали мастера, чтобы он её починил.

— Вот в какие моменты в доме нужен мужчина! — сказала Соко довольно нахальным голосом. Меня это даже рассмешило. Потом я рассказала, как бывает на самом деле:

— Учти, не каждый мужчина может починить слетевшую с петель дверь!

Например, Момои в таких ситуациях ничего не мог сделать. Ни достать тугую пробку из бутылки, ни донести тяжёлую сумку, ни разрезать и сложить коробку из картона.

Я продолжала:

— Так что перестань думать, что в жизни на мужчин можно положиться!

— Странно слышать это от тебя, — возразила Соко. По её лицу было видно, что у неё испортилось настроение.

Надо же! На самом деле всё так, как она сказала… Я даже улыбнулась. Она была права.

Дни плавно текут, сменяя друг друга, а я всё ещё продолжаю Его ждать!

— Я вернусь, верь мне, — сказал тогда Он и, ни секунды не сомневаясь, добавил: — Я обязательно тебя разыщу! Где бы ты ни была. Сейчас нам нужно ненадолго расстаться, но, где бы мы ни были, мы всегда будем вместе! Я обязательно вернусь. Очень скоро!

Очень скоро…

Это было в сентябре. Мы стояли в парке рядом с его магазином. В парке пахло листвой, был очень душный вечер…

Как много лет прошло с тех пор!

В начале осени на городском конкурсе натюрмортов Соко получила серебряную медаль.

— Вырастешь — будешь художником! — сказала я, но Соко наотрез отказалась. Говорит, что в будущем хочет стать или переводчиком-синхронистом, или ветеринаром.

•

— Ты опять это смотришь? — спросил учитель. На пятнадцатиминутной перемене, между вторым и третьим уроком, я сидела в кабинете живописи.

— Тебе нравится этот альбом с репродукциями? — спросил учитель.

— Да, он такой красивый, — ответила я.

— Этот художник жил примерно сто лет назад. У него много хороших картин с натурщицами и натюрмортами. А вот пейзажи, пожалуй, не впечатляют, хотя их у него тоже много, — сказал он.

Сегодня на учителе свободный коричневый свитер и джинсы.

— Посмотрите, на этой картине за окном и за дверью немного виден пейзаж… — сказала я.

Учитель засмеялся. В этот момент прозвенел звонок, предупреждающий о скором начале урока, и мне ничего не оставалось делать, как закрыть книгу.

— А вот ещё одна… — начал учитель.

— Какая?

Он взял альбом в руки и открыл ту страницу, на которой была репродукция картины THE TABLE.

— Девочка на этой картине немного похожа на тебя, Нодзима.

На картине был нарисован большой белый стол. В глубине за столом сидела девочка. Мне вдруг стало так приятно!

После уроков я посидела с Ёрико в «Макдональдсе» и вернулась домой.

— Савада-сэнсэй? Учитель живописи? — переспросила Ёрико, оторвавшись от соломинки, через которую пила колу. Она явно не понимала, что тут может быть интересного. — Тебе он не кажется каким-то хиленьким?

Она сегодня без настроения. Причина кроется, видимо, в результатах теста на проверку интеллектуальных способностей. У Ёрико оказались далеко не лучшие результаты. Это тестирование обычно проводят осенью перед переводом в выпускной класс, и оно существенно сказывается на дальнейшей учёбе.

Я посмотрела в окно и увидела, как мимо проехал автобус. Этот странный автобус я иногда вижу на дорогах нашего городка. Он идёт до Камакуры. Автобус весь ярко разрисован. Когда я смотрю на этот автобус, мне в голову приходит мысль о побеге. Всё из-за этого дурацкого автобуса. Мама говорит, что в средней школе она несколько раз убегала из дома. Одна. Говорит, что большей ей ничего не оставалось делать…

— Ты мне лучше скажи, — Ёрико взяла тонкую длинную картошку фри и, откусив, сменила тему разговора, — твоя мама не собирается замуж во второй раз?

— Нет, — ответила я и допила колу. В стакане, сразу ставшем мягким, перекатывались кусочки льда.

— A-а, странно, она такая симпатичная. Наверное, не притягивает мужчин…

«Не притягивает мужчин!»

Вечером, придя домой, я рассказала всё маме. Мама сделала нарочито удивлённое лицо:

— Да нет женщины, которая бы притягивала мужчин больше, чем я. Твоя подружка просто ничего не понимает, правда?

На последних словах мама наклонила голову, как бы ожидая моего подтверждения. Я это оставила «без комментариев».

— Сегодня снова конфеты! — Мама выложила на стол очередную коробку. Конфеты фирмы «Нойхаус».

•

Самая в моей жизни большая опасность подкралась в октябре. Соко объявила, что уходит жить в общежитие.

Неужели я теряю дочь?! Не могу поверить!

Я бреду наобум по берегу моря и думаю о случившемся. Сегодня пасмурно, дует сильный ветер. Соко так рано уходит из дома?! Как нелепо! Она же ещё только оканчивает среднюю школу. Моя маленькая девочка… Моё третье по счёту, самое главное сокровище в жизни. Моя дочка, так похожая на Него!

На берегу безлюдно. Песок, промытый морской волной, высох и стал безмолвно-серого цвета. Кое-где валяются ветки и какие-то пакеты. Безрадостное зрелище…

— Я выбрала, в какую старшую школу буду поступать, — вчера, как ни в чём ни бывало, сказала мне дочь. — В школе пообещали дать мне характеристику-рекомендацию. Не знаю, правда, насколько она поможет в поступлении…

— Не знаешь? Как? Ты же очень хорошо учишься?

— Мам, это очень престижная школа, знаешь, как туда трудно поступить! — Соко усмехнулась.

— Ни о каком общежитии не может быть и речи! Я не разрешаю, — сказала я.

Соко сделала вид, что не слышит:

— На выходные буду приезжать домой. Я же не в другую страну уезжаю! Ты сможешь приезжать на свидания и школу посмотреть, это разрешено. Будет всё почти так же, как сейчас…

Я была просто в шоке:

— Что ты говоришь! Какие свидания?! Свидания в тюрьме бывают! Ты шутишь?

Какой кошмар! Нужно срочно что-то сделать… Должен же быть какой-то выход…

Школа, которую она выбрала, находилась в той же префектуре, что и Дзуси, в Канагаве. В соседнем городке — Курихира. Как сказала Соко, «прямо под носом», «рукой подать».

— Посмотри! — Соко протянула мне буклеты этой школы.

В буклете были графики конкурса при поступлении, таблицы с названиями вузов, куда поступали выпускники, прошлогодняя информация о поступлении, условия оплаты и так далее. Были фотографии учеников в школьной форме, фотографии классов, описание материально-технической базы.

— Представляешь, в учебное путешествие они отправляют учеников в Китай! — восторженно рассказывала Соко.

— В Китай? Ты что, хочешь в Китай? — спросила я. Она шумно вздохнула с озадаченным видом. Я продолжала:

— Почему ты собралась в общежитие? Можно же и ездить в школу, раз это рядом. Обещаю, что мы три года не будем никуда переезжать! Кстати, может нам лучше переехать в этот город? В Курихира?

Чем больше я говорила, тем выражение её лица становилось всё печальнее и печальнее.

— Мама, я уже решила! — Маленькое личико с пухлыми щёчками своевольно напряглось.

— Почему ты так решила? — Я никак не могла успокоиться… — Ведь мы же вдвоём! Все три года, пока ты училась в средней школе, мы не переезжали, как ты хотела…

— Что зря говорить? Уже всё решено, — упрямилась Соко. — Всё дело в реальном отношении к жизни. — Она говорила, не глядя на меня. — Я хочу жить реальной жизнью, а ты — нет. Ты живёшь в каком-то нереальном мире.

Я не понимала, что всё это значит. Я словно окаменела и, не шевелясь, смотрела, как лицо дочки сморщилось. А потом Соко зарыдала.

— Прости, мамочка! — прошептала она с трудом.

— За что ты извиняешься?

Соко, всхлипывая, продолжала плакать. Она шмыгнула носом, собираясь перестать реветь, но потом снова заплакала. В конце концов она произнесла плачущим голосом:

— Я не могу вечно жить в том мире, который ты придумала…

Какой сильный ветер! Хмурое море утихло, и лишь по его поверхности разыгравшийся ветер гоняет волны.

«Ни в коем случае нельзя плакать, — говорила мысленно я себе. — Только не плакать!»

Если я заплачу, это будет означать, что я приняла её доводы. Её «надо жить реально». На самом деле всё не так. Всё по-другому. Но я совершенно не знаю, что делать.

Сейчас я в панике быстро шагаю по берегу моря. Как обезумевшая женщина. Сумасшедшая, от которой отвернулась «реальность».

Мои чёрные полусапожки все в песочной жиже. Заляпано и пальто, и ноги, и руки, и волосы, и юбка…

Если бы Он сейчас был с нами! Если бы Он был рядом, Он непременно смог бы удержать Соко.

Вчера вечером я сказала:

— Я не разрешаю! Нельзя и всё! Я не разрешаю никакое общежитие. Денег на эту школу я не дам. Никакие документы даже смотреть не буду и на собеседование не пойду!

Соко не смела возразить. Она смотрела на меня уставшими глазами. Как на выброшенную собачонку…

На улицах тем временем стали зажигаться неоновые огни. Я поднялась на насыпь и пошла вдоль шоссе. Мимо меня с грохотом проехал грузовик. Продолжая идти, я достала сигарету, у меня никак не получалось зажечь зажигалку, потом наконец-то прикурила. Глубоко вдохнула дым и медленно выдохнула. Потом, прислонившись ко входу в тоннель, медленно докурила сигарету. Этот тоннель мы с Соко называем «Тёмный лес».

Стемнело. Я повернула назад. Надо идти в бар. Я напрягла глаза, но на горизонте ничего не было видно.