С Орун-Хадом, как и было оговорено, они расстались у свиристящего древа. Но когда грифон, несший Белого Охотника, повернул на северо-восток к Медвежьему Реву, борут направил его вслед провозвестникам. О причинах, побудивших воина к такому решению, нельзя было спросить сквозь оглушающий во время полета шум ветра, но и без того не сложно было догадаться о них. Столкновение с вендиго принесло его семье большое горе, оправиться от которого лучше всего он мог, находясь среди тех, кто пытается предотвратить подобные картины. Если вестники и он с ними сумеют хотя бы немного обезопасить этот мир, борут будет чувствовать, что его долг перед домом исполнен.

Они пролетали заснеженные леса, нетронутые стопой человека белые равнины и холмы, пока наконец не оказались по другую сторону горбатых стражей сурового края. Здесь властвовала метель. Чем ближе они подбирались к стоянке «Одинокого лебедя», тем сильнее становился ветер. Он задувал в уши и слепил глаза, сильные птицы могучими взмахами продолжали приближаться к сердцу бури, но вскоре и они вслед за укрывшимися от непогоды пташками вынуждены были сложить крылья.

— Спасибо вам, — обратилась к ним Миридис — Вы нам очень сильно помогли. Теперь возвращайтесь домой. — Грифоны кивнули в ответ, издали низкий клекот и, шумно расправив крылья, взвились ввысь.

Когда буря утихла, четверка оказалась в замешательстве. Альва не опускала взгляда, отказываясь понимать наблюдаемую картину. В небе, там, где, по ее стойкому убеждению, должен находиться «Одинокий лебедь» медленно плыли разорванные облака. Она перевела взгляд вниз и среди сугробов стала выискивать то, что больше всего боялась увидеть.

Ее зоркий глаз различил зеленый блеск. Опустившись, она подняла берилловый черепок. Повсюду лежали и другие осколки, принадлежавших ей более двух десятилетий красоты, величия и покоя. Осколки ее дома. Хрустальные и аквамариновые, изумрудные и топазовые куски камней и лоскутки платьев, лепестки хризантем и стебельки плюща. Миридис снова посмотрела на небо, и одинокая слеза скатилась по белоснежной коже — не рваные облака, но обрывки опустевшего дома покачивались в небесном океане.

— Ох, — вздохнул Граниш, поняв причину ее грусти.

Дъёрхтард хотел обнять альву и сказать, что все будет хорошо. Затем ему хотелось пообещать Миридис, что если ее пророчество сбудется, и он станет великим магом, то первое что он сделает, — восстановит «Одинокого лебедя», каждую его капельку, каждую травинку. Но потом он отринул и эту идею, посчитав, что, используя сослагательное наклонение, подвергнет сомнению пророческие способности альвы и тем только ее обидит. Но одновременно он не мог утверждать, что станет великим магом и возродит ее дом, тогда он бы выглядел бахвалом, обещающим то, в чем не может быть уверен. «Не обещай — сделай», — отсчитал он себя и так и остался в стороне.

— Что произошло? — негромко спросил у него Белый Охотник. Дъёрхтард развел руками, показывая обломки «Одинокого лебедя».

— Миридис лишилась дома.

Ни секунды не раздумывая, борут быстро подошел и молча ее обнял. Маленькая альва утонула в белых шкурах.

«Так и следовало поступить», — запоздало сообразил маг, а затем внезапно понял, что остался единственным из четверки, чья прошлая жизнь сохранялась нетронутой, и чей дом в Плакучем лесу ждал, чтобы треском камина обогреть в холодную стужу, приютить и даровать уверенность в завтрашнем солнце.

— Пора думать, как действовать дальше, — прервал всеобщее молчание Граниш. — Что мы узнали, прочитав имя Рогдевера? Чего добились?

— Ничего существенного, — мрачно отозвался Дъёрхтард.

— Ты не прав, маг, — поспорил Белый Охотник. — Пусть книга и не дала вам ответов, которых вы искали, но кое-чего вы все же добились. Вы помогли детям снегов в битве с троллями. Вы спасли множество жизней. Вы спасли мою жизнь. Этого не так уж и мало.

— Да, — Граниш кивнул и собрал ладони в замок. Мысли его витали в других облаках. — В книге неоднократно упоминалось о равновесии в Яраиле. Рождаясь, предвозвестники в первую очередь должны позаботиться о равновесии между старыми и новыми богами.

— Как могло нарушиться равновесие? — спросил борут.

— Во времена Рогдевера анияристов истребили воинственные племена. Это перевесило чашу новых богов, и тогда появился Рогдевер. В свою очередь он уничтожил многих приверженцев новой веры, а также разъединил Аланара и Ирилиарда, что ослабило общую силу рошъяра. Со временем города оправились от потерь, и в мире возникли новые анияристы, таким образом, баланс сил восстановился.

— А что происходит сейчас?

— Не знаю. Никто из бессмертных не умирал. Но, может, родилось что-то новое.

— Тальинды, — вернулся в разговор Дъёрхтард. — Молодая раса, с которой наши предки не сталкивались. Они уничтожают последователей рошъяра. Они перевешивают чашу в пользу старых богов.

— Если так, — рассудил Граниш. — Ераиль не на той стороне.

— Она самая старшая из нас. Возможно, в дни ее молодости расклад был иным, и она занимала проигрывающую сторону, — предположил маг. — Известно, какими гонениями храма и академии подвергались анияристы в прошлом веке и продолжают подвергаться и сейчас. Сама того не зная, Ераиль прошла путем Рогдевера, изменив соотношение сил.

— Нам нужно ее остановить, — подвел итог Белый Охотник.

— Кто такие тальинды? — вступила в диалог Миридис. Она отрешилась от горя и вновь была готова впитывать информацию и принимать сложные решения.

— Все мы знаем о них, — заметил Граниш.

— Откуда они взялись? Кто их сотворил? Что у них на уме? — ответа не последовало, и альва подытожила: — ничего мы о них не знаем.

— Вероятней всего они неразумны: одеваются как дикари, не стоят домов, не выращивают скот. У них и языка-то нет, — говорил цверг.

— Но как же они общаются?

— Мыслями и образами, — предположил Дъёрхтард.

— Как давно они появились?

— Около тысяч лет назад, — ответил Граниш.

— В период вторых вестников.

— Очень может быть. Упоминаний о них мне не удалось найти.

— Холодает, — вернул всех в мир физический Белый Охотник.

Приближалась ночь, и до ее наступления было бы хорошо обеспечить себя ночлегом. Но прежде чем заняться этим вопросом, всем хотелось определиться в дальнейшем пути.

— Мы должны идти к Улерону или Олинауру, в крайнем случае, Хьердхано. Занавъяра расскажут нам о нарушении равновесия между ними и рошъяра, — уверенно заявила Миридис. — Не понимаю, почему мы не обратились к ним раньше.

— Потому что испытания занавъяра мало кому удается пройти, — напомнил Граниш. — Мы не смели рисковать своими жизнями, пока не определили их ценности.

— А теперь определили? — спросил Белый Охотник.

— Не так уж они и ценны, — признал Дъёрхтард и подумал о том, что все же стоило применить к хримтурсу дыхание анияра. — Предлагаю сообщить академии об аномалиях. Сначала хримтурс, а теперь загадка, уничтожившая запечатанный магией дом альва. — Он посмотрел Миридис в глаза, но больше не видел в них грусти — только решительность.

Его идею поддержали. Но когда они по уже принятому обычаю устроились на ночлег в снежной норе, мастерски сооруженной Гранишем, Дъерхтард долго постукивал пером о уже свернутый трубочкой исписанный пергамент.

— Не знаешь, кому писать? — догадалась Миридис и весело улыбнулась. — В академии значит, ты не обучался. Я так и думала. Напиши: «магистру Прайхорсу».

Маг был благодарен за эту улыбку, и в первую очередь потому, что беспокоился о самочувствии альвы. Однако с каждой минутой убеждался все больше, что Миридис перенесла потерю с гораздо большей стойкостью, чем он от нее ожидал, но в чем не признавался себе самому. Дъёрхтард робко улыбнулся в ответ, словно его уличили в чем-то постыдном, и ничего не сказал.

— Кто такой Прайхорс?

— Старый знакомый.

По голосу Миридис Дъёрхтард догадался, что этим знакомством она отнюдь не гордится. «Магистрам Кзар-Кханара, магистру Прайхорсу», — написал он на обороте, а затем принялся повторять содержимое в новом письме. Он весьма смутно представлял географическое положение города магов и надеялся, что хотя бы одна из отправленных птиц достигнет цели. Но письма он отослал лишь спустя три дня, когда Снежные горы, метели и ветра остались позади.

Поутру единогласно решили разыскать Олинаура. Видящий занавъяра Дремлющего неба славился открытостью просителям, но самое главное его обитель располагалась гораздо ближе к Снежным горам иных мест пребывания его братьев.

Никто из них не знал дороги к Вопрошающей горе, над вершиной которой обитал Олинаур, так что для начала путешественники отправились на постоялый двор «Красный кров», с целью запастись провизией, уютно отдохнуть и найти, если не проводника, но хотя бы карту местности.

— Дъёрхтард, в академии Кзар-Кханара ты, значит, не учился, — неожиданно сказала Миридис, уводя его в сторону от костра, перед которым они только что отужинали.

— Да.

— Поделись же со мной своим прошлым. Я многое говорила о себе, знаю историю Граниша и даже о Белом Охотнике мне известно больше, чем о тебе.

— Я Дъёрхтард, — ответил он, затем добавил: — не хочу вспоминать, кем был и чем занимался. Не важно, что было, важно, что есть. Суди меня по поступкам сегодняшним.

Миридис выглядела разочарованной. Больше к тому вопросу она не возвращалась.

— А ты помнишь заклинание, которое читал в Намару?

Маг задумался. Он сконцентрировался на случайном камне.

— Ет-ер-иф-шах, — ничего не произошло. — Значит, не помню, — заключил он. — Имурья не сохранил мне этого знания.

— А вот я совершенно не помню его звучания. Ты называл три заклинания, это которое из них?

— Совсем не помнишь? — переспросил он. — Странно. Это распыление, снятие цепей я знал и ранее, а вот внепространственная дверь, — маг призадумался. — Жа-за-ка-ад-да-за-ва-ба-да-жа-ва-бо-жо-ва-даз, — перед ним возникла большая призрачная дверь, совсем как тогда в Намару. — Как странно…

— Войдешь?

— В этом нет необходимости, я окажусь в десяти саженях дальше в направлении двери.

— Откуда ты об этом знаешь, ведь в Намару заклинание работало иначе?

— Я знал об этом в мире имен, и знание почему-то все еще со мной. Но это не важно, — добавил он уже через секунду. — Это заклинание подобно дыханию анияра, но в бою такое не выговорить. Имурья сохранил мне знание, потому что для меня оно бесполезно.

— Имурья сохранил тебе и другое знание.

— Верно, — Дъёрхтард снова задумался. — Но в таком случае это значит, для прочтения распыления я слишком слаб.

— Это ненадолго, — заверила Миридис.

— Почему ты так считаешь? Ведь ты не видишь су́дьбы предвозвестников.

— Называй это интуицией.

Ни Граниш, ни Белый Охотник не помнили ни единого звука заклинаний, прочтенных Дъёрхтардом в Намару, и никто не придумал хоть сколь-нибудь правдоподобного объяснения. В сундук загадок отправилась еще одна. Но ее разрешение могло подождать.

Они шли вдоль Снежных гор, останавливаясь только на сон и короткие привалы. Утопая в снегах, они делали не более двадцати верст за день. Дорогу торил Люперо, Белый Охотник в медвежьем облике ширил борозду, а Граниш и Дъёрхтард следовали позади. Миридис не боролась с сугробами. Неумышленно удлиняя шаг, она часто оказывалась далеко впереди процессии и тогда останавливаясь, оборачивалась на юг, пытаясь увидеть сказочное лесное царство Альвар, существующее один день от восхода и до заката. Увы, их путь лежал дальше.

Отстал назойливый ветер, упали горы за горизонт. Пустынные необжитые края остались далеко позади, сменившись полями и деревнями. Когда вышли на узенькую хоженую тропинку, Миридис вернула адоранта в мир духов. Через два дня путеводная нить расширилась, облагородилась плоскими камнями и пригласила остановиться на постоялом дворе. «Красный кров» располагался на развилке, ведущей на северо-запад в легендарный Таур и юго-запад в лес Нескончаемого Дождя, куда путники и намеривались отправиться. Конюшни постоялого двора в былые времена полнились лошадьми паломников, страждущих воочию узреть град Тавелиана, однако сейчас их занимали только две старые клячи.

— На дорогах нынче неспокойно, — оправдывался владелец постоялого двора — невзрачный полный лысоватый мужчина по имени Хомел. На вопрос о названии двора он выпятил грудь. — Для управления столь крупным местом нужна особая купеческая жилка, а это, знаете ли, не всем дано. Раньше заведение называлось «Уютным уютом», но я решил соригинальничать. Видите, — он указал на потолок. — Уже и перекрашивать начал. — Судя по мазкам засохшей красной краски, делать это Хомел начал не вчера.

— А довезут ли твои кобылы до Таура? — усомнился Граниш. — Здесь и верхами половину недели добираться.

— И за три дня можно, — возразил Хомел. — И это без подставных и заводных. Тут дорога прямоезжая. А кобылки мои пусть и немолоды, но выносливы, как те старики, что не сиднем на крыльцах сидят, а землю вспахивают и здоровьем своим молодых пристыжают.

— Может и так. Мы ищем дорогу к Вопрошающей горе, — перешел Граниш к делу.

— А-а, — понимающе протянул Хомел. — Мало кто отваживается на это путешествие. Признаться, и сам я все никак не соберусь, да ведь я человек занятой, сами понимаете. К Олинауру нелегко добраться, но у меня к счастью для вас имеется превосходный проводник. Вон тот мужчина в черном, обратитесь к нему.

За дальним столиком укутанный в черный плащ с капюшоном высокого роста проводник неспешно потягивал пиво. Четверка пристроилась к столу. Граниш представился и повторил сказанное Хомелу.

Фигура откинула капюшон. Миридис ахнула. Тусклый свет масляной лампы обрисовал острое лицо, обрамленное длинными темными волосами. Хотя морщины уже начинали искажать некогда прекрасный лик, а в волосах сквозила проседь, горящие глаза черного опала с яркими зелеными вкраплениями светились огнем, не потускневшим за сотни лет. Альв рассмеялся.

— Никогда не надоест. Мое имя Шадоир Танцующий-под-тенью-пламени-свечи, но для большинства моих случайных знакомых имя это слишком длинно и называют они меня Подлунным альвом.

— Вы пьете пиво, — изумилась Миридис. В подтверждение этих слов Шадоир сделал большой глоток.

— Ты очень наблюдательна, — съязвил он.

— Шадоир, — вернулся в разговор Граниш. — Вы можете провести нас через лес Нескончаемого Дождя?

— Конечно могу. Но что я получу взамен?

— Мы не с пустыми руками, — Граниш достал мешочек золотых. — Назовите цену.

— Оставьте, — брезгливо поморщился Шадоир. — Денег у меня столько, что я вымостил ими тропинки в своем имении и сложил из них собачью конуру, а в период половодья засыпаю золотом лужи перед домом.

— Нет? — теперь пришла очередь изумляться Гранишу. — Если воистину вы богаты так, как заявляете, почему работаете проводником?

— Я не работаю проводником, — поправил альв. — Я оказываю услугу за услугу.

— Но тогда нам нечего предложить.

— Так и быть, — будто бы уступил Шадоир и посмотрел на Миридис. — Я возьму ее.

От такого предложения Граниш обомлел, Миридис вспылила.

— Альвы, должно быть, изгнали вас. С такой дерзостью я еще не встречалась.

— Что за неуклюжий комплимент.

— Вы на самом дне…

Белый Охотник с шумом поднялся и сжал кулаки:

— Я вырежу чашу из твоего черепа.

— Приступай.

— Боюсь, мы вынуждены искать другой способ в достижении сокрытой горы, — прервал Граниш. Миридис поднялась.

— Мы и сами найдем дорогу. — Однако двое продолжали сидеть.

— Подожди, — остановил ее цверг и обратился к Шадоиру. — Что еще способно вас заинтересовать?

— Я держу коллекцию уникального оружия со всего мира. Если вы принесете мне нечто интересное, сделка состоится.

Граниш достал костяные ножны и положил на стол перед собой. Не хотелось расставаться с подарком Снежной Гривы, но их цель, по его мнению, стоила большего. Подлунный альв обнажил Резец, и довольная улыбка искривила тонкие губы.

— Другой разговор.

— Это священный кинжал борутов, — произнес Белый Охотник без злости, но тоном показывая, какую честь оказал ему Граниш. — Он дороже твоей гнилой души.

Шадоир убрал плату за пояс, где крис составил соседство двум коротким мечам, по-видимому, вырезанным из сильгиса. От них исходило мягкое едва заметное свечение цвета сочной травы после дождя от одного и цвета озерной глади от другого. Дъёрхтард почувствовал скрытую в них силу, но с вопросом повременил.

— Выступаем до рассвета.

Отведенные под ночлег комнаты содержались в чистоте, хотя трухлявая мебель в иной крестьянской избе уже отправилась бы на растопку печи. Хомел, пользуясь хозяйской властью и компенсируя недостачу бедных посетителями дней, взял с гостей втридорога за постой. Впрочем, даже чувствуя обман, истощенные холодными ночами путники не отказались от сухой постели.

Шадоир неспешно выкурил самокрутку из какой-то едко пахнущей травы и только затем возглавил отряд. Никаких вещевых мешков он с собой не брал и, взглянув на котомки предвозвестников, только посмеялся. Ночи подлунный альв проводил под открытым небом либо приваливаясь к дереву спиной, либо и вовсе распластываясь навзничь на сырой земле. Окрестности он знал настолько, что «мог бы пройти к Вопрошающей горе вслепую», как заявлял сам. Никакие тяжелые думы его, по-видимому, не одолевали, так что в Нидрару он отправлялся еще до того, как закрывал глаза.

Любознательность Дъёрхтарда Шадоир не удовлетворил, но только преумножил.

— Если расскажу тебе об этих клинках, маг, одним человеком, желающим моей смерти, станет больше.

— И многие желают твоей смерти? — альв усмехнулся.

— Пожалуй, что многие, я не веду счета.

— И тебя это совсем не беспокоит?

— Стоит немного подождать и люди сами помрут. О чем же тут беспокоиться?

Спустя пять дней они достигли леса Нескончаемого Дождя. О том, что путники следовали в нужном направлении, еще до появления деревьев на горизонте свидетельствовала затопившая округу вода. Она собиралась в лужи и болота, вокруг которых расползались влаголюбивые растения, как-то: морошка, голубика, водяника. Над водоемами зудели комары, которых подкарауливали коварные росянки, среди кувшинок и ежеголовника плескались маленькие квакши и раздутые жабы, кваканье подхватывали жители соседних болот и разносили на многие версты. Недаром болота назывались Лягушачьими.

— К дождю, — усмехнулся Шадоир.

Он выбирал наименее мокрые островки в этом краю болот и перемещался между ними так легко, что намокала разве подошва его сапог. Даже Миридис не всегда удавалось повторить его успехи, люди же по колено утопали в грязи, а Гриниш и вовсе каждым шагом черпал сапогами воду и с трудом переставлял ноги.

Но когда вошли в лес, стало очевидно — трудности преодоления Лягушачьих болот не более чем увеселительная прогулка в ясный день. Словно по волшебству, переступив незримую черту, они оказались во власти проливного дождя. Редкие деревья торчали прямо из воды, рогоз поднимался выше уровня глаз, так что даже Белый Охотник не смог бы сориентироваться в этих краях. Открытые пространства захватили плавни, возвышающиеся над водой островки были когда-то вершинами холмов. Шадоир предупредил, что большинство островков плавучие и на деле являются лишь переплетениями трав и кустарников, рогоза и камыша.

Очередной раз подлунный альв удивил ведомых, когда ступил на воду и не провалился.

— Как? — изумилась Миридис. Шадоир приподнял ногу, демонстрируя добротный сапог из черной кожи.

— Один маг одолжил. Собственно, он умер лет сто назад, так что, и возвращать, стало быть, некому.

За пеленой дождя ничего нельзя было различить уже в пяти саженях от своего носа. Только вдалеке мерцали зеленые и желтые огни.

— Даже не думайте приближаться к ним, это болотные огоньки.

— Но ведь мы в лесу? — неуверенно высказался маг. Шадоир в очередной раз усмехнулся.

— Это место давно пора переименовать в болото Нескончаемого Дождя.

— Зачем облачный дух остается в этом гиблом краю? — спросил Белый Охотник.

— О, это просто. Все мы знаем, как уютно засыпать под дождь, а Олинаур только и делает, что спит. Каких неудобств путникам причиняют его прихоти, заяра совершенно не интересует.

— Вопрошающая гора защищена от дождя? — догадался маг.

— Да. Но не рассчитывайте достичь ее раньше, чем через две луны. Хотя если поспешим, уже завтра сможете ночевать под укрытием.

Путники поспешили, но заметив, что дыхание их становится все тяжелее, а проваливаются в воду они все чаще, Шадоир объявил:

— Привал. Никуда не уходите, я скоро вернусь, — и скрылся за стеной дождя.

Далекие огоньки переливались яркими цветами. Зеленые, желтые, оранжевые они манили к себе, звали. Сложно, смотря на них, не желать подойти поближе.

— Смотрите! — позвал Белый Охотник. — Там земля укрыта от дождя навесом.

— И правда, — согласился Граниш. — Но не думаю, что стоит к нему подходить.

— Почему нет?

— Это может быть иллюзией, — предостерег Дъёрхтард.

— Так подойдем ближе и узнаем, — приняла сторону борута Миридис.

— Нужно дождаться Шадоира, — не согласился цверг.

— Он может и не вернуться, — упорствовала она. — Вы ему верите? — она не стала ждать ответа. — Я — нет. Он получил от нас плату бо́льшую, чем того заслуживает, и теперь, посмеиваясь гнусным смехом, направляется обратно, чтобы обхитрить других простаков. Белый Охотник, идем.

Граниш всплеснул руками. Вместе с магом они вынуждены были последовать за ними.

— Видите, — подвела итог Миридис. — Всего лишь палатка на холме.

Вместе с Белым Охотником она шагнула на одинокий островок, но внезапно земля ушла из-под ног. Палатка растворилась, все угодили в воду. Альва вскрикнула. Дъёрхтард и Граниш тут же помогли ей выкарабкаться на поверхность, затопленную лишь по колено. Белый Охотник продолжал барахтаться в воде. Одной рукой он уцепился за плакучую ветвь, за другую его ухватили все трое предвозвестников.

— Выбирайся же! — крикнула альва.

Могучие мышцы на его руках надулись, он стиснул зубы, но ни на пядь не приблизился к дереву.

— Не могу! Меня что-то тащит на дно!

Ветвь затрещала, ломаясь, троица вслед за борутом медленно сползала на глубину. Дъёрхтард лихорадочно соображал, какое заклинание применить, но боялся, что отпусти он руку Белого Охотника и в тот же миг борут уйдет на дно.

— Бросьте меня! — теперь над водой оставалось только лицо. Он встряхивал рукой, но его не отпускали.

— Шадоир! — позвала Миридис. В ее голосе не было и тени прежней неприязни к альву, только страх. — Сюда, скорее!

Откуда возник Шадоир, никто не заметил. Мгновенно оценив ситуацию, он распорядился:

— В сторону! — И когда тройка отпустила борута, вложил ему в руку меч с зеленым лезвием.

Ветка дерева разломилась, Белый Охотник ушел на дно.

С тревогой в сердце все ждали его возвращения, а на поверхность всплывали одни только воздушные пузыри, которые тут же разбивались каплями дождя, так что нельзя было заявить уверенно — воздух ли выходит из пустеющих легких Белого Охотника, или это только следы дождя. Наконец беродлак вынырнул. Ему помогли выползти на рыхлый берег. Приняв стоячее положение, он вернул меч владельцу.

— Ты спас мою жизнь, альв. Я благодарен тебе и отныне не подвергну сомнению твоих слов.

Шадоир не стал назидательно напоминать о предостережениях и вообще как-либо высказываться о происшедшем, за что все четверо были благодарны. Строгий взгляд и без того выражал все недосказанное.

— Что это было? — спросила Миридис.

— Покойники.

И словно услышав упоминание о себе, из воды высунула голову утопленница. Ее бесцветные волосы спутались, раздувшееся посиневшее лицо ничего не выражало. Путешественники поспешили вернуться к стоянке. Утопленница сопроводила их пустым взглядом, но на берег не поднялась.

— А где вы были? — полюбопытствовала Миридис, убедившись, что земля под ее ногами не морок и других мертвецов поблизости нет.

— А, — отмахнулся Шадоир, показывая, что это мелочь, о которой не стоило спрашивать. — Убил болотного тролля. Он подобрался к нам слишком близко.

— В одиночку? — усомнился Граниш.

Шадоир пожал плечами, показывая, что не намерен спорить. Белый Охотник хотел что-то сказать, но вспомнил о недавнем обещании и промолчал.

— Выдвигаемся, — скомандовал подлунный альв, когда волнение группы ослабло. — Наша стоянка обнаружена и больше небезопасна.

— Вы, — робко начала Миридис, — могли бы вывести нас для ночлега на настоящий остров.

— Исключено. Именно в сухих местах нас в первую очередь будут искать утопленники, тролли и другие болотные твари.

Его приказу подчинились покорно. Досадное происшествие ледяным дождем смыло отголоски последнего задора. Все ждали еще более неприятных встреч: нервно потирали пальцы, напряженно осматривались, Дъёрхтард мысленно проговаривал заклинания, Граниш проверял затвор арбалета. Разговаривали мало.

Время замерло в неопределенности. Пейзаж повторялся, дождь не смолкал. Четверка затруднялась сказать, заканчивался ли второй день странствий в лесу или начинался четвертый. По словам Шадоира на самом деле шел третий день, но был он далек от завершения. В один из неотличимых друг от друга часов альв остановился перед большой болотной кочкой.

— Не подходите, — сказал он, обнажил зеленый клинок и направил перед собой. Меч зашипел словно змей. — Отойди с дороги, болотник!

Кочка поднялась и оказалась безобразным толстым обомшелым стариком. У него были длинные спутанные волосы из водорослей, раздутые губы, большие выпученные белесые глаза. Кряхтя старик уставился на клинок.

— Ты меня слышал, — повторил Шадоир.

Шипя и скрипя болотник отполз в сторону, а затем скрылся в глубине вод.

— Вот незадачливый охотник: нет бы как другие болотники: наводить мороки и цеплять путешественников за ноги, этот лежит себе кочкой прям на дороге.

— Почему ты сохранил ему жизнь? — спросил Белый Охотник. — Он будет и дальше пытаться убить проходящих здесь странников.

— Такова их природа. И медведь опасен для человека, что же, убивать его за это?

— Но тролля ты убил.

— И тролля я бы прогнал, окажись он умней.

В конце дня они достигли настоящего озера.

— Дождитесь меня, — приказал Шадоир. — Здесь обитают убийцы пострашнее тех, что до сих пор нам встречались.

После этих слов он ушел по воде озера, но на этот раз оставил четверке оба меча, сохранив себе только Резец.

Шум дождя не позволял путникам различить какой-либо сторонний звук. Порой Миридис заявляла, что слышит шорох и что звук будто бы даже приближается. Пару раз она уже готова была позвать Люперо, но время шло, а ничего не происходило. Дъёрхтард обдумывал план действий, но мысли путались, стекали холодными каплями и оставляли его. Вернулся Шадоир. Он шел по озеру, таща на веревке невесомый челнок из бальсы. Это дерево южных земель намного легче сосны, дуба, ясеня и прочих тяжеловесных братьев корабельного леса. Оно даже легче пробочного дерева. Правда и нежнее и уступает им в прочности, что купно с редкостью бальсы объясняет ее малое применение в судоходстве. Нехитрая деревянная конструкция поддерживала парусину, которая окутывала лодку и отгораживала от дождя.

— В лодку поместятся трое, — предупредил он. — Мы с Дъёрхтардом пойдем по воде и потащим вас за собой. Весел нет, — добавил он, упреждая возможный вопрос. — Не стоит привлекать внимание озера лишним плеском.

— Но я, — начал было маг, но альв уже вытащил из-под плаща пергамент, укрытый слоем воска. — ад-ов-оп-ан-ад-из-ок, — прочитал Дъёрхтард, затем вытащил одну ногу из воды, а когда попытался поставить обратно, она остановилась у поверхности.

Устроившись в крытом челне, троица быстро уснула. Дъёрхтард позавидовал им, он легко провел одну ночь без сна, но теперь тело требовало двойного отдыха, которого никто не собирался предоставлять. Так он и шел всю ночь в полусонном состоянии, стараясь не упасть и не отставать от подлунного альва, который в свою очередь тащил за собой лодку. На лице Шадоира не было и тени усталости.

Они миновали один плавучий островок за другим, вокруг по-прежнему была вода, из которой торчали влаголюбивые травы, и маг недоумевал, почему до сих пор не видит Вопрошающей горы.

— Пришли, — заявил проводник, причалив к очередному, неотличимому от прочих островку. Он разбудил спящих, после чего подтащил лодку к островку и привязал за одинокое деревце. Затем скомандовал: — за мной, — ступил на воздух и скрылся в небе.

Поначалу Дъёрхтард подумал, что дело опять в чудесных сапогах альва, либо сыграла с ним шутку бессонница. Но когда шагнул следом, нога уперлась в землю.

Он стоял на подошве Вопрошающей горы, которую до сих пор не мог увидеть. Здесь не было дождя, вода ударялась о незримую преграду и отскакивала в сторону. Однако снаружи поведение дождя не выглядело необычным и сам островок, на котором пряталась гора, как и весь лес, заливала вода. Усталости как не бывало, теперь маг не думал о сне, но хотел лишь быстрее достигнуть вершины. Поднимаясь, Дъёрхтард не опускал взгляда. В какой-то момент Миридис воскликнула:

— Я вижу его! — и указала в небо.

Проследив за рукой, маг не увидел ничего кроме облаков, и без того неясные очертания которых скрадывала темнота ночи. Они продолжали взбираться по мягкому зеленому ковру и вскоре Граниш и Белый Охотник подтвердили слова Миридис. Их лица выражали восторг. Сосредоточенность цверга уступила место открытой радости, а суровость борута расправилась в умиротворении. Но даже когда они взобрались на венчающую гору плато Откровений, Дъёрхтард все еще не видел занавъяра. Он посмотрел на Миридис — живущей в соседстве с богами для нее, очевидно, эта встреча не являлась чем-то удивительным — но лицо альвы все же светилось восторженным нетерпением.

— Видящий заяра Дремлющего неба, — почтительно обратился к облакам Шадоир. — Я привел к вам паломников. Одарите их своей мудростью и поделитесь знаниями.

Олинаур пошевелился, и Дъерхтард застыл в почтенном изумлении. На облаке пред ними покоилась огромная сова. Она была столь велика, что занимала собой все облако. Олинаур лежал на спине, его глаза были закрыты, а длинные крылья укрывали тело подобно пуховому одеялу. Он вырастал из облака, сливался с ним и был им. И даже больше, Олинаур был в каждом облаке, в каждой частичке неба, он и был облаками и небом. Дитя Аларьят, Олинаур являлся ипостасью анияра, половиной и бесконечно малой частью, что низошла в смертный мир на заре его рождения. Глядя на него, маг подумал, что вопросы, приведшие их сюда мелки и бессмысленны. Пусть Ераиль разыщет рог Вологама, пусть Яраил обрушится к ногам Мурса. Разве это повод тревожить бессмертного духа, что будет существовать и после гибели мира?

— Не ты, Шадоир, привел их сюда, но сами анияра, — Олинаур говорил густым величественным голосом, глаза его оставались закрыты, а клюв не размыкался. — Я ждал вас предвозвестники. И ждал тебя Белый Охотник.

— Предвозвестники? — удивился Шадоир. Улетучилась его неизменная полуулыбка, глаза опустились, взгляд затуманился.

Граниш выступил вперед, Дъёрхтард достал дорожный журнал, который взял еще в своей башне.

— Мы приветствуем вас, Видящий заяра, — цверг слегка поклонился, и остальные последовали примеру. — Но вы ждали нас, а значит, знаете, зачем мы здесь.

— Третий раз вы приходите в Яраил, но никогда прежде он не нуждался в вас так сильно. Яраил на гране гибели.

— Как такое возможно? — поразилась Миридис. — И разве нам не положено пройти некое испытание, прежде чем вы поделитесь с нами знаниями?

— Найти меня и есть испытание. До недавних событий и я бы усомнился в самой возможности катаклизма. Пространство раскалывается, в трещины проникают ядъяра, и Яраил раскачивается все сильней.

— Почему это происходит? — спросил Граниш.

— Начал пробуждаться артефакт огромной разрушительной силы.

— Рог Вологама?

— Нет, — ко всеобщему удивлению ответил заяра. — Не думайте сейчас о нем, — вещь эта сокрыта от взора моего и в Яраиле нет ей места. И не тревожьтесь, ибо даже разыщись рог Вологама, ни человеку, ни тальинду его не поднять, не овладеть им. — Оружие о котором я говорю не должно быть использовано. Цели неважны. Оружие столь могущественное, что само его существование повергает в трепет даже нас — занавъяра. Его называют Несуществующим или Аштагором.

Лица присутствующих смешались в страхе и изумлении. Даже Шадоир помрачнел, и только Белый Охотник сохранил невозмутимость — название меча ему не было известно.

— Но что произошло, почему именно сейчас клинок стал опасен? — продолжал Граниш.

— Ответ от меня сокрыт.

— Что мы должны делать?

— Ни я, никто другой не вправе обязать вас поступить так или иначе. Но если вы разыщите и обезопасите Аштагор, мир будет признателен.

— Мы должны уничтожить меч? — переспросил Белый Охотник.

— Напротив, сохранить.

— Тогда я не понимаю. Для чего нужно беречь некое ужасное оружие, которое никто не должен использовать?

— Аштагор нельзя уничтожить, — пояснил Олинаур. — Аштагор не должен быть уничтожен. Так заведено анияра. Несуществующий, незримый он пронизывает мироздание, но история его под девятью замками сокрыта от взора моего.

— Где нам его искать? — спросила Миридис.

— В храме серого скитальца Нигдарабо.

— Да, — согласился Дъёрхтард, отрываясь от журнала, имея в виду, что знал об этом. — Но ведь Аштагор хранился в древнем храме еще до рождения Рогдевера, почему же даже тогда никто не разыскал его?

— Клинок дремал, а ныне пробуждается. Теперь к нему потянутся и смертные, и бессмертные. Но никто не должен обладать им. И знайте же: взять клинок способна лишь бессмертная сущность.

— Мы можем как-то доставить его вам? Или вы могли бы отправиться с нами, — неуверенно предложила Миридис.

— Все что происходит, происходит по воле анияра. Я больше не вмешиваюсь в судьбы миров. Если Яраилу или даже всему Яргулварду суждено погибнуть — да будет так. Я помогаю вам словом, но если ко мне явится Ераиль, и от нее я не утаю слов.

— Мы можем обратиться к рошъяра, — размышляла Миридис. — Но если один из них завладеет клинком, он сможет перекроить мир по своему усмотрению.

— Может ли полубог овладеть Несуществующим? — спросил Граниш.

— Да.

— Тогда, — продолжил цверг, — нам нужен серебряный всадник Мирадеон.

— Согласится ли защитник Сребимира оставить войну с тальиндами, чтобы отправиться с нами? — усомнился Дъёрхтард.

— Нет, — возразил Граниш. — Мы не попросим Мирадеона оставить войну, но предложим способ ее прекращения.

— Я все равно не понимаю, — признал борут. — Как нам поможет меч?

— Аштагор, — вновь заговорил Олинаур. — содержит силу, которая высвободившись, уравновесит плод. Когда это случится, закроются пространственные разломы.

— Так просто? Всего лишь найти какой-то меч, и мир будет спасен?

— Чтобы заполучить Аштагор, необходимо принести на алтарь Ветхого Плаща три вещи: Счастье Богатея, Кровь Праведника, Опору Хромого.

— Где нам искать эти вещи? — спросила Миридис.

— Счастье Богатея принадлежит купцу из Мёдара, Кровь Праведника хранится в Тауре, Опора Хромого в руках одинокого старца, живущего близ руин Парета.

— Ох, — протянул Граниш. — Пожалуй, нам стоит разделиться.

— Легендарный град Тавелиана я видела лишь с высоты. Всегда мечтала побывать в нем, — сказала Миридис.

— Что ж, я, возможно, найду общий язык с купцом, — выбрал себе дорогу Граниш.

— Тогда я отправляюсь к руинам на поиски старца, — согласился Дъёрхтард.

— А ты, Белый Охотник, с кем из нас пойдешь? — спросила Миридис. Борут призадумался.

— Праздные прогулки меня утомили. И дабы не терять времени, я направлюсь прямиком в Сребимир и постараюсь привести Мирадеона к стенам Ветхого Плаща. Там и встретимся.

— Нужно условиться о времени, — справедливо предложил маг.

— Анияра — высочайшая гора в мире, — вслух размышляла Миридис. — Только на ее преодоление потребуются четыре или пять дней.

— На мой взгляд, — высказался Граниш, — разумней встретиться в Сребимире, ибо если не удастся убедить Мирадеона последовать с нами, многотрудный поход лишится смысла. Без него нам не вынести Аштагора из Ветхого Плаща.

Белый Охотник молчал, защищать его план вызвалась альва.

— Мы должны рискнуть. Если Мирадеон не откажет всем нам, он не откажет и Белому Охотнику, и тогда время, которое мы могли потратить на преодоление Анияра, мы бездарно обменяем на спуск к Сребимиру. Если же Всадник не разделит наших взглядов… так или иначе мы должны попытаться добыть Аштагор, возможно, такой способ найдется в самом храме Нигдарабо.

— Дорога потребует месяца, а может и большего срока — поразмыслив, высказался Граниш. — Невозможно предугадать все обстоятельства, с коими доведется нам столкнуться. Потому временем встречи предлагаю обозначить третью неделю смятения.

Но прежде чем разойтись на четыре стороны путники задали еще несколько вопросов заяра. Олинаур рассказал, что тальинды объединились с великанами. Под их натиском пал Лесгарос и объединенная армия движется в сторону Сребимира. Объяснить их поведение он не мог, заявив, что разумы существ от него сокрыты. Не ответил занавъяра и на вопрос Миридис о происхождении тальиндов и не удовлетворил любознательности Дъёрхтарда, интересующегося местонахождением Синей книги.

Наступило молчание, но далекий дождь не позволял воцариться тишине. Восходило солнце, первые его лучи золотили перья старого бога. Олинаур сказал:

— Я поделился с вами знанием, ответьте же и вы теперь. Что за дивное ожерелье носишь ты, предвозвестница воды, дочь Онуриса, Миридис Волоокая?

— Дар детей снегов, — ответила альва. — Боруты называют его Небесным оберегом.

— О-берег, — задумчиво протянул заяра. — Эта вещь мне кажется знакомой. В ней великая сила и великая скорбь. Храни ее дева снегов, и да хранит она всех вас.

Миридис нежно провела рукой по стеблю, остановилась перед цветком крина, но не прикоснулась к нему. Граниш поклонился и произнес:

— Благодарю вас видящий заяра за те знания, которыми отныне я наполнен.

Остальные повторили за ним. Только Шадоир продолжал разделять тишину со своими мыслями. Когда стали спускаться, он протянул Резец Гранишу, но так, что никто кроме них двоих этого не видел.

— Тебе, цверг, он пригодится больше.

Прежде чем отправляться в дальнейший путь компания решила заночевать или точнее «задневать» на пологом участке Вопрошающей горы. Шадоир сном пренебрег, заявив, что проспал больше, чем лет остальной компании вместе взятой. Уговаривать его никто не стал.

К середине дня он уже подгонял путников.

— Раньше освобожусь от вас, раньше вернусь домой, — объяснил он поспешность.

Лес сменился болотом. Когда заросли рогоза отступили за спины, подлунный альв пропал. Не заметила его исчезновения Миридис, и ни Белый Охотник, ни Граниш, ни Люперо не сумели бы его разыскать.