Треугольная изба возвышалась в шести аршинах над землей. По крайней мере, Вараил так считал. Она имела всего три угла соединенных неровным полом. В рельефных темно-коричневых стенах без окон не виднелись стыки камней или кладка бревен. На ощупь как стены, так и пол казались вырезаны скорее из кости, чем из любого другого материала и более того из цельной кости, поскольку волны и завитки стен логически дополняли друг друга, пересекали все помещение от пола до потолка и в целом узор выглядел завершенным.

Вараил очнулся на полу. Первые минуты он старательно освобождал легкие от воды. На нем была мокрая ночная одежда, в которой он последний раз выходил на палубу «Колченогого», а кроме того шею охватывало тонкое голубое щупальце. Не без грусти король подумал, что еще не успел утонуть, когда морские обитатели уже пытаются поживиться им. Освободившись от щупальца, он осмотрелся и особое внимание уделил двери. Овальная и мягкая, словно из ваты или ткани она пропиталась водой. Юноша погрузил в нее руку, но в нерешительности вернул обратно. Возможно, на улице шел дождь. В пользу догадки говорили влажный воздух и капли воды под дверью. Но вот помещение качнулось, и теперь уже Вараил рассудил, что его комната — каюта какого-то причудливого корабля. Он сел на пол, поскольку больше сесть было не на что, и предательство ночи отчетливо проступило в памяти. Азары нет, больше ничего не имеет значения. Но вдруг она жива, ее выловили и поместили в соседнюю каюту? Он должен узнать. Надавив на дверь, он провалился наружу.

Ледяная вода ударила в виски, заполнила рот и нос. От неожиданности Вараил вернулся в каюту. Он почти ничего не разглядел, но с уверенностью мог заявить, что если и находится в корабле, то в корабле затонувшем. Набрав побольше воздуха, он задержал дыхание и выглянул снова.

Каютой оказался небольшой каре-зеленый домик в форме пирамиды, он мерно покачивался на длинных светящихся разными цветами не то лианах, не то щупальцах, спускающихся в темноту. К таким же лианам на всем пространстве вокруг него крепились и другие домики. Каждый из них был уникальным: черным с белыми разводами, красный в желтую крапинку, сине-зеленый… Ближе к поверхности располагались крошечные будочки не больше одного-двух аршинов высотой, но чем ниже, тем крупнее они становились. Большинство домов имели пирамидальную или коническую формы, но находились среди них и закрученные в спирали, словно гигантские раковины моллюсков. Но не только лианы давали свет, многие крыши дополнительно украшали разноцветными морскими водорослями, хорошо заметными в темноте. Двери располагались на разной высоте, в крышах и полах домов, и большинство из них вместо морских губок закрывались лишь костяными пластинками, вероятно, не слишком препятствующими проникновению воды.

Держась за щупальце-лиану, Вараил спустился к соседнему домику и провалился через дверь.

Вогнутый пол уводил вперед. Очевидно, в том состоял архитектурный замысел: гости не могли толпиться на пороге, а сразу вынуждены были спускаться к более плоскому участку. Повинуясь воле неведомого зодчего, Вараил смог осмотреться, лишь достигнув центра.

Просторное помещение полнилось мелочами, поднятыми с поверхности, либо с затонувших судов. Это был своего рода паноптикум, состоящий из привычных для наземного существа вещей от повседневной одежды и посуды, до ременных бляшек, ржавых подков и гнилых кочерыжек. Наименее ценные для музея вещи, имеющиеся в больших количествах, стояли стопками в костяных витринах, как-то монеты и пуговицы, кучами лежали корабельные снасти, к стене прислонились мечи, копья и весла. Почетные места занимали картины, скульптуры и другие редкие вещи. Особняком стояли скелеты человека и лошади.

Через секунду Вараил увидел и смотрителя музея. Верхней частью тела существо походило на крепкого мужчину лет пятидесяти с голубой кожей и длинными волнистыми черными волосами. Но, даже увидев существо лишь по пояс, с его заостренным лицом, бездонными темными глазами, перепончатыми пальцами, плавниками, идущими вдоль лучевых и локтевых костей, его нельзя было назвать человеком. Нижняя же часть тела водного жителя полностью отдалась во власть родной стихии и переходила в длинный рыбий хвост цвета кожи его обладателя. Подворачиваясь кольцом, хвост позволял тритону стоять вертикально; в таком положении он лишь немногим уступал ростом Вараилу.

Тритон не выглядел удивленным, он что-то произнес, но собеседнику слова показались покашливанием. Тогда смотритель указал на чужака, затем обвел шею пальцем. Восприняв жест как угрозу, Вараил сделал два шага назад. Тритон покачал головой.

— Кт-т, — и увлек гостя за собой к выходу.

Снаружи он снова повторил жест и указал на дом, в котором человек очнулся. На этот раз Вараил все понял, он кивнул и жестом попросил тритона подождать здесь. Вскоре он вернулся с завязанным на шее синим щупальцем. Тритон приложил руку к груди, затем поднял к подбородку и открыл рот. Вараил набрал в рот воды. Тяжелая вода наполнила горло, но в легкие опустился лишь воздух. Сделав выдох, он обменялся водой с морем. Тритон удовлетворенно кивнул, затем снова увлек юношу за собой.

Они миновали множество домиков, оставаясь примерно на одной глубине. По пути Вараил заметил трех тритонов, но непривыкшие к наблюдениям в воде глаза не смогли разглядеть их подробно.

Тритон-провожатый отворил костяную дверь и пропустил Вараил вперед. Комнату наполняла вода, дверь, по-видимому, нужна была для уменьшения колебаний в комнате, что обеспечивало сохранность содержимого помещения. А посмотреть здесь было на что: большие и маленькие ракушки, разноцветные камешки, кости подводных обитателей, створки моллюсков, чешуйки, глаза, плавники, клешни, панцири, водоросли и многие-многие другие дары моря, подвешенные к потолку или лежащие на костяных и хитиновых подставках, увлекали глаз. В центре дома на большом камне сидела обнаженная женщина с черной копной на голове. У нее было красивое, неотличимое от человеческого лицо, но искрасна-черные безумные глаза. При виде женщины Вараил смутился, но не столько ее обнаженности, он вообще почти ничего в темноте помещения не видел, как широкому раздвоенному хвосту, ошибочно приняв его за уродство.

Увидев необычного посетителя, хозяйка разыскала каменную коробочку и проворным движением выудила из нее три маленькие ракушки. Одну она вставила себе в ухо, две другие протянула гостям.

— Теперь понимаешь нас? — спросила она, когда ракушка оказалась в ухе Вараила. Юноша кивнул, затем, спохватившись, ответил вербально.

— Почему у вас два хвоста? — неожиданно для самого себя спросил он в первую очередь.

— Потому что я мелузина, — удивилась женщина. И видя, что собеседник не понял, добавила: — Никогда не слышал о мелузинах?

— Нет, — признался Вараил.

— О тритонах, стало быть, слыхал, но о мелузинах — нет?

— Да, — ее тон смутил юношу.

— Понятно. Но, может, тебя интересует и что-то помимо моего хвоста? Иначе вопросы задавать начнем мы.

— Ты и так задала много ненужных вопросов, — вмешался тритон. — Позволь представиться, — он повернулся к Вараилу. — Я Сурфиз, смотритель музея надводных диковинок, а эта сварливая дева — Дифари, наша знахарь.

— Я Вараил, — он помедлил. — Принц Тронгароса и наследник Мусота.

— Принц, — прожевала Дифари, — это как царевич? Ты женился на царевне Солгароса, угадала?

— Нет, — Вараил не сразу понял ее мысль. — Солгарос давно не столица королевства.

— Он разрушен?

— Нет.

— Вы подняли мятеж? Я слышала, наземники так делают.

— Тоже нет.

— Тогда почему один город вдруг отобрал власть у другого?

— Гм, — Вараил растерялся. — Так бывает. Одни города стареют, ветшают, жизнь в них замедляется, тогда как другие только расцветают и деятельным горячим духом оказываются близки новым поколениям.

— А вот наш город стар как сами горы и он нетороплив, это верно. Но его мы бы не променяли и на десяток быстротечных юнцов.

— И мы приветствуем вас, принц Вараил в это старом Кадусартане, — вежливо произнес Сурфиз и легко поклонился.

— Ваш город очень красив, — честно признал он.

— Еще бы! — отозвалась мелузина. — Это самый красивый и самый древний город во всем Яраиле. Оттого я даже сестер оставила. Ничего, и без меня корабли потопят.

— Но как я здесь оказался?

— Вас нашел наш мастер-плетельщик, — объяснил Сурфиз. — Он часто поднимается к надводному миру, чтоб почерпнуть вдохновения. Сама судьба бросила вас ему в руки, еще немного и вы бы погибли. На такой случай Рифиз всегда с собой носит щупальце синего спрута. Правда, вы первый на моей памяти, кому он пригодился.

— Со мной была девушка, что с ней?

— Больше Рифиз никого не приносил. Может и была девушка, да только… — он не закончил.

— Мне нужно поговорить с ним.

— Я проведу.

Дифари взяла с человека обещание вернуться и рассказать все в подробностях, после чего вытащила из уха ракушку, еще одну достала из короба и вручила ему. Вараил уже собирался уходить, когда передумал.

— Я плохо вижу под водой. Вы можете мне в этом помочь? — он запоздало вернул ракушку в ухо и повторил вопрос.

— Могу наложить на тебя заклинание, но ты же не будешь постоянно возвращаться ко мне по истечении его длительности. Так что вот, — знахарка достала мешочек из рыбьего пузыря. — Желчь глубоководного светлячка. Мажь глаза ею так часто, как потребуется.

Вараил поблагодарил мелузину, размазал желчь по глазам и поспешил к выходу.

Теперь город предстал его взору во всей красе. Отчетливо словно под утренним солнцем Вараил увидел разноцветные причудливые жилища, яркие водоросли, покачивающиеся лианы и плавающих по городу тритонов. Впрочем, жителей было совсем мало, и Вараил верно предположил, что их дом простирается за пределы костяных хижин. Прежде чем ношение одежды стало традицией и основой приличия, первые люди одевались, чтобы не замерзнуть, уберечься от ожогов и умалить грубость шкуры земли. Подобных внешних угроз тритоны не знали, оттого и не научились стыдиться наготы.

Рифиза они нашли в большом доме несколькими ярусами ниже.

Просторное овальное помещение полнилось тритонами. Мужчины, женщины, дети все они имели темные глаза без зрачков, но в остальном заметно отличались друг от друга. С кожей зеленых и синих оттенков, с толстыми короткими и тонкими длинными хвостами, с убранными и распущенными волосами они любовались вязанными подводными стеблями картинами. Цветами и размерами различались и плавники на руках, хвостах и спинах тритонов, их тела были полностью гладкими, либо усеянными отдельными чешуйками. Никто здесь не выглядел старше Сурфиза, и Вараил верно предположил, что вода разглаживает лица, так что тритоны, походившие на людей зрелых, в сущности, глубокие старцы.

Картины изображали в большинстве своем красоты подводного мира: тритонов и рыб, кораллы и подводные пещеры. Другие показывали небо и солнце над водой, далекие корабли, берега и скалы. В комнате не было привычных для человеческого жилища пола, стен и потолка, все помещение состояло из единой стены, она закручивалась одним неделимым овалом, так что картины были приколоты сразу в двух плоскостях. Высота стены и удаленность от уровня двери многих картин здесь в водной среде не создавали посетителям галереи неудобств, при желании тритоны всегда могли подплыть и внимательно рассмотреть удаленные экспонаты.

Тритоны-дети не понимали искусства, они находились здесь по указке взрослых, и как только в галерее появилась необычная живая картина с четырьмя конечностями, они открыли рты, стали перешептываться и бесцеремонно указывать на человека перепончатыми пальцами.

— Галерея Рифиза, — представил дом Сурфиз. — А вот и сам мастер-плетельщик, — он указал на высокого крепкого мужчину с длинным серебристо-зеленым хвостом. У него были тонкие черты лица, длинный нос, острый подбородок и наполовину прикрытые глаза, на руках и груди скопились серебристые чешуйки. Вараил с трудом мог представить этого крупного мужчину с лекалом и спицами.

Сурфиз что-то негромко произнес и, несмотря на разделяющие их десять саженей и голоса других посетителей, Рифиз его услышал и подплыл. Вараил дал мастеру-плетельщику ракушку и представился:

— Меня зовут Вараил, и я благодарен вам за мое спасение, — тритон кивнул, ожидая продолжения. — Но скажите, видели ли вы тонущую девушку там же, где нашли меня?

— Увы, нет. Вы упали буквально мне в руки, и это произошло довольно далеко от поверхности. Первым делом я оставил вас в свободном доме, а когда всплыл, над водой виднелись лишь паруса далекого корабля.

— Может, вы заметили лоскутки платья или веревку?

— Нет, ничего такого.

Вараил моментально сник. Рифиз предложил отвлечься от печальных мыслей, посмотреть его картины и Кадусартан в целом, но об этом юноша не мог и думать. Поблагодарив обоих тритонов и попрощавшись, он направился к поверхности.

Он плыл медленно, так ему чувствовалось, хотя раньше и считал себя неплохим пловцом. Он поднимался все выше и выше, но вода не становилась светлее, а солнце ближе. Ему думалось, близится решающий шаг, некая веха, мерило, которое определит его дальнейшую судьбу. Он страшился неизвестности, старался плыть быстрее, но погружаясь в мысли, неизменно замедлялся в движениях. Лишь в сажени от поверхности Вараил понял, что в надводном мире близилась ночь. Он вынырнул и вдохнул свежий морской воздух — так легко и непривычно дышать без усилий. С тех пор как его выбросили за борт прошли сутки и глупо надеяться отыскать Азару или ее следы. Он плавал вперед и назад, уходил глубоко под воду и выныривал, но, конечно, никаких следов девушки не обнаружил. Но поиски продолжались снова и снова, Вараил не хотел признавать поражение и даже не представлял, что ему еще оставалось делать. Больше для него ничего не имело значения. Он мог бы вернуться к тритонам, или достичь берега и жить так, как заблагорассудится. Мог ли? Снова и снова он погружался в воду и возвращался на поверхность. «Она могла выжить. Конечно, почему нет? Уставшая и обессиленная она ложилась на спину и, отдохнув, продолжала плыть к берегу», — так размышлял Вараил, лежа на спине сам, собираясь с силами, чтобы продолжить поиски. Затем он ругал себя за бездействие и возобновлял попытки. Но чем дольше он искал, тем ближе подпускал на порог слепого желания осознание тщетности поисков. Живая или мертвая маг давно покинула этот водный участок. Она могла быть где угодно.

Свет луны очертил красные паруса. Поначалу Вараил хотел отдаться во власть работорговцам. Какая теперь разница? Корабль быстро приближался. И все же здравый смысл проломил заслон равнодушия. Вараил не желал разговаривать с людьми, слушать и слышать их, отвечать на глупые вопросы и вообще делать что-либо. Внезапно он понял — корабль идет в Сафинон. Ему не нужно к людям. Он нырнул.

Ему хотелось плыть и плыть, ни о чем не думать и никогда не останавливаться. Но дорога назад завершилась несправедливо быстро. Не меньше часа он просидел на крыше своего дома, и только потом забрался внутрь. Он неподвижно сидел на полу и смотрел, как капли соленой, но не только морской воды стекают по рукам и покидают его. Даже это действо казалось ему грустным в своей неотвратимости.

В таком положении он провел весь следующий день. Порой его глаза прикрывались, тогда им завладевал лихорадочный каскад абсурдных образов, но, когда сон протягивал большие мягкие руки, Вараил гнал его. К нему очевидно с каким-то умыслом приходили Сурфиз, Рифиз и другие, но Вараил даже не пытался слушать. Тритоны ели пищу сырьем, но для прихотливого гостя сделали исключение. Чтобы пожарить рыбу им, вероятно, пришлось обратиться к магии или иным ухищрениям. Вараил стараний не оценил. В его доме всегда царила полутьма, солнце и луна надводного мира не имели здесь власти, но когда цикады далеко на полях пропели второй раз, Вараил уступил сну. Вместе с ним проснулся и аппетит, и желудок высоко оценил свежие морепродукты. В тот же день Вараил воспользовался ракушкой для переговоров.

— Рад, что вы чувствуете себя лучше, — искренне заявил Сурфиз. Ни он, никто другой о постигшем человека недуге больше не упоминали, за что Вараил был им признателен.

В тот день он изучал Кадусартан. Посетил галерею Рифиза, где насладился картинами мастера-плетельщика, вернулся к Дифари и поведал историю своего приключения. Сочувствие утрате юноши мелузина показала уменьшением числа колкостей в его адрес. Он побывал в театре тритонов, на кухне и даже в библиотеке. Свои мысли, а также хронику тритоны выреза́ли на тонких костяных табличках причудливыми завитушками. Денег подводные жители не имели, потому что у них не было личного имущества. Большую часть жизни они проводили загородом и даже для сна лишь изредка занимали свободные дома. Рифиз, например, вязал полотна, но не имел возможности продавать. Он мог бы подарить, чтобы какой-нибудь тритон повесил их себе в дом, но поскольку домом тритоны считали все море, в этом не было никакого смысла. Тритоны не нуждались в жилье, пищу добывали самостоятельно, заниматься чем-либо для них не было необходимости, однако любое искусство как возможность сделать свой народ счастливее: художественное ли, кулинарное или воинское пользовалось большим почетом, и многие тритоны посвящали ему жизни. Но существование их не было беспечным. Тритоны ни с кем не воевали, но порою все же защищали город от нападок морских чудовищ. Вид солдат в равной степени мужчин и женщин в сияющих сине-зеленых чешуйчатых доспехах, в островерхих костяных шлемах с длинными костяными копьями и зазубренными с обеих сторон клинками восхитил Вараила. Картину заметно усиливали «боевые кони» воинов: у гиппокампусов вместо задних ног были все те же рыбьи хвосты, передние копыта превратились в перепончатые ступни, а гривы в плавники; проносились они быстрее штормовых волн, и сила встревоженной воды могла оттолкнуть в сторону зазевавшегося тритона.

В верхних ярусах города располагались пустые дома отдыха и уединения, небольшие мастерские и лавки. Ближе ко дну размещались общественные крупные заведения. Среди прочего была здесь галерея мастеров-рисовальщиков, представляющая картины самых разнообразных форм и размеров, выполненные красками из водорослей, моллюсков и даже морских минералов, в рамках из раковин, костей и камней.

Особенно запомнился Вараилу храм Предков. Большое двукупольное здание состояло всего из двух помещений. В первой затопленной зале возвышались статуи из различного рода камня и кости, во второй — отделенной от первой дверью-губкой свободной от воды и гораздо меньшей размером находились скульптуры из глины и металла. К удивлению Вараила, оказалось, что все представленные экспонаты сотворены уже внутри Кадусартана, и в городе имелись мастера-глинотесы и мастера-литейщики. Немногочисленные священнослужители храма носили чешуйчатые диадемы и заплетали волосы и бороды в косы, тем их отличия от прочих тритонов и ограничивались. Многие статуи показывали уже привычных Вараилу тритонов и гиппокампусов. В некоторых с удивлением он узнал драконов, но другие изображали и вовсе существ немыслимых. С торсами женщин и мужчин с хвостами не рыбьими, но змеиными, некоторые с крыльями, иные с двумя или четырьмя руками. А в центре большой залы с высоты десяти саженей взирала женщина с длинным закрученным змеиным хвостом, крыльями столь огромными, что тень их на закате перешагнула бы два кольца стен Тронгароса.

— Кто это? — восхищенно спросил Вараил служителя храма.

— Рудра, — с почтением к величественному существу ответил жрец. — Предок всех тритонов.

— Рудра, — заворожено повторил человек. — Такая красивая, она должно быть из Рошгеоса.

— О, конечно же, нет! — оскорбился тритон. — Рудры обретаются в Канафгеосе.

— А-а-а, — разочарованно протянул Вараил. Он плохо знал космологию, но с детства ему прививали идеи, что все зло происходит от Ядгеоса и Канафгеоса, великаны и драконы этих миров ведут нескончаемое противостояние с праведными богами. К счастью для тритонов люди в большей массе своей не знали о верованиях и объектах поклонения подводного народа, иначе карательные «святые» отряды храма трех — Эри-Киласа, Тавелиана и Нилиасэль — в истовой борьбе с еретиками давно бы разобрали Кадусартан по косточкам.

По привычке Вараил всегда возвращался спать в дом, который стал считать своим. В конце второго дня изучения города, вернувшись домой, он застал Сурфиза.

— Видели Кадусартана? — спросил тот без прелюдий. Вообще, тритоны обходились без приветствий, они начинали диалог так, словно не расставались, не прощались и при встрече сразу говорили то, что хотели сказать.

— Я исследую город, — не понял Вараил.

— Но вы опускались к самому дну?

— Дворец царицы я видел только издали.

— Нет, еще ниже.

— А есть что-то ниже? Как будто дальше только дно.

— Вот и проверьте, — загадочно произнес тритон. — И во дворец тоже зайдите, царица желает с вами говорить.

Проснувшись, Вараил первым делом направился во дворец. Он заметил, что от него вниз также уходят жилы-щупальца, гораздо толще и длиннее остальных, но дальше определенно начиналась земля, так что загадку Сурфиза решить на ходу не удалось.

Никакой стражи у двери не было, его проникновению внутрь никто не препятствовал. Дворец царицы тритонов являлся единственным обжитым зданием в Кадусартане. Тритоны жили дольше людей, правда и четырехсотлетние старцы, такие как Сурфиз не могли предположить о его возрасте, однако неизменно называли дом царицы первым жилищем своего народа. Исстари дом занимала монаршая семья, а возглавляла его именно царица. За тысячи лет неоднократно менялись убранство и прислуга дворца, но, как и встарь не было почетней занятия, чем помощь самой царице. Слуги следили за сохранностью древних давно декоративных амфор, картин, гобеленов, статуй, оружия, монолитных каменные скамеек, шкафов полных костяных табличек. Все это и многое другое располагалось на разной высоте, приколотое к стенам или стоящее на больших каменных полочках. Три стены на многие сажени поднимались и соединялись в вышине, пол неровный, но в зале все же присутствовал. Входная дверь закрывалась плотно, так что волнение в море не могло нарушить порядка дворца. Зала оказалась столь велика, что Вараил не сразу разглядел двери на другом ее конце. Прислуги было немного, король насчитал лишь четырех девушек, плавающих вдоль помещения. Сейчас, когда царице не требовалась помощь, вся их работа сводилась к наблюдению за сохранностью реликвий. Ближе к концу залы расположился большой коралловый трон. Узор на нем расходился спиралью, которая изгибала спинку в одну сторону, ручки трона оканчивались перевернутыми раковинами с тем умыслом, чтобы монархиня могла удобно положить в них кисти. Сейчас трон пустовал. Завершалось помещение двумя дверями: костяной и губчатой. Возле каждой стояло по стражнику, тот из них, что охранял находящееся за дверью из морских губок, дал знак проходить.

Вараил оказался в небольшой отгороженной от воды комнате. Слева от него стоял длинный туалетный столик с зеркалом, занимаемый разноцветными баночками, гребнями, ножницами, маленькими хвостами рыб, по-видимому, заменяющими кисточки и прочими мелочами, справа таинственно покоился рундук. А в центре на аквамариновом кресле восседала сама царица Эгель Яхал.

Будучи в храме Предков Вараил не мог понять, каким образом тритоны могли происходить от крылатых многоруких существ. Облик царицы расставлял все на места. Эгель Яхал была крупнее любого из тритонов Кадусартана. Даже сидя она наголову превосходила высокого по меркам людей Вараила. У нее было красивое женственное лицо с большими цвета морской воды глазами без зрачков, алыми губами и яркими зелеными чешуйками на скулах, окаймленное волнистыми сине-зелеными волосами, опускающимися к длинному изумрудному хвосту, завершающемуся тонкими как перья плавниками. Но еще удивительней оказался торс царицы. Она обладала четырьмя нежными, но полными власти руками, а за спиной при дыхании Эгель развивались легкие призрачно-зеленые похожие на крылья плавники. Как и все тритоны, царица одежд не носила, ее шею украшал аквамариновый браслет, нижнюю пару рук аквамариновые, а верхнюю — коралловые браслеты, голову венчала коралловая корона с большим количеством завитков.

Пока Вараил раздумывал, как следует обращаться к царице и как ненавязчиво предложить ракушку, преодолевающую языковое непонимание, Эгель Яхал заговорила сама.

— Здравствуй, принц Тронгароса Вараил. Давно меня не посещали люди.

— Рад познакомиться с вами царица Кадусартана Эгель Яхал, — юноша слегка поклонился. — Здесь бывали и другие люди?

— Во времена моих матерей нередко. На моей памяти в последний раз человек посетил Кадусартан полвека назад.

— Вам нельзя дать полвека, — признал человек.

— Мне восемьсот, — заметила Эгель. — Я плохо выгляжу?

— Напротив, хорошо. Вы выглядите моложе своих лет.

— Что же в этом хорошего?

— На поверхности это выражение есть комплимент красоте.

— Какой странный комплимент назвать взрослого ребенком, — изумилась Эгель. — Но, кажется, я поняла: люди стареют.

— Да…

— Тогда спасибо, — царица не улыбнулась. — Но комплименты своей особе я слышу постоянно, не для того я ожидала вас, — она выдержала паузу. — Море рассказывает мне о появлении невиданных чудовищах. Тритонам нечего страшиться: пока я царица Кадусартана, его не разрушить ни рыбе, ни зверю. Но появление чудовищ внезапно и причин тому я не ведаю и желаю знать: не происходят ли в надводном мире события столь же необъяснимые и тревожные.

Вараил еще не успел ответить, но его глаза подтвердили догадки Эгель. Он рассказал о циклопе и о неудавшемся путешествии в Кзар-Кханар, упомянув об оживлении троллей и драконе, которого видели кобольды.

— Это все, что я хотела от вас услышать, — заключила царица и, не меняя властного тона, добавила: — Вараил, вам нравится мой город?

— Да Ваше Величество, очень нравится.

— Вы можете оставаться в Кадусартане сколько пожелаете. Когда изволите вернуться на поверхность, только скажите, я соберу эскорт.

— Благодарю, царица, — человек слегка наклонил голову. Он уже развернулся, когда Эгель окликнула.

— Вараил, — она помедлила. — За вами следует великая сила. Кого привели вы сюда?

— Это Азара, — рассудил он. — Она была магом, мы упали вместе…

Покинув дворец, он поплыл домой, но вспомнив о нерешенном вопросе, вернулся на глубину. Нижние из домов тритонов: галерея мастеров-рисовальщиков, храм Предков и последний из них — дворец, крепились на длинных и толстых щупальцах-лозах к самой земле. Вараил опустился на дно, не зная, на что должен смотреть. Здесь было очень темно, даже используя желчь глубоководного светлячка, он видел не дальше пяти саженей перед собой. Он проплыл немного вперед и отметил, что дно начинает резко уходить вниз. Таким образом, весь город находился на подводной скале. Он достиг ее края и, держась рукой за камень, свесил ноги в обрыв. Камень выскочил из-под его руки и укатился в пропасть, а под ним Вараил увидел коричневый скат похожий на черепицу дома. Плывя по бровке в поисках двери, он остановился возле участка, где скала, словно выбросив гигантский корень, крепилась ко дну. Много дальше оказался второй подобный корень, а за ним и третий. Вараил спустился в овраг, чтобы осмотреть картину снизу. Толстые как столетние дубы, корни расходились в стороны от горы, а затем отвесно устремлялись ко дну. При тщательном осмотре оказалось, что состоят они из той же черепицы. Продолжая продвигаться вперед, Вараил остановился в месте, где скала обрушилась в овраг грудой камней. Удивительно, но огромные валуны выстраивались в линию, которая расширялась и разветвлялась полукольцом. Крайние валуны не засыпала земля, а внутренняя их часть демонстрировала острые зубцы. Осторожно, сам не зная почему, он прикоснулся к зубцам. Что-то шевельнулось, загремели камни, всколыхнулись воды. Вараил резко дернулся в сторону. Под ногами с грохотом сомкнулись валуны. «Что за ужас?» Тяжело задышав, распахнув глаза и рот, он отплыл подальше и теперь совершенно иначе взирал на скалу. Конечно это было не скала. Камни поползли в стороны и вернулись в первоначальное положение. Но Вараил все еще отказывался верить глазам. Он продолжил движение вдоль «скалы», держась теперь на почтительном расстоянии, и увидел его.

На длинном и толстом стебле крепился огромный больше человека круглый белый глаз, почти полностью занимаемый черным зрачком. Он посмотрел на человека, а затем отвернулся. В этот раз Вараил не испугался. Он испытал восхищение при виде колоссального существа. Древний как само море Кадусартан, вероятно, являлся самым большим созданием Яраила. Жизнь человека для него лишь миг. Покинет мир живых вековой старец, а за время его жизни Кадусартан совершит только двести шагов каждой из восьми ног. Как узнал Вараил позже, именно шагами Кадусартана измеряют свои лета тритоны. Шестнадцать шагов — год или триста двадцать четыре дня на поверхности, четверть шага одной ноги чуть больше пяти дней. За передвижением Кадусартана следят мастера-летописцы.

Следующие дни Вараил проводил без забот и мыслей о будущем. Он катался на гиппокампусах и охотился на тунцов, видел морских скатов и черепах, грозных мурен и причудливых рыб-мечей. Морские приключения свели его с двухсаженной рыбой-луной и дружелюбной белухой. От бесполезной рубахи он избавился еще в первый день, а штаны для удобства укоротил выше колен. Плавание укрепило его мышцы, глаза привыкли к полутьме, а дышал с помощью щупальца синего спрута он теперь также легко, как и в безводном пространстве. Дни проходили незаметно, их здесь попросту не существовало.

Когда с момента переселения Вараила в город тритонов Кадусартан сделал один шаг, а юноша в очередной раз возвращался домой, его ожидал необычный гость.

— Вараил, что ты делаешь? — говоривший был белым, как лунь старцем в шубе из белого медведя, унтах, меховой шапке и в одной меховой варежке. Безобразная черная вторая кисть, очевидно, была отморожена. Одежды старца были сухи. Вараил насторожился, готовый в любую секунду выскочить за дверь.

— Кто вы? Как здесь оказались? — он направил на старика копье-скат. Такое приспособление тритоны часто использовали для охоты на добычу среднего размера. В то время как обычным костяным копьем далеко не всегда удавалось точно поразить скользкую и проворную рыбу, широкий наконечник из шипов морского ската даже при касательном попадании глубоко впивался в плоть и не позволял добыче самостоятельно освободиться от шипов. Однако большим недостатком этого орудия была хрупкость — обычно после каждого попадания наконечник копья приходилось восстанавливать.

— Сейчас мое имя Альбмир, — старик галантно поклонился, одновременно дотрагиваясь до шапки отмороженной рукой — ее пальцы, оказалось, могут шевелиться. — Я миновал пространство и теперь здесь.

— Вы маг?

— Пожалуй, что маг, но вместе с тем и воин.

— Продолжайте, — в голосе Вараила не добавлялось теплоты.

— А где…, - старец оборвал фразу, повернул голову вправо и приподнял брови.

— Что где? — Вараил посмотрел влево. — Здесь ничего нет.

Но старик продолжал молчать. Он шагнул вправо и протянул здоровую руку пустоте.

— Или начинайте говорить или покиньте мой дом.

Старик опустил руку.

— Путешествие отняло у меня слишком много сил. Поэтому перейдем к сути. Где Азара?

— Она… ее больше нет.

— Так вот почему ты отказываешься возвращаться в мир людей? Тебе следует…

— Я сам разберусь, как жить дальше! Зачем вы пришли?! Откуда знаете меня и Азару?!

— Выслушай меня.

Вараил почувствовал доброту и заботу. Сам не зная почему, он вдруг расслабился и опустил копье.

— Я не маг, не воин и даже не человек. Я меньше тени огня и слабее призрака воспоминания. Найди меня, узнай меня, срази меня. Отправляйся на Альмир-Азор-Агадор. Я буду ждать. Когда мы увидимся снова, я постараюсь тебя убить. Попытайся выжить. Прежде чем размахивать мечом, думай головой. Прольешь кровь мою, и война окончится.

— Я должен пересечь полмира, чтобы сразиться с тем, кто «даже не человек» за право остаться в живых? Не слишком-то заманчивое предложение. Союзники мне не нужны, я не веду войн.

— Война идет независимо от твоей воли, юный король. Армия твоего брата разбита, Лесгарос лежит в руинах. Не далек час Тронгароса. Но я не говорю о тальиндах. Кто они? — лишь всполохи пламени, что с каждым днем разгорается. Когда столпы Яра заполнят Яраил, расколется небо, и мир осыплется песком к ногам Мурса. Ты этого дожидаешься?

Вараил смутился. Альбмир написал мрачную картину, которую он не хотел бы видеть даже в галерее мастеров-рисовальщиков. Словам старика он не верил, но гость определенно знал многое, гораздо больше, чем говорил. Он знал о поражении Глефора, и если Лесгарос тоже пал… Вараил не мог бросить своего народа. Люди ждут его, верят в него, а он спрятался от всех бед так глубоко, как только это возможно. Вероятно, его уже считают погибшим, или что хуже — пропавшим без вести. Действовать нужно немедленно.

— Кто такой… — он поднял взгляд, но старик уже пропал. — Я разыщу вас, — пообещал пустоте и самому себе Вараил.

В следующий миг он уже направлялся к царице. На этот раз Эгель Яхал занимала центральный трон, вокруг нее кружило множество тритонов. Вид у них был обеспокоенный.

— Что случилось? — спросил Вараил знакомца.

— Пропал отряд солдат. Сегодня нашелся. От бедняг осталась только чешуя с доспехов, да обломки копий. А вот что случилось с ними, никто не знает.

Кто-то счел бы его трусом, бегущим от опасности прочь, но печальные вести только укрепили решимость Вараила.

— Я намерен вас покинуть, — признался он царице. Эгель Яхал не удивилась.

— Мои воины проведут тебя к берегу Сиридея.

— Благодарю, но мне нужно попасть не на континент, а на далекий южный остров.

— На остров? Скажи зачем, коль даже это и секрет.

— Чтобы заручиться помощью той силы, что следует за мной. Но прошу я о другом: вы можете передать послание в Тронгарос?

На костяной табличке каменным стилосом Вараил процарапал:

«Мама! На пути из Сафинона в Кзар-Кханар капитан корабля предал нас. Меня спасли тритоны, я жив-здоров. Азаре повезло меньше. Хочется верить, что я неправ, но не думаю, что ей удалось выжить. Извини, что в очередной раз тебя расстроил. Я сейчас не могу вернуться и направляюсь в далекое путешествие, чтобы с помощью союзника положить конец войне с тальиндами.

Вараил».

Эгель Яхал обещала доставить послание в Сафинон, откуда Рейярине его передали бы уже люди. Узнав об этом, Дифари воспротивилась плану царицы. Не доверяя людям, она вызвалась вручить письмо лично королеве Тронгароса, но такого разрешения не получила.

В путешествие Эгель Яхал даровала Вараилу поистине царского жеребца Терсана — самое быстрое существо в Яллуйском море и, вероятно, во всем Тревожном океане. Его грива и хвост развивались пеной морской, когда проносился Терсан галопом в подводном мире, на поверхности поднимались волны. Вараил рассчитывал, что Терсан доставит его до самих берегов Альмир-Азор-Агадора, но оказалось, для морского скакуна южные воды слишком горячи. Таким образом, минуя острова Авлинер и Франганер, Терсан высадит его на восточном берегу Имъядея, где, пройдя сотни верст пустыни Аунвархат, Вараил достигнет Берхаима и справится у местных о дальнейшей дороге.

Но не только расстояние отделяло Вараила от его цели, на пути могли встретиться опасности, коими изобиловало море. Потому царица даровала человеку полный сине-зеленый чешуйчатый доспех загодя под него слаженный; защищал он не только торс, но также ноги и руки. Гостю не оставили непокрытой и голову, — легкий, но прочный шлем с двумя плавниками сидел плотно, но не натирал кожу, благодаря внутреннему слою из морских губок. Вооружили Вараила тремя костяными копьями, большим зазубренным мечом и кремневым ножом, каким по уверениям тритонов можно без всякого труда разжечь костер и в ненастную погоду.

Терсан устремился вскачь, и Вараил перестал различать пространство вокруг. Зато у него имелись ноги, и он только удивлялся, как тритонам хватает сил оставаться верхами, держась за поводья часто одной только рукой. Он прикрыл бесполезные ныне глаза и наслаждался потоку воды, который, сопротивляясь движению, тяжелой массой окатывал тело. В какой-то момент напор воды усилился настолько, что Терсана резко бросило в сторону. Вараил открыл глаза и придержал скакуна. Что-то огромное пронеслось в направлении Кадусартана. Юноша не колебался и направился существу вдогонку. Вскоре он различил силуэт. Двадцати саженей в длину голубой морской змей имел всего сажень в диаметре. Серьезной угрозы целому городу он не представлял, но вполне мог поохотиться на отдельные группы тритонов. Змей также развернулся. У него были большие ведерные глаза, длинная пасть, усеянная тремя рядами тонких в две пяди зубов. Чудовищу не составило бы труда заглотить слона или великана.

Змей разверз пасть. Терсан ринулся ему навстречу и проворно избежал участи быть проглоченным. Когда мимо Вараила проплыл расшитый волнистыми гребнями хвост, юноша ударил его копьем. Кость бессильно скользнула по чешуе. Змей изменил плоскость нападения, но жертва вновь от него ускользнула. Однако и со своей стороны Вараил не смог поразить чудовище. Он ударил снова, и на этот раз копье не выдержало встречи с чешуей. Прочная, неподвластная костяному оружию чешуя укрывала и спину, и брюхо змея. Из уязвимых мест оставались только глаза. Когда змей предпринял третью попытку, Вараил оказался в опасной близости от зубов-лезвий. Отклонившись на какие-то пол-аршина, вторым копьем юноша нанес точный удар. Оно угодило в центр глаза, но тот лишь скользнул в сторону и остался невредимым. Природа хорошо защитила это создание, нужно было придумать иной способ борьбы. Изменил тактику и морской змей. Он больше не нападал, но не сводил глаз с добычи, выжидая удачного момента для стремительного броска. Тогда Вараил поплыл прочь, но так, чтобы змей не потерял его из виду. Когда впереди обрисовался город тритонов, воин немного изменил направление, — ему необходимо оказаться с другой стороны. Достигнув нужного места, всадник сделал горизонтальную петлю и внезапно остановился. Неподозревающий ловушки змей поплыл к нему напрямик. В сажени от добычи он увел голову назад, а затем резко выбросил вперед. Терсан рванул с места. Змей вложил в этот выпад всю свою силу, неуспевающая набрать скорость добыча через мгновение должна оказаться в его утробе. Но вдруг громыхнуло, змей замер, выпучил глаза и безвольно обмяк. Клешня Кадусартана медленно раскрылась. Нет, он не станет есть змея, эта живая скала не в пример отдаленным младшим родственникам питалась только мельчайшими организмами, которых получала из воды вместе с дыханием. На секунду Вараилу стало жалко змея, так коварно им убитого, но вот из разрубленной туши выпала еще непереваренная окончательно рука.

Конь возобновил бег. Он не нуждался в указаниях и прекрасно знал, куда требовалось доставить человека. То расстояние, которое на своих двоих Вараил преодолевал бы неделями, они миновали за часы. И все равно путешествие казалось всаднику долгим. Отчасти потому, что часы не отличались разнообразием, но лишь малой частью, очень уж далеко находился Альмир-Азор-Агадор. Через какое-то время окружающая вода стала теплеть, Терсан укоротил шаг. Теперь Вараил отчетливо видел в воде, хотя и смотреть было не на что. Он ожидал, что они вот-вот всплывут на поверхность, но гиппокампус продолжал оставаться на глубине. Впереди всадник заприметил остов затонувшего корабля и придержал скакуна.

Корабль, по-видимому, находился в воде очень давно. Он не просто оброс водорослями и ракушками, но истлел настолько, что рассыпался от неосторожного прикосновения трухой. Сломились горделивые мачты, прогнил и развалился корпус, бесследно исчезли паруса. Вараил привязал Терсана к поваленной мачте, хотя и понимал, пожелай конь вырваться, трухлявое бревно не сможет его задержать. Такелаж, как и само судно, пришел в полную негодность. В каютах не селились обитатели крупнее морских ежей, ибо даже они не считали корабль сколь-нибудь надежным убежищем от хищников. Здесь не было ничего целого: от палубы не осталось напоминания, бочки и столы раскисли, металлические ободья и крючья изъела ржа. Вараил ворошил прах минувших лет без большой надежды найти что-либо целое. Но среди рухляди, чье прижизненное название невозможно ныне установить, ему попался маленький нефритовый ларец. Вода сгладила его края, но Вараилу все же хотелось верить, — содержимое ларца пережило многолетнее пребывание под водой лучше корабля. Совладав с нетерпением, он позволил нефриту сохранить тайну еще ненадолго.

Вскоре Терсан начал забирать вверх. Ближе к поверхности вода становилась значительно теплее. Вараил видел, как неприятно гиппокампусу подниматься к солнцу, но как ни хотел отпустить успевшего полюбиться сердцу боевого скакуна, решительно сомневался, что в доспехах, с копьями и вязанкой сырой рыбы сможет достичь берега. Его одинокий путь в песках еще не начался, и выпускать что-либо из своего арсенала допрежь времени он не собирался.

Достигнув берега, Вараил спешился и потрепал загривок скакуна.

— Прощай, дружище.

Терсан кивнул и скрылся в пучине Тревожного океана.

Успев отвыкнуть от света Вараил воспринял надземный мир до неприятности ярким. Окаймленные у побережья тощими деревцами и травами впереди простирались неоглядные пески. От неприятно жалящего солнца он сощурился и поспешил опустить взгляд. Он почувствовал, как стремительно нагревается его мокрая одежда и обернулся. Позади оставался спасительный океан. Если сейчас броситься в воду и крикнуть, быть может, Терсан еще услышит его. Но вместо того Вараил с благодарностью попрощался с океаном и отвернулся снова, решив раз навсегда впредь не оглядываться. Порыв малодушия, подчинившись, угас.

Устроившись в редкой тени саксаула, Вараил открыл ларец. На бархатной обивке лежал свернутый вчетверо вырванный лист. Ларец оберегала магия, бумага не намокла и даже не пожелтела.

«Мы отплыли из Яллуя и держим курс на порт Скорпион. Висельная Бальта должна была достичь берега Имъядея еще вчера. Но произошло нечто необычное: над океаном повис густой туман, и мы сбились с курса. Наш капитан Кармикс, настоящий олух, хотел следовать за морским монахом в надежде, что чудовище выведет нас к берегу. Команда взбунтовалась. Кармикс шагнул за борт, обещая вернуться и указать дорогу. Конечно он не вернулся. Подчиняясь загадочному зову, часть экипажа Висельной Бальты отправилась на дно. К ним примкнул и мой муж. Что ж, он оставил мне сына, большего от него и не требовалось. Туман рассеивается, впередсмотрящий указывает землю. Очень скоро я вернусь на родину предков в Берхаим, где мой сын станет первосвященником четырех, и обеспечит мне безбедную старость. В этом ларе Кармикс держал драгоценности, по словам моряков, она хранила их в целости даже в сильнейший шторм. Покойнику такая вещь ни к чему. Оставляю здесь одно кольцо и этот лист дневника, испытаю ларец при удобном случае. А пока драгоценные вещи пусть хранит проверенный годами сундук.

1-го лериана месяца смятения 4139 В. Ж. С.»

Яллуй затонул тысячу лет назад. От него остались только камни, о чем Вараил во время жизни среди тритонов убедился воочию. О порте Скорпион он никогда не слышал, а древний Берхаим как жемчужина Имъядея продолжал восхищать чужестранцев роскошью и богатством. Записка ждала прочтения больше двух тысяч лет. Размышляя о временах предшествующих лету Аланара, Вараилу мыслился люд злой в нескончаемых междоусобных войнах, невежественный и темный в своих воззрениях на мир. На память пришла легенда происхождения календаря, которая в минувший век считалась событием историческим. И вот она в коротких словах:

Сотворили боги человека и назвали Летом. Первым из людей познал Лето жизнь: он родился, беспечно цвел, торжествовал, и был в смятении уныл, познал смирение и упокоился. Его жизненные этапы и дали названия месяцам. К середине месяца смятения, который делил год пополам, Лето повзрослел и взял себе имя Зима. Лето прожил девять месяцев, а затем родился снова.

Каждый день Лето отдавал почтение одному родителю в порядке старшинства: Аланару, Ирилиарду, Нилиасэль, Саархту, Расару, Лериане, Эри-Киласу, Велиане, Деросу. Четырежды в месяц приходил Лето к каждому из них.

Вернувшись к ларцу, Вараил обнаружил в нем прежде скрытое запиской простое по виду серебряное кольцо с крошечным синим камнем, возможно, сапфиром. Оно идеально село на безымянный палец его левой руки. Тритоны не снабдили Вараила деньгами, так что ларец и кольцо еще могли сыграть роль в жизни живого человека.