В Кзар-Кханаре искусству магии обучались триста человек, число незначительное, для поселения, громко именующего себя городом. Большинство из них — ученики, еще не способные самостоятельно плыть по течению магии. Седьмая их часть, отобранная ареопагом и возглавляемая магистром солнца Соласом и магистром зари Вирдео ожидала грифонов, на могучих крыльях которых смогла бы покрыть разделяющую их с Тронгаросом тысячу верст всего за день. Однако маги не повелевали этими гордыми птицами, их нельзя приручить, но можно просить, королевской службе они предпочитают небесные просторы, где обретают друзей среди птиц и альвов, потому почти невозможно встретить их в человеческих сражениях, и потому они не спешили являться на зов людей. Разделять ожидания Азара не стала, и пока Вирдео раздумывал для нее над способом скорейшей переправы на Канмаар, шагнула с края реки Прозрения, вдруг поняв, что знает заклинание полета. Покинув город, ей сразу вспомнилось, что с прошедшего дня она ничего не съела и припасов в дорогу не взяла. Но не было чувства голода, и она не решалась утверждать, когда его лишилась. Удивительное открытие, но в странствиях она разучилась и удивлению.

Полет вышел неуклюжим, по воздуху Азара двигалась не спеша, скорее шла, нежели летела. Дорога на полуостров заняла у нее два дня, и ночью она не спала, лишь порою дремала, но тут же просыпалась и поспешно обновляла заклинание. В полете следовало взять севернее, о чем она поняла, оказавшись на твердой земле.

Скалистый полуостров мало подходил для жилья: с западной стороны над ним нависали скалы, именуемые Серым Легионом, с востока побережье стерегли рифы Рекруты, земля, несмотря на соседство с водой была каменистой и малоплодородной. Единственный оплот человеческой жизни здесь представляли обитатели Серой Сойки, но маги Кзар-Кханара уже который год вели беспрерывную борьбу с упрямой природой, задабривая ее как естественными, так и специально созданными дарами, дабы удовлетворить свои, нередко вычурные гастрономические желания.

Азара шла вдоль бахчевого поля, а перед ней старик и каменный великан-голем на пару собирали плоды земли. Дед, отламывая, скручивал хвостики, а безропотный слуга послушно наполнял арбузами, кабачками, дынями, тыквами и патиссонами мешки, связывал и тащил на себе.

Внезапно на поле опустился грифон. Он не удостоил вниманием людей и голема и тут же принялся клевать большой спелый арбуз.

— Кыш! Кыш! — закричал на него дед, размахивая руками. Грифон не улетал. Старик приказал голему сложить мешки и прогнать птицу. Вид несущегося на него огромного валуна грифона вспугнул, впрочем, развороченный арбуз он унес с собой.

— И часто такое случается? — поинтересовалась, подходя к старику Азара.

— Не бывало их здесь раньше. Когда-когда один залетит. А теперь расплодились. Стрелять их надо, вот что.

На вопрос о нахождении Серой Сойки старик с готовностью принялся объяснять:

— Значит, слушай. Идешь прямо вон по той тропе. На второй развилке поворачивай вправо, и не доходя до хлева, повернешь налево. Дальше мимо жилых построек и амбаров, и еще дальше к забору с этими, — старик живописно изобразил руками, — колючками. Идешь вдоль забора, и как закончится он, увидишь речку. Найдешь мост и перейдешь на другую сторону. Прямо до указателя — камни будут в кучу свалены, обойдешь справа и дальше по прямой. Там уж не заблудишься. Запомнила? — Азара кивнула. — Ну, если что у людей поспрашиваешь, тут все из Сойки, подскажут. Да, и к океану не выходи, оно тебе без надобности, село западнее будет.

Сначала Азара наивно полагала, что маршрут запомнила, но проходя мимо жилых домов, где-то не туда повернула и вышла к океану. Волны накатывали и шумно разбивалась о рифы. Среди пены и камней удивительное создание приковало ее взгляд. Поначалу она приняла его за синий цветок. Нечто маленькое, меньше пальца, с тонким тельцем и шестью полупрозрачными крыльями-цератами едва заметно покачивалось на камне. Существо приблизилось к берегу, и выброшенное волнами, оказалось не способным вернуться обратно. Нежно, как цветок, Азара взяла его на ладонь. Внешность существа дала повод назвать его голубым драконом, хотя в родственных связях моллюска с обитателями Канафгеоса можно усомниться. Азара опустила дракончика в воду. Он расправил крылья, и синие воды Тревожного океана сокрыли его полет. Удивительное создание. Прекрасное создание. Совсем иного рода дракона ей предстояло встретить.

Ночь она провела на берегу. Поутру забралась на кручу и тут же увидела Серую Сойку — деревню старую, далекую от остального мира. Азара рассчитывала, что, хотя бы один из местных жителей укажет, где искать Глумвиндинатриса, но первый же прохожий ее удивил.

— Старик Глум? — переспросила женщина. — Как не знать, здесь его логово, неподалеку, в глубине скал.

— Откуда вам это известно?

— Всем известно. Дракон всегда здесь жил.

— Какой он? — Драконологи Яраила выделяют девять видов этих могучих созданий. Не все из них умеют летать, не все выдыхают пламя, но, бесспорно, самыми таинственным считаются звездные драконы. Лишь только их крылья достаточно сильны, чтобы, преодолев мириады верст, воссоединить потомков и пращуров. Их рождению предшествуют великие потрясения, а тот недолгий век, что проводят они среди людей, за советом приводит к ним златоглавых правителей и седобородых старцев. Встречей звездного дракона грезит всякий мечтатель, а всякий маг — мечтатель.

— Большой, черный, длинная шея…

«Прибрежный», — поняла Азара и немного расстроилась. Живут в гротах, питаются рыбой и не имеют пламени. Близкие родственники морским змеям и далекие бессмертным канафъяра.

— Покажете куда идти?

— А как же. Только, — женщина прищурилась. — Какое такое дело у тебя может быть к дракону?

— Предложу помощь, если он поможет мне.

Они вышли из деревни, так, что дома и сады не мешали обзору. Селянка выпростала руку.

— Будешь идти к горам, — объяснила она. — Этот отрог мы называем Правым Крылом, стало быть, крылом Глума. Южнее будет Левое Крыло, отсюда его не видно. Тебе надо пройти между ними, да спустится в раздол. Тропа там торная, нахоженная. Мы же иной раз еду Глуму носим. Не в дань, а так, уважить. Дружим мы с ним. Дикари к нам как-то приходили, юд-ха, так он прилетел прежде, чем просьбу от нас услышал. Как теперь не благодарить. А тропа, значит, ведет к расселине, там и найдешь дракона. Раньше он редко на свет выбирался, а намедни вот оживился. Все летает, словно ищет что. Но ты его там жди, у расселины, если нет, так вернется скоро. — Удачи, — пожелала она на прощание. — Останешься жива, так на обед приходи.

— Вы же говорили, он мирный?

— Нас он не трогает, но и мы ему не докучаем.

— А маги Кзар-Кханара? Разве они не защищают вас?

— У магов свои сады на юге, свои заботы.

Азара легко нашла тропу, о которой рассказывала селянка. Не часто ее топтали ноги, но слабые степные былинки оправлялись медленно, и тропа подолгу не зарастала. Частью она пролегала чрез рощу ровных рядов акаций и самочинно в миг разросшихся кустов шиповника. Сейчас здесь выпасали скот. В средине дня, насытившись, пусть ненадолго, коровы застыли каменными изваяниями, ибо иных занятий не имели, другие устроились на лежку. Среди деревьев невозможно охватить взором все стадо, но пастухи и не имели такой надобности. Они следили за общим его направлением и пресекали поползновения несгибаемых упрямиц в очередной раз отделиться от группы, избрав собственный маршрут. Для того они обходили вверенный участок или все стадо, дежурили в местах природных, или только воображаемых пастухами границ, там, где имели наибольший обзор и где находиться им подсказывал опыт. С процессом этим Азара знакома не была, оттого удивилась, заприметив сидящего на бревне мальчишку, со скучающим видом перекатывающего тростину в руках, и женщину, будто бы только собирающую грибы. Число голов Азара не считала, но растянулось стадо на сто пятьдесят саженей. Когда обкушенная трава осталась позади, девушка вспомнила, что и собственные ее родители по рассказам были из самых простых. Мать работала в пекарне, отец нанимался пастухом. Были они бездетны и уже в летах, когда пожар, возникший сразу по рождению дочери, забрал их. Раньше Азара усматривала в их гибели свою вину, но сейчас понимала: не она погубила родителей, но проклятье забрало людей, которым не посчастливилось его обнаружить.

Использовать полет в лесу Азара не могла, а подняться в небо не решалась — здесь нет милосердной воды, готовой великодушно прощать неудачи. Осознав страх, маг рассмеялась, ей даже стало интересно — умрет ли она, сверзившись с небес.

Возвысившись над макушками деревьев, она сразу почувствовала жар полуденного солнца, сюда, на полуостров, зима доберется нескоро. Чувство это ей было неприятно, потому вскорости она вернулась под защиту леса. И все же полет значительно сократил ее путь. Видя направления тропы, она не петляла без надобности, не тратила сил на косогоры да овраги, и взамен четырем дням пешего пути селян, отдала дороге лишь два.

За очередным увалом тропа круто пошла вниз. Там, в раздоле, она оборвалась в камнях. Серый Легион хранил долину от океана. Над островерхими скалами кружили пестрые олуши, они не боялись дракона, как не боятся слонов волоклюи, а губаны-чистильщики — акул. Они очищали долину от падали и отлично знали, что не являются предметом добычи дракона. Пустынная каменистая земля походила на нерадиво перекопанное поле, только копья земли в ней заменяли огромные каменные глыбы. Это рассыпались скалы, не выдержавшие точащего подошвы могущества. Развороченная земля расползалась трещинами во всех направлениях. Поднявшись над землей выше, Азара увидела их порождающую огромную расселину. Нора уводила почти отвесно, ступеней не было, пробираться дальше люди не осмеливались.

Высоко еще стояло солнце, но опустившись с головой, Азара вдруг перестала различать его свет.

— Глумвиндинатрис! — позвала она в темноту.

Голос прокатился по камням, а когда смолк, ей почудился ответ: «Я-я-я». Или это лишь ветер завыл. Она услышала, как зашумел океан, и волна с треском разбилась о скалы. Азара зажгла волшебный огонек и начала углубляться во тьму. Она опустилась на дно и направилась единственным ходом, столь широким, что им легко мог пройти и великан. У развилки она остановилась. Магия, как воздух во время грозы пропитала это место, но было тяжело понять, с какой стороны бьет молния.

— Налево, — протяжный низкий голос звучал совсем близко.

И вновь спуск. Азара совершила еще сотню шагов, прежде чем достигла плоского участка расселины. Глаза привыкли к темноте, но дракона не видели, однако явственно ощущалась близость чего-то живого. Шар магического света полетел дальше. Он выхватил блеск огромных кошачьих глаз, они приблизились, и тень облачилась черной чешуей.

— Глумвиндинатрис, — заговорила Азара. — Я пришла за вашей мудростью.

— И кто же говорит со мной? Назовись.

— Азара, придворный маг Тронгароса. — Она совсем не боялась дракона. В темноте лишь смутно угадывались контуры, а морда освещалась по мере приближения к свету, но теперь она понимала, перед ней существо из плоти и крови, очень большое, сильное, но смертное и, хотя пережило многие сотни лет, существо это, возможно, гораздо ближе к смерти, чем она сама.

— Ты не человек, Азара. Кто ты?

— Не знаю, — призналась она.

— Не познавши себя, не познаешь мир вокруг.

— Поэтому я и пришла к тебе, — дракон молчал. — Я ищу существо по имени Кетэльдон.

— Это имя мне незнакомо, — Глумвиндинатрис помедлил, но теперь Азара ждала продолжения. — Ты вошла в логово дракона, и ответы тебе дороги, но на что ты готова ради них?

— Я выслушаю твое предложение.

— Ты забываешься, маг! — взревел Глумвиндинатрис. Он расправил крылья, и осыпались камни за его спиной, от порыва ветра на миг погас шар света. — Ты получишь от меня одно из двух: мудрость или смерть. — Но и теперь Азара не испугалась, драконы многое знают, и то, что Глумвиндинатрис не мог понять, с кем говорит, страшило его. — Принеси мне сон любого человека, — продолжил он. — И я помогу тебе.

— Какая польза дракону от человеческого сна?

— Я не спрашиваю о твоих причинах, умерь же и ты любопытство.

— Что будет с человеком, лишенным сна?

— Он потеряет сновидения, а значит, закрывая глаза, не сможет попадать в царство Сомурьи. Нидрару — младший из внутренних миров, его воздействие на Яраил так мало, что многие люди даже не видят снов. Это все. Жить человек продолжит, как и прежде.

— Почему бы тебе не взять мой сон?

— Мне нужен сон человека. Принимаешь мои условия или нет? — начал терять терпение дракон.

— Как мне это сделать?

— Возьми мешок справа от себя. — Азара послушалась. В холщовом мешке лежал маленький кинжал из темного дерева, больше похожий на вьющийся корень, чем на оружие — таким даже на кролика не пойти. Вторым предметом была крошечная коробочка, похожая на гроб. Она вплеталась в цепочку из сухих, но не крошащихся стеблей.

— Знаешь, что это? — поинтересовался Глумвиндинатрис. Азара знала.

В забытую пору, когда и альвы и цверги еще бродили по одной земле с людьми, в Яраиле росло великое древо Вальториль. Крона его цепляла облака, а питалось древо водами небесного океана. В его ветвях обретались первые альвы, а в корнях — первые цверги. Их вековая вражда закончилась тем, что цверги срубили Вальториль, а их братья так и остались среди облаков. Кровь древа разлилась озером Двух Миров и его мертвые воды, пропитав землю, изгнали цвергов из домов. Фавн Элоир пытался спасти ростки Вальториля и вырастить новое великое древо, но встретил предательство и умер, пронзенный его корнем от рук сомура Инварта, — маг увидел в нем силу, которой возжелал. Инварт забрал оскверненный корень, а тело Элоира оставил гнить. Ростки Вальториля, за которыми фавн так бережно ухаживал, проникли в его тело и разрослись мрачным лесом Шаэльзиром, а из сердца Элоира поднялось самое большое и темное из них — Нойториль. Мечта Элоира была первой, которую испил Варафхарн, но его кровавая трапеза только начиналась. Сам Инварт вскоре погиб от удушья во время сна, когда дом его внезапно загорелся. Тогда Варафхарн пропал, а много позже маг Кайвинь обнаружила его в груде мусора. Она обменяла Варафхарн на секреты магии снов. С тех пор сомуры хранили Варафхарн, и этот кинжал стал реликвией их ордена. Ему в подражание создавалось многочисленное подобное оружие, но достичь силы первоисточника так и не удалось. Сила же Варафхарна состоит в том, что, проникнув в чужое сновидение можно убить этот сон а тем и обладателя сна. Но другой маг, Зар-Раан, не столь жестокий, но не менее безумный, нежели Инварт, никого не желал убивать, а мечтал собирать чужие сны. Он отправился в Шаэльзир, где из ветви Нойториля вырезал Дарнхайю. Коробочка сохраняла людям и зверям жизни, а их сны Зар-Раан хранил в Нидрару. Маг выкрал кинжал из своего же ордена, подменив ложным, но, когда его нашли мертвым, артефакта с ним не было. Дальше история Пьющего Мечты оборвалась, — навсегда, как полагалось.

— Я научу тебя нужному заклинанию, — продолжал Глумвиндинатрис. — Когда окажешься в Нидрару, найди жертву, убей этим кинжалом и положи сон в гроб. Но есть условие: человек должен добровольно отказаться от сна.

И хотя то, что предлагал сделать Глумвиндинатрис, нельзя в полной мере назвать преступлением, ее одолевало неприятное осознание причастности к темной истории Варафхарна. Она не представляла, где дракон разыскал это оружие, но его путь, безусловно, был труден, и ей безумно хотелось узнать, что стоит в конце этого пути.

Драконы произошли от двух канафъяра: Тъярхдалиуса и Фелахаиль, которые после битвы Двух начал не имели сил, чтобы вернуться в Канафгеос. В Яраиле драконы считались давно истребленными. Так полагала и Азара, до сего дня. Выбираясь из расселины, она чувствовала себя ящерицей, прячущейся от людей. Темнота не позволила определить истинные размеры Глумвиндинатриса. В нем могло быть пятнадцать или двадцать пять саженей, — бесспорно в сравнении с человеком создание колоссальное, но этот дракон определенно являлся уроженцем Яраила. Даже в мире смертных можно встретить существ большей величины, но в Канафгеосе Глумвиндинатриса могли признать за детеныша или добычу.

Азаре не хотелось возвращаться в Серую Сойку, тогда как фермы Кзар-Кханара лежали рядом, за Правым Крылом. Но еще меньше ей хотелось быть уличенной магами в сделке с драконом. Свои приключения она хотела сберечь в тайне, — не из страха, но избегая досужих нравоучений. Рассудив, что найти добровольца на колдовских фермах маловероятно, она вернулась в деревню, но не тропой, а напрямик, пролетев над горами. Высокий полет всколыхнул в ней старые, доныне забытые чувства покоя и наслаждения. Будто не единожды доводилось летать ей прежде, и с небом связана ее забытая жизнь. «Я могла быть альвой», — думалось ей.

О приглашении отобедать она не забыла, но стыдясь цели своей, воспользоваться гостеприимством хозяйки не могла и случайной даже встречи с ней предпочла бы избежать. Прохаживаясь по улицам Серой Сойки, одаривая селян робкими взглядами, она пыталась представить человека, готового пожертвовать для нее сном, когда детский смех привлек ее внимание. Возле старого ореха собралась толпа ребят, они задавали один и тот же вопрос сидящей на ветке кукушке, а затем дружно принимались считать.

— Восемьдесят! — гордо закончил мальчик. — Вот мне еще сколько жить!

— Ерунда, спорим, я до двухсот доживу!

— Ты уже считал…

— Давай теперь я.

— Ба, давай теперь ты! — обратился мальчик, которому кукушка только что выдала пророчество к сидящей за их спинами на скамейке старушке. — Помолчите, бабушка будет считать!

— Не хочу, внучек. Лучше вы считайте, я уже свое пожила.

— Нет, давай считай!

— Ну хорошо, — она подняла взгляд. — Скажи мне, кукушечка, сколько жить осталось?

Кукушка посмотрела на нее и промолчала.

— Ба, ты что, заболела? — испугался внук. Заголосили другие.

— Что с вами?

— Вы умираете?

В этот момент к ним подошла Азара.

— Мне кажется, кукушка просто устала.

— А спросите вы? — попросил мальчик, собирающийся прожить двести лет.

— Да, спросите!

— Хорошо, — поспешно согласилась она. — Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?

Птица перевела взгляд умных глаз на нее, моргнула и улетела.

— Кукушка! — жалобно кричали дети ей вслед. — Не улетай!

Ребята ушли, вероятно уже секунду спустя придумав себе новое занятие.

— Вы, правда, здоровы? — поинтересовалась Азара у старушки.

— Здоровье есть, — отвечала она. — А вы, чья будете? Не припомню лица.

— Я путешественница.

— Вот как, — она помедлила, затем начала заново: — здоровье есть, покуда светит солнце, а как ночь, да спать надобно, смежу глаза и вижу сына младшенького. Все забыть не могу. Верно говорят, кто грешит много, тот и сны видит.

— А что случилось с вашим сыном? — осторожно спросила Азара, готовясь к худшему.

— Ушел к другу: выпили, повздорили, да друг этот за нож схватился. А я отпускать не хотела, дурное предчувствие было. Не удержала, моя вина.

— Не ваша вина, — поспорила Азара. Собеседница не ответила. — Я могу прогнать ваши кошмары.

— Прогнать? — маг кивнула. — Ох, девочка, постарайся. Я уж все испробовала: мяту, ромашку, чабрец, молоко с медом — ничего не помогает. А чем изгонять будешь?

— Магией.

— Ох, не люблю я это дело. Не человеку повелевать природой, а природе — человеком. Но уж попробуй, хоть магией, больно измучилась я.

— Мне только нужно, чтобы вы заснули и перед сном надели вот это, — она показала Дарнхайю.

— Вот как? А я уж и собиралась вздремнуть. Обожди немножко здесь, а после — заходи в дом, — она приняла коробочку и поднялась со скамейки.

— Простите, — остановила Азара, — я не спросила вашего имени.

— Да тут не за что прощать. Я Виктимара.

— А я Азара. Покойной вам ночи, — старушка кивнула.

— Хорошо бы.

Азара дала ей время уснуть, подождала немного, затем еще немного, чтобы не ошибиться, и вошла в дом. Она миновала маленькие сени, просторную кухню с большим количеством деревянной и чугунной посуды — очевидно, дом привечал немало едоков — и остановилась в спальной комнате. Укрывшись пледом, старушка спала на старой деревянной кровати с высокими резными спинками. Дарнхайя висела у нее на шее. Азара подошла к изголовью, сторожко, чтобы не разбудить спящую, взяла коробочку в левую руку и некоторое время смотрела на нее, чтобы запомнить. Затем, скрестив ноги, села на пол, взяла Варафхарн в правую руку, закрыла глаза и стала шептать заклинание, которым с ней поделился Глумвиндинатрис.

Мир померк внезапно. Сон и душа слились воедино. Азара оказалась в пустоте, вокруг ничего не существовало. Здесь не было материи, мыслей, но только смутное воспоминание о каком-то действии, которое она должна совершить. Посмотреть на левую руку, так учил Глумвиндинатрис. Азара опустила взгляд и увидела, что почему-то сжимает кулак. Раскрыв ладонь, она все вспомнила.

— Виктимара! — крикнула она в темноту. На ум пришло сравнение с походом в логово дракона. Сравнение ей не понравилось.

Появилась знакомая картина. Старушка сидела на скамейке под орехом и, не моргая, смотрела куда-то вдаль. Скамейка находилась в кругу туманного света, за пределами которого все смешивалось неясными мазками и терялось в темноте.

— Где же ты Онгус, сынок мой? Почему домой не идешь? — повторяла она.

— Здравствуйте, Виктимара. Можно присесть рядом? — поинтересовалась Азара, пряча кинжал за спиной. Чувствовала она себя отвратительно. На нее поднялись удивленные глаза.

— Кто вы?

— Мама, — прервал хриплый голос. Босой, забрызганный кровью мужчина возник ниоткуда. На шее его зияла глубокая рана, из которой, не прекращаясь, водопадом струилась кровь. Когда мертвец говорил, с его губ вместе со словами срывались капли крови. — Почему ты меня не остановила? — он стал надвигаться. Между ним и Виктимарой оставалось три шага.

— Боги милосердные! — выдохнула старушка. — Что с тобой сделали?

— Не подходи! — Азара была готова применить магию. На нее никто не обратил внимания.

— Все из-за тебя, — продолжал Онгус. — Ты отпустила меня, и теперь я мертв, — он вплотную подошел к скамейке.

— Оставь меня! Прочь! — Виктимара в ужасе побежала к дому.

В этом месте кошмара она обычно и просыпалась. Но Азара знала, сейчас такого не произойдет. Их соединяет цепь Дарнхайи, и пока спит одна, другая не проснется. Сама Азара просыпаться не собиралась. Она последовала за Виктимарой.

— Азара! — раздался повелительный окрик. Против воли она обернулась, Онгус недобро смотрел на нее. — Тебя здесь не должно быть.

Она развернулась, но голос позвал снова. На этот раз она его узнала.

— Вараил?

Ее друг, старый верный друг, смотрел на нее грустными глазами. Его тело посинело и раздулось, под тяжестью смерти он согнулся, лицо приняло страдальческое выражение.

— Азара, я утонул. Ты хотя бы знаешь об этом? Хоть изредка вспоминаешь меня?

— Я… Конечно, да. Хотела бы я вернуть тебя. Нет, — она тряхнула головой, опомнившись. — Не тебя. Ты иллюзия, сон, кошмарный сон, но не Вараил.

— Если бы ты пошла со мной на корабль, я бы остался жив.

— Я знаю, — она стала отворачиваться.

— Хорошо, иди, — согласился образ Вараила. — А лучше беги. — Азара замерла, не понимая. — Ты назвала меня сном, кошмарным сном, и была права. Но ты забыла, кого встретишь здесь. Ты не подумала, кто я!

— Ит-ир-ос-ша-му, — выкрикнула она. Ничего не произошло. Собеседник рассмеялся.

— Это не твой сон, и магия твоя здесь бессильна.

Образ Вараила стал распадаться. Он опустился на колени и вытянулся чудовищным зверем. У него были две песьи морды, вместо хвоста на длинных ощипанных окровавленных шеях болтались головы грифов. Колыхалась черная шерсть, словно ветер обдувал ее со всех сторон одновременно. Но и не шерсть это была, а несчетное множество извивающихся многоножек. Стояло создание на девяти конечностях: лошадиной ноге, шести огромных жучьих лапках, двух человеческих руках. Оно подняло руку и отерло слюну со скалящихся пастей.

На мгновение ужас парализовал Азару. Она хотела бежать, но не могла шевельнуться. Когда бесконечно долгое мгновение оцепенения миновало, она стрелой бросилось в дом. Сделав всего два шага, она оказалась по другую сторону двери. Расстояние сжалось, но не для нее одной. С громким треском что-то большое ударило в дверь. Посыпалась посуда, деревянные ложки отозвались постукиванием об пол. Они словно говорили: «Мы здесь, заходи». Со стола с грохотом рухнул чугунный казан.

— Виктимара! — позвала Азара. Никто не отзывался. Она побежала в спальню. Кухня не кончалась, она тянулась бесконечно. Тарелки, полочки, черпаки повторялись снова и снова. Азара видела один и тот же чайник три раза, а затем три образа этого чайника одновременно. Кухня растянулась черным коридором, у которого не было ни начала, ни конца.

— Забыла меня! — доносился голос из-за спины. В ответ звенела посуда, звон приближался, и как быстро Азара не бежала, звук ее настигал.

Она отправилась в кошмар, чтобы принести жертву Глумвиндинатрису, но не подумала, что сама станет добычей сна. Щегхарт, цепной зверь Сомурьи, его часть, худшая часть. Воплощение кошмаров, он выискивает слабые души, трусливые, которые можно напугать и насытиться их страхами. Азара не знала, может ли умереть, если Щегхарт убьет ее. Порою люди умирают во сне, когда сердце не выдерживает безумных скачек. Что если ее собственное сердце сейчас бешено колотится, и сама она на грани смерти?

— Забыла меня? — повторил голос. — Может это я! Может это я Кетэльдон!

Азара не слушала. Впереди наконец показалась спальная комната. В ней горел свет, Виктимара сидела на постели. Азара позвала, но женщина только потрясла головой.

— Нет, — ответил ее мыслям Щегхарт. — Еще далеко. Я ближе, я гораздо ближе. Я могу протянуть руку и коснуться тебя. Я протягиваю руку…

Азара оступилась и упала. Она вскрикнула, что-то схватило ее за ногу, что-то тонкое. Прутики шевелились вокруг ноги, должно быть это шерсть чудовища! Она посмотрела — всего лишь веник. Щегхарта позади не оказалось. Азара облегченно вздохнула и дальше двинулась шагом. Под ногу подвернулось что-то мягкое.

— Осторожней!

Это лицо Вараила. Лицо без головы и тела, оно лежало на полу и смотрело на нее кровоточащими глазами. Девушка вздрогнула от отвращения и побежала прочь.

— Эй, ты куда? Азара, подожди меня! — она слышала, как что-то с хлюпаньем ползет за ней. Щегхарт снова рассмеялся, его смех был везде. Стены задрожали, а дверь в спальню стала закрываться. Голос Вараила множился. Его лица были повсюду: на полу, стенах, на столах и в тарелках. Что-то ущипнуло Азару — маленькое лицо, оставляя кровавую дорожку, ползло по руке. Девушка закричала и смахнула тварь. Она закусила губу, в глазах стояли слезы. Такой беспомощной и жалкой она никогда себя не ощущала. Дверь закрывалась, Азара едва успела проскочить в щель.

— Боги, что с вами? — уставилась на нее Виктимара. Вся в поту и пыли, волосы растрепаны, рука в крови, Азара крепко сжимала реликвии. Увидев кинжал, старушка сменила сострадание на ужас. — Не надо, — умоляюще попросила она. — Пожалуйста, не убивайте меня.

Кто-то постучал в дверь.

— А-за-ра, — пропел Щегхарт. — Уже можно войти?

Воспользовавшись моментом, Виктимара бросилась к двери.

— Нет! — разум Азары сжался в комочек и приготовился к смерти. Она опередила старуху и всадила кинжал ей в спину. Жертва умерла мгновенно. Как только это произошло, комната, поддерживаемая ее мыслями, начала таять. Азара положила на пол Дарнхайю и сняла крышку. Из коробочки вырвались прозрачные черные щупальца, они обвились вокруг трупа, спеленав его коконом. Когда последний участок плоти скрылся тьмой, кокон замерцал и уменьшился настолько, что теперь в нем могла бы уместиться разве что гусеница. Однако сон Виктимары больше не мог расправить крылья. Азара подняла кокон и положила в Дарнхайю. Но возвращаясь в Яраил, сквозь туман пробуждения она услышала далекий голос Вараила:

— Дождись меня, Азара.

Они проснулись одновременно.

— Вам что-нибудь снилось?

— Ничего, — решительно заявила Виктимара. — Век тебе жизни, доченька, — глаза ее увлажнились, но единожды всхлипнув, она уже совладала с чувствами.

— Рада, что все закончилось. — Азара забрала коробочку — ей почудилось, та потяжелела — и развернулась к двери. Солнце уже скрылось за горизонтом, и темнота наполнила комнату, но ей не терпелось выйти из стен, в темных углах которых мерещились образы ночного кошмара.

— Оставайся у меня на ужин, да на сон, хоть так отблагодарю.

Азара утомилась за день и не стала возражать, но просила поставить кровать под открытым небом. Ночной кошмар, забытый, быстро отступил.

Устроившись во дворе дома Виктимары, она смотрела на звезды и видела лишь ту единственную, что никогда не погаснет. Ни ярость ядъяра, ни звездный ветер, ни время, не пошатнут радужную Иерранулладис. Но если человеку суждено скоро уйти, он перестает ее видеть. Мягкий свет Ие успокаивал лучше любых слов, под ним бремя прожитых дней становилось опытом, а дни грядущие, — обретением новых знаний. Тревоги уходили, ибо в свете истины не может быть сомнений.

— Ты умерла так давно, — засыпая, шептала Азара. — Но показала мужу дорогу к истине. А ради истины можно и умереть.

Проснулась Азара рано, но не раньше петухов и селян. К ее пробуждению на столе уже стояла крынка парного молока и свежеиспеченные пирожки с творогом. И хотя она больше не имела обязательства принимать пищу, от столь приятного завтрака не отказалась. Обласканная добрым отзывом о своей работе, Виктимара попыталась нагрузить гостью в дорогу пирожками, но здесь уже Азара была непреклонна, она предпочитала путешествовать налегке, без узелков и котомок.

Она возвращалась за долей уговора, когда повелительный голос увлек с тропы в сторону.

Крылатый змей застыл каменным изваянием ночной поляны. Лунный свет стекал по черной чешуе, и как вода отворяет красу разноцветных камней, представлял миру Глумвиндинатриса во всем его величии. Он был статен и велик, зловеще светились зеленые глаза. Но красота не имеет отношения к добру, и зло этих глаз не умаляло красоты дракона. Глумвиндинатрис расправил крылья и вытянул шею. Она поднималась ввысь, выше деревьев, к небу и выше, к дому, в котором дракон никогда не был. Он стоял на поляне, такой одинокий и гордый, и ни зверь, ни птица не смели нарушить его одиночества. Попрятались звуки по норкам да щелкам — этот круг лунного света, эта частица ночи принадлежали только дракону, а драконы не делятся сокровищами. Но какие деревья его создавали! Огромные и причудливые на толстых жилистых ножках с кронами-шляпками они напоминали гигантские грибы. Шесть драконовых деревьев олицетворяли первых детей Ри, а сам Глумвиндинатрис — праотца канафъяра.

— Корень и снохранительницу оставь за чертой круга, — приказал дракон. Их разделяло две сотни саженей, но в тишине слова дракона раскалывали воздух громом. Говоря, он не размыкал рта, голос шел из чрева. Очевидно о том, что Азара выполнила свою часть уговора, он уже знал. Девушка послушалась, затем вошла в круг и стала так, чтобы не оказаться на воображаемой линии гексаграммы. При первой встрече Азара почти не видела собеседника, теперь же могла отчетливо рассмотреть дракона. У него вытянутое худое тело, крылья с выступающими острыми краями, и подобно крыльям летучих мышей передние лапы составляют с ними одно целое. Венчаются крылья, словно парадными эполетами, длинными когтистыми пальцами. Длинными были и задние лапы Глумвиндинатриса, он стоял, выпрямившись, совсем как человек, и короткий хвост только отдалял его от привычного образа дракона. На этот раз Азара была вынуждена признать ошибку: Глумвиндинатрис, возможно, никогда не бывал в Канафгеосе, но в нем текла кровь канафъяра. Не тех осколков величия предков, грабящих города и копошащихся в сокровищах драконов, сражаться с которыми устремляются доблестные воины, но древних разрушительных сил, для которых облик змея лишь один из многих. Глумвиндинатрис обвел взглядом драконовы деревья.

— Я, Риалуссоалатрим, первый среди канафъяра, отец шести и отец тысячи, познавший истину и рожденный вновь, заклинаю вас, дети мои: услышьте глас мой, узрейте лик мой, исполните веление мое! — грянул гром, и зашумели, отвечая, деревья. — На крылах воспарите! Чрез небеса бескрайние, чрез лета и зимы, пронесите имя, что вручу я вам. Имя это — Кетэльдон! — закивали кронами деревья. Глумвиндинатрис воздел руки-крылья и обратил очи к небу. — Мать первая, мать единственная Иерранулладис, от взора твоего не укрыться под сенью Яргулвардовой. Озари светом радужным полет детей наших, даруй удачу, да возвращение скорое. — Проситель замолчал, на короткое время вновь обратившись неподвижным истуканом. Поднялся сильный ветер и закачал одно дерево, затем другое, и так пока не привел в движения все шесть драконовых деревьев. — Вы исполнили мой наказ, вы нашли Кетэльдона? Покажите мне, где он! Покажите мне, кто он!

Ветер стих, небо смолкло. На поляне, над головой дракона возник силуэт дольмена из белого камня. Плиты его имели округлые формы, большой красный валун закрывал вход. Деревья зашумели с новой силой. В шорохе листьев, в скрипе ветвей все отчетливей слышались голоса. Одни из них звучали по-мужски, другие по-женски, но в каждом слове, в каждом звуке сквозила чудовищная, неземная сила:

Голоса смолкли внезапно, с собой они забрали образ дольмена.

— Покажите мне Кетэльдона! — повторил Глумвиндинатрис, — драконовы деревья извиняюще зашумели, но больше ничего не произошло.

— Знаешь это место? — обратился дракон теперь уже к Азаре.

— Нет.

— Могила Нигдарабо, курган забытого бога. Его называют Ветхим Плащом.

— Кетэльдон там? — отдельные строки стихотворения канафъяра вызывали в ней тревогу, однако она не смогла увязать их между собой и потому не придавала им большого значения.

— Да. Но канафъяра не смогли попасть внутрь. Значит, и ты не сумеешь.

— Не понимаю, ведь этот храм или могила запечатана уже давно!

— Очень давно, — согласился Глумвиндинатрис. — Даже драконы столько не живут.

— Как же он может находиться там?

— Этого я не могу знать.

Азара хотела просить Глумвиндинатриса повторить стихотворение, — драконы славились памятью, но неожиданно поняла, — слова канафъяра отпечатались в ее душе. Этому могло быть только одно объяснение.

— Слова Синей книги.

— Предки услышали их у могилы Нигдарабо. Чувствуешь их силу? Озвученные однажды, они все еще сотрясают небеса. — Азара чувствовала.

— Меня тревожит последнее четверостишье.

— Меня тоже, — признался дракон. — Но, коли по-прежнему желаешь найти ответы, следуй за павшим богом.

Отшумели деревья, дракон расправил крылья и улетел: не прощался, не напутствовал, ибо не имел для Азары больше слов. Направление полета Глумвиндинатриса подсказало, что дракон возвращается в логово. Она не могла знать наверное, но почувствовала — он добился цели, каковой бы она не являлась.

Она раскрыла Закром Аланара и поднесла страницы к глазам. Отчетливо горели в темноте слоги рошъянтиса. Могущественные заклинания. Одно из них дает ей возможность сегодня же ночевать в мягких покоях Алакрея. Мысль о ночлеге пробудила в памяти забытый сон и тревоги минувших ночей. Она закрыла книгу — не время. Ей не хотелось приносить свои страхи в Тронгарос.

Спиной она привалилась к стволу драконового дерева, но внезапная догадка подсказала осмотреться. На коре, выше уровня глаз, она обнаружила круглую выпуклость и упирающуюся в ее нижний край дугу позади. Покров гонца и вестницы дурных вестей Алурьзансилат показался Азаре неподходящим для затеи. Прошла она и дерево с перечеркнутым кругом, знаком темного холодного серебра мёртвого змея Ёрграшнутарда, и остановилась у древа Милшуоридин, где к сторонам круга с боков прилегали две вогнутые дуги. Шестикрылая рудра помогает Яргулварду сбрасывать сухие ветви и старую листву, и кто как не она поможет освободиться от старых страхов. Осматривать три оставшихся дерева Азара не стала, зная, что увидит три сцепленных круга, обращенную вниз дугу внутри круга и круг, стоящий на гребне дуги — символы стража Канафгеоса, трехглавого Зорг-Анголхизиса, изувеченного в боях, некогда прекрасного Сихмокефцилуса, и брата их младшего, змея и зверя Тъярхдалиуса. Как скоро Азара прилегла под деревом, глаза, опережая мысль, начали закрываться. Но не довольно уснуть, чтобы осознать себя в Нидрару. Прежде она не прибегала к магии снотворцев и подходящего заклинания не знала. Или все-таки знала? Из прошлой жизни вспоминалось колдовство и более могущественное, осознанное же сновидение, в сущности, первооснова умений любого сомура.

— Ас-ам-ик-ос-ва-ос-са-си-но-во, — прошептала она, засыпая.

Она вернулась в дом Виктимары. Кухня прибрана, нет следов битой посуды. Светло от идущих сквозь оконные стекла лучей солнца. Азара выходит во двор и зовет:

— Щегхарт!

Наваливается тьма и похищает Серую Сойку. Сплетается воедино с голым небом пустая земля. Никто не отвечает. Азара поднимается в воздух. Кругом пустошь и только над головой беснуется черный вихрь. Она ныряет в него.

Свирепым роем гудят голоса, свечение сильгиса выхватывает из полутьмы озлобленные лица.

— Сожжем ее! — предлагает кто-то из цвергов. — И сгорит с нею наше проклятье!

— Нет, — возражает другой. — Она воскреснет. Замуруем ее в гробу.

— В цепи! В цепи! — беснуются цверги.

Азара опускает голову и видит перетянутое цепями тело. Она пытается говорить, но из горла вырывается бессвязный хрип — у нее больше нет языка.

— Довольно с нас ворожбы. Если ты нужна своему отцу, пусть придет к нам.

Ее толкают, она падает, и мир с металлическим звоном закрывается. Она пытается шевелиться — тщетно, прочны цепи мучителей. Из какого металла они? Адарион. Цверги не поскупились уплатить великую цену. Вечный плен. Азара удерживает дыхание. Нелегко удушить себя. Вновь и вновь глупое тело пытается продлить мучения, в последний миг выхватывая живительный воздух. Предусмотрительные цверги проделали дыры в гробу — за смерть придется побороться. Но она упорная, она не отступит. Горят легкие, слезятся глаза и трясется тело. Оно противиться разуму, оно хочет жить. Умирай же, умирай…

Молчаливую тьму разбивает звон цепей. Слышны тяжелые шаги. Так ступает нечто огромное, немыслимое. Звон приближается.

— Кетэльдон? — миг осознания.

— Я жду, Ахари, — низкий, словно идущий из колодца голос. — Дай мне свободы.

Он близко. Шумное дыхание развевает ее длинные волосы, обжигает лицо, заволакивает дымом глаза. Становится тяжело дышать, дым сгущается. Она чувствует запах жженых волос и паленой плоти — своей плоти. Вновь она не может шевельнуться. Ноги горят, огонь поднимается выше. Сквозь дым и пламя она различает силуэты людей. Она не видит лиц, не слышит слов, но знает — они торжествуют. Ее черная как уголь кожа осыпается, обнажая красную плоть. Огонь отступает, он умещается в костре, перед которым она сидит с группой юных алианцев, еще детей, как и она. Они расставили палатки и теперь перешептываются в ночи.

— Мы изгоним великанов! — говорит мальчишка напротив. — Мы подожжем их город! Мы отравим их воду!

— Да! — восклицают другие, потрясая выкраденными отцовскими мечами.

Что-то шумит в кустах.

— Берегись! — кричат Азаре. Она оборачивается, и мир останавливается в белесой бедренной кости перед ее глазами.

Кость отдаляется и теперь она в руках странника в белом, что идет по небу, наполняя мир светом.

— Подожди! — просит Азара.

Странник не оборачивается, не замедляет шага. Она бежит за ним, но не может догнать, и расстояние между ними не сокращается. Он исчезает в набежавшей красной туче. Войдя в нее, Азара оказывается в море из крови. Она выплывает на берег. На ней красное платье, шлейфом за которым тянется кровь, на ногах сандалии из свежесодранной, еще не высохшей кожи.

Вокруг сотни зеркал. В каждом она видит себя в разных лицах, ребенком или женщиной, но нигде — старухой. Отражения неподвижны. И вдруг они выходят и сливаются воедино. Теперь это бесформенная куча мяса, покрытая ее лицами.

— Наконец-то, — радуется встрече Азара. — Ет-ер-иф-шах.

Бесформенное чрево взрывается, извергая водопад крови, по которому сплавляются осколки костей. На сквозную рану, затягивая, быстро наползают складки плоти. Щегхарт протягивает руки, но не успевает схватить добычу, отступая перед кольцом огня. Азара поднимается над морем. Тварь вырывает из себя ребра и начинает метать в нее. Некоторые достигают цели. Концентрируясь на следующем заклинании, маг отрешается от боли и облачается стальной плотью. Теперь кости отскакивают от нее, не причиняя ран. Щегхард направляется к морю. Навстречу ему устремляется волна. Но обрушившись, она утрачивает силу и входит в него без остатка, делая уродливое создание еще больше. Оно касается моря, и кровавые воды тут же становятся его частью. Ускользая от своих же рук и лиц, Азара призывает иссушение. Из твари, как из решета, льется вода. Щегхарт уменьшается до прежних размеров. Но противница не отпускает нить колдовства, продолжая обезвоживать его все сильнее. Стягивается кожа на костях, впадают щеки и едва удерживаются в глазницах огромные красные глаза. В тот миг Щегхарт слаб как изголодавшийся пленник. Слаб — но не побежден. Ибо проигрывая одно сраженье, тотчас одерживает верх в тысячах других. Питаясь малодушием и тревогой, он начинает жиреть. Он распрямляет согнутые шеи, но вдруг застывает камнем. Последним заклинанием — черной молнией, Азара разбивает его в пыль. Она прикрывает глаза, а когда пыль оседает, на месте бесформенной твари видит раздутый синий труп. Действие полета оканчивается, она опускается на сухой берег — земля забрала кровь. Вараил идет к ней.

— Не бойся, — говорит он. — Я тебя не обижу. Я ведь всегда обещал заботиться о тебе. — Азара поднимает руки, обращая пальцы к нему. — У нас была светлая мечта, жаль, что мы проиграли. — Не успев сотворить колдовства, девушка замирает.

— О чем ты говоришь?

— Азара, — грустно продолжает Вараил и даже останавливается. — Ты очень долго спишь. Великаны и тальинды разрушили Тронгарос. — Она замирает, его слова вдруг кажутся правдивы.

— Ложь.

— Сама увидишь, как проснешься. — Под ногами что-то звенит. Опустив взгляд, она видит, как взбираются, обвиваясь вокруг нее подобно змеям цепи. Но она не чувствует страха и не пытается высвободиться. — Обними меня на прощание, — просит Вараил, и тело его вдруг возвращает здоровый облик. — Дай упокоения и позволь уйти в Рошгеос. — Цепи повсюду, они выбираются из земли и ползут к ней.

— Я обязательно попрошу прощения, — она хватает цепь, подобравшуюся к сердцу. — У настоящего Вараила. — Ыш-ыт-оф гет.

Из земли вырывается лес молний. Голыми черными деревьями они вытягиваются к небу, распыляя все перед собой. Пеплом рассыпаются цепи, рассыпается Вараил. Азара прикрывает глаза, но не может проснуться — Сомурья желает ее задержать. Загребая носками пепел, она идет к месту, где прежде находились зеркала. Среди стеклянных осколков не разбилось лишь одно. В нем она несколько старше нынешних лет, ликом — строже, волосы длинные алые, красным отливает кожа, вместо глаз — рубины. Осанка у нее гордая, руки перекрещены на груди. На ней темные красные платье и плащ, скрепленный аграфом — фениксом из крошечных рубиновых каменьев на киноварной основе. Этот образ почему-то пугает Азару, но манит рассмотреть одежду внимательней. От красной ленты в волосах до длинных перчаток и высоких сапог, в складках плаща и отворотах мантии видится ей что-то зловещее. Оно растекается густыми кровавыми пятнами на сырой коже, собирается на кончиках пальцев и уходит под гнет безразличных подошв. Образ повторяет движения Азары. Девушка касается зеркала рукой. Оно падает, но отражение в нем остается. На пальцах остается кровь, и золотые одежды медленно прорезают красные борозды.

— Я знал, что ты вернешься, — говорит образ. — Мстительная, беспощадная Ахари.

— Я победила твоего цепного зверя. Ты не смеешь удерживать меня.

— Да, тебе пора проснуться. Ты спишь уже тысячи смертных лет.

— Ты меня знаешь? Но если имел что сказать, почему натравил Щегхарта, а не явился для разговора?

— Ты вспомнила ужас и боль — суть естества Ахари. Теперь ты вспомнишь себя, — Сомурья отцепляет и протягивает феникса.

— Что это?

— Воспоминания.

Она принимает дар. Застежка кажется знакомой.

— Но какую цель преследуешь ты?

— Так пожелали айинъяра, — загадочно отвечает он и велит: — проснись!

Она проснулась. В руке почему-то оказались тощие поганки. Поднимаясь, она не заметила, как сорвала их. Откуда они взялись? Ноги заметены палой листвой, одежда промокла и уже начинала преть. Ранее утро и еще виднеется ускользающий силуэт слабой луны. Но месяц обращен в другую сторону, чем помнилось ей перед сном. Щегхарт не лгал, она спала очень долго, порядка двух недель. Тальинды и великаны вполне могли атаковать Тронгарос. Она спешно поднялась, одним заклинанием высушила и восстановила золотые одежды солнечного мага — вновь пригодились знания бытовой магии. Только тогда она увидела аграф в форме феникса на плаще. Она хотела снять его, но передумала и вместо этого дополнила, окрасив алым плащ — такой образ точнее передавал ей настроение. Нестерпимое желание попасть в Тронгарос, подстегнув, ударило в виски. Она развернула Закром Аланара. Некоторые заклинания магистров: волну, окаменение, иссушение она вспомнила во сне и успешно использовала против Щегхарта. Но другие: распыление, черную молнию и лес молний она взяла из прошлых жизней. Были это заклинания ужасные в своей разрушительной силе. Первое, распыление, порою еще применяли опытные темуры, но о черных молниях узнать мог только адепт ядъяра. Азара прогнала докучливые мысли — они подождут.

— Бо-ша-ла-то-шов ка-та-си-бат ду-ри-ит-да-та-роб.

Золотые символы оторвались от страниц волшебной книги. Они стали расти и кружиться вокруг заклинательницы все быстрее и быстрее, до тех пор, пока не слились в цельный купол света. В нем затерялся Яраил, остался где-то позади, в то время как сама Азара стала едина с потоком света. Заклинание длилось меньше мгновения. Ослепительный солнечный луч прорезал пространство, а когда растаял золотистым туманом, усеянная искрами, она стояла словно бабочка в цветочной пыльце, и свет осыпался с ее волос.

Она оказалась в подлеске Яблора в половине версты от белокаменных стен Тронгароса. Под ногами стелилась та самая тропа, которой когда-то они с другом детства, покинув родной кров, отправились на поиски приключений, та самая, по которой когда-то ушел и не вернулся ее учитель. Азара не сразу заметила, что на нее, открыв рот, смотрит молодой луч.

— Где остальные?

Ученик постарался вернуть себе достоинство.

— Улетели в Сребимир.

— Зачем?

— Тронгарос не был целью тальиндов. Лишь незначительная их часть двигалась на восток, а теперь и вовсе скрылась под землей. Основное же войско ушло под землю, где повернуло на север. Поступили так они уже довольно давно, а теперь вышли немногим южнее Сребимира. Попутно тальинды развязали несколько сражений, но Магистр Солас обнаружил их основную армию. Они медлят, стягивают силы, но сомнений быть не может, их цель Сребимир.

— Значит, нападения на Тронгарос не было? — уточнила она. Дышать вдруг стало легче.

— Верно.

— Бессмыслица. — Азара задумалась. Теперь мысль текла лениво. — В стенах Сребимира Мирадеон непобедим. Должно быть это отвлекающий маневр.

— Забыл сказать, на стороне тальиндов великаны.

— Знаю. С ними нет циклопов, хримтурсов, или… — она побоялась указать гекатонхейров, словно одно упоминание могло призвать этих чудовищ в Яраил.

— Нет, великаны Хримхоры и Ёрмира.

Это не успокаивало. Некогда принадлежавший людям, разграбленный и занятый великанами Ёрмир находился далеко на севере. Великаны прошагали тысячу верст не для того, чтобы создать иллюзию нападения.

— Все улетели второго дня, только я остался дожидаться вас. Магистр Вирдео беспокоился и хотел отправляться на ваши поиски, но ареопаг не позволил. Магистр сказал, если хотите, можете остаться в Тронгаросе.

Ожидаемому предостережению Азара улыбнулась. Она хотела, очень хотела вернуться в Алакрей, рассказать обо всем, что скопилось в корзинах души Рейярине, королеве для мусотов, но подруге, заменившей мать, для нее самой, запереться в комнате, которая надежно хранила ее тайные муки, укрывая от любопытных глаз и ничего не требуя взамен, и отдаться треску камина, любимой книге и беззаботному сну. Но она не могла вернуться в мир, из которого ушла добровольно. Частица этого мира умерла вместе с Эльмудом, другую часть в море унес Вараил. Но когда проклятие, мучившее Азару с рождения, вдруг исчезло, ее мир пал окончательно. В тот миг, когда головорез Жорда пронзил ее тело мечом, она умерла. Она больше не была придворным магом Тронгароса, по словам Глумвиндинатриса не являлась человеком, и по собственным ощущениям даже не обладала именем, которым ее назвал учитель. Раньше в ней жила загадка, но теперь эта загадка завладела ею, и сама Азара — то хрупкое сознание доброй девушки, которому умилялся весь город, выброшенное на берег, бессильно наблюдало, как поднимая шторм, и выходит из пучины истинная владыка этих вод.

Азара не могла вернуться в Тронгарос. Не сейчас — слишком больно смотреть в глаза Рейярине, не имея ничего в ответ, слишком больно возвращаться с пустыми руками, обронив то, что было в них, слишком много боли, чтобы предлагать ее другим.

— Мне не нужно в Тронгарос.

— Что ж, тогда мы можем полететь вместе. Ясвэ! — позвал маг. Зашумели листья, из-за деревьев вынырнула красная тень и вопросительно посмотрела на юношу. — Улетаем, — пояснил он. Грифон перевела взгляд на Азару и едва заметно кивнула. — Крепко держитесь за меня, эта бестия с характером, — маг положил одну руку на шею птице.

— Подожди, — остановила Азара. — Позволь девушкам найти общий язык.

Юноша посторонился. Она проворно оседлала грифона, словно летала на них каждый день.

— Извини, я даже не спросила твоего имени.

— Я Мальзогор. Но, думаю, мы еще успеем…

— Мальзагор, я передам магистрам, что ты пытался меня остановить.

— Но… — он и впрямь попытался запрыгнуть на грифона, но Ясвэ легко отбросила его крылом. Следующий взмах поднял заговорщиц в воздух.

Могучие крылья, колыхая листву, неспешно рассекали воздух, грифон удалялся, его очертания терялись в дали. Вскоре красная точка растворилась в облаках. Лишь когда Тронгарос остался далеко позади, Азара взяла застежку в руку. Она догадывалась, что Сомурья вручил ей не только богатое украшение. Айинъяра берегли ее воспоминания, хранили на пергаменте, прятали в тенях, зеркалах и снах. Но их намерения сейчас Азару не интересовали. Вцепившись в перья грифона, она не различала неба вокруг себя, не осознавала полета. Тысячи образов сотен жизней возвращались к ней. Она исходила весь мир, она рождалась повсюду. Но вновь и вновь обращалась в пепел — только так неизменно завершались ее пути. Так окончилась и первая тропа. Теперь Азара помнила ее отчетливо. Знание это наполнило глаза слезами. И только одна мысль кружилась в ее голове: «Простите, простите меня…»