Граниш взбирался в гору. У подошвы ему пришлось спешиться, поскольку не существовало лошади, способной пересечь Анияра. Соименные творцам это четыре горы, сошедшиеся в одно целое, или одна гора о четырех вершинах. Имена анияра имеют соответствующие географическим принадлежностям стихий вершины. Обращенная к внешнему миру, гора поднимается на дюжину верст, с внутренней же стороны опускается на расстояние вдвое большее. В этом природном колодце рошъяра похоронили Нигдарабо. Вслед за цвергом к северной вершине, Анадис, карабкались двадцать мужей, в разное время прельщенных богатством Вауглина. Конные, изначально они волокли на себе полную военную амуницию: тяжелые доспехи, щиты, короткие копья, мечи, булавы. Лисьим ущельем прошли они Одвурские горы, но в результате изнурительного перехода через лес Предков единственным их оружием остались мечи, а вся защита ограничилась поддоспешниками. По мере подъема ропот недовольства в их рядах рос, но повернуть обратно по-прежнему никто не отваживался. Граниш не доверял им ни на мгновение. Обратившись к памяти земли, он увидел посланника из Таура, которого тогда счел безумным искателем приключений, но других человеческих следов не обнаружил. Мирадеон и Белый Охотник, вероятно, поднимались с другой стороны горы, но отсутствие Миридис и Дъёрхтарда тревожило. Против Люперо или Мирадеона наемники окажутся бессильны, но если они задерживаются, цверг останется на волю людской алчности, чьи карманы могут наполниться звоном благодарности Вауглина. В прошлом правитель Мёдара жаждал завладеть всеми тремя атрефактами, чтобы расхитить самую древнюю и таинственную гробницу в мире, и Граниш не сомневался, его визит и щедрое подношение только раскалили тлеющие угли желания.
Они ночевали под открытым небом, питались тем, что удавалось раздобыть. В погожий день пищей им становились зайцы или белки, но чем выше они взбирались, тем чаще довольствовались подножным кормом. Граниш как бы невзначай предостерегал, что все трудности еще впереди, но люди проявляли удивительную для наемников преданность делу. В ее основе лежала не только любовь к деньгам, но и страх перед грозным нанимателем. Поняв это, Граниш изменил тактику. Однажды, в то время как люди разбрелись в поисках пищи, он заговорил с костровым.
— Послушай, Тругар, я лукавил, желая освободиться от вас, — мужчина усмехнулся в рыжую бороду и продолжил раздувать трут. — Но теперь буду честен, — листва и тонкие веточки занялись, наемник с удовлетворением смотрел на свою работу. — Я не знаю, чем закончится наш путь. И никто из смертных не знает, потому что никто не возвращался из Ветхого Плаща. И у меня нет уверенности, что мы будем первыми, кому это удастся.
— Зачем ты мне это говоришь? — не поднимаясь, Тругар смотрел на него исподлобья.
— Посчитал, что ты имеешь право знать.
Наемник смолчал. Он продолжал путь вместе с остальными, и не выказывал каких-либо признаков беспокойства, а через пару дней пропал, захватив двух приятелей. Принадлежащие им вещи нашли на краю глубокой расселины, но спускаться вниз никто не стал. Абулар — предводитель наемников, приказал Гранишу изучить место предполагаемой трагедии.
— Там их нет, — не моргнув глазом, ответил цверг, поднимаясь на ноги. — Только кости.
Абулар махнул рукой, тем жестом исчерпывалось прощание с почившими товарищами.
С той же речью Граниш обратился к самому молодому участнику путешествия, Артану, талантливому художнику, которому учителя предрекали великое будущее. Он рос с матерью, содержащей бакалейную лавку в Мёдаре и все зарабатываемые деньги отдававшей дорогостоящим учителям единственного сына. С появлением Вауглина и развитием города их крошечному заведению становилось все сложнее выживать среди тугих кошельков приезжих торговцев. Продолжая оплачивать уроки рисования, мать Артана забралась в долги, из которых уже не смогла выпутаться. Расплата оказалась жестокой. Громилам, ворвавшимся в бакалею, поручили лишь проучить должницу, разгромив остатки товара, но женщина, защищая лавку, проявила такое упорство, что сама навлекла на себя гибель. Артан, будучи еще ребенком, вступился за мать. Ему переломали ребра и пальцы и вышвырнули за дверь. С тех пор руки перестали слушаться хозяина. Он побирался милостью жителей Мёдара, пока однажды не встретил Сиарана, бывшего моряка, находящегося на службе у Вауглина. Сиаран, порою творящий стихи под бутылкой рома, увидел в юноше себя, каким был много лет назад после кораблекрушения, забравшего у моряка работу и здоровье. К новому другу Сиаран под угрозой смерти привел целителя из Плуториса, а позже убедил Вауглина взять мальчишку на работу. Некоторое время Артан писал холсты, отражавшие рассказанные цвергом небылицы, разукрашивал вазы и скульптуры, но в момент, когда пальцы обрели былую уверенность, искусство вдруг перестало интересовать юношу. Все свободное время он проводил в компании бывшего морехода и его товарищей-наемников и проникался идеями свободной жизни и независимости от господ. Вскоре меч окончательно сменил кисть. Артан не стал мастером боя, более того презирал войну и все с нею связанное, однако поручения Вауглина исполнял беспрекословно, надеясь однажды получить задание, которое обеспечит его пожизненным безбедным существованием. Об этом он и поведал Гранишу.
— Там может не оказаться никаких сокровищ, — предостерег цверг.
— Как хочется мне добраться до вершины! — воскликнул, отвечая, Артан. — Представляю, какую изумительную красоту мы сможем наблюдать. Если Ветхий Плащ не даст мне иного, буду счастлив тому сокровищу, что получу от вида этих прекрасных гор.
Не поддались уговорам Граниша и другие наемники. Так, Орбод, которого все называли добряком, только улыбнулся грустными добрыми глазами, а мальчишка Ракматирон, лишь немногим старше Артана, отказался покидать отряд без своего брата по отцу Итирона.
Красота, лицезреть которую мечтал Артан, ждала должно быть на самой вершине, а на стражу склонов выслала уныние и непогоду. Холодало с каждой пройденной саженью, цветущие кустарники сменились заснеженными кипарисами. Все чаще наемники дрожали у костров и с тоской смотрели вниз туда, где в тумане не ценимое прежде пряталось тепло. Еще четыре человека прекратили восхождение, на этот раз открыто заявив о намерениях. Дни отвоевывали сажени у горы, но вершина Анияра все еще оставалась далеко.
— Клянусь, она торчит рифом из небесного океана! — ругался Сиаран. — Еще верста и мы начнем тонуть!
И верно, чем выше они поднимались, тем больше влаги пронизывало воздух. Дерево в округе отсырело, и разводить костер больше не удавалось. Путешественники спали на холодной земле, многим нездоровилось. Два наемника умерли во сне.
— Ничего, — ободрял вверенных ему людей Абулар. — Скоро рыба сама начнет падать нам на головы.
Становилось все сложнее идти. Земля под ногами размокла и цеплялась за ноги, сгустился туман такой тяжелый, что, просачиваясь через него, путники промокли окончательно. Все чаще попадались мягкие морские растения подобные водорослям, на камнях крепились мидии, а в трещинах прятались рачки. Завидев то, что можно съесть, изголодавшиеся люди с животной яростью принимались раскалывать раковины моллюсков, ворошить камни, извлекая из-под них мелкую живность, самые удачливые обнаруживали крабов. Ели сырьем, — что такое костер уже начали забывать. Граниш, который проголодался не меньше других, привыкший, однако, к бедной пищей жизни под землей, перекусил улитками, и вопреки жадности организма, не намерен был единой трапезой набивать живот. К хладнокровию и умеренности призывал он наемников — напрасно. Следующим днем людей одолели мучительные боли в животах. Один из них — упитанный угодник чрева, вымотался последствиями непредусмотрительности настолько, что не мог продолжать пути. Он просил товарищей спустить его к теплу и свету, туда, где костер и приготовленная на нем пища вернули бы ему силы. Абулар приказал не останавливаться.
Необычайно быстро стемнело, путники устроили привал. Никто не спал, измученные утомительным подъемом, дрожащие в ознобе люди проваливались в сон, и от холода ли, от болей в животах, или от страха за свои жизни немного спустя просыпались. Граниш спал дольше других, он предполагал, что в ближайшие дни не получит такой возможности. Многие наемники с тоской оглядывались назад, хотя давно уже не видели ни твердой земли, ни деревьев, ни собственной тени. Даже в те часы, когда солнце должно стоять в зените, люди с трудом различали глину под ногами. Только благодаря глазам цверга они не сорвались в пропасть и не заблудились. Глина сменилась илом, путники волочились все медленнее.
— Скоро наше путешествие замедлится настолько, что мы остановимся и больше не сможем сделать и шага вперед, — продолжал изрекать предсказания бывший моряк.
Холодная вода струилась с одежд, попадала в глаза, уши, нос и рот, люди щурились, хрипели и кашляли, они не отрывали рук от лица, прикрывались тряпками, но все равно вместе с воздухом глотали воду. Морское царство разрасталось. Отдельные водоросли сменились целыми полями разноцветных трав, в этих полях щерились подобные гигантским кустам пестрые кораллы, высились трубками и кувшинами морские губки. Наемник-моряк рассмеялся, показывая пальцем перед собой. Маленькая рыба, быстро работая плавниками-крыльями, рассекала пространство перед собой. Один человек попытался ее поймать, но сдерживаемая водами небесного океана рука двигалась медленно, и рыба легко уплыла. Найдя морскую звезду, люди вопросительно посмотрели на Граниша, цверг отрицательно покачал головой. В свою очередь он предложил наемникам поискать морских ежей, и показал, как нужно их разделывать.
Восхождение продолжалось в молчании, слишком тяжело стало говорить и быть услышанным. Люди плелись уныло, ни о чем не думая, отрешенно наблюдая спину проводника. Внезапно Граниш остановился и резко изменил направление. На земле, укрытый высокими бурыми водорослями, ничком растянулся мужчина в белом. Это был тот самый человек, которого Гранишу у подошвы Анияра показала память земли. Он лежал, выпростав руки вперед, и сейчас верный обету, цеплялся за землю окоченелыми руками, силясь продолжить путь. Цверг слишком устал, чтобы слушать Ахабо. Он осмотрел утопленника, при этом выгнав из-под тела недовольного краба, но не нашел никаких ран, — вероятно мужчина умер от отравления. В его походном мешке помимо неотъемлемых вещей путешественника: веревки, ножа, кремня и фляги оказались деревянный кубок и статуэтка Люперо. Граниш незаметно сунул фигурку в карман. Кто-то грубо оттолкнул его.
— Что там? — Абулар занялся исследованием содержимого мешка покойника. — Мусор, — он неудовлетворенно отбросил его в сторону, а затем обратился к Гранишу. — Чего встал? Иди дальше.
Граниш подобрал кубок.
— Кровь цверга, — извиняющим тоном объяснил он.
Они прошли еще немного, когда неожиданно стало светлеть. Водная пелена резко оборвалась, небесный океан остался внизу. Путники стояли на сухой скале, перед ними раскинулся мир альвов. Вдалеке, укутанные облаками проплывали льдины: одни из них — проворные шлюпки, скользящие по водной глади, другие — каракки, величественно покачивающиеся под грузом сокровищ. Эти последние — айсберги, небесные корабли или плавучие дворцы порою в свободном плавании с грохотом сталкивались, и хрупкие деревья игнив роняли полыхающие корни на землю.
Но совсем иное строение венчало Анадис. Оно состоял из одного только льда. Подобный гигантскому осьминогу дом обволакивал вершину, а его щупальца пронизывали землю и сливались с ней. Это нельзя сравнить с мореной, наледью и даже замерзшим водопадом, в какой-то момент камень становился льдом так естественно, словно иначе и быть не могло. Анияра заканчивалась гребнем острых скал, сталагмитами, торчащими из воды, и оказаться по другую сторону горы путники могли, только миновав ледяной грот в ее вершине. К нему вела белая лестница с высокими, в три ладони каждая, ступенями. Она возвышалась над океаном настолько, что переброшенная через внутреннюю стену Тронгароса касалась бы земли с обеих ее сторон.
— Этот вид стоил всех трудностей, что мы перенесли, — восхитился Артан. Сиаран согласился, остальные наемники промолчали. Они по-своему понимали несостоявшегося художника и считали, что жизнь на улице сделала из него умалишенного. — Пожалуй, — пробормотал он так тихо, что расслышал только Граниш, находящийся ближе всех к нему, — когда вернусь, возьму снова кисть.
Абулар упер руки в бока. Он смотрел на владения альвов по-хозяйски, словно уже завладел этими краями.
Тяжело вздохнув, Граниш начал подъем. Люди ушли вперед, оставив цверга далеко позади. Артан, в нетерпении молодости и желании проявить себя, пробежал все триста двадцать четыре ступени и, первым достигнув вершины, скрылся в облачном доме. В это время, одолев половину подъема, Граниш остановился перевести дыхание. Вид отсюда был потрясающий. Вдалеке глухо гремели айсберги, над небом сверкали игнив. Вдалеке плыла золотая ладья, свет пробегал по воде и ложился у ног Граниша. Подумать только, он поднялся выше солнца. Гром раздался поблизости. Рябью всколыхнулось небо, вспенилось волнами. Это альварихи, повелители надземного мира, взмахами могучих крыл подгоняли облака.
Из грота раздался крик. Наемники с мечами наперевес пробежали оставшуюся часть лестницы и скрылись в ледяных стенах. Не догадываясь, чего ожидать, Граниш ускорил шаг. Он вновь ощутил себя паломником, поднимающимся по Золотой лестнице: в обоих случаях твой путь красив и труден и в конце его неизвестность. Крик не повторился.
Граниш преодолел последнюю ступеньку. У грота нет дверей, под его высоким сводом может, не сгибаясь, стоять великан, неровные стены замерзшими реками уплывают вдаль, но то, что находится в центре, скрывается спинами людей. Граниш пролез вперед. В трех шагах от него, на ледяном полу, лежит тело молодого наемника. Над ним склонился Сиаран, он не зовет друга понапрасну, не льет слез и только держит юношу за плечо, застыв так, словно замерз насмерть. Из раны в груди Артана вытекает кровь, расползается ледяными ложбинками, добавляя горьких цветов в этот бледный мир. Одна из красных веточек цепляется за носок ледяного сапога. Его обладатель холодной скульптурой нависает над живыми и мертвым. Он подобен человеку, но нет в нем ничего человеческого. Его тело — доспехи из множества неравных кристаллов льда, его голова — шлем, под которым нет лица. Белыми прорезями тело испещряют негласные слова альгара, обоюдоострым копьем изо льда хладный воин преграждает путь.
— Я Анаяр, северный страж Несуществующего. — Ледяной голос звучал отовсюду, будто принадлежал самому гроту. Воин не двигался, только с кончика копья капнула кровь. — К могиле Путника пройдет только тот, кто несет ему дар. — Граниш шагнул вперед, Анаяр отвел копье. — Граниш, сын Орниша, ты можешь пройти.
Не глядя на Анаяра, цверг медленно прошел вперед. Когда он оказался по другую от него сторону, страж придал копью прежнее положение. Сиаран поднялся, посмотрел на стекающую с острия кровь и сделал шаг вперед.
— Сиаран, сын Оушрана, ты не можешь пройти.
Сиаран обнажил меч. Наемники переглянулись, Абулар коротко кивнул.
— Уходите! — приказал Граниш. Но не он был их предводителем.
Девять клинков взметнулись в воздух, шевельнулось копье.
— Назад! — воззвал их разуму цверг. — Вам не победить!
Но люди не слышали, ими овладела бездумная ярость, в которой они даже не замечали, что сталь лишь высекает искры изо льда. Анаяр по-прежнему стоял на месте, только шевелились ледяные руки, отшвыривая и раня людей. Один наемник попытался незаметно проползти мимо стража вдоль стены, но был пригвожден к полу. Граниш запустил руку в сапог.
Бой смолк внезапно, Анаяр вдруг замер. Не мешкая, наемники побежали вперед. Только двое остались лежать. И еще один человек остановился на дороге жизни. Сиаран, пронзенный копьем, висел, не касаясь ногами пола. Руками он пытался снять себя с острия, но только причинял себе новые мучения. Силы стремительно покидали его, он оставил попытки и посмотрел на Граниша. Цверг показал Резец, Сиаран грустно покачал головой.
— А море все-таки меня достало… — и медленно опустился на копье.
Дорога уводила вверх, и продолжалась даже после того, как стены грота остались позади. Ледяной витиеватый, обманчиво хрупкий мостик, по которому могли пройти бы десять человек в ряд, внезапно обрывался. В слабом свете заходящего солнца вырисовалась фигура, свесившая ноги на его краю. Наемники держались от нее на почтительном расстоянии, а вперед пропустили цверга.
— Дъёрхтард! — искренне обрадовался Граниш. — Рад видеть тебя живым.
— Взаимно, — отозвался маг. Вместо того чтобы подняться, он предложил другу сесть рядом. — Кто они?
— Помощники, — неуверенно ответил цверг. — Почему ты еще здесь?
— Хотел попрощаться на случай, если ошибаюсь, — Опорой Хромого он указал на табличку, которую Граниш прежде не заметил. На белом камне для каждого читателя на родном языке было выбито всего одно слово: «верь». — Ты не знаешь, где Миридис?
— Она не придет.
— Почему?.. — К ним подошел Абулар. Дъёрхтард отложил посох и поднялся.
— О чем шепчетесь?
— Кто-то должен шагнуть в пропасть, — ответил цверг. Наемник прочитал надпись, затем подозвал одного из подчиненных.
— Правда, здесь красиво?
— Правда. Жаль Арван этого не увидел.
— Да, жаль. Ты веришь, что мы вернемся в Мёдар, окрыленные успехом?
— Конечно. Я думаю…
— Так расправь же крылья! — Абулар столкнул товарища, крик стремительно уносился прочь.
— Оп-ди-шаф, — бросил вдогонку, склонившись над краем маг. Уверенности в том, что заклинание спасет жизнь, не было никакой. Дъёрхтард поднял осуждающий взгляд на предводителя наемников.
— Не сработало, — пожал плечами Абулар.
— Нужно было привязать его! — возмутился Граниш.
— Нет, — возразил Дъёрхтард. — нужно верить. Он шагнул в пропасть и исчез.
Наемники зашумели:
— Там незримая тропа.
— Да какая тропа, он просто исчез!
— Нужно идти по его следам.
Их размышления прекратил грохот, он шел из грота. Граниш подобрал клюку.
— Вперед, — скомандовал он и, шагнув с обрыва, растаял в воздухе. На этот раз люди послушали.
Они стояли на просторной поляне. Благоухали кусты сирени, в лунном свете блестели белые и голубые колокольчики. Молчание ветра рождало благодарное умиротворение, каждый из путешественников в тот миг чувствовал себя так, словно прожил этот день, как и хотел, и не только день, всю жизнь, будто солнце их жизни закатилось, им не суждено встретить новый рассвет, но умирают они без сожаления и со счастьем в сердцах. Их окружила могучая гора, она прорезала небо, облака и терялась в глубине темноты. Глядя на отвесный склон, становилось понятно, почему никто так и не смог выбраться обратно. Дъёрхтард думал, что сброшенный Абуларом наемник все еще мог быть жив. Но величие горы и просторы поляны ошеломляли, маг не мог решить, есть ли у него хотя бы крошечный шанс в скором времени найти несчастного, а пока он размышлял, время это уходило.
Прямо перед ними высился Ветхий Плащ. Его размеры впечатляли. Все виденные когда-либо в жизни путников сооружения терялось в тени этой громады. Выше киноварного замка элйохора, тяжеловесней ворот Баркхааша, древнее луны в небесах. Внутри белокаменного дольмена мог расположиться целый город. Огромная красная глыба размером с дом, закрывала вход. В одной горе оказалась вторая. Неудивительно, что на фоне этого чуда никто не заметил Белого Охотника.
— Он не пришел, — вместо приветствия произнес борут, имея в виду Мирадеона.
— Миридис тоже не стоит ждать, — Граниш достал адоранта. — Я подобрал его с тела незнакомца, у него же оказалась Кровь Праведника. Но как ты миновал стража вершины?
— Проход закрыт для людей, но не для птиц и зверей. — Даже в сумраке борут почувствовал, как переглянулись наемники. — Вы кто такие? — потребовал он ответа.
— Не твое дело, — огрызнулся Абулар. — Ребята, похоже, коротышка от нас что-то утаивает.
Белый Охотник молча двинулся в его сторону. Дъёрхтард оценил силы возможных противников: шесть измученных тяжелым восхождением человек, у них кожаные поддоспешники и короткие мечи. Если каждый из них не фехтовальщик от бога, их шансы на победу крайне малы. Однако наемники не поддержали предводителя.
— Просто объясните нам, о чем вы толкуете, — сказал один из них, Амутар. Высокий с не померкнувшими под серостью походной пыли светлыми кудрями, он даже в кругу наемного брата славился пристрастием к золоту. Он считался негласным заместителем Абулара. — Вауглин отправил нас на смерть. Он хотел вернуть не только Счастье Богатея, но прибрать к рукам и остальные артефакты, в том числе какой-то меч, который мы должны найти в гробнице.
— Какой-то меч? — потрясенно переспросил Граниш. Он ожидал предательства наемников, но не рассчитывал на подобную наивность со стороны Вауглина. — Аштагор?
— Да, точно, забыл название.
— Предатель! — Абулар сплюнул. — Вауглин дал тебе еду и кров. Вот как ты его благодаришь?
— Сейчас это не важно. Посмотри, — Амутар обвел рукой отвесную гору вокруг. — Мне это напоминает ловушку, в которой мы оказались из-за жадности или наивности, — кто как. Для меня сейчас важно лишь то, выберусь ли я живым, или сгнию здесь.
— Верно.
— К Деросу Вауглина! — поддержали остальные наемники.
— Значит, пришло время расстаться. Желаю вам всем подохнуть здесь, — Абулар демонстративно развернулся.
— Куда ты собрался? — крикнул Амутар. — Тебе не выжить одному! — бывший предводитель наемников не остановился и не ответил.
— Пусть идет, — высказался Ракматирон. Но говорил он вполголоса, словно боясь, что Абулар может услышать и вернуться.
— Вы рассказывали о мече, — напомнил Амутар. — Когда-то я считал себя бывалым путешественником. Это было давно, еще до встречи с этой безумной горой. Боги не случайно сотворили ее такой высокой. Что они здесь прячут? Что особенного в этом мече?
— Древняя магия, — ответил Граниш. — Силой Аштагора можно прекратить войну, например, войну с тальиндами. Но не надейтесь, что сумеете им завладеть, меч не может принадлежать смертному. Добыть его мы рассчитывали с помощью Мирадеона, — он не пришел. — Наступило молчание, все думали об одном и том же. — Мы не знаем, чего ждать в стенах Ветхого Плаща, но если для того, чтобы остановить войну, мне предстоит всего лишь принести на алтарь старого бога свою жизнь, война уже окончена.
— Что ж, мы оказались в одной лодке, и если будем грести в разные стороны, так и не выберемся из воды. Найдем то, за чем пришли, а после решим, как быть дальше.
Белый Охотник указал куда-то в сторону. Там, в обрамлении кустов сирени скрывался резной монолитный стол из белого камня. На поверхности были три выемки, для предметов, чьи очертания легко угадывались. Граниш, в руках которого находились все три необходимых артефакта, разложил их на столе. Загремело, камень, заслоняющий вход вздрогнул и рассыпался красной крошкой. Из круглого входа в ночь выплывал мягкий белый свет. Граниш хотел забрать артефакты, но они словно приросли к столу.
— Нам не помешает волк, — заметил Белый Охотник.
Цверг поставил статуэтку на каменную плиту и позвал:
— Люперо, ко мне! — вокруг фигурки заклубился черный туман. Он ширился и поднимался, но столкнувшись с белым светом Ветхого Плаща, внезапно опал и растаял. Адорант не пришел.
— Такое бывало прежде? — поинтересовался Дъёрхтард.
— Никогда.
Амутар усмехнулся:
— Магия, такая ненадежная вещь. А вот мой меч всегда выходит из ножен. — В доказательство он обнажил клинок и, приказав подчиненным следовать за ним, вошел в белый свет.