— Экое чудо, — изумился житель Сребимира. — Давеча маги на грифонах летали, а теперича на ветру.

— Маги здесь? — обрадовалась Азара.

— Как не здесь…

— Азара! — энергично работая локтями, к ней приближался высокий магистр зари. — Да расступитесь же! — повторил он слова, первоначально заглушенные досужими возгласами толпы. — Приказом Мирадеона эти люди, и цверг, — добавил он, увидев Граниша, — должны быть доставлены в Серебряный замок.

Толпа нехотя повиновалась, только тогда путешественники увидели альву.

— Миридис, — Граниш ее приобнял, коротким кивком приветствовал Белый Охотник. Дъёрхтард что-то неразборчиво пробормотал, но затем вдруг увидел на своих руках подаренный ему борутами теплый синий плащ.

— Не стоило, — смущенно заметил он.

— Я с тобой согласна. Но нельзя отнять у людей чувство благодарности, иначе они перестанут быть людьми.

Вирдео с Азарой змейкой просачивались к вратам замка, остальные отстали на пять-шесть шагов. Хвостом змеи стал Амутар, он рассеянно озирался по сторонам, сомневаясь: раствориться ему в толпе, или же проследовать за остальными в замок. Магистр первым делом спросил о похождениях ученицы, но та, ограничившись общими фразами, просила рассказать о положении военных дел в городе.

— Объединенная армия тальиндов и великанов наступает, завтра ожидается нападение. Соответствующие распоряжения Мирадеоном уже отданы. О подробностях, я уверен, он расскажет сам. Азара, — добавил Вирдео после короткой паузы. — Я не понимаю, почему в твоих руках этот несуразный меч, я не чувствую в нем никакой магии, но он меня пугает.

— Это Аштагор.

— Пресветлый Аланар, — в ужасе прошептал Вирдео. Лицо его окаменело, глаза разучились моргать. Азара смотрела на него и долго не могла подобрать самых простых успокаивающих слов.

— С ним город выстоит. — Этих слов Вирдео не воспринял. Повернувшись, он смотрел на ту, которую знал сызмала, и не узнавал.

— Кто ты?

Азара не знала, что ответить, но тогда же их нагнали остальные и магистр, очнувшись, отворил серебряную дверь.

Другая компания в свою очередь слушала рассказ Миридис.

— Мне привиделась ночь: зловещая и пустая ночь без конца. Я видела белые глаза, а затем, — альва замедлила шаг и почти прошептала. — Возникла она, — направление взгляда дополнило недосказанность. — Она подняла Аштагор, и света не стало.

— Мы знаем, — успокоил Дъёрхтард. — Но все это события минувшие.

— То же самое сказал Аланар Оламисваре, с которой я посчитала нужным поделиться видением. Но более того, Аланар велел мне возвратиться к вам, потому, — она не стала дожидаться избыточного вопроса, — что объединившись вчетвером, предвозвестники могут убить бога.

— Немыслимо! — возмутился Граниш, но они нагнали объект разговора, и он несколько скованно добавил: — немыслимо, чтобы тальинды, даже объединившись с великанами, рассчитывали захватить Сребимир. Это гамбит.

— Я тоже такого мнения, — согласился Вирдео. — Мы не видим всего поля, только пешки.

Он провел гостей в зал советов Серебряного замка. Почти все пространство помещения занимал серебряный стол. Форма капли позволяла сидящим за ним видеть друг друга, в то же время иерархически их упорядочивая. Собрание, конечно, возглавлял Мирадеон. Одесную от него на резном серебряном стуле восседал народный глашатай Элефомил, суть воля людская и божественная, ошуюю вытянулся тетивою воевода Кувер-Асим. Следующее за Элефомилом в сторону сужения стола место занимал облаченный в серебристую парчу духовидец Зефтеро, рядом устроились Вирдео, Азара и Амутар. Со стороны Кувер-Асима вновь прибывших дожидался Солас, за ним разместились Миридис, Граниш, Белый Охотник и в самом конце, почти на острие капли, сел Дъёрхтард. Мирадеон, несомненно, борута узнал, но былых разногласий не вспомнил. Дождавшись, когда все устроятся, он поприветствовал гостей:

— Добро пожаловать в Сребимир, странники. Знаю, зачем прибыли вы, о ваших благородных, но пугающих своей решительностью намерениях, и с нетерпением жду ваших речей. Но прежде вам надлежит знать следующее: неприятель наш, тальинд, численностью в десять тысяч воинов движется с юга и, сохранив скорость, достигнет стен Сребимира к полудню следующего дня. С ними триста великанов Хримхоры и двести великанов Ёрмира. Об этих злонравных созданиях, хрупкое перемирие с которыми не впервые разбилось, предлагаю до времени не упоминать, ибо предательство с их стороны, имей оно сколь угодно неприятные нам последствия, не явилось неожиданностью и лишь подтвердило истинность суждений о великанах как о жестоких и коварных тиранах и захватчиках. Иной, гораздо менее изученный враг — тальинд, и прежде чем сойтись, я желаю узнать о них как можно больше. Кто такие тальинды? Откуда они взялись? Какую цель преследуют? — присутствующие в который раз попытались найти ответы на озвученные вопросы.

— Первое упоминание о тальиндах, — взял слово Граниш. Он сложил кисти замко́м и за время своей речи только дважды взглядом отрывался от них, убедиться, что Мирадеон его слушает. — Находится в летописях Реликвера начала второго тысячелетия лета Аланара. Цверги Реликвера пишут о десяти людях: трех мужчинах и семи женщинах, отказавшихся от света и ушедших жить под землю. Все они разнились цветами кожи и языками и даже три женатых пары родную речь не использовали, ибо имели целью отказ от всего о прежней жизни напоминающего. Эти еще не тальинды, но их далекие пращуры учились таиться и выживать в подземельях и формировали начатки того быта, который стал частью новой цивилизации. Добровольные изгои, как мыслится мне теперь, последователи старых богов, угнетенные падением Рогдевера, строили новый народ. Спустя половину века они закрылись от иных людей и цвергов. И если первое время подземного существования имели они зримые отличия, их забрала темнота. Исследовательский дух цвергов был удовлетворен встречей уже не с людьми, но с тальиндами четыре века спустя, ибо в отщепенстве тальинды схоронились за толстыми шкурами троллей, с которыми, как известно, и поныне сохраняют неизъяснимое согласие. Первейшее же их описание совпадает с обликом, который известен всем нам. В последующие годы тальинды почти не принимали участия в судьбе мира, изредка поднимались на поверхность и до сих пор лишь однажды участвовали в войне, — Граниш остановился, давая возможность кому-то другому продолжить.

— Ты располагаешь редкими знаниями, цверг, — похвалил Мирадеон. — О какой войне речь?

— В середине тринадцатого века, — продолжил Вирдео. — стало известно, что тальинды не сгинули, не оскудели умом и не обессилели телом, под водительством Пратхавилокьяма десять тысяч соотечественников объявили людям идейную войну. Любопытно, что Пратхавилокьям, именуемый Видящим, умел говорить, по крайней мере, на языке Сиридея, а значит не только Ераиль своим примером опровергает мнение об их низком интеллекте. Видящему удалось захватить Манулаш, но не возродить почет старых богов. Войско Берхаима освободило братский город, и все до единого тальинды были уничтожены.

— Десять тысяч воинов, — размышлял вслух Мирадеон. — Такой армией командовал Пратхавилокьям, такое же число насчитывалось у врага три года назад в начале войны, и столько же тальиндов ведет к нам Ераиль.

— Возможно, тальинды способны перемещаться исключительно формацией в один мириад, — саркастично предположил Кувер-Асим.

— Но гораздо существенней, — Мирадеон не обратил внимания на его слова. — Понять, чего тальинды добиваются. Каких-либо открытых заявлений с их стороны не поступало, цель тальиндов мне неясна: перемещаются они петлями и зигзагами, порою нападая на селения, порою обходя стороной, города не расхищают, за стенами не прячутся, длительную осаду не ведут, преимуществом ночи и географии пользуются не всегда, в плен не сдаются, пощады не знают.

— Мы не находили логики в их поступках три года, не найдем и за один вечер, — высказался воевода.

— Но теперь, — возразил серебряный всадник, — мы располагаем новыми сведениями.

Он раскатал большую карту, где ломаными линиями и крестами был отмечен маршрут передвижения тальиндов за все три года войны. Мирадеон прочертил линию от креста на месте Лесгароса, и завершил другим крестом, обозначив грядущее столкновение. Взглянув на карту, Дъёрхтард тяжело выдохнул — нет, линии не складывались в некий сакральный символ, не содержали сокрытое или явное послание, они так и оставались ломаными линиями, но уже в одном их определении содержался ответ.

— Это разломы.

— Что? — не понял Амутар. Он все еще считал свое присутствие здесь неуместным, но возникший в зале советов дымок таинственности напомнил ему о загадках Ветхого Плаща и возвратил в реку тревожных и одновременно сладких вод.

— Пространственные разломы, — пояснила Азара, мгновенно разделив мысль Дъёрхтарда. Она указала на крест возле Яблорки: карта сообщала, что столкновение с тальиндами произошло в этих краях два года назад. — Здесь объявился циклоп.

— И еще один здесь, — Зефтеро указал на другую отметку.

— Теперь мы знаем цель тальиндов, — подытожил Миридеон. — И возникновение их союза с великанами становится неизбежным и очевидным.

— В дольмене Нигдарабо мы выдели сцену битвы в Сребимире, — вспомнил Амутар. — Скорее даже очертания битвы, слишком размытые, чтобы судить о победителе. Но бой уже на страницах Синей книги, он не может не состояться.

Мирадеона его слова встревожили, Зефтеро разозлили.

— Абсурд! Будущее всегда можно изменить.

— Завтра мы разобьем тальиндов, — убежденно заявил Кувер-Асим.

— Окончательная победа? — удивился Элефомил. — Даже сын свиньи в это не поверит. Пусть все сложится благоприятно для жителей Сребимира, но засим станет известно о новых десяти тысячах тальиндов, поднявшихся на поверхность, единственно для того, чтобы кровавыми жертвами вызвать чудовищ других миров.

— Тогда спустимся под землю и уничтожим логово тварей, — почти радостно предложил воевода.

— Этот шаг представляется мне единственной возможностью завершить войну, — согласился Мирадеон. — но прежде опустим пяту у собственных стен.

— Стало быть, тальинды идут на верную смерть, — уточнил Зефтеро. — И неизбежное их поражение не нарушает общего замысла. Все мне стало ясно, кроме одного: какова в этой войне роль предвозвестников? Не думаю, что их появление здесь объясняется прозаичным желанием помочь.

— У вас нет причин не доверять нам, — возмутилась Миридис.

— Именно вам — нет, — вступил в разговор доселе молчаливый Солас. — Однако собственное весьма вероятное неведение не мешает вам быть оружием в чьих-то длинных руках. Предвозвестники всегда выступали на стороне старых богов, если так — вы должны быть вместе с Ераиль, и нахождение вас в качестве союзника сына Эри-Киласа нельзя не посчитать вещью странною.

— Судите нас не по действиям наших предшественников, а по действиям нашим собственным, — ответил Граниш. — Цель наша — сохранить мир между занавъяра и рошъяра и, если иные предвозвестники становились на чашу заяра, предположу, поступали так потому только, что весы дотоле перевешивались в другую сторону.

— И чтобы помочь нам и уравновесить соотношение сил, вы приносите проклятое оружие, которые по научению Аланара никто и никогда заполучить не должен?

— Даже Аланар не мог предвидеть всего.

— Я хочу знать другое, — перебил Мирадеон. — Прежде вам требовалась помощь, чтобы завладеть Аштагором, но мне нашлась замена. Так скажи мне, кто ты — Азара?

— Я Ахари, дочь Аланара.

— Признаю, никогда не слышал о тебе.

— Я умерла до прописных лет, а сейчас вернулась.

— Твои слова могут быть правдивы, но уверен я лишь в одном — в моих руках меч не принесет большой беды, — Мирадеон раскрыл над столом сильную властную ладонь.

— Я оставляю Аштагор себе.

— Азара! — вспыхнул Вирдео.

— Дерзкая девчонка! — негодовал Зефтеро. — Как смеешь ты перечить богочеловеку?

Удивлен был и Мирадеон:

— Объясни, почему клинок должен остаться у тебя.

— Когда-то давно Аштагор принадлежал мне. Потеряв его, я потеряла себя и только сейчас начала вспоминать свою жизнь и свою суть. Если меч останется со мной, никакая сила не проникнет за стены Сребимира.

— Примите ее слова к сведению, — посоветовал Мирадеону Зефтеро. — Но прежде чем разрешить столь важный вопрос, надобно знать, кто такая Ахари, вот хотя бы: где и зачем потребовался ей Несуществующий?

Азара медлила, знающие ответ предчувствовали негодование остальных. Ее молчание сдвинуло брови Мирадеону, и каждое последовавшее за ним слово сдвигало их все сильнее. Она поведала историю своего падения без прикрас и оправданий. Рассказ был кончен, но присутствующие еще долго не могли уверовать его правдивости. Вирдео потрясенно качал головой, Солас опустил подбородок на сложенные одна в другую ладони, Кувер-Асим щурился и почесывал голову, Зефтеро, не моргая, смотрел на рассказчицу во все свои большие слегка навыкате глаза, Элефомил, напротив, хаотично обегал взглядом собравшиеся лица, пытаясь разгадать скрывающиеся за ними мысли. Видимое спокойствие сохранил один только Мирадеон.

— Убийца крови своей, — выдохнул Зефтеро, по-прежнему, не моргая, и, повернувшись к Мирадеону, добавил: — И ей-то мы могли вверить жизни нашего города? — серебряный всадник жестом велел молчать. Он вновь предложил положить меч на стол. Азара не спешила. Напряжение росло, пока, наконец, не обрушилось с низким звоном.

— Только на время битвы, — предупредила Азара.

— Верно, — Мирадеон продолжил мысль. — После боя Аланар сам рассудит, как поступить с мечом.

Большой иссиня-черный меч, состоящий из множества разновеликих кристаллов, с загнутой спиралью гардой и многолучевой звездой, у основания по виду тяжелый и по ощущениям зловещий — но это и все, что можно сказать об Аштагоре, не взяв его в руки. Воин не видит в нем опасного оружия, слишком несуразен меч, слишком велик, лезвие не плоское острое, но округлое тупое, не лезвие, скорее, еловая ветвь. Маг не чувствует в нем силы, ибо сила эта вне границ волшебства. Собравшиеся взирали на меч с тревогою и алчностью, с благоговением и ужасом, Аштагор лежал перед ними, пожираемый взглядами, овеваемый дыханиями, он был близок, но бесконечно далек. Мирадеон обхватил кристальную рукоять.

Тускнел Аланар, подгоняемый братом, он правил ладьей все быстрее. Еще не вальсировали белые кружева, но холодным дыханием зима предуведомляла Яраил о своем скором приходе. Вечерело, и в «Кутилу» возвращались игроки в свайку, чтобы согреться и присоединиться к веселящемуся люду. «И в пору битвы не смолкнет музыка, и не опустеют пенные кружки», — торжественно заявлял Гогорад — задорный крепыш и хозяин постоялого двора. Веселье в «Кутиле» шло в самом разгаре: за круглым столом шумно играли в кости, у барной стойки соревновались в количестве выпитого. Там, среди крупных мужчин, выделялся тощий алианец с темно-красным оттенком кожи, никогда прежде не пивший алкоголя, но очень хотевший понравиться новым подбадривающим его друзьям. Особняком сидели сосредоточенные шашисты, иные завсегдатаи предавались солдатской забаве — бросали короткие стрелы в прибитое к стене дно бочки. И все эти действа происходили под оживленную лютню златокудрого красавца. Здесь собрались люди различного происхождения, многие говорили на разных языках и в повседневной жизни не понимали друг друга, но общие увлечения игнорировали языковой барьер, объединяли и сплачивали постояльцев.

Граниш и Белый Охотник раздумчиво потягивали эль, Миридис разглядывала картины будущего в кубке вина, Вирдео и Азара оживленно о чем-то беседовали, Солас остался наедине с кружкой воды — иных напитков магистр солнца не употреблял, от пищи же отказался вовсе, Амутар присоединился к игрокам в кости и на ссуженный у Граниша фалрин уже имел десяток блестящих монет, Дъёрхтард слонялся от одной группы людей к другой, нигде подолгу не останавливаясь и ни в чем не участвуя.

— Я им не доверяю, — признался Вирдео, имея в виду предвозвестников.

— А я не чувствую в них угрозы, — возразила Азара.

— Именно это и должно тебя насторожить. Пойми, не важно, осознают они свое предназначение или нет, несут добрые намерения или только притворяются союзниками, их рождение, обусловленное смертью прежних вестников, предопределено тысячу лет назад, а быть может и раньше, и в столь дальновидном планировании не может быть места таким мелочам как человеческий фактор.

— Чего же ты хочешь: обезопасить город, добившись их пленения, или вовсе…

— Я рассматриваю оба варианта.

— Что?!

— Азара! — поразился ее наивности Вирдео и одновременно призывал не привлекать к себе лишнего внимания. — Речь не идет об отдельно взятых жизнях, но о жизнях, возможно, всего Сребимира, или даже Яраила! За большой мир мы платим маленькими жертвами. И так было всегда: отказ от многих школ магии только потому, что в перспективе ученики достигнут запретных глубин, обучение только тому, что знаем мы сами, что мы можем контролировать. К тому же, убежден, потенциальную угрозу мы устраним, обезвредив кого-то одного, вот хотя бы мага.

Тут их подозвал Гогорад, объявив, что трехместная комната, которую они ожидали, освободилась. Азара сказала, что хочет в одиночестве подумать о словах магистра, и с притворством, которым владела в совершенстве еще в бытность рошъяра, стала изучать ассортимент бара, а после того, как Вирдео и за ним Солас, одаривший ее хмурым взглядом, скрылись на втором этаже, резко обернувшись к двери, как будто бы случайно столкнулась с Дъёрхтардом, который, не глядя по сторонам, направлялся к приятелям. Он, извиняясь, посторонился, но Азара так просто его не отпустила.

— Дъёрхтард, ты ведь дикий маг? — сделала она заключение, исходя из отсутствия знаков принадлежности определенному ордену на его мантии.

— Да.

— А какое направление тебе ближе всего?

— Альгар. Я не владею магией альмандов, но с недавнего времени мне стали открываться секреты первого языка.

— Как такое возможно? Я и сама теперь вспоминаю альгар, но ведь я слышала его из уст самих альмандов, другого пути его изучения нет. Ты ведь не бог, правда? — она улыбнулась, и собеседник не смог не вернуть улыбки.

— Нет, конечно, нет. Я сам не нахожу ответа, — и после короткой паузы сказал: — богиня. Так странно говорить с тобой на равных. Сколько тайн ты познала, сколько цивилизаций пережила? — он покачал головой, не в силах этого вообразить.

— От многих знаний я предпочла бы избавиться, о многих событиях забыть.

— Да, наверное… Нигдарабо, — каким он был?

— Я не помню его, не помню, чтобы хоть когда-то видела его, и не уверенна, что он вообще существовал.

— Аштагор стер воспоминания о нем.

— Не воспоминания, а самого Нигдарабо. Аштагор переписал историю, мой дед никогда не рождался.

— Но ведь ты родилась, и твой отец. Для вас ничего не изменилось.

— Не уверена. Сейчас, когда я обретаю прошлое, мне кажется, что мира больше нет. Словно поразив деда Аштагором, я уничтожила мир, и только Нигдарабо остался жив. Или же мир был уничтожен и сотворен вновь, и мир, в котором я живу сейчас не тот, в котором я родилась, и даже не я родилась, но та, что убила Нигдарабо и сотворила меня. Это должно звучать безумно, и я не думаю, что когда-либо узнаю истину.

— Если ты права, Аштагор гораздо опасней, чем принято считать. — Предвестник погрузился в невеселые размышления, но вскоре попытался переменить тему разговора. — Как богиня ты обладаешь собственной магией, и если в смертном обличье увлекалась ею, не удивлюсь скорому возникновению нового ордена — ордена Ахари. Мы, маги, сможем получать силу от тебя.

— Да, возможно, — рассеяно ответила она. — Что ж, еще увидимся.

Она удалилась в свою комнату, Дъёрхтард вернулся за стол. Миридис встретила его нетерпеливым взглядом.

— Уходим, — распорядилась она.

— Куда? — не понял он.

— Предательница и ее друзья недовольны нашим присутствием, они попытаются не допустить нас к сражению.

— Не понимаю.

— Я расслышала несколько слов их разговора, что-то про намерения, мир и вестников, Граниш уловил тревогу на лице Вирдео, — цверг согласно кивнул. — Назови это предвидением, но они захотят удержать нас от встречи с Ераиль.

— С другой стороны, — размышлял Граниш. — Мы можем сдаться добровольно, и когда битва окончится, всяческие подозрения с нас будут сняты.

— Мы должны быть там, мы должны следить за Азарой, — напомнила Миридис.

— Таково желание Аланара, почему мы обязаны ему следовать? — возмутился маг.

— Оно совпадает и с моим желанием. Она рождена для раздоров и принесет еще много боли, я чувствую.

— Почему же магистры, последователи Аланара, заодно с ней? — вступил в разговор Белый Охотник.

— Они постараются обезопаситься и от нее, и от нас, и неизвестно от кого в первую очередь.

— Намерения магистров благородны, — рассудил Граниш. — Но сейчас все смешалось, и они не могут отличить друзей от врагов.

— А ты, — обратилась Миридис к Дъёрхтарду. — Ты говорил с ней, как, по-твоему, она заслуживает доверия?

— Мне кажется, да.

— Как бы то ни было, не забывай о ее прежней жизни. Она могла обманывать рошъяра, что стоит ей обмануть человека?

— Я останусь здесь, — решил Белый Охотник. — Увидимся после боя — если выживем.

Дъёрхтард замыкал троицу и, проходя место, где беседовал с Азарой, увидел на полу рубиновый аграф-феникс и незаметно для спутников подобрал, намереваясь при случае отдать владелице.

Золотая ладья, мерно плывя, рассекала темные густые воды. Правил ею, стоя на носу, не веслом, но волею своею мужчина в богатых золотых одеждах. Был он юн лицом и прекрасен: золотые пряди, переливаясь желтым светом, ниспадали далеко за плечи, звездами горели глаза, и лучилось само тело его. Но подойдя ближе, Азара увидела: плывет ладья не в лазури небесного океана, но водах красных, водах из крови, борта лодки забрызганы кровью, кровью обагрены царственные одежды Аланара, кровь стекает с его лица. Увидев Азару, бог вгрызается руками в борта ладьи, из-под пальцев стекают красные струи.

— Уходи, — просит он, но Азара продолжает приближаться. Он сгибается, на одежде проступают новые пятна, кровь сочится изо рта, ушей, уголков глаз. — Остановись! — Азара делает шаг назад, и Аланар распрямляется.

— Отец, что с тобой? — он одаривает ее суровым взглядом.

— Ахари, ты не должна участвовать в грядущем сражении. Покинь Сребимир. Каким бы ни был исход битвы — не вмешивайся.

— Если этот бой настолько важен для тебя, спустись и определи его исход. — Аланар показал кровоточащие руки.

— Не только в мире смертных происходят сражения.

— Кто?

— Ядъяра. Они воспользовались моей внезапной слабостью. Ты забрала Аштагор, — пояснил он. — Забрала мою силу.

— Ты сам помог мне, вручив Золотую книгу.

— И боги ошибаются. Я счел тебя дарованием, но не увидел в нем дочери. Обещай не прикасаться к Аштагору, и на рассвете после боя я вернусь за ним. И еще: я прощаю тебя, дочь.

— Это… неважно. Я ждала твоего прощения слишком долго. — Аланар сдвинул брови.

— Ты выполнишь мою волю или нет, останешься в стороне от боя?

— Я могу оставить Аштагор, но не жителей Сребимира. И я не понимаю, почему не должна вмешиваться.

— Большое кровопролитие создаст новый разлом. В Яраил хлынут существа иных миров и мы, боги, не сможем вам помочь.

— У смертных есть один бог, на которого они могут рассчитывать.

— Ты не до конца вернула свою силу, и принесешь больше смертей, чем сохранишь жизней. Послушай меня. Поверь мне.

— Ты хочешь, — наконец поняла Азара. — сдать Сребимир без боя.

— Горожане уже начинают собирать вещи. Продержитесь без кровопролития один день, и боги закроют разломы.

— Если город опустеет, я не подвергну риску ничьих жизней кроме собственной.

— Если начнешь битву, — предупредил Аланар. — Я узнаю об этом и любой ценой остановлю тебя.

Проснувшись, по лицам магистров Азара прочитала, что они, если и не имели подобного диалога, так или иначе неукоснительные инструкции получили.

Крестьяне собирали пожитки в дорожные мешки, богатеи навьючивали утварью мулов, Сребимир пустел на глазах. Власть предержащими было объявлено об отсутствии необходимости сбора ценных вещей, ведь тальинды, как известно, не разоряли городов, первоосновной же задачей значился вывод домашних животных и скота. Но люди, будучи существами склонными к накопительству, расставляли приоритеты иначе.

Предвозвестники переночевали в бедняцкой лачуге на окраине. Открыв входную дверь, Дъёрхтард столкнулся с Соласом.

— Пора идти, — небрежно бросил магистр солнца так, словно они о том условились загодя.

Отзвучали голосистые выкрики торговцев, утих вдали цокот подков, ветер качал вывески опустевших кабаков, скрипел дверными ставнями, шуршал листвой. С тревогою, но надеждою на скорейшее возвращение люди покинули дома, кто мог идти — ушел, кто не мог — тех унесли. И только одна упрямица, безучастная заверениям, убеждениям и всяческим доводам оставалась в стенах Сребимира. Половину дня бесцельно прослонялась она по мертвому городу и так углубилась в размышления, что едва не пропустила вторжения врага.

Великаны, пригибаясь, пролазили в открытые городские врата, тальинды просачивались в узкие улочки. Азару они нашли перед дверями Серебряного замка. Для удобства она вынесла один из серебряных стульев на возвышенность и, восседая на нем, с ленцой и снисхождением встречала гостей. Слепые тальинды ее не видели, но чувствовали стороннее присутствие. Весть о необычной находке живо разнеслась и среди великанов.

— Ахари! — радостно воскликнула Ераиль, приближаясь к ней. Азара молчала, мастерски скрыв удивление осведомленностью предвестницы и одновременно ожидая, что она обнаружит свои планы. — Приятно видеть тебя… союзницей?

— Разумеется! — подтвердила Азара. — Истинность намерений до нынешнего дня мне приходилось скрывать, теперь же, когда я вырвалась из попечительства отца и магистров, в притворстве больше нет нужды. — Ераиль согласно кивнула.

— А кое-кто все же остался, — загадочно протянула она, получив телепатическое известие от подчиненных. И приказала вслух, чтобы ее слышали и великаны: — обыскать все загоны, облазить все деревья, просмотреть все корыта. Зарубить все, что движется, застрелить все, что летает, заколоть все, что плавает, затоптать все, что ползает.

Солдаты исполняли поручение ревностно: переворачивали гнилые бочки, разрывали норы, уничтожая все, что может умереть. Но их потуги вызывали слишком мало страдания и боли, чувства эти терялись в кроне Яргулварда, не достигая иных миров, обитатели которых могли бы как за ниточку уцепиться за них. Тогда Ераиль подошла к Азаре и, склонившись, задорно шепнула на ухо, кивнув в сторону войска:

— Убьешь? Хотя бы половину, — Азара как будто размышляла, но предвестница уже передумала. — Забудь, слишком мало боли. — Она отдала мысленный приказ и тальинды, забыв о мелкой живности, не промедлили в его исполнении. Вдруг охнул и свалился, подняв тучу пыли, великан.

— Предательство! — взревел Морхорд. Расшвыривая и растаптывая тальиндов как сор под ногами, он пробивался прямиком к затейнице беспорядка. Подчиненные не обступили его кольцом, какого поведения в подобной ситуации можно ожидать в стане людей, поскольку великаны, считая лидера сильнейшим из них, попыткой защитить его сами отбросили бы тень сомнения на его могущество, кроме того, они шли за кем-то из страха, но не уважения, и когда командир падал, о нем никто не скорбел, и место его занималось следующим по силе. Такая же схема работала и при слиянии войск: более сильный, нежели его северный родич, Морхорд как данность присвоил две сотни великанов Ёрмира. Никем не остановленный, в забрызганных кровью доспехах и рогатом шлеме, он приблизился к Ераиль, волоча за собой шипастую канабо, на которую намотались ошметки тальиндов. — Я раздавлю тебя, — пригрозил он.

— Глупый Морхорд, — великан поднял свое страшное оружие, но Ераиль зашла за спину Азары, и ему пришлось проглотить оскорбление. — Мы подаем сигнал вашим родственникам из Ядгеоса, помнишь? В Сребимире мы не застали людей, но кровь, неважно чья, должна пролиться здесь именно сегодня, потому что именно сейчас рошъяра слабы как никогда и не могут защитить Яраила.

— Тогда мы перебьем всех тальиндов, — пообещал он.

— Я знаю, — прошептала Ераиль. Ее услышала только Азара, и ей показалось, в этих словах звучала грусть.

Грохот боя наводнил город. Тальинды сражались без страха, устали и сожаления, они умирали молча, но расставаясь с телами, их души исходили болью, и крики их вкушали ядъяра. Умирали и великаны: шумно, кроваво и зрелищно, падая, они опрокидывали забытые телеги, проламывали крыши сараев, вызывали цунами в опустевшем пруду. Первоначально на одного великана приходилось двадцать тальиндов, но количественное превосходство не определило победителя. Число тальиндов сокращалось не пропорционально потерям врага, но даже когда исход боя не поддавался сомнению, подземные жители не усомнились в мудрости приказа Ераиль и оставались верны ей до последнего вздоха. Морхорд исполнил обещание, пусть и малая часть его армии но выстояла, тогда как Ераиль единственная из тальиндов сохранила жизнь.

— Теперь никакой «нашей» армии, только «моя» армия — объявил Морхорд, возвращаясь к предвестнице. На протяжении всего боя женщины оставались на местах, обе скрывали волнение под масками бесстрастия. — Но войско мое опустело. Как теперь я сокрушу получеловека и его людей?

— Морхорд-Морхорд, — покачала Ераиль головой. — Тебе больше не нужно сражаться с воинами Мирадеона и магами Кзар-Кханара. И нет, армия не стала принадлежать тебе.

В подтверждение ее слов прогремел взрыв. Рассыпался осколками камней опустевший дом, взметнулась земля у порога, сползла, словно срезанная косой, росшая в саду вишня. Так раскололось пространство. В образовавшуюся брешь свалился циклоп. Вслед за ним в разных частях города возникали и другие обитатели Ядгеоса: адау, хримтурсы и брунтурсы. Первые из них, отвратительные многоголовые великаны, величина и сила которых напрямую зависит от числа их голов. Двух и трехголовые адау — рабы и служащие, семи и девятиголовые — воины и командиры соответственно, двенадцатиголовые — чародеи. Большая редкость — адау с двадцатью четырьмя головами, эти исполины могущественные колдуны и правители, незыблемо стоящие высоко над прочими сродственниками. Брунтурсы же подобны своим ледяным братьям, столь же огромны и сильны, но кожа их черна как уголь, глаза ярки как лавовые бездны, вся их одежда — повязки из шкур, но за обманчивой дикарской внешностью имеется глубокий ум, могущий оспорить право человеческих мудрецов называться таковыми.

Армия Ядгеоса прибывала, и в этом хаосе расколотых домов и разорванных деревьев совсем не заметно было появление Мехатора в его парадной робе из больших иссиня-черных чешуек, прежде принадлежащих устрашающему морскому змею. Но и он не возглавил армию.

Звучным звоном раскололся Серебряный замок в центральной части, расползся в стороны распускающимся бутоном и развалился на две равные части. В зале, прежде предназначавшейся для аудиенций с Мирадеоном, подмяв серебряный трон коленом, стоял Карх. В руке его был огромный костяной молот, на теле — шкуры мамонтов. Он неспешно поднялся и обвел взглядом войско, которое ждал с момента встречи предвозвестников. В него входило сто сорок девять великанов, семьдесят восемь низших адау, сорок пять воинов и четырнадцать магов адау, двадцать два циклопа, пять хримтурсов и четыре брунтурса. Прибавив себя, Ераиль и Азару он насчитал триста двадцать воинов и рассудил, что армии недостает четверых. Больше, однако, никто не появился.

— Ваши распоряжения, командарм? — прокричала Ераиль. Она полагала, войско поселится в Хримхоре, где будет медленно наращивать силы и готовиться к новым битвам. Но ей не были ведомы замыслы ядъяра.

— Выступаем в погоню за Мирадеоном, — Ераиль подавила удивление.

— В таком случае, мне разумней вернуться в Тальмарис.

— Ты пойдешь с нами, — отрезал Карх.

— Но, — она попыталась слабо возразить. — У меня нет армии.

— Моим повелителям не нужна твоя армия, им нужна ты.

* * *

— Быстрее! — подгонял людей Мирадеон. Сам он верхом на белокуром Аргхоре мог бы уже промчать сотню верст, но конь этот, пусть и очень выносливый, подаренный сводным братом, Тавелианом, увы, не мог унести всего прежнего населения Сребимира. — Бросайте обозы, оставляйте все, без чего можно жить.

И люди повиновались, но приказ исполняли не без сожаления. Весть о необходимости покинуть жилища они восприняли стойко, будучи уверенные в скором возвращении. Теперь же, надежды их оставались в прошлом с каждой оставленной позади вещью. Если начиналось все тактическим отступлением, теперь оно переросло в бегство от смерти. Войско Мирадеона превосходило численностью противника в двадцать пять раз, но численный перевес не отменяет перевеса силы. Лишенные покровительства городских стен, люди на открытом пространстве представляли легкую добычу гигантам, и сейчас многие обыватели Сребимира роптали, сомневаясь в мудрости погнавшего их Аланара. Они бросали пожитки, оставляли телеги и отпускали на волю безразличных тревогам хозяев мулов, но великаны, как было известно из наблюдений разведчиков на грифонах, догоняли их с устрашающей скоростью.

Мирадеон смотрел на солнце. Аланар опускался к горизонту, но уходя, взирал на мир искоса, все еще цеплялся за него взглядом, не желая, боясь отпускать. Он обещал вернуться и с новым днем принести победу. А до той поры нужно выжить или, что важнее, уберечь Аштагор от участия в битве, от попадания в руки врага.

Дрожь земли возвещала о приближении великанов, пыль равнины бежала впереди тяжелых стоп. Кровавый свет последних лучей заката очертил силуэт Карха. Каждым шагом он преодолевал двадцать аршинов, его снежная борода развивалась на восемь локтей подобно гонимому ветром облаку, или флагу неприятельского флота, который хоть и белого цвета, возвещал не о мире, но о смерти. За его плечами вырисовались фигуры хримтурсов и брунтурсов. А затем солнце закатилось.

Солдаты рассредоточились и укрылись в Теургском лесу, крестьяне под символической охраной в сотню воинов ушли в чащу, держа курс в находящийся неподалеку Сигиллор, который мог предоставить беженцам стены, но чьи безучастные чужим заботам маги не оказали помощи Мирадеону. Полубог не тревожился за простой люд — великанам нужен Аштагор, но пока меч с ним и его быстроногим скакуном, он не видел возможности осуществления замысла врага. Великаны приближались, люди прятались. Воины нервно проверяли легкость высвобождения клинков из ножен, маги вспоминали заклинания. Ждали и предвозвестники, поутру вновь объединившиеся с Белым Охотником. Ждал Амутар. Он не мог вернуться в Мёдар, однако другие дороги перед ним были открыты. Но бывший наемник проникся чужими переживаниями, но переживаниями за общий мир. Прошлые, порою неблаговидные поступки не вычеркивали его происхождения и отличали от жителей Сребимира столь же несущественно, как крой одежды или предпочтенье вин.

Миридис призвала Люперо.

— Сражайся так, как не сражайся еще никогда, — шепнула она ему в ухо, обнимая за шею. — Как будто каждый из этих людей — это ты, как будто каждый — твой друг и хозяин.

Мирадеон меж тем пребывал в сомнении. Унести Аштагор самому, или поручить эту важнейшую миссию кому-то другому? Позаботиться о безопасности артефакта или принять бой вместе со своими людьми?

— Друзья мои, — негромко заговорил он, приняв решение. — Услышьте мои слова и донесите остальным. К нам приближается армия, справиться с которой нам не по силам. С рассветом Аланар вернется к нам, чтобы испепелить гигантов, а до тех пор вы должны выжить. Помните различие между храбростью и безрассудством, не вступайте в бой без необходимости, но если выбора не окажется, расстаньтесь с жизнью не напрасно, но за дело правое. Слушайте Кувер-Асима, он глас мой в битве, слушайте командиров своих. Говорю я так, потому что сам не смогу сражаться вместе с вами. Я должен сохранить Аштагор, меч, который дает силу нашим богам. Его потеря обойдется нам горше потери целого города. Дождитесь Аланара, дождитесь меня. Завтрашним днем я хочу видеть вас во здравии. Выживите.

И Мирадеон ускакал в темноту. Воины, предоставленные сами себе, продолжили вслушиваться в тишину леса, ожидая и боясь, когда захрустят сучья и палую листву всколыхнет тяжелая великанья поступь. Чем дольше уезжал Мирадеон, тем ниже становился боевой дух его солдат. Командиры взывали к их стойкости, но люди слушали отстраненно, они чувствовали себя брошенными на неминуемую смерть, хотя и не корили Мирадеона и его выбор не подвергли осуждению. Они прятались за стволами и под корягами, на ветвях и среди кустов. Они хранили молчание, но сердца их стучали так громко, что грозили обнаружить беглецов. Осознавая это, люди только пуще тревожились, и еще быстрее бились сердца — круг замкнулся. Великанам не готовили ловушек, столкновения с ними приказано было избегать. И даже когда затрещали, ломаясь, деревья и лесную безмятежность растоптал грохот пришельцев, люди не шелохнулись. Они оставались на местах и когда освещаемые луною темные силуэты проходили мимо, обдавая их тяжелым шумным дыханием.

Кто-то дернул Вирдео за рукав мантии, магистр вздрогнул, но этим кем-то оказалась Азара.

— Я не смогла придумать, как их остановить, — прошептала она ему на самое ухо. — Но некоторые из них скоро выйдут из строя. — Вирдео ничего не произнес, но дважды легко прикоснулся к ее руке, как бы говоря: «Так держать».

Мехатор, благодаря выдающейся магической силе, возглавлял адау-колдунов. Медленно, подобно крадущемуся хищнику, он углублялся в лесную чащу, но вдруг остановился.

— Нам никогда не найти Аштагора, — сказал он вполголоса, но многие люди и некоторые великаны его услышали. — Так пусть Аштагор найдет нас. — Сказав это, он резко выбросил руку в сторону и раздавил скрывающегося в древесной листве воина. — Убить всех людей! — распорядился он. Приказ эхом повторили великаны.

— Убить! Раздавить! — кричали они. И начался хаос.

Люди выскакивали из укрытий и толпами набрасывались на великанов, многократными ранениями в ноги вынуждали опуститься к земле, после чего приканчивали ударами в шеи и головы. Гиганты отбивались от них как от муравьев, топтали и давили, большинство из них использовали самые простые виды оружия — дубины и молоты, не интересуясь балансировкой и остротой лезвия, ведь попасть по маленькому человеку широкой дубиной куда проще, нежели мечом или копьем. Для них защита людей не имела значения, тяжелые удары одинаково успешно дробили незащищенную кожу магов и сминали кольчуги воинов, людям же приходилось приноравливаться к каждому противнику по отдельности: великаны Хримхоры, исключая их предводителя, носили доспехи из дубленых шкур белуджитов, их северные родственники коже предпочитали сталь, младшие адау отсутствие доспехов компенсировали ловкостью, а циклопы — силой. Но если шкуры хримхорцев возможно пронзить копьями, в топорных доспехах ёрмирцев найти брешь, младших адау взять числом, а циклопов ослепить, что-либо противопоставить адау-воинам солдаты Сребимира не могли. Мастерски слаженные доспехи защищали гигантов с ног до головы, толщина же стали исключала любое ранение простым оружием. Единственным уязвимым местом, дарующим сопернику хоть какую-то надежду на победу у адау-воинов, были прорези в шлемах, но чудом ли, мастерством ли, лишив зрения одну голову, противнику предстояло сразить и остальные шесть или восемь. А ведь сила адау-воинов заключалась не в одних только доспехах, они размахивали страшнейшим для людей оружием, напоминающим огромный круглый плоский щит на длинной рукояти, сковороду или даже мухобойку. Именно последнее сравнение приходило на ум воинам, когда на их глазах одним взмахом оно убивало по три, а то и пять человек. Такое громоздкое оружие требовало большого открытого пространства, отчего семи и девятиголовые адау избегали чащ, куда в укрытие отступали люди, чтобы после того, как маги поджарят броненосцев в их панцирях, вынуждая снять доспехи, неожиданно возвратиться и расправиться с этими могучими соперниками. Но и на стороне великанов сражались маги; силой каждый из них превосходил учителей Кзар-Кханара, а Мехатор, хоть и всего лишь великан в три сажени, длительное время в одиночестве противостоял обоим магистрам и троим солнечным магам. Когда же число противников продолжило возрастать, он призвал на помощь адау-колдунов и затерялся в их тенях. Белый Охотник сражался в зверином облике. Сила противников гораздо превосходила его собственную, и в этой битве он полагался больше на командный дух. В белом медведе глупые младшие-адау и многие великаны Яраила слишком поздно распознавали врага и раненные забывали об обороне и подвергались растерзанию людей. С началом боя сразу шесть адау-воинов погрузились в состояние беспробудного сна — так сработало отсроченное заклинание, прочитанное Азарой в Закроме Аланара. Другим приятным союзником для людей стал Люперо. Размер и сила позволяли адоранту с прыжком вгрызаться в горла и быстро убивать трехсаженных великанов. На более крупных врагов он обрушивался с возвышенностей, либо мертвой хваткой вгрызался в руки и ноги, разрывая плоть в клочья, а сталь в куски, ловкость же и скорость его были выше возможностей гигантов, и для них он явился настоящей черной смертью. Главную угрозу людям, несомненно, представляли брунтурсы и хримтурсы. Орудовали они хрупкими по виду, но удивительно крепкими костями в половину собственного роста, колоссальные размеры которых спорили с человеческим разумом, неспособным вообразить их прежних хозяев. Эти исполины сметали все на своем пути, воины не могли их ранить, маги в бессилии опускали плечи, и те и другие ощущали себя ничтожествами, обреченными на смерть. Первым их неуязвимость оспорил Граниш.

— Мы сражались и с более сильным противником, — напомнил он Дъёрхтарду.

Маг использовал на хримтурсе самое сильное заклинание из своего арсенала — распыление, и потрясенный его неэффективностью, слушал старшего предвозвестника одним ухом. Но когда перед его глазами возник Резец, необходимость какого-либо объяснения отпала. Дъёрхтард чувствовал себя вернувшимся в прошлое, в тот миг, когда стоял против Карха и не видел возможности его победить. С тех пор он одолел много препятствий, но как показало распыление, против хримтурсов оставался все так же беспомощен. Он зажал в руке Резец. Мысль о том, что прошлое всегда повторяется и ему стоило попытать удачу еще в этом прошлом, не покидала мага и мешала сосредоточиться на текущей задаче. Чтобы унять сердцебиение он закрыл глаза. Вдох — глаза открыты, под ногами лед, кинжал занесен для удара, выдох — и клыки давно умерших борутов вгрызаются в жилы мерзлого камня. Хримтурс оцепенел, не довершив шага, и стал заваливаться вперед. Но прежде чем вернуться на землю, Дъёрхтард, стоя на плече гиганта, еще дважды пронзил его шею и напоследок прочертил в ней глубокую борозду. Хримтурс обрушился с грохотом, подминая молодые деревца и обламывая столетние ветви. «А ведь Аеси могла быть хримтурсом и Адояс брунтурсом», — некстати подумалось магу. Мысль эта породила следующую: «Не на другой ли стороне по умыслу анияра до́лжно находиться их вестникам?». Меж тем гиганта почитали мертвым, но приблизиться к нему не решались. Хримтурс пошевелился и, упершись руками в землю, стал подниматься. Его движение послужило сигналом к действиям магов: огненные столбы, лучи и потоки устремились к нему со всех сторон. Спасаясь от огня, хримтурс прикрыл руками голову и бежал прочь, но впереди поджидала другая группа магов. Гигант ревел, но казалось, это ветер гудит; кисти его растеклись лужами, голова, растаяв, скособочилась. Упав, он больше не вставал. Другого хримтурса Солас растопил огненной бурей. Он приказывал не подходить близко к нему самому, но двое солдат попытались увести от него великана, приближение которого, как им думалось, магистр не заметил — и людей и великана унес вихрь горящих листьев и раскаленного воздуха. Одного брунтурса свалили воины Сребимира, в чем была заслуга Вирдео, на короткое время превратившего их сталь в адарион. Миридис проворной ланью проскальзывала меж двух лагерей, дыханием анияра поднимала смертельно раненных и наполняла опустевшие колодцы сил. Граниш вернул Резец. Скрываясь в кустах, он внезапно выскакивал, парализую великанов и даже адау-воинов, чьи доспехи крис легко преодолевал. Дъёрхтард с другими магами вступил в тяжелейшую схватку с колдунами-адау. Ераиль в битве не показывалась. Азара уже длительное время сражалась с Мехатором, но никто из них не мог взять верха. Великана окружали магические сферы и кольца, направленные против него заклинания разбивались о символы, а сам Мехатор создавал все новые и новые защиты. Используя Закром Аланара, Азара резко переломила ход поединка. Плетью Сурхосула она расколола вражеские щиты и, не дав Мехатору опомниться, призвала слепой взгляд Ирилиарда — заклинание анализировало и поражало цель наиболее действенным способом. В небе возник огромный закрытый глаз, веко приподнялось, извергнув длинный узкий поток лунного света, прошедшего сквозь Мехатора. Но великан не окаменел, не сгорел и не рассыпался в пыль, он просто исчез, и Азара не без сожаления поняла — соперником ее был не Мехатор, лишь иллюзорный двойник. Элефомил не принимал участия в бою, но возглавил отход горожан. Кувер-Асим пусть не был мастером фехтования, ухитрялся одновременно пребывать в разных частях битвы, его хладнокровие и грамотные приказания не позволяли врагу подчинить себе ее сценарий. Амутар был в числе людей, заколовших первого брунтурса, он не рвался яро подобно Белому Охотнику в гущу сражения, но разумным образом совмещал свои умения с талантами союзников: он получил адарионовый клинок от Вирдео, в тяжелую минуту нашел Миридис, затем пристроился к Люперо, добивая раненных. Он выбирал врагов себе по силам, но вклад в общее дело оттого только возрастал. Морхорд, будучи гораздо меньше любого воина-адау, свирепостью не уступал, а ловкостью их превосходил. Великаны горделиво следовали за лидером, которого считали непобедимым. Однако Амутар, наблюдая за ним, понял, — великан не столько хороший боец, как актер. Высокое место он занимал по праву и, будучи очень большим и сильным, мог рассчитывать на победу в драке с любым представителем своего рода. Врагов он всячески запугивал: рычал и скалил зубы, тела людей и после убийств продолжал дробить своей ужасающей канабо, втаптывал в почву или разрывал на части и разбрасывал ошметки в стороны. Но для хорошего полководца одной силы мало. Он не отдавал никаких команд кроме тех, что демонстрировал собственным примером, а именно — убивал людей. Действия его были исполнены безудержной яростью, но в таком граничащим с безумием состоянии Морхорд был лишен осмотрительности. Этой слабостью и воспользовался Амутар. Он укрылся за толстым стволом, по другую сторону которого предводитель великанов затеял драку, и когда тот оказался на расстоянии прыжка, швырнул себя спиной вперед ему в ноги. Морхорд не удостоил долгим взглядом ударившийся об него мешок с костями, и оставленный без внимания, Амутар спокойной поднялся, разрубил ему коленное сухожилие и отпрыгнул в сторону. Великан взвыл и упал на колено. С неослабевающей яростью он продолжал удерживать людей на почтительном расстоянии, но солдаты уже обступали его кольцом, а воины Морхорда, мигом забыв о предводителе, действовали теперь исключительно по своему усмотрению и устремления каждого из них были направлены только на собственное благополучие. Почти одновременно пять копий пронзили великана, наконечники двух из них безнадежно застряли в ребрах и так и остались торчать. Изрубленный, исколотый Морхорд продолжал стоять на коленях, изо рта его вытекала густая почти черная кровь.

И все же, невзирая на отвагу и самоотверженность людей, великаны были сильнее. Медленно, но длань Ахабо к первым обращалась шуйцей. Изувеченные обескровленные люди, умирая, вглядывались в кромку неба — не блеснул ли первый луч Аланара? Но нет, до рассвета еще далеко. Переломным в противостоянии людей и великанов стал поступок Зефтеро, когда он осознал, что сейчас им не помогут боги, но может помочь сам лес. Здесь обитало великое множество свирепых огненных муравьев и шершней. Встав волею теурга на сторону людей, они стали на защиту общего мира. Эти маленькие создания одинаково легко впивались в шкуры великанов и адау, проникали в одежды и забирались в доспехи адау-воинов. Укусы и уколы каждого из них в отдельности гигантами едва ощущались, но, когда тысячи букашек облепляли жертву с ног до головы, существо огромное покорялось существом крошечным. Не волки, не медведи, а именно муравьи настоящие хозяева лесов. С поддержкой шершней они ужасали даже циклопов: толстые шкуры не поддавались челюстям и жалам, но насекомые, обнаружив изобретательность, забирались в глаза, уши, нос и рот. Вотще ярились гиганты, срывали одежды и бросали доспехи — они не могли стряхнуть всех муравьев, тем более состязаться в проворности с шершнями. Ободренные нежданной помощью люди отринули усталость и дрались с удвоенными силами, почти явственно ощущая дуновение грядущей победы. Их задор охладил контрудар адау-колдунов и Мехатора. Собрались черные зловещие тучи, они пожрали луну и звезды. Небесный океан разверзся бурлящим нескончаемым потоком и обрушился на землю с высоты нескольких тысяч верст. Водная громада изгибала ветви и срывала листву, она ввергла в ужас бросившихся искать укрытия насекомых. Не ливень — настоящий водопад нещадно гнул людей, прижимал к земле и топил. Маги Аланара, лишенные покровительства своего бога, уже истратили большую часть сил, оказавшись в тяжелых условиях, они не смогли противиться природе и пресечь колдовство адау. Уровень воды в лесу стремительно повышался и уже достиг колен людей. Беспомощные, они неуклюже взбирались на возвышенности, искали естественных навесов и мест, способных укрыть от гигантов и безумной стихии. Нимало не стесненные ливнем гиганты прошествовали вглубь леса, топча безропотных людей. Еще недавно ощущавшая себя победителем сторона оказалась разбита.

От ужасного дождя Азара спасалась сферой погодного постоянства, благодаря чему оставалась одной из немногих людей, по-прежнему сражающихся в полную силу. Схватив сломленного водой Зефтеро, она втащила его в сферу, где дрожали пятеро вымокших насквозь магов, не намеренные отступать от спасительницы ни на шаг.

— Где Мирадеон?! — крикнула она над самым ухом теурга, чтобы быть услышанной среди этого водного безумия.

— Забудь! Он не вернется! — отрезал Зефтеро.

— Люди гибнут, нам не победить без Аштагора!

— Не имеет значения! Аланар приказал уберечь клинок от боя любой ценой!

Азаре захотелось вытолкнуть теурга обратно под ливень, но Зефтеро, подготовив заклинание, сам покинул сферу и тут же облекся защитным покровом.

Гиганты, игнорируя жалкие потуги сопротивления, продолжали углубляться в лес, и цель их становилась ясна. Дождь перестал, изможденные люди выбирались из грязи и луж. Мысль о спасении не радовала, они не исполнили своего долга, как считали, когда обязаны были проявить большее радение. Азара не медлила, она призывала продолжить бой и нагнать гигантов, но люди: и воины и маги, пусть и разделяли ее желание, но в абсолютном большинстве своем не могли не то что рассчитывать на победу, но и попросту догнать беглецов. Вдруг кто-то слабо позвал Азару.

Кувер-Асим лежал придавленный поваленным деревом, из живота его торчал обломок ветви. Азара кликнула Миридис, но воевода только крякнул. Он не двигался, а когда заговорил, одни лишь губы слабо шевелились.

— Азара, останови их. Мой сын… — на этом глаза его остекленели, а рот так и остался открыт.

Она обвела взглядом лишенную обоих полководцев армию: люди нетвердо стояли на ногах, поднимали друг друга, бережно прислоняли к деревьям, укладывали на землю и закрывали глаза. Они стонали и отхаркивались кровью, кто-то кричал в предсмертной агонии…

— Кто-то еще может стоять, — сказал, подходя к ней Дъёрхтард. Мантия его была забрызгана грязью и кровью, лицо напряженное, руки в ссадинах, рукава изодраны. — А значит, мы будем сражаться. — Азара кивнула.

— Постарайтесь задержать их до моего возвращения. — Она открыла Закром Аланара и провела двумя пальцами по заклинанию, одновременно озвучивая его: — то-ел-ах-ис ир-еш…

— Ит-ир-ос-ша-му, — разгадав суть заклинания по первому слову, выкрикнул Солас. Молния заглушила заклинание Азары на половине. Она прошла сквозь тело девушки и утонула в земле, но когда слепящий свет погас, и стих гром, Азара подняла голову:

— …гот, — и исчезла. Солас понурил плечи, обреченный взгляд упал на носки сапог.

— Ты из ума выжил! — вспыхнул Вирдео. — Ты мог ее убить!

— Мог, — согласился магистр солнца. — Мог убить раньше, не теперь.

* * *

Поначалу Азара растерялась, испугавшись, что перепутала заклинания. И в темноте ночи она знала, что стены, по которым они с Варалом бегали в детстве, пока окрик Рейрины или какой-нибудь наученный ею стражник не прекращал веселое баловство, сложены белым камнем, что на площади впереди днем разгорается шумная городская жизнь, и что позади нее находится Алакрей. Но навстречу ей шел Мирадеон в сопровождении городских стражников, многие из которых несли чадящие факелы. В левой руке серебряного всадника она увидела Аштагор и вернулась в реальность.

— Ты опоздала.

— Вы должны отдать мне меч, — торопливо проговорила она. — Наше войско разбито, гиганты гонятся за жителями Сребимира, мы должны их остановить.

— Мне горько это слышать, — Мирадеон опустил взгляд, но единожды медленно моргнув, посмотрел в глаза Азары с прежней твердостью. — Но я не могу помочь своему народу и не могу исполнить твоей просьбы. — Азаре подумалось, он не расслышал обращения.

— Конечно можете. Доверьте мне Аштагор. С его силой я остановлю гигантов. Обещаю, меч не достанется врагу.

— Речь не о доверии, — начал объяснять Мирадеон. Он говорил размеренно, движения его были неспешны. Азара же в нетерпении покачивалась и заламывала пальцы. — Войну нельзя выиграть. В отношении Аштагора высказывание это справедливо вдвойне. Несуществующий не способен творить добра. Он может одолжить победу, а затем возьмет двойную плату, и мы не знаем, чем придется платить.

— Моя жизнь, моя душа, я готова заплатить всем, что имею. — Мирадеон покачал головой.

— Разумеется. Но будучи уверенным, что платить придется мне, думаешь, я не поступил бы так как ты того хочешь? Будущее, прошлое, настоящее — все связанное с Аштагором покрыто туманом, который не способны прорезать даже божественные очи. Но Аланар видит дальше нас, и мы должны следовать его велениям. Не сомневайся, принимать решение твоему отцу было также тяжело, как нам его исполнять.

Полагая, что выразился достаточно убедительно, Мирадеон возобновил движение к Алакрею. Азара не двинулась, только подняла кисти и на кончиках ее пальцев засверкали молнии. Аланар мог видеть дальше нее, но она помнила времена, предшествующие появлению людей и знала, на что способны родственники в случае угрозы для них самих.

— С дороги, — раздражаясь, приказал Миридеон. Но он никогда не был королем для Азары.

В это время двери Алакрея открылись, и встречать гостя вышла облаченная в парадную порфиру королева в сопровождении эскорта трех рынд Алакрея в начищенных доспехах и белых плащах. С ними же был и капитан городской стражи, по случаю надевший лучшие доспехи.

— Приветствуем вас…

Рейярина осеклась, когда Азара, стоящая к ней спиной, обернулась. Изумился и Клеймир, он хотел подойти и обнять девушку, но на такую вольность в своем положении не отважился. Королева увидела решительный взгляд, собранные в тонкую линию губы. На память ей пришел образ девочки с таким же упрямым выражением лица, склонившейся над умирающей вшивой дворнягой и отказывающейся ее оставить. Только на пальцах девочки не трепетали тогда нетерпеливые молнии. — Что здесь происходит? — обратилась ко всем Рейярина.

— Мы уже все обсудили, королева. — Пользуясь всеобщим замешательством, Миридеон двинулся к ней. Он уже проходил мимо Азары, когда удар молнии заставил его охнуть от неожиданности и согнуться.

— Азара, немедленно прекрати! — приказала Рейярина. Но она уже не была ее королевой.

Азаре надоело ждать. Она тряслась в нетерпении, зная, что где-то в холодном ночном лесу гиганты истребляют людей, брошенных своим королем и своим богом. Кроме того, она боялась, что внутри Алакрея даже ночью Аланар хранил силы, и окажись Аштагор в его стенах, для нее он будет потерян.

— Мама, поверь, с этим мечом я спасу жителей Сребимира!

— Схватить ее, — ледяным тоном приказала Рейярина. Брови Клеймира поползли вверх, стражники медлили, нерешительно поглядывая на капитана, все они знали Азару в лицо и никто не помнил от нее дурного поступка. Королева строго посмотрела на капитана. Клеймир кивнул своим людям, и те натянули луки. Стража Алакрея, хоть и не подчинялась капитану, разделяя его неуверенность, также промедлила и теперь, обнажив мечи, обступала Азару кольцом.

— Ыд-ыр-ет ве-рыд, — почти неслышно за шумными действиями стражи прошептал кто-то. Взметнулась пыль, поднялся ветер, Азару окружил вихрь из стальных лезвий. Стражи Алакрея отпрянули, они еще могли достать ее кончиками мечей, но скорость вращения лезвий устрашала, и неосторожное движение могло стоить им жизней. Азара узнала магию ядъяра, но размышлять о нежданном помощнике времени не было: Миридеон удалялся к воротам Алакрея. Она приготовилась к новому колдовству, но рынды и Клеймир последовали за серебряным всадником, а сам он пригнулся, скрываясь за их спинами. Последовал приказ стрелять лучникам. Стрелы не смогли преодолеть воздушную воронку: сильный ветер, изменяя траекторию, отбрасывал их в стороны, те же из стрел, что достигали кромки смерча, разрубались на части кружащими лезвиями. Точечное заклинание окаменения, которое творила Азара, неминуемо убило бы кого-то из стражников в случае промаха, но она решилась рискнуть. Мирадеон уже был перед воротами Алакрея, а заклинание готовилось сорваться с рук, когда неведомая сила вдруг опрокинула его окружение. Это позволило Азаре в последнее мгновение изменить направление заклинания. Мирадеон замер, и возле него появился невидимый прежде помощник — это был Мехатор. Азара бросилась к ним.

— Тебе не совладать с Аштагором! — выкрикнула она, надеясь, что это правда.

Великан с силой толкнул Мирадеона. Не владыка более своему телу, полубог повалился навзничь, и рука обронила меч у порога Алакрея. К нему потянулся Мехатор, но Азара оказалась быстрее.

Вдруг все стихло. Закончилось действие вихря лезвий, Мирадеон поборол окаменение и поднимался на ноги, в ужасе взирала на происходящее Рейярина, Клеймир нервно отряхивал усы, словно по команде лучники опустили луки, а мечники — мечи. Азара направила Аштагор на Мехатора.

— Я не хотела этого, — слова были обращены к Мирадеону.

— Азара! — вновь попытался воззвать к ней серебряный всадник. Его голос звучал мягче прежнего, поражение его не опечалило, но несколько усмирило. — Теперь я уверен, ядъяра хотят, чтобы ты вернулась в битву с Аштагором!

— Я не выпущу его из рук.

— Ты сама в их руках. — Азара перевела взгляд на Мехатора.

— У человека с кровью рошъяра было время объясниться, предоставь же и великану с кровью ядъяра такую возможность.

Но Азаре смертельно надоели разговоры, когда ее цель требовала действий и действий стремительных. Она не знала точно, почему великан помог ей, была ли ему нужна помощь в победе над Мирадеоном, и он не успел завладеть Аштагором, или же последовал за ней в Тронгарос единственно для того, чтобы обеспечить возвращение меча в битву. Она знала только собственные намерения. В них не входило милосердие над Мехатором. Азара не считала нужным искать оправдания перед кем бы то ни было, объяснять свое поведение, тратить время на прощальные слова.

А тысячью верст южнее в тот миг Яг-Ра-Тах открыл глаза.

— Повеление: смерть, — слова сами сорвались с губ. Мехатор грянул оземь. Для нее было не так важно, почему именно сейчас альгар вдруг проснулся, важнее было, что она поняла, как именно следует поступить дальше.

* * *

Зашло солнце, и близилась ночь, но синий купол породил яркий дневной свет и показал выжженную арену и ее непобедимого чемпиона. Альманд сошел с пьедестала. Вараилу представлялось, что тяжелая стопа его, упав, с грохотом расколет камень, Яг-Ра-Тах долго будет изучать противника и неспешно и немного неуклюже направится ему навстречу. Произошло же все с точностью наоборот. Со своего наблюдательного поста Яг-Ра-Тах спустился мягко, едва всколыхнув пыль под ногами, что свидетельствовало не о его легком весе, а весил он, как пять взрослых мужчин, но об огромной силе, благодаря которой и достигалась плавность движений. А затем он побежал на Вараила. Тот выставил копье, полагая, что вынуждает противника остановиться, но ошибся вновь. Яг-Ра-Тах врезался в острие, копье, не оставив на его теле даже малейшей царапины соскочило в сторону, а сам Вараил неумышленно шагнул вбок, и стремительный мощный удар пришелся на его плечо. Он не заметил, как оказался опрокинутым у ног альманда, а посох уже взлетал для нового удара. Вараил откатился, и посох взметнул комья земли. Пятясь, юноша пытался лихорадочно придумывать тактику боя. Его копье не может проткнуть кожи альманда, — вот так, небольшая неожиданность, но ведь Вараил и не ждал, что все будет просто. Изначально он намеревался поразить соперника в глаза — в сказках даже у самых сильных чудовищ это место уязвимо. Встреча с морским змеем несколько пошатнула его веру в уязвимость глаз. Со слов Пасура он знал, что глаза даже несопротивляющемуся льву человеку выдавить сложно, то может и глаза альманда нельзя выколоть простым оружием? Внешне эти глаза не выглядели уязвимыми: иссиня-черные бездны, в них не отражалась душа альманда, только в глуби порою вспыхивало зарево далеких битв, да мерцали звезды. От одного удара Вараил пригнулся, от другого отскочил, он пытался и блокировать выпады, но его руки не обладали достаточной силой, чтобы выдержать натиска альманда. Во второй раз он растянулся на земле, и снова от смерти его отделила секунда расторопности. Яг-Ра-Тах перемещался очень быстро, всех умений Вараила только и хватало, чтобы отсрочить свое поражение, уйдя в глухую оборону. Платой за вторую ошибку стали три не просто сломанных, а раздробленных ребра. Вараил стал задыхаться, долго сражаться на пределе возможностей он не сумеет. Попытка попасть копьем в глаз провалилась, ответный удар заставил его левую руку безвольно свеситься. Вараил вздрогнул, но времени отдаваться боли не было.

Они находились на невысоком пригорке, у подножья которого очереди быть использованным дожидался торчащий в земле меч. Поднырнув под следующий удар Яг-Ра-Таха, Вараил скатился вниз и выхватил его. Он придумал план, который должен окончить бой. Поднявшись, он взмахнул мечом наотмашь, одновременно оборачиваясь, но не рассчитывал достать противника. Видя неуправляемый меч, альманд подставил посох. Следующие действия совершились в считанные мгновения, длительность которых гораздо меньше их описания. Сталь разрубила дерево на две части, Яг-Ра-Тах раскрыл кисти и выронил их, а Вараил, почувствовав некоторое сопротивление удару, а значит уменьшение скорости движения меча, повернул полукругом и вонзил острие точно в глаз альманду.

Исчезло время, исчезло пространство, исчезли чувства и образы. Мира не существовало, никогда не было и никогда не будет. Это знание продлилось лишь мгновение. Нет, его тоже никогда не было, но ведь что-то было? Вараил попытался вспомнить — что. Огонь. Точно, был огонь, он есть и всегда будет. Есть только огонь, только бесконечное всепожирающее пламя, оно чадит и хрустит его костями. Вот. Значит все это ложь, есть дым, есть боль, есть тело, которое горит. Но как же неприятно гореть! Почему нельзя не гореть? Или… есть ли что-то кроме огня? Ничего нет. Тогда ничего предпочтительнее горения, пусть лучше так. Тогда нужно сгореть и стать прахом. Если прах не горит, конечно, он предпочтительнее факела. Факел? Какое странное слово. Нет, этого слова нет. А что такое прах? Пепел, пыль, остаток, мертвец, скелет, человек. Какие странные слова, наверное, их тоже нет. Слов вообще нет. Но если они не горят, лучше быть остатком или мертвецом. Мертвец это от слова мертвый? Разумеется. Разумеется от слова разум? Верно. Верно от слова вера? Стой, что-то горит, ты не забыл? А что горит: мертвец, разум, или вера? Ну, мертвец гореть не может, мы это уже установили. А вера может гореть? Не понимаю, мне, наверное, не хватает разума. Вот и решили, разум горит, и потому нам его не хватает. А кому это нам? Ладно, мне, тебя нет, не было, и нет. Согласен.

Его разум не просто горел, он верещал в истошной агонии. Когда Вараил это осознал, то утонул в боли. Но затем он вспомнил, что уже тонул. Тогда его спасли тритоны, и в их царстве к нему пришел Яг-Ра-Тах в третьей ипостаси. Нет, красный, черная и белый вестники были кем-то другим, теперь Вараил это понимал. Но кем? Он запутался. Надо вспомнить главное. Он сражается, альманд его убивает. Зачем? Очевидно, Яг-Ра-Тах над собой не властен, но позвал Вараила, веря, что тот сможет его освободить. Ах, вот откуда взялось это слово «вера»! Только напрасно он верил в меня, я не обладаю ни выдающимся умом, ни великой силой. О твоих силах и слабостях альманд знает лучше твоего. И победить его нельзя, сказано же было. Тебе всего только и нужно, что пролить его кровь, а устроил представление. Как? Я не могу его ранить, и… во мне не течет крови альмандов! Сказано «пролить», так «пролей», хватит искать скрытый смысл!

Обломки посоха еще не достигли ног альманда, его рука тянулась к горлу Вараила. Меч в руке человека рассыпался мелкими осколками, а в глазу Яг-Ра-Таха не осталось следа укола. У Вараила было одно лишь мгновение — на его исходе могучая рука разорвет ему горло и шейные позвонки. Он выбросил левую руку перед лицом и попал точно в кисть альманда. Его кости треснули, ведь это было все равно, что наотмашь ударить камень. Противник удержал кисть, и казалось, хрупкие человеческие пальцы сейчас смешаются с чешуей перчатки. Но вот из-под перчатки выступила синяя капля и, медленно скатившись, скрылась в трещине выжженной земли. Яг-Ра-Тах продвинул кисть выше по руке Вараила и кивнул, будто только что пожал. Магический купол опал, ночные звезды приветствовали победителя.

— Ложись, — приказал Яг-Ра-Тах голосом красивым и мягким, ничуть не взволнованным.

Вараил не посмел ослушаться. Большие белые руки проплыли над его телом, от них шло приятное тепло и умиротворение. Боль отступила, больше не было переломов и ран, пропали даже старые шрамы, оставленные безрассудным детством, и новые — когти жестоких песков. Расправилась кожа на щеке, поднялись новые волосы над прогалиной на голове. Когда альманд закончил, Вараил поднялся и, с удивлением двигая членами, пытался найти хоть какое-то неприятное ощущение в теле.

— Отныне я твой слуга, — сказал Яг-Ра-Тах. — Но служить тебе смогу лишь как начнется новый день и Альм застелет белая земля.

— Но здесь не бывает снега, — возразил Вараил, однако Яг-Ра-Тах уже направился к пьедесталу. — Постой, — попросил человек. Альманд обернулся.

— Я бы хотел, — Вараил не мог подобрать слов, его одолело безнадежное разочарование. Он так долго шел сюда, и теперь, когда все трудности позади, альманд просто разворачивается спиной и даже не желает слушать. И это победа?

— Я знаю, чего ты хочешь. Ты говорил об этом в Кадусартане.

— Армия тальиндов, — уточнил Вараил. — А с ними, я слышал, великаны. — Альманд посмотрел куда-то вдаль, и глаза его засияли звездами.

— Я остановил их.

— Нет, — юноша покачал головой. — Ты не мог, ты все это время был здесь.

— Я сделал это, — повторил Яг-Ра-Тах. — Только что. — Затем добавил: — на всем острове остался лишь клочок плодородной почвы. — Он указал рукой на какую-то кладку из черного камня. — Возьми то, что найдешь там, это тебе пригодится. — Он вновь отвернулся.

— Но кольцо, — вновь заговорил Вараил, вопросы захлестывали его. — Откуда в нем твоя кровь? — Альманд взошел на пьедестал.

— В кольце принес ты кровь моего народа, но история кольца мне неведома.

Яг-Ра-Тах застыл, как делал это уже сотни раз, но теперь обе руки он обратил ладонями к небу.

* * *

Заклинание ночного перехода стерлось со страницы Закрома Аланара, но единожды использовав, Азара им уже овладела. Изменив первую часть, в которой указывалась цель следования, она очутилась перед Вирдео. Магистр только что свалил адау-колдуна, руки его еще мерцали искрами, шар белого света над его плечом осветил изможденное лицо. При виде Азары, Вирдео безуспешно попытался выглядеть бодро. Вокруг разносился грохот сражения, ломались деревья, здесь и там сверкали всплески магии.

— Мы их нагнали, — сказал он. — Создаем иллюзию большой армии, чтобы беженцы успели дожить до рассвета.

— Пусть все отступают. — Ее слова не удивили магистра.

— Чем бы все не закончилось, я рад, что ты с нами. Не знаю, кто такая Ахари, но знаю Азару, и верю тебе.

Поглощенная мыслями, Азара не ответила. Она произнесла несколько слогов, ее тело обволокла роба Ренталана, а ноги оторвались от земли. Вирдео позвал ее, но она услышала, только когда магистр возвысил голос.

— Последний совет. Одной защиты от магии недостаточно, используй телекинетический барьер. Полагаю, Аштагор многократно усилит это простое заклинание.

На секунду она вновь почувствовала себя ученицей Вирдео, талантливой ученицей, но не богиней. Но земля продолжала удаляться, а небеса становились ближе, и она впервые поняла, что с человеческим прошлым покончено. Это радовало древнюю часть, но печалило новоприобретенную. А все ее учителя: Эльмуд, Вирдео, тот аниярист из детства, и не только учителя магии, но все, кто учили жить, казалось, существовали лишь для того, чтобы подготовить к этому переломному не только в ее жизни, но и в жизни по крайности трех миров моменту.

Она поднялась выше деревьев, но увидела не одних только гигантов. Аштагор проснулся, пропитал ее безграничной силой и позволил изведать мир, но не глазами. Она видела дремлющего оленя в лесу и рябь от первой капли дождя на поверхности озера Двух Миров, она видела сражающихся людей и гигантов, видела каждого в отдельности и легко могла бы всех пересчитать, видела выходящих с другой стороны Теургского леса беженцев Сребимира. Но ей захотелось посмотреть дальше, и она увидела Вараила в тот самый миг, когда он пролил кровь альманда, и улыбнулась. Она увидела Сурхосула, ядъяра покрывала темная сине-зеленая чешуя, руки его длинные с острыми когтями, тело сутуло, голова ящерицы, но с человеческими чертами. Он стоял на горном выступе и что-то нашептывал монолиту в форме уха, в руке Сурхосул держал какой-то большой загнутый костяной предмет. Затем она увидела Аланара, отец был в крови, совсем как во сне, а когда увидел ее, закрыл лицо руками.

Азара застыла в небе, ее окутало ярко-красное свечение, завидев которое гиганты попытались ее убить. Но бросаемые валуны и целые выкорчеванные деревья разбивались в крошку о телекинетический барьер, а робу Ренталана не могли разбить даже плети Сурхосула колдунов-адау. Азара видела отступление остатков армии Сребимира. Некоторые гиганты их преследовали, но большинство возобновило погоню за мирными жителями, а значит, оказались подвластны ее замыслу. Она видела выглядывающие из-за кустов белые глаза, почти такие же древние как она сама, их обладатель отступил в ночь. Двумя руками Азара подняла над головой Аштагор.

— Последний танец Хьердхано.

Два огромных черных крыла, величиною с хримтурса каждое, распахнулись над ней, за ними повторив взмах, раскрылись еще два. Через каждое крыло чудовищного коршуна проходили тонкие лапы, заканчивающиеся тремя свисающими с кромок когтями. Он имел белый загнутый клюв, хвост длинный прямой, черные перья топорщились и отражали красный свет. Изменчивый занавъяра Смятенного ветра взмахнул крылами раз, другой, взмахи учащались, а с ними нарастал ветер. Сгустились тучи и заволокли небо, померк слабый свет луны. Качнулись верхушки деревьев, шевельнулись сухие листья, а через несколько мгновений гиганты уже закрывали от ветра лица руками, щурили глаза. Легкий ветерок сменился ураганом. Затрещали столетние дубы и пригнулись гиганты к земле, защиты адау-колдунов раскололись и ветер препятствовал новому колдовству. Он усиливался. Сначала к земле припали великаны, за ними последовали адау и циклопы. Они хватались за толстые стволы и опрокидывались вместе с ними. Ветер вспарывал землю корнями деревьев, согнул хримтурсов и брунтурсов, но все это была только прелюдия перед настоящим буйством. Внезапно Хьердхано остановился, и на миг ветер стих, но затем ринулся вниз и разбился о землю, разорвавшись черной волной ветра. В одно мгновение она разлетелась в стороны, разметала деревья в щепы, а гигантов в клочья, осколками углей рассыпались брунтурсы, а хримтурсы обратились ледяным крошевом. То, что прежде было лесной чащей, превратилось в поляну, засыпанную пылью. Пыль камней, пыль деревьев, пыль великанов и безвинных крошечных тварей, оказавшихся на пути беспощадной стихии, оседала разнородными кучами, ставшими братскими могилами для них всех. Люди избежали ветра смерти, но и они, на пять верст в стороне, овеваемые лишь отзвуком чудовищной силы, падали на колени и сотрясались в безотчетном ужасе.

Азара опустилась наземь. Заклинание истощило ее, опустошило, выпило жизнь, оставив в чаше Семурьи один только запах смерти. Не все гиганты погибли, некоторые отступили и смешались с людьми, но они уже не могли причинить большого вреда уцелевшим солдатам Мирадеона, и едва бы рискнули продолжить преследование мирян. Последнее, что видела Азара — выбежавшего на поляну Люперо, он позвал на помощь, а затем подбежал к ней. Но помогать было уже некому. Она последний раз выдохнула и словно гаснущий костер рассыпалась красными искрами. Аштагор безразлично и глухо ударился оземь. Упав в искрящуюся пыль, Закром Аланара вспыхнул ярким светом, но свет стремительно померк, страницы книги растрепались и потускнели.

На поляну вышел Дъерхтард, он увидел адаранта, грустно склонившего голову, а с другой стороны на прогалину, маг не поверил глазам, выходил Карх. Во время «Последнего танца» он оказался слишком далеко от эпицентра заклинания и не пострадал. Сейчас хримтурс направлялся к тому месту, где умерла Азара. Только зачем? Ведь он не мог взять Аштагора. Или мог?

Карх опустился на колено, в кулаке он что-то держал. Он приблизил руку к земле, костяшками вниз, и разжал ладонь. На землю спрыгнула Ераиль. Она подбежала к Аштагору, но Люперо преградил дорогу, ощерился и зарычал. Вестница сняла с пояса огненные мечи. Волк выжидал момента для прыжка, но, когда увидел наступление массивной ледяной фигуры, схватил рукоять Аштагора зубами и побежал прочь. Дъёрхтард прочитал распыление, но продолжительный бой выжал его и заклинание не удалось. Ераиль один за другим бросила мечи в адоранта. Первый пролетел мимо, но второй прорезал Люперо бок и тот, кувыркнувшись через голову, выронил груз. Затем мечи вдруг погасли. Встреча с Кархом повторилась вновь, но теперь маг был не человеком неуверенным в исходе поединка, но беспомощным наблюдателем. Листья позади него зашуршали, на поляну вышел Белый Охотник в человеческом облике. Его космы спутались, всклокоченная борода запечатлела застывшую кровь, он с трудом стоял, сильно припадая на одну ногу, но взгляд светлых глаз оставался несломленным.

С торжествующим видом Ераиль подняла Аштагор. На ее лице сияла улыбка, различимая даже в темноте, глаза восторженно расширенны, рот приоткрыт. Но вдруг тело ее свела судорога, лицо скривила гримаса боли, из-под адарионовой перчатки левой руки, держащей меч, повалил дым. Ераиль сдавила зубы и сузила глаза, она не разжимала кисти, но тело перестало повиноваться и свалилось на колени. Перед глазами ее глухо упал Аштагор, над ним пролетел какой-то пепел. Ераиль не сразу поняла, что ее левая рука не онемела, но осыпалась прахом, и когда боль прошла, и место ее заняло осознание поражения, предвестница продолжала оставаться на коленях, и взгляд ее не отрывался от меча.

Свидетелями этого зрелища стали также Миридис и Граниш, пришедшие вслед за Белым Охотником. Миридис первым делом подбежала к Люперо.

— Возвращайся в Думурью, — сказала она. Но адорант почему-то зарычал и отказался исполнять приказ. Граниш подошел к Ераиль.

— Я всегда полагал, тальинды испытывают боль, просто умело скрывают.

— Невозможно, — она слышала только свои мысли. — Я могу вытерпеть любую боль.

В шумном выдохе Карха слышалось разочарование. Хримтурс уже развернулся, когда Белый Охотник окликнул его.

— Больше никто не сбежит.

— Остановишь меня? — изумился Карх. — Как?

Борут посмотрел на Ераиль и задержал взгляд на Аштагоре.

— Нет, — перехватив взгляд, отрезала Миридис и заслонила собой клинок, словно потеряв его из виду, он мог передумать.

— Не может быть речи, — согласился Граниш. — Ты видел, чем чревато подобное безрассудство.

— Я видел будущее, которого добровольно лишен. Тогда, в могиле Нигдарабо я отвернулся от судьбы великого воина и предопределил свою участь.

— Судьба, это череда выборов, каждое даже самое незначительное решение формирует наши судьбы, — ответила на это Миридис. — Нет такой силы, которая сейчас обязывает тебя калечить себе жизнь.

— Эта сила называется честью. Я не позволю чудовищу и дальше опустошать наш мир, — Белый Охотник одной рукой отстранил альву, нагнулся и обхватил Аштагор.

Земля, словно палуба корабля, попавшего в шторм, зашаталась под его ногами, он покачнулся, и казалось, сейчас завалится наземь. Но затем борут выпрямился, голова повернулась в сторону хримтурса, но лицо окаменело, глаза не моргали. Гигант бросился бежать. Белый Охотник не пытался, да и не смог бы его догнать. Граниш всплеснул руками.

— Все напрасно. Брось его!

Рука, сжимающая Аштагор, стала темнеть и дымиться.

— Нет, — возразил борут. — Ему не убежать далеко, и жизнь я отдаю не напрасно.

— Никаких жертв, — распорядилась Миридис. — Брось клинок, или я прикажу Люперо отгрызть тебе руку. — Однако угроза ее звучала жалобно. Она посмотрела на адоранта, скрывая неуверенность в его послушании.

— Вы можете вернуть Азару, — не слушая, продолжал Белый Охотник.

— Как? — спросил Дъёрхтард. Борут направил острие меча на Ераиль.

— Поднимайся, — приказал он. Женщина посмотрела на него потрясенно. Она поднялась, но не из страха смерти, а подчиняясь необъятному восхищению перед человеком, который сделал то, в чем она считала себя лучшей.

— Как? — повторила она вопрос мага, но вложила в него совершенно иной смысл.

— Мы не станем обменивать одну жизнь на другую, — упорствовала Миридис. Борут покачал головой, в уголках его рта выступила кровь.

— Меня уже не спасти.

Он прочертил на земле небольшой круг, достаточный, чтобы человеку можно было в него встать, рядом обозначил еще один такой же, и последним большим кругом взял предыдущие два в кольцо. Один из меньших кругов он занял сам, по линии большой окружности расставил предвозвестников в следующем порядке: Ераиль на южной, Граниш на западной, Миридис на северной, Дъёрхтард на восточной сторонах. Закрыв глаза, мысленно он стал взывать к Азаре.

Это были самые тяжелые минуты в его жизни. Боль — величина не бесконечная, она ограничена нашим восприятием и самим источником причинения боли. Тальинды не выказывают слабости в бою и способны вытерпеть, не дрогнув, любое ранение, иные люди несгибаемой воли молчаливо переносят страшнейшие пытки, ни дыба, ни костер не вызывает в них крика и слез, они выше боли, перешагнули через это бренное чувство. Тоже справедливо и для боли душевной. Безвольные неженки исходят слезами от скуки, одиночества или оброненного оскорбления, люди стойкие молчаливо взирают на то, как рушится их мир, и выживают. Боль плотскую Белый Охотник презирал, духом был стоек как никто. Но Аштагор вызывал боль совершенно иного рода, он разделял проявленный облик на составляющие эссенции внутренних миров: дух, имя, сердце, тень, сон, отражение. А его квинтэссенцию, душу, разрывал на части.

Подобно ему, Ахари растекалась по мирам, но будучи бессмертной, не могла умереть окончательно. Она не участвовала в цикле перерождения и не вернулась в свой дом, Рошгеос, куда после смерти попадали создания верные рошъяра. Она сидела на корнях Яргулварда, не касаясь ногами неумолимо стремящихся вод Абаканадиса, и смотрела в небытие, туда, откуда на закате бытия выйдет тысячерукий зверь, туда, где не существует дворец четырех и одного повелителей, чьи врата откроются, и голос без слов ее позовет. И ее позвали, но позвали с другой стороны. Голос шел из какого-то мира, из какого-то времени. Ахари уже забыла свою жизнь, все свои многочисленные жизни. Она внимала бесконечной тишине, но когда услышала зов, обрела память. Она вернулась в Яраил и распустилась красным цветком, огненным фениксом, вернулась окончательно и восстала после многовекового сна. Она увидела Белого Охотника, кровь текла из его ушей, рта и носа, кровь заволокла глаза и тонкими змейками сползала со щек. Тело сотрясала судорога, но он оставался на ногах, а в протянутых руках покачивался слишком тяжелый для смертного груз. Белый Охотник не увидел всполохов красного пламени, не видел женщины в красном платье, в которую это пламя обратилось. Он был поглощен долгом держать Аштагор, и он не умрет, пока другие руки не воспримут ноши. Ахари обхватила рукоять меча. Белый Охотник вернул контроль над телом, осмысленным взглядом посмотрел на нее и почему-то попросил:

— Не забывайте меня. — А затем расслабил руки и исчез. Исчез из проявленного мира и вошел в те двери, куда не приводят стопы смертных.

Первой из круга вышла Миридис. Она отвернулась, опустилась на колени и закрыла лицо руками. Люперо, понурив голову, виновато подошел к ней. Альва всхлипнула и обняла друга за шею. Остальные предвозвестники молча предавались каждый своим мыслям, но все они были об одном. Ахари подняла Закром Аланара, просмотрела опустевшие страницы и захлопнула книгу — ей он больше не понадобится, затем обернулась и подняла руку. Широкий красный луч разрезал небосвод. Яркой вспышкой он ворвался в лес в той его части, где скрылся Карх. Звон осколков хримтурса издалека был почти неслышен.

Уцелевшие люди, не сговариваясь, собирались на поляне. Кто-то предложил связать Ераиль, но замысел этот даже сам предпочел не воплощать, и командир войска тальиндов так и осталась нетронутой в рядах неприятеля. Все слишком устали для каких-либо решений. Ахари подошла к Вирдео.

— Переоделась? — попытался он пошутить. Многослойные достойные бога одежды развивались красным огнем, хотя и не обжигали. Но рошъяра, которую магистр зари знал как талантливую служительницу Аланара, внешне почти не изменилась. Только волосы стали отливать красным, да алые глаза смотрели строже. — Я видел бурю и рад, что ты цела.

— Я умерла, — поправила Ахари. — Умерла шесть тысяч лет назад и только сейчас воскресла. — Бесстрастно она протянула Закром Аланара. Вирдео нежно погладил золотой переплет.

— Что будешь делать теперь?

— Дождусь рассвета.

Это была длинная ночь, для многих ставшая последней. Люди расселись на поляне. С ними вместе альва, цверг, адорант и рошъяра вглядывались в горизонт. Никто не разговаривал, словам предпочитая ночную тишину. Всех одолели нега и безмятежность, удовлетворение и покой. Одна только Ераиль не ждала рассвета, она лишилась армии и руки, Аштагор ей не покорился, а битву гиганты проиграли. Но она также поддалась всеобщему умиротворению и, как и все присутствующие на этой поляне, свою миссию считала исполненной. О дальнейшей жизни, выходящей за пределы сегодняшней ночи, она никогда не задумывалась. Нежный ветерок приятно холодил разгоряченные лица, едва слышно шуршала листва — это спугнутые битвой сторожко возвращались в свои дома лесные зверьки. Но утро все не наступало. Наконец из-за деревьев пробились слабые лучи восхода. Люди торжествовали, и улыбки осветили их лица. На затем восторг сменился замешательством.

В небо поднимались два светила, причем солнечный свет слабо пробивался из-за спины брата. Люди, гадая, изумленно взирали на диво. Даже глазам Миридис недоставало зоркости, чтобы это понять, и только Ахари предпочла бы не видеть далекое действо. Она застыла, и тень печали омрачила ее лицо.

— Что ты видишь? — спрашивали люди. — Покажи нам.

Ахари скрестила над головой руки и развела в стороны. Потрясенная публика узрела, как невысоко над поляной утлым плотом правит Ирилиард, облаченный в неизменные черные одеяния, полностью скрывающие тело, и только под капюшоном различим длинный щербатый нос. А у ног его в богатых золотых одеждах, с золотистой кожей и вечно юным прекрасным ликом, обрамленным золотыми кудрями, неподвижно лежит Аланар.

Солас попытался зажечь магический свет и не смог — магии Аланара больше не существовало. Ахари захотелось увидеть отца вблизи. Люперо почуял ее мысли. «Возьми меня», — попросил он. Адорант попрощался с Миридис, она поняла его намерение, хотя и не слышала слов. «Иди к нему», — разрешила она. И волей Ахари, растворяясь в пространстве, чтобы возникнуть высоко в небесах, он услышал мысли Ераиль: «Передавай мой поклон».

Все выглядело в точности, как в проекции на поляне. Он казался живым, здоровым и лучащимся бескрайней жизнью, но жизнь его, если таковое понятие применимо к богу, угасла. Вслед за ней запоздало мерк солнечный свет, лучи слабели и умирали в облаках, уже не в силах достичь земли, еще напоминая о жизни, но не оставляя надежды на ее возвращение. Так остывает тело покойника, так с наступлением холодов опадает листва. Бог умер, но одновременно перешагнул через смерть, ибо, находясь выше нее, должен был уйти во дворец повелителей и навсегда кануть в небытие.

— Позволь мне провести его, дядя, — попросила Ахари.

— Уходи, — ответил Ирилиард, не взглянув на нее. Люперо неспешно шел следом по поверхности небесного океана, но уже смотрел совсем в другую сторону. — Уходи, — повторил Ирилиард. — Потому что отныне мы не можем находиться рядом.

Ахари осталась стоять, провожая плот виноватым взглядом. И хотя цена ее непослушания оказалась выше, чем она рассчитывала, она не жалела о принятом решении. Может ли одна жизнь быть ценнее другой? Жизнь человека, бога, зверя — как их сравнить? Иной человек, высокий духом, бестрепетно отдаст жизнь ради брата. Но ради стаи птиц или волков?.. И сколько тогда стоит жизнь бога?

Внезапно Люперо завыл и побежал прочь. Ахари последовала за ним.

«Куда же ты?»

Адорант не ответил, он был слишком возбужден для разговоров. Они пролетали над миром со скоростью урагана. Лес под ними сменился равниной, горами, океаном. Они миновали континент и пронеслись над песками Имъядея, они достигли самой южной точки Яраила и только тогда стали спускаться.

Вараил держал веточку сирени, единственную выжившую часть умирающего куста, который чудом здесь рос. Он сидел подле Яг-Ра-Таха и подобно ему и людям на поляне в Теургском лесу всматривался в ночь, ожидая рассвета. Он видел затмение, но солнце и луна поспешно покинули небосвод, и ночь, эта бесконечная ночь, продолжилась. А затем он увидел красный луч, свет приближался, вскоре в нем можно было различить очертания женщины и волка. Огромный черный волк пробежал мимо Вараила и тот даже не проводил его взглядом. Все внимание юноши поглотила красная женщина, спускающаяся с небес на землю. Она улыбалась. Конечно, он узнал ее сразу, он почувствовал ее задолго до того, как сумел разглядеть, и то ли от счастья, то ли от яркого света, глаза его увлажнились. Неверным шагом он направился к ней, она же выронила меч и, подбежав, обняла друга легко и непринужденно так, словно после недельного праздного похода вернулась в Тронгарос. Вараил запоздало протянул цветы. Ему хотелось произнести тысячи слов, вместо этого он сказал:

— Ты жива.

— Только благодаря тебе, — она посмотрела на альманда за его спиной.

Люперо дважды обошел вокруг Яг-Ра-Таха, тщательно обнюхал его, попытался укусить за руку, затем горько завыл, обернулся калачиком вокруг холодных ног и положил голову на передние лапы. Ахари спохватилась и подняла меч, Вараил хотел помочь, но она резко отстранилась.

— Не касайся его. — Затем подошла к альманду. — Здесь ему самое место, — и вложила меч ему в руку.

Множество вопросов одолевали Вараила, но сейчас он был счастлив как никогда, и все ответы, какими бы они ни были, не казались существенными, важным было только то, что Азара жива.

— Расскажешь мне о своих приключениях? — попросила она.

— Только если ты расскажешь мне о своих, — парировал он. На миг в ее глазах он увидел грусть.

— Конечно, я тебе все расскажу.

Они шли по небу. Вараил вкратце поведал о своих похождениях, не вдаваясь в детали и не придавая рассказу эмоциональной окраски, а потом пришла очередь Ахари. Она была счастлива и весела, слушая, но о некоторых вещах при всем желании не могла говорить с улыбкой. Она ничего не утаила от друга последнего детства, и по мере развития истории, лицо ее мрачнело, и боковым зрением она видела, как мрачнел и Вараил. Но его печаль была вызвана не столько самим рассказом, сколько изменениями, которые он обнаруживал в подруге по мере повествования. Когда она умолкала, и сызмальства знакомый голос не ткал вуаль воспоминаний, он видел строгость бровей, холод губ и тяжесть взгляда — вещи, которых раньше в ней не наблюдал. И раньше, чем услышал, понял, что ошибся. Знание это обрушило на него печаль, потопившую прежнюю радость, и от этой внезапной перемены, от того, что след счастья так свеж и памятен, ему стало горше, чем живя с мыслью о ее смерти. Его подруга детства и любовь, та, кого он знал Азарой, умерла. Пусть она не утонула, но произошло это позже, однако все, что от нее осталось, это внешнее сходство со старой богиней нового солнца.

— Вараил, прости, что не взошла с тобой на корабль, — вдруг вспомнила она обещание, данное себе во сне.

— Конечно, — обронил он рассеянно.

А далеко внизу человек одной с ним версты тревожно смотрел в небо. Поняв снедающие его опасения, Граниш охнул.

— Что такое? — спросил, подходя к нему Амутар. Дъёрхтард процитировал:

— «Соберутся четверо, облачится плотью клинок и возвестит рог гласом Падшего о приходе красного солнца».

— Но рог не звучал, — неуверенно возразил Амутар. Все слушали тишину, опасаясь и ожидая громоподобного трубного звука, быть может, землетрясения или урагана. Ничего подобного не происходило.

— Рог Вологама прозвучал, — все обернулись и увидели Ераиль, о существовании которой совсем забыли. — Вы его не услышали, потому что звук разносился в Рошгеосе.

— Ты использовала гигантов себе в угоду, — догадался Амутар.

— Но какова была твоя цель? — спросил Дъёрхтард.

— Я только хотела вернуть своего бога. И я его вернула.

— Ты хотела воскресить Ахари? — уточнила Миридис. — Зачем?

— Я хотела воскресить Яг-Ра-Таха. Но отвечая на второй вопрос, — неужели вы до сих пор не поняли? У тальиндов сиреневая кровь и бледная кожа, мы общаемся мысленно, рошъяра не поклоняемся.

— Я догадывался, — кивнул Граниш.

— Многие догадывались, — согласилась Ераиль. — Но догадки и знания разные вещи.

— Что будешь делать теперь? — спросил бывший наемник. Она пожала плечами.

— Постараюсь избежать суда вашего трусливого праведника. Впрочем, — она обвела взглядом поднимающихся воинов. — Едва ли мне это удастся.

— Тебе не сбежать, — подтвердил Зефтеро, прежде ведущий серьезный разговор с Вирдео. — Я тебе не позволю. — Ераиль усмехнулась.

— Не нужно быть тальиндом, чтобы не боятся жреца без бога.

— Аланар мертв, — признал Вирдео. — И многие знания нашего ордена обесценены. Но мы продолжим сражаться за наш мир милостью богов и, если потребуется, вместе с богами за их собственный мир.

* * *

Белые песчинки опускались на Альмир-Азор-Агадор. Они укрывали мертвую землю, забытые могилы, воспоминания о древнем народе и постигшей его трагедии. Белые пылинки опускались на горячую выжженную землю и не таяли, потому что это был не снег. И ни одна песчинка не коснулась Яг-Ра-Таха, и ни одна пылинка не коснулась его меча. Глаза альманда зажглись синим пламенем. Он стал на колено, одну руку положил Люперо на холку, Аштагор оставил возле ног и, протянув горизонту ладонь, сказал:

— Смотри, Люперо, рассвет.